Spanish Ladies

[momond]

Хочу представить уважаемому сообществу старинную британскую песню.
В первый раз упоминание о ней мне попалось у Киплинга, в романе "Свет погас"

"Без дальнейших разговоров Нильгау затянул тот знаменитый напев, что сливает воедино и глубоко трогает сердца морских бродяг:
— Простите-прощайте, испанские девы,
Простите-прощайте, о девы Испании.

Дик взволнованно заёрзал на диване, представив себе, как «Барралонг» с плеском рассекает зеленые морские воды, держа курс туда, где сияет Южный Крест. И вот припев:
Будем петь и гулять мы, как принято это у истых матросов английских,
Будем петь и гулять на солёных морях, и далёких, и близких,
Подле старой Англии бросим в проливе мы лот,
От Уэссана до Силли сорок пять лиг не в счёт.

— Тридцать пять, тридцать пять, — возмущённо поправил Дик. — Нельзя так легкомысленно искажать это священное писание. Валяйте дальше, Нильгау.
— Первый остров на нашем пути.
Землёй Мертвеца называется, —

продолжали они хором и допели конец громовыми голосами."

Несколько лет спустя я услышала отрывок этой песни в "Стрелке Шарпе". А пару дней назад снова услышала уже в "Хозяине морей". Вот она полностью:


Прослушать или скачать Spanish Ladies бесплатно на Простоплеер

Farewell and adieu to you, Spanish Ladies,
Farewell and adieu to you, ladies of Spain;
For we've received orders for to sail for old England, (or "...under orders...")
But we hope in a short time to see you again. (or "And we may never see you fair ladies again")

Chorus:
We will rant and we'll roar like true British sailors,
We'll rant and we'll roar all on the salt seas. (or "We'll range and we'll roam...")
Until we strike soundings in the channel of old England;
From Ushant to Scilly is thirty-five leagues. (variously 34, 35 and 45 leagues)

We hove our ship to with the wind from sou'west, boys
We hove our ship to, deep soundings to take; (or "...for to make soundings clear")
'Twas forty-five fathoms,[5] with a white sandy bottom,
So we squared our main yard and up channel did make. (or "...did steer")

chorus

The first land we sighted was call-ed the Dodman,
Next Rame Head off Plymouth, Start, Portland and Wight;
We sailed by Beachy, by Fairlight and Dover, (or "Dungeness")
And then we bore up for the South Foreland light. (or "until we brought to by the..."")

chorus

Then the signal was made for the grand fleet to anchor,
And all in the Downs that night for to lie;
Let go your shank painter, let go your cat stopper (that is, drop the anchor)
Haul up your clewgarnets, let tacks and sheets fly! (that is, roll up the sails)

chorus

Now let ev'ry man drink off his full bumper,
And let ev'ry man drink off his full glass; (or "bowl")
We'll drink and be jolly and drown melancholy, (or "...be merry...")
And here's to the health of each true-hearted lass. (or "soul")

chorus

---

[Quiterie]

Внезапно рылась тут на самлибе, и у одного автора, у которого я как-то читала случайно роман про попаданцев, нашла литобзор на Трех Мушкетеров. Прочесть не успела, но вдруг кому-то будет интересно тоже?

Константин Костин

Слово в защиту графа де Ла Фер

Часть 1

Есть такое явление - дегероизация. Означает оно тенденцию в обществе, при которой люди, ранее признаваемые героями, начинают считаться в лучшем случае просто недостойными этого звания. В худшем же - либо негодяями, либо преступниками, либо неудачниками. Геройский поступок перестает быть таковым и становится чем-то обыденным и не требующим усилий, преступлением, а то и вовсе отрицается. Мотивация бывших геройских поступков объясняется приземленными, низменными причинами - сумасшествием, ошибкой, сексуальным извращением. В личности бывших героев находятся непривлекательные черты, в их поступках - ошибки.
Александр Матросов? Да он просто поскользнулся, его политрук толкнул, он заградотряда испугался, вообще мог бы и гранату кинуть или фуфайкой накрыть.
Зоя Космодемьянская? Да она просто крестьянские амбары жгла.
Николай Гастелло? Ничего такого он не совершал, случайно на немецкую колонную упал, да даже не на колонну, рядом, да и вообще не он.
Чапаев? Утонул по пьянке.
Котовский? Разбойник и грабитель.
Кутузов? Да проспал всю войну, Наполеона морозы выгнали.
Суворов? А вы не слышали? Он же сумасшедший, петухом кричал и крестьян с крестьянками по росту женил.
Иван Сусанин? Да вы что, смеетесь? Он же просто в лесу заблудился!
Я не буду ничего говорить о правдивости либо ложности этих утверждений. В конце концов, у нас в стране свобода веры - каждый верит, во что хочет, хоть в Летающего Макаронного Монстра. Просто привел пример явления.
Пали жертвой дегероизации не только исторические личности, но и литературные персонажи, что, конечно, удивительно, так как если про то, что произошло в прошлом, мы можем чего-то не знать, появиться новые сведения или быть разоблачены старые мифе, то как можно развенчать литературного героя? Все, что мы о нем знаем, вся его жизнь, все чувства и мысли плотно спрессованы между двумя картонными листами обложки.
И, тем не менее, находятся, люди, хорошие, умные люди, которые руководствуются принципом: "Пусть рухнет весь мир, но свершится правосудие". Они тщательно, по слову, по буковке, просеивают книгу и убедительно доказывают, что былые герои мальчишек не такие уж и герои, а если как следует присмотреться - и не герои вовсе.
Наиболее мерзко в изложении этих людей выглядят герои книги Александра Дюма "Три мушкетера", знаменитая четверка.

Читать дальше на страничке автора

@темы: Аналитика, Александр Дюма, Сторонние ресурсы, Книги

---

Осмелюсь представить свой клип

[Nunziata]

Порыв души, что же поделаешь. От большой любви к героям
Предупреждение: я не виддер и это моя первая работа)))

@темы: Рафаэль Сабатини, Фанвидео

---

Запой

[natoth]

Название: То, что хотелось бы забыть
Автор:  natoth
Канон: Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада»
Персонажи: Питер Блад, Бенджамин, Нэд Волверстон
Размер: драббл, 940 слов
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, драма
Краткое содержание: цикл историй о периоде запоя Питера Блада
Время действия: осень 1688 года

То, что хотелось бы забыть

— Бенджамин!
— Да, хозяин? — молодой негр-слуга Питера Блада появился в дверях, испуганно глядя на своего господина.
— Принеси еще рому. Да поживее, не стой столбом!
Речь капитана была невнятной, но Бенджамин уже приноровился понимать ее. Тем более, ничего другого он и не ждал.
— Ну? Ты еще здесь, черномазый?!
Бенджамин пулей вылетел в коридор, зная, что последует потом, если он задержится. Он ненавидел себя за то, что делает, но и ослушаться не осмеливался. Капитан был не в себе в последнее время. И с каждым днем становился все более мрачным. Раньше он никогда не позволял себе кричать на него. И уж тем более не обзывал его "черномазым". Впрочем, негр мог найти слабое утешение в том, что гнев капитана обрушивался не только на него. Пираты из команды "Арабеллы" старались не показываться ему на глаза, когда он начинал свой вечерний диалог с бутылкой. И Бенджамин видел, что даже самые близкие друзья капитана, те, кто бежал с ним с Барбадоса, ничего не могут с ним поделать. Что уж тут говорить о бедном негре?
Пытаясь успокоить свою совесть подобными доводами, чернокожий стюард открыл дверь в личную кладовую капитана, чтобы взять еще несколько бутылок ямайского рома. Постоял недолго, борясь с искушением "случайно" уронить их и разбить. Проклятое зелье превращало его хозяина в чудовище.
— Так-так, опять начинается, — хриплый голос капитана Волверстона заставил негра подпрыгнуть. Он резко обернулся, прижимая бутылки к груди. Старый волк мрачно смотрел на него, облокотившись о косяк двери. — Капитан послал за добавкой?
Бенджамин кивнул.
— Я уже опаздываю, господин Волверстон, — жалобно сказал он, переминаясь с ноги на ногу. — Хозяин опять будет кричать на меня...
— Идиот. И остальные тоже идиоты, — проворчал Нэд Волверстон, отобрав у него бутылки и поставив их обратно на полку. — Неужели у вас не хватает мозгов понять, что вы его угробите, если он будет продолжать в таком духе?! Сколько он уже выпил сегодня?
Бенджамин задрожал. Он боялся ослушаться своего хозяина, но не мог не признать, что Волверстон прав.
— Две... нет, три бутылки, сэр.
— Чтоб меня разорвало! — выругался старый волк, и его единственный глаз яростно сверкнул в полумраке, — Три бутылки! Силы небесные, Бен! Как можно быть таким безмозглым ослом?!
— Я... — пролепетал юноша, но Волверстон не дал ему договорить.
— Впрочем, ты здесь не при чем. Это мы олухи. Я, Джереми, Дайк...
— Господин Питт пытался с ним поговорить, я видел, — ответил Бенджамин, — Но капитан даже слушать его не пожелал. Точнее, он был уже слишком пьян... и отрубился.
— Джереми просто тюфяк, — прорычал Волверстон. — Ну, ничего, я сам с ним поговорю. Я из него эту блажь быстро вытрясу!
Бенджамин промолчал. Волверстон, ругаясь, направился к каюте капитана. Перед тем, как войти туда, он свирепо посмотрел на стюарда.
— Сегодня ты ему больше ничего не принесешь. Если узнаю, что ты меня ослушался, Бен, оторву голову. Я не шучу!
— Есть, сэр... — еле слышно прошептал негр, не осмеливаясь возражать Волверстону. Хотя уже год как старый волк был капитаном собственного корабля, Бенджамин помнил те времена, когда он был лейтенантом на "Арабелле". Поэтому по привычке старался не перечить его приказам.
— В конце концов, мне так и так оторвут голову, — сказал он себе. — Так уж пусть лучше это будет хозяин.
Он прислушался к тому, что происходило в капитанской каюте. Здесь, на корабле с его тонкими деревянными переборками, слышимость была очень хорошая. Сначала Бенджамин не мог различить голоса, они звучали невнятно. Потом Волверстон стал говорить громче, перемежая свою речь ругательствами. А затем негр услышал голос Блада, и столько ярости было в его словах, что стюард невольно отшатнулся от двери.
Он вовремя это сделал, потому что мгновение спустя в коридор выскочил Волверстон, да так быстро, будто все демоны ада гнались за ним. Никогда еще Бенджамин не видел старого волка в таком положении. Он пролетел мимо негра, едва не сбив его с ног, и, громко топая, поднялся вверх по трапу.
Блад, с лицом, побелевшим от гнева, остановился в дверях и крикнул ему вослед, перемежая свою речь ужасными проклятиями:
— Как ты смеешь, паршивый пес, являться ко мне с такими предложениями?!
И, выпалив еще порцию отборных ругательств, с силой захлопнул дверь.

* * *

Бенджамин, выдохнув, попытался прокрасться в свой закуток, спрятаться там и не попадаться Бладу на глаза. Волверстон был прав: пить капитану больше нельзя...
Дверь снова распахнулась, и негр услышал грозный рык хозяина:
— Бенджамин, черт побери! Рому!
Юноша судорожно кивнул и послушно побежал за бутылкой.

* * *

Когда он вернулся обратно, капитан мрачно сидел за столом, обхватив голову руками.
— Ваш ром... сэр... — пробормотал Бенджамин, поставив бутылку перед ним.
Блад даже не пошевелился.
Бенджамин посмотрел на него более внимательно. На мгновение в душе негра появилась надежда на то, что капитан заснет и не будет продолжать свою дикую пьянку дальше. Тогда он сможет потихоньку убрать ром обратно...
— Это все равно не помогает, — неожиданно сказал Блад, не поднимая головы.
Бенджамин моргнул, не зная, о чем говорит его хозяин. Возможно, он просто бредил.
— Сколько ни пью, все равно это помню, — продолжил Блад. А потом, взмахнув кулаком, сбил бутылку со стола. Она упала на пол и разбилась. В каюте, где было и без того душно, теперь стало нечем дышать из-за крепкого запаха пролитого рома. — Сколько надо выпить, чтобы это забыть?
Бенджамин наклонился, чтобы убрать мусор и осколки с пола. Блад как будто не заметил его присутствия.
— Вор и пират! — бормотал он, закрыв лицо ладонями. — Для нее я только вор и пират!
Стюард попятился к двери. Подобные высказывания пугали его гораздо больше, чем вспышки гнева.
Капитан больше ничего не произнес, и через некоторое время негр услышал храп, доносящийся из каюты. Вознеся молитву богу, Бенджамин прокрался обратно, чтобы привычно оттащить хозяина в постель...

---

Название: Дьявольское искушение
Размер: драббл, 760 слов
Персонажи: Питер Блад, Волверстон

Дьявольское искушение

"Что я делаю? Зачем все это?"
Питер Блад сидел за столом, приканчивая очередную бутылку рома.
"Всё это бессмысленно. Она об этом вряд ли узнает. К тому же ей все равно, что со мной станет. Так зачем я травлю себя этим пойлом? Ради чего?! Зачем я вообще вернулся на Тортугу?!"
Он раздраженно отбросил пустую бутылку в угол, та зазвенела, упав в груду таких же пустых бутылок.
— Бенджамин! — рявкнул Блад, стукнув кулаком по столу. — Где тебя черти носят, лентяй?! Быстро тащи еще рому!
"Я вернулся, потому что я — трус. Кажется, так меня обозвал старый волк в последней беседе? И он абсолютно прав. Старина Волверстон всегда прав... Уж он-то никогда не бежит от опасности... всегда глядит правде в глаза. Даже если она отвратительная. Так и мне пора сказать себе: Питер Блад, ты чертов трус и тряпка! Немудрено, что она выбрала другого..."
Бенджамин не шел, и Блад сердито постучал пальцами по столу.
"Нет, а что еще мне оставалось делать? Вызвать лорда Джулиана на дуэль и проткнуть его метким ударом шпаги? О да, это бы несомненно заставило ее изменить свое мнение обо мне! Впрочем, я льщу себе, она всегда считала меня вором и пиратом, так что это было бы лишь подтверждением факта."
Блад недобро улыбнулся.
"А, собственно, зачем сдерживать себя? Зачем казаться лучше, чем я есть? Зачем, черт побери, гробить себя только потому, что некая дамочка выбрала придворного шаркуна?! Она не захотела видеть меня другим, значит, ей нужен только вор и пират! Что ж, она его получит! Получит, черт побери! И когда я сожгу чертов город, в котором она живет, когда мои парни вдоволь повеселятся на его улицах... никто не придет к ней на помощь, никто не выведет из этого ада, никто... "
Он осознал, что последние слова повторяет вслух. И провел рукой по лбу, вытирая испарину. Рука мелко тряслась, и ему пришлось сжать ее в кулак, чтобы остановить дрожь.
Скрипнула дверь.
— Ну, наконец-то, явился! — проворчал Блад, повернув голову.
Но вместо Бенджамина на пороге стоял Волверстон, мрачно разглядывая капитана своим единственным глазом.
— Уже набрался... — процедил сквозь зубы старый волк. — С утра!
— И намерен продолжать, — ответил Блад зло. — Так что или присоединяйся или вали к чертям собачьим! Без тебя тошно...
Но Волверстон закрыл за собой дверь и решительно двинулся к столу.
— Будет ли когда-нибудь этому конец, Питер? Долго ли ты еще будешь пьянствовать из-за этой хорошенькой девки из Порт-Ройяла? Ведь она же не обращает на тебя никакого внимания! Гром и молния! Да если тебе нужна эта девчонка, так почему ты, чума тебя задави, не отправишься туда и не возьмешь ее?
Блад молча посмотрел на старого волка, чувствуя,что дрожь не собирается униматься, наоборот, ползет по всему телу.
"Черт подери, а почему? И в самом деле, что мне мешает..."
— Ей-богу, можно волочиться за девушкой, если из этого выйдет какой-то толк. Но я лучше сдохну, чем стану отравлять себя ромом из-за какой-то юбки. Это не в моем духе. Почему тебе не напасть на Порт-Ройял, если другие дела тебя не интересуют?
Волверстон говорил, расхаживая по каюте. Блад сидел спиной к окну, поэтому старый волк не видел, как побелело его лицо.
— Ты, конечно, можешь сказать, что это английский город и тому подобное. Но в этом городе распоряжается Бишоп, и среди наших ребят найдется немало головорезов, которые согласятся пойти с тобой хоть в ад, лишь бы схватить этого мерзавца за глотку...
"И выпотрошить дядюшку у нее на глазах. Воры и пираты всегда так поступают и даже получают от этого удовольствие..."
— Я уверен в успехе этого предприятия. Нам нужно только дождаться дня, когда из Порт-Ройяла уйдет ямайская эскадра. В городе найдется немало добра, чтобы вознаградить наших молодцов, а ты получишь свою девчонку. Хочешь, я выясню настроение, поговорю с нашими людьми...
Дрожь стала такой сильной, что скрывать ее было бессмысленно.
"Как он узнал? Когда я успел проговориться ему?! — подумал Блад, усилием воли прогнав видение горящего Порт-Ройяла, появившееся перед его затуманенным от рома мысленным взором. — Какое еще предприятие, что он несёт?! Дьявольщина!"
— Если ты сейчас же не уберешься вон, то, клянусь небом, отсюда унесут твои кости! Как ты смеешь, паршивый пес, являться ко мне с такими предложениями?! — заорал он на старого волка, подскочив с места.
Видимо лицо у него было весьма выразительным, потому что Волверстон ринулся вон из каюты, и очень быстро.
— Вон! Пошел вон, мерзавец! Только попробуй еще раз хотя бы заикнуться об этом!.. — в бешенстве рычал Блад, пнув кресло. Оно отлетело в груду пустых бутылок с громким треском.
— Vade retro, Satana! Vade retro!* — выдохнул Блад, опираясь о стол.
А потом снова кликнул стюарда, мечтая напиться еще сильнее, лишь бы избавиться от столь отвратительных мыслей...напиться до полного беспамятства, чтобы, проснувшись на следующий день, даже не вспомнить об этом дьявольском искушении.
----------
* — изыди, Сатана! (лат.)

@темы: Рафаэль Сабатини, Фанфики

---

[Quiterie]

И еще немножечко аватар с ФБ. Все по-прежнему, если что, то использовать можно свободно, не уведомляя автора ни о чем )

Название: Парусники
Автор: Quiterie
Форма: сет аватар
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фото из разных источников, картины
Количество: 23 шт.

Посмотреть

001		002		003
004		005		006
007		008		009
010		011		012
013		014		015
016		017		018
019		020		021
022		023		024

Название: Цитаты
Автор: Quiterie
Форма: сет аватар
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: использованы фразы из книг Роберта Льюиса Стивенсона, Томаса Майн Рида, Жюля Верна, Фенимора Купера
Количество: 20 шт.

Посмотреть

001		002		003
004		005		006
007		008		009
010		011		012
013		014		015
016		017		018
019		020		021

@темы: ФБ

---

[Nerwende]

Название: Сломанный тростник
Канон: П. О'Брайан «Командир и штурман»
Размер: 2427 слов
Персонажи: Стивен Мэтьюрин, лорд Эдвард Фицджеральд.
Рейтинг: G
Категория: джен
Жанр: драма
Примечание: Текст основывается на отрывке из канона, который я приведу ниже. По моим соображениям, все безупречно логичные аргументы Стивен уже приводил в течение дня, а теперь просто по инерции продолжает трепыхаться.
Являлся ли Эдвард таким радетелем за народ, науке неизвестно. Вполне мог и не являться, но ко мне он пришел таким, так что я что вижу, то и пою. Прости меня, Эдвард )
PS: Не бейте, это мой первый фанфик(с) По идее не первый, но по этому фэндому первый, что практически равнозначно. Критику я всячески приветствую, особенно если она выражена гуманно )
Предупреждение: небольшое AU, Эдвард получился несколько больше понимающим
Дикслеймер: Стивен Мэтьюрин принадлежит Патрику О'Брайану, Эдвард Фицджеральд — ирландскому народу.

Кто такой был этот Эдвард, можно посмотреть здесь и здесь

Отрывок канона

— Мне кажется, в последний раз мы виделись с вами у доктора Эммета, — после продолжительной паузы произнес Джеймс.
— Нет. Это произошло в Ратфарнхэме у Эдварда Фитцджеральда. Я спускался с веранды, а вы с Кенмаром в это время входили.
— Ратфарнхэм. Ну конечно же. Теперь припоминаю. Это произошло сразу после заседания комитета. Припоминаю… По-моему, вы были на короткой ноге с лордом Эдвардом?
— Мы с ним сблизились в Испании. В Ирландии я видел его все реже. Он водился с друзьями, которых я не любил и которым не доверял. И я в его глазах придерживался умеренных, чересчур умеренных взглядов. Хотя, видит бог, в те дни я был полон рвения бороться за счастье всего человечества, полон республиканских идей. Вы помните вопросник?
— Какой именно?
— Тот, что начинается со слов: «Прям ли ты?» — «Прям». — «Насколько прям?» — «Прям как тростник». — «Тогда продолжай». — «В правде, в истине, в единстве и свободе». — «Что у тебя в руке?» — «Зеленая ветка». — «Где она впервые выросла?» — «В Америке». — «Где расцвела?» — «Во Франции». — «Где ты ее посадишь?»
— А дальше я не помню. Я этого испытания не проходил. Просто дело до него не дошло.
— Наверняка так оно и было. А я его прошел. Мне казалось в те дни, что слово «свобода» сияет особым значением. Но даже тогда я скептически относился к слову «единство»: в нашем обществе за одним столом оказываются весьма странные типы. Священники, деисты, атеисты и пресвитериане, нелепые республиканцы, утописты и люди, которые просто недолюбливали Бирсфордов. Насколько я помню, вы и ваши друзья были прежде всего за освобождение рабов.

(...)

— Между прочим, ответ на последний пункт вопросника звучал так: «Под короной Великобритании». Стаканы у вас за спиной. Я знаю, что дело происходило в Ратфарнхэме, — продолжал Стивен, — потому что я целый день пытался убедить лорда Эдуарда не продолжать разрабатывать легкомысленные планы восстания. Говорил, что я всегда был против насилия и что даже если я не был бы противником такового, то вышел бы из организации, если он станет настаивать на таких диких, фантастических идеях, которые погубят его самого, Памелу, погубят дело и бог знает сколько храбрых, преданных людей. Он посмотрел на меня этаким трогательным, озабоченным взглядом, словно жалея, и сказал, что должен встретиться с вами, с Кенмером. Он совершенно не понимал меня.

текст фика

- Полагаю, мы достигли согласия? - произносит лорд Эдвард Фицджеральд с присущим лишь ему умением придавать вопросам вовсе не вопросительные интонации.
- Безусловно, милорд, - отвечает ему сидящий напротив купец, угодливо наклоняя голову.
- В таком случае я буду ждать от вас вестей на следующей неделе.
- Непременно, милорд, непременно!

Визитер еще долго раскланивается, бормоча «Храни господь вас и Ирландию», и наконец выходит. Эдвард откидывается на спинку кресла и обращается к сидящему поодаль кузену:

- Ну, что ты о нем скажешь?
При посторонних они всегда держатся подчеркнуто вежливо и обращаются друг к другу на «вы», но наедине им нет нужды притворяться.
- То же, что и о всех остальных представителях данного вида, - сварливо откликается Стивен Мэтьюрин, - Жаль, Линней не включил их в свою классификацию, поэтому я не смогу назвать тебе их латинского именования. Поскольку ты, по неизвестной мне причине, предпочитаешь откровенности дипломатичность, я скажу, что он не очень умен. Мысли его заняты почти исключительно его овцами, шерстью, которую они дают и еще в некоторой степени — прибылью, которую он надеется получить. Верность такого рода людей я ценю невысоко, это тебе также известно.
- И, полагаю, в этом ты ошибаешься. Предприимчивость — вовсе не порок, а торговцы — вовсе не только любители набить карман. Такие люди жертвуют порой больше, чем представители видных фамилий, а деньги нам необходимы, благодаря им у нас будет достаточно оружия, чтобы...
- Оружие! - восклицает, прерывая кузена, Стивен и принимается мерить шагами кабинет, - Ты снова принимаешься за свое! Боже правый, как могу я объяснить тебе, что пускать в ход оружие в настоящий момент — самоубийство, даже хуже — убийство, намеренное убийство сотен, если не тысяч людей! - он останавливается и впивается взглядом своих светлых глаз в лицо Эдварда, словно надеясь разглядеть на нем тень понимания или согласия.
- Видит бог, я никогда не желал кровопролития, - голос Фицджеральда, не меняет своих мягких интонаций - тебе, как никому, это известно. Но в данной ситуации у меня просто не остается выбора. Люди не могут больше ждать, пока им дадут свободу, они хотят взять ее сами, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь им сделать это.
- Но разве эта цель оправдает те неисчислимые жертвы, которые неизменно последуют за твоим решением? Есть другие пути, ты просто не желаешь их видеть.
- Жертвы... Граттановский парламент убивает сотни людей ежегодно, оправдываясь желанием сделать все по закону. Я поддерживал их, я пытался изменить положение дел, не проливая крови, о, как я пытался! Мы все пытались, но это ни к чему не привело. Тысячи фунтов утекают из нашей казны в Лондон, их выбивают из народа непомерными налогами, а в итоге люди просто умирают с голоду! Ты видел, как они живут, Стивен? Простые люди? Я говорю тебе — не мы начали убивать, но если нам не оставляют выхода, мы не желаем больше терпеть.
- О, это благородное «мы»! Мне известно, как живет народ, Эдвард. Но то, что простительно народу — верить, что стоит взять в руки вилы, как ненавистные англичане оставят нас в покое, недопустимо для тебя. Эти люди не готовы воевать, у них нет дисциплины, навыков — ничего! Они превосходно поют патриотические песни — и только. Вот тебе факты, и ты увидишь их сам, если захочешь смотреть — мы не готовы. Ты зальешь кровью собственную страну, и все будет впустую. - резко заканчивает Мэтьюрин.
- Отнюдь, - словно бы рассеянно откликается Эдвард, глядя куда-то вдаль, мимо плеча Стивена, где в окне виднеется привычно-хмурое арпельское небо, - Мы вполне пристойно подготовлены. Можешь поверить моему опыту — у нас хватит сил.
- Можешь поверить мне, - на лице Стивена отражается неподдельная боль, - насколько пристойно мы подготовлены, моментально станет известно англичанам, как только ты объявишь об этом на общем собрании. И они примут соответствующие меры, уверяю тебя. Ты так слепо доверяешь всем, кто только заявит о своей лояльности!..
- А ты так недоверчив, мой суровый кузен. - Эдвард смотрит на Стивена с непонятной улыбкой, - Я знаю, на что иду, и этого уже не изменить.
Мэтьюрин стискивает зубы.
- Твой слепой фатализм изумляет меня. - цедит он, - Но пойми же, ты губишь себя и еще сотню голов в придачу, просто потому что не хочешь оглянуться вокруг и здраво оценить ситуацию. Это безумие, и если так будет продолжаться, я не смогу его поддерживать. Я, знаешь ли, клялся лечить, а не убивать.

Эдвард встречает эти слова так спокойно, словно не сомневался, что они прозвучат.

- Я пойму, если ты сделаешь такой выбор. - произносит он , - Если так ты видишь свой долг, никто не вправе тебя заставить.
Стивен тяжело вздыхает, но голос его звучит твердо.
- Мне невыносимо горько говорить это, но у меня не останется выбора, если ты не одумаешься. Бог свидетель, я всем сердцем разделяю твои идеалы, я также почитаю свободу высшей ценностью, но такими средствами... Нет, я просто не могу. Одна мысль о то, как будут развиваться события, ужасает меня. Сначала мы будем резать их, потом они начнут резать нас, со всей присущей англичанам неразборчивостью, не деля на правых и виноватых... Последний раз прошу тебя: выжди. Подумай о себе, о Памеле, о семье, наконец! Много ли толку будет стране от того, что ты сложишь голову сейчас, вместо того, чтобы в благоприятный момент ударить наверняка!
- Мне понятны твои опасения, - отвечает Эдвард, - и я благодарен тебе за то, что ты так страстно пытаешься переубедить меня, поскольку я знаю, что твое беспокойство искренне. Но я совершенно убежден, что опасения эти не имеют под собой никакого основания, напротив, шансы наши на победу весьма велики. А если мне суждено погибнуть, что ж, так тому и быть.

Стивен молча качает головой, не в силах больше возражать. В его мысли закрадывается подозрение, что Эдвард готов стать и мучеником, если понадобится. Но высказать такое вслух совершенно немыслимо, это было бы столь же оскорбительно, как если бы Фицджеральд предположил, что Стивен отказывается от участия в деятельности общества под воздействием страха за свою жизнь.
Эдвард тем временем продолжает:

- Пойми и ты меня, брат. Так же, как твой долг вынуждает тебя остаться в стороне, мой заставляет меня действовать. Ты говоришь о своей клятве, но ведь она в то же время заставляет тебя совершать порой такие же, с точки зрения остальных людей безрассудные поступки — ты не раздумывая подойдешь к больному чумой, даже рискуя заразиться. Это то, чему ты не можешь изменить. И я не могу изменить своему долгу защищать людей, которые живут на моей земле, не говоря даже о моем горячем желании это делать. Ты скажешь, что я противоречу сам себе, что я сам отказался придавать какое-либо значение титулу? Да, это так, но если уж Господь распорядился так, что я оказался на этом месте и дал мне то, чего нет у большинства остальных людей, он дал мне не только права, но и обязанности. Я знаю, - усмехается Эдвард, - что такая точка зрения зрения в наше время непопулярна, что я кажусь чудаком, высказывая такие взгляды, но в этом и есть прелесть того, чтобы родиться дворянином — я могу гордо поднимать голову, говоря о долге, и никто не может возразить мне. Я мог бы раздать людям свое имущество — но что толку, если его все равно заберут англичане? Нет, это нужно прекратить здесь и сейчас. Ни один народ нельзя угнетать бесконечно. Ни одна страна не потерпит столько, сколько вытерпела наша. Подумай только, за что преследуют людей в Ирландии — за то, что они читают молитвы на другом языке! В древности одни племена убивали других за то, что те молятся иным богам, сейчас мы презрительно называем это варварством — и тут же готовы убивать тех, кто молится тому же богу, просто по-другому. Может ли существовать такой порядок вещей? Должны ли мы покориться? Или мы должны бороться? Для меня существует только один ответ на этот вопрос и я готов вести людей, которые так же мечтают о равенстве, и готовы сражаться за него.

Стивен смотрит на обычно обманчиво-спокойное, но сейчас озаренное внутренней убежденностью лицо Эдварда, и заставляет себя отвести взгляд. «Все бесполезно, - с горечью думает он, - Эдвард будет следовать своему долгу по той короткой тропе, что придет его прямиком в могилу. Но как он говорит! Неудивительно, что его слушают. Как горят его глаза! Глядя в них, я почти начинаю ему верить. О, как бы я хотел ему поверить! Но нет, этого не будет. Равенство... Бедный Эдвард, последний рыцарь этой несчастной страны! Конечно, они будут равны — как все мертвецы, что когда-либо находили свое пристанище в земле.»

- Вижу, мне тоже не удалось тебя убедить, - грустно улыбается Эдвард.

Мэтьюрин молча качает головой вместо ответа. Никакие слова сейчас не помогут им понять друг друга — так к чему они? Взгляд его снова останавливается на лице кузена и Стивен вдруг командует, бесцеремонно хватая Эдварда за подбородок:

- А ну-ка повернись к свету! - в первую секунду ему кажется, что у Эдварда жар, но когда тот чуть вздрагивает от прикосновения, Стивен понимает, что ошибся — это руки холодны, как лед. - Открой рот. Я так и знал! Ты совершенно пренебрегаешь моими рекомендациями! И я повторяю — если ты продолжишь загонять себя, не давая отдыха телу, в критический момент ты можешь оказаться попросту неспособным принять участие в деле, за которое так радеешь. Я думал, что ты способен воспринимать доводы, понятные всем разумным людям и меня поражает, что мне приходится увещевать тебя, как ребенка, которому обещают леденец на палочке за хорошее поведение.

Видя грозные молнии, которые мечут светлые глаза его кузена, Эдвард не может удержаться от смеха. И этот смех, такой беззаботный и искренний, возвращает Стивену другого, прежнего Эдварда, с которым они познакомились в Испании, который подставлял солнцу лицо и с восторгом восклицал: «Клянусь богом, люди в этой стране должны быть счастливы как нигде больше на всем земном шаре! До чего же щедрая земля!». Он умел наслаждаться каждым моментом и это поразительное жизнелюбие неумолимо привлекало к нему людей. Стивен, разумеется, не стал исключением.

- Не иначе, как дьявол дернул меня за язык, когда я предложил тебе обратить свой взор к медицине, - говорит Эдвард сквозь смех, - Обещаю тебе, когда наше дело увенчается успехом, я стану самым смирным из твоих пациентов, дорогой кузен!
- Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь, какие методы я приготовил для этого лечения, - Стивен делает зверское лицо и, не удержавшись, тоже смеется.

Отсмеявшись, Эдвард бросает взгляд на брегет и Мэтьюрин вспоминает, что сегодня вечером здесь ожидали еще посетителей. Стивен поднимается:

- Полагаю, мне лучше идти.
- Да, - рассеянно кивает Эдвард, но в голосе его звучит печаль. - Оказывается, смириться с тем, что ты покидаешь меня, будет сложнее, чем я думал. - замечает он, словно речь идет о ком-то третьем, впрочем, когда он снова смотрит на кузена, во взгляде его светится неподдельная теплота, - Но знай, что в этом доме тебе всегда будут рады, вне зависимости от твоих убеждений.
- Я знаю, - отвечает Стивен, - И прежде чем я уйду, я хочу сказать тебе, что, если тебе будет нужна помощь — во всем, что не заставит меня применять насилие, - ты можешь абсолютно на меня положиться. То, что я ухожу, ничего не меняет. Ты всегда относился ко мне как к брату и я буду вечно благодарен тебе за это.
- Ты и есть мой брат, - буднично, как говорят о давно решенном вопросе, произносит Фицджеральд, - Но к чему длить прощание! Ступай и храни тебя Господь. Молись за нас и будь осторожен, но помни, что скоро нам всем будет нечего бояться.

В памяти Стивена возникает строка из опросника. «Прям, как тростник». «Знаешь ли ты, Эдвард, как легко ломается тростник? Не приведи Господь нам всем в ближайшем времени узнать меру этой ломкости,» - думает он. Стивен выходит из дома, не видя ничего перед собой, на крыльце с ним раскланиваются поднимающиеся в дом мужчины и Мэтьюрин машинально приподнимает шляпу, даже не осознавая, кто перед ним. Он взбирается на свою смирную лошадку, и направляет ее вперед, чувствуя внутри сосущую пустоту. «Какое точно выражение, - думает он, - Раньше я никогда не сознавал, как должно ощущаться это чувство, а сейчас мне кажется, что нечто внутри меня высасывает все жизненные силы и собирается поживиться еще, сожрав всего меня — самую мою суть. Однако, в чем же состоит эта суть — это вопрос, достойный философа, но сомневаюсь, что сейчас мне хватит сил для того, чтобы найти на него ответ. Боже милостивый, я отдал этой борьбе несколько лет своей жизни, все эти теории, не стоящие и выеденного яйца, с каким жаром мы спорили, какая форма правления больше соответствует человеческой природе! Я так мечтал о свободе — для всех без исключения, так мечтал обратить в свою веру тех, кто сомневался! И к чему пришли те, кого мне удалось убедить? Что ждет их впереди? Только бесконечные убийства. И считанные дни отделяют их от того момента, когда гром наконец грянет.». Стивен смертельно нуждается в исповеди, но он не в силах заставить себя переступить порог церкви. Здесь, где любой священник может оказаться доносчиком так же, как и горячо одобряющим восстание... Ему хочется оказаться в Испании, где южное солнце сможет выжечь из него эту боль, но он знает, что никуда не уедет. Если — он заставляет себя думать «если», а не «когда» - Эдварду все же придется бежать, Стивен может оказаться ему полезным.

***

Гром грянул спустя две недели. Верхушка организации была арестована еще в марте и теперь очередь дошла до Фицджеральда. Ему удалось остаться на свободе и сейчас он где-то прятался, но где — Стивен не знал и почитал это благом. В таких обстоятельствах, когда и его самого в любой момент могут выдать, чем меньше знаешь, тем меньше из тебя смогут вытащить. О том, как допрашивают в английских тюрьмах, Стивен был наслышан, доводилось ему и лечить тех, кто там побывал. Их состояние говорило красноречивее любых рассказов.
В один из теплых майских дней к нему постучался смутно знакомый мужчина — кажется, Стивен видел его на одном из общих собраний «Объединенных ирландцев» - и передал записку. Резкий, так контрастирующий с ее мягкой манерой обращения, почерк леди Эдвард, сообщал, что ее муж очень болен, она очень не хотела беспокоить дорогого кузена, но в сложившихся обстоятельствах ей больше не к кому обратиться. В голове мелькнула мысль, не пытаются ли его таким образом заманить в ловушку, но Стивен не мог игнорировать эту просьбу. Он сжег записку, сложил в саквояж набор лекарств, мысленно посетовав на то, что Памела не удосужилась описать симптомы заболевания, и последовал за проводником по узким улицам Дублина.
В тесной и душной квартире он обнаружил мечущегося в жару Эдварда и взволнованную Памелу. Обследовав кузена, он убедился, что лихорадка, хоть и грозит затянуться, жизни не угрожает, и, как мог, успокоил его жену. Памела согласилась принять успокоительное и отдохнуть, а Стивен просидел у постели Эдварда до утра. На следующий день он строго велел Памеле не пускать к мужу никаких визитеров и ушел, пообещав заходить и контролировать процесс лечения. Оглядываясь с порога за осунувшееся лицо кузена, Стивен снова вспомнил о сломанном тростнике.

@темы: Патрик О'Брайан, Фанфики

---

[Дочь капитана Татаринова]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Дочь капитана Татаринова]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Жюль Верн не отпускает, или взгляд на историю Катерины с другой стороны

[Дочь капитана Татаринова]

Название: Однажды в салоне
Автор: Дочь капитана Татаринова
Бета: WTF Library of Adventures 2014
Размер: мини, 1673 слова
Канон: Жюль Верн "Двадцать тысяч льё под водой"
Пейринг/Персонажи: капитан Немо, его команда и некоторые пассажиры (фоном).
Категория: джен, гет
Жанр: драма, романс, постканон
Рейтинг: G
Краткое содержание: размышления капитана Немо, рефлексия и уютное одиночество
Предупреждения: экипаж "Наутилуса" присутствует, все живы-здоровы и вовсе не являются игрой воображения.
Для голосования: #. WTF Library of Adventures 2014 - работа "Однажды в салоне"

Тяжелая дверь салона подалась, как всегда, мягко и захлопнулась почти бесшумно. И не скажешь, что железная! Какой все-таки молодец механик, все у него всегда отлажено, как часы работает! Да и вообще с командой ему повезло, лучшего и желать-то нечего! Впрочем, не о том сейчас речь. Салон… его можно было бы считать душой «Наутилуса», это была не просто личная комната капитана. Да, именно здесь он отсиживался в одиночестве, когда нападала хандра, и видеть кого-либо не хотелось совершенно, здесь он играл на органе, выплескивая все, что накопилось в душе. И все, каждый предмет мебели, каждую безделушку, он лично отбирал, а многое и собственными руками когда-то делал. Он здесь знает все настолько хорошо, что может пройти, ничего не задевая, с закрытыми глазами. От двери до органа десять шагов. На третьем, если сделать шаг вправо – вытянутая рука коснется прохладного стекла витрины, под которой скрывается раковина-жемчужница. На седьмом шаге стоит повернуть направо – и окажешься возле кресла, в котором так хорошо устроиться с книжкой и думать о чем-то приятном. Но вот и орган. Стул – деревянный, точная копия работы мастеров-поставщиков версальского двора, слегка проседает под весом, но не скрипит. Здесь вообще можно передвигаться абсолютно бесшумно, звукоизоляция позволяет. Кто бы что ни говорил, а о команде своей капитан все-таки заботился, и вовсе не хотел мешать им спать своими ночными концертами, поэтому звуки органа были слышны только в коридоре (и те, кто проходил им, знали – в салон заходить не стоит, и капитана лучше не тревожить – он не в духе, можно под горячую руку попасть), да в двух каютах. В его собственной – и в соседней, в которой размещался когда-то старпом, а потом – пассажир, господин профессор. Эх, не надо было его туда помещать! Понадеялся, что он и верные ребята, рядом с которыми поселили слугу и гарпунера, сумеют сделать так, чтобы ничего лишнего соседи не узнали, да и за их безопасностью опять же удобнее проследить. А про удобство пассажиров забыл. Даже странно, что профессор не расспрашивал о том, что за музыка раздается за стеной, и вообще деликатно молчал о странностях капитана. Но вот бой… Живи пассажиры на том конце «Наутилуса», можно было бы устроить так, чтобы они и не узнали о затопленном британце. Можно, но… ладно, ничего уже не исправить, они уже сбежали, останавливать их просто не хотелось. Будь что будет. Проговорятся – их дело, на берегу все равно рано или поздно узнают, а прятаться, скрываться, бегать… Он устал, просто устал скрываться, и обида от того, что профессор сбежал, не захотел понять и даже спросить, почему он так поступает, не удосужился… странно, но от этого уже не было больно.
Да и действительно странно – впервые за очень долгое время привычной, ставшей уже частью его существа боли больше не было. И клавиши под пальцами не плакали. Раньше, когда он играл не задумываясь, просто выплескивал в музыке все, что испытывал, волнами, как море на прибрежный песок, накатывали чувства – боль, отчаяние, бессильная ярость, глухая тоска. Словно болела на погоду старая, опять растревоженная рана, и с этой болью уже ничего не поделать, она привычна, но от этого не менее сильна. Под эту музыку хотелось плакать – и он снова и снова с ужасом понимал, что слез больше нет. И снова и снова в мелодии повторялись одни и те же слова: «За что?». Потом поток, обессилев, затихал, и становилось чуточку легче. А сейчас… сейчас почему-то складывалась другая мелодия. Да, в ней снова шелестел прибой. Тот прибой, что накатывается на родное побережье, что касается корней высоких пальм, и ветер шелестел листвой, и почему-то он знал, что там, на берегу, его снова ждут. И ради этого берега, ради домика на берегу и хрупкой женской фигурки, которая вновь и вновь выходит на берег, и высматривает в море его корабль, и, радостно вскрикнув, выбегает навстречу… ради нее можно мир перевернуть. Ради того, чтобы и его где-то встречали не потому, что он привез деньги и драгоценности, и не потому, что за его голову назначена награда, ради тех восхищенно-счастливых глаз стоит жить, в конце-то концов!
Как странно… Капитан смотрел на салон и не узнавал его. Как, ну как он мог столько лет жить тут, смотреть каждый день - и не видеть? Не замечать, что команда ради него готова в огонь и в воду, что они ради него – только ради его спокойствия – умудряются превращаться в невидимок, и проявляют чудеса такта и предупредительности. Какие это все-таки славные ребята, а он и не замечал…
Тишина… Ведь еще каких-то десять лет назад он все богатства своего рода променял бы на хотя бы денек тишины! На то, чтобы не преследовали его толпами отцовские советники и министры, и не говорили бы без умолку, надеясь переманить на свою сторону в многоходовых, запутанных почище любого лабиринта, интригах. Чтобы отдохнуть от постоянного гвалта женской половины дома. Не слышать о потерях, о зверствах врагов, о лишениях, которые терпят его люди. Чтобы не было этого проклятого всеобщего преклонения, а то приходишь на корабль – а капитан слова лишнего сказать не смеет, все с оглядкой, и генералы – тоже. Эх, будь его люди хоть немного посамостоятельнее, не пытайся они угодить своему принцу, а думай в первую очередь о пользе дела, может и восстание бы… впрочем, об этом не надо. Здесь не будет прежних ошибок. Он лично отбирал каждого члена команды «Наутилуса», и знал их всех как облупленных. И точно знал – здесь не водится льстецов и предателей, здесь никто не выдаст под пытками и не продаст. Тогда их тоже не было. Его никто не выдал, а вот его родных… впрочем, их уже не вернуть. Столько лет прошло, все, кто был виноват в той трагедии, уже давно в могилах, и боль немного утихла. Выходит, время все-таки лечит. А он не верил…
Да, будь тогда рядом его ребята, многое могло бы пойти по другому. Ведь сколько раз бывало, что хандра накатывала такая, что никого видеть не хотелось, не то что выходить на палубу, командовать… Стефан, его правая рука, неделями, бывало, его заменял – и все работало, как часики. И не к чему было придраться при всем желании. Он бы и там мог его заменить, и не попал бы отряд в окружение… И кок Йоргас… Первое время сколько раз бывало, что улов был никудышный, готовить не из чего – а на судне ни разу не оставались без четырехразового питания. И какого – в ресторанах так не кормят! Будь он там, не было бы того голода, не было бы тех смертей. А братья Олафсоны? Да таких инженеров еще поискать! А они ведь строители, занимались дома дорогами и мостами. И другие… Капитан почувствовал, что у него словно повязка с глаз упала. Ведь как о нем тут заботились! Вот и сейчас на столе стоит, накрытый полотенцем, его обед. И судя по запаху, кок, отчаявшись дождаться его сегодня в столовой, принес капитанские любимые блюда сюда. А плотник так его любимые картинные рамы, рухнувшие при столкновении, отремонтировал, что и не заметно ничего. И так везде. На карте курс уже отмечен вахтенным, везде безукоризненная чистота и порядок. Никто ни разу не затронул болезненных для него тем, не заикнулся о возвращении на берег, которое он еще два месяца назад обещал. И как его вообще терпели все это время?..
Немо огляделся. Как он мог не замечать всей этой красоты? Мучился чувством вины, мучил команду, а ведь столько всего прошло мимо! Он же морем бредил, сколько себя помнил! Он до хрипоты спорил с отцом, умолял, угрожал, готов был полжизни отдать за то, чтобы побыть капитаном. И вот – у него лучшее судно в мире, у него такая команда, что даже мечтать больше не о чем! И океан – больше не мечта, не грозный враг, который отнимает то людей, то надежду, то силы. Нет, он – надежный союзник, старый знакомец, почти друг. Как, вот как он мог не замечать, какая потрясающая красота открывается из окон? А в салоне?... Вот эту раковину тащили втроем, и долго думали, как бы ее разместить, и как сделать, чтобы из нее бил фонтан пресной воды, и куда эту воду потом девать. А содержимое витрин? С какой любовью его собирали, сколько радости доставляла каждая находка! Картины, статуи… Что-то дарили ему офицеры, выходя на сушу и собирая то, о чем он когда-то обмолвился, о чем вспоминал хотя бы раз. Что-то – делали своими руками. И во все, в каждую, самую маленькую деталь, было вложено столько тепла, столько заботы… как тут можно было жаловаться на жизнь и хандрить? Сам бы не поверил…
Капитан подошел к столу, и вдруг заметил, что скатерть немного изменилась. Она была аккуратно вышита – возле каждого стула красовались выпуклые буквы N в круге и девиз, а посередине, там, куда ставили поднос, виднелся «Наутилус». А по краю скатерти рассыпались морские обитатели – звезды, медузы, дельфины и рыбы. Это сколько же времени их пассажирка просидела, терпеливо копируя обитателей витрин? Сколько же времени простояла у иллюминаторов? А каких трудов ей стоило изучить латынь, как терпеливо, вновь и вновь ошибаясь, она переписывала начисто его наскоро сделанные записи, сколько раз помогала с классификацией – и без единой жалобы! Стойкая, добрая и бесконечно заботливая девушка, почти ребенок с бездонными восхищенно-изумленными глазами. И взгляд ее… Она ж на него почти как на божество глядела, а он, дурак, не верил, что его еще можно любить…
Бедное дитя, за что ж тебе такое?.. Так старалась, чтобы здесь стало чуточку теплее, светила всему экипажу, как солнышко персональное, стала почти ангелом-хранителем, душой экипажа, и даже капитана научила снова улыбаться! А он на тебя наорал, до слез довел и на берег высадил… прости, прости, если сможешь, ну не вовремя ты тогда про берег сказала! Сама не знала, что самое больное место задела. А ведь странно. Правда, странно – но при ее словах он рассердился чисто автоматически. А той давно привычной тоски, того отчаяния – уже не было. Неужели?.. Когда-то, целую жизнь назад, отец говорил когда-то, что для мужчины, для правителя главное – оставить наследника. Престола нет, страны – тоже, и семьи нет – но может, еще не поздно? Ведь не врали же те лучистые, немного печальные глаза, она действительно привязалась к нему, несмотря на все эти перепады настроения, на вечную отстраненность, на суровость, на седину – так вдруг? Вдруг не поздно еще начать все сначала, и будут еще и у него дом на берегу, и дети, и жена, выходящая навстречу?..
Капитан стоял у распахнутых створок, любовался морем, и в кои-то веки на душе было непривычно светло, и душа была полна ожиданием чего-то хорошего, радостного. А «Наутилус» нес его вперед и вперед – навстречу судьбе. И кто знает, может, и навстречу грядущему счастью.

@темы: Жюль Верн, Книги, География, Фанфики

---

[Дочь капитана Татаринова]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Дочь капитана Татаринова]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Дочь капитана Татаринова]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Прошу отнестись благосклонно к саморекламе

[fitzalbemarle penn]

Название: Длительное убийство лорда Финдли
Размер: 31 114 слов
Жанр: оригинальная история
Рейтинг: затрудняюсь определить: имеется брань и небольшое количество необходимой жестокости, а любви — нет
Краткое содержание: первое совместное плавание достойных джентльменов, лишенных удачи и благословения

Клик на картинку — открывается глава

@темы: Мореплавание, Путешествия

---

[Quiterie]

Я вспомнила о командных аватарах с летней ФБ. Они достаточно универсальны, и кое-какие люди даже утащили себе, поэтому решила выложить те, что делала, без названия фандома. Вдруг кому приглянется?

Аватары

001		002		003
004		005		006
007		008		009

@темы: ФБ

---

[Stella Lontana]

Пока Weala дописывает «Лериду», я решила добить перевод, который она мне ужасно напомнила. Фик лежал недоделанным с летней ФБ, на которую не попал из-за несоответствия условиям спецквеста (я хотела его пустить как кроссовер с командой Сказок ) Спасибо, Weala, за стимул его закончить и надеюсь, ты не посчитаешь, что я перебежала тебе дорогу. Это все-таки совсем другая история.

Название: Зачарованный принц
Оригинал: The Beast Wore Bearskin by mithen, разрешения на перевод нет
Размер: 3710 слов в оригинале, 3400 в переводе
Канон: Патрик О’Брайан «Капитан первого ранга»
Пейринг/Персонажи: Джек Обри/Стивен Мэтьюрин
Категория: слэш
Жанр: автор говорит, что пропущенная сцена
Рейтинг: PG-15
Краткое содержание: Стивен, Джек и замок в Каталонии
Примечание: ну да, перестаралась я с локализацией названия



Джека Обри ломал медведь, и ощущения эти были не из приятных.

Низкое рычание зверя отдавалось у него в ушах, по голове били большие и до странного мягкие лапы. Он попытался было поднять руки, чтобы защитить себя, но не смог и пошевелиться, а избиение все продолжалось. Дыхания не хватало, чудовищная тяжесть навалилась ему на грудь. Шерсть лезла в рот, наполняла ноздри звериной вонью. Получив удар по носу, Джек взвыл, наконец умудрился открыть глаза и обнаружил перед собой круглую кошачью морду, сверкавшую на него зелеными глазами с расстояния в дюйм.

Скинув с себя взбудораженного котяру (в этом чудище был стоун веса, не меньше), он обнаружил, что сидит на широкой кровати под балдахином. Тяжелые парчовые занавеси были подобраны, так что в окно ему были видны горы. Мягкие льняные простыни, стены из мышино-серого камня – да, точно, вдруг вспомнил он: он в Испании. Он наконец-то в безопасности, в Каталонии, вместе со Стивеном. Дома у Стивена.

В замке у Стивена.

И не успел он об этом подумать, как снизу – легок на помине – донесся звук торопливых шагов, двигавшихся по длинной лестнице вверх.

Жизнерадостное посвистывание сопровождало шаг партией виолончели из одного из Гуммелевских менуэтов. Джек сложил губы трубочкой и вступил с партией скрипки, а шаги, поднимаясь, отбивали ритм, пока позднее утреннее солнце не обрисовало в дверном проеме жилистый силуэт Стивена Мэтьюрина.

– А, Джек, – сказал он, входя в комнату, – вижу, вы наконец-то проснулись.

В руках у него был с серебряный поднос с двумя стаканами.

– Я принес вам только что выжатый апельсиновый сок, выпейте-ка его залпом.

Одним глубоким глотком Джек осушил стакан до капли.

– По правде сказать, Стивен, – сказал он, закончив, – вы могли бы и упомянуть как-нибудь, что владеете замком.

– О, он едва ли принадлежит лично мне: семейное гнездо, куча камней на земле, которая лучше бы сгодилась для пастбища. Обветшалое и продуваемое всеми ветрами, но годится для того, чтобы прятаться от Наполеона.

Стивен выцедил собственный стакан и внимательно посмотрел на Джека.

– Как вы себя чувствуете?

Джек не был до конца уверен в ответе на этот вопрос, но сказал:

– Недурно, недурно. Рад избавиться от проклятой медвежьей шкуры, по крайней мере.

При воспоминании о ней – о жаре и о трении – снова начали зудеть руки и грудь, и он почесался, испытывая наслаждение от того, что может наконец это сделать.

– Перестаньте, – отрывисто приказал Стивен. – Вы сорвете корки. Я советую вам оставаться в постели еще несколько дней и...

– Чушь, – возмутился Джек. – Полная чушь. Да меня повесят, если я просижу в постели лишнюю минуту при том, что Бонни на марше…

Он откинул простыни и начал было вставать, но комната колыхалась и кренилась с борта на борт, и он снова очутился на подушке, весь лоб в поту. Чертов кот запустил лапу в его волосы и начал радостно копошиться.

– Как я уже сказал, – заметил Стивен, забирая Джекова мучителя, приземлившегося на пол с глухим шлепком, – вам понадобится не меньше недели на восстановление сил, прежде чем мы отправимся к морю. ¬– Он отвел со лба Джека влажные волосы, ладонь была прохладная и сухая. – Уж одну неделю Наполеон подождет.


***

– Плевать я на все хотел, Стивен, – пробурчал Обри. – Вы должны позволить мне побриться!

Он честно пытался быть послушным и сговорчивым пациентом, и целых несколько часов ему это практически удавалось.

Джек почесал густую светлую щетину на челюсти:

– Не могу больше терпеть!

Стивен устроился с книгой на одном из широких каменных подоконников. Раскормленный серый котище развалился у него на коленях и мурлыкал так, что было слышно, пожалуй, и ниже этажом.

– Поднимите руку и удерживайте на весу, – скомандовал Мэтьюрин, не поднимая глаз от книги. Минуту спустя он взглянул на Джека, сжавшего зубы в попытке заставить руку не дрожать. – Я не подпущу вас к бритве, – вынес вердикт он.

– Чешется же! – пожаловался Джек, не сумев удержаться.

Стивен шлепнул книгой о подоконник, смерил его взглядом и, ни слова не говоря, вышел из комнаты. Согнанный с места кот обиженно вытаращился на Джека и принялся яростно вылизываться.

– Откуда мне было знать, что он в таком дурном настроении? – брюзгливо оправдался Джек. – В любом случае, уверен, у него есть дела поважнее, чем торчать тут, наблюдая, как я маюсь бездельем…

Золотой послеполуденный свет постепенно наполнял комнату, Джек лежал и таращился в потолок. Ему не хватило силы духа даже прогнать прикорнувшего рядом кота, и он рассеянно почесал серую голову, вызвав довольное урчание.

– Брысь отсюда, – вырвал его из полудремы голос Стивена. Тот опять стоял возле кровати, в очередной раз стаскивая с нее кота. – Боюсь, Томеу привык чувствовать себя здесь хозяином, – пояснил он, извиняясь.

– Неужели позади вас я вижу полотенца и таз с горячей водой? – спросил Джек, преисполнившись надежды.

– Именно их, – признал Стивен и отвернулся, чтобы взять миску и обмакнуть в нее помазок. От воды поднимался божественный запах лаванды и отличного свежего мыла.

– Так вы все же позволите мне побриться?

– И не подумаю, – не сдался Стивен. – Если только вы пообещаете, что никто и никогда не услышит об этом, – Стивен Мэтьюрин всегда ревностно оберегал свою репутацию настоящего врача по сравнению с какими-то там фельдшерами или цирюльниками, – полагаю, я смогу помочь вам побриться.

– Да я был бы рад, побрей меня сам дьявол, только б избавиться от щетины! – не сдержался Джек.

– Случалось, меня называли и хуже, – философски заметил Стивен, беря полотенце. – Впрочем, будем надеяться, что вам не придется прибегнуть к подобным крайностям.

Он обернул горячим полотенцем Джеково лицо и взболтал мыло в густую пену. Сняв полотенце, он принялся наносить пену быстрыми скупыми мазками, рассеянный взгляд бесцветных глаз уперся Джеку в нижнюю челюсть.

Свежее пахучее мыло божественно ощущалось на коже, и какое-то время Джек попросту наслаждался. Стивен принялся аккуратно водить бритвой, и было отрадно чувствовать, как вслед за ней покидает лицо ненавистная щетина. Впрочем, некоторое время спустя Джек начал ощущать неудобство – не физического, но скорее эмоционального плана. Лицо Стивена, низко склонившегося к нему, взгляд, сосредоточенный на губах Джека, скольжение бритвы над верхней губой – все это несколько смущало, и повисшее в комнате молчание только усиливало неловкость.

– Что до меня, Стивен…

Мэтьюрин досадливо поднял глаза.

– Держите рот закрытым, Джек. У меня нет никакого желания пустить вам кровь.

И вновь вперился взглядом в Джековы губы, сосредоточенно хмурясь.

– Очень неудобный угол, – досадливо проворчал он. – Да еще ваш нос постоянно мешается на пути. Возможно, если мы… да, так должно быть куда удобней!

И без дальнейших рассуждений он взобрался на постель и, перекинув ногу через грудь Джека, уселся на него верхом.

Джек смог только порадоваться в этот момент, что Стивен смотрит на его рот, а не в глаза, потому что брови его подскочили до линии волос. С некоторым усилием он придал лицу нормальное выражение.

Один только Стивен, – подумал он в то время как невозмутимый «цирюльник поневоле» продолжал скрести его лицо бритвой, – мог так увлечься поиском правильного угла, чтобы усесться на кого-либо, как на мебель.

Джек попытался расслабиться, но это оказалось не так-то просто, когда лицо Стивена находилось так близко к его лицу, а глаза Стивена так неотрывно смотрели на его губы. Длинные пальцы хирурга прошлись по коже над его ртом, проверяя, не осталось ли невыбритых мест, и Джек с трудом подавил дурацкое желание потянуться за ними губами. У него кружилась голова и слабели ноги – чего с медицинской точки зрения быть не могло, потому как он уже лежал…

… в постели…

… и Стивен сверху…

Джек оборвал эту мысль так жестко, как только смог, но, похоже, не все части его тела получили ультиматум вовремя. Джек неловко поерзал, стараясь, чтобы его южная оконечность не соприкасалась с оседлавшим его человеком, чем вызвал у Стивена очередное практически кошачье шипение и предписание прекратить ерзать, но толку особого не добился. Он вздохнул с облегчением, когда Стивен наконец заявил, что он выбрит достаточно пристойно, чтобы появиться в приличной компании, хотя сам Джек вовсе не чувствовал себя достойным компании, хоть сколько-либо приличной.

Это все – естественное следствие столь долгого вынужденного уединения, – сказал он сам себе, когда Стивен отправился раздобыть им чего-нибудь пожевать. – Несколько недель в медвежьей шкуре, никакого женского общества, да вообще никакой компании, если не считать Стивена, – чего уж естественней?

– Найду себе испанскую мисс посговорчивей, – пробормотал Джек, глядя на горы, – покувыркаемся, и все вновь придет в норму.

Но отчего-то, несмотря на изобилие в замке темноглазых, цветущих и исключительно сговорчивых горничных, норма не возвращалась. Напротив, поднабравшись сил, Джек обнаружил, что проводит в компании Стивена еще больше времени, чем прежде, таскаясь за ним по бесчисленным полуобрушенным парапетам, с которых Стивен с восторгом указывал ему на ястребов и пустельг, или иссушенным солнцем склонам холмов, где ему довелось узнать все о привычках пиренейской выхухоли, робкой и перепончатолапой родственницы крота.

Стивен был здесь другим человеком – или, скорее, люди обращались с ним по-другому. Обитатели замка относились к нему приветливо и уважительно, но не вследствие его медицинских талантов – как то было с Джековыми моряками – а скорее родовых уз. Стивен этой перемены, похоже, не сознавал: он все в той же въедливой манере требовал, чтоб Джек правильно питался, и все так же вел пространные заметки о животном мире, – но отчего-то Джек не мог больше воспринимать его таким, как прежде. Поймав себя на том, что, глядя, как Стивен зарисовывает в блокноте сочленения птичьего крыла, он думает, каково было бы ощутить эти руки на своем теле, Джек вынужден был извиниться и пойти окатить себя из помпы, что во дворе.

«В конце концов, такие мысли абсурдны, – напомнил он себе. – Как будто я не чувствовал на себе его рук много раз, когда был ранен или болел». Но, так как это направление мыслей едва не заставило его задуматься, что бы такое сделать с собой, чтоб ему потребовалась медицинская помощь, он забросил и его и просто принялся изучать Стивена с той же страстью, с какой Стивен изучал биологию.

***

Он уже сумел смириться с будущим, полным неудовлетворенной и скрытой страсти, когда одним утром проснулся рано и, спотыкаясь, двинулся было вниз по винтовой лестнице и остановился, услышав немелодичный голос Стивена, разговаривавшего с какой-то женщиной в столовой на нижнем этаже. Терзаясь подозрениями, Джек, крадучись, спустился до конца, и выглянув из-за колонны, увидел Стивена, поглощенного беседой с Исабель – одной из самых хорошеньких горничных. На руках у женщины сидел румяный толстощекий карапуз, и Джек увидел, как она протянула ребенка доктору для поцелуя, улыбаясь ласково и нежно.

Похоже, между этими двоими царило полное взаимопонимание, и Джек почувствовал, как раскаленная докрасна проволока скрутилась вокруг его сердца. Женщина покинула залу под триумфующий шелест юбок, а Джек проскользнул обратно по лестнице к себе в комнату.

– Все еще в постели? – вывел его из пучины отчаяния голос Стивена какое-то время спустя. – Я принес вам утренний кофе, мой дорогой.

Джек буркнул нечто нечленораздельное, отвернувшись к окну. Стивен нахмурился и опустил поднос.

– Мучают боли? Выглядите вы бледно. Возможно, это рецидив…

Джек дернулся, когда Стивен положил руку ему на лоб.

– Я в порядке, – пророкотал он голосом, который ему самому показался не слишком приветливым.

– Что ж, возможно, прогулка пойдет вам на пользу. Я видел следы малой дрофы вчера на южной прогалине, возможно, если нам повезет…

– Мне дела нет до ваших дроф и олуш, – взорвался Джек. – Пожалуй, сегодня я предпочел бы хоть раз побыть один.

– Замечательно, – холодно сказал Стивен после неловкого молчания и повернулся к двери. – Правда, олуши тут вряд ли найдутся, это морской вид.

Оставшись один на один со своими мыслями, Джек вынужден был признать, что морской там вид или нет, а один олух здесь точно имелся.

Остаток дня он хандрил и старался не попадаться на глаза Стивену – тот тоже не заходил. Мало кто в замке говорил по-английски, Джек не знал каталанского, так что изоляция вышла полной. Сначала это доставляло ему свирепую радость: он сидел и лелеял собственные обиды. Но, к его раздражению, мысли вновь и вновь возвращались к тому, что он хотел бы сказать Стивену. Было странно и неестественно не ощущать в комнате его присутствия, не иметь возможности невзначай обратиться к нему с вопросом или поделиться идеей. День тянулся и тянулся в угрюмом и душном молчании, Джек лежал на кровати, пялился в парчовый балдахин и пытался не думать о Стивене и хорошенькой девушке.

Другая служанка ранним вечером принесла ему поднос с сыром и фруктами и принялась указывать поочередно на каждый из плодов, называя их по-каталански, с тем чтобы Джек повторил.

– «Пома», «пера», «раим», ¬– послушно бубнил Джек, мечтая, чтобы она поскорее ушла

– Гранада, – терпеливо продолжала служанка

– Граната? – переспросил Джек, чувствуя, как усмешка растягивает уголки его рта в предвкушении отличного каламбура. Когда она кивнула, он подхватил плод и сказал, торжествуя:

– Ну вот, теперь гранат у меня довольно, а в сундуке сложены пистолеты, к встрече со стариной Бонни я готов, как ты считаешь?

Посмеиваясь, он смотрел на ее приветливое непонимающее лицо, постепенно смех его стих, он вздохнул и забрал у нее поднос, бормоча слова благодарности.

Это невыносимо, думал он, раздавливая зубами мелкие кроваво-красные ягоды. Присутствие Стивена причиняло ему почти физические страдания, его отсутствие – повергало в моральную агонию. Он хотел быть рядом со Стивеном и в то же время вряд ли бы смог это вынести. В самом деле, не будь он полностью уверен в обратном, все это выглядело бы, как будто он был в…

Джек замер, не донеся руку до рта. Мгновенье спустя, он отложил недоеденный плод обратно на блюдо. Подошел к окну и поглядел на бледно-желтые горы, наблюдая, как косяк белых птиц перечеркивает сумеречное небо.

– Вот черт, – сказал он наконец.

***

Следующий день дался ему тяжелее: Джек слонялся по комнате, как запертый в клетке зверь, собственные мысли терзали его не меньше, чем когда-то медвежья кожа. Серый котище где-то с час наблюдал за ним с подоконника, потом заскучал и оставил его одного. Выглянув в окно и увидев во дворе Стивена в широкой соломенной шляпе, защищавшей его от солнца, он бездумно шарахнулся обратно в комнату. Почувствовав себя глупо, снова высунулся из окна: Стивен шел по двору, держа в руке блокнот. Судя по всему, он собирался усесться под мимозой и опять наблюдать за колибри. Джек смотрел, как он идет, провожая его глазами, и, когда понял, что Стивен вот-вот свернет за угол и исчезнет из его поля зрения, он почувствовал комок в горле и сам не заметил, как взобрался на подоконник, чтобы только не упустить его из виду.

После этого ему оставалось сделать еще только один шаг, чтобы выйти на рыжую черепичную крышу – а потом, быть может, еще один, чтобы не терять Стивена из виду еще хотя бы несколько секунд, а потом…

Черепицы были нагреты солнцем и обжигали даже сквозь сапоги, когда он пробирался вдоль конька крыши, ведомый невразумительной, но неутолимой потребностью не спускать со Стивена глаз. Соломенная шляпа все еще была видна, отражая солнце, и Джек так сосредоточился на своей добыче, что не заметил незакрепленной черепицы, пока она не провернулась у него под ногой и он не покатился с крыши, производя дьявольский шум и размахивая руками в попытке обрести точку опоры. Приземлился он в терновый куст, не вполне невредимым, зато целым, и увидел над собой недоуменное лицо Стивена.

– Привет, – слабо пробормотал Джек.

***

– Что, ради всего святого, на вас нашло, чтобы вас понесло на крышу? – вопросил Стивен, продолжая вынимать из его одежды терновые шипы. Они снова были в комнате Джека, и тот только надеялся, что тень балдахина хотя бы частично позволяла скрыть, насколько ему неловко. Невесомые прикосновения к его рукам, ногам и груди нимало не облегчали положения.

– Мне показалось, я увидел… одну из ваших колибри, – нашелся Джек.

– Странное вы выбрали время, чтобы воспылать страстью к орнитологии, сказал Стивен, вынимая веточку из его волос. – Не вставайте, мой дорогой, я добуду нам лимонада.

Он вышел, а Джек прикрыл глаза, ощущая смесь облегчения и странной боли от того, что Стивен назвал его «мой дорогой».

Лениво размышляя, не притвориться ль, что он растянул лодыжку во время падения, Джек начал дремать. Возвращение Стивена его разбудило.

Он открыл глаза. Стивен стоял в дверях, вместе с ним была хорошенькая горничная, с которой Джек застал его прошлым утром. Джек вскочил на ноги, обостренно чувствуя, насколько потрепанно и помято он выглядит, и слегка поклонился.

– Исабель приготовила нам поесть, – сказал Стивен, опуская на стол кувшин и забирая у нее блюдо. Он поблагодарил Исабель, потрепав ее по щеке, красавица подмигнула ему и убежала.

– Прелестная девушка, – пробормотал Джек с набитым ртом, надеясь, что это прозвучало любезно.

Стивен одарил его недобрым взглядом.

– Да, действительно, но она замужем. И кроме того, моя кузина.

Джек едва не подавился грушей.

– Кузина?

– Именно. Мой дядя не отличался воздержанностью, – признал Стивен, наливая себе стакан лимонада и присаживаясь рядом с кроватью. – Она не была признана официально, в отличие от меня, но этого никогда не скрывали. Мы встретились впервые, когда я был уже взрослым, но я отношусь к ней, как к сестре, – сказал он, предостерегающе посмотрев на Джека.

– То есть, малыш, которого я у нее видел … – Джек запнулся. – Я хотел сказать, вчера утром я видел ее и вас, и…

Бесцветные глаза Стивена сузились, а взгляд похолодел.

– Уж не думаете ли вы… – он не закончил фразы и после недолгого неловкого молчания, осторожно добавил. – Мне казалось, Джек, вы знаете меня достаточно, чтобы предположить, что я могу покинуть мать своего ребенка.

Джек тяжело сглотнул.

– Я это знаю, – несчастным голосом сказал он. – Я просто… э, не подумал…

– Возможно, вам стоит делать это хоть иногда, – отрезал Стивен. – Ради всего святого, Джек, что на вас нашло? Хотели приударить за Изабель? Возревновали ее ко мне?

Джек не смог смотреть в его рассерженные глаза.

– Не к вам, – пробормотал он.

Снова повисло долгое молчание, которое тянулось и тянулось, пока наконец Джек уже был не в силах это выносить.

– Да черт возьми, Стивен! – сказал он, по-прежнему глядя в сторону. – Не знаю я, что сказать. Я чертов болван, и… да так всегда происходит: как я на суше – я всегда «плаваю»… Ха-ха, а неплохо вышло! – сказал он бездумно. – Плаваю, как на суше. Но в конце концов, все встало с ног на голову с тех пор, как я здесь, в этом вашем… вашем замке, точно! И вы тут, как будто сказочный принц, а я веду себя чудовищно, знаю, – торопливо закончил он. – Точно, я – просто чудовище, и мне… мне очень жаль.

Тишина.

Выждав немного, Джек окликнул: «Стивен!» – и, обернувшись, обнаружил лицо друга всего в нескольких дюймах от своего. Он вздрогнул, отпрянул и понял, что Стивен – нет, не то чтобы улыбается, но в его взгляде больше нет этого опасного рептильего выражения.

– Я полагаю, время, проведенное в медвежьей шкуре, оказало неблаготворное воздействие на вашу личность, – заметил Стивен. – Я порою в вас наблюдаю поистине медвежью сварливость. Если верить сказке, – продолжил он, – имелся всего лишь один способ разрушить заклятие и вернуть чудовищу прежний облик, не так ли?

– А, – сказал Джек, в первый раз в жизни оказавшийся неспособным придумать хоть какой-нибудь завалященькой шутки. – Точно. И я так слышал.

Губы Стивена были прохладными и хранили вкус лимонада, и какое-то мгновение Джек был уверен, что он все-таки умер, сверзившись с крыши замка, потому что другого объяснения своему блаженству не находил. Не было в этом поцелуе ничего ни холодного, ни бесстрастного, и когда Стивен отстранился, Джек издал короткий голодный стон разочарования.

Вот теперь Стивен улыбался точно.

– Увы, по-прежнему чудовище, – заявил он, похлопав Джека по животу. – Не получается из вас принца, мой замечательный Джек.

Чувства по-прежнему захлестывали его, тело требовало продолжения близости, и со смешливым рычанием Джек набросился на свою жертву, прижимая его к кровати – или, верней, попытался, потому что Стивен оказался на редкость проворен, с легкостью выворачиваясь из самого крепкого захвата. Какое-то время они шутливо боролись, потом Джек сумел ухватиться за воротник Стивена, потянул, и жалобный треск разрывающейся ткани наполнил воздух.

– А, варвар! – выдохнул Стивен. – Что же, вы намерены овладеть мною силой?

– Боже, да! – простонал Джек, запечатлевая поцелуй на открывшейся его взгляду ключице. – Если только вы позволите мне.

– Если я позволю, где же тут, по-вашему, сила? – рассудительно пробормотал Стивен, расстегивая рубашку Джека без единого взгляда на петли. Руки его действовали так уверенно и умело, будто проделывали все это уже тысячи раз, наяву или в воображении.

– Стивен, Стивен, – прошептал Джек, когда Стивен покончил с его рубашкой и принялся за брюки, пуговицы на которых едва не отлетали от натяжения ткани. – Ради всего святого, будьте же серьезны.

Торопливые пальцы Стивена на мгновение остановились, и он обхватил ладонями Джеково лицо, улыбаясь мягко и чуть кривовато.

– Я совершенно серьезен Джек, – сказал он.

@темы: Перевод, Патрик О'Брайан, Фанфики

---

[Quiterie]

Песни (чудесные, на мой вкус) из сериала "Приключения королевского стрелка Шарпа". Люблю первую!

@темы: Кино

---

О роли личности в истории

[Stella Lontana]

Оказывается, я тоже не все перетащила сюда с летней ФБ ( чем только мы занимались последние полгода?) Несу юмористическую аналитику по "Детям капитана Гранта", которая началась с того, что мне в голову пришел вопрос "Что, если бы в этой истории не было бы Паганеля?" (а сериал 1985 года, например, намекает, что такой вариант был вполне возможен) - а потом разрослась до двух с лишним тысяч слов.
Осторожно: в тексте есть шутки про слэш, гет, джен, полигамию, гендерсвитч, и вроде бы даже слово "омегаверс" один раз употребляется

Название: О роли личности в истории
Автор: fandom Library of Adventures 2013 (Stella Lontana)
Бета: fandom Library of Adventures 2013
Форма: фандомная аналитика
Размер: 2050 слов
Канон: Жюль Верн, "Дети капитана Гранта"
Пейринг/Персонажи: все персонажи канона
Категория: джен, гет и слэш упоминаются
Жанр: юмор, крэк, AU, сюжетная развилка
Рейтинг: PG
Краткое содержание: что стало бы с сюжетом канона, не будь в нем отдельных персонажей
Примечание/Предупреждения: кто сказал, что фандомная аналитика должна быть зубодробительно серьезной?

У настоящего мастера пера, каким мы, разумеется, считаем автора канона, в произведении все выверено до миллиграмма, каждый герой стоит на своем месте и каждый неизмеримо важен для единого гармоничного целого. Но попробуем представить, что стало бы с сюжетом "Детей капитана Гранта", если б в нем не было:

…Паганеля

Побережье Чили, октябрь 1865 года. Поиски на берегах бухты Талькауано ничего не дали. Следов крушения "Британии" не обнаружено, местное население ничего не слышало о капитане Гранте и его двух матросах. Огорченная команда "Дункана" собралась на юте.

Гленарван: Я взял на себя обязательство отыскать капитана Гранта, и если понадобится, я посвящу свою жизнь спасению этого мужественного человека. Я готов обогнуть весь земной шар, двигаясь вдоль тридцать седьмой параллели…

Все сочувственно кивают.

Гленарван: Но прежде необходимо решить, можем ли мы прекратить поиски на американском континенте. Не следует ли нам пересечь Патагонию посуху, там же, где пересекает ее тридцать седьмая параллель, чтобы убедиться, что индейцы не увели потерпевших крушение вглубь материка?

Все потрясенно молчат.

Мак-Наббс: Дорогой Эдуард, вы упоролись? Триста пятьдесят лье по пересеченной местности!

Гленарван: Мой милый майор, но не пешком же! Мы поедем верхом!

Мак-Наббс (уверенно): Не подумайте, что меня страшит перспектива провести месяц в седле, под открытым небом и без бритвы — в первый раз что ли? Но, Эдуард, лошади не пройдут через горы!

Гленарван (потирая виски): Да, действительно, что это я? Тем не менее, надо тщательно навести справки и на всякий случай осмотреть место, где тридцать седьмая параллель пересекает восточное побережье Южной Америки.

По телеграфным проводам летят запросы, все более или менее цивилизованные поселения континента отвечают, что ничего не слышали о капитане Гранте. "Дункан" выходит из Талькауано, огибает мыс Горн, осматривает восточное побережье Аргентины, дальше движется вдоль тридцать седьмой параллели, попутно посетив острова Тристан-да-Кунья и острова Сен-Пьер, — здесь тоже осматривается всё и опрашиваются все потенциальные свидетели, — достигает западного побережья Австралии. В успех экспедиции уже никто не верит, но бронебойный оптимизм и педантичность майора не позволяют кому-либо даже задуматься о том, чтобы отказаться от поисков, покуда они не доведены до конца. О том, чтобы топать пешком через Австралию, впрочем, тоже никто не заикается. Как и прежде, наводятся справки, зайдя в Мельбурн для ремонта; "Дункан" педантично движется к восточному побережью. Айртон на берегу досадливо кусает локти. "Дункан" так же аккуратно огибает Новую Зеландию (на берегу яростно потрясают ружьями воинственные дикари) и, чтобы поставить последнюю точку над "ё", заглядывает на маленький, находящийся вдали от всех торговых путей остров Марии-Терезии. Где совершенно случайно для всех обнаруживается искомый капитан Грант. Профит.

Вместо девяти месяцев путешествие занимает пять. Все живы и здоровы. Гленарван не получает пули в руку, а Мюльреди — в грудь. Дамы оказались лишены увлекательной прогулки по болотам и джунглям двух островов, не стесали ноги о камни, не сожгли кожу на солнце. Никто не убегал от кровожадных дикарей, не преследовал индейские племена, не спасался от извержения вулкана, не общался с беглыми каторжниками. Сохранено немыслимое количество здоровья и нервных клеток. В общем-то, экспедиция оказалась нормальным свадебным путешествием лорда и леди Гленарван, как и задумывалось. Не состоялось знакомства со множеством интересных людей, недополучено уникальных знаний, никто так и не увидел вблизи лавины в горах, наводнения в прерии, извержения вулкана. Майора Мак-Наббса так ничто и не смогло вывести из душевного равновесия.

Общий вывод: скучно же, господа! Какое же это приключение — пять месяцев в каюте?

... Гленарвана

Леди Элен (нервно комкая в руках платок): Неужели они отказали?
Мак-Наббс: Увы, миледи! Мы с капитаном привели все возможные доводы. Но в Адмиралтействе считают, что документ, обнаруженный нами в бутылке, неясен и непонятен, а усилия, которые необходимо затратить на то, чтобы отыскать трех человек, к тому же шотландцев, непомерно велики. Словом, они привели все возможные причины для отказа. Боюсь, несчастный Грант безвозвратно погиб.
Мери Грант падает в обморок, Роберт потрясает кулаками, Элен всхлипывает.

На следующий день дети капитана Гранта покидают Малкольм-касл в надежде добиться аудиенции у королевы, но все понимают, что это им не удастся.

На маленьком острове посреди Тихого океана капитан Грант и два его матроса строят хижины, приручают коз и возделывают маисовые поля. Чуть позже они соорудят плот, откроют лежащий неподалеку вулканический остров Линкольна и спустя двенадцать лет встретят там компанию потерпевших крушение на воздушном шаре, которым, возможно, помогут спастись во время извержения, уничтожившего остров. Только "Дункан" все равно не придет. Разросшаяся колония продолжит существовать на слишком маленьком острове Табор, где не будет достаточного количества леса для постройки полноценного корабля. Когда их найдут, никто не знает. Хотя, думаю, Роберт вырастет, выучится на капитана и все же найдет. Но это будет уже совсем другая история.

Возможный спин-офф: Джон Манглс, вернувшийся из Лондона вместе с майором Мак-Наббсом, видит Мери во дворе Малкольм-касла и влюбляется с первого взгляда. В дальнейшем он пытается помочь бедной девушке добиться ответа от властей — правда, безуспешно, — берет на себя заботу о финансовом благополучии Мери и ее брата, собрав все свои сбережения и заняв денег у хорошо относящегося к ним Мак-Наббса, организует самостоятельную экспедицию к берегам Чили. Естественно, безрезультатно. Восхищающийся им Роберт выбирает профессию моряка, выучивается на капитана и много лет спустя все-таки обнаруживает остров Табор. Смотри предыдущую версию.

...Леди Элен

Версия первая: короткая и пессимистическая. Сюжет романа не успевает даже завязаться, потому как в Северном проливе, где произошла историческая встреча с акулой, яхта "Дункан" оказалась как раз в ходе свадебного путешествия (ну окей, подготовительной к нему прогулки) четы Гленарван. Не было бы свадьбы — ничего бы не было.

Версия вторая: альтернативно-романтическая. Акулу все же вылавливают, бутылку вскрывают, объявление дают. Дети капитана Гранта приезжают в Малкольм-касл. Лорд Эдуард видит Мери и (да-да!) влюбляется с первого взгляда. Потому что — ну, если забыть, что любят не за какие-то отдельны черты, а человека в целом, — в ней есть все то, за что Гленарван любил Элен: красивая и добрая, настоящая шотландка, дочь путешественника, не боящаяся опасностей и приключений. И так же, как для Элен, он приносит к ее ногам себя, свой замок, свою яхту и ради нее и вместе с ней готов отправиться хоть на край света, не то что вокруг него...

Возможный спин-офф: любовный треугольник с участием Джона Манглса. Ревность, дуэль, трагическая гибель любого из дуэлянтов. Путешествие не состоялось.

Версия третья: фандомно-популистская.
Поскольку супруга Гленарвана в путешествии не участвует, детей капитана Гранта на борт тоже не берут — ну нечего им там делать, в суровой мужской компании. Миссис Олбинет (горничная леди Элен), соответственно, не едет тоже. Таким образом, мы имеем общество из двадцати девяти мужчин, на протяжении девяти месяцев запертых в ограниченном пространстве небольшой гоночной яхты. А согласно законам мультифандома, в таких условиях неизбежно возникает слэш (впрочем, согласно этим законам, он неизбежно возникает и во всех других условиях тоже). К концу второй недели путешествия команда и пассажиры "Дункана" неизбежно впадают в свальный грех, формируются любовные треугольники: Паганель — Мак-Наббс — Олбинет и Гленарван — Джон Манглс — э-э-э... тоже Олбинет! Или тоже Мак-Наббс. Или Том Остин. Или даже Олбинет — Гленарван — Джон Манглс — Том Остин — Мак-Наббс — Паганель. А что, любовная гексаграмма — бесконечное разнообразие возможностей для юста, ревности, соперничества и соблазнений. А если подключить еще теорию омегаверса, позволяющую дополнить это все разнообразием гендерных моделей... впрочем, не будем подключать! Оставшиеся двадцать три человека команды не заморачиваются такими тонкостями и попросту практикуют полигамию. К концу первого месяца пути погрязшее в оргиях и разборках общество начисто забывает, за чем плывет. К середине пятой недели пути здесь стартует первый фанфик-фест, позволяющий облечь все придуманное ранее в литературную форму (первый тур закрывается за день). К концу второго месяца это уже полностью сформировавшийся фандом. А вы говорите, зачем женщины в приключенческой литературе?

... Олбинета

К концу первого месяца плавания путешественники начинают жестоко страдать от отсутствия нормально приготовленной и сервированной пищи. Паганель, чувствуя свою ответственность перед историей как француза, ударяется в кулинарные эксперименты. Команда давится, но ест, понимая, что альтернативы не будет. Мак-Наббс единственный позволяет себе жестко критиковать результаты изысканий Паганеля, больше, кстати, из любви к искусству, потому как ему, единственному же, эта стряпня отчего-то по вкусу. Паганель нервно огрызается, майор продолжает дразнить, и до стадии "Как, вы не попробовали мой замечательный беарнский соус??? — Ну, повесьтесь теперь!" они доходят куда быстрее, чем это произошло в каноне. К третьему месяцу путешествия это уже любовь. Пару раз майор спасает всю компанию от голодной смерти/ серьезного отравления, вовремя исправляя ошибки, допущенные Паганелем по рассеянности. В общем, он, как и в каноне, всегда рядом и всеобщий ангел-хранитель.

Возможный спин-офф: раз нет Олбинета, значит, нету и миссис Олбинет. Условия существования на "Дункане" оказываются совершенно непригодны для дам, поэтому дам в путешествие не берут. Оказавшиеся в ограниченном пространстве небольшой гоночной яхты двадцать девять двадцать восемь мужчин к концу второй недели путешествия впадают... впрочем, все это мы уже видели в предыдущей версии!

... Мак-Наббса
ВСЕ УМЕРЛИ! Причем еще в Чили.



... Мери и Роберта
Что было бы, если бы в книжке про детей капитана Гранта не было бы самих детей капитана Гранта?

Джон Манглс за неимением лучшего влюбился бы в Элен, подрался на дуэли с Гленарваном, был бы убит, после чего Эдуард Гленарван от раскаяния покончил бы с собой, а Элен в отчаянии бросилась бы в море… Нет, ну их нафиг, такие приключения!

Что стало бы с остальными? А очень просто: остальных съели бы маорийцы! Кто не помнит, именно Роберт в свое время вывел всю компанию прямо из-под носа кровожадных дикарей. Не вывел бы — конец истории вышел бы куда более печальным и крайне высокорейтинговым: массовые убийства, пытки, расчлененка и прочий каннибализм. "Как ваше имя, уважаемый сэр? — А вам зачем? — А мне для меню". (с) Дорогие потенциальные авторы приключенческих романов! Не забудьте на всякий случай включить в ваш текст юркого и ловкого подростка! Мало ли что.

В общем, без детей было бы как-то скучно. А вот что, если бы детей капитана Гранта в фильме было не двое, а, скажем, шестеро? Трое? Все же двое, но оба мальчики? Пятеро — и все девочки? Демографическая ситуация викторианской Англии способствовала, знаете ли!


Вот, например, если бы вместо Роберта по аргентинским пампасам скакала, уводя за собою красных волков, или скрывалась от дикарей в новозеландских джунглях Роберта? (Робин? Ровена?) Жюль Верн получил бы исключительно актуальный (по меркам начала двадцать первого века), политически правильный и гендерно-выверенный роман (а куда мы сейчас без боевой героини? Без боевой героини мы сейчас никуда!), но, пожалуй, растерял бы часть изначальной мальчишеской аудитории (а также изрядную долю сюжетной логики и здравого смысла — но кто смотрит на здравый смысл в современных популярных произведениях?).

Если б, напротив, вместо сестры у Роберта имелся бы старший брат — ага, тонкий, трепетный, рыженький и в веснушках, — значительная часть фандома радостно бы потерла руки (и устроила Джону Манглсу личное счастье!), а вот злобные политкорректные гендерноориентированные критики современности такой роман и, соответственно, экранизации уже бы не пропустили. Точно говорю, не пропустили бы! Не пропустила же какая-то неведомая нам злая сила фильм "Хоббит" с каноническим составом персонажей.

А вот если капитанских детей вдруг окажется больше двух — мы вновь возвращаемся к самому началу этой статьи: Паганель не поместится! Точно-точно, кают на "Дункане" было всего шесть, и, не окажись одна из них свободной, счастливого недоразумения, позволившего рассеянному французу присоединиться к уже сложившейся команде, не произошло бы.

Хотя, почему? Может быть, и произошло бы… Ведь если человек может по ошибке попасть на чужой, совершенно иного класса корабль, он точно так же мог бы по ошибке и вселиться в уже занятую кем-то каюту. И дело бы закончилось незапланированным гетом! Или не гетом… Так, слэшеры, молчать!

Кстати, о незапланированном гете. Все ведь помнят о наличии в каноне такого замечательного персонажа, как мисс Арабелла Мак-Наббс? Эта "милейшая тридцатилетняя девица", особа добрая, но эксцентричная, обладательница миллионного состояния и безжалостная соблазнительница рассеянных географов, вполне могла появиться на страницах романа еще в самом его начале. Как? Зачем? Ну, например, она, со своим миллионом, принимала участие в финансировании мероприятия и в качестве ответной любезности попросила Гленарвана ее покатать. Ну, или просто по-родственному попросила. В любом случае, если полагать, что двоюродные брат и сестра Мак-Наббсы были хоть сколько-нибудь похожи между собою, дама эта определенно обладала цельным, сильным и ярким характером, а экипаж "Дункана" под ее руководством в ее присутствии был бы всегда присмотрен, накормлен и построен. Ну, а Жак Паганель обрел бы личное счастье куда раньше, чем в каноне.

Как там на страницах романа:
— Разве мисс Арабелла вам не нравится? — спрашивал Мак-Наббс. (с)
— Что вы, майор! — отвечал Паганель, залезая выше на мачту, так как видел, что поименованная особа стремительно приближается по верхней палубе к разговаривающим. — Она очаровательна, даже слишком очаровательна! И, признаться, я рад был бы, если б этого очарования в мисс Арабелле было — а-а-а! — поменьше.

Но что удивительно: если бы в сюжете не оказалось самого Гарри Гранта, этот самый сюжет вряд ли бы сильно изменился. Потому что ну неужели хорошая компания при необходимости не найдет себе новый фандом иного повода поприключаться? Если вам для этого еще нужен повод

@темы: ФБ, Жюль Верн, Аналитика, Фанфики

---

Пособие начинающему автору авантюрного романа

[Quiterie]

И снова летняя ФБ. Я хотела посмеяться над штампами (но так и не дошла до этого момента толком), а еще над тем, как не надо делать, но как часто хочется. И да, рассказать о типизации авантюрной литературы тоже )

Название: Пособие начинающему автору авантюрного романа
Автор: Quiterie
Бета: olya11
Форма: фандомная аналитика
Размер: 2 274 слова
Канон: общий
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: R
Краткое содержание: три шага к написанию авантюрного романа: образ автора, выбор поджанра, герои и злодеи приключенческой литературы
Примечание: пожалуйста, не пытайтесь серьезно следовать рекомендациям!

Введение.
В детстве почти каждый человек фантазировал о неизведанных местах, захватывающих приключениях и верных друзьях, которые помогают сражаться со злодеями — причем злодеи должны быть квинтэссенцией всех плохих качеств. Приключенческий роман — не более чем отражение этих детских мечтаний, в относительно литературной форме. Почему относительно, спросите вы? А об этом и многом другом вы узнаете ниже.
Но продолжим по порядку.
Итак, вы выросли, но не растеряли желания с помощью своего творчества сделать этот мир чище и светлей. С одной стороны, на вас давят родители, которые хотят, чтобы чадо зарабатывало деньги, с другой — вам нужно как-то излить свои фантазии. Как соединить приятное с полезным — этот вопрос мучает многих новичков.
Если вы решили посвятить свою жизнь писательству, то эти нехитрые рекомендации — для вас!

Шаг первый. Приобретаем нужный имидж.
Любой писатель нуждается в фанатах. Это непреложная истина, которую пытаются опровергнуть отдельные бунтари. Некоторые авторы заискивают перед читателями, правдами и неправдами подсовывая свои нетленные творения на прочтение. Но мы предлагаем способ приманить фанатов, не тратя денег и сил!
Прежде всего определитесь, как именно вы хотите предстать перед поклонниками.

Образ №1, романтический.
Вот главные советы, как выглядеть и вести себя в обществе:
— добиться интересной бледности лица (здесь автор рекомендует: а) использовать пудру, б) как можно больше сидеть дома, в) мало спать. Внимание! Пить разные лекарства чревато для здоровья, хотя результат более гарантированный и не сотрется, в отличие от пудры). Румянец строго противопоказан;
— если вы склонны к полноте, то стоит сесть на диету, хотя бы до тех пор, пока лицо не осунется;
— часто вздыхать, особенно посреди оживленного разговора и веселья;
— тренировать туманный взгляд вдаль;
— в ответ на вопросы окружающих печально улыбаться в стиле «вам не понять»;
— ронять замечания вроде: «Да-а, Мак-Нотт в таком случае просто вызвал бы негодяя на дуэль». На вопросы, кто такой Мак-Нотт, реагировать улыбкой из пункта выше;
— время от времени упоминать о бессонных ночах. Если какой-то твердолобый человек решит, что вы больны или прожигаете жизнь в клубах, то со вздохом расскажите о судьбе писателя, которого не ценили современники. Если хотите блеснуть интеллектом, упоминайте Чаттертона, культурой — Гоголя. Если ни тем и ни другим, то печальтесь о засилье бездарностей в литературе. Раз в неделю упоминайте об уничтоженных вами рукописях и тонко намекайте на то, что мир еще не готов к появлению истинного гения;
— никогда и никому не давайте читать написанное вами! Скептическое окружение может оказаться слишком жестоким для вашей тонкой души.

Образ №2, экстремальный.
Здесь вам нужно:
— записаться на историческое фехтование, скалолазание, спелеологию, дайвинг, метание ножей, вязание узлов, в яхт-клуб, тир, клуб любителей езды по пересеченной местности, клуб выживальщиков и конный клуб. Желательно одновременно. Сходить на вводное занятие каждого клуба, чтобы овладеть терминологией;
— при встрече с друзьями все время куда-то спешить, ссылаясь на многочисленные дела;
— временами исчезать из привычного круга общения. По возвращении упомянуть, что были на Аляске/в Бразилии/в степях Монголии/в тайге;
— не забудьте сходить в солярий, чтобы приобрести цвет кожи, соответствующий вашей легенде! Или не сходить;
— во время вынужденного уединения читайте популярные книги о диких животных и племенах. Или хотя бы подписку журнала «Geo»: впоследствии вам пригодятся почерпнутые оттуда знания, чтобы небрежно сверкнуть ими перед друзьями;
— на каждом пикнике давайте ценные советы о том, как выбирать еду в поход, как правильно разводить огонь, как ночевать на открытом воздухе без палатки, даже если вас об этом не спрашивают. Особенно — если вас об этом не спрашивают.
— рассказывайте об опасностях, которые вы пережили. Прекрасно подойдут кровавые ритуалы дикарей племени Чемм-О-Данно из дикой страны Терра Угрозитта с расчленением несогласных и поеданием их кишок. Или ночь на дереве, под которым вас поджидал ядовитый варан из семейства Гусеногих, перемазанный мозгами вашего спутника. Не слишком напирайте на подробности, иначе хозяева перестанут приглашать вас в гости;
— пишите короткие зарисовки, в которых много крови и экшена. Выберите из друзей самых слабонервных и дайте им это прочесть. Слава бывалого и жестокого человека гарантирована!

Итак, при неукоснительном соблюдении этих правил у вас появились первые поклонники. Возможно, вы даже успели что-то написать. Это хорошо, потому что именно сейчас пора перейти к замыслу вашей книги. Нет, не так. Вашей Первой Книги!

Шаг второй. Поджанр вашего романа — половина пути к успеху!

Теперь, когда самый важный шаг сделан, вы должны хорошенько подумать о стилистике вашего романа, ведь от этого напрямую будет зависеть сюжет. Приключенческая литература обширна! Даже если вы ничего не знаете и не хотите знать о географии, истории, этнографии и антропологии, это не станет для вас препятствием.

1. Если вы любите деньги, пишите роман о поисках сокровищ.

Например: старая бабушка Евлампия Патрикеевна, всю жизнь прожившая на Патриарших, решила сделать евроремонт в своей коммуналке. Сенсация! В стену оказался замурован клад времен Ивана Грозного! Таксист Иван, бизнесмен Афанасий и продавщица Галина узнают об этом, и начинается гонка за кладом с жестокими убийствами, предательствами и опасностями.

2. Если вы любите море, пишите роман о морских путешествиях.

Например: Благородный, но несчастливый в личной жизни Валерий поехал на Балтийское море порыбачить, заснул в лодке, а проснулся у острова, на котором возвышается заброшенная крепость времен Второй мировой войны. По ужасному совпадению, именно здесь происходит собрание общества «Банковские клерки против Искусства», где сотрудники ОбМАн-банка (Объединенный Московский Аналитический Банк) зверски пытают писателей и художников, сжигая их произведения у них на глазах. Благодаря смелости Валерия и его добровольного помощника, скромного скрипача Антона, они увозят статую «Дианы Клервосской» на своей четырехвесельной лодке и умело отбиваются от погони, следующей за ними на трех моторных яхтах. Трупы, злобные зубастые креветки, гигантские спруты, акулы, перестрелки и ненависть!

2.1. Как вариант предыдущего, можно написать роман о выживании на необитаемом острове. Только не увлекайтесь каннибализмом, читатели не поймут, если Валерий обглодает Антона до последней косточки. Хуже того, они не поймут, если Валерий обглодает и клерков! Поэтому, если вдруг вам хочется, чтобы кто-нибудь кого-нибудь съел, посадите на один остров двух злодеев и благородного героя. Закон жанра обязывает, чтобы самый злобный злодей слопал второго!

2.2. Или же вы можете написать роман о пиратах. Думаете, в современном мире нет пиратов? Романтика большой дороги призывает убийц, маньяков, насильников, грабителей... Конечно, не стоит их делать кровавыми упырями, каковыми они и являются, но совершать разные подлости негодяи будут непременно: от зверского убийства любимой главного героя в прошлом до безумного хохота, с которым эти злодеи разрежут на части его собачку, ловя языком капли ее крови.

3. Если же вашему сердцу ближе всего тема убийств, вы можете писать роман о благородных страдальцах-мстителях (вы заметили, как часто мы упоминаем слово «благородный»? Это очень важная деталь!), о негодяях, которые разрушают семьи, лишают сирот наследства и насилуют во все места печальных, но очень красивых главных героинь. Это роман уголовно-сенсационный.

3.1. Если ваш главный герой — гениальный сыщик или друг гениального сыщика, это детективно-приключенческий роман.

3.2. Если же вы предпочитаете повседневность и психологию, сопровождающиеся кровавыми разборками, семейными трагедиями, домашним насилием и больной любовью, для вас — бульварные романы.

4. Если вы любите историю, то вам прямая дорога писать исторические романы. Проще простого! Берете какое-либо историческое лицо, наделяете его всеми достоинствами, какие только можно придумать, его врагов — всеми недостатками и описываете с такой точки зрения любое историческое событие.

4.1. Внимание! Если вы не отличаете восемнадцатый век от девятнадцатого, а семнадцатый от шестнадцатого, но очень хотите написать про дам в кринолинах и рыцарей в доспехах, ваше спасение в руританском романе. Вымышленная современная Европейская страна с монархической формой правления и любым смешением культур и времен не создаст проблем даже человеку, который знает о Европе только то, что там теплей, культурней, и где-то в тех краях — Париж, Лондон и Мадрид.

5. Если вам нравятся дикари и их обычаи (а это очень интересно... местами), то вы можете написать роман из жизни индейцев/тунгусов/индусов/чукчей/тасманцев/и проч. И поверьте, читатель не собирается узнавать об их обычаях больше, чем вы написали, поэтому шаманские ритуалы, ломание костей соплеменников в борьбе за женщину, замерзшие или обезвоженные путешественники имеют право на существование, где бы ни происходило действие вашего романа.

6. Если же совесть не позволяет вам приписывать несчастным тунгусам свои фантазии, но все равно хочется прикоснуться к природе, вы можете создать роман о животных. Приключения волка в тайге или бродячего кота в большом городе — все это может стать темой вашей книги. Будьте как можно убедительнее в описании повадок и питания! Наверняка среди ваших читателей попадутся биологи, зоологи, орнитологи и ботаники, а это публика та еще. Напишешь, что волки питаются гнилой падалью, пролежавшей на морозе две недели, — потом не отмоешься. Эту проблему можно элегантно обойти, написав роман из жизни, скажем, сардинской пищухи. Она уже вымерла, и ученые будут вынуждены молчать.

7. Если вы любите мистику, то можете написать роман об оккультном обществе. Желательно отличать сатанистов от дьяволопоклонников, а колдунов Седьмой Ложи от Общества Черной Руки, но не обязательно. Никто не помешает вам написать роман о жрецах Анку и включить туда всевозможные питье крови и секс во славу Сатаны.

8. Если вы параноик... то есть, простите, приверженец теории заговора, то здесь у вас тоже огромное поле для деятельности в рамках авантюрного романа. Спецслужбы и гениальные шпионы, последние слова науки и техники, взрывы, пожары, заложники, пытки каленым железом, паяльником и бессонницей, да так, чтобы шла кровь из ушей, смачно пахло жареной плотью, и прочее, и прочее — к вашим услугам! Шпионский роман тоже существует!

Подождите, скажет ошеломленный читатель, как так? Вы же перечислили всю литературу, все жанры... И что, это все приключенческие романы?!
Конечно, нет, дорогой читатель! И чтобы показать вам, чем авантюрные книги отличаются от «литературы вообще», мы переходим к пункту три.

Шаг третий. Герои и Злодеи — вечное противостояние!

Запомните главное правило:

Герои должны быть героичными. Злодеи должны быть злыми!

Исключением может стать лишь злодей, маскирующийся под героя, или герой, оказавшийся по воле злой судьбы среди негодяев. Но это редкие птицы, избитый еще Стивенсоном прием, и бывалые канонисты скорее всего скажут вам «фи».

Примерный персонажный состав вашего романа:

Главный герой — очень благороден, имеет понятие о чести, чаще всего с трудной судьбой. Гол как сокол, обладает твердыми моральными устоями, порой настолько твердыми, что читателю хочется его убить. Многие его поступки вызывают сомнение у людей практичных и логичных, но мы же пишем авантюрный роман, черт побери!

Друг главного героя — благороден чуть менее, чаще выступает дурачком на подпевках, если у главного героя нет слуги.

Слуга главного героя или добровольный помощник — обычно совсем недалекий человек, иногда из дикарей. Чист сердцем, до глупости наивен и добр.

Любовь главного героя — в романе чаще не участвует. Идеал женской красоты, доброты, смелости и хозяйственности. Кроме главного героя, в нее обычно влюблены: друг главного героя, слуга главного героя, злодей и еще сколько-то второстепенных персонажей.

Главный злодей (главнюк). Очень мизантропичен, обладает большой властью и/или деньгами. Держит штат помощников, обычно мало пригодных для его злодейской деятельности. Опытным путем установлено, что коэффициент интеллекта всех помощников является единым, то есть: чем больше помощников, тем они глупей. Главнюк любит извращенные пытки, часто не лишен своеобразного благородства, что, впрочем, не мешает главному герою трактовать любые его поступки как бесчестные и подлые.
Что интересно, если сам главный герой кого-то предает или подставляет, по иронии судьбы это обязательно оказывается негодяй. Главнюк ненавидит главного героя из-за каких-то принципов, часто из-за общего и очень трагичного прошлого (если вкратце, то, проходя мимо, герой в очередной раз сделал какую-то благородную гадость, наступил злодею на мозоль и, по обыкновению, не заметил этого, отчего у злодея остался шрам на всю жизнь). В своем последнем слове (запомните, у вашего злодея обязательно должно быть последнее слово!) злодей всегда выдает секрет, что же между ними случилось.

Помощник главнюка. Еще один омерзительный тип, чем омерзительней, тем лучше. В противоположность главнюку не отягощен даже намеком на благородство, режет младенцев пачками и дефлорирует девственниц любого пола направо и налево. Изредка в некоторых романах они меняются с главнюком ролями, но тогда все его помощники набраны из пациентов сумасшедшего дома, потому что в здравом уме подчиняться такому мерзавцу не станет никто. Завидует главнюку, ненавидит главного героя не оттого, что тот герой, а за просто так. Потому что ненавидит, в принципе, все человечество.

Второстепенные персонажи: необязательные, но оживляющие сюжет.

Любовница главнюка. Обычно несчастная женщина, которую угораздило полюбить негодяя. Тот обращается с ней крайне плохо, унижает, насилует, бьет, выкидывает и уничтожает ее вещи, но до поры до времени та терпит. Мотивация этой святой женщины неясна. Часто гадалка или шаманка, еще чаще переходит на сторону героя.

Служитель закона. Усердный, но недалекий. Мечтает арестовать всех. Что ж, глядя на замес, который устраивают герои и злодеи, его можно понять!

Дети. Всякие, обычно старше шести и младше двенадцати. Режут злодею правду-матку в лицо, очень любят героя и его возлюбленную.

Невинная жертва. Умирает обычно самой первой от руки злодея, очень трагически. Любого пола и возраста.

Массовка.
Негры, змеи, пираты, солдаты, хищники, индейцы, злобные насекомые — все, на кого хватит фантазии автора. Возможны вариации.

Вы ведь заметили, что главное — это линейность персонажа? Не стоит прописывать сложные характеры, ведь это приблизит ваш авантюрный роман к высокой литературе. Не стоит также их слишком упрощать — вас назовут бульварным писателем и в какой-то мере будут правы.

Итак, вы создали себе образ, выбрали поджанр романа и определили героев? Что же дальше? А дальше — остается только писать, выдавать предварительно найденным фанатам отрывки своего творчества, и успех не за горами!

Итоги:
Благодаря нашему пособию вы теперь можете определять поджанр романа навскидку!
Вот несколько заданий для самостоятельной работы. Нужно установить, в каком поджанре написана книга и о каком персонаже идет речь.

1. «Черная Смерть сосредоточенно жевал ухо своего врага, сидя на горе трупов. «М-м-м, неплохо — думал он, работая мощной бульдожьей челюстью, — но лучше было бы прожарить его как следует».

2. «Викинг был немолод. Глубокие морщины испещрили его суровое лицо, покрытое кровью врагов. Он наступил ногой на грудь своего поверженного противника, и ребра того жалобно хрустнули».

3. «Ее прекрасные глаза глядели на него с мольбой и немым укором. «Вы ведь знаете, что я люблю вас, — ясно говорили они. — Я не могу жить без вас, я не хочу жить без вас». Ее лицо светилось от чувств, обуревавших ее. Он сжал крепче ее тонкий стан, не обращая внимания на жалобный вскрик, и грубо повалил девушку на постель из андалузских кружев, одновременно срывая с нее шелковую рубаху».

Советы по стилистике, выбору имен героев, а также помощь в построении фабулы будут позже, если автора не убьют недовольные любители хорошей литературы.

Спасибо за внимание!

@темы: ФБ, Аналитика

---

[Сталина]

Название: Поднявший меч – от него и погибнет
Автор: Сталина ака ice-fate
Бета: нет.
Рейтинг: PG.
Категория: гет.
Жанр: романс.
Пейринг: Оливье де Ла Фер, Анна де Бейль.
Предупреждение: АУ, кто-то может увидеть ООС. Я писала после пьесы «Юность мушкетёров», и была уверена, что персонажей описываю верно. Насилие, смерть персонажа.
Саммари: в недобрый час палач нашёл Анну де Бейль…
Дикслеймер: мир Дюма люблю, но не претендую. Надеюсь на чувство юмора Автора…


Поднявший меч - от него и погибнет

Ныне, присно, вовеки веков, старина,-
И цена есть цена, и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена,
Если другом надежно прикрыта спина!
В. Высоцкий

Она выглянула во двор, ожидая увидеть закрывающую небо тучу, однако маленький садик у пасторского домика заливало солнцем, летнее разноцветье должно было радовать глаз… Но не радовало.
С самого утра всё валилось из рук, хотелось сделать что-то из ряда вон, но пока получилось только, как девчонке, расплакаться над разбитой чашкой Жоржа. Он уже полгода не появлялся – просто не вернулся однажды с вечерней мессы, и всё. Анну спрашивали, когда вернётся пастор, но она могла ответить только, что он уехал по делам. А сегодня, после разбитой чашки, она расплакалась и тут же решила уехать… Она не может жить здесь одна – на отшибе деревни, рядом с лесом! Правда, молодая дама и путешествовать одна не должна, но ей не привыкать. Старый граф и без того очень любезен, не требует с неё арендную плату за дом, но она же не может жить из милости. И, кроме того, это будет просто порядочно по отношению к старому графу – уже в деревне слухи ходят о ссорах между графом и виконтом де Ла Фер!
При встречах, как будто случайных, виконт смотрел на неё так, что она не знала, куда деваться от смущения. Она знала, что делать, если нахал распустит руки, умела отбрить за сальную шуточку – или притвориться, что не понимает. Но когда единственный наследник графа де Ла Фер, родня Монморанси и Роганов, смотрел на неё, как на спустившегося с небес ангела – а ведь он не мог быть уверен, что она говорит правду! Она и сама уже запуталась в тенётах полулжи, которые так искусно плела. Днём ещё получалось держаться, а ночью ей снилось такое, что она просыпалась и лежала без сна, слушая пугавшие её сейчас домашние шорохи.
Анна хотела, было, приказать служанке собрать вещи, чтобы скорее уехать, но Бланш рассказала, что ещё рано утром узнала, что почтовая лошадь захромала. Кузнец сказал, что уже завтра всё будет в порядке, и он сам отвезёт мадемуазель де Бейль на станцию, но сегодня точно не получится.
Она разозлилась, сразу представив, с какой ухмылкой кузнец выговаривал обращение. Как она его ненавидит! С какой стати эта деревенщина лезет не в свои дела? Можно подумать, она у него титул отняла! Она вдруг ярко представила себе, насколько беззащитна здесь одна, почти в лесу… А если тот же кузнец решит забраться в дом ночью, что тогда? Истопник вечерами уходит к себе, в доме две слабые девушки…Ну, правда, вряд ли они посмеют, - утешала она себя, - граф скор на расправу, вполне может повесить насильника на ближайшем дереве, о чём-то подобном до сих пор ходят легенды!
У неё разболелась голова, она позвала Бланш, и, когда та раздела её, легла отдохнуть, распорядившись всем посетителям отвечать, что госпожи нет дома.
~*~*~*~
Как он был зол! Отец снова завёл старый разговор о том, что виконт должен жениться, и не на бесприданнице, неизвестно откуда взявшейся, как он, несомненно, мечтает, а на той, которая принесёт хорошее приданое, например, молодая сиротка де Ла Люссе…
Ему не в чем себя упрекнуть, он держался, как подобает почтительному сыну. Он ни разу, как бы ни хотелось, не ответил на пространные тирады о семейной чести, что именно семейную честь он и бережёт: предки женились на родовитых, потом бросали их ради покоривших их девушек в окошке, и начинали тяжбы даже с собственными детьми, ради того, чтобы на сей раз жениться на любимых! Ну а ему, виконту, хватит характера жениться на любимой сразу, не мостя себе дорогу в ад из недовольных женщин!
Оливье не хотел становиться графом немедленно, только это удержало его от того, чтобы выпалить все эти соображения отцу в лицо, он прекрасно видел, что графу и без сыновних откровений недолго осталось. Но как же он был взбешён! Он боялся оставаться в замке, чтобы ненароком не завязать узлом серебряный подсвечник или смять бокал, ему казалось, что они разобьются от одного его взгляда…
Он бродил по парку имения до тех пор, пока не выдохся и не почувствовал себя достаточно спокойным, чтобы сесть на лошадь. Цезарь – слабоуздый, подчиняется лёгким движениям, не нужно натягивать поводья, соревнуясь, кто кого, но и заботиться о такой лошади нужно не меньше, чем о человеке… И лучше не подходить к нему, когда ты готов немедленно кого-нибудь убить.

Всё ещё сумрачный, он вернулся в дом. Вошёл в оружейку, тщательно почистил и зарядил любимый пистолет – этот слушался его не хуже Цезаря, - повесил на пояс кинжал – пригодится. И отправился, наконец, к застоявшемуся коню.
~*~*~*~
Проснулась она, когда уже наступил вечер. От причудливых теней на потолке, от противного скрежета за окном ей стало страшно, хотя она и знала, что скрежещут о крышу всего лишь ветки – должно быть, ветер разыгрался.
«Ну, право, - попыталась она успокоиться, - Аннет, будто ты ветра никогда не слышала, и в темноте не сидела… В монастыре в такое время было ещё и холодно, но тебе же не хотелось бежать, куда глаза глядят?»
Бежать не хотелось, разве что на чердак. Спрятаться там в самом тёмном углу, и сидеть, пока не пройдёт этот страх… Но она, вцепившись ледяными пальцами в одеяло, не могла пошевелиться, пока не услышала, как хлопнула входная дверь.
- Здравствуйте, добрая госпожа, - вежливо произнёс мужской голос, как будто смутно знакомый, - это дом здешнего пастора?
- Да, сударь, - звонко ответила Бланш, - но пастора нет дома…
- Я знаю, - коротко ответил мужчина, и она услышала, как заскрипела лестница под тяжёлыми шагами – он поднимался.
Вот теперь она испугалась по-настоящему, уж очень ей не понравились совпадения: голос смутно знакомый, а человек не знает, чей это дом! Это приезжий? Зачем он её ищет?!
И тут память, наконец, подсуетилась и выдала нужное воспоминание: она узнала шаги палача! В лилльской тюрьме она очень хорошо их запомнила!
Даже сейчас, страшно боясь неминуемой встречи, она сделала единственно верную вещь: кинулась на балкон и крикнула изо всех сил:
- Помогите мне! Быстрей!
И потеряла сознание от железных рук, стиснувших горло.
~*~*~*~
Он пустил Цезаря в галоп, желая выгулять коня и проветриться, но избавиться от мрачных мыслей не выходило. Уже стемнело, скоро станет совсем темно, но он не боялся заблудиться с прекрасно выезженным конём, и не особо следил, куда тот его несёт. Если бы специально прислушивался, не услышал бы слабый человеческий вскрик среди обычных ночных звуков, но сейчас он думал о ней, и пришпорил Цезаря, даже не сообразив пока, что случилось.
Крик раздался снова. Оглядевшись, он увидел, что умница Цезарь привёз его почти на окраину графских владений, где-то недалеко здесь Анна…Конь летел карьером. Один дом, второй, третий… дорога, поворот, второй поворот… Ну же!
Не подъезжая к аккуратному домику, Оливье круто осадил коня. Виновато потрепав животное по холке и дав коню яблоко, он оставил его и пошёл вперёд: он один, а злоумышленников может быть несколько. Если он хоть в чём-то ошибётся, это будет стоить ей жизни!
Из дома выскочила девушка в одном платье. Она? Нет, похоже, служанка, дочь его, Оливье, няньки, он и отправил её когда-то к пастору и его сестре предложить свои услуги. Он подошёл к ней:
- Бланш, это я…
Она узнала его по голосу и не стала кричать – и на том спасибо.
- Господин виконт, как хорошо, что это вы! В доме какой-то мужчина, он поднялся к госпоже, и я услышала крик! Что теперь будет?! – даже в сумерках было видно, как ей страшно.
- Теперь всё будет нормально, - спокойно ответил он. – Припомни, что было у этого мужчины с собой: шпага, пистолет?
- Нет-нет, он не дворянин! У него в руке был деревянный чемоданчик, как у мастерового.
- Но ты думаешь, он не мастеровой?
- Нет, он вообще какой-то странный…
Бланш всегда умела наблюдать и делать выводы, её суждениям можно было доверять, и он, не медля больше, кинулся к дверям. К счастью, Бланш неплотно их закрыла, спасаясь бегством, и он смог войти незамеченным. Прислушался, понял, что нежеланный гость – в кухне.
Неслышно подойдя, Оливье увидел разожжённый очаг, а перед ним, спиной к виконту, высокого широкоплечего, очень сильного с виду мужчину. Он держал в руке что-то, напоминающее кочергу.
Но где же Анна?

~*~*~*~
Очнулась она от холода. Как же больно… Попробовав пошевелиться, поняла, что лежит на каменном полу почти голая, в позе предлагающей себя шлюхи, и не может пошевелиться – локти и колени связаны. Хотелось кричать, стонать, умолять, чтобы её развязали… Но никто не поможет.
Чуть повернув голову, она увидела, что сумасшедший брат Жоржа что-то держит над горящим очагом, и прислушалась к монотонному бормотанию:
- Сейчас, потерпи, сейчас поставлю тебе такую же лилию, как и ему, воровка! Думала скрыться от правосудия, паскуда, пусть он один отвечает? Не вышло, будешь отвечать по закону, как полагается! Ты, шлюха, погубила моего брата, но и тебе не жить…
Анна пыталась не слушать, но этот жуткий мёртвый голос заполнил собою всё. Стало ещё холоднее, застучали зубы…
Она не поняла, когда всё прекратилось, очнулась, только услышав крик и поскуливание вместо негромкой размеренной речи. И ощутила запах гари. Выстрел! Кто-то ранил этого сумасшедшего! И он видит её – такую, с раздвинутыми ногами! Как же стыдно!..
Раздался ужасный грохот, и она забыла стыдиться. Только бы выжить, а потом она сбежит отсюда хотя бы пешком! Ну, почему всё так?!
От ужасного запаха горелого мяса её замутило, от нечеловеческого воя она почти оглохла. Когда стало тихо и она справилась с собой, почувствовала, что укрыта плащом. Неведомый спаситель? Оливье! Слава богу! Радости не было, но она точно знала: ничего плохого больше не случится.
Открылась и закрылась дверь, он подошёл, ступая почти неслышно.
- Аннет, подожди… я сейчас… - Он разрезал путы, не снимая с неё плаща, убирая ткань только там, где не мог без этого обойтись. Ей захотелось плакать. Как она могла ни разу не вспомнить о нём! Она не помнила, а он мчался на помощь…
Когда он, освободив, осторожно взял её на руки, она уткнулась ему в плечо – было стыдно… Правда, её чуть утешило, что она не увидела в его лице ожидаемого презрения – только испуг за неё и смущение. Он не знал, что сказать, и мог только укачивать её, как испуганного ребёнка, а она дала наконец волю слезам… Всё самое страшное – позади, он ни в чём не обвиняет её! Ему не захотелось воспользоваться ею, он даже ни о чём не расспрашивает, только утешает…
Потихоньку согревались руки и ноги, уходили слёзы, принося облегчение. Комнату освещал только огонь в очаге, но это было хорошо: она не хотела, чтобы он видел её сейчас: она была совсем не так красива, как утром. Щёку саднило, глаза и губы наверняка распухли от слёз…
- Ты знаешь, кто это? – спросила она, как только смогла заговорить.
- Я знаю только то, что он кричал, - пожал плечами он. – Больше ничего не знаю, и уже точно не узнаю…
- Почему? – она прижалась к нему теснее, благословляя про себя его честность и нелюбопытность. А у него закружилась голова от мысли, что он держит в объятиях очень красивую даже сейчас юную девушку, а из одежды на ней только его плащ. Руки задрожали, но уже не от смущения.
- Почему, Оливье? – повторила она.
Она прекрасно понимала, что делает: ей было так нужно почувствовать себя по-прежнему желанной, когда она всё ещё ощущала не бархат плаща, а грязный каменный пол, и понять, что он и теперь ничего плохого ей не сделает. Да, это была женская месть, и, как и всякий мститель, она мстила тому, кому безопасно.
- Потому что он уже ничего мне не расскажет, - ответил он незнакомым голосом. Она вздрогнула и посмотрела ему в лицо.
- Я не убийца, Аннет, - торопливо объяснял он, боясь, что она испугается. – Когда я выстрелил, он упал на лилию, а ты же видела, какой он тяжёлый! Она прожгла ему одежду и бедро, ты же слышала, как он кричал! Когда я его выволок из дома, ещё и Цезарь прискакал, рвался его затоптать… А я не мог удерживать его, ему было бы больно, а он же умница! Это он меня к тебе примчал, - добавил он.
- И что тогда? – она снова приникла к нему, обнимая за талию.
- Дотянулся до седельной сумки, вытащил пистолет, и добил его. Думаешь, если бы Цезарь превратил его в месиво, было бы лучше?
- Но что же теперь будет? – тревожно взглянула она. – Мы ведь не докажем, что ты не убийца!
- Доказывать никому ничего не придётся, Аннет, - негромко ответил он. – От него несло болью, кровью и страхом, и Цезарь растоптал его, уже мёртвого. Его сейчас никто не узнает. Утром пришлю людей, чтобы убрали и закопали, если звери или собаки не успеют раньше…Он хотел испоганить жизнь тебе, но в результате сам умер мучительной смертью. И я не виню ни себя, ни тебя, - закончил он медленно, спокойно и негромко, чтобы она успокоилась.
Она скрыла торжествующую ухмылку, склонив лицо на его плечо. А он тихо признался:
- На самом деле мне хотелось убить эту гнусную гадину, отомстить за тебя, но я рад, что не получилось…
- Я думаю, ты всё сделал правильно, - искренне сказала она, зная, что теперь уж точно может быть в нём уверена. Этот юноша, отлично стреляющий и фехтующий, действительно, не насильник и не убийца. Да он с ума сойдёт, если убьёт кого-то не на дуэли или не так, как сегодня! И она теперь свободна – благодаря ему…
- А ещё я думаю, что после того, что ты сегодня видел, ты просто обязан на мне жениться, - она хотела пошутить, но смутилась чуть ли не до слёз.
Он крепко стиснул её в объятиях:
- Анна, вы… ты… - он гладил её волосы, и она чувствовала, как дрожит его рука. Ни один мужчина не боготворил её так, и ей страстно захотелось забыть обо всём, забыть всех, остаться с ним, как будто ничего плохого с ней не случалось, а с виконтом её познакомили на первом балу, как и полагается! Кажется, если она постарается, вспомнит, как это было!
– Я… люблю тебя… Если ты тоже любишь меня… стань моей женой!
- Да, Оливье, - просто ответила она. Выдохнула, успокоившись, и тут же поддразнила: - Мой прекрасный рыцарь, вы только что спасли принцессу из лап дракона – а теперь так нервничаете, предлагая ей стать вашей женой?!
Она смеялась, и он любовался ею, не замечая осунувшегося личика, покрасневших глаз и искусанных губ.
- Понимаете, принцесса, дракона нужно только убить, а принцессу – покорить, это сложнее, - объяснил он. И приник к смеющимся губам.
~*~*~*~
Клятвы, произнесённые той же ночью в домашней часовне замка Ла Фер, были тайными, но искренними. Новый кюре, друг Оливье, прибывший накануне, согласился обвенчать их немедленно. Он оказался удивительно романтичным молодым человеком, и объяснил стоящим перед ним жениху и невесте, что супружество без любви – грех гораздо больший, чем свадьба без родительского благословения! Нет нужды говорить, что они были с ним полностью согласны.
Анна была совершенно счастлива. У неё не осталось никаких тайн от любящего супруга, ей было хорошо и спокойно рядом с ним. Всё сложилось так, как и должно было сложиться: она, бесприданница, попавшая в монастырь из-за чужой трусости и жестокости, сейчас стоит в часовне старинного замка, а её рука с обручальным кольцом на пальце трепещет в ладони мужа.

Конец.

@темы: Александр Дюма, Фанфики

---

Письмо злейшему врагу

[natoth]

Название: Письмо злейшему врагу
Автор:  natoth
Бета: нет
Канон: Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада»
Персонажи: Питер Блад, Джереми Питт
Размер: мини, 1014 слов
Рейтинг: G
Жанр: зарисовка, повседневность
Категория: джен
Краткое содержание: Питер Блад пишет письмо турецкому сул... я хотела сказать, испанскому адмиралу. В качестве бета-ридера выступает его бессменный штурман.
Время действия: август 1687 года (гл. "Западня")
От автора: всегда интересовал вопрос, как бы поступил капитан Блад, если бы дон Мигель отказался принять его условия? Выполнил бы данное в письме обещание, или нет?
Примечания: в тексте есть цитаты из канона.

Письмо злейшему врагу

Питер Блад медленно вошел в уютный внутренний дворик губернаторского дома, который он избрал своей резиденцией на время пребывания в Маракайбо. День уже клонился к вечеру, и душная жара уступала место приятной прохладе. Капитан чувствовал себя очень усталым. Ночное сражение с эскадрой испанского адмирала дона Мигеля де Эспиноса-и-Вальдес, головокружительная победа, которая мгновенно сменилась поражением. А из-за чего? Из-за его собственной невнимательности. Надо было предусмотреть возможность атаки со стороны форта...
Блад знал, что занимается бесполезным самоедством, но эта мысль никак не хотела оставить его, то и дело всплывала в голове, вызывая досаду и раздражение.
Пребывание в госпитале среди раненых помогло ему успокоиться. Возбуждение после боя улеглось, и Блад надеялся, что, остыв, сможет придумать выход из сложившегося невеселого положения. Обязан придумать. Его люди надеются на это.
Капитан остановился, заметив, что во дворе, возле журчащего фонтана, сидел белокурый молодой человек, увлеченно записывающий что-то в толстую тетрадь, положив ее на мраморный парапет. Он был так поглощен процессом, что не заметил приближения Блада.
Капитан остановился, заглянув через плечо юноши, и некоторое время молча читал то, что тот написал.
— Вижу, у тебя очередной приступ вдохновения, Джереми, — сказал он, наконец, с добродушной улыбкой.
Молодой человек вздрогнул, и его перо поставило жирную кляксу. Охнув, он принялся промокать еe, пытаясь спасти запись.
— Придется переписывать, — с досадой сказал он, шмыгнув носом. — Не годится разводить грязь в судовом журнале.
Блад нагнулся, продолжая изучать текст, написанный красивым и четким почерком, которым его штурман заслуженно гордился.
— О, пишешь про наш ночной бой! — сказал он с мрачной улыбкой.
— Пока есть свободная минута, и детали свежи в памяти, — кивнул Джереми Питт, устраиваясь поудобнее.
— И, как всегда, всё обо мне, да обо мне, — вздохнул Блад, потянув тетрадь к себе. — А про себя упомянуть забыл!
— Да что там писать! — Джереми взмахнул рукой. — Гораздо важнее сам бой. Что бы там ни говорил этот идиот Каузак, ты провел его гениально.
— Но если бы ты не подбежал к штурвалу и не повернул «Арабеллу», чтобы вывести ее из-под огня форта, грош была бы цена моей гениальности, — Блад был неумолим. — Так что давай, друг любезный, пиши и про это. Я потом прослежу.
Питт поморщился, но потом обмакнул перо в чернила и снова склонился над журналом.
Блад стоял некоторое время, глядя на струю воды, мерно журчащую в фонтане, затем, приняв какое-то решение, направился в дом.
— Займусь-ка и я каллиграфией, — сказал он, многозначительно подмигнув своему штурману.

* * *

Примерно полчаса спустя капитан Блад снова вышел во двор и уселся рядом с Питтом.
Солнце уже скрылось за горизонтом, и штурман намеревался перебраться в дом, поближе к свету, чтобы закончить свою ежедневную запись в журнале.
— Ну-ка, Джереми, оцени мой труд! — сказал Блад, протягивая ему лист пергамента.
Штурман взял его и некоторое время взирал на строчки, написанные мелким и изящным почерком.
— Так это же по-испански! — с досадой произнес он, опустив лист, — Ты же знаешь, что я в нем не силен! Но почерк хорош, этого не отнимешь...
Блад забрал у него пергамент и, усевшись на парапет фонтана, начал читать:
«Его Высокопревосходительству, адмиралу испанского флота дону Мигелю де Эспиноса-и-Вальдес...»
— О! — протянул Джереми, цокнув языком, — Хорошее начало!
— «Нынче утром Вы, Ваше высокопревосходительство, убедились, на что я способен, — продолжал читать Блад, когда с перечислением испанских титулов было покончено. — Несмотря на Ваше более чем двойное превосходство в людях, кораблях и пушках, я потопил или захватил все суда Вашей эскадры, пришедшей в Маракайбо, чтобы нас уничтожить. Сейчас Вы не в состоянии осуществить свои угрозы, если даже из Ла Гуайры подойдет ожидаемый Вами «Санто-Ниньо»...
— Это точно, черт побери! — Питт ухмыльнулся, кивая. — Хорошую мы им задали трепку. И как они от нас удирали — любо дорого было посмотреть!
— Да уж, нужно редкое мужество, чтобы устоять перед видом нашего голого старого волка, — фыркнул Блад. — Немудрено, что испанцы предпочли выброситься на отмель, лишь бы избавиться от его кошмарного общества.
Он повеселел, вспомнив этот момент. Старина Волверстон, изрыгающий проклятия, бегающий с факелом по палубе своего маленького брандера в костюме Адама, о, да, это было то еще зрелище...
— Надеюсь, ты записал это в свой журнал? — спросил он у Питта.
Штурман приподнял брови.
— И это тоже?!
— Конечно, дружище! Уверен, наш старый волк будет польщен, когда узнает, что попал в историю... Удели ему страничку, не скупись! Ладно, слушай дальше...
Блад откашлялся и поднес лист поближе к глазам, чтобы разглядеть текст в сгущающихся сумерках.
– «Имея некоторый опыт, Вы легко можете себе представить, что еще произойдет. Мне не хотелось беспокоить Вас, Ваше высокопревосходительство, этим письмом, но я человек гуманный и ненавижу кровопролитие. Поэтому, прежде чем разделаться с Вашим фортом, который Вы считаете неприступным, так же как раньше я расправился с Вашей эскадрой, которую Вы тоже считали непобедимой, я из элементарных человеческих побуждений делаю Вам последнее предупреждение. Если Вы предоставите мне возможность свободно выйти в море, заплатите выкуп в пятьдесят тысяч песо и поставите сто голов скота, то я не стану уничтожать город Маракайбо и оставлю его, освободив сорок взятых мною здесь пленных. Среди них есть много важных лиц, которых я задержу как заложников впредь до нашего выхода в открытое море, после чего они будут отосланы обратно в каноэ, специально захваченных мною для этой цели. Если Вы, Ваше высокопревосходительство, неблагоразумно отклоните мои скромные условия и навяжете мне необходимость захватить форт, хотя это будет стоить многих жизней, я предупреждаю Вас, что пощады не ждите. Я начну с того, что превращу в развалины чудесный город Маракайбо...»

Когда Блад закончил чтение, Питт провел рукой по своей рыжеватой короткой бородке.
— Здорово написал. Вежливо и жестко. Все в меру.
— Мне тоже так кажется, — добавил Блад, опуская лист. — Как, по-твоему, произведет впечатление на нашего адмирала?
— В любом случае, мне нравится, — ответил Питт, но потом, нахмурившись, посмотрел на своего друга и командира: — А если он отклонит наши условия? Что тогда? Ты... действительно сожжешь Маракайбо?
Блад посмотрел на него, и лицо его было невозмутимо.
— Джерри, дружище, запомни раз и навсегда: в таких делах не стоит давать обещаний и угроз, которых ты не сможешь выполнить. Иначе это будет неубедительно. Но я надеюсь, что до подобной крайности мы не дойдем.
Питер Блад поднялся со своего места, теребя письмо в руке.
— А сейчас мы проверим, как оно работает на нашем дорогом вице-губернаторе, — сказал он. — Прикажи привести сюда дона Франциско. Думаю, он оценит мой эпистолярный труд по достоинству...
Джереми Питт усмехнулся и, сунув судовой журнал подмышку, отправился исполнять его поручение.

@темы: Рафаэль Сабатини, Фанфики