Искупление 2

[Nunziata]

начало тут toll-gate.diary.ru/p201225470.htm?from=last&dis...

7 Еще одно безумство
Странное дело, мысли о Питере Бладе не вызывали больше жгучей ненависти у дона Мигеля де Эспинозы. Вернее, ненависть никуда не делась, но поблекла, перегорела и стала похожа на боль старой раны, которая, как он знал, может ощущаться еще многие годы, постепенно становясь частью тебя.
Он поймал себя на том, что думает о сеньорите Сантане.
Надо же, оказывается, он привык к ней, к ее глубокому звучному голосу, к уверенным и сильным рукам и к легким, почти не причиняющим боли касаниям, когда она перевязывала его. Бедняжку так смущали его выпады. Зря он был груб с ней...
Он невольно сравнил ее с Арабеллой, которая все еще владела его душой.
Миссис Блад представлялась ему рвущимся ввысь огоньком свечи, непокорным и обжигающим. А дочь алькальда Сантаны вызывала в памяти образы языческих богинь, чьи изваяния он видел в Риме, воплотившихся в теле земной девушки. Статная, более плотного чем Арабелла сложения, с высокой грудью, Беатрис Сантана была словно... солнечный ветер. Де Эспиноза удивился себе, что за ерунда, как это ветер может быть солнечным?
Сегодня он еще не видел ее, а уже вечереет. Почему-то ее не было за обеденным столом, и Хуан Сантана ни словом не обмолвился о своей дочери. И она не пришла позже читать этот бесконечный роман, к которому де Эспиноза тоже привык...
С другой стороны, что ему до прелестной Беатрис, перед ним со всей очевидностью вставал вопрос: чем он сейчас займется. Он все еще был адмиралом Испании, хотя, конечно, трехмесячное отсутствие не могло не отразиться на его дальнейшей карьере. Наверняка Королевский Совет извещен уже об исчезновении флотоводца, некогда пользовавшегося особыми милостями Его Величества.
Когда Судьба привела галеон де Эспинозы к месту крушения «Пегаса», остальная эскадра стояла в Санто-Доминго, а вот куда она могла отправиться после — известно одному Богу... или дьяволу. Хорош адмирал, который понятия не имеет, где находятся вверенные ему корабли! Неудивительно, если его уже сместили.
Как только в нему вернулись силы, дон Мигель продиктовал письма — в Королевский Совет и своим капитанам, и поручил их доставку Эстебану, отлично понимая, что упомянутые причины его отсутствия — как то приступ тропической лихорадки и необходимость ремонта корабля - звучат туманно и неубедительно. В любом случае, ему следовало как можно скорее вернуться в Санто Доминго.

Беатрис все-таки пришла, и де Эспинозе бросилась в глаза перемена, произошедшая в ней: прежде она одевалась скромно, но предпочитала светлые, живые тона, теперь же на девушке было темно-коричневое платье с глухим воротом, а лицо стало замкнутым и отрешенным.
Рамиро, который что-то писал в потрепанной тетради, с которой почти никогда не расставался, внимательно оглядел девушку и после приветствия вдруг заявил, что забыл купить нужных ингредиентов для своих тинктур, а посему должен срочно отправиться в лавку аптекаря.
После его ухода в комнате повисло неловкое молчание. Дон Мигель обратил вниманием, что девушка не принесла книгу и хотел было шутливо осведомиться, уж не надоел и ей сеньор Сервантес, но Беатрис заговорила первой:
- Прошу меня извинить, дон Мигель, но боюсь, что я не смогу больше читать вам. Я зашла, чтобы попрощаться.
- Вы уезжаете, сеньорита Сантана? Надолго?
- Да, надолго, - она грустно улыбнулась. - Рада, что у вас все благополучно. Я буду ... молиться за вас.
Де Эспиноза, забыв, что недавно призвал себя сосредоточиться на собственных неурядицах, ощутил беспокойство:
- Куда вы едете?
Беатрис заколебалась, говорить ли ему, но решив, что в этом нет никакой тайны, ответила:
- В аббатство бенедиктинок, это в нескольких лигах к северу от Ла Романы.
- Там находится ваш госпиталь? Почему же вы сказали, что пришли попрощаться?
- Мы больше не увидимся, дон Мигель. Я еду туда, чтобы стать монахиней.
- Вы?! - воскликнул пораженный де Эспиноза, - Я не заметил в вас склонности к монашеской жизни.
- И тем не менее, это так.
- Послушайте, сеньорита Сантана, далеко не редкость, когда девушка принимает постриг не по велению свыше, а по другим причинам, будь то нужда или еще какая беда. Вы молоды и хороши собой, пусть не купаетесь в роскоши, но и не живете в нищете. Что толкает вас к этому?
- Почему вы отказываете мне в душевном стремлении? - начала сердится Беатрис.
- Вы не созданы для монастыря, сеньорита Беатрис. Вы там зачахнете.
- Что известно вам о том, кто создан, а кто нет? - раздосадовано фыркнула девушка.
- Известно, - де Эспиноза говорил быстро и проникновенно, сам не понимая, почему он пытается переубедить ее. - В нашем роду и среди моего окружения не раз случалось, что девушки становились монахинями. Среди них, безусловно, были те, кто услышал в своем сердце глас Божий, или кто надеялся за стенами обители укрыться от несправедливости мира, но еще чаще этого хотела семья. А иногда юным созданиям в монашестве виделся способ убежать от самих себя и даже, прости Господи, они уходили в монастырь из-за несчастной любви. Судьба этих последних достойна особого сожаления.
- Ваши слова отдают богохульством. А я не юное создание, — Беатрис была вне себя от гнева, потому что де Эспиноза оказался слишком близок к истине.
- Даже сейчас вы не можете скрыть своей грусти, - проницательно сказал он, не отрываясь глядя в лицо девушке.
- Я должна идти. Прощайте, - она почти выбежала из комнаты, оставив де Эспинозу в глубокой задумчивости.
Он медленно поднялся из кресла, в котором сидел, и прошелся по комнате. Для него отчего-то было невозможно представать сеньориту Сантану в монашеской косынке, и не потому, что обычно богатое воображение отказалось служить ему, но все его существо вдруг воспротивилось подобному исходу. В голове мелькали смутные догадки, неоформившиеся до конца мысли. Постепенно среди всего этого пестрого вихря появилось и стало набирать силу одно решение.
«Мало я натворил безумств? - насмешливо спросил он себя. - Одним больше. Почему бы и нет».

Беатрис перебирала милые ее сердцу вещицы, которые вместе с перьями и чернильницей хранила в конторке, сделанной из потемневшего от времени ореха.
Черепаховый гребень, инкрустированный перламутром, брошь с крошечными изумрудами, оставшаяся ей на память от умершей несколько лет назад матери, простенькие украшения. Взять что-то с собой?
«К чему? Чтобы они постоянно напоминали о доме? Да и не пристало монахине держать в своей келье безделушки».
Она сгребла все обратно и закрыла конторку.
Слова де Эспинозы нарушили и без того хрупкое душевное равновесие, которого ей удалось достичь к вечеру. Угораздило ее пойти попрощаться с доном Мигелем... а теперь невыплаканные слезы жгли глаза, и она прерывисто вздыхала, загоняя их глубоко вовнутрь.
Немногие вещи Беатрис были уже собраны, и Лусия всхлипывала, не таясь, пока госпожа не прикрикнула на нее.
- Беатрис, ты еще не легла? - услышала она голос отца.
- Нет, отец.
Дверь открылась, и сеньор Сантана переступил порог комнаты. На его лице отражались самые разнообразные чувства: от растерянности до какого-то опасливого восторга.
- Нам надо поговорить.
- Выйди, Лусия, - сказала Беатрис, и когда шмыгающая носом служанка ушла, подняла на отца потухший взгляд: - Слушаю тебя, отец.
- Я только что разговаривал с доном де Эпинозой. Он просит твоей руки, дочь моя.
Пол качнулся под ногами Беатрис, и она оперлась о конторку. Стало трудно дышать.
«Да! Да!» - вскричало сердце.
Но девушка покачала головой:
- Как это возможно?
- Вот и я в замешательстве. С одной стороны, он оказывает нам великую честь, но с другой — я же фактически дал слово отцу Игнасио... Скажи, Беатрис, - Хуан Сантана с тревогой посмотрел на нее, - между вами... эээ, возможно, ты не соблюла себя... - он запнулся, не зная, как объяснить своей невинной дочери терзающее его подозрение.
- Уж не думаешь ли ты, что гранд Испании обесчестил дочь человека, давшего ему приют? - невесело усмехнулась Бестрис, - Не беспокойся, ничего такого не было и быть не могло. Но ты сказал дону де Эспинозе о своем обещании?
- Разумеется, но самоуверенность и гордыня этих Эспиноза непомерны. Он ответил, что раз обряд не был свершен, то и говорить не о чем. И его даже не интересует размер твоего приданого, — с почтительным придыханием закончил сеньор Хуан.
- А мои чувства его интересуют? - сердце Беатрис заходилось в безумном беге, но неожиданно из глубины ее души поднялся протест.
- Не глупи, дочь, - отмахнулся Сантана, думая совершенно о другом - Такая честь... Однако уладить это дело со святым отцом будет непросто...
- Вот значит как. Дон де Эспиноза необычайно самоуверен. Могу ли я поговорить с ним наедине?
- Учитывая изменившиеся обстоятельства, это не вполне пристойно, - очнувшись от своих размышлений, нахмурился сеньор Хуан.
- Мы поговорим в патио, и сможешь наблюдать за нами. Нет никакого повода для беспокойства, - спокойно, но твердо возразила Беатрис отцу.
- Хорошо — неохотно согласился он, - я велю принести факелы, уже совсем стемнело.

Событий последних недель, а особенно этого никак не желающего заканчиваться дня, могло бы хватить на несколько лет размеренной и ничем не примечательный жизни Беатрис, и в этот миг девушке было не до соблюдения приличий. Она спросила с пугающей ее саму немыслимой прямотой:
- Дон де Эспиноза, что побудило вас к такому неожиданному, и боюсь, необдуманному шагу?
Де Эспиноза неподвижно стоял в круге света от двух факелов. Он не смотрел на девушку, и мятущееся пламя бросало резкие тени на его орлиный профиль.
Помолчав немного, он ответил:
- А если я скажу, что ваша прелесть, сеньорита Сантана, вы не поверите мне?
- Не поверю. К тому же вы не любите меня.
- Не будьте столь наивны. Для удачного брака нужно совсем другое. Любовь хороша для поэтов с их сонетами или для юнцов шестнадцати отроду лет. Да и те ее себе придумали, - жестко сказал дон Мигель. - Я ни тот, и ни другой, да и вы изволили заметить, что не являетесь «юным созданием».
Он и раньше заставлял Беатрисе забыть о благоразумии своей язвительностью, а сейчас, когда любовь к нему боролась в девушке с ревностью и ощущением неправильности происходящего, его высокомерный тон, а более того — слова, больно задели ее.
- А как же ваши чувства к донье Арабелле? Или вы себе придумали эту любовь? - выпалила она.
Лицо де Эспинозы исказилось от ярости, он развернулся к Беатрис, и свет факелов был бессилен проникнуть в мрачную бездну его глаз.
- Кто посмел? - с глухой угрозой в голосе спросил он, - Кто назвал вам это имя?
Беатрис отвечала ему бесстрашным и грустным взглядом.
- Вы сами, дон де Эспиноза. Не думаю, что наш брак можно было бы назвать удачным. Или вам нужны еще какие-то доводы?
Он не отвечал, продолжая яростно смотреть на девушку. Тогда она спокойно добавила:
- Прощайте, дон де Эспиноза и будьте счастливы.

8 Не пристало гранду гоняться за строптивой девчонкой

«Черт меня дернул делать предложение и выставлять себя на посмешище? Не лучше ли предоставить прекрасную сеньориту Сантана ее судьбе?»
Проклятая лихорадка! И его болтливый язык! Тайна, которую он считал надежно погребенной в своем сердце, оказывается, стала достоянием гласности. Он опешил до такой степени, что утратил контроль над собой. Но его ярость не испугала девушку, да...
Сначала миссис Блад, теперь своенравная дочка алькальда - обе были с ним дерзки и невоздержны на язык. Он что, стареет? Ну, донью Арабеллу по-крайней мере можно понять, но эта девчонка казалась такой скромной и благовоспитанной...
Дон Мигель вытянулся на ставшей вдруг неудобной постели. Сон не шел, и виной тому было уязвленное самолюбие, гнев и что там еще? Уж не хочет ли он признать, что его интересует эта женщина? Час от часу не легче. Утром все будет выглядеть в ином свете.
«Я порядком загостился в Ла Романе, вот и лезет в голову всякая чушь. Раз уж я в состоянии совершать глупости, то и путь до Санто-Доминго мне по силам».
Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться на своих насущных проблемах, которые требовали скорейшего разрешения.
...Небо уже начинало светлеть, когда де Эспиноза оставил бесплодные попытки продумать свои действия по прибытию в Санто-Доминго. И единственный вывод, к которому он пришел, касался вовсе не его дел.
Есть что-то такое в сеньорите Сантана, из-за чего он не может отпустить ее просто так. Он никогда не отступал, добиваясь своего, а разве можно сдаться сейчас? Утром он поговорит с ней еще раз, и без гнева.
Решив это, дон Мигель сразу же крепко заснул, и поэтому он не услышал раздавшихся сначала в доме, потом на улице шагов и негромких голосов. Затем за окнами зацокали копыта и простучали колеса кареты, увозившей Беатрис Сантана навстречу избранной ею судьбе.
Де Эспиноза проснулся, когда солнце еще только вставало, но прислушавшись, он понял, что в доме алькальда не спят. Ничего бы удивительного, здесь поднимались довольно рано, чтобы успеть завершить утренние дело до наступления жары, но в это утро все вскочили и вовсе ни свет ни заря. Он ощутил скорее любопытство, чем тревогу и, накинув камзол, вышел из отведенной ему комнаты.
Слуга алькальда чуть не налетел на него, неуклюже кланяясь на бегу и бормоча извинения. Де Эспиноза остановил его вопросом:
- Где сеньор Сантана, парень?
- Да как сеньориту Беатрис проводил, так и ушел к себе в кабинет. Знамо дело...
- Так сеньорита Сантана уехала? Когда?!
- На самом рассвете, дон де Эспиноза.
Слуга говорил что-то еще, но дон Мигель уже быстро шел по коридору.
«Уехала! Да что она о себе возомнила! И почему, интересно, я бегу?»
Он распахнул дверь кабинета алькальда, и пригорюнившийся над бокалом вина Хуан Сантана изумленно воззрился на знатного гостя, бесцеремонно ворвавшегося к нему.
- Сеньор Сантана, - отрывисто произнес тот. - По какой дороге поехала ваша дочь?
- Но... дон де Эспиноза, что вы задумали? После вашего разговора Беатрис сказала мне, что вы осознали... ваше заблуждение, и что ваш брак с ней невозможен... Я был огорчен, но....
- У вас найдется хороший конь? - резко прервал его дон Мигель.
- Господи, помилуй... как можно, вы еще не оправились от раны, и Беатрис уже достигла аббатства... Это может закончиться неприятностями...
- Конь, сеньор Сантана! Я неясно выразился? Или, клянусь Господом, неприятности у вас неминуемо случатся. Я позабочусь об этом!
Сантана даже отшатнулся, увидев свирепый взгляд сеньора адмирала.
- Хорошо... - в полной растерянности пробормотал он, - если вы настаиваете.
- Рад, что мы достигли взаимопонимания. Распорядитесь заседлать коня и дайте мне кого-то, кто хорошо знает дорогу до аббатства. И будьте так любезны, поторопитесь.
Сеньор Хуан счел за благо повиноваться.
Они прошли к конюшням и алькальд кивнул на того парня, которого дон Мигель уже видел утром:
- Джакобо поедет с вами, дон де Эспиноза. — он крикнул слуге: - Приготовь Сарацина, а сам бери Марикиту. И быстро!
Оба стояли в молчании, пока слуга седлал лошадей. Хуан Сантана избегал даже смотреть на де Эспинозу. Ему хватило бурного объяснения с дочерью прошедшей ночью. Он не мог слышать их разговор с доном Мигелем, но судя по всему, это Беатрис отказала своему неожиданному жениху, а не наоборот. Право, в нее будто вселилась дюжина чертей! А теперь сеньор адмирал изволит угрожать ему. Было от чего потерять голову бедному отцу...
Джакобо вывел, наконец, Сарацина, и де Эспиноза скептически оглядел невысокого каурого жеребца.
- И эту клячу вы называете конем?!
- Сарацин добрый конь, - с неожиданной смелостью сказал обиженный Джакобо, - не смотрите, дон де Эспиноза, что ростом невелик.
- Дон Мигель! - к ним спешил запыхавшийся Рамиро, - Что случилось? Уж не собрались ли вы совершить верховую прогулку?
- Да, Франциско, ты правильно понял.
- Но это убьет вас вернее удара шпаги!
- Я крепче, чем тебе кажется, - де Эспиноза уже был в седле, но врач схватил коня под уздцы и тогда адмирал повелительно крикнул, всадив каблуки в бока Сарацина: - С дороги!
Рамиро едва успел отскочить, а возмущенный конь, не привыкший к такому обращению, попробовал заартачиться, но оказался тут же усмирен твердой рукой всадника.
Де Эспиноза с места бросил коня в галоп, следом, пригибаясь к шее гнедой кобылы, поскакал Джакобо.
Два всадника пронеслись по улицам пробуждающийся Ла Романы, направляясь на север. Как только они выехали из города, де Эспиноза придержал Сарацина и обернулся к Джакобо:
- Эта дорога ведет в аббатство?
- Да, ваша милость.
- Ты кажешься сообразительным малым, и сеньорита Беатрис, наверняка, была добра к тебе? Мне важно успеть поговорить с ней до того как ворота обители закроются за ее спиной. Есть ли более короткий путь?
Джакобо с минуту раздумывал, недоверчиво посматривая на странного знатного сеньора, а потом нехотя буркнул:
- Есть одна тропка через холмы, там особо не поскачешь, но путь намного короче. Мы выедем на дорогу за лигу до аббатства.
Де Эспиноза кивнул. Даже после небольшого расстояния, пройденного бешеным аллюром, у него кружилась голова. Теперь же он был более уверен, что сможет догнать сеньориту Сантана.
«Не иначе, как я выжил из ума на старости лет. Разве это дело - гоняться за строптивой девчонкой? - насмешливо думал он, направляя коня вслед за Джакобо. - Ну же, кляча, шевелись!»
… Он был несправедлив к Сарацину, тот проявил себя просто замечательно, чего нельзя было сказать о всаднике. Когда узкая тропа вывела их на основную дорогу, де Эспиноза держался в седле исключительно благодаря своей гордости. В груди пекло, словно туда насыпали углей, а перед глазами вспыхивали разноцветные круги.
- Вон они, — обрадовано крикнул Джакобо, указывая влево, и дон Мигель увидел в клубах желтоватой пыли очертания медленно едущей небольшой кареты.
Он послал жеребца вперед, загораживая дорогу.
«Не хватает еще свалиться под ноги этому Росинанту и превратить фарс в драму»

9 Невеста

Дорога вилась, поднимаясь все выше в предгорья. Погруженная в свои переживания Беатрис почти не замечала толчков подпрыгивающей на ухабах кареты и не сразу осознала, что они прекратились.
- Сеньорита Беатрис, уж не разбойники ли? - встревоженная Лусия привстала и выглянула из окошка.
- Откуда им взяться, - грустно улыбнулась Беатрис.
- Ой!
- Что там, Лусия?
- Там... вы лучше сами взгляните! - растерянно и в то же время с восторгом в голосе ответила служанка, садясь на свое место.
Сеньорита Сантана приоткрыла дверцу и замерла, пораженно глядя на того, с кем она уже попрощалась в своем сердце. Очень бледный дон Мигель, сидя верхом на роняющим с удил хлопья пены Сарацине, загораживал им дорогу.
На подкашивающихся ногах Беатрис вышла из кареты, де Эспиноза тоже спешился, и девушка с беспокойством заметила, как трудно ему далось это привычное движение.
- Вы... Что... привело вас сюда, дон де Эспиноза? - ее голос прерывался. - И... это же невозможно... ваша рана!
- Мне показалось, - проговорил он, - что мы не закончили наш разговор, сеньорита Сантана.
- Разве? Мне, напротив, кажется, что мы до конца прояснили ситуацию, - Беатрис слышала хриплое, тяжелое дыхание дона Мигеля, и несмотря на невольный сарказм, ее беспокойство нарастало. - Вам надо лечь, вы очень навредили себе!
- Если только у ваших ног, - усмехнулся он. - Но прежде поговорим.
- Хорошо, мы поговорим, но сядьте по-крайней мере в карету!
- Вы очень добры, сеньорита Сантана, - продолжал усмехаться де Эспиноза, медленно устраиваясь на мягком сидении.
- А вы несносны. И безумны.
- И еще вы как всегда правы, это было безумием. Но я должен был увидеть вас еще раз. Хотя бы для того, чтобы принести извинения за вспышку гнева. Я... не мог и представить, что вам известно... то имя... и не сказал вам всего, что собирался...
- Вы сказали достаточно, - прошептала Беатрис.
Зачем она слушает его, ведь она все решила для себя? Следует отвезти его в близкое уже аббатство и поручить заботам сестры Маргариты. Но девушка ничего не могла с собой поделать.
- И все же выслушайте меня. Вас не должна смущать... донья Арабелла... в настоящем этому нет места. Сожалею, что мои жестокие слова причинили вам боль... Но я не хотел, чтобы вы питали иллюзии... Буду откровенен и сейчас, - паузы между словами де Эспинозы становились все длиннее, он в изнеможении прислонился к обитой тканью стенке кареты и прикрыл глаза. - Вы же здравомыслящая девушка... какая блажь взбрела вам в голову? Со мной вы... могли бы вести такую жизнь, которая была бы вам по нраву... Да хоть вылечить всех больных в Санто-Доминго... Зачем вам хоронить себя за стенами монастыря? Я даю слово не слишком докучать вам... Или я внушаю вам отвращение?
- Но почему? Почему вы так желаете нашего брака? - с волнением воскликнула измученная Беатрис.
Она сидела, не поднимая глаз и кусая губы.
- Я же сказал... меня подвигла на этот шаг ваша прелесть... которую вы не осознаете... - дона Мигеля словно затягивало в темный водоворот, однако он упрямо спросил: - Так вы... принимаете... мое предложение?
Потрясенный его поступком разум Беатрис проиграл битву сердцу.
- Да... - девушка словно со стороны услышала свой тихий голос.
«Я также безумна, как он! Да поможет мне Бог в таком случае!»
- Вот и... славно...
Она отважилась взглянуть на дона Мигеля и пришла в ужас от мертвенной бледности его лица, покрытого каплями пота.
Де Эспиноза почувствовал, как его касаются руки Беатрис. Дернув крючки, девушка распахнула камзол на его груди.
- Дон Мигель! - ахнула она.
- Пустяки... - он нашел в себе силы улыбнуться, прежде чем потерять сознание.

...Очнувшись, дон Мигель обнаружил себя в объятиях своей нареченной, поддерживающей его в сидячем положении. Голова де Эспинозы покоилась на груди девушки, и он нашел, что это весьма приятно. Камзол с него стащили, а грудь под рубашкой вновь стягивала повязка. Чертова рана все-таки открылась, однако сильной боли или слабости он не чувствовал, а значит, все не так уж страшно. Но в любом случае, отплытие придется отложить хотя бы на пару дней. К тому же необходимо уладить кое-какие вопросы с Хуаном Сантаной.
Карета раскачивалась из стороны в сторону, это напомнило де Эспинозе о «Санто Доминго», и он понял, что тоскует по кораблю и морю. Скорей бы!
Он запрокинул голову и хрипло произнес, глядя на встревоженное личико Беатрис, наклонившейся к нему:
- Не могу и выразить, насколько очаровательно пробуждение в ваших объятиях, сеньорита Сантана.
Беатрис сразу же отпрянула:
- Не сочтите мое поведение непристойным, оно вызвано лишь желанием уберечь вас от толчков при езде, дон Мигель.
- Похвальное желание, - не сдержал усмешки де Эспиноза, выпрямляясь на сидении и откидываясь на стенку кареты. - Куда мы едем? - счел нужным поинтересоваться он, не вполне уверенный в намерениях Беатрис — учитывая ее характер и необычные обстоятельства.
- В аббатство.
Де Эспиноза приподнял бровь:
- Мне послышалось, или вы приняли мое предложение?
- Да, дон Мигель, но вы были без чувств, ваша рана...
- Я вполне сносно себя чувствую, сеньорита Сантана, - тоном, не терпящим возражений, заявил он, - Небольшой упадок сил - обычное дело после ранения и долгого времени, проведенного в постели. Я слишком разнежился благодаря вашей неустанной заботе. Не будем утруждать еще и сестер-бенедиктинок, у них и без меня хватает страждущих.
- Как скажете, - подозрительно легко согласилась Беатрис.
Сидящая напротив них Лусия хмыкнула, но тут же ее лицо стало равнодушным, даже туповатым: служанка всем своим видом демонстрировала, что на нее не стоит обращать внимания.
Сеньорита Сантана, выглянув из окошка, крикнула:
- Хайме, поворачивай! Мы возвращаемся в Ла Роману! - затем она повернулась к де Эспинозе и строго сказала: - Вам не стоило подвергать вашу жизнь такому риску. Если вы упали бы с Сарацина из-за своей слабости и свернули себе шею, чувство вины, что я послужила тому причиной, отягощало бы мою совесть до конца дней моих.
Де Эспиноза даже поперхнулся от удивления.
«Вот дерзкая девчонка!»
- Обещаю больше так не делать, сеньорита Сантана, - нарочито смиренно ответил он и тут же иронично добавил: - Если вы пообещаете больше не перечить мне и не пытаться избегать... своей судьбы.
«Перечить? Жена должна быть покорна мужу и его желаниям, - девушка вспомнила, чему ее учили, и те обрывки разговоров, которые ловил ее чуткий слух, и это вдруг наполнило ее неясным томлением. - Каковы же будут его желания...»
Беатрис встряхнула головой, отгоняя странные ощущения, и в ее глазах сверкнул непочтительный задор:
- Боюсь, мне сложно дать такое обещание, но обещаю приложить к тому все усилия.
- Приложите, - уже серьезно сказал де Эспиноза, пристально глядя на нее. - И мы поладим.
Снаружи ржали лошади, Хайме, пытающийся развернуть карету на узкой дороге, отчаянно ругался с Джакобо.
Внутри кареты царило молчание: гранду Испании и дочери полунищего идальго еще предстояло осознать перемены, так внезапно произошедшие в их жизнях.

10 Санто-Доминго

Река Осама, очень широкая здесь, в самом устье, лениво несла свои мутные воды в Карибское море. Беатрис выглянула из окошка кареты и посмотрела вперед, на Санто-Доминго, лежащий на том берегу. Позади остались Ла Романа, долгие лиги утомительного путешествия, и кто бы знал, что ждало ее впереди?
Карета въехала на мост, соединяющий восточный берег Рио Осама с западным.
- Беатрис, посмотри, вон крепость Осама и Торре-дель-Оменахе, - сеньор Сантана махнул рукой влево, указывая на темную массивную башню за зубчатыми стенами. - Толщина стен непомерна, но проклятому еретику Дрейку удалось-таки взять крепость. А вон там Aлькaсap-дe-Koлoн, резиденция королевского наместника.
В другое время Беатрис непременно и с большим интересом принялась бы рассматривать и башни и дворец, но сейчас ее мысли были далеко, а сердце то замирало, то пускалось вскачь.
Отец, наряженный в свой лучший камзол темно-серого бархата, также не мог скрыть волнения.
- Я не понимаю его, - сказал он вдруг безо всякого перехода, но девушка прекрасно знала, кого он имеет в виду. - Зачем ему понадобилось жениться на тебе? Да еще с такой почти скандальной поспешностью... У меня был очень неприятный разговор с отцом Игнасио...
Беатрис только пожала плечами. Она и сама не понимала дона де Эспинозу.

… До самой Ла Романы они не проронили больше ни слова: дон Мигель дремал, привалившись к стенке кареты, а девушка изучала лицо неожиданного посланного ей Провидением жениха, как будто видела его в первый раз.
Хуан Сантана и сеньор Рамиро, оба не находящие себе места от беспокойства, встречали их в воротах. Последний, заметив позади кареты рысившего с пустым седлом Сарацина, привязанного за повод, и вовсе пришел в ужас. Доктор не стал ждать, пока Хайме остановит лошадей. Бросившись вперед, он распахнул дверцу и при виде бледного лица своего пациента только всплеснул руками:
- Всеблагой Боже!
- Брось, Франциско. Я все еще жив, как видишь, - однако, дон Мигель вынужден был опереться о руку врача, выходя из кареты.
Сеньор Сантана в свою очередь воззрился на Беатрис, точно на выходца с того света.
- Отец, это я.
- Я вижу, дочь. Итак, ты вернулась? - тихо спросил он. - И ты принимаешь предложение дона де Эспинозы?
Задавая этот вопрос, он кинул быстрый тревожный взгляд на будущего зятя, и Беатрис подумала, уж не опасается ли отец, что тот падет бездыханным или рассмеется и заявит, что им всем это показалось, или вовсе растворится в воздухе.
Конечно, ничего такого не произошло, а дон Мигель обернулся и негромко, но довольно твердо проговорил:
- Мы должны обсудить некоторые вопросы, сеньор Сантана. Я не хочу откладывать свадьбу.

Открывшаяся рана не представляла большой опасности для жизни де Эспинозы, и через два дня он категорично заявил, что больше не намерен оставаться в постели, и каким бы радушным ни был прием и приятным общество его невесты, накопившиеся дела требуют, чтобы он немедленно отправлялся в Санто-Доминго. Он ожидал приезда Беатрис и ее отца за 2 недели до Рождества и великодушно предложил снять для них дом, на что уязвленный сеньор Хуан ответил, что в этом нет необходимости, его младшая дочь живет с мужем в пригороде Санто-Доминго.
Дон Мигель желал обвенчаться сразу после празднеств, что вызывало глубокое недоумение у Хуана Сантаны. Хотя он не спорил с сеньором адмиралом, успев усвоить всю бессмысленность этого занятия. Церемония предполагалась скромной, де Эспиноза довольно пренебрежительно заметил, что за свою длинную жизнь устал от пышности — и не слушал робкие возражения огорченного сеньора Сантаны.
У Беатрис тоже состоялся весьма тяжелый, больше похожий на допрос с пристрастием разговор с отцом Игнасио. Священник появился в их доме на следующий день после сорвавшегося водворения девушки в обитель и сначала долго беседовал с сеньором Сантаной и доном Мигелем, а потом взялся за Беатрис. Точно спохватившись, он задавал и задавал самые откровенные вопросы, сверля ее мрачно горящими глазами. Но ей нечего было скрывать, ведь святого отца больше интересовали вопросы плотского греха, и она отвечала спокойно и уверено, ни разу не дрогнув и не отведя взгляд. Отцу Игнасио пришлось оставить ее в покое, а когда они все собрались в гостиной, он лишь высказал угрозу, что их брак могут признать недействительным, поскольку гранду Испании нужно разрешение самого короля. Это встревожило Хуана Сантану, да и Беатрис тоже, на что де Эспиноза дерзко заметил, что берется уладить и этот вопрос.
В эти дни дон Мигель общался с девушкой со снисходительной учтивостью, - как и в первый свой приезд. Он перестал отпускать в ее адрес ироничные замечания и колкости, что должно бы радовать Беатрис, а вместо этого она чувствовала почти что сожаление.
«Я сама не знаю, чего хочу» - сердилась она на себя.
Впрочем, возможностей для общения — принимая во внимание изменившийся статус - у них практически не было.
Лишь перед самым отплытием, улучив момент, когда великодушный сеньор Рамиро случайно ли, намеренно ли оставил их наедине, де Эспиноза серьезно сказал, глядя в глаза Беатрис:
- Вы так смотрите на меня, будто я призрак или скорбен умом. Я отдаю себе отчет в каждом произнесенном мной слове. Да простит меня Господь, но я не могу представить вас в монастыре, в вас слишком много жизни. Я богат и знатен, в моем доме вы будете пользоваться не меньшей - а то и большей свободой, чем в доме вашего отца. А я не собираюсь быть слишком навязчивым, - он усмехнулся уголком рта. - Испания выполняет свои союзнические обязательства в войне с Францией, и возможностей обременять вас своим присутствием у меня будет не так уж много. Взамен я требую вашей преданности, и чтобы вы были достойны имени де Эспиноза. Я ясно излагаю?
- Да, дон Мигель, - Беатрис опустила глаза.
«Разочарована? Ты хотела услышать нечто совсем иное? Что он любит тебя, не так ли? Или хотя бы, что ты желанна ему? Еще не поздно все изменить...» - насмехалась вредная маленькая девчонка внутри сеньориты Сантана.
«Не буду я ничего менять... моей любви может хватить и на двоих»
«Ну-ну. Блажен, кто верует...»
...Но девушка не пожелала слушать противный голосок, а теперь, глядя про проплывающие мимо окошка кареты дома, ощущала, как ее все больше охватывают сомнения.

***

Инесс, которой уже сравнялось двадцать три года, вышла замуж прошлым летом за небогатого, но имевшего доброе сердце Родриго де Колона и жила теперь в небольшом доме на западной окраине Санто-Доминго.
Когда запыленная карета въехала во внутренний двор, Инесс стояла на пороге дома, рядом с невыскоим, плотным сеньором де Колон, радушно улыбавшимся тестю и своячнице. Шелковая мантилья не могла скрыть беременности Инесс, и распахнувшая дверцу Беатрис радостно захлопала в ладоши. Она соскочила на землю и подбежала к младшей сестре.
Сестры ладили между собой, но глубокой привязанности между ними не было: слишком различные натуры не позволяли девушкам сблизиться. Но, проведя год в разлуке, они очень соскучилиь друг по другу, и еще им надо было столько всего обсудить!
Инесс сгорала от любопытства: получив письмо отца, в котором он сообщал о предстоящей свадьбе старшей сестры, и не с кем нибудь, а со знатным сеньором, она не просто удивилась, а испытала настоящее потрясение! Сами обстоятельства знакомства, а особенно то, что Беатрис ухаживала за доном де Эспинозой в дни его болезни, были донельзя романтичными и казались взятыми из старинной баллады. Правда, будущий супруг был чуть ли не вдвое старше своей избранницы, но этот, по мнению сеньоры де Колон, недостаток искупался его родовитостью и богатством. Конечно, в миловидности старшей сестре не откажешь, но признаться, Инесс думала, что та давно приняла постриг, письма из дому приходили редко, а дело казалось решенным еще в прошлом году. И теперь при первой же возможности она забросала Беатрис вопросами.
Они сидели на низком диванчике в комнате, отведенной для Беатрис. В открытые окна долетал отдаленный шум: два возницы не поделили узкую улочку. Отец и Родриго де Колон остались в зале, пропустить по стаканчику-другому после ужина, и Инес ничего не мешало приступить к расспросам. Больше всего ее, как и их отца, интересовало, почему дон де Эспиноза остановил свой выбор на дочери алькальда захудалого городка, и кроме того, вся эта спешка со свадьбой. Но здесь Инесс ожидало разочарование: она получила довольно-таки скупые пояснения, и ей пришло в голову то же подозрение, что и сеньору Сантана:
- Беатрис, ведь ты долго ухаживала за доном де Эспинозой, пока он был болен. Так долго и так хорошо, что он предложил стать его женой... От меня то можешь не таиться, я не выдам тебя. Скажи, у вас уже было это?
- Что это? - возмущенно спросила Беатрис, догадавшаяся о ходе мыслей сестры: ну почему все подозревают их в плотской связи, когда ее жених и вовсе намекает, что не намерен особо докучать ей?!
- Ну... он взял тебя, как муж берет жену?
- Нет!
Инесс смотрела недоверчиво:
- И даже не попытался? Он хотя бы целовал тебя?
- Инесс, - строго сказала сеньорита Сантана, - дон де Эспиноза — человек чести!
- Оооо, - разочаровано протянула младшая сестра, - даже не целовал? И ты, конечно же, ничего не знаешь о том, что происходит между мужчиной и женщиной?
- Как и ты не знала, - заметила Беатрис, - но это, кажется, тебе не помешало?
Сеньора де Колон лукаво улыбнулась:
- Не помешало. Но Родриго добрый человек и был терпелив со мной. А то, что рассказывают про дона де Эспинозу... - она вдруг посерьезнела: - Я мало знаю и не хочу тебя пугать, но судя по всему, твой будущий муж вспыльчив и жесток.
- Дон де Эспиноза всегда был достаточно учтив, - однако голос Беатрис дрогнул, а сердце сжалось.
- Наклонись ко мне, - улыбнулась Инесс, - тебе будет полезно все-таки узнать кое-что о супружеской жизни.
Младшая сестра зашептала на ухо Беатрис, и у той сразу же заалели щеки.
- Не может быть! - воскликнула она.
- Тише, не кричи. Еще как может! А еще вот так... - сеньора де Колон вновь приблизила губы к ее уху и едва слышно продолжила делится сокровенным опытом, приводя теперь уже Беатрис в состояние потрясения.

11 Свадьба

Хуан Сантана обговорил последние детали с де Эспинозой и объявил своей дочери, что свадьба назначена на 30 декабря. Он дал понять Беатрис, что до этого дня она не увидит своего будущего супруга.
«И так скоропалительная женитьба дона де Эспинозы взбудоражила весь город», - непреклонно заявил ей отец.
Беатрис украдкой вздохнула: она все-таки надеялась, что их встреча с доном Мигелем будет возможна. Девушка впервые за свою жизнь не чувствовала под ногами твердой опоры, и оказывается, ей не хватало его насмешливого взгляда и уверенного тона, словно это могло дать ей ту поддержку, в которой она сейчас отчаянно нуждалась.
«Церемония состоится в соборе Санта-Мария-ла-Менор, так решил сеньор адмирал. Мы обязательно совершим прогулку, и ты все увидишь. Собор очень красив», - в заключение добавил сеньор Сантана.

Сочетающий в себе строгость и изящество линий кафедральный собор, со сложенными из золотистого камня стенами, был старейшим в Санто- Доминго — и во всем Новом Свете. Беатрис вместе с отцом, сестрой и Родриго де Колоном посетила Рождественскую мессу и пришла в восхищение от великолепного убранства храма, его искусно вырезанных из дерева статуй и серебряного алтаря.
За три дня до назначенного срока дон Мигель прислал свадебный наряд - богато расшитое золотыми нитями платье из алого бархата, с узким лифом, украшенным тончайшим кружевом. Инесс с увлечением рассматривала затейливую вышивку и тормошила натянуто улыбающуюся сестру, недоумевая, почему та не разделяет ее восторгов.
Неумолимое время ни на миг не останавливало свой бег, и вот первые лучи солнца, знаменующие наступление такого важного для Беатрис дня, упали на высокую Торре-дель-Оменахе. Девушка почти не спала эту ночь, бесконечно спрашивая себя, верным ли был ее выбор, пытаясь представить свою жизнь в качестве жены сиятельного гранда и осознавая, что любые ее измышления скорее всего окажутся далекими от реальности.
Суета началась в доме Родриго де Колона с раннего утра. В комнату Беатрис притащили большую лохань, служанки сновали туда сюда с кувшинами, наполняя ее.
Девушка с наслаждением опустилась в горячую воду, и Лусия, смахивая пальцами слезы, занялась ее волосами, бережно перебирая длинные густые пряди.
- А сейчас-то о чем твои слезы? - спросила Беатрис. - Все устроилось, как нельзя лучше, и дон де Эспиноза не возражает, если ты останешься со мной. Или ты хочешь вернуться?
- Я вас не оставлю госпожа... Как вы будете, совсем одна?
- Ты как будто не рада за меня?
- Мало ли что... Всегда хорошо, если есть на кого положиться, - уклончиво ответила служанка.
Беатрис не стала больше допытываться у нее о причинах внезапной смены настроения, ей хватало собственных сомнений и опасений. Единственное, в чем девушка была все же уверена — это то, что любовь к дону Мигелю заполняет ее сердце и как будто становиться все горячей.
Но все шло так странно... А тут еще слова Инесс про нрав дона де Эспинозы, и... про то, другое, что неминуемо будет ожидать Беатрис после свадьбы... Она почувствовала, как щеки вновь потеплели: ее смутные догадки о том, что происходит на брачном ложе, не вполне отвечали тому, о чем с беззастенчивой откровенностью поведала Инесс.
Это вызывало безотчетный страх и вместе с тем сладкое предвкушение: младшая сестра не выглядела несчастной - напротив, она со смущенной и лукавой улыбкой призналась, что не избегает объятий мужа, но Родриго де Колон совсем не похож на дона де Эспинозу.
Ах, если бы дон Мигель оказался хотя бы вполовину терпелив с Беатрис, как сеньор де Колон с ее сестрой!
…В черном с серебром камзоле, гордо вскинув голову, де Эспиноза стоял у алтаря в заполненном людьми храме, ожидая свою невесту. Беатрис вгляделась в его застывшее лицо с суровой складкой, залегшей у рта. К своему огорчению, в черных глазах дона Мигеля она не заметила ни теплоты, ни радости.
Сама церемония прошла для девушки как в тумане. Ошеломленная всем происходящим, она едва расслышала обращенные к ней слова священника, и ее ставшие чужими губы с трудом выговорили брачную клятву. В руках де Эспинозы появились тринадцать освященных золотых монет, которые он по древнему ритуалу преподнес своей жене. Беатрис подставила ладони, принимая дар, и, запинаясь, ответила словами о безграничном доверии супругу. Дон Мигель коснулся холодными губами ее губ, затем священник объявил их мужем и женой.
Де Эспиноза подал ей руку и девушка оперлась о нее. На выходе она на мгновение споткнулась, по привычке направившись в сторону отцовской кареты, но дон Мигель слегка сжал ее пальцы.
- Не туда, донья Беатрис. Прошу вас, - и он указал на свой великолепный выезд.
В карете он чуть улыбнулся ей и сказал суховато, но вполне дружелюбно:
- Во время свадебного пира вам придется столкутся со множеством незнакомых людей, многие из которых раздуются от важности при виде провинциалки. Не слишком придавайте этому значения. До сих пор вы хорошо держались, продолжайте в таком духе.
Беатрис недоверчиво посмотрела не него: уж не изволит ли шутить сеньор муж, ей самой казалось, что ее увлекает неистовый ураган.
Сам пир также запомнился какими-то яркими вспышками: блеск золота и драгоценных камней, украшавших роскошные одежды гостей, незнакомые лица, сливающиеся в пестрый хоровод. Немного растерянный отец и веселая сестра мелькнули и пропали в толпе.
Стемнело, и слуги зажгли свечи в канделябрах. Беатрис казалось, что это празднество никогда не закончиться. Она сидела, не отрывая взгляда от блюда, находящегося перед ней, и от волнения не могла проглотить ни кусочка из тех изысканных яств, которые уставляли стол. Ей было жарко, тесный лиф стеснял дыхание, и больше всего ей хотелось остаться одной, но она понимала, что этому желанию вряд ли суждено исполниться.
Дон Мигель сидел рядом с ней, его темная фигура одновременно притягивала и внушала страх.
В какой-то момент Беатрис подняла голову и встретилась глазами с пристальным и неприязненным взглядом дона Эстебана де Эспинозы. Она вздрогнула от неожиданности: в Ла Романе тот не обращал никакого внимания на девушку, чем же она могла вызвать его немилость? Неужели тем, что стала женой его дяди? И было в этом взгляде что-то еще, что она не могла понять, но от чего ей стало не по себе.
- Донья Беатрис, - негромко сказал ей муж, - я пригласил актеров позабавить гостей. Сейчас начнется представление, а вам самое время удалится, не привлекая излишнего внимания. Мерседес и ваша Лусия проводят вас.
Беатрис только кивнула, не в силах издать ни звука.

Мерседес оказалась худощавой женщиной средних лет с неулыбчивым лицом.
По тому, как сноровисто она принялась освобождать Беатрис от такого красивого и такого неудобного платья, та поняла, что опыта новой служанке не занимать. Нарядно одетая Лусия тоже чувствовала себя неуютно рядом со строгой Мерседес, которая не поддержала начатого ею шутливого разговора.
Лусия виновато посмотрела на Беатрис и начала вытягивать шпильки, распуская тяжелые густые волосы своей госпожи.
Беатрис разглядывала себя в зеркало, борясь с неуверенностью и время от времени кидая опасливые взгляды на широкую кровать под балдахином.
«Большинство женщин проходят через это и даже остаются живы, - напомнила о себе насмешливая девчонка. - А некоторые — подумать только - еще и довольны жизнью. Вспомни-ка Инесс»
Однако, пример сестры служил лишь слабым утешением.
Лусия взяла приготовленную рубашку и помогла Беатрис надеть ее, затем заплела ее волосы в косу.
Обе служанки поклонились Беатрис и пожелали ей доброй ночи. Она осталась одна и нерешительно присела на краешек кровати.
На изящном трехногом столике был поднос с фруктами. Рядом с подносом стоял графин с вином и два небольших бокала. Пламя свечей зажигало в темном вине рубиновые блики и мягко высвечивало детали богатой обстановки, придавая таинственность полутемной спальне.
Беатрис помедлила немного и легла. Она забралась под шелковое покрывало и попыталась собраться с мыслями.
Она чувствовала замешательство: дон Мигель был так сдержан, даже холоден. Как знать, не представлял ли он на месте Беатрис ту самую донью Арабеллу и не сожалел ли о своем поспешном предложении. Кроме того, она не могла не думать о том, что в любую минуту дверь откроется и ее муж войдет в спальню. Ее страшило то, что должно случиться этой ночью. Все же постепенно она успокоилась и даже задремала, утомленная волнениями безумного дня.

...Беатрис проснулась как от толчка. Она открыла глаза, и ее сердце бешено забилось: ее супруг, сменивший черный камзол на черный же халат, надетый поверх рубахи, стоял в изножье кровати и смотрел на нее сумрачным взглядом.
Его отрешенный вид окончательно лишил Беатрис присутствия духа. Дрожа как от озноба, она натянула покрывало до самого подбородка.
«Он здесь только для того, чтобы исполнить свой долг... Я совсем безразлична ему...» - мелькали вспугнутыми чайками ее мысли, и даже та, другая Беатрис, всегда выручавшая ее в трудную минуту, на этот раз молчала.
Де Эспиноза скинул халат и опустился рядом с ней на постель.
- Донья Беатрис, готовы ли вы принять меня? - услышала девушка его равнодушный голос и ее страх перерос в ужас.
Она облизнула пересохшие губы и зажмурилась.
Муж осторожно стянул покрывало, потом Беатрис почувствовала его руку на своем колене. Он медленно провел по ее бедру, сдвигая сорочку, и навалился сверху. Девушка судорожно вцепилась в подол сорочки и стиснула ноги. Несколько мгновений ничего не происходило, потом де Эспиноза вздохнул и снял с нее свой вес.
- Можно обойтись и без этого, - вдруг сказал он глухо, - К тому же я дал слово не обременять вас своим присутствием.
Глаза Беатрис изумленно распахнулись. Криво усмехаясь, дон Мигель сидел рядом с ней, и в его глазах была грусть.
- А как же доказательство... — неожиданно для самой себя пролепетала она.
- Какое еще доказательство?
Беатрис отхватили растерянность и стыд, отчаянно краснея, она ответила:
- Свершения брака...
- Хм, и в самом деле. И доказательство вашей добродетели тоже, - кажется, к де Эспинозе вернулась его ирония: - Дело решаемое.
Он встал с кровати и подошел к столику.
- Не вполне подходит, но согласитесь, было бы странно отправиться в спальню к молодой жене с кинжалом или шпагой, - проговорил он, беря небольшой нож с закругленным лезвием, предназначенный для фруктов: - Обычно все ножи в моем доме отменно заточены..
- Что... что вы собираетесь сделать? - недоуменно спросила Беатрис.
- Позаботиться о вашей репутации, дорогая жена. И о моей тоже.
Де Эспиноза полоснул себя по предплечью, бормоча:
- Никогда бы не подумал... Теперь это уже даже не фарс, а пьеса, достойная балагана на деревенской ярмарке...
Из пореза обильно выступила кровь, и он стряхнул несколько тяжелых капель на простыню.
- Думаю, достаточно. А теперь спите.
- А вы? - Беатрис была совсем сбита с толку таким поведением своего супруга, одновременно ощущая облегчение, благодарность и...
«Разочарование» - подсказала вернувшая маленькая вредина.
- Придется побыть еще немного в вашем очаровательном обществе, - добродушно ответил дон Мигель, устраиваясь на кровати поодаль от Беатрис: - Надо же блюсти... репутацию. Спокойной ночи, донья Беатрис.

12 Утро

- Доброе утро, донья де Эспиноза.
Беатрис открыла глаза: шторы были отдернуты, и яркое солнце позднего утра заглядывало в комнату. Возле кровати стояла Мерседес с куском полотна, перекинутым через плечо, и глубокой миской в руках.
- Мерседес? Зачем ты принесла это?
Служанка окинула ее скептическим взглядом и терпеливо, будто втолковывая неразумному ребенку, ответила:
- Я обмою вас. Кроме того, я должна забрать простыню, что бы вывесить ее в знак того, что ваш брак стал действительным.
«И увидеть, что кровь есть только там» - чуть ли не в панике подумала новоиспеченная донья де Эспиноза.
Она была довольно неприхотлива и не предполагала, что служанка явится помочь ей в столь деликатном деле.
Мерседес поставила миску на столик и повернулась к донье де Эспиноза, ожидая когда та изволит выбраться из-под покрывала. Но Беатрис еще тщательнее закуталась в плотный шелк и, постаравшись придать голосу как можно больше уверенности, сказала:
- Позови Лусию. Она сделает все, что нужно.
Служанка пожала плечами и удалилась столь величественно, словно это она была здесь госпожой.
А Беатрис осталась лежать, чувствуя, как слезы вскипают на ее глазах.
На смену страху пришли обида и горечь. После разговоров с сестрой Беатрис робко надеялась, что и дон Мигель проявит немного нежности и будет добр с ней. Но все пошло совсем по-другому, его надменная суровость напугала ее, и она не смогла справиться с собой... Неужели она настолько непривлекательная для своего супруга, что он предпочел оставить ее в покое? Зачем же он тогда женился на ней?
- Донья Беатрис! О, вы плачете? Вам больно? - прозвенел над ней встревоженный голос Лусии.
Беатрис сердито вытерла слезы и с отчаянием посмотрела на служанку, вызывая у той еще большую тревогу:
- Вы можете встать? Прикажете приготовить укрепляющий отвар?
- Ничего не нужно, Лусия, - ответила она, садясь и спуская ноги на пол.
- Той мегере срочно понадобилась простыня, - неодобрительно сказала служанка.
- Ну так отдай ей требуемое, - Беатрис встала с кровати и перешла в кресло, стоящее в углу.
- Подождет, сперва я поухаживаю за вами.
- Ничего не было. Дон де Эспиноза не притронулся ко мне.
- Но как же... - Лусия покосилась на разворошенную постель.
Донья де Эспиноза закусила губу и отвернулась.
- Я мигом, - пробормотала служанка и метнулась к двери, комкая простынь со злополучным доказательством «свершения брака».
- Это моя вина, - с горечью проговорила Беатрис, когда та вернулась. - Я не совладала со своим страхом.
Лусия покачала головой:
- Ох, донья Беатрис! Простите, что говорю вам такое и вроде откуда мне знать, но слуги сведущи в делах господ - даже самых сокровенных, намного больше, чем те полагают. Такого мужчину, как дон де Эспиноза, не остановили бы ни ваши слезы, ни ваш страх. Я успела кое-что услышать о нем, знайте, что до сих пор он вел жизнь, далекую от праведности, и не чурался женщин.
Беатрис хотела было возмутиться, но, глядя на расстроенную девушку, передумала. Лусия не раз доказывала свою преданность, и их отношения давно переросли рамки, установленные для госпожи и служанки.
- Значит, я совсем не пробуждаю в нем желания...
- Возможно, дон де Эспиноза не оправился после ранения, - осторожно сказала Лусия.
- Возможно, - вздохнула Беатрис. - Ты не знаешь, где мой муж?
- Я видела дона де Эспинозу утром, он давал распоряжения Фернандо, управляющему. Кажется, он отправлялся в гавань и не был намерен возвращаться сегодня.
- Вот как? - у доньи де Эспиноза снова защипало в глазах.
Она подошла к окнам: оказывается, отсюда были видны море и гавань с лесом корабельных мачт. Где-то там находился ее супруг, занимаясь тем, к чему его сердце лежало гораздо больше, чем к общению с молодой женой.
«Прекрати разводить сырость! Ты ведь и раньше знала, что он женится на тебе без любви. Никто не мешает тебе почитать его... как отца. А теперь пора встряхнуться и приняться за дела: вряд ли у доньи де Эспиноза их меньше, чем у сеньориты Сантана»
***
Думая о своем супруге, Беатрис не могла бы и вообразить, чем он на самом деле занимался в тот миг.
Дон Мигель, закрывшись в своей каюте на «Санто-Доминго», основательно и со знанием дела напивался.
...Та доверчивость, с которой заснула его жена, свернувшись клубочком под покрывалом, тронула его. Некоторое время он смотрел на нее, борясь с искушением поправить прядь волос, упавшую ей на щеку.
Не стоит ее беспокоить.
Вздохнув, де Эспиноза поднялся с кровати, решив отправиться к себе и тоже немного поспать.
Он тоже хорош! Какого дьявола ему потребовалось связывать себя узами брака, да еще давать такие обещания? Хотя если Беатрис согласилась только поэтому, тогда понятно, почему она перепугалась до полусмерти, увидев его в своей спальне. Что же, он сделал то, что сделал, что проку сожалеть? Кроме того, он продолжал ощущать, что Беатрис странным образом нужна ему.
Пусть прекрасная донья де Эспиноза привыкает к новой роскошной жизни. Надо сказать Фернандо, пусть не препятствует ей совершать прогулки, только подберет пару толковых парней для ее сопровождения. Да, и послать записку отцу Кристиану в госпиталь Святого Николаса - это если Беатрис возжелает и здесь проявлять чудеса милосердия.
А у него - неужто мало других забот? Не без труда ему удалось сохранить свое положение - не в последнюю очередь благодаря особому расположению его католического величества, которое тот по необъяснимой прихоти питал к обоим братьям де Эспиноза.
И еще тому, что на сезон дождей традиционно приходится перерыв в военных действиях, и эскадра продолжала стоять в Санто Доминго — даже если погода в этому году была благоприятная. Однако пришло время потревожить их французских соседей,- такое решение было принято на последнем совете, состоявшемся у королевского наместника. Эскадра выйдет в море со дня на день, а он, пожалуй, отправится на свой галеон с самого утра. Да, несколько недель в море — то, что ему нужно сейчас.

Часовые «Санто-Доминго» наверняка удивились, увидев дона де Эспинозу, о неожиданной женитьбе которого не слышал разве что глухой, появившегося на корабле ранним утром.
Но они невозмутимо отсалютовали ему - им-то что, раз уж сеньору адмиралу не лежится на ложе с молодой женой.
Дон Мигель выслушал рапорты своих офицеров и отдал распоряжения, назначив выход кораблей в море на следующий день. Затем он уединился в своей каюте, велев не беспокоить его по пустякам.
Вопреки чаяниям, привычная обстановка не принесла ему облегчения. Он совсем перестал понимать себя и продолжал размышлять, пытаясь вновь найти ту широкую дорогу, по которой двигался всю жизнь, а не эти извилистые тропки, по которым блуждал сейчас.
Де Эспиноза подошел к шкафчику и достал бутылку той самой малаги, которой угощал донью Арабеллу.
Наполняя бокал, он усмехнулся: его люди испытали бы еще большее удивление, узнав, что их командир пьет драгоценное вино как простое пойло, отгоняя от себя неожиданные и упорно не желающие покидать его воспоминания о гладкой шелковистой коже жены под его ладонями, очертаниях бедер и пышной высокой груди под тонкой тканью сорочки...
Мигель де Эспиноза отнюдь не пренебрегал плотскими утехами и предавался сладкому греху с неистовством, отвечающем его пылкой натуре, за что не раз подвергался порицанию отца Амброзио. Но по большому счету, женщины не играли такой уж важной роли в его жизни. Де Эспиноза ценил то наслаждение, которое они могли подарить, но легко и без сожалений расставался с ними. Истинной его страстью всегда оставалось только море. Так было всегда.
Однако в дочери алькальда Сантаны дон Мигель почуял нечто, что притягивало его — как далекий огонь, мерцающий в ночи, манит припозднившегося путника. При этом он даже не мог бы сказать, что воспылал к своей жене любовью, хотя, разумеется, он ощутил прилив желания в те краткие мгновения, когда касался Беатрис.
Что же его остановило от того, чтобы настойчиво воспользоваться своим супружеским правом? Неужели ужас, плеснувший в ее глазах? Да кто из мужей обратит внимание на страхи новобрачной в первую ночь? От жены требуется послушание, а все остальное... Еще совсем недавно он не подумал бы сдерживать себя, однако этой ночью к нему внезапно пришло ясное понимание, что сделав это, он разрушит что-то неуловимое, но очень важное...
И в итоге он сам отказался от Беатрис. Нет, он точно выжил из ума!
…Драгоценное вино быстро закончилось, однако смятение, царившее в мыслях адмирала Испании, никуда не делось. Он и не подозревал, что так изменился за столь короткое время. Не иначе как донья Арабелла тому виной. Встреча с ней прошлась бешеным ураганом по его душе, вывернув ее наизнанку...
В голове бродили мысли о неудавшейся мести и невозможной любви. Будь ты проклят, Педро Сангре!
«Пришла очередь пойла», - подумал дон Мигель и, кликнув Хосе, велел подать ром.
Слуга опешил: никогда доселе сеньор адмирал не снисходил до столь презренного напитка, и где, интересно, он раздобудет ром? Впрочем, ему было не привыкать, да и в порту Санто-Доминго чего только не сыщещь.
…Солнце наполовину опустилось за горизонт, одна бутылка рома пуста, во второй осталась едва ли четверть, а блаженное отупение все не наступает. Вот только кто подмигивает ему багровым оком из угла каюты, где тьма гуще всего? Дьявол пришел по его душу? Давно пора. А рядом чья тень?
- И ты здесь, брат, - едва слышно шепчут губы де Эспинозы. - Что, нет тебе покоя? Прости меня... если сможешь.

@темы: Рафаэль Сабатини, Фанфики