Вспоминая «Капитана Сорвиголову»

[Росица]

Это фильм из цикла «Забытые книги детства». Примерно половину составляет рассказ о войне с небольшим кол-вом документальных фоток, а вторую – собссно повествование о книге. К сожалению, в обеих половинах есть немало ляпов. Ведущий в футболке с английской надписью проводит параллели с книгами про пионеров-героев и с местью графа Монтекристо. Самые важные на моё ИМХО картинки я выложу здесь, хотя и в низком качестве.

Картинки и комменты

Фанаты легко идентифицируют сцену на этой обложке французского журнала


Карта Южной Африки со множеством ляпов.

1) Британский флаг справа внизу поставлен на Зулуленде в границах до 1879, когда после поистине героического сопротивления ассагаеносцев он всё же был покорён британцами. В 1887 его аннексировали как отдельную колонию, а в 1897 уже включили в состав Наталя. АБВ, напоминаю, началась в 1899.

2) Округлость на юго-восток от Оранжевой респ. – Басутоленд, независимое вождество, ставшее в 1868 британским протекторатом, ныне королевство Лесото. В период независимости его жители неоднократно вступали в мини-войны с бурами, научившись ездить верхом на лошадях и массово (хотя и не особо хорошо) владея огнестрельным оружием. Неудивительно, что во время АБВ они не упустили случая свести старые счёты.

3) Бечуаналенд стал британским владением в 1885 – собственно вождество и бурская мини-республика Соединённые Штаты Стеллаланда, объединившая Стеллаланд и Гошем.

Стеллаланд со столицей Врейбург до объединения

Южная часть вошла в Капскую колонию (Кейп), северная получила статус протектората. Город Мафекинг (слово не английское, а заимствовано из языка тсвана) стал столицей протектората, хотя и находился в Кейпе. Он был осаждён бурами в начале войны наряду с упомянутыми в тексте Ледисмитом и Кимберли. Прославился тем, что во время осады полковник Баден-Пауэлл использовал для военных нужд местных белых подростков. Впоследствии он основал на этих наработках скаутское движение. По альтернативной версии ему понравилось, что бурские мальчики участвовали в сражениях наряду со взрослыми, и он решил, что юным англичанам было бы полезно так же с младых ногтей готовиться к защите родины. Впрочем, одно другому не мешает. Ныне протекторат называется Ботсвана, столицей стал город Габороне. Это 1 из самых благополучных (благодаря этнической однородности населения и месторождениям алмазов) стран Африки.

4) А вот на территории тогдашней Родезии, частного владения принадлежавшей тамошнему английскому олигарху Сесилю Родсу Южноафриканской привилегированной компании, названного в его честь, ныне находятся ажно 3 гос-ва. Это Зимбабве (изображённое на карте), Замбия и Малави.

5) Вождество Свазиленд долго сохраняло независимость, находясь с Трансваалем не то в союзнических, не то в вассальных отношениях. В 1894 буры таки присоединили его к себе, округлив владения. При создании ЮАС территорию Свазиленда не стали включать в «белое» гос-во. Ныне это одноимённое королевство, единственная в Африке абсолютная монархия, чей король славится своим гаремом. Жён он выбирает на празднике тростника, где можно лицезреть множество юных целомудренных (во имя больбы с эпидемией ВИЧ) африканок топлесс. Впрочем, он язычник, а не мусульманин, потому супруг взаперти не держит.

6) Германская Юго-Западная Африка сейчас – Намибия, Португальская Восточная Африка – Мозамбик.

7) Жёлто-зелёно-красные триколоры на территориях бурских респ-к – ещё большая глупость, чем «арбузная» гамма, упомянутая Буссенаром. Вообще-то такое сочетание характерно для многих стран Чёрной Африки... Но – внезапно – это же флаг Литвы!! Я, конечно, понимаю, что в Ю. Африку понаехало немало евреев из этой страны, но это всё же недостаточное основание для такого издевательства над вексиллологией!

На этой карте изображены почти все бурские республики к. XIX в., причём с правильными флагами. Впрочем, и тут есть 1 неточность.


Более точная карта. Здесь хорошо видно, как с юго-запада на северо-восток идут английская колония Наталь (бывшая бурская республика – Наталия... Наташа, ога), Зулуленд и Ниёве Републик (новая).

Последняя крупным планом.

Вождество Зулуленд де-юре считалось чем-то вроде вассала Британии, де-факто же оно долго проводило независимую политику. Им правил вождь Динузулу по прозвищу Младенец. В 1884, когда ему было всего 16 лет, он при помощи бурских наёмников победил конкурента в борьбе за зулусский престол и в оплату за услуги отдал треть территории (Кемска волость . На ней и была основана Ниёве Републик. В 1888 она сама попросилась в состав Трансвааля, дабы не быть поглощённой британцами.

На карте АБВ хорошо видно, что англичане не могли позволить Трансваалю иметь выход к морю и оттяпали-таки прибрежную полосу. А местные зулусы тоже воевали на стороне англичан.


Фанфан-Тюльпан для французов – нечто вроде Дон-Жуана. Ходячий персонаж, полулитературный-полународный. Впервые появился в 1819 в пьесе. Мне буссенаровский Фанфан не нравится. Воспринимаю как бесплатное приложение к Жану, этакого шута горохового, который должен оттенить достоинства ГлавГероя. Я бы его с удовольствием убила в конце. Но аффтар – патриот, у него перо не поднялось.


Знаменитый фильм с Жераром Филипом, который наверняка многие смотрели.


Позже на русский перевели и роман, послуживший основой для фильма. Фильм лучше.


Этот французский фильм – про совсем другого безбашенного капитана.


А на это название-обманку в детстве попалась и я.

@темы: Луи Буссенар, Сторонние ресурсы, История, Книги, География

---

[Quiterie]

Это немного не по теме, но я что-то в шоке, как используют героев приключенческих книг. Теперь не повезло (кажется, потому что автора я не знаю) капитану Бладу.



Я прямо теряюсь, что и сказать.

@темы: Рафаэль Сабатини, Мир вокруг нас

---

Игра 1. Март

[r2r]

К 12 июня я не успела, но фик для игры всё-таки написала. С опозданием, но выкладываю.

Название: Уплыть из Лисса
Канон: Александр Грин, повести и рассказы про Гринландию
Размер: мини, 1274 слова
Персонажи: оригинальные
Категория: джен
Жанр: action/adventure
Рейтинг: PG-13
Картинка:

Март 2015

читать?

Мы заночевали в маленькой гостинице на самой вершине холма, а в путь отправились, когда уже рассвело.
- "Ноэль" дождётся нас, - говорил Ург, грузный и неторопливый, - он стоит под погрузкой, у нас есть час или два.

Из окна хорошо был виден весь Лисс, яркий, суматошный город, спускающийся к гавани, как бродячий цирк, что собрался перекочевать весь разом на другое побережье и потому ринулся к морю всей шумной оравой.

Но пока на другой берег отправлялись мы.

Прохлада и камни тесной улочки стиснули пространство, отсекли его от неохватного горизонта. Улица шла всё вниз и вниз, к морю, и за каждым поворотом я ждала моря, как чуда. Вот-вот должны были появиться мачты парусников, стоящих в гавани. Черепичные крыши, флаги, цветы в горшках и фонари плыли мимо.

- Не спеши так, - Ург отстал и шаркал ногами. Волшебство города захватило и его, он улыбался. Солнечный луч, пробившийся в узкую щель между домами, упал на его лицо, запутался в седой бороде и сделал его - веселее, живее.
- Что если "Ноэль" уйдёт без нас? - спросила я, чтобы только спросить. - Мы останемся здесь? Надолго?
- Не уйдёт, - пообещал Ург серьёзно. - За каюту уплачено, и штурман - мой добрый знакомый, он позаботится обо всём.
- Я хотела бы здесь жить. Не сейчас, нет, но когда-нибудь... Как думаешь, я была бы здесь счастлива?
- Зимой, когда приходят северные ветра, здесь бывает промозгло и холодно. Я жил здесь когда-то, - он сделал движение бровями, указав назад и вверх, туда, где за поворотом остался пройденный нами путь от гостиницы, а дальше - пыльная тряская дорога из Покета.
- Здесь? Расскажи мне.

- Нечего рассказывать, - Ург мотнул головой. - За Колючим оврагом, через мост и направо, приятель пустил меня в мансарду, и у нас на двоих не было и трёх грошей, чтобы купить угля. Мы мёрзли, мы мокли, крыша протекала, а ветер всю зиму гудел и завывал, как тысяча чертей. Пальцы у меня по утрам не слушались, и чернила в чернильнице застывали льдом. Тот дом, наверное, уже сломан давно. Потом я нанялся матросом на "Скакун", вот и вся история.
- А твой приятель, он остался здесь?
- Можно сказать и так, - проворчал Ург, - не стану я тебе о нём больше говорить. Дело прошлое.
- Как хочешь. И всё-таки здесь славно.

Рыжая кошка неторопливо вышла из-за узорчатой кованой решётки ворот и села, умываясь.
Смех ребёнка прозвенел с верхнего этажа, как колокольчик. Из пекарни потянуло корицей и жжёным сахаром.

Мы остановились купить булочек с лотка и дальше шли, жуя и облизывая пальцы от сладкой посыпки.
- Отец никогда бы не согласился, чтоб я уехала.
- Что сделано, то сделано.
- Может быть, надо было остаться и бороться?
- Нам двоим? - он засмеялся злым коротким смехом. - Старик и девушка? Ронг проглотил бы нас обоих, как он глотает устрицы на завтрак. Пусть фабрика остаётся ему. Довольно и того, что мы забрали чертежи. Хотел бы я быть там, когда он узнает.
- Сейчас он ещё спокоен. Погони за нами не было. Ронг ни за что не узнает, куда мы отправились. Твой штурман - человек надёжный?
- Лучший на всём побережье, - Ург поудобнее перехватил саквояж. - И корабль его быстрый.

За разговором я пропустила миг, когда впереди открылось море - внезапное, как удар хлыста, такое и не такое, как в Покете, яркое от солнца, вблизи тесное от кораблей, а дальше огромное и круглое, по-хозяйски обхватывающее горизонт сильными ладонями.

Впереди была улица и небольшая площадь, а дальше - снова спуск, ступеньки, каменный мост над оврагом и пятна крыш в буйной зелени.

- Вот наш корабль, - Ург протянул руку, указывая куда-то в сутолоку мачт внизу, - видишь?
- Вижу, - сказала я, хоть и не понимала, где искать "Ноэль", как отличить его среди всех парусных судов, стоящих в гавани.

В следующий миг раздался выстрел, и Ург упал вперёд, на камни. Бежать к нему или кинуться в тень дома, барабанить в двери и просить, чтоб меня впустили, казалось равно невозможно. Мир застыл вокруг меня, и слышно было, как хлопает форточка на ветру и в полуподвальном окне пробует гитарные струны неумелая рука.

Прямо передо мной очутился человек, незнакомый, с глазами злыми и блестящими, как уголь на изломе. Он резко сказал что-то - должно быть, мне. Слов я не услышала, будто мы оба находились в пузыре тишины.
Тогда он поднял револьвер. Женский голос вскрикнул, бабахнул ещё выстрел, и человек с угольными глазами рухнул мне под ноги.

Ург уже поднимался с мостовой. С руки его капала кровь, и он был очень бледен.
- Нужно идти, - сказал он. - Возьми саквояж.
- Тебе нужен врач, - я сделала, как он сказал. - Обопрись на меня. Ты знаешь, где здесь больница?
- Вздор. На корабле есть врач. Убийцы... придут ещё. Нужно спешить.
Он задыхался, наваливался на меня тяжело. Рану его нужно было перевязать, куртка на боку была мокра от крови.
- Уже скоро. Скоро.

Свист, голоса зевак и крики "Убили!" накатывались неотвратимо, как волна. Разбирательство с полицией задержало бы нас надолго.

- Сюда, - Ург кивком указал на тропинку, убегающую в заросли оврага, под замшелый мост. - Пройдём здесь.
- У тебя пистолет?
- Выбросил, - сказал он, усмехаясь. - Не бойся, здесь мы выиграем с добрый десяток минут и обманем погоню. Если что, иди вниз по ручью. Спросишь "Ноэль" в порту. Штурмана зовут Эйсон Карр, он славный малый.
- Я тебя не брошу.
- Глупости. Скажешь, чтобы прислали помощь. Не пропаду. Беги, да не попадись ищейкам Ронга.

Путь вниз по старой тропе контрабандистов запомнился мне как сплошная круговерть веток, хлещущих в лицо, камней, кидающихся под ноги, и ледяной воды, плещущей в туфлях.
Овраг вывел меня в узкий проулок, дальше начинался порт. Я поймала за рукав первого же человека в форме корабельного офицера и сказала: "Ноэль". Моряк обернулся в недоумении, рыжие брови взметнулись над рыжими усами и бакенбардами, но тут же стряхнул с себя замешательство, кивнул мне серьёзно и деловито.
- Идёмте. "Ноэль" там. Вам нужно поспешить, отправка скоро.

***
Известий от Урга я не получала ещё год, хоть и знала от Эйсона Карра, что он жив: штурман, как я поняла из случайной оговорки, и был тот приятель, с которым Ург когда-то делил мансарду. Я жила под чужим именем и сменила три адреса, и письмо догнало меня в Табароне, на съёмной квартире, куда его принёс посыльный, нанятый Карром.

"Я теперь совсем здоров, и рука отлично действует, хоть и ноет к дождю, - писал мне Ург. - Ты, должно быть, знаешь, что прототип, построенный инженерами Ронга, взорвался на старте. Он не унывает и строит теперь железную дорогу. Не унываем и мы. Я встретил старых друзей, и с ними мы ведём разные дела. Хотел я купить в Гель-Гью домик и жить спокойно, да не судьба, видно. Слышал, что ты поступила на инженерные курсы. Учись с отличием, не зевай. Возвращаться тебе пока нельзя, получи сперва диплом, а там посмотрим. Пиши мне".
Дальше был адрес до востребования в Лиссе.

Холодный и чопорный Табарон показался мне тесен, как душен и тесен когда-то был пыльный Покет.
Ночь и утро, что я провела в Лиссе, заново отозвались в памяти, от верхушек крыш до зелёной воды у причалов. Мой город ждал, там, на другом берегу океана, мой друг ждал, а пока мне надо было вычерчивать схемы и делать расчёты паровых котлов и винтовых передач; чертежи из саквояжа тоже ждали своего часа, и ясно было, что я не отступлюсь, Виктор Ронг не отступится и Ург не отступится, пока мы трое живы и ходим по земле.

В комнате, скудно обставленной и безликой, как внутренность чемодана, в стылом городе, выстроенном по циркулю и линейке, в ста милях от побережья, за столом, заваленным развёрнутыми и скрученными в трубку чертежами, рейсшинами и огрызками карандашей, мне отчётливо слышался ровный рокот моря, и отзвуками - скрип колёс дилижанса, далёкие выстрелы, мяуканье кошки, плеск ручья и шум парусов, поднимающихся над домами, холмами и деревьями.

@темы: Александр Грин, Фанфики

---

Обзоры приключенческих фандомов на ФБ: визуал 2 левела

[Stella Lontana]

Библиотека приключений (13/8/11)

баннер

ссылка на выкладку
Больше всего Верна и Стивенсона, но еще есть "Земля Санникова", "Гардемарины", "Неуловимые мстители", "Слуга двух господ", "Хозяин морей", "Овод", "Алый первоцвет", "Всадник без головы", "Король Артур" и другие.

Дюма (5/14/-)

баннер

ссылки на выкладку: 1, 2

Зорро (14/11/1)

баннер

ссылка на выкладку

Князь Игорь (19/2/2)

баннер

ссылка на выкладку

Отверженные (11/-/9)

баннер

ссылка на выкладку

Робин Гуд (10/18/39)

баннер

ссылки на выкладки: 1, 2, 3

Black Michael (1/3/4)

баннер

ссылка на выкладку

The Pirates! Band of misfits (2/-/1)

баннер

ссылка на выкладку


Ссылки на теги исторических команд смотри в предыдущем посте.

Грядет выкладка мини (3-4 августа)

@темы: ФБ, Обзоры

---

[Quiterie]

В порядке рекламы.

Нашла забавную и милую, очень приключенческую книгу, как раз в духе девятнадцатого века. Она написана недавно, несколько лет назад, позиционируется как книга для детей, но что-то мне подсказывает, взрослым она тоже будет интересна.

Дочь капитана Летфорда или Приключения Джейн в стране Россия
Михаил Логинов, Евгений Аврутин

Часть первая

Глава 1,
В которой волки гонятся за невестой, лейтенант Летфорд считает русские залпы, а Джейн мечтает о путешествии в сказочную страну

Из всех чудес папиного кабинета, загадочнее всего была картина, висевшая над столом. Смотреть на нее Джейн могла бесконечно.
Кроме картины, в кабинете было немало других удивительных вещей. К примеру, кусок красно-синей ткани, с рваными и обгорелыми краями напоминал кухонную тряпку, попавшую в плиту. Но Джейн знала: это, а флаг, реявший на мачте пиратского корабля.
- Мы перехватили их в ста милях восточнее Кюрасао, - рассказывал папа, - Ворчун Джейк – старший канонир, помнивший лорда Нельсона , узнал лягушатника сразу. «Моэт нуар» - «Черная чайка», приватир , который в своё время топил наши корабли во славу Наполеона и собственного кармана, а когда кончилась война, занялся работорговлей. Мошенник навострился уходить от наших патрулей и пятнадцать лет исправно возил негров из устья Конго в устье Амазонки, пока ему не посчастливилось встретиться с «Йорком». Позже мы узнали, «Чайка» сменила капитана: новый пожадничал и загрузил трюмы черным деревом под самую палубу.
Джейн не переспрашивала, потому что знала: черным деревом называют несчастных африканцев, купленных за пригоршню пуль или пару пестрых ожерелий для продажи в Бразилию.
- Мошенник понимал, - продолжал отец, - ему не уйти, даже если вывалить груз в море, на радость акулам. Поэтому он имел нахальство поднять британский флаг, благо своих обыскивать обычно не приходится. Конечно же, трюк не прошел. Кроме старины Джейка, на «Йорке» служили еще два моряка, что узнали бы «Чайку» даже выкрашенную в зеленый цвет и оснащенную парусами с китайской джонки.
Когда мы спустили шлюпку для досмотра, месью Пройдоха, знавший, что пахнет петлей (предчувствие его не подвело), пробовал стрелять. Конечно, недолго – девятифунтовые пушки нашего правого борта быстро объяснили, у кого преимущество в артиллерии. Наши дали сигнал, что лягушатник сдается и можно причаливать. Когда мы поднялись на борт, палуба была разворочена нашими ядрами, а команда «Чайки» стояла с поднятыми руками и наперебой клялась на нескольких языках, что, мол, никто не знает, какой груз сейчас стонет в трюмах. Бесполезный флаг был уже спущен и догорал у грот-мачты. Я затоптал его и отнес капитану, но сэр Элиот отказался от остатков трофея и предложил мне оставить у себя - «Мистер Летфорд, это первый морской бой в котором вы участвовали, возьмите на память».
- А что вы сделали с неграми? – спросила Джейн.
- Высадили в Гвиане, каждый получил мотыгу, семена, три унции соли и клочок земли.
- Величиной с остаток флага?- спросила Джейн.
- Побольше, - рассмеялся отец, - может быть, даже больше, чем наша Недвижимость.
Пепельница, стоявшая на обрывке флага, так и не спасшего работорговцев, тоже была не простой. Когда-то она являлась гранатой – «плохой гранатой, - уточнил отец, - потому что не взорвалась».
Плохая граната вылетела из китайской пушки, упала на палубу отцовского корабля, покрутилась, успокоилась, погасла, а потом стала пепельницей. Теперь ее можно было положить на ладонь.
Еще можно было подержать, только, конечно, осторожно, обломок африканского копья. Джейн держала его правильно, зато Лайонел – порезался. Отец мгновенно перевязал рану, попутно посоветовав сыну всегда точить лезвия так, чтобы они резали и через десять лет после заточки. Джейн смотрела на мелькавшую руку отца и удивлялась: соседка Энн как-то сказала ей, что девчонки должны охать и падать от вида крови, а она не боялась.
- Вот такими копьями воевали древние греки с троянцами, а зулусы сражаются до сих пор. Лал, в вашей школе проходили «Илиаду»?
Лайонел ответил, что уже читали. Отец потребовал произнести несколько фраз на греческом. Лайонел, шепнувший сестре, что лучше порезаться еще раз, все же произнес начало какого-то стиха. Отец кивнул, но сказал, что сейчас греки говорят по-другому.
Зато Мистера Риббит-Риббита или Ква-Квака можно было хватать без опаски. Мистер Риббит-Риббит, как и граната, пришел с китайской войны. Отцу Мистер Риббит-Риббит -улыбчивый жаб из голубого нефрита, - достался безымянным и безглазым; из какого камня были глаза, так и осталось неизвестным. Вытащивший их солдат решил, что эти камешки дороже самой скульптурки. Джейн назвала жаба Мистером Риббит-Риббитом и вставила новые глаза – две оловянные пуговицы. Ей показалось, будто после этого морда Мистера Риббит-Риббита стала еще радостней.
Томми, в отличие от мистера Риббит-Риббита, гранаты-пепельницы, флага и даже картины пришёл не из иных краёв, а иных времён – из папиного детства. Звали оловянного солдатика Томми, потому что, победитель при Ватерлоо, лорд Веллингтон велел впечатать типовую вербовочную анкету имя Томми Аткинс. С тех пор английских солдат так и звали.

Читать дальше на прозе.ру

@темы: Сторонние ресурсы, Книги, Реклама

---

Обзор приключенческих фандомов на ФБ: драбблы 2 левела

[Stella Lontana]

Наше все )):

Библиотека приключений

баннер

ссылки на выкладку: 1, 2 скачать тексты
16 драбблов: "Остров сокровищ", "Анжелика", "Земля Санникова", "Одиссея капитана Блада", "Таинственный остров", "Корабль Его Величества "Улисс", "Приключения Томека Вильмовского", "Зверобой", "Дети капитана Гранта", "Айвенго", "Робинзон Крузо", "Дети синего фламинго", "Сердца трех", "Неуловимые мстители", один слэш, куча джена, пара стихов

Выбор редакции:
(сразу предупреждаю, "редакция" читала далеко не все)

У команды Дюма способ курения эдельвейсов далеко не всегда совпадает с предпочитаемым мной, но тут неожиданно очень зашли непривычные гетные пейринги Шико / Маргарита Наваррская и де Тревиль / Анна Австрийская и не менее внезапный слэш про де Тревиля и Ришелье.
В целом 22 текста, из канонов: трилогия про трех Генрихов и одного Шико (много), "Мушкетеры", в том числе BBC-шные (очень много), Асканио (1 шт), Граф Монте-Кристо (1 шт), по-моему, исторический Ришелье тоже есть.

ссылки на выкладку: 1, 2, 3
Скачать тексты можно в любом посте выкладки, там предлагается выбор форматов.

Остальные приключенческие каноны:

Зорро - 23 текста

баннер

ссылки на выкладку: слэш, джен-гет скачать тексты
Как всегда, здоровое разнообразие канонов, есть пара классных вещей про актеров

Князь Игорь

баннер

ссылка на выкладку скачать тексты
13 текстов: много стихов, джен, слэш, наиболее популярный пейринг, конечно, хан Кончак |/ Игорь, но встречаются и другие персонажи, есть минимум один гет

Отверженные

баннер

ссылка на выкладку
6 текстов, примерно поровну джен и слэш, Вальжан |/ Жавер и студенты
Ссылки на скачивание нет

Робин Гуд - 30 текстов ( )

баннер

ссылки на выкладку: джен-гет, джен, слэш скачать тексты

Black Michael (по роману и фильмам "Узник Зенды")

баннер

ссылка на выкладку
4 текста, гет и джен поровну. Если вам не сложно, поддержите команду, у них очень мало комментариев.
Ссылок на скачивание нет

The Pirates! Band of misfits квест пропустили

Ссылки на теги исторических команд смотри в педыдущем посте.

Выкладка артов низкого рейтинга ждет нас 29 - 30 июля

@темы: ФБ, Обзоры

---

[Stella Lontana]

Всем привет!
С вами снова обзоры приключенческих фандомов на ФБ (краткие обзоры приключенческих фандомов).
В этот раз обещаю меньше привносить отсебятины и постараюсь все-таки довести начинание до конца (ну, или хотя бы до середины).
Итак, 19-20 июля были выложены визитки команд. Наши рубрики:

Наше все :

Библиотека приключений
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

Выбор редакции:

The Pirates! Band of misfits - мультфильм про пиратов



Во-первых, я не смогла пройти мимо баннера. А во-вторых, совершенно новый приключенческий канон на битве, ю-ху!

ссылка на выкладку ссылка на тег

Условно-приключенческие каноны:

Дюма
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

Зорро
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

Князь Игорь
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

Отверженные
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

Робин Гуд
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

О, чуть мимо не прошла! Еще один новый и точно-приключенческий канон!

Черный Михаэль (fandom Black Michael) - по роману и фильмам "Узник Зенды"
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

Условно-исторические каноны:

Античность
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

Великая французская революция
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

Викинги
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

Викторианская эпоха
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

История (вот такая вот, в целом)
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

История Америки
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

Российская империя
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

Средние века
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

Команды, у которых в принципе может появиться что-то по нашей тематике:

Fem view
ссылка на выкладку

баннер

ссылка на тег

Хорошей вам Битвы!

Если я кого-то пропустила, дополнения только приветствуются

@темы: ФБ, Обзоры

---

А теперь это реклама

[Stella Lontana]

Это объявление с Очень Странными, на мой взгляд, формулировками. Тем не менее, оно несет хорошую весть: появилась еще одна площадка, где любят приключения и где авторы-дженовики смогут выкладывать свои работы и - если у форума все пойдет хорошо - найти нового читателя.

09.07.2014 в 20:50

Пишет  Elika_:

В качестве рекламы и приглашения всем

08.07.2014 в 15:01

Пишет  Fuchoin Kazuki:

Долгожданный форум!
Революция, о которой так долго говорили большевики, свершилась))))
В смысле,  Tabiti воплотила идею, которая уже давно клубилась в головах многих, а именно - создала форум для тех, кто пишет джен. Для кого книга - это, прежде всего, приключения. Кто терпеть не может литературу "ниже пояса", для кого "дружба", "альтруизм", "верность", "честь" - не пустые слова. Тут можно как обсудить прочитанное и увиденное (фильмов это тоже касается), так и выложить свое и почитать чужое. А еще там можно поучаствовать в коллективном написании приключенческого (конечно же!) романа и еще много чего.
Форум только открылся и очень нуждается в активности форумчан. Присоединяйтесь и делайте перепосты - форуму нужны жители!
"Осторожно, приключения!"

----------------
На всякий случай хочу напомнить, что на этом сообществе (том, где вы сейчас находитесь) слэш, гет, высокий рейтинг и упоминания насилия разрешены (до тех пор, пока это все не противоречит законодательству, правилам @дневников и, желательно, здравому смыслу). Мы-организаторы всегда пытались сделать сообщество комфортным для всех (и да, поэтому меня искренне обижают слова вроде тех, что в объявлении), но если вы дженовик и вам неуютно, у вас теперь есть альтернатива, и это здорово! А если уютно - то запасная площадка.

@темы: Сторонние ресурсы, Реклама

---

Идея фанфика по «Острову сокровищ»

[Росица]

Никто ещё не переиначил эту историю так, чтобы Сильвер и Ко были «хорошими парнями», которые плывут на остров за своей собственностью, а Трелони, Ливси и Смоллет – «плохими парнями», которые хотят украсть чужое?

И чтобы пираты победили, а Сильвер стал отчимом Джима?

@темы: Роберт Льюис Стивенсон, Фанфики

---

Капитан Сорвиголова: Фанфиковое

[Росица]

Ну вот, наконец-то я сподобилась написать всё с самого начала.

Всё началось, когда мне было 10 лет. Ну, если быть совсем точной – почти 10, месяца недоставало. Я в очередной раз заболела очередным ОРЗ (я же была ЧДБ
И вот, шарясь по книжному шкафу в поисках «чего бы почитать» (я же была оччччень читающим ребёнком из интеллигентной семьи , я наткнулась на старенький томик Буссенара «Капитан Сорви-голова». «Библиотека приключений и научной фантастики», рыжий, 1956 год. Его подарили моей маме как раз к 10-летию. Но она не оценила всей прелести, потому что, как и большинство девочек, не любила «правайну» (даже в «Войне и мире» читала только «мир»

Буссенар

Уже писали Купер,
Скотт,
Дюма,
уже писали Верн,
Майн Рид
и Хаггард.
И всё-таки, сводя меня с ума,
опять ожили на листках бумаге

в трактовке свежей
– старенький сюжет,
в обличье новом
– прежние герои.
Их воскресил врачебных знаний свет
насмешки добродушною игрою.

Учебники естественных наук
и описанья длинные исчезли,
сломались штампы скучные.

Мой друг,
утешивший меня в разгар болезни!

1995 (?)

Книжку я проглотила, что называется, «залпом», за пару дней. «О ком и о чём говорится в предложении» я случайно была в курсе благодаря журналу «Пионер», опубликовавшему как раз в январском номере за этот год кратенький очерк истории ЮАР, на редкость информативный и (полит)корректный.

Ничего удивительного не было в том, что я сразу, всерьёз и надолго влюбилась в главного героя. Он же такой няшка на обложке! Просто идеальный красавец! И вообще – сосредоточие всех положительных качеств. (Ну, это в идеале. Понятно, что в реале иметь такого мужа – удовольствие весьма на любительницу).

Разумеется, сразу же началось фанфикостроение. Я тогда и словей-то таких не знала! Как и мэрисью. Но я остро чувствовала, что ГлавГерою катастрофически недостаёт для полного счастья любовной линии (каковая имелась у всех приличных героев). Поэтому, недолго думая, я сочинила ему подругу-мэрисью. Звали её… угадайте с 3 раз! Правильно, Росица. И ноги у неё растут прямохонько из «Четвёртой высоты» Е. Ильиной. Это про Гулю Королёву, если кто не в курсе. Этот фанфик был абортирован. Но память о моей мэрисью сохранилась...

Как раз примерно с этого возраста я начала писать стихи. Естественно, появилось несколько штук и фанфиковых. Кое-что потом пошло к чёртовой матери в мусорную корзину, кое-что было переделано лет через 10 прямо-таки до неузнаваемости... И вот ярчайший пример:

Последний оранжевый лист

1.

Когда калечил и тела и души
свинец и пуль и литер без конца,
она была любимою – и лучшим
товарищем средь стали и свинца.

Когда и кровь засохла, и чернила,
и поступил приказ: врага простить,
Росица Иванова пригласила
его в село родное погостить.

Пусть родом из краёв они из разных,
пусть он богатый, а она бедна –
уже их повенчала лентой красной
далёкая и жаркая страна.

Окончились пылающие годы.
Ласкает ноги тёплая земля.
Прекрасная сентябрьская погода,
и счастлив голос любящих и взгляд.

Им жгут сердца соседские расспросы.
Хотят забыть скорее эту тень
отрезанные – русый шарфик – косы,
кудрей, едва не поседевших, темь.

Вдруг, заглушив ветвей желтевших шёпот,
свистя, две пули полетели в них.
Но не догнать убийцу – конский топот
мгновенно удалился и затих.

И пуля прядь волос ему состригла.
Но рядом с ней пролёг кровавый путь:
вторая пуля лучше цель настигла –
насквозь пробита у Росицы грудь.

Она была с стрельбой солдат знакома,
прошла войну с начала до конца,
и умирает – в двух шагах от дома
и от руки дрожащей подлеца.

(? 1992)

2.

Последний оранжевый лист
слетает с дрожащей рябины.
Воздух осенний чист.
Горем грудь навылет пробита.

Лист подбирает рукой
девушка, умирая.
Кровь струится рекой.
Жизнь струёй вытекает.

Осени пёстрой ладонь
с руки ложится на руку.
А парень, сдержавши стон,
глаз не сводит с подруги.

Как в глубину души,
лист укладывает в карман он.
Ничего не слышно в тиши.
Исчезают клубы тумана.

Полыхает костром восток,
заливая краской долину.
Этот лист – последний листок
жизни её недлинной.

И любимый, склонясь над ней,
обнимал, прощаясь навеки.
Было много тяжёлых дней,
но сухи оставались веки.

А сейчас – не поможет платок.
«Милый, плачь», – суровая милость.
И смывает солёный поток
беды все, что раньше случились.

Слёзы высохнут, но вовек
не забыть о первой подруге,
опочившей в жёсткой траве,
протянув ледяные руки;

Навсегда последний листок
сувениром печальным будет.

И своею речью простой
дождь горящее сердце остудит.

10.1985, переработано 10.2000

Одиночка

«Мне быть здесь не стоит», –
взгляд прямо в глаза.
Девчонка из строя
выходит назад.

С любим простилась,
оружье взяла.
Одна уходила:
была – не была.

Отчаянья сдачи
ей знать не пришлось.
А если б иначе?
И так тяжело...

Граната последня-
я взорвана. Всё.
...Исчезла бесследно –
Куда принесёт

И успокоенье
не может ей дать
ни друга спасенье,
ни гибель врага.

(Да, я в курсе, что гранаты - антиисторично. Зато впечатляет.

Сонет

Мозг переходит на автопилот.
Он замечает и тотчас стирает
всё то, что в поле зрения прошло.
Пока оно не стёрлось – я стреляю.

Мозг переходит на автопилот.
Я смерть друзей спокойно замечаю.
Наверно, большинство их полегло:
дымков белёсых мало вылетает.

Мозг переходит на автопилот,
Не ощущаю ни души, ни нервов.
В бою жестоком это хорошо.

Сейчас падёт ещё один оплот.
Удар от поражения – не первый,
но будет самый верный и большой.

Это было посвящено собссно Росице.

***

Синева

Синева в глазах и под глазами,
на стальном винтовочном стволе.
Всё он видит в голубом тумане,
лёжа на нагревшейся земле.

Небо до усталости бестучно,
тёмно-синяя в реке вода,
и с кокарды бирюзовый лучик
светит, как в ночи осколок льда.

Разгорится бой через минуту,
обнажится красная земля
и вода от крови станет мутной,
алой пеленой закроет взгляд.

Но пока – лежит в тумане синем,
ожидает свой последний бой.

...Южноафриканская трясина
стала общей смертною судьбой.

Это – про Поля.

***

Несчастный парень

Эта девушка, приласкавшая как-то тебя,
это сделала не потому,
что была влюблена,
а чтоб ты безумным не стал – когда ты,
хрипя,
рыдал – оттого,
что увидел,
что значит война.

Забыв в раннем детстве слова своего языка,
устал от второго ты,
возненавидел чужой.
А сердце непрочно,
как сталь боевого клинка,
и каждый последу(ю)щий шаг для него –
как ожог.

Больше нету отца,
уезжает с мужем сестра,
погибает друг,
исчезает любимый враг.
Мир прохладен и сух,
как угасшие угли костра,
и тропической ночи,
как прежде,
сгущается мрак.

Это – про Патрика.

***

Ошибка

Ах, какой нелёгкой, но прекрасной
десять лет назад казалась жизнь!
Мир делился абсолютно ясно:
на своих –
ничьих – и
на чужих.

Юности горячие мечтанья
и восторгов полная душа!

Душ холодный разочарованья…
Жизнь была не так уж хороша.

По сердцу хлестнуло впечатленье,
по невинной, трепетной любви.
Если хочешь – это преступленье,
хочешь – предрассудком назови.

Всё равно!
Товарищей не бросит,
даже без надежды на успех.
За грехи и с них когда-то спросят.
Только не сейчас.
И не со всех.

Он на свете одного боится –
это не страдания, не смерть –
в выборе друзей не ошибиться б,
чтобы не пришлось за них краснеть.

1986, переработано 11-13.10.2000

***

Беден, искалечен, за решёткой.
Знать, пришёл теперь черёд расплаты
за здоровье, деньги и свободу –
этих вечных спутников моих.

Двадцать лет промчались, как неделя.
Кажется, недавно это было:
и любовь, и смерти, и разлука,
и мельканье стран, занятий, лиц.

Если б мог я жизнь начать с начала –
я б ни от чего не отказался.
За свои деянья мне не стыдно
и своих страданий не боюсь.

Пусть за двадцать лет я стал мудрее,
самый глупый из моих поступков
всё же я не назову ошибкой
молодости пламенной моей.

Может быть, и стал я поспокойней.
Самое большое преступленье,
на какое я посмел решиться,
всё же я не назову грехом.

Я готов к любому испытанью.
Пережить достаточно успел я,
чтобы, если смерть придётся встретить,
мне не испугаться и её.

1994 (?)

Это – про ЖГ.

***

А остальное – Франция, Париж…
В. С. Высоцкий, Мне каждый вечер зажигает свечи…

Бесконечно кажется далёким.
Безусловно, кажется нестрашным.
Подошли иных событий сроки,
более трагических и важных.

Только, может быть, в Мезон-Лафите,
в доме, где жила Марина Влади,
отыщу связующие нити
с жителями "Ледяного ада".

Если сыновья идут сражаться,
и на курс ложатся пароходы,
и пожары будут продолжаться,
вспыхивая где-то с каждым годом,

золото в Клондайке сохранится
и скорей мужчины возвратятся, –
То, пересекая все границы,
в памяти моей объединятся…

1996 (?)

Вообще про ЖГ, с учётом и "Ледяного ада".

А это стихотворение, положенное на музыку, могло бы стать отличной песней для экранизации обоих повестей.
Юные бабочки

Они не дети. Они очень похожи на детей,
они кажутся нам детьми, но они не дети.
Любой старик может считаться ребенком,
если признает себя сыном своих родителей.
Наши – не признают. Как бабочка
не считает гусеницу своей матерью.
Рожать они намерены бабочек, и только бабочек.
А умирать намерены молодыми.
Ант Скаландис, «Вторая попытка»

Рождённый летать ползать не может.
«максим».

Покидая уютную гавань,
в океан уходят суда,
и любители риска и славы
отправляются в никуда.

Паруса надувает ветер,
треплет флаги, относит дым.
Не задерживаться на свете
этом
хочется молодым,

чтобы бабочкой легкокрылой
по весне в синеву взлетать,
а не гусеницей унылой
потихоньку ползать и жрать.

Ураган истории вертит
человеком, как мотыльком.

И огнём – оранжевой смертью –
крылья-радугу в чёрный ком

превращает осень.

Но всё же
на неё не будут пенять...

Невесомая бабочка может
ход истории поменять.

22.02.2012

Унылая гусеница – это УГ, а бабочка, меняющая ход истории – это привет Брэдбери.

Ну и ещё:

***
А когда-то мы такими были:
маленькими, словно Гималаи,
молодыми, будто пирамиды,
скромными, как сам Наполеон.

Мы любили – так, что убивали,
горевали – так, что хохотали,
радуясь, слезами заливались,
и своим не верили глазам.

А теперь осталось это в прошлом.
Мы малы, как холмики простые,
молоды, как будто небоскрёбы,
и скромны, как серый мещанин.

Разучились горевать и плакать
мы теперь, любить и ненавидеть,
радоваться жизни и смеяться.
И иллюзий больше нет у нас.

Но зима сменяется весною,
И трава, как прежде, зеленеет,
и цветут деревья и девчата,
птицы возвращаются домой.

И у нас, конечно, будут дети:
маленькие, словно Гималаи,
молодые, будто пирамиды,
скромные, как сам Наполеон.

***
Потом был институт. На занятиях, когда нечего было делать, я писала мелким почерком на клочках бумаги и с большим количеством сокращений уже полноценный фанфик. Привести его в приличный вид, отпечатав на машинке, я смогла только на первую треть. «Страшно перечесть…» Страшно, аж жуть!

Сюжет вкратце был таким. Начать с того, что произведший на меня сильное впечатление Поль так же, как и Ж. и Ф., чудом остался жив, но подобрал его новый персонаж – некто Элис Джексон, его ровесница, дочь кадрового сержанта британской армии. Мамы нет, девочка подвизается в роли сестры милосердия. Любовь-морковь, поцелуйчики, все дела. Потом его отпустили на свободу – потому как сопливый мальчишка, хрен с ним.

(К слову, Поль не боролся с любовью к Элис.
1) Ни она, ни ейный папаша не относятся к категории "белых шарфов", на которые охотился Поль.
2) Вся 5-ка ликвидирована, можно и передохнуть.
3) После пребывания на грани жизни и смерти начинаешь смотреть на мир несколько по-другому).

Ж. и Ф. сбежали, спрятавшись в мусоре (окровавленных бинтах и объедках, гы). Потом им пришлось прятаться от полиции, и им помог молодой англичанин, некто Джек Рэйн. Не помню, как они добрались до фронта и собрали новый отряд Молокососов, не помню, как они встретились с Полем. Потом оказалось, что Рэйн – профессиональный уголовник, и его преступная группировка продавала Ж. оружие и боеприпасы (совершенно неисторично, зато круто). Наконец они попались, Ж. выступал на суде как свидетель (под гарантии неприкосновенности себе и смягчение приговора Джеку и пр.). У Элис начался роман с Джеком, и она с ним обвенчалась. Отец Элис лишился в бою руки.
Связного сюжета не было, однако точно помню, что среди персонажей было русский Константин Рагозин (а иначе было бы непатриотично). Была сцена нечеловеческой жестокости со стороны англичан вплоть до кастрации заживо без наркоза (что тоже неисторично, но зато впечатляет). Была сцена, в которой Ж. тщетно пытался привить своим подчинённым представления о политкорректности и толерантности, выражаясь современным языком.

После окончания войны Полю было некуда возвращаться. В общем, забрёл он в 1 ресторанчик, принадлежавший еврею (а как же без них – неинтересно ведь!) и начал играть на случайно оказавшемся там пианино. Выяснилось, что у поля абсолютный слух. Хозяин едальни решил, что встретил соплеменника (по моим представлениям, Поль – жгучий брюнет, голубоглазый и светлокожий, жутко красивый), но когда ошибка выяснилась – всё равно предложил Полю место работы.

Чем всё там кончилось у Ж. и Ф. – не помню. А вот стихов понаписала на эту тему нехило. Цикл так и называется: «Иллюстрации к ненаписанному».

№ 1
Молокососы

Три сотни побеждало – трое!
Лишь мёртвый не вставал с земли.
Вы были дети и герои,
Вы всё могли!
М. Цветаева, Генералам 12 года.

Вы не ласкали кудри дев,
и на балах не танцевали,
и, платье лучшее надев,
вы всё ж перстней не надевали.

Про родословную свою вы
в разговорах не шумели,
была б вам адом жизнь в раю,
и не носили вы шинели.

Солдаты – не офицера –
не получали ордена вы,
и шли бесстрашно умирать
лишь за отчизну, не за славу.

И не успели вы дожить
до седины кудрей и баков;
и большинство из вас лежит
в земле – без гроба, как собаки.

№ 2
I. Письмо к матери

Ради Бога,
блудливого сына,
моя милая мама,
прости!
(Хоть в такую
лихую
годину
озорная любовь
не в чести).

Это –
лишь полудетская шалость.
Ни к чему это не приведёт.
Сколько жить мне на свете осталось?
Может – день,
может – час,
может – год.

Всё равно ведь
я вышел из строя,
всё равно
я – пока – не боец!..
Разве за увлеченье игрою
осудил бы меня мой отец?

...А девчонка моя
так красива,
так честна к незнакомой стране,
откровенна,
смела,
не спесива
и не видит чужого во мне.

Я отмстил за былые обиды.
Я свободен в поступках давно.
Но священное имя Давида
в моём сердце живёт всё равно!

P. S.
Ты не бойся.
Пусть будет, как будет.
Я в могиле одною ногой
был.
Она подняла меня в люди.
Я не хуже теперь.
Я другой.

№ 3
III. Прощание-1

Я стою,
задыхаясь и плача,
на холодном
июльском
ветру.
Не желай
в личной жизни удачи,
всё равно
я всех слёз
не утру.

Я б сказала
прощальное слово,
но скажи –
на каком языке?
Ты не знаешь.
И грею я снова
свою душу в озябшей руке.

Что тебя я любила –
неправда.
Это ложь –
что люблю я сейчас!
И не важно,
жара иль прохлада,
только солнце исчезло из глаз.

Ты свободен.
Я этому рада.
Нет меж нами особенных чувств.
Почему ж
давит сердце
досада?
Почему ж
кружит голову
грусть?

Я не вижу в глазах твоих боли,
ни надежды,
ни гнева в них нет.
Но ещё будет слать
парню с Поля
девка с Берега
лёгкий привет!

P. S.
Снег назавтра следы застилает,
леденеет в колодце вода.
Я не знаю,
что нас ожидает,
но тебя буду помнить
всегда.

***
Поле – это Вельд.
Берег – Золотой, нынешняя Гана. Типа раньше там служил мистер Джексон.

№ 4
Прощание-2

Я никогда не забуду этот июльский морозец,
этот пронзающий ветер, этот сшибающий дождь.
Я получил только чудом то, о чём даже не просят,
в скучный и сумрачный вечер, ждущий такую же ночь.

Помнишь, с каким нетерпеньем вести с фронтов ожидал я?
Не ожидая протеста, ты говорила о них.
Рвутся бумажные цепи, мокнут пожухшие дали.
Ты для меня не невеста, я для тебя не жених.

Нет, не за то, дорогая, что ты спасла жизнь мне даже
в той мясорубке жестокой, я благодарен тебе.
Ты погасила, лаская, в сердце моём крови жажду.
Есть и приказы «не трогай» кроме приказов «убей».

Милая, что же ты плачешь? Счастья увидишь ты много.
Надо с тобой мне проститься, и про меня ты забудь.
Ведь не могло быть иначе – наши с тобою дороги
обречены разойтися были – когда-нибудь.

№ 5
Лев

Песочно-рыжеватый цвет,
на нём тисненье золотое
и тот коричневый портрет
опять встают передо мною.
И пожелтевшие листы,
и чёрный тушевый рисунок...

Слова банальны и просты,
но отнимают мой рассудок.

Потёртый томик цвета льва –
саванны земляная охра...

Да, астрология права –
ты искренний, богатый, добрый.
И ты честолюбив и смел.

И наделён таким же цветом,
который режиссёр надел
на Черчилля и на Девета.
Но он не очень-то идёт –
тебе, рождённому в июле,
пославшему
к чертям
комфорт,
подставившему
грудь
под пули.

Прекрасный принц – хотя плебей!
Чертёнок-ангел!
Грей прелестный!
Ты только скажешь – и своей
любую сделаешь невестой.

Один твой мужественный взгляд,
Горящий,
юный и
задорный –
и можно даже не читать –
я обаянию покорна.

Не надо фактов,
цифр,
имён,
не надо кадров,
слов не надо.
Мне про тебя увидеть сон –
за муки лучшая награда.

Как ты красив!
Совсем пацан,
но так на взрослого похожий.

Вполне достаточно лица,
чтоб полюбить –
душой и
кожей.

Насчёт упомянутых в этом тексте исторических персонажей – это отсылка к Би-Би-Сишному документальному фильму. Оно конечно, у создателей каша в голове, но картинки красивые.
www.youtube.com/watch?v=uIjxFJZblnk

№ 6
Новый век

...Приближался не календарный –
настоящий двадцатый век.
А. Ахматова, Поэма без героя.

Двенадцать ударов пробили куранты.
Две римских десятки встают, как кресты,
на двух бугорках окровавленной карты.

И видишь, и слышишь, и чувствуешь ты,
Как медленно век девятнадц(а)тый уходит,
и как постепенно двадцатый идёт
на смену ему. И присутствуют вроде
бы одновременно и этот
и тот.

№ 7
Третья любовь

Это неожиданно случилось:
Элис Джексон в третий раз влюбилась.
Половина части ревновала,
половина – только удивилась.

Превращала мальчиков в влюблённых
(всё таких же, как она, зелёных):
сын кухарки; пленный; уголовник, –
к ним идти не собираясь в жёны.

С первым никогда не целовались,
лишь играли, пели и смеялись,
по утрам на берег убегали
и в волнах Атлантики купались.

Со вторым в траве лежали рядом,
целовали губ алевших сладость.
А потом друг друга разлюбили,
но при встречах были очень рады.

Но её мужчиной стал лишь третий.
Элис далеко была не леди.
Загуляла с ним она, и знала,
что четвёртого уже не встретить.

Первого она не позабыла,
Память о втором в душе хранила.
Но, за третьего лишь выйдя замуж,
одного его всю жизнь любила.

Первый роман – это как раз на Золотом Берегу...

№ 8
***

Могилы наши зарастут травой...
Р. Киплинг, Добровольно пропавший без вести

Как наколка,
врезалась кличка:
ты другой,
а она – жива.
Звать тебя так
уже неприлично:
ты уже не Сорвиголова.

Но какой был нелепый обычай –
за чужие вступаться права!
Слишком чёткая перемычка
разделяет дела
и слова.

И зачем, скажи,
тебе лично
нужен был далёкий Трансвааль?
На могилах – знаешь отлично –
вырастает только трава.

№ 9
Суд

Мы все участвуем в игре,
исход которой предрешён:
никто не может умереть,
никто не может быть прощён.

Свидетель выбран, будто конь.
Преступник честен и правдив.
Суду и следствию легко
изобличить и осудить.

Привёл свидетеля конвой,
чтоб подсудимый предложил
на очной ставке:
«Дорогой!
Ты всё, как было, расскажи».

Нас ждёт гуманный приговор,
свидетелей – свобода ждёт,
иначе мистер прокурор
от смертной кары не уйдёт.

Все зрители пришли сюда,
как будто в цирк или в кино.
Они все знают:
до суда
давно всё было решено.

И ты, Моя Любовь, сидишь
с улыбкой грустной на лице.
Ещё немного подожди,
и скоро кончится процесс.

Потом – немного потерпи,
и скоро я освобожусь.
Я буду верить
и любить
тебя, Любимая.
Клянусь!

№ 10
Мои мальчики

Что же это?
Смех иль грех?
Не знаю.
Если грех – я с радостью грешу!
Я бояться бога не желаю,
да и осужденья – не хочу.

Я грешна.
Я предавала – дважды,
но –
кому от этого беда?
Ради них,
красивых и отважных,
ничьего не убоюсь суда.

Узники – законно и по праву.
Тот и этот.
Третий и второй.
Джек и Пол.
Нет, вас я не оставлю:
мой бунтарь циничный,
мой герой.

№ 11
«Ещё не вечер»

И прав был капитан – ещё не вечер!
В. С. Высоцкий, Ещё не вечер

Не отдохнув, вступаем в новый бой,
почти что беззащитны и бесстрашны.
Мосты мы не сжигаем за собой:
моря – пусть их, но реки – всё же наши.

Вновь окружают нас враги кольцом.
Ещё чуть-чуть – стрелять нам будет нечем.
Осталось лишь молиться пред концом,
но слышим мы опять: «Ещё не вечер!»

Не знаем мы, что ждёт нас впереди,
готовы встретить смерть, неволю, раны.
И сердце лишь, как бабочка, в груди
колотится – ведь умирать нам рано.

Пусть старшие судьбу решат за нас,
а от сердцебиенья время лечит,
но не склонила головы страна,
и живы мы – пока. Ещё не вечер!

Возможно, что бессмысленна борьба –
её, спасая честь, мы продолжаем.
Мертвы дома и сожжены хлеба,
в плену родные – что мы потеряем?

И даже если нас погонят прочь
с земли, где мы, казалось, жили вечно, –
наступит вечер, – то придёт и ночь,
а следом утро. Не беда, что вечер!

№ 12
***

Чтоб о побеждённом проявлялась
сильным победителем забота?
Смейтесь!
Мы и сами бы смеялись,
только мы печальны отчего-то.

Если бы штыки, снаряды пули
в роковую замерли минуту...
Улыбайтесь!
Мы бы улыбнулись,
только лица хмуры почему-то.

Вдруг бальзам на раны нам налили
сыпавшие раньше соль на раны.
Веселитесь!
Мы бы веселились,
но на сердце грустно.
Как ни странно.

№ 13
***

Партизан, которому сегодня
негде,
не на что и
не с кем жить, –
что он мог в отчизне
несвободной,
кроме рук крестьянских,
предложить?

И, бедняга, что он может делать,
зная лишь одну из всех наук:
убивать,
не видя жертвы,
целясь
в сигаретный огонёк,
на звук?

Паренёк,
похожий на еврея,
как тебе, однако, повезло!
Ты нашёл –
не зная,
не умея
и прилично очень – ремесло.

Белые и
чёрные полоски
здесь составлены в единый ряд.
Не словами –
музыкою
воздух
наполняя,
пальцы говорят.

Лишь в душе по-прежнему трепещет
память о страданьях этих дней.
Только жаль:
с колен подняться
легче,
а вот из могилы встать
трудней.

Но из узких улочек Голд-сити
очень трудно разглядеть порой:
Кто же он –
предатель иль спаситель?
Кто же ты –
преступник иль герой?

Очень трудно сделать верный выбор,
если у тебя лишь
два пути:
встретить грудью мчащуюся глыбу –
или в страхе в сторону уйти.

Мир чужой,
враждебный,
непонятный...
Но родной,
привычный,
дорогой
для тебя
потерян безвозвратно.
Можешь только создавать
другой.

У тебя есть право....
Но вначале,
прежде чем решение принять,
взвесь:
а вдруг получится нечаянно
столь же жутким новый мир
опять?..

Голд-сити – это Йоханнесбург.

***
Так, «канон» закончен, теперь – «Южноафриканский бред».

III. Посмертное слово

Не боясь,
ни о чём не жалея,
не ценя,
не кляня,
не храня,
в окровавленных сутках апреля
ты совсем позабыл про меня.

Смерть пришла.
И погибнул внезапно
ты,
не вспомнив
о нашей любви,
не взглянув
на испуганный Запад,
ужаснувшийся вашей крови.

Если крест обозначит могилу –
то считай, что тебе повезёт.
Ты навек позабыл
всё, что было,
не узнаешь,
что вскоре придёт.

Ты погиб.
Ты уже не заплачешь.
Ты пришёл к боевому концу.
Мне же –
мужу носить передачи,
помогать инвалиду-отцу.

Я не знаю, что будет со мною
и с твоею родною страной.
Осчастливлена –
страшной войною –
и прибита я –
той же войной.

P. S.
Я не знала,
безумно и смело
прикасаясь горячей рукой
к загорелому, юному телу,
что судьба моя будет такой.

1992(?)

***

Надо память до конца убить,
надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить,
А не то…
А. Ахматова, Реквием

Я за всех отбоялась
и всех отлюбила,
в усыпляющей мгле
я застыла на срок.
Джек, ты счастлив тюрьме.
Пол, ты счастлив в могиле.
Ты счастливей их, папа: ты не одинок.

Все окончатся беды:
война оборвётся,
выйдет Джек на свободу,
окрепнет отец.
Но пока –
в равнодушие плотном колодце
я сижу, сберегая себя в темноте

1993(?)

Баллада о шлюхе

…Воротись, солдат британский…
…В той стране, где зеленеют в рощах пальмы и бамбук…
…Зло с добром – в одной цене,
десять заповедей – силы не имеют в той стране…
Р. Киплинг, Мандалай.
(Это не тот Мандалай, где весит портрет Хемингуэя!
Тот – в США, а этот – в Бирме-Мьянме!)

…………………………………………
Мороз под солнцем Бирмы пробирал,
…………………………………………
Р. Киплинг, Фуззи-Вуззи.

Мы вдвоём – дети разных,
враждующих, как у Шекспира, семей…
…Где же грань,
где меж нами граница меж нами двоими? –
лишь кожа твоя и моя…
…Уступаю тебя,
да и ты уступаешь меня,
как в бою,
отступая…
Кандалы на руках
и сквозь белую кожу твою
проступают.
Мы – невольники века,
невольники
наших правительств
и рас.
Всюду –
путы.
Настоящей свободы –
её ни у нас, ни у вас –
лишь минуты.
Е. Евтушенко, Сенегальская баллада.

Она была первой,
первой,
первой
кралей…
…Кто был действительно ею любим?..
Е. Евтушенко, Баллада о стерве.

Так, эпиграфы кончились. Вы не устали? А теперь – собственно текст.

Где весною зеленеет
степь под небом голубым,
где чем дальше – тем нужнее
землекопы и гробы,

в жёлтом солнце,
красной почве,
белоснежных облаках
белым днём и
тёмной ночь
Элис любит мужика.

5 цветов: зелёный,
красный,
белый,
жёлтый,
голубой –
для неё всегда прекрасны –
в мирный день и
в смертный бой.

И всегда готова Эля
лечь с мужчиною в постель:
то ли в «черную неделю»,
то ли в белую метель.

И она любому рада,
кожа всякая близка –
То ли цвета шоколада,
то ли – светлого песка.

И она не знает горя
отступающих бойцов.
Для неё важней другое –
насладиться пред концом.

И она не знает страха
Наступающих солдат.
К стенке, в петлю или на плаху –
всё равно дорога в ад.

Пусть в аду жара и черти,
пусть мученье – каждый миг,
встретит Элис – после смерти –
там любовников своих.

И с убийцами – блудница
неразлучна будет вновь,
дорогие вспомнит лица,
вспомнит прежнюю любовь.

1996 (?)


Это намёк на то, что сопливой девчонкой Элис крутила роман с чёрным мальчиком на этом самом Золотом берегу.
«Чёрная неделя» – череда поражений британцев во время АБВ.
Убийца и блудница – это написал какой-то критик про «Двенадцать» Блока, вспоминая «Преступление и наказание».

Теперь – несколько стихотворений из цикла «Балканский синдром».

№ 1
Акселераты

Мы быстро, преждевременно взрослели,
начав искусство смерти понимать.
Мы совершать зачатье не умели,
но жизнь уже умели отнимать.

Не выпив в жизни ни глоточка водки,
уже от крови были мы пьяны.
Мы много ненавидели и долго,
но не были ни разу влюблены.

Не срезав бритвой волоска на лицах,
перерезали горло, не дрожа.
Ещё не кончив школу, шли учиться
тому, что жизнь не стоит ни гроша.

Про бога сами мы не вспоминали;
молитвы заставляли нас прочесть.
За что он отвернулся – мы не знали,
хотя мы точно знали, что Он есть.

Мы убивали – но не виноваты.
Кто нас убьёт – не будет виноват.
Ещё мальчишки – и уже – солдаты.
Но только жаль, что нет пути назад…

28.03.1999

Изначально написано про Молокососов, но вообще-то звучит универсально...

№ 2
У зеркала

Мы все потеряли что-то
на этой безумной войне...
И. Кормильцев, «Крылья»

Меняют местами в дурацком запале
рубиновых звёзд и двуглавых орлов.
Шампанское мы разливаем в бокалы.
Как мало сменилось, как много прошло…

Остались мундиры немаркого цвета,
осталась колючка на каждом шагу,
и в траурных рамках выходят газеты,
а мы не успеем прочесть на бегу

Но истинность слов невозможно измерить.
Надежды, как листья сухие, горят.
И нечему больше теперь уже верить,
и некому стало сейчас доверять.

Когда-нибудь мы возвратимся обратно,
забудем вчерашний горячечный бред,
отмоем с одежды кровавые пятна
и вспомним, возможно, о зле и добре.

Цвета и цветы соберутся в узоры,
и сердце забьётся слабей и ровней.
И может, вернётся покой к нам, который
потерян был нами на этой войне.

1994-1997 (?)

Это всё-таки не про Балканы, а про Чечню. Новогодний штурм Грозного. А штатские в это время пили шампанское за праздничным столом. И французы тоже любят пить шампанское, правда?


№ 3
Чужая земля

прощай, Чужая Земля
но нам здесь больше нельзя
мы стали легче тумана
мы стали чище дождя
мы вновь вернемся сюда
но кто нам скажет…

И. Кормильцев, «Чужая Земля».

Ныло больно и сладостно сердце.
Нас манила на юге страна,
хоть клялись, что ни берег турецкий
и ни Африка нам не нужна.

К очень близкой –
и слишком далёкой,
экзотичной –
и кровно родной –
нас тянуло
туда, где жестоко
все вопросы решали
войной.

Горькой,
страшной,
чудовищной сказкой
обернулась чужая земля,
поливая багряною краской
города,
перевалы,
поля.

Стихо недописано – вернее, дописано такой ерундой, что обнародовать стыдно. Аналогия между ЮА и Югославией, да...

№ 13
Зазеркалье

Шампанское мы разливаем в бокалы…
«У зеркала».

И друзей расходились пути…
«Этот мир».

"Любите Францию, как она любит вас",
(«Мы любим Францию так же, как Франция любит нас»)
- написано на памятнике франко-сербскому
воинскому братству, стоящем в центре Белграда.
…Французские самолеты появились в небе над
Белградом во время бомбардировок Югославии.
Сербы тогда накрыли "памятник дружбы" в
своей столице черным крепом.
«Демократ или националист»,
«Известия»,07.12.2001
www.izvestia.ru/world/article11103

Во время недавней агрессии НАТО в Косове сербы
обернули памятник югославо-французской дружбе
в черный креп и написали на нем:
«Памятник Франции, которой больше нет».
www.ogoniok.com/archive/2001/4678-4679/03-38-41

Ты глядишь из зазеркалья,
Позабытый капитан,
Не шампанское в бокале –
Водка налита в стакан.

Черный креп на монументе…
Он пребудет невредим,
Если братская ракета
Не развеет камень в дым.

Никому не верь, мой мальчик,
все на свете проверяй.
Может быть, и ты заплачешь –
Трудно друга потерять.

Как назад столетье, в мае
Солнце радует Париж.
Хоть убей, не понимаю…
Может, ты мне объяснишь?

«Этот мир» – ещё моё стихо.

***
В дальнейшем Жан увлечётся авиацией: ведь это позволит ему сочетать любовь к научно-техническому прогрессу с любовью к риску. Закончит Сорбонну на инженера. Будет участвовать в качестве добровольца в Первой балканской войне в сербской армии. А вот во Второй, против болгар, участвовать откажется.

Где-то в промежутке между поиском приключений на свою жопу он должен жениться. В качестве прикола я предложила жениться на Исидоре де Лос-Льянос. Вот это выйдет парочка на славу!

А вообще круче всего было бы подкинуть в семью погибшего Поля Поттера осиротевшего Гарри Поттера. И вызвать его в Англию, в Хогвартс – после 10 лет целенаправленного воспитания в антианглийском духе. Вот это будет цирк!

Да, если кому нужен слэш – то могу предложить Жана и Патрика. С залезанием под юбку кильт. )))

Уфф... Кажется, всё. Кому хоцца ещё – добро пожаловать в ЖЖ по нику rositsa и метке «мои стихи».

@темы: Луи Буссенар, Фанфики

---

[Quiterie]

Борис Акунин о приключенческой литературе

Оригинал взят у в Любимые приключенческие романы

     Продолжаю знакомить тех, кому не нужен Akunin-book,  с многочисленными «топ-тенами», загруженными в этот ридер.
     Добрался до чудесного жанра, который я когда-то любил больше, чем конфеты «Стратосфера». Однажды, с первой что ли стипендии, я купил этих конфет целый килограмм (больше в одни руки не давали), слопал его и с тех пор суфле в шоколаде на дух не выношу.
     Примерно то же произошло у меня с приключенческими книгами. Когда я до них дорвался уже в качестве не читателя, а писателя, и осуществил все свои мечты обо всех авантюрных романах, которые хотелось бы прочитать, а их никто для меня не написал, - жанр мне надоел. Я им перекормился. Теперь тянет на скучное: историироссийскогогосударства да аристономии.
     Увы. Старая любовь ржавеет.

Начало моей писательской карьеры. Я и герои моих авантюрных романов

     Я и сейчас убежден, что человеку очень важно прочитать в детстве как можно больше приключенческих романов. Тогда привычка к чтению станет пожизненной, потому что сам процесс чтения будет ассоциироваться с приключением. Для меня, например, так навсегда и осталось. Самые увлекательные приключения я испытал, когда читал хорошие книги. Чего и вам всем желаю. В смысле – чтобы с опасными приключениями вы сталкивались только в литературе, а не в жизни.
     Вот вам десять самых любимых приключенческих романов из детства и юности. Увы, ни одного отечественного. Не наше российское forte. Я думаю, тяжелокровность мешает, «лесная» родословная.
     В списке шесть англоязычных книг, четыре французских. Как обычно, даю по алфавиту.

     

Ричард Д. Блэкмор. Лорна Дун
              
     Это чтение совсем подростковое. Успокоительно английское – когда знаешь, что любовь будет трудной, враги коварными, трудности почти непреодолимыми, но всё закончится как надо. Мы поженимся, врагов одолеем морально и физически, а трудности сделают нас только сильнее. Больше ничего стоящего за свою долгую литературную карьеру Блэкмор, кажется, не написал.

Быть хорошим хорошо, быть плохим плохо. И Добро победит, потому что это правильно.

Теофиль ГОТЬЕ. Капитан Фракасс
                
     Когда я впервые открыл роман, мне захотелось его бросить, потому что он начинается нудно и весь сложен из слоноподобных фраз, которые во времена Готье считались признаком тонкого вкуса.
     Но когда продерешься через бесконечные описания, попадаешь в чудесную и трогательную вариацию «Лорны Дун» про то, что у хороших людей всё обязательно будет хорошо. Только здесь фактура не мешковатая, как у Блэкмора, а  по-французски элегантная и нарядная. Самый поздний возраст для прочтения этой книги – лет четырнадцать.

А наш капитан Фракасс  краше всех

Александр ДЮМА. Три мушкетера
       
     Не буду оригинальничать: это лучший приключенческий роман всех времен и народов. Потому что все персонажи живые. И потому что приключения там – не главное. А главное каждый читатель определяет сам. Для меня ключевая сцена - пикник на бастионе Сен-Жерве. Идея победить сто тыщ врагов, выпивая и закусывая, пленила меня на всю жизнь.

Иллюстрации Ивана Кускова для меня так и остались самыми лучшими.

(Сейчас решил почитать про этого чудесного художника в «Википедии» и ужасно расстроился.
Не заглядывайте туда, а то тоже расстроитесь).

Александр ДЮМА. Графиня Монсоро

     По сюжету, пожалуй, даже затейней, чем «Мушкетеры». Очень хороши «актеры второго плана»: Шико, Наваррский, Генрих III. Главные герои пошаблонней. Но все равно – отличная толстая книга…

Шико – персонаж не хуже Д'Артаньяна

Александр ДЮМА. Сорок пять 
            
     …Особенно если сразу после «Графини Монсоро» читать «Сорок пять», третью часть трилогии. К сожалению, начало – «Королеву Марго» - я как-то не очень. Ла Моль такой манерный зануда. И Коконнаса жалко. Одно расстройство. Поэтому трилогию даю без первой части.

И опять действует чудесный Шико. Исторический, между прочим, персонаж.

Джеймс Клэвелл. Сёгун
    
     Этот роман я прочитал лет в двадцать, находясь в Японии. И увидел ее иными глазами, хотя у Клэвелла, конечно, полно всякой развесистой сакуры. Моя «Алмазная колесница» - оммаж этому чудесному огромному роману. Только русский перевод мне попался неважный, вся красота куда-то вытекла. По-английски намного лучше.

Сериал был сильно хуже книги. Но все равно хороший.

Джозеф КОНРАД. Два гусара

     Можно читать в любом возрасте. Как «Повести Белкина». Изящная простота, обманчивая немудрящесть (есть такое слово?).

Про то, какие мужчины идиоты. И что женщины главным образом за это их и любят.
Значит, тоже не шибко умные. 

Рафаэль САБАТИНИ. Одиссея капитана Блада 
 
     У нас в третьем «А» на эту книжку была очередь по записи. В день, когда подошел мой черед, я заболел и не пошел в школу. Это была одна из самых тяжких травм моей жизни. Прямо жить не хотелось. Мать достала мне где-то экземпляр, принесла. Я стал читать – и выздоровел. Вот какая это книга.

Та самая книжка

Роберт Л. Стивенсон. Остров сокровищ
           
     Я недавно писал про этот роман. Что он – не то, чем кажется на первый взгляд. Уж точно не про сокровища. Как вы помните, основная их часть осталась на острове, и герой возвращаться туда не собирается (бр-р-р).
     По-моему, это книга про обаяние Зла (Джон Сильвер) и обаяние Добра (доктор Ливси). Притом без игры в поддавки: Сильвер интереснее и ярче. И для него, обратим внимание, всё заканчивается хеппи-эндом. «Отвратительный  одноногий моряк навсегда ушел из моей жизни. Вероятно, он  отыскал  свою  чернокожую женщину и живет где-нибудь  в  свое  удовольствие  с  нею  и  с  Капитаном Флинтом. Будем надеяться на это, ибо его шансы  на  лучшую  жизнь  на  том свете совсем невелики».

Последняя фраза романа написана будто про меня:
«До сих пор мне снятся по ночам буруны, разбивающиеся о его берега, и я вскакиваю с постели,
когда мне чудится хриплый голос Капитана Флинта:  Пиастры! Пиастры! Пиастры!»

Генри Райдер Хаггард. Копи царя Соломона

      Долго не мог решиться, что дать из Хаггарда – это или «Дочь Монтесумы». Оба романа в десятку не помещались. Все-таки выбрал «Копи». Из-за Гаргулы и португальца да Сильвестры. Вот когда у меня по-настоящему дух захватило - это когда я понял, что Гагула...

Ух, страшно было

     Не скажу, кто не читал, в чем там дело. Жалко мне вас, не читавших в детстве «Копи царя Соломона».

     Теперь вы делитесь. Ваша очередь.

@темы: Мир вокруг нас, Аналитика, Сторонние ресурсы

---

Путь домой (продолжение)

[Nunziata]

Фэндом: Сабатини Рафаэль «Одиссея капитана Блада»
Основные персонажи: Питер Блад, Арабелла Бишоп, Джереми Питт, Дон Мигель де Эспиноза
Рейтинг: R
Жанры: Гет, Ангст, Драма, Психология
Беты (редакторы): fitomorfolog_t
Описание: Арабелла попадает в руки дона Мигеля, но это еще полбеды...
Постканон. Август-октябрь 1689
Выражаю благодарность *jelene и Natoth за терпение и советы)
Начало здесь toll-gate.diary.ru/p198119790.htm
Часть 2.
7.
– Чтобы очистить днище «Императора», понадобится несколько дней. И вот еще что, мистер Питт. Сейчас, когда эскадра стоит в Порт-Ройале, у наших мичманов появился избыток свободного времени. Проведите с ними несколько занятий по определению местонахождения корабля, а то половина из них не знает, что такое квадрант.
– Есть, сэр, – ответ Джереми пришелся уже в спину уходящего адмирала Кроуфорда.
Молодой человек вздохнул, раздумывая о том, не было ли ошибкой его решение поступить на службу в Королевский Флот. Нет, конечно, и Питер Блад установил на своих кораблях необычайно строгую дисциплину, но по крайней мере, его люди были избавлены от муштры и никогда не подвергались несправедливым наказаниям. Вспомнился Хагторп, рассказывавший о периоде своей жизни, проведенном на кораблях Британского флота, а вместе с этим пришла грусть.
Нат погиб за миг до победы, и Джереми виделась в этом огромная несправедливость. В том бою за Порт-Ройал они потеряли очень многих, но молодой штурман долго не мог свыкнуться с мыслью, что его сурового и резкого в суждениях, но всегда надежного друга больше нет.
Огл, правда, не стал разлучаться с пушкам и вовсю гонял своих комендоров, а вот Волверстон предпочел «волю». Джереми пытался связаться с ним и недавно получил ответ, из которого узнал, что Нэд по прежнему командует «Атропос» и «щиплет перышки» испанцам. Письмо было проникнуто ностальгией по прошлым лихим временам, и, как показалось молодому человеку, Нэд страшно тосковал по своим старым товарищам, и особенно по Питеру Бладу, но расставаться с жизнью корсара был не намерен. Питт почти не удивился, что Волверстон не написал Питеру, судя по всему, старый волк был обижен на Блада, считая, что тому следовало послать лорда Уиллогби ко всем чертям и в первую же ночь уйти на Тортугу...
А самому Джереми надо было бы принять приглашение Дайка, который звал его штурманом к себе. Ник на призовые деньги обзавелся новенькой шхуной и вроде как занялся фрахтом. Зная неугомонный характер своего товарища, Джереми не был так уж уверен, что дело ограничивается лишь этой, достойной всяческого уважения деятельностью, – достаточно было взглянуть на его быстроходную «Морскую звезду», являющуюся по сути шхуной-бригом. Боже упаси, конечно, Дайк и не помышлял о разбое в каком-либо из его видов – губернатор Блад бы не потерпел такого, и тем более – от своих бывших соратников. Но конструкция «Морской звезды» позволяла при желании увеличить вдвое то количество пушек, которые были необходимы для самообороны шхуны. Да и призовых денег вряд ли бы хватило для покупки такой красавицы.
– Мистер Питт! – его размышления перевал звонкий голос.
На причале, рядом с пришвартованным «Императором» появился темнокожий мальчишка. Тимоти, сын конюха из губернаторского дома. Обычно Питер присылал с ним записки, когда хотел видеть своего бывшего штурмана. До недавнего времени.
Вот ведь беда какая... Джереми испытывал к миссис Блад глубокое уважение и был потрясен известием о ее гибели. Питер держал свое горе глубоко внутри, закрывшись от всех своих немногих друзей, даже от него. За последние три недели они виделись пару раз, не более. Когда Питт, узнав о страшном несчастье, примчался в губернаторскую резиденцию, Питер отстранено выслушал неуклюжие и сбивчивые слова утешения, глядя сквозь Питта, вежливо поблагодарил, и только по тому, как его пальцы временами стискивали подлокотник кресла или выражению неимоверной боли, мелькавшему в синих глазах, молодой человек мог понять, что пряталось за спокойствием его друга. Питт замолк, не зная, что еще можно сказать и нужно ли говорить. Блад тоже молчал, ожидая, когда молодой человек уйдет...
– Мистер Пииитт! – Тимоти даже подпрыгивал от нетерпения.
Неужели и в самом деле записка?
– Чего тебе, Тимоти?
– У меня есть кое-что для вас!
Сердце екнуло, Джереми быстро подошел к сходням, перекинутым на пристань с борта «Императора» и сбежал на берег.
В записке, которую протянул Тимоти, было лишь несколько слов
«Приходи, когда освободишься»
На палубе «Императора» показался вахтенный офицер и Джереми крикнул ему:
– Мистер Райленд! У меня срочное дело в городе.

***
Джереми почти бегом достиг губернаторского дома, стоящего на холме. Молоденький часовой отсалютовал ему и без звука пропустил вовнутрь.
Губернатор Блад стоял у больших окон, выходящих на залив, он обернулся на звук открывающейся двери и Джереми опешил – такого свирепого взгляда у Питера он не видел со времен Картахены. И в тоже время в глазах Блада было что-то еще... надежда?
– Она жива, – отрывисто сказал Блад вместо приветствия.
– Ми..ссис Блад? – задохнулся от изумления молодой человек.
– Да. Арабелла в руках моего доброго друга, дона Мигеля де Эспиноза.
– Но... как это стало возможно?
– Дон Мигель обнаружил Арабеллу на «Пегасе» По-видимому, в живых на борту брига осталась только она. Я не знаю, каким образом ей посчастливилось уцелеть.
– А ты уверен... – недоверчиво начал Питт.
– Я получил записку от нее и вот это, – прервал его Блад, вынимая из кармана камзола медальон.
– И, разумеется, дон Мигель желает достойный выкуп?
– Разумеется. Мою жизнь в обмен на ее, – ровным голосом ответил Блад. – Через месяц я должен встретиться с ним на... на одном острове. Там произойдет обмен. Мне нужна твоя помощь, Джереми. У меня, как ты знаешь, есть шлюп, а кому, как не тебе, я могу доверить вести его, – на губах Блада на миг появилась кривая усмешка, а голосе неожиданно прозвучала нотка иронии: – И... да, в своем бесконечном милосердии дон Мигель гарантирует, что не станет атаковать мой корабль, если никто из команды – корме меня, понятное дело, – не высадится на берег.
В губернаторском кабинете повисло почти осязаемое молчание.
– «Феникс» доставит меня на остров и заберет Арабеллу. Если я не прибуду на остров в означенный срок, дон Мигель отдаст ее на суд инквизиции, – наконец сухо закончил Блад .
– Милостивый Боже... – охнул Джереми. – А если он лжет тебе? И у него нет миссис Блад, а это сам дьявол поведал ему о обстоятельствах ее гибели? Если заполучив тебя, он не отпустит миссис Блад? – молодой человек в отчаянии забрасывал Блада вопросами.
– Если слово гранда Испании еще что-то значит, он отпустит Арабеллу, – пожал плечами тот. – Выбора нет, я должен отправиться туда, чтобы... спасти ее. Так ты согласен? Или мне искать другого штурмана?
– Согласен, – угрюмо ответил Питт, понимая, что ему нечего возразить Бладу. – Как ты оставишь свой пост?
– Об этом не беспокойся. И о своей службе тоже. Я испрошу для тебя отпуск у адмирала Кроуфорда. Насколько мне известно, эскадра в ближайшее время не будет задействована в каких-либо операциях, думаю, он не будет возражать.
– Где находится этот... остров?
Блад проницательно посмотрел на своего штурмана:
– Я скажу тебе позже. Следует ли мне предупреждать тебя, что никто не должен знать об этом? Бога ради, Джерри, сам также не пытайся что-либо предпринимать, да еще в тайне от меня. Речь идет о жизни моей жены.

***
Ошарашенный Джереми ушел, а Блад вернулся к созерцанию линии горизонта, словно он мог силой взгляда достичь небольшого острова, лежащего за многие мили от Ямайки. Впрочем, с чего он взял, что дон Мигель уже привел туда свой галеон. Испанец мог быть где угодно. Бладу представилось, как корабль де Эспинозы Летучим Голландем скользит по волнам, растворяясь в подернутой дымкой дали. И вместе с ним растворяется, уходит от него его возлюбленная жена... Сквозь стиснутые зубы вырвался стон. Тень подтвердил, что с пленницей хорошо обращаются, однако Питеру не давал покоя странный почерк жены и особенно текст записки. Блад извлек из кармана свернутый вчетверо листочек и, развернув его, начал в очередной раз рассматривать короткие неровные фразы. Арабелла больна? Конечно, она писала под контролем дона Мигеля, но... почему все же «Ваше высокопревосходительство», черт побери?!
«Гореть тебе в аду, дон Мигель де Эспиноза! Что ты сотворил с ней?!»
Каждый день в плену усугубляет ее страдания... Небо сохранило его Арабеллу, а он должен сделать все, чтобы освободить ее. Ясно понимая, что если не останется иного выхода, то он без колебания пожертвует своей жизнью, Блад тем не менее не собирался покорно идти в руки дона Мигеля, подобно бессловесному скоту, которого ведут на бойню. Его ум напряженно искал выход из положения, но условия, выдвинутые испанцем, почти не оставляли ему места для маневра...

8.
Бормоча проклятия испанцам и злой судьбе своего капитана, штурман Питт спустился по широкой лестнице. Его друг уже все решил для себя, Джереми видел это в его глазах. К этому дню Блад бесчисленное количество раз мог расстаться со своей жизнью, и часто вопреки всему выходил победителем из самых безнадежных ситуаций. И в Маркайбо и в Картахене да одному Богу известно, где еще – он всегда встречал опасность, дерзко глядя ей в лицо. Но теперь, когда под ударом находился не он сам, а самый дорогой ему человек, Питер Блад был уязвим как никогда... Джереми передернул плечами, представив, с какой выдумкой подойдет дон Мигель к процедуре казни своего давнего врага. В нем теплилась надежда, что и сейчас Питер что-нибудь да придумает, и сам он велел ничего не предпринимать, но все же...
А еще Питт не верил в нерушимость слова испанских грандов. Он остановился и посмотрел на караульного.
– Как тебя звать, парень?
– Джон Риддинк, сэр!
– Во сколько ты заступил на пост, Джон Риддинк?
– В 10 утра, сэр.
– И как всегда, у его высокопревосходительства посетители в очередь стоят? – Питт, соображал, как бы ему выведать интересующие его сведения и не вызвать недоумения часового
– Никак нет сэр, – простодушно и словоохотливо ответил солдат. – Я и сам удивляюсь, только вы, сэр. Может, раньше кто был. Так это головная боль сержанта Доусона, то-то у него с утра был вид, будто он будто лягушку проглотил...
«Так-так, Доусон. Значит, лягушку проглотил?» – Джереми не верил своей удаче. Он знал сержанта. Мог ли тот видеть или слышать что-то? Скорее всего, послание испанца доставили в его дежурство...
Пока молодой штурман и сам не знал, что будет делать, если ему что-то удаться узнать, но попытаться в любом случае стоило.
– Так поди-ка, сержант отправился свою головную боль лечить? – усмехнулся он
– Непременно отправился, сэр! Уж как водится, к Дядюшке Сэму.
– Не грусти, Джон Риддинк! Вот сменишься, сможешь и ты пропустить стаканчик-другой...

***

Как и сказал славный парень Джон Риддинк, сержант Доусон обнаружился в таверне «У Дядюшки Сэма». Сидел себе в расстегнутом мундире в углу за столом, да попивал ром.
«Эх и нагорит тебе, сержант, от начальства» – подумал Джереми, заметив, что стоящая перед тем бутылка почти пуста. «С какой это радости ты разгулялся?»
Он сел на свободный табурет рядом с Доусоном
– Проклятая жара, сержант Доусон.
Мутный взгляд сержанта сфокусировался на штурмане и он даже попытался привстать из-за стола.
– Мис...тер Питт, рад вас видеть, сэр...
Попытка поприветствовать Питта как полагается не увенчалась успехом, сержант мешковато осел на скамью и вдруг скуксился.
– Неприятности, сержант?
– Тссс... – прижал тот палец к губам. – Об этом никто не должен знать...
– Слово моряка, – проникновенно пообещал Питт.
Сержант погрозил ему пальцем:
– Это все равно, что поручить лису стеречь курятник... Моя сестренка Дженни спуталась с вашим братом...
Молодой штурман возвел очи горе, готовясь выслушать длинную и, без сомнения, жалостную историю сестренки сержанта, но тот спохватился, вспомнив, что проявляет непочтительность к старшему по званию и даже слегка протрезвел:
– Виноват, сэр. Я не вас имел ввиду, сэр...
– Конечно, сержант, - терпеливо вздохнул Питт.
– Я слишком много болтаю, сэр...
«Начинается», – с досадой подумал Джереми и оглянулся. Заметив невдалеке служанку, он махнул ей рукой и когда девушка подошла, бросил на ее поднос монету.
– Принеси-ка нам еще одну бутылку, милая.
Доусон воодушевился и преданно глянул в глаза молодому штурману.
– Вот если бы все офицеры были такими... как вы. Вы понимаете... простого солдата...
– Так что стряслось, мистер Доусон?
– Вам скажу, вам можно, мистер Питт, – зашептал вдруг тот едва слышно. – Странные дела тут творятся.... Странные и темные.
Джереми наклонился к Доусону, стараясь не пропустить ни слова.
– Ночью к его высокопревосходительству пришел человек....плохой человек... он утверждал, что знает что-то о покойной миссис Блад...
Молодой моряк затаил дыхание, он боялся спугнуть откровенность, посетившую его собеседника.
– Господин губернатор приказал мне оставить его наедине с тем человеком...
– Что вы слышали, мистер Доусон? Ведь вы что-то слышали? – так же тихо спросил Джереми.
– Немного, мистер Питт... вы не подумайте, разве же это годно, подслушивать... Тот человек долго не выходил из кабинета, я забеспокоился, все ли ладно и подошел к двери... Вот и услышал про Ислу де Мона — будто есть такой островок недалеко от Эспаньолы. И будто его высокопревосходительство будут там ждать... Они говорили очень тихо... Но я понял, что господину губернатору грозит опасность... Знаете, мистер Питт, я уже служил здесь и при губернаторе Моргане, прости ему Господь его прегрешения, и уж конечно, при губернаторе Бишопе. Так скажу вам, что нынешний губернатор... мне будет очень жаль, если с ним приключится беда...
Служанка бухнула перед ними тяжелый поднос, на котором стояла бутылка и две кружки, оба вздрогнули и переглянулись.
– Вы уж никому, мистер Питт, сэр. И так его высокопревосходительство велел молчать про посетителя...
– Конечно, мистер Доусон. И вы исполняйте приказ господина губернатора. Вы поэтому сидите тут и … – Джереми кивнул на опустошенную бутылку с ромом.
– Отчасти мистер Питт... Слаб я на это дело, вот и преподобный Джозеф меня порицает...
– Прислушивайтесь к преподобному, – посоветовал штурман, с легкими угрызениями совести поглядывая на вторую бутылку, которая ожидала своего часа.
– Да знаю я, знаю, – огорченно пробормотал Доусон, голова его склонилась на стол, и через минуту Питт услышал похрапывание.
Взяв бутылку, он встал из за стола и подошел к стойке, за которой почтенный дядюшка Сэм считал выручку.
– Мистер Доусон устал после караула, вы уж не тревожьте его, дядюшка Сэм. А бутылку поставите ему от меня в следующий раз.
– Не извольте беспокоится, сэр, – покладисто отозвался хозяин, – Будет исполнено.

***
Штурман вышел из таверны и огляделся. Солнце стояло почти в зените, скоро духота станет невыносимой.
« И что теперь, Джереми Питт? Что с того, что ты узнал про остров? Кстати, его еще надо найти на карте. О черт, сегодня же еще эти занятия по навигации. Самое время вернуться на «Император», наверняка адмирал Кроуфорд уже рвет и мечет»
Джереми зашагал по направлению к гавани, но адмиралу ямайской эскадры в этот день пришлось запастись немалым терпением. Не успел Питт пройти и сотни ярдов, как налетел на невысокого крепкого человека.
– Ты, никак, глаза у дядюшки Сэма оставил, штурман Питт? – прозвучал знакомый насмешливый голос.
Джереми поднял глаза и воскликнул:
– Дик! Давненько не виделись! Как идут дела в «Сундуке с золотом»?
– Идут дела, идут.
Дик Хейтон, бывший боцман «Арабеллы» остепенился, осел на берегу и даже открыл кабачок. Не мудрено, Хейтон всегда отличался практическим складом ума и хозяйственностью. Джереми одни раз заходил к нему, поздравить с открытием заведения, но с тех пор они не виделись и сейчас молодой моряк обрадовался встрече.
– А ты с чего такой смурной? – спросил Хейтон.
– Есть с чего...
– Пойдем-ка потолкуем...

***
– Что, Джереми, сладка ли служба королю Вильгельму?
– Служба – она служба и есть, – буркнул штурман.
Они сидели в полутемной каморке Хейтона. Через стенку доносился приглушенный гул полного в обеденный час кабачка.
– Звал тебя Дайк, а ты, дуралей, не послушался. Оно, конечно, и сейчас не поздно... Эх, вот и капитан наш... – Хейтон нахмурился. – Уж не от него ли ты такой взъерошенный?
– От него.
– И... что он? – в голосе Дика прозвучало искренне беспокойство, но Джереми промолчал, помня о предупреждении Блада.
Бывший боцман покачал головой:
– Горе-то. Как он без нее?
– Плохо...
– Зря он согласился стать губернатором... Брал бы свою кралю да ехал с ней хоть на Барбадос — продолжил между тем Хейтон.
– Ему особо выбирать не приходилось, - не гляда на него пробормотал Джереми и неожиданно для себя добавил: - Как и сейчас...
– Что – сейчас?
– Ничего, – прикусил язык молодой человек.
Хейтон пристально посмотрел на него:
– Джереми Питт, врать ты не умеешь, выкладывай. Или не доверяешь мне?
Джереми колебался, не решаясь рассказать ему об услышанном от Блада.
«Имею ли я право идти против воли Питера? Но... я не могу оставить все, как есть... Хейтон был с нами с самого начала и ни разу не дрогнул... Кому, как не ему можно доверять...»
Он облизнул пересохшие губы и выдавил из себя:
– Питеру грозит смертельная опасность...


9
Арабелла с тоской оглядела маленькую каюту, служившую ей пристанищем и тюрьмой, изученную до последней трещинки на дереве переборок. После обеда и последовавшего за ним оглушающего откровения дона Мигеля прошли еще несколько тягучих как патока дней. Она уже потеряла им счет и ей казалось, что иной жизни для нее не было и не будет, только неустанный плеск волн в борт «Санто Доминго», низкая тесная каюта и горящий взгляд испанца, который, казалось преследовал ее даже во сне. Со сном дело обстояло неважно, тинктуры доктора Рамиро не очень-то ей помогали.
То, что молодая женщина могла выходить на палубу, мало что меняло, ее взору открывался один и тот же пейзаж: галеон все еще стоял на рейде Ла Романы, маленького городка, разморенного жарой. Она старательно избегала встречи с доном Мигелем, впрочем, он также не стремился приблизиться к ней и в основном находился на берегу — как и большинство его команды. Однако, нельзя было сказать, что пленницу предоставили саму себе. Вчера, едва Арабелла остановилась у фальшборта рядом со спущенным шторм-трапом, как будто из воздуха возник один из матросов и жестами показал, что она должна отойти. На корабле полагали, что она не говорит по-испански, но молодая женщина все больше понимала язык, слова будто сами обретали смысл. Значило ли это, что память возвращается к ней? Или она впитывала новые знания?
На ее столе стали появляться свежие фрукты, а потом Хосе принес еще одно платье, по виду похожее на те, что носят зажиточные горожанки и на этот раз без каркаса. Этот знак внимания тронул ее, ведь она ни о чем таком не собиралась просить.
Она много размышляла в эти дни, благо времени у нее было более, чем достаточно, пытаясь осознать себя, и представить, что же произошло в пропавшей части ее жизни.
Пусть сеньор Рамиро и сказал, что у нее твердый характер, но... она вдруг подумала о том юноше, Эстебане. Каким испытанием было для него увидеть жуткие приготовления казни своего отца...
Конечно, Арабелла помнила истории не только про пиратов, но и про испанцев, не уступающих, а подчас превосходящих пиратов в кровожадности. Да и здравый смысл подсказывал ей, что де Эспиноза мог если не солгать, то утаить от нее часть правды. Но все эти робкие поиски оправданий не перевешивали того факта, что человек, способный на такую жестокость, стал ее мужем...
Испанец упомянул, что на его «Милагроссе», а потом на корабле капитана Блада она была с неким спутником. А ее дядя? Что стало с ними обоими? Что, если угрожали не самой Арабелле, а тем, кто был ей дорог?
Внутри поднимался протест, она отказывалась принимать такую правду и, подобно тонущему в зыбком болоте, искала хоть что-то, за что могла уцепиться, чтобы обрести почву под ногами...
Единственное, что могло служить ей хлипкой поддержкой было то, что и де Эспиноза, и его племянник — ведь скорее всего, именно он рассказал дяде про случившееся – остались в живых после столкновения с Питером Бладом.
Молодая женщина вздохнула и потерла ноющий висок: головные боли продолжали донимать ее и даже усилились после злосчастной беседы с испанцем.
Еще один день заканчивался, солнце клонилось к западу и жара спадала. Арабелла вышла из каюты, ей захотелось подняться на палубу, чтобы подставить лицо вечернему бризу, несущему запахи близкой земли и пряные ароматы тропических лесов Эспаньолы.
К своей досаде, она почти столкнулась с доном Мигелем около трапа.
– Добрый вечер, донья Арабелла.
– Рада, если вечер добрый. По крайней мере для вас.
Испанец предпочел не заметить колкости, прозвучавшей в ее голосе:
– Я как раз шел к вам.
– Вот как? И зачем же?
– Чтобы пригласить вас в кают-компанию.
Арабелла не удержалась от сарказма:
– Чтобы поведать еще одну кошмарную историю из моего прошлого? Или из прошлого моего … мужа?
Дон Мигель поморщился:
– Мне не следовало рассказывать вам... учитывая ваше состояние.
– Я здорова, не стоит беспокоится.
– А доктор Рамиро утверждает обратное. Но как вам будет угодно. Нет, никаких кошмаров. Вы же любите шоколад. Мой повар прекрасно его готовит, а с берега доставили и другие сладости. Не желаете ли отведать? Считайте это рекомендацией сеньора Рамиро, – де Эпиноза вдруг широко улыбнулся. – Шоколад придаст вам сил, чтобы и дальше спорить со мной.
– Шоколад? – переспросила Арабелла и вдруг поняла, что действительно любит его бархатистую горечь и... желает его отведать: – Хорошо. Я принимаю ваше приглашение.

***
Арабелла ожидала вновь увидеть офицеров «Санто Доминго», однако кают-компания была пуста. Молодая женщина остановилась и удивленно взглянула на дона Мигеля.
– Я не хотел вас смущать. Мне показалось, что в прошлый раз вы не чувствовали себя комфортно в окружении моих офицеров.
На столе уже был серебряный поднос с двумя большими чашками шоколада, над которыми завивался пар, и несколькими коробочками — в них, по видимому находились те самые сладости, доставленные с берега. Арабелла вдохнула аромат и ей почудилось, что какая-то смутная тень мелькнула по краю ее сознания... Так уже было... да...
– Вы должно быть, уже угощали меня шоколадом, дон Мигель.
– Откуда иначе мне знать, что он вам по вкусу – улыбка, появившаяся на тонких губах испанца была почему-то грустной. – Прошу вас, донья Арабелла.
Дон Мигель наблюдал за Арабеллой, которая наслаждалась чудным напитком, не сводя с нее загадочных темных глаз. Сам он почти не притронулся к свой чашке.
– Я внушаю вам ненависть? – вдруг спросил он.
Арабелла вздрогнула и поставила почти пустую чашку на стол.
– Можете не отвечать, это естественно. Достаточно того, что я держу вас здесь в ожидании выкупа. Кроме того, я враг Англии, и соответственно, ваш. И ваша память что-то да хранит о зверствах испанцев, ведь так? – во взгляде испанца полыхнула ярость, – Только во время войны обе стороны творят одинаково жестокие гнусности, вам ли не знать!
– Зачем... зачем вы говорите мне это — глаза молодой женщины потемнели от вернувшейся боли.
Де Эспиноза глубоко вздохнул, беря себя в руки.
– Извините, донья Арабелла. Я нарушил свое обещание, – он криво усмехнулся. – Сегодня я вспоминал брата — таким, каким он был в детстве. Возможно, вам будет неприятна и эта тема?
– Отчего же... – медленно проговорила Арбелла, – Я выслушаю вас.
– Диего был младше меня на два года. Между братьями - и особенно часто, с небольшой разницей в возрасте, – бывает соперничество, вплоть до ненависти... А для него я был кумиром. Рыцарем без страха и упрека. Как-то раз, во время игры, камень, выпущенный из моей пращи разбил драгоценный витраж в церкви нашего замка. Мы перепугались и в поисках спасения бросились в разные стороны. Я не знал, что Диего попался отцу. Тот решил, что проделка — его рук дело, а брат не выдал меня и под розгами. Ему было всего 7 лет, донья Арабелла...
Испанец замолчал. Он сидел вполоборота к молодой женщине и свет заходящего солнца падал на него, высвечивая резкие черты лица, орлиный нос, глубокие складки, сбегающие к губам.
– Я хотел бы, чтобы вы видели во мне не только врага. Испанского головореза. Чудовище. Но я также знаю, что это невозможно... Принимая во внимание обстоятельства, – тихо и даже печально произнес он, затем, встрепенувшись, вернулся к своему обычному суховатому тону: – Если небу будет угодно, ваше заточение не продлится долго. Мой человек вернется с ответом Питера Блада через пару дней.

10
Питер Блад шел по пустынному унылому берегу. С моря влажными белесыми щупальцами наползал туман, невидимая в этом тумане чайка пронзительно и тоскливо кричала над головой. Накатывающиеся с тихим шелестом волны впитывались в песок у самых его ног. Впереди проступил стройный силуэт идущей женщины. Сердце забыло, что должно биться, потому что Блад узнал жену.
– Арабелла!
Она не обернулась.
– Дорогая, постой!
Блад побежал, пытаясь догнать ее. Арабелла продолжала неспешно идти, будто плыть, удаляясь от него, больше похожая на призрак, чем на существо из плоти и крови. Хотя она была совсем рядом, но ему никак не удавалось коснуться ее. Она ускользала, все время оказываясь чуть дальше, за тонкой туманной пеленой.
– Арабелла! – крикнул он в отчаянии, колоссальным напряжением всех сил и воли рванувшись к ней.
Невесомая опаловая кисея растаяла, Блад дотронулся до руки Арабеллы и с ужасом почувствовал влажный холод, словно его пальцы коснулись сырого песка...
Призрак медленно повернулся и глянул на него пустыми глазами.
– Арабелла... – потрясенно прошептал Блад.
А в следующий миг он с невыразимым облегчением увидел, как ее глаза оживают, становятся зрячими, сияющими. Рука Арабеллы потеплела под его пальцами и он потянулся к жене, желая заключить ее в объятия, прижать к себе...
– Никогда!
Арабеллы больше не было рядом с ним, а из тумана выступил дон Мигель де Эспиноза.
Его губы кривились в издевательской усмешке:
– Никогда больше тебе не приблизиться к ней!
От ярости и боли у Питера потемнело в глазах. Он бросился к испанцу, одновременно нашаривая клинок. Шпаги не было...
...Губернатор Блад, тяжело дыша, рывком сел на диване, служившем ему постелью в последние недели. Роскошная кровать в их спальне стала слишком пустой и просторной, поэтому он обходился несколькими часами сна на этом узком ложе, стоящем в его кабинете.
Близился срок, назначенный доном Мигелем, а решение так и не приходило: Блад не мог подвергнуть риску жизнь Арабеллы, пытаясь отбить ее силой. Проклятый испанец предусмотрел все, Тень ясно дал понять, что при попытке нарушить выдвинутые условия Арабелла будет убита.
За окнами было уже совсем светло. Блад встал с дивана и начал расхаживать по кабинету.
Их вражда с доном Мигелем вполне могла завершиться поединком, но Блад почти не сомневался, что испанец, обретя возможность прикончить своего врага безо всякого риска для себя, откажется. Значит, остается распалить его ярость и спровоцировать на поединок. И это также означает, что Блад должен сохранять хладнокровие и выдержку... несмотря ни на что.
Возможно, этот кошмар было послан ему как предупреждение свыше? Но дадут ли им уйти после? И насколько будет безопасным путь назад – ведь им придется пройти в такой близости от Эспаньолы? С ним или без него, Арабелла будет на борту «Феникса», в это Блад упрямо верил, запрещая себе поддаваться тоскливому ужасу предположений, высказанных Джереми Питтом... Насколько это в его силах, он должен позаботиться и о том, чтобы «Феникс» благополучно вернулся в Порт-Ройал...
Губернатор Блад вздохнул. Наступило утро, и следует оставить ночи ее кошмары. Впереди напряженный день. Губернатор собирался отправиться в форт, который уже почти восстановили после боя с эскадрой де Ривароля, но Блад задумал строительство новых укреплений, и на его взгляд дело двигалось недостаточно быстро. Кроме того, не мешало бы наведаться на «Феникс». Джереми должен быть уже на шлюпе. Адмирал Кроуфорд, успевший оценить опыт и знания молодого штурмана, не очень обрадовался внеочередному отпуску Питта, но не отказывать же в просьбе губернатору...
Блад решил оставить вместо себя Мэллэрда – в конце концов, тому и раньше приходилось справляться с обязанностями губернатора Ямайки. Для майора уже был готов толстый конверт со всевозможными инструкциями и пояснениями. Говоря по правде, Питер еще не придумал, как объяснит свой внезапный отъезд. Разве что смертью горячо любимый тетушки, проживавшей на одном из Антильских островов — из тех, которые принадлежат Англии, разумеется. Он криво усмехнулся: майору придется проглотить версию, какой бы неправдоподобной она ни была. Сейчас это не слишком занимало мысли Блада.

***

Его высокопревосходительство, одетый в костюм для верховой езды, быстро спустился по лестнице и прошел по вестибюлю губернаторского дома к парадному выходу. Блад отдал распоряжение оседлать Ворона, предпочитая отправиться на инспекцию форта и в гавань верхом, а не в громоздкой губернаторской карете.
Часовой у дверей вытянулся, завидев губернатора. Вытянулся и присуствующий в вестибюле начальник караула сержант Доусон. Блад уже миновал его, как вдруг остановился и внимательно посмотрел на сержанта. Тот выпятил грудь и побагровел. К своему несчастью, Доусон не внял ни словам священника, ни советам штурмана Питта. В это утро, мучимый тяжелым похмельем, он уже отхлебнул рома из злосчастной бутылки, на беду оказавшйся при нем - чтобы облегчить свои страдания. Чуть-чуть. А потом еще чуть чуть... Теперь он изо всех сил делал вид, что все в порядке, и даже старался не дышать, вернее — не выдыхать. Однако преувеличенно бравый вид, замедленные и осторожные движения, а главное, густой запах перегара совершенно наглым образом свидетельствовали против незадачливого страдальца.
– Сержант! - с расстановкой произнес губернатор. – Ко мне в кабинет.
- За пьянство на посту полагается плеть и разжалование в рядовые, - гневно сказал Блад, как только они оказались за дверью кабинета.
– Виноват... ваше высоко...превосходительство, – запинаясь, пробормотал сержант.
– Виноваты, - согласился его высокопревосходительство. – И оправдания вам нет.
– Я.. этого больше не будет... никогда... – Доусон трезвел на глазах, – Сам не знаю, что на меня нашло... преподобный Джозеф считает, что мне надо лечиться... Он помогает в своей богадельне таким, как я...
Губернатор покачал головой и о чем-то задумался:
– Вам будет не просто избавиться от этой пагубной привычки. Я говорю вам как врач. Преподобный помогает вашим товарищам по несчастью? Надо будет заглянуть в богадельню. При случае. Ступайте под арест, сержант Доусон. Доложите офицеру охраны, пусть пришлет замену.
– Есть, сэр, – обреченно протянул сержант.
– Скажите вашему лейтенанту, что сразу пришли ко мне и признались в вашей неспособности нести службу. Это облегчит ваше положение. Но! Не забывайте про свое обещание.
– Есть сэр!
Блад проводил взглядом воспрянувшего духом Доусона. Надо бы приглядывать за ним, а то доведет парень до беды, и если бы только себя.

***

Работа по строительству дополнительной линии укреплений так и кипела. Что же, одной заботой меньше. Убедившись, что все делается согласно его указаниям, Блад отклонил приглашение Мэллэрда отобедать и распрощался с ним.
После форта путь губернатора лежал в гавань. Двухмачтовый «Феникс» был пришвартован у дальнего причала. На его борту имелось 12 пушек, команда состояла из неболтливых и опытных матросов, который губернатор отбирал лично. Потеряв «Арабеллу», Блад ощущал себя едва ли не голым. Он приобрел шлюп на личные средства, хотя в его распоряжении была вся ямайская эскадра. Мало ли – билась настойчивая мысль, – мало ли...
– Питер, «Феникс» готов к выходу в море. Ты уже решил, когда... день отплытия? – спросил хмурый Джереми Питт.
Они сидели в капитанской каюте. Блад кивнул:
– Да, Джереми. Принеси-ка карту, на которой Эспаньола изображена достаточно подробно.
Штурман отчего-то смутился, затем, что-то буркнув себе под нос, отправился к себе. Ожидая Питта, Блад подошел к кормовым окнам. Неподалеку швартовалась ладная, радующая глаз своими пропорциями шхуна, и Питер узнал «Морскую Звезду». Как, интересно, идут дела у Дайка? Пожалуй, стоит заглянуть и к нему.
– Вот, – вернувшийся Джереми развернул на столе тугой рулон и прижал его край стоящим на столе кувшином с водой.
– Исла де Мона. Видишь? – склонившись над столом, Блад указал точку между Эспаньолой и Пуэрто-Рико. – Сколько дней нам понадобится, по-твоему?
– В это время года неделя... Дней десять, если еще сделать допущение на непредвиденные обстоятельства.
– И по моим подсчетам выходит то же. Значит, послезавтра, – спокойно, даже буднично сказал Блад.
Джереми сглотнул и отвел взгляд в сторону.
– Кстати, Джереми, не угостишь ли ты меня обедом? – и поскольку ответа не последовало, Блад добавил, придав голосу чуть ли ни просящий оттенок: – Что, нет? Неужто я должен тащится по такой жаре в свою резиденцию?
Штурман недоверчиво посмотрел на него и увидел насмешку в синих глазах.
– Конечно, Питер. Сейчас скажу Бену....

***

Николас Дайк был крайне доволен жизнью и собой. Вот и в этот раз удача не отвернулась от него, он ускользнул от французского патрульного фрегата и без проблем вернулся в Порт-Ройял с ценным грузом. Дайк прикинул, сколько он заработал на этом рейсе – даже если чертовы торгаши попытаются урвать свое, разница оправдывала весь риск. Он немного удивился, увидев рядом с причалом, где обычно вставала «Морская звезда», шлюп своего бывшего капитана, но не придал тому особого значения.
– Эй, на «Морскиой Звезде»!
Дайк вздрогнул, звучный голос Блада, донесшийся в отрытые окна капитанской каюты, он менее всего ожидал услышать. Ник был искренне опечален, узнав о несчастье, которое обрушилось на Питера, но в отличие от Джереми Питта, он не пришел с соболезнованиями, то ли стесняясь выражать непривычные для себя чувства, то ли считая свой приход в губернаторскую резиденцию неуместным. И вот господин губернатор сам нанес ему визит.
– Как поживаешь, Ник? – Блад с любопытством окинул взглядом неброскую, но очень качественно сделанную мебель, находящуюся в каюте.
– Благодарение небу - ну, или морскому дьяволу - хорошо, Питер. А вот ты... Извини, что я не пришел к тебе... Но я правда не знал, чем тут можно помочь...
– Я понял, Ник, не нужно извиняться.
Дайк смотрел виновато, Блад видел, что тот рад встрече, но при этом явно смущен его присутствием. С чего бы это?
Он перевел разговор на другое:
– Какая красавица твоя «Морская звезда». И ходовые качества превосходные, не так ли?
– Она замечательная, – с гордостью ответил Ник, готовый бесконечно восхвалять свое сокровище.
– Грех гонять такую девочку для глупых торговцев, а, Ник?
Дайк еще больше смутился и опасливо глянул на Блада. Интересно... Питер еще раз осмотрелся и заметил в углу каюты некий предмет...
– И что же еще перевозит мой бывший лейтенант, кроме обычных рома и кофе? – совершенно невинным тоном осведомился губернатор.
– Что придется, пряности... кожи...
– ...Французские вина, - в тон ему добавил Блад, продолжая разглядывать пустую бутылку из-под бордо. – Повезло же кому-то, в самый разгар войны с Францией... 1683 год считался хорошим для виноделия, насколько я помню. Сегодня у меня день открытий. Чудных, - он язвительно усмехнулся. - Сначала я вижу, что начальник моего караула не стоит на ногах от выпитого рома, затем выясняется, что мой друг исправно снабжает население вверенного мне острова контрабандным вином. И... чем еще?
– Лионским шелком, - буркнул Дайк, кляня себя за то, что решил попробовать привезенный товар. Но... Питер, ты не думай, никакого разбоя! Я честный контрабандист! – воскликнул он.
– Честный контрабандист звучит не хуже, чем честный пират, – иронично заметил Блад. – Ну, если тебе хватило ума не попасться до сих пор, надеюсь, что так будет и дальше.
– Ты и вправду ничего не будешь делать?
– А что я должен с тобой делать? – пожал плечами губернатор. – Контрабанда товаров в этих условиях будет продолжаться, а тебе, по крайней мере, я верю на слово.

– Спасибо...
– Будь осторожен. Вряд ли я смогу защитить тебя, – серьезно сказал Блад, – Ну, бывай, Ник. Рад был встретиться с тобой, – он поднялся, протягивая руку Дайку.
– Питер, ты... если что нужно, только скажи, – тихо сказал тот, тоже вставая и пожимая руку Блада.
– Хорошо, если мне захочется попробовать великолепное бордо, я буду знать к кому обратиться.
– Вечно ты смеешься, – досадливо поморщился Ник, – Я же не об этом.... Ты видел моих ребят? – вдруг горячо зашептал он. – Большинство же из нашей команды. С «Арабеллы», – он увидел, как Блад стиснул челюсти и сокрушенно добавил: – Прости... Но посмотри им в глаза, ты все еще их капитан... Как и мой.
– Капитан, говоришь? – в голове Питера мелькнула мысль, быстро становящаяся идеей. – А если я попрошу сопровождать меня в одном очень рискованном плавании?
– Куда угодно, хоть черту в зубы!
– Ну так оно и есть, в зубы. Я расскажу тебе кое-что.
Когда Блад вышел на палубу «Морской звезды», солнце уже начало клонится к западу. Они решили, что «Морская звезда» будет следовать за «Фениксом» на достаточном расстоянии, чтобы не вызвать подозрений. Оставалось надеяться, что Дайк успеет прийти на выручку в случае необходимости. При любом раскладе, «Морская звезда» будет прикрывать «Феникс» на обратном пути. Питер смотрел на восток: где-то там была его Арабелла, и он попытался представить, что она делает в эту минуту.
«Я приду за тобой...скоро... потрепи»

11
– Итак? – в голосе дона Мигеля де Эспиноза сквозило нетерпение.
– Он согласен, - без предисловий ответил Тень.
– Отлично, – подойдя к стоящему у переборки шкафу-кабинету черного дерева, испанец извлек из кармана связку ключей и открыл одну из многочисленных дверок, украшенных искусной резьбой.
– Мы в расчете, Тень, – сказал дон Мигель, бросая увесистый кожаный мешочек генуэзцу. – Но если хочешь еще подзаработать, останься, пока дело не закончится.
Тот поймал мешочек на лету и подкинул его на ладони. Несколько минут он о чем-то размышлял, затем медленно кивнул.
– А ты неразговорчив. Тебя не интересует, что ты должен делать?
– Мое ремесло не располагает к болтливости, - ухмыльнулся Тень. – Питер Блад – опасный человек. Вам бы не хотелось, чтобы он выкинул какую-нибудь штуку, не так ли, дон Мигель?

После разговора с Тенью де Эспиноза вышел на палубу, ища глазами Арабеллу. Она была там, у гакаборта, и смотрела в сторону Ла Романы. Он поднялся к ней, и молодая женщина обернулась. Косые лучи вечернего солнца вспыхивали золотистыми искорками в каштановых волосах Арабеллы, ее бездонные глаза устало смотрели на него со ставшего за последние дни прозрачным лица. И дон Мигель с неудовольствием почувствовал, как защемило сердце. Что с ним творится? С недавних пор все пошло не так, как ему представлялось, он заплутал в тумане сомнений и непонятной тоски, перестав видеть свой путь. Он угрожал Питеру Бладу передать Арабеллу в руки инквизиции как ведьму. Сейчас он бы не поручился за то, что она и в самом деле не околдовала его. Чем объяснить, что мысли о мести и о скорой смерти Блада не приносят его душе ожидаемой радости или хотя бы покоя? Почему он видит перед собой не еретичку, жену своего смертельного врага, а женщину, которой готов восхищаться, забыв обо всем? И когда случилось то, в чем он до сих пор упорно отказывался признаваться себе, то, что она стала казаться ему самой желанной во всем мире? Отец Амброзио, его духовник, сказал бы, что он одержим...
– У меня для вас новости, донья Арабелла, пойдемте, нам нужно поговорить, – глухо сказал де Эспиноза.
Глаза Арабеллы потемнели, она заметила появление на «Санто Доминго» того человека, которого испанец послал в Порт-Ройал, и догадывалась, о каких новостях пойдет речь.
– Как скажете, дон Мигель.
Арабелла ожидала, что испанец снова направится в кают-компанию, однако, спустившись по трапу, он повернул в другую сторону и распахнул перед молодой женщиной дверь своих апартаментов.
– Входите.
Молодая женщина в нерешительности остановилась посреди его каюты, рассматривая роскошную обстановку и не совсем понимая, почему дон Мигель пригласил ее сюда.
– Присаживайтесь, донья Арабелла. Не буду вас томить и скажу сразу, что ваш муж принял мои условия и скоро вы вернетесь... домой.
Он не решился сказать «к мужу». Арабелла, погруженная в свои горестные переживания, до сих пор так и не спросила его, в чем состоит выкуп. Де Эспиноза не смог бы солгать ей, и кто знает, не пришлось бы ему тогда держать пленницу под неусыпным надзором из опасения, что та может навредить себе. Она неминуемо узнает о цене своей свободы, но... это будет потом.
Арабелла невесело улыбнулась:
– Домой... в дом, которого я не помню, и... – «... к человеку, который тоже стал незнакомцем и… пугает меня», – продолжила она про себя, а вслух тихо сказала, словно подтверждая страхи испанца: – Вам не следовало высаживаться на разбившийся бриг, дон Мигель.
По его лицу пробежала судорога.
– Не говорите так. Уж во всяком случае, там вам будет лучше, чем на моем корабле, в окружении ваших врагов. Вы выпьете вина? – вдруг спросил он. – У меня есть превосходная малага. Dorado o Golden...
Не дожидаясь ответа, де Эспиноза извлек из шкафа высокую бутылку темного стекла и два позолоченных кубка тонкой работы. Он откупорил бутылку и наполнил кубки янтарным вином, по каюте поплыл тонкий цветочный аромат.
Арабелла взяла протянутый кубок и пригубила, чувствуя на языке вкус фруктов, впитавших щедрое солнце Испании. Она прикрыла глаза, маленькими глотками осушая свой кубок.
– У вас чудесная малага, дон Мигель. Могу ли я теперь вернуться к себе? – спросила она через некоторое время и встала, но испанец, также поднявшись, шагнул к ней, загораживая дорогу.
– Не уходите, донья Арабелла. Что вам делать в вашей тесной каюте, которую вы уже изучили до мельчайших подробностей?
– А что мне делать в вашей каюте?
– Я бы хотел, чтобы все случившееся было для вас только кошмарным сном, но увы, это не в моей власти, – сказал де Эспиноза, со странной жаждой глядя в ее лицо. – Побудьте еще немного здесь...
Она не ответила, но и не сдвинулась с места.
– Арабелла... – дон Мигель осторожно взял ее за плечи, мягко привлекая к себе.
Арабелла, обессилившая от многодневной борьбы – с ним, с неумолимой судьбой, с прошлым, которое подобно убийце в покрытом мраком переулке подстерегало ее, чтобы нанести глубокий удар – не сопротивлялась, только печально смотрела на испанца. Прикосновения рук де Эспинозы дарили неожиданное утешение ее исстрадавшейся душе, и Арабелла непроизвольно прижалась к нему в поисках простого человеческого тепла, не думая в эту минуту, что ее обнимает человек, который пленил ее и угрожал ей. Но когда испанец прильнул к ее губам, молодая женщина задрожала и попыталась отпрянуть.
– Не надо... – прошептала она.
– Не бойся, – тихо ответил де Эспиноза, снова целуя ее. Его взгляд, полный тоски и страсти, завораживал Арабеллу, лишал ее воли. – Мi chiquitina, не бойся, сейчас нам обоим нужно немного тепла...
«Он читает мои мысли?»
Под руками испанца, гладившими ее спину и плечи, стихала дрожь, по телу разливалась сладкая слабость, и Арабелла вдруг поняла, что отвечает на его поцелуи.
«Не бойся, все будет хорошо... доверься мне» – глубокий мужской голос, прозвучавший в эту минуту в ее голове, не принадлежал дону Мигелю! Арабелла четко увидела, как к ней склоняется темноволосый человек, его пронзительно-синие глаза светились любовью, и молодая женщина почувствовала, что ее сердце замерло от невыразимой нежности...
– О, отпустите же меня! – она как безумная забилась в объятиях де Эспинозы. – Вы не можете! Отпустите! – яркие образы хлынули в ее сознание, они не сменяли друг друга, а наслаивались, и она тонула в их бурном потоке: – Я вспомнила! Питер...
Пальцы дона Мигеля впились в плечи Арабеллы, заставив ее вскрикнуть, затем он разжал объятия.
– Вы заблуждаетесь, миссис Блад! Вы в моей власти и я могу сделать с вам все, что мне захочется, – с угрозой в голосе сказал он.
Арабелла отскочила в сторону, не сводя с него гневного взгляда. Лицо испанца исказилось как от сильной боли. Он отвел глаза и язвительно осведомился:
– Так значит, к вам вернулась память? Своевременно, стоит отметить. Что же, вы и меня вспомнили?
Арабелла, задыхаясь от противоречивых чувств, молча покачала головой.
Де Эспиноза уже полностью владел собой. Неожиданно он рассмеялся, блеснув в темноте каюты белыми зубами:
– Если бы вы могли сжигать взглядом, от меня не осталось бы и кучки золы. Вы потрясающая женщина, донья Арабелла. Гнев придает вам еще большую прелесть. Но полно, не смотрите так на меня, я не стану покушаться на вашу добродетель. Не смею вас больше задерживать.
...Она не помнила, как оказалась на палубе. Свежий порывистый ветер немного привел ее в себя. Плотная завеса над прошлым Арабеллы приподнялась, и молодая женщина отчаянно пыталась понять, что же за ней скрывалось. Недопустимая сцена, только что произошедшая в апартаментах де Эспинозы, меркла перед этим, отступала на второй план.
К сожалению, воспоминания были разрозненными: она видела высокого синеглазого мужчину то в кандалах и заросшего бородой, то в кирасе и шлеме на палубе корабля, то в тщательно завитом парике и элегантном, черном с серебром камзоле. Теперь она знала, что это и есть ее муж, Питер Блад, пират и губернатор. А еще она необыкновенно ясно осознавала то, что любит его.

12
Ранним октябрьским утром два корабля под всеми парусами рассекали гладь непривычно спокойного для этого времени года Карибского моря. «Феникс» шел впереди, за ним на расстоянии в несколько кабельтовых, следовала шхуна Дайка. Солнце едва только показало свой край из-за горизонта, а на шлюпе все уже было в движении.
Питер Блад, собранный, даже отрешенный, стоял на квартердеке. Сегодня истекал месяц, данный ему доном Мигелем де Эспинозой. И сегодня решится судьба Арабеллы — и его. Мрачный Джереми Питт поднялся по ступеньками и подошел к нему. Бладу уже не в первый раз за последние дни показалось, что Джереми порывается что-то сказать и все не соберется с духом. Он сдвинул брови и вопросительно взглянул на штурмана, но в эту минуту впередсмотрящий крикнул:
– Земля прямо по курсу!
– Исла де Мона, – уверено сказал Питт.
Блад кивнул и скомандовал:
– Просигналить «Морской Звезде», пусть Дайк уходит на юг.
Бухта, выбранная испанцем для встречи, была на западе острова, таким образом «Феникс», продолжая двигаться тем же курсом, вскоре достигнет ее. А «Морская звезда» ляжет в дрейф в видимости Ислы де Мона с южной стороны острова.
Блад увидел, как шхуна меняет курс и отклоняется к югу, расстояние между кораблями быстро увеличивалось. Он отвернулся от «Морской звезды» и, раскрыв подзорную трубу, принялся рассматривать Ислу де Мона. Островок был гористый и поросший густым лесом. Возможно, это и к лучшему: если испанцам не взбредет в голову устроить наблюдательный пункт на верхушке дерева, они не должны будут заметить странные маневры второго корабля вблизи острова. Его раздумья прервал вопрос Питта:
– Питер, что ты решил?
Джереми смотрел чуть ли не умоляюще.
– Я высажусь на берег и встречусь с доном Мигелем, раз уж он так жаждет меня видеть. А там по обстоятельствам. Шлюпка с матросами будет ждать меня и Арабеллу. Или только ее. «Фениксу» оставаться в полной готовности. Возможно, из бухты придется прорываться с боем.
– Но как ты будешь выбраться оттуда? – с отчаянием вскричал молодой человек.
– Я собираюсь проверить все ли еще моя Удача благосклонна ко мне. Дама она, конечно, капризная, но до сих пор я пользовался ее особым расположением, - усмехнулся Блад.
– Береги себя, Питер. И... будь готов ко всему.
– Скажи, Джереми, у тебя такой вид... Есть ли что-то, что я должен знать?
– Ничего, – отрезал Питт, – Просто... Возвращайся.
– Надеюсь, мне это удастся. Ежели все же нет... – Блад достал из кармана два конверта, – Одно письмо для лорда Уиллогби, а другое отдай ей.
– Ты уж постарайся, – упрямо наклонил голову Питт, беря конверты.
– Постараюсь, – без улыбки ответил Блад.

***
Сердце Арабеллы сжималось от тревоги. Но и надежда касалась ее своим крылом. Словно скупец сокровища, перебирала она те немногие воспоминания, что вернулись к ней. Да, после Барбадоса она действительно жила на Ямайке и ее дядя управлял островом. А потом что-то случилось, что-то невероятное, почти пугающее... Она пока не могла вспомнить. Но самым главным открытием для нее было то, что она любит своего мужа и что она была счастлива с ним... Сеньор Рамиро оказался прав: никто не принуждал ее к браку, в этом она была теперь уверена.
Арабелла тут же закусила губу, подумав об истории, рассказанной де Эспинозой. Это не давало ей покоя, терзая подобно глубоко вонзившемуся отравленному шипу. Знала ли она об этом раньше? Что-то подсказывало ей, что нет. А если дон Мигель умолчал о чем-то или ему не все известно? Но... такая жестокость... Она сердито приказала себе оставить бесплодные попытки найти объяснение. И в то же время Арабелла понимала боль де Эспинозы.
При мысли об испанце она смутилась, в который раз укоряя себя за слабость. Она сама дала ему повод так вести себя. На другой день молодая женщина колебалась, перед тем как выйти на палубу, но в конце концов ее гордость пересилила и она, как обычно делала по вечерам, появилась там с высоко поднятой головой.
И...ничего не произошло. Дон Мигель церемонно поклонился ей издали и только.
Еще через день рядом с галеоном де Эспинозы бросил якорь другой корабль, под названием «Санто Ниньо», и на борт «Санто Доминго» поднялся молодой человек, похожий на дона Мигеля лицом и статью. Она догадалась что это и есть сын покойного дона Диего, Эстебан. До этого момента она была уверена, что речь идет о большой, быть может, огромной сумме выкупа. Но когда Арабелла встретилась с ним глазами, ей стало страшно от того, какая в них сверкала ненависть. Тогда и возникла эта тревога. Она впервые задумалась о том, что потребовал дон Мигель за ее свободу...
Следующим утром молодая женщина проснулась от качки и поняла, что «Санто Доминго» снова в море. Арабелла поспешила одеться, по счастью, наряд испанской горожанки не требовал помощи горничной. Она поднялась на палубу и огляделась. «Санто Доминго» шел на восток вдоль побережье Эспаньолы, Ла Романа уже скрылась из виду. Слева и чуть сзади Арабелла увидела еще один корабль и узнала его. Это был «Санто Ниньо». Оказывается, дон Эстебан сопровождал их, и от этого тревога Арабеллы возросла. Под вечер на горизонте показался небольшой остров. Уже совсем стемнело, когда оба галеона бросили якорь в окруженной скалами укромной бухте. Очевидно, здесь и была назначена встреча с Питером Бладом.
Желание вырваться из плена становилось непереносимым. Она сама подошла к дону Мигелю, увидев его на юте.
– Донья Арабелла? – кажется, он немного удивился, – Чем я заслужил такую милость?
– Я... – ее голос прервался, но молодая женщина справилась с собой и продолжила, стараясь говорить как можно спокойнее: – Как я понимаю, именно здесь состоится встреча с моим мужем.
– Вы правильно понимаете, сударыня. Мы будем ждать его прибытия еще три или четыре дня – такой срок был оговорен в моем письме.
– Вы ничего не сказали мне о... сумме выкупа.
Губы испанца сжались в тонкую линию, а взгляд стал очень холодным.
– Уверяю вас, Питер Блад в состоянии заплатить его. Возможно вас тревожит, сдержу ли я свое слово? Да, если ваш муж сдержит свое.
Арабелла опустила глаза и де Эспиноза принужденно засмеялся:
– В этот раз вы не намерены испепелить меня на месте? Вы еще хотели что-то узнать?
– Нет...
Де Эспиноза не собирался ей лгать, но когда молодая женщина наконец ушла, не пытаясь выяснить другие подробности его сделки с Бладом, ощутил облегчение и гнев — на себя. Он не должен поддаваться пагубной слабости, ведь это Враг рода человеческого искушает его, расставляя свои ловушки. Дон Мигель подумал, что его душу без сомнения ждут адские муки. Отец Амброзио много раз предупреждал его об опасности подобных искушений и тем более, когда орудием для них выбирается Красота. Ничего. Скоро все закончится.

***
В томительном ожидании прошел весь следующий день. Ночью над островом пронесся сильный шквал. Море сердито швыряло пенные волны, «Санто Доминго» содрогался и раскачивался под их ударами, пронзительным скрипом переборок выражая свое недовольство. Но утро было великолепным, как это нередко бывает после ночной непогоды.
– Парус на горизонте!
Де Эспиноза стоял на шкафуте своего корабля вместе с Эстебаном, когда прозвучавший крик марсового возвестил о начале развязки затянувшейся драмы.
– Один корабль? – громко спросил он.
– Один.
– Думаю, это он, – сказал дон Мигель своему племяннику, беря подзорную трубу и наводя ее на корабль: – Подождем, посмотрим куда он держит курс.
Средних размеров шлюп в одиночестве бороздил темно-синюю поверхность моря. Время шло. В напряженном молчании они следили за приближающимся кораблем, пока не стало ясно, что тот движется прямиком в бухту.
– Благоразумно с его стороны, – дон Мигель криво усмехнулся.
– Дядя, ты уверен, что он не задумал какой-то каверзы?
– Да. Думаю, что он дорожит жизнью свой жены. И достаточно знает меня. Пойдем, Эстебан. Пора приготовится к радушной встрече.
Арабелла услышала поднявшуюся на «Санто Доминго» суету и прижала руку к груди чтобы унять бешено забившееся сердце. Дверь ее каюты открылась и молодая женщина увидела де Эспинозу, мрачного и бледного.
– Донья Арабелла, сюда идет корабль и я более чем уверен, что этот корабль принадлежит вашему мужу. Следуйте за мной. Шлюпка уже ожидает нас.
Арабелла молча наклонила голову. Вчера она потратила немало времени и сил, чтобы привести в порядок потрепанное и порванное платье — то, которое было на ней в момент кораблекрушения, решив снова надеть его. И сегодня чувствовала себя более уверено в привычной одежде. Но когда они поднялись на палубу, молодая женщина зябко обхватила себя за плечи: несмотря на теплую погоду, ей стало холодно.
Двухмачтовый корабль был уже у самого входа в их небольшую бухту, где бок о бок стояли два испанских галеона.
– Вы узнаете этот шлюп? Нет? Странно. Тем не менее, он ложится в дрейф. Прошу вас, – де Эспиноза протянул ей руку, помогая спуститься в шлюпку, готовую доставить их на близкий берег.
От корабля Блада также отошла шлюпка и молодая женщина напрягала зрение, чтобы понять, кто из находившихся там людей ее муж.
Шлюпка де Эспинозы ткнулась носом в песок, выбираясь из нее, Арабелла была вынуждена вновь опереться на руку испанца, она чувствовала, что весьма нетвердо стоит на ногах.
– Вы отвыкли от суши, – пробормотал дон Мигель, словно желая подбодрить ее. – Присядьте вон там, в тени.
На берегу уже были люди из команд обоих галеонов. Арабелла заметила среди них Эстебана, а так же того опасного человека, посланца дон Мигеля. Заросли кустарников близко подходили к полосе прибоя и в отбрасываемой ими тени стояли несколько бочонков, по видимому, призванных служить стульями.
Дон Мигель застыл у самой воды, он вперил ненавидящий взгляд в темноволосого человека в плывущей шлюпке, и почти не заметил, как рядом остановились Эстебан и Тень.
На этого же человека расширенными, неподвижными глазами смотрела и Арабелла.

@темы: Рафаэль Сабатини, Фанфики

---

Раскол (фанфик по Сабатини)

[natoth]

Название: Раскол
Автор:  natoth
Фандом: Сабатини Рафаэль «Одиссея капитана Блада»
Персонажи: Питер Блад, Джереми Питт, Нэд Волверстон, Николас Дайк, Нэд Огл, Хейтон, адмирал Крофорд, Бенджамин
Рейтинг: PG-13
Категория: гет, джен
Жанр: драма, психология, приключения, ангст
Размер: планируется миди, написано 12410 слов
Статус: в процессе написания

Краткое содержание: сентябрь 1688 года, Ямайка, Порт-Ройял

Питер Блад и экипаж «Арабеллы» оказались на службе у Якова II. Но на самом деле они – пленники полковника Бишопа, запертые в гавани Порт-Ройяла. Решение, принятое капитаном для того, чтобы спасти всех от виселицы, многим не по душе. Среди офицеров и матросов «Арабеллы» назревает раскол...

Публикация на других ресурсах: пока история не дописана, просьба не делать перепост в других местах.

Примечания автора: автор очень хочет дописать эту историю, как только наступит подходящий момент. Сам фик старый, один из моих первых по этому фандому.

Части 1-5

========== Часть 1 ==========

– Итак, можно сказать, что дело выполнено на две трети, – произнес Волверстон, усаживаясь за стол напротив лейтенанта Дайка. – Я нашел подходящее суденышко, полностью готовое к отплытию. Всё, что нам осталось, это перевести на него тех парней, которым не по душе проклятая королевская служба, а потом дать дёру как можно скорее. Желательно сегодня. Не стоит мозолить глаза людям Бишопа. Ты с нами?

Прежде чем ответить, Николас Дайк вытер пот с лица и ослабил шейный платок. Вторая половина дня здесь, в Порт-Ройяле, была невыносимо душной. Они сидели в портовой таверне, обдуваемой ветром с моря, но все равно изнывали от жары.

– Я должен подумать, Нэд, – серьезно сказал Дайк, доставая из кармана трубку и кисет.

Волверстон знал, что лейтенант курит редко, только когда хочет успокоить нервы.

Что ж, его волнение можно понять.

Одноглазый пират облокотился о стол, не сводя взгляда со своего товарища.

– Подумай, конечно, это твое право, и я не буду тебя неволить. Только учти, что времени у тебя всего два часа. После этого я ставлю нашего капитана в известность, зову ребят и сматываюсь отсюда к чертовой матери.

Дайк пыхнул трубкой, печально глядя перед собой. Лицо его было мрачным, лоб пробороздили глубокие морщины.

– Ты уже говорил с командой? – спросил он через несколько минут.

– Да, – Волверстон достал тонкую соломинку и принялся ковыряться в зубах. – И настроение у них сам знаешь какое. Гнилое место, этот Порт-Ройял, и люди здесь сволочные. Я, конечно, ничего другого не ожидал, но то, что творится в последние дни...

Он замолчал и махнул рукой.

– В общем, ну их всех к черту. Бишопа и лондонского хлыща – всех!

– А капитан? – Дайк сузил черные глаза, глядя на старого волка сквозь клубы табачного дыма. – Его ты тоже к черту пошлешь? Да, я понимаю, что он в последнее время чудит, но... Нэд, мы все знаем друг друга не первый год. Всякое бывало, и хорошее и плохое, но мы всегда держались вместе, на том и стояли. И теперь всё это в одночасье послать к черту? Удрать на Тортугу, бросив Питера здесь?

Волверстон недобро улыбнулся, наклонившись к собеседнику поближе, и его единственный глаз вызывающе сверкнул.

– Вот что я тебе скажу, Ник, дружище. Удивляюсь я, ты вроде бы парень неглупый и не такой наивный простак как наш Джереми, но сейчас ведешь себя как слепой щенок, право слово! Если бы ты раскрыл глаза, то понял бы, что капитан продал нас всех с потрохами в ту минуту, как согласился принять королевский патент из рук этого лондонского пустозвона, лорда Уэйда!

– Но ведь он взял этот патент, чтобы прикрыть наши с тобой задницы, Нэд! – попытался возразить Дайк. – Ты же там был, сам видел, как нас тогда крепко прижал этот пёс Бишоп!

– Ну да, конечно, – фыркнул Волверстон, насмешливо глядя на Дайка. – Как будто раньше мы в такие переделки не попадали. И ведь как-то выкручивались, без всяких патентов!

– Наверняка у капитана уже есть план, как отсюда смыться, – Дайк принялся размышлять вслух. – Черт бы побрал этот форт и ямайскую эскадру!

И оба пиратских офицера посмотрели на широкую гавань, где в окружении шести военных кораблей покачивался на якоре их алый фрегат.

– Что-то я не заметил, будто наш капитан шибко торопится покинуть это место, – ответил Волверстон. – Поглядеть на него – так ему и тут неплохо. Мундир нацепил, красный, что твой омар, и каждый божий день таскается в резиденцию нашего дорогого Бишопа, чтобы его разорвало!

Дайк неловко поерзал на табурете. Ему, как и старому волку, всё меньше нравилась сложившаяся ситуация. Хоть официально они все теперь числились на королевской службе, относились к ним, как к заключенным или военнопленным. За каждым передвижением следили, не таясь, и в то же время держали в стороне от общей жизни. Парни из экипажа «Арабеллы» первую неделю пытались ходить на берег, но быстро это занятие прекратили, предпочитая держаться корабля. Уж больно замороченным и неприветливым показался им Порт-Ройял.

Да и на самом корабле было не всё ладно...

Дайк пробежал рукой по волосам, погруженный в мрачные размышления.

– Сколько человек готовы пойти с тобой? – спросил он, наконец.

– Полагаю, половина команды, если не больше, – ответил Волверстон. – И тебе советую плыть с нами. Пока еще не поздно.

Дайк уставился на товарища, пыхнув трубкой.

– Не поздно – что? – переспросил он, напрягшись.

– Пока не увязли в этом дерьме по макушку, вот что! – грубо ответил Волверстон, – Послушай меня, Ник, послушай и подумай как следует. Взял Блад эту чертову бумагу, это, конечно, неплохая лазейка получилась, но теперь выходит, если Бишоп ему прикажет, к примеру, нашего балбеса Ибервиля изловить и повесить на ноке рея, то капитану придется подчиниться. Условия службы, так сказать. Ты парень с мозгами, тебе я это мог бы и не говорить. Мне такая служба не по нутру, и я это сразу Бладу сказал, еще две недели назад. И условия нашей сдачи ты слышал собственными ушами. Кому служба не по душе, того силой держать не будут. Вот я и собираюсь покинуть эту чертову помойку как можно скорее. Если капитану здесь нравится – черт с ним, пусть развлекается дальше. Но без меня. Слишком я стар для того, чтобы позволять ему дурить себе голову. Это Джереми нравится, когда его за нос водят и под петлю подставляют. И ради чего? Ради, лопни моя печенка, щуплой...

Тут Волверстон неожиданно замолчал, не закончив своего предложения.

Дайк слушал его, пуская колечки дыма.

Во время той роковой встречи с кораблями из эскадры Бишопа лейтенант неотлучно находился на своем боевом посту, на баке, так что не слышал разговора капитана с Волверстоном, но, если судить по поведению обоих, они умудрились тогда крепко повздорить. За последние две недели стоянки в гавани Порт-Ройяла Блад и старый волк почти не разговаривали друг с другом, хотя находились на одном корабле. Всё их общение сводилось к минимуму дежурных фраз, необходимых в работе.

Впрочем, справедливости ради следовало отметить, что с Дайком Блад тоже не особо беседовал.

Равно как и с другими офицерами. Капитан вел себя странно и откровенно избегал их. Первую половину дня он обычно проводил на берегу. А во второй – сидел в своей каюте или, если жара и духота достигали своего апогея, лежал на кушетке под натянутым тентом, поставленной на квартердеке, погруженный в чтение.

Если честно, такая отстраненность начинала действовать Дайку на нервы. Он наблюдал за командой, слушал разговоры матросов. На корабле было неладно. И с каждым днем напряжение росло. Матросы устали от неопределенности. И от откровенной враждебности этого города.

Капитану бы с ними поговорить да успокоить, вместо того, чтобы книжку читать... разрядить, так сказать, обстановку.

– Огл тоже плывет с тобой? – спросил Дайк, вынув трубку изо рта.

Волверстон кивнул.

– Куда же он денется! После той бузы, что этот остолоп на корабле замутил, ему лучше держаться от капитана подальше.

Дайк медленно кивнул, невольно вспомнив события того дня, когда Огл вместе со своими канонирами едва не поднял мятеж.

– Я думал, что Питер его застрелит, – сказал он. – У него было такое лицо...

– Я бы застрелил, будь на его месте, – кивнул старый волк.

«Господи, – подумал Дайк, выбивая трубку. – Кто бы мог подумать, что мы докатимся до такого. А ведь всегда держались друг друга, и в Бриджуотере, и на «Ямайском купце», чтоб ему потонуть, и на плантациях Бишопа. Даже в Маракайбо такого не было. Чтобы друг против друга идти... не говоря уж о стрельбе...»

– Вот потому и тащу этого олуха с собой на Тортугу. У капитана в него больше веры нет.

Волверстон был прав. Если с ним капитан еще худо-бедно разговаривал, и даже вежливо, то Огла он как будто не замечал. Если старший канонир попадался Бладу на глаза, тот не удостаивал его не то что словом – взглядом. А если и смотрел, то будто сквозь него, словно Огла не существовало вообще.

Как будто Блад его всё-таки застрелил в то злополучное утро.

Дайк мог понять чувства капитана. Зачинщик мятежа на борту вряд ли может рассчитывать на снисхождение.

Конечно, повод у Огла и его сторонников был серьезный. Но, черт побери... прикрываться девчонкой, пусть даже племянницей этого скота Бишопа...Что за паскудство!

Лейтенант мотнул головой. За свою жизнь ему довелось пройти через многое, и три года пиратства не прошли бесследно. Но вот прятаться за женскую юбку он так и не научился. Поэтому, когда Блад нашел другой выход, Дайк вздохнул с облегчением. В конце концов, военная служба не была для него чем-то новым. Кто знает, может это действительно та лазейка, которую они так долго искали?

Но за две последующие недели Дайк утратил почти весь свой энтузиазм. Возможно, он никогда бы не оказался за этим столом, рядом с Волверстоном, если бы капитан хотя бы словом или жестом...

– Ну, так что ты решил? – хрипловатый голос старого волка вывел лейтенанта из задумчивости.

Дайк молчал, постукивая пальцами по столу.

Слишком много правды было в словах Волверстона... но оставить капитана одного здесь, в этом порту...

– Позволь мне еще раз с ним поговорить, – сказал Дайк, поднимаясь из-за стола. – Мне надо кое в чем разобраться...

– Не вопрос, – Волверстон последовал за ним к выходу из таверны. – Прямо сейчас и поговорим, зачем откладывать? Так и так мне его в известность поставить надо. Не привык я, знаешь ли, за спиной у кого-либо дела проворачивать. Это капитан пусть темнит, а я человек прямой, мне скрывать нечего. Оттого и совесть меня не беспокоит. И тебе париться нечего. Ничего зазорного в этом нет. Кому надо беспокоиться, так это тем, кто останется. Сам посуди, какая бумага тут крепче: та, которую мы все подписывали, когда в плавание отправлялись, или эта королевская каракуля, привезенная лондонским шаркуном?

И они побрели по залитой жарким солнцем улице по направлению к молу, где их поджидала шлюпка с «Арабеллы»...

========== Часть 2 ==========

Питер Блад стремительно вошел в свою каюту, на ходу расстегивая многочисленные крючки на своем новом мундире. Бенджамин едва успел поймать шляпу и трость, которые капитан небрежно кинул ему, проходя мимо. Негр, за три года плавания на «Арабелле» успевший досконально изучить привычки своего хозяина, знал, что означает порывистость в его движениях. Капитан не в духе. Поэтому лучше выполнять все его распоряжения как можно быстрее и тщательнее.

– Обед готов, сэр, – сказал он почтительно. – Где прикажете накрывать?

– Я буду обедать здесь, – ответил Блад, остановившись у зеркала. – Уф, ну и жара, черт бы ее побрал!

Кормовые иллюминаторы в капитанской каюте были распахнуты настежь, но это мало помогало.

Бен медленно попятился к выходу, размышляя, стоит ли говорить капитану то, что он сумел узнать, или немного повременить? Уж очень не хотелось портить ему настроение еще больше...

Блад стащил с головы парик, продолжая рассматривать свое отражение. Выдохнул, сражаясь с неподатливыми крючками мундира. В конце концов нетерпеливо рванул их, тихо чертыхнувшись.

Увидев в зеркале черную физиономию негра позади себя, он нахмурился и отрывисто спросил, не оборачиваясь:

– Что-то еще, Бен?

– Они нашли подходящий корабль, сэр, – стюард решил говорить по существу, зная, что Блад, будучи в таком настроении, ненавидел, когда он болтал слишком много. – Я слышал, что мистер Волверстон собирался купить его сегодня утром.

– А!.. – коротко ответил капитан, а потом провел рукой по вспотевшему лбу. – Очень хорошо.

Бен не видел в этом ничего хорошего, но не его ума дело судить о таких вещах.

Он постоял еще немного, на случай, если Блад захочет отдать еще какое распоряжение. Но капитан продолжал стоять спиной к нему, уставившись в зеркало.

И негр бесшумно исчез в коридоре, поспешив на камбуз.

* * *

Блад смотрел на свое отражение, но мысли его витали далеко.

«Что я здесь делаю?» – в который раз подумал он, изучая человека в зеркале. Незнакомец с его лицом, в красном военном мундире, отделанном красивым золотым кантом. Человек этот смотрел на него, насупившись, и лицо его то и дело искажала гримаса гнева.

Две недели. Он торчит здесь уже две недели.

Ради чего?

Если бы команда узнала, что единственная причина, по которой он до сих пор не послал эту службу к чертям собачьим, это навязчивое желание увидеть Арабеллу Бишоп... просто быть рядом, зная, что она где-то здесь, на этом острове...

Блад оборвал эти размышления, чувствуя, как гнев снова начинает разгораться внутри него.

Первые дни он надеялся.

Честно говоря, как ни была ему противна мысль о поступлении на королевскую службу, он был рад, что задержался здесь, на Ямайке. Мрачное отчаяние, овладевшее им в день их первой встречи, немного схлынуло, и, будучи человеком действия, Блад начал обдумывать пути решения возникшей проблемы. Для начала надо было попробовать поговорить с Арабеллой, желательно в спокойной обстановке и без лишних назойливых свидетелей.

Кто мог знать, что это окажется таким сложным делом!

Каждый день, рано утром, он отправлялся на берег, чтобы нанести визит в губернаторскую резиденцию. Учитывая отношение к нему полковника Бишопа, занятие это было крайне неприятное. Но Блад терпел, стараясь игнорировать нападки губернатора.

Ради чего?

Он практически не видел Арабеллу все эти дни. Блад не знал, почему так получалось, избегала ли она его намеренно, или это просто было неудачное стечение обстоятельств.

Но безрезультатная охота сводила его с ума.

Он злился, потому что не мог спросить о ней прямо. Это выглядело бы крайне дерзко и невежливо по отношению к даме.

К концу первой недели капитан исчерпал все более-менее работающие предлоги для своего появления в резиденции Бишопа.

Ради чего он строит из себя идиота?

Ради того, чтобы, застав ее, наконец-то, в саду возле губернаторского дома, наблюдать издалека, как она любезно улыбается этому лондонскому щеголю, лорду Джулиану?!

Блад почувствовал, что его снова начало трясти от гнева.

Он ненавидел себя за это, но не мог ничего поделать. Перед его мысленным взором снова и снова вставала картина, увиденная этим утром.

Арабелла и лорд Джулиан.

Вместе.

Его Арабелла!..

Блад помотал головой, пытаясь унять внутреннего демона, который снова пытался вырваться на свободу.

Ему пришлось поспешно вернуться на корабль. Лишь бы не видеть их. Слава богу, они его не заметили. Блад очень хотел на это надеяться.

Надежда сменилась нетерпением. А сегодня им на смену пришла лютая ненависть. О, не к Арабелле, нет-нет!

Он ненавидел лорда Джулиана Уэйда.

Нет, хуже: он жаждал его крови.

По лицу Блада снова пробежала судорога.

Давненько он не испытывал подобных чувств к кому-либо.

Несомненно, все шло не так из-за этого придворного шаркуна, как обозвал его Волверстон. Если бы он не крутился возле нее, всё было бы иначе.

Вряд ли Арабелла могла намеренно водить его за нос, такие поступки были не в ее духе.

Блад подумал о том, что его идиотское поведение уже насторожило всю команду. У Волверстона хватало ума держать язык за зубами, но скоро в этом не будет необходимости – его одержимость бросалась в глаза.

Черт побери, пусть причина будет только в лорде Джулиане, потому что в ином случае...

Блад отчаянно пытался заглушить рвущийся наружу протест.

Он понимал, что в ином случае ничего не сделает, но и безропотно терпеть такое отношение не сможет.

В конце концов, сейчас он свободный человек, а не раб, и какими бы сильными ни были его чувства к Арабелле, игрушкой в ее руках он не станет!

Блад мысленно повторил последние слова несколько раз, дабы придти в себя.

А потом с отвращением стащил ненавистный мундир и швырнул на рундук, стоявший у окна.

Чертова жарища. Из-за нее люди становятся вспыльчивыми как порох.

Впрочем, насчет свободы он погорячился.

Блад подошел к столу, взял графин, стоявший там, и плеснул себе в стакан немного воды.

О какой свободе может идти речь, если он стоит здесь, на корабле, который не может выйти в море?! А он сам не может даже приблизиться к Арабелле?!

Что же делать, и как с ней поговорить?

Хоть иди в дом губернатора и колоти ногой в дверь, громко требуя, чтобы Арабелла вышла на порог... Поступок вполне в духе вора и пирата...

Эта мысль слегка позабавила Блада, и он криво улыбнулся, вообразив эту картину...


И тут в дверь постучали. Причем достаточно громко.

Так делал только один человек на корабле.

Нэд Волверстон.

Блад замер, стоя спиной к двери. Улыбка мгновенно исчезла с его губ, глаза гневно сузились.

Прежде чем он успел ответить, дверь распахнулась, и одноглазый гигант возник на пороге.

– Добрый день, капитан, – неторопливо произнес Волверстон, и голос его звучал подчеркнуто вежливо. Настолько вежливо, что это больше смахивало на насмешку. – Надо бы поговорить...

Блад выпрямился, быстро напустив на лицо бесстрастное выражение. И медленно повернулся к нему.

Рядом с Волверстоном стоял Дайк.

Блад вспомнил последнюю новость, которую ему сообщил верный Бен. Рано или поздно это должно было случиться. Но, когда бы ни состоялся этот разговор, он обещал быть весьма неприятным.

В любом случае, отступать уже некуда, так что придется принять бой.

И лучшая защита, как известно, нападение.

– Вы вовремя! – ответил Блад, слабо улыбнувшись. Но глаза его были похожи на две льдинки. – Я как раз собирался послать за вами.

Он указал своим офицерам на стулья, стоявшие возле стола, но ни Дайк, ни Волверстон не двинулись с места.

Блад не стал повторять приглашение.

Слишком много чести.

– Я узнал, что тебе удалось найти и приобрести подходящий корабль, – сказал он, глядя Волверстону в лицо. – Думаю, что не стоит тянуть с отплытием. Полагаю, тебе и всем, кто последует за тобой, надо перейти на корабль до захода солнца, чтобы вы могли поднять якорь после полуночи.

Волверстон и Дайк быстро переглянулись и хотели что-то сказать, но Блад не дал им такой возможности, продолжив:

– Форт и ямайскую эскадру я возьму на себя, на этот счет можете не волноваться. Если уйдете до утра, никто не будет вам препятствовать.

Дайк открыл рот, но Блад заговорил снова, не позволяя ему вставить слово, и голос его был холодным как лед:

– Я прикажу Хейтону свистать команду наверх. Чем быстрее мы с этим разберемся, тем лучше.

Дайк закрыл рот, и на его лице заходили желваки. Черные глаза сверкнули, густые брови сошлись на переносице. Волверстон стоял, сунув пальцы за широкий пояс, и лицо его было бесстрастным.

Блад шагнул к двери, но потом, как будто вспомнив о чем-то, остановился и повернулся к Дайку. Спросил подчеркнуто вежливо:

– Вы что-то хотели сказать, лейтенант?

Дайк теперь был бледен, как простыня. Но когда он ответил, ничто не выдавало его гнева.

– Нет, капитан.

– Хорошо. Тогда давайте перейдем к делу.

Блад повернулся на каблуках и вышел в коридор, не оглядываясь.

Дайк и Волверстон услышали, как он громко позвал боцмана, приказывая ему собрать всю команду на палубе.

Старый волк посмотрел на своего невысокого спутника. И криво улыбнулся, выдвинув вперед массивную челюсть.

– Вот и поговорили.

Дайк заставил себя разжать ладони, стиснутые в кулаки.

– Я ухожу с тобой, Нэд, – ответил он напряженно.

– Вот и славно! – проворчал Волверстон, неторопливо шагнув к двери.

Пронзительная трель боцманской дудки уже летела над кораблем, сопровождаемая топотом множества ног...

========== Часть 3 ==========

Пока команда собиралась на палубе, Дайк, не удержавшись, поднял глаза вверх, на мачты. Точнее, на новую стеньгу, которую они поставили только вчера.

И в памяти лейтенанта снова всплыли события полуторанедельной давности...

***

...Дня через три после того, как «Арабелла» бросила якорь в широкой гавани Порт-Ройяла, к ним на борт явился сам вице-адмирал Крофорд. «Для инспекции», как им сообщили. Капитан тщательно подготовился к этому визиту: корабль выскребли до блеска, наведя идеальный порядок, даже по меркам королевского военного флота. Дайк лично проследил, чтобы всё было так, как положено, вспомнив годы службы под знаменами короля Якова, когда тот еще был герцогом Йоркским. Не из особого рвения или желания угодить адмиралу. Скорее из-за обостренного самолюбия. Блад, судя по всему, испытывал такие же чувства, поэтому лейтенанта всячески поддержал в этих приготовлениях. Волверстон смотрел на их возню скептически. Но мнение свое высказывать не стал: слишком уж выразительное лицо было у капитана.

О вице-адмирале корсары были изрядно наслышаны, и, в сущности, именно ему полковник Бишоп был обязан тем, что Карибское море постепенно очищалось от пиратов. Дело свое Крофорд знал прекрасно, и если кто попадал в его лапы, то вырывался крайне редко.

Тем сильнее было желание не ударить в грязь лицом перед этим воякой.

Бладу, слава богу, не понадобилось объяснять это своей команде. Бывалые пираты поняли все без слов.

Наверное, они смогли удивить вице-адмирала, надменного человека лет пятидесяти в пышном тщательно завитом парике, когда он ступил на палубу «Арабеллы» в сопровождении нескольких офицеров из ямайской эскадры. Но он постарался скрыть это под маской сурового презрения. Только в серых жестких глазах мелькало едва заметное любопытство, когда адмирал разглядывал пеструю команду, выстроившуюся перед ним ровными рядами, и их капитана, безукоризненно элегантного в своем новом мундире и подчеркнуто вежливого.

В отличие от губернатора Ямайки, у Крофорда не было причин для личной ненависти к Бладу, но, тем не менее, держался он высокомерно, с чуть заметной насмешливой снисходительностью. Так ведут себя победители при встрече с теми, кто сдался на их милость.

Эта раздражающая снисходительность сквозила в его голосе, когда он выразил удивление от того, что Блад и его люди «настолько осведомлены о порядках британского флота». Блад ничем не показал, что это его задело, а вот Дайка аж затрясло после этих слов. Этот напыщенный служака их что, за дикарей считает?!

Но это было только начало. Потом адмирал кисло заметил, что «корабль может быть пригоден к службе, вот только не в порядке». Какая наблюдательность! Дайк поражался самообладанию капитана, который продолжал улыбаться, как ни в чем ни бывало. «Да если бы «Арабелла» была в порядке, черта с два вы бы нас здесь видели!» – думал лейтенант в бессильной ярости, следуя за адмиралом и офицерами по палубе, пока те осматривали корабль.

На самом деле, обидно было вдвойне, потому что Крофорд был прав. Хотя «Арабелла» содержалась в идеальной чистоте, и каждый канат, каждая вещь были на своем месте, любой опытный моряк заметил бы, что ей необходим ремонт. Корабль был в плавании почти четыре месяца, и это был боевой рейд, а не праздная прогулка. И дело даже не в обросшем днище, из-за которого они не смогли уйти от погони. Последний шторм, разлучивший «Арабеллу» с кораблями эскадры Блада, изрядно ее потрепал. Именно тогда у них дала трещину грот-стеньга, в результате чего они не рисковали ставить все паруса.

А потом был бой с этим дьяволом, доном Мигелем. Да, Блад придумал гениальный ход: выстрелить сразу с двух бортов. Но последствия этого залпа они обнаружили только на следующее утро, уже столкнувшись с кораблями ямайской эскадры. Корпус «Арабеллы» дал течь, несильную, но все же ощутимую. Видимо обшивка не выдержала отдачи от единовременного залпа тридцати шести пушек. От греха подальше, Дайк, посоветовавшись с Бладом, посадил людей на помпы.

Хороши же они были, когда за ними увязались линкоры из ямайской эскадры!

Положение было до того отчаянным, что капитан приказал поставить все паруса, хотя прекрасно знал, чем это чревато при поврежденной стеньге. Питт осмелился тогда указать на этот факт капитану. На что Блад вполне резонно ответил, что если они не смогут оторваться от Бишопа, то будут жалеть не только о сломанном рангоуте.

Да, «Арабелла» имела сейчас не самый лучший вид.

Но Дайку было очень неприятно замечать презрение в глазах этих выхоленных британских офицеров. Конечно, вряд ли можно сравнивать сорокапушечную «Арабеллу» с семидесятидвухпушечным «Императором», флагманом ямайской эскадры, который покачивался на якоре всего в кабельтове от них. Но она была хорошим и мощным кораблем в умелых руках. Особенно после надлежащего ремонта.

Адмирал тем временем продолжал задавать коварные вопросы.

Правда, он немного утратил спеси после того, как услышал, что большую часть повреждений корабль Блада получил в бою с доном Мигелем.

– Дон Мигель де Эспиноса, я вас правильно понял, сэр? – Крофорд даже переспросил, настолько это его заинтриговало. – Бывший адмирал испанского флота в Вест-Индии?

– Он самый, сэр! – вежливо ответил Блад.

Вице-адмирал и его офицеры переглянулись. Они оживились еще больше, когда услышали о том, что «Арабелла» потопила оба корабля, принадлежавшие дону Мигелю. Для англичан это была радостная новость. Бывший испанский адмирал стал сущим бедствием в этих водах, перехватывая и уничтожая любое судно, попавшееся на его пути. Так как основной маршрут его крейсирования пролегал в Наветренном проливе, Ямайка какое-то время пребывала в почти осажденном положении: капитаны торговых судов отказывались выходить в море без конвоя. А обеспечить его всем кораблям было затруднительно.

Официально Англия и Испания находились в мирных отношениях, так что у вице-адмирала и его людей были в какой-то мере связаны руки в борьбе с доном Мигелем и подобными ему ренегатами.

Дайк стоял чуть поодаль, наблюдая за реакцией Крофорда и его офицеров, по мере того, как Блад вкратце излагал им обстоятельства, при которых произошло столкновение с испанскими пиратами. Честное слово, с их лиц можно было писать картину! Недоверие, презрение и восхищение попеременно отражались в их глазах, а потом, наконец, сменились растерянностью. Которую они поспешили спрятать под маской снисходительного высокомерия. Ну, несомненно, капитану Бладу просто повезло, что он сумел выйти победителем из такого неравного по силам боя.

Волверстон только молча ухмылялся, наблюдая за этим спектаклем.

Инспекция подошла к концу, и адмирал, уже направляясь к штормтрапу, подвел итоги осмотра, изложив их Бладу.

Команду, конечно, придется немного подучить и подтянуть, сказал Крофорд, а корабль должен быть приведен в боевую готовность к следующему выходу эскадры в море. Капитан должен позаботиться о том, чтобы ремонт был произведен как можно быстрее.

– И стоит подумать о кренговании, – добавил адмирал, глядя Бладу в глаза. – Иначе вы за нами не угонитесь...

В его голосе прозвучала отчетливая ирония.

– Подумаем, сэр, – учтиво ответил Блад, ничем не показав своего беспокойства.

Блад и Крофорд все еще вежливо и бесстрастно обсуждали детали, а Дайк неожиданно почувствовал приступ тревожной и давящей тоски.

Ему вспомнилась в мельчайших подробностях его служба в королевском флоте, со всеми ее прелестями и недостатками, причем недостатков было больше... Особенно удручал его тот факт, что придется снова привыкать к жесткой субординации, принятой в британском флоте.

Лейтенант посмотрел на пеструю толпу пиратов, все еще стоявших навытяжку в две шеренги.

Подтянуть и подучить...

Дайк не мог представить, как эти матерые вояки, прошедшие с Бладом через такие кампании, как Маракайбо и поход на прииски Санта-Марии, будут терпеть палочную дисциплину, так популярную на королевской военной службе.

То, что они беспрекословно повиновались своему капитану даже сейчас, после того, как он принял королевский патент, было исключительно благодаря его непререкаемому авторитету.

Но вряд ли это продлится долго.

Блад держал их в узде. Но старался не закручивать гайки слишком туго. Не те это были люди.

И теперь адмирал намеревается заставить их ходить по струнке, как обычных солдат, более того, требует оснастить корабль для того, чтобы вести военные действия против...

Дальше Дайк не стал додумывать, слишком неприятно это было.

========== Часть 4 ==========

Лейтенант поднялся на палубу, где уже собралась вся команда – сто пятьдесят пиратов, – и бросил последний придирчивый взгляд на корабль.

Ремонт был почти закончен, хотя он и стоил капитану и его старшему лейтенанту изрядно потрепанных нервов. Уж очень недружелюбно относились к ним некоторые чинуши на берегу, не говоря о губернаторе. Пытались всучить некачественные материалы по бешеной цене и тянули с их поставкой до последнего.

Но Блад, всегда очень скрупулезно подходивший к подобным вопросам, не успокоился, пока все не было сделано так, как надо.

Адмирал каждый день интересовался, когда «Арабелла» намерена встать в сухой док для кренгования? И каждый раз Блад находил какой-нибудь предлог, чтобы отложить это «на завтра».

Дайк не знал, чего именно это ему стоило, но после каждого утреннего визита на берег капитан возвращался все более мрачным.

Отчасти лейтенант мог его понять: велика ли радость готовить корабль к походу против своих?!

Но Дайк не мог поверить в то, что Блад способен пойти на подобное предательство.

До этого дня не мог поверить.

А сегодня...

Лейтенант стиснул зубы, остановившись на шканцах рядом с Бладом.

Сегодня он остро осознал, что не сможет вернуться к этой кабале снова. И дело даже не в Бишопе, и не в адмирале Крофорде.

Слишком много всего произошло за эти три года. Слишком они все привыкли к свободе. Военная муштра и тупое повиновение – это теперь не для него.

Блад, видимо, понял это даже раньше самого лейтенанта. Поэтому и приказал ему уйти.

Конечно, он не сказал это прямо, но Дайк умел понимать капитана с полуслова.

Господи, как же паршиво, когда...

Свист боцманской дудки оборвался.

Дайк покосился на Волверстона, который с презрительной ухмылкой стоял рядом, скрестив на груди могучие руки.

Старый волк вообще оказался с ними случайно. Его верная «Атропос» осталась на Тортуге, поскольку ей требовался основательный ремонт, и так как его не успели завершить вовремя, в последний поход эскадра Блада вышла без нее. Волверстон, ужаснувшись перспективе провести на суше еще месяц, напросился на корабль к Бладу.

«А то совсем сопьюсь без дела», – проворчал он. Его предложение было принято без возражений и даже с радостью, потому что их второй лейтенант никак не мог придти в себя после ранения, полученного в одном из недавних абордажей, и остался в Кайонне, долечиваться.

«Прогулялся, значит, – невесело ворчал Волверстон, бросая мрачный взгляд на корабли ямайской эскадры, покачивающиеся на якоре вокруг «Арабеллы». – Развеялся!»

«Император» стоял совсем близко, правым бортом развернувшись к ним. Волверстон мог видеть блеск пушек в открытых портах. Направленных, случайно или намеренно, прямо на них. Конечно, открытыми портами здесь никого особо не удивишь. Жара стояла дикая, особенно она была невыносимой на кораблях, которые стояли на якоре и практически не продувались ветром. Дабы хоть немного избавиться от духоты на нижних палубах и трюмах, пушечные порты держали открытыми почти на всех кораблях эскадры. «Арабелла» не была исключением.

Но, тем не менее, намек был весьма прозрачный.

Блад обратился с речью к команде, и Дайк оторвался от своих невеселых размышлений.

Капитан говорил четко и спокойно. Лейтенант в который раз поразился его железному самообладанию.

Если Блад и испытывал горечь и досаду от происходящего на корабле, то тщательно это скрывал.

Он вышел на палубу без парика и камзола, в рубашке с пышными кружевами на рукавах. Но даже в таком виде его фигура дышала властностью и силой.

В его руке что-то блеснуло на ярком солнце, и Дайк увидел, что капитан держит обнаженную шпагу.

– Полагаю, что больше говорить не о чем, и дело только за вашим выбором, – сказал Блад громко, энергично шагая вдоль шеренги пиратов к одной из бочек, все еще стоявших возле люка. В них была краска, которую использовали во время ремонта, чтобы придать «Арабелле» более нарядный вид.

Блад обмакнул в бочку кончик своей шпаги, отчего он стал алым, как кровь, а потом, опустив ее вниз, вернулся обратно на свое место, прочертив яркую полосу на палубе.

Волверстон не смог сдержать хмыканья, узрев этот жест. Дайк только вздохнул.

Блад любил театральные эффекты и, черт побери, умудрялся делать это так, что вещи, которые могли показаться смешными и нелепыми у других людей, в его исполнении выглядели вполне уместными.

Лейтенант видел, как напряглись пираты, уставившись на эту полосу. До этого момента они слушали капитана с мрачными лицами, а теперь Дайк заметил растерянность в их глазах.

Блад вытер шпагу и убрал ее в ножны. Сурово уставился на команду.

– Итак, те, кто решил отправиться с Волверстоном, встаньте с наветренной стороны от линии!

Волверстон, чуть дернув уголком рта, неторопливо перешагнул линию и остановился, выжидающе глядя на пиратов.

Сначала они колебались. А потом сразу человек двадцать выстроилось рядом с Волверстоном.

Блад стоял неподвижно, не сводя глаз с людей на шкафуте. Лицо его было серьезным и сосредоточенным.

Дайк вздохнул и перешагнул через линию на палубе.

Волверстон положил руку ему на плечо, но лейтенант был слишком поглощен наблюдением за капитаном, чтобы отреагировать на этот жест.

Рядом с Бладом стоял Джереми Питт, которому, в отличие от его друга, было нелегко сохранять невозмутимый вид. Он оперся о штурвал, покусывая губы. Во взгляде серых глаз, устремленном на Дайка, было искреннее удивление и досада. Лейтенант мог сказать, что сейчас думает о нем штурман.

Как он мог? Как он мог так поступить? Вот, скорее всего, какие мысли вертелись сейчас в голове сомерсетширского моряка.

Ну, к Джереми они с Волверстоном даже не стали подходить. У этого парня была своя позиция, и уговаривать его было бессмысленно.

Зато и проблемы выбора у него не существовало.

На мгновение Дайк даже ему позавидовал. Но, увы, он сам был из другого теста. И как бы сильно ни любил и ни уважал Питера Блада, повторять его ошибки и расплачиваться за них он был не в силах.

После того, как Дайк переступил черту, пираты оживились. И за несколько минут на сторону Волверстона перешло почти сто человек – две трети команды.

Наконец, движение матросов прекратилось.

Блад, увидев всего пятьдесят человек с подветренной стороны, не выдержал и опустил голову. Он, конечно, знал о назревающем расколе. Но до последней минуты надеялся, что хотя бы половина экипажа останется с ним. Эта надежда была чистой воды иллюзией, но от этого не стало легче.

Он не мог осуждать этих людей за их выбор. Но на душе все равно было тошно.

– Хорошо. Вы должны покинуть корабль до наступления темноты. И постарайтесь сделать это так,чтобы наши соседи не заподозрили неладное.

Он чуть заметно кивнул на корабли ямайской эскадры.

В душе Блада царил хаос, но голос оставался спокойным и ровным.

Он подозвал к себе Волверстона, чтобы поделиться с ним более приватными деталями своего плана.

Держать себя в руках. И выше голову.

С Дайком говорить не хотелось. По-крайней мере, не сейчас.

Волверстон понял его план с полуслова. И направился к своим людям, чтобы начать претворять его в жизнь.

Первая партия пиратов принялась спускать шлюпки, чтобы отплыть на берег.

Корабль, купленный Волверстоном, стоял в соседней бухте, вне досягаемости форта. Всё, что нужно было – переправить на него команду, не вызвав вопросов со стороны их наблюдателей.

Пока первые двадцать человек грузились в шлюпки, Блад стоял на квартердеке, опершись локтями на перила. Питт был рядом, молча наблюдая за отплытием.

– Прощай, капитан! -донесся до них хрипловатый голос.

Нэд Огл, высокий, загорелый, кареглазый, стоял внизу, с вещами на плече, дерзко глядя на капитана.

Блад молча скользнул взглядом по своему старшему канониру, но длилось это совсем недолго.

Огл постоял, ожидая ответа, но осознав, что вряд ли его получит, понимающе кивнул, ухмыльнувшись, а потом шагнул к трапу.

Заметил боцмана Хейтона, который, пожевывая соломинку, угрюмо наблюдал за погрузкой. И остановился снова.

– Джейк, ты меня удивил. Я думал, ты пойдешь с нами! – сказал он негромко.

Серые глаза боцмана презрительно сузились. Ответил Хейтон не сразу.

– Я, пожалуй, останусь. Мне с крысами не по пути.

Огл напрягся, и еще несколько его канониров подошли поближе, насупившись.

– Прости, Джейк, я чуток не расслышал. Кого это ты тут назвал крысами? – спокойно поинтересовался Огл. – Мы расстаемся с нашим капитаном, можно сказать, полюбовно, как положено по уговору. Так что подобные оскорбления здесь лишние...

– Я просто привык называть вещи своими именами, – ответил Хейтон, небрежно опершись о фальшборт. – Я лично в это плавание вышел с капитаном и намерен с ним вернуться, если на то будет божья воля. Я подписывал договор, наш договор, Нэд. Мне плевать, соблюдает ли его наш капитан, но свое слово я привык держать. И не собираюсь, лишь только прижмет, бежать, поджав хвост. Пусть крысы так поступают, а Джейк Хейтон не из их числа. Но ты, Огл, ступай. Не задерживай шлюпку. Спасай свою шкуру, пока не поздно.

– Вот, значит, как? – со злой улыбкой ответил Огл, и пара парней за его спиной сжала кулаки. – Чистоплюя из себя разыгрываешь?!

– Прекратить немедленно! – рявкнул лейтенант Дайк, возникнув рядом с ними. – Огл! Быстро в шлюпку!

Хейтон, презрительно фыркнув, с подчеркнутой почтительностью козырнул, выразительно посмотрев на Дайка, а потом ушел на бак.

Огл сплюнул на палубу, и быстро спустился по штормтрапу в лодку...

========== Часть 5 ==========

Джереми Питт стоял на квартердеке, рядом с капитаном, наблюдая за тем, как пираты грузятся в шлюпки. Он не верил своим глазам. Не мог поверить в то, что это действительно произошло. Да, Волверстон ворчал о том, что намерен вернуться на Тортугу с первых дней их пребывания в Порт-Ройяле. Но Джереми до последнего надеялся, что это просто выражение недовольства, свойственное старому волку. Речи Нэда, как известно, всегда были кровожаднее и суровее, чем поступки.

Уж кто-то, а Волверстон всегда был предан капитану. И поддерживал его даже в самых безумных начинаниях, когда остальные офицеры отступали.

И вот теперь он уходит!

Штурман перевел взгляд на Дайка. Его решение было еще более загадочным. Со старым волком капитан хотя бы сильно поссорился. А Ник-то с чего взбрыкнул?

Да что на них всех нашло?!

Питт посмотрел на капитана.

Блад стоял, неподвижный и прямой, мрачно глядя вниз, где Волверстон и Дайк дожидались, пока последний матрос спустится по штормтрапу.

Он молчал, сдвинув брови, но глаз не отводил.

Джереми догадывался, что в душе капитана бушует буря, но внешне Блад никак это не проявлял.

Штурман знал также, что сейчас капитан вряд ли в настроении для разговоров, но, тем не менее, рискнул нарушить это неприятное молчание.

– Капитан... – обратился он к Бладу. Когда Питер находился на квартердеке во время какого-то важного маневра или сбора, Питт старался держать субординацию и обращался к другу с предельной почтительностью. Он знал, что для Блада это важно. Это помогало держать команду в руках. И настраивало их на должное почтение к своему командиру. – Неужели ты позволишь им уйти? Это же безумие! У нас осталось всего пятьдесят человек, это...

– Это было их решение, и я не собираюсь никого уговаривать! – холодно ответил Блад, не глядя на штурмана. – Все, кто хотел остаться, могли это сделать. А остальные... – он коротко фыркнул, дернув плечами. – Пусть убираются к черту! По крайней мере, Джереми, теперь мы будем знать, что никто не ударит нас в спину, если случится заварушка...

С этими словами он повернулся на каблуках и спустился по трапу вниз, направляясь к себе.

Питт проводил его взглядом, кусая губы.

Блад двигался подчеркнуто медленно, держа голову высоко, а взгляд его был надменным и полным ледяного презрения.

Хотя Волверстон и Дайк все еще стояли у фальшборта, капитан не посмотрел в их сторону, скрывшись за дверью, ведущей в проход к каютам.

На мгновение Питту показалось, что он уже видел этот момент раньше... что-то вспыхнуло в памяти... что-то неуловимое и тревожное...
Он действительно уже видел Блада таким.
В Маракайбо.

* * *

...Они ликовали на квартердеке «Арабеллы», празднуя свое освобождение из ловушки, расставленной мстительным доном Мигелем де Эспиноса. Им удалось напасть на его эскадру врасплох, посеять панику и хаос среди его солдат и офицеров. Сжечь и потопить корабли, мощностью превосходящие их собственный. И захватить остальные.

Бенджамин принес ром для капитана и его офицеров, пока они вопили и смеялись на квартердеке, подшучивая над бедолагой адмиралом, хлопая друг друга по плечам и обнимаясь.

Повод для ликования был серьезный – они практически вырвались из когтей смерти.

Джереми тоже был там, поручив штурвал рулевым.

Дайк предложил качать капитана, так блестяще провернувшего всю операцию.

Остальные офицеры с энтузиазмом подхватили эту идею.

Блад попытался возразить, но не успел.

Внизу, на шкафуте, громко вопили матросы, не меньше офицеров радуясь успешному исходу сражения.

И тут раздался ужасающий грохот.

Сначала никто не понял, что произошло.

А потом все завертелось с такой бешеной скоростью, что и раздумывать было некогда.

«Арабелла» как будто налетела на невидимую стену, содрогнувшись всем корпусом.

Питт первым делом подумал, не сели ли они на мель? Но ведь он проверял все карты и лоции, здесь был чистый фарватер!

Он все еще размышлял об этом, когда корабль содрогнулся снова. А потом палуба ушла у него из-под ног, в ушах зазвенело, и что-то тяжелое и раскаленное со свистом пронеслось совсем рядом.

Питт помнил, что упал, сильно ударившись, а палуба все дрожала и раскачивалась под ним.

Потом все звуки исчезли, а людей и предметы вокруг затянуло сизым дымом.

Джереми видел, что остальные офицеры, что были на квартердеке, тоже упали, разевая рты в крике.

Но самих криков он не слышал.

Палуба наклонилась и замерла.

Лежа на досках, усеянных обломками, Питт чувствовал дрожь корабля.

Ветром немного снесло дым, и штурман, приподнявшись на локтях, заметил, что и на втором корабле, который отправился с «Арабеллой» в погоню за «Сальвадором», царит суета и переполох.

Нет, это не мель.

«Нас обстреливают!»– подумал штурман, тряся головой.

Слух по-прежнему был притуплен, он слышал только гул. Голова раскалывалась от боли.

Потом Джереми вспомнил о капитане и принялся озираться по сторонам, пытаясь его найти.

Блад был рядом и уже стоял на ногах, опираясь о перила юта.

У него был совершенно ошеломленный вид, и смотрел он вниз, на шкафут, где в панике метались пираты.

Чуть поодаль что-то говорил Дайк, указывая куда-то вправо.

Питт посмотрел в том направлении и увидел форт Барро, стоявший на острове Лас Паломас. Из его бойниц поднимались клубы дыма.

Но он был заброшен, когда они входили в устье Маракайбо!

Они осмотрели его. Тогда там никого не было.

Тем не менее, сейчас форт расстреливал их корабли практически в упор, пользуясь моментом внезапности.

Разрушения, которые причинил «Арабелле» первый залп, были ужасны. Еще больший эффект это произвело на команду.

Впервые за все время их пиратской деятельности, «Арабелла» подверглась столь сокрушительному обстрелу. Да, бывало, что шальным ядром сносило мачту или стеньгу, да, случались одиночные пробоины. Но такое – впервые.

И на палубе началась паника.

Питт снова посмотрел на капитана.

Блад по-прежнему стоял у перил, застыв как изваяние.

Да что с ним такое? Он ранен?!

Питт заставил себя сосредоточиться на другом. Он глянул вниз, на своих рулевых. И в ужасе увидел, что возле штурвала никого нет!

Выругавшись, он заставил себя подняться, хотя ноги не слушались. Кубарем скатился вниз по трапу, который оказался подозрительно скользким. Тяжелый запах крови ударил штурману в ноздри, тошнота подкатила к горлу. Кровь была везде, вся палуба была ею залита!

Питт заставил себя сосредоточиться на штурвале. И не смотреть по сторонам!

Штурвал тоже был липким от крови. Да что же это такое!

Голова теперь дико кружилась, а звон в ушах стал таким сильным, что хотелось выть.

Слава богу, палубу перед боем изрядно посыпали песком. Было хоть во что упереться ногами.

Джереми вцепился в штурвал, моля Бога о том, чтобы со штуртросом все было в порядке. И из последних сил принялся вращать его, громко выкрикивая команды матросам.

Он не знал, слышат ли они его. В ушах стоял только противный гул.

Нужно было срочно развернуть корабль, который по-прежнему находился на линии огня форта. Испанцы пока не стреляли, видимо перезаряжали орудия.

Надо было успеть, успеть уйти...

Питт кричал, перебирая рукояти штурвала, а пираты вокруг бегали, растерянные и перепуганные, вымазанные в пороховой копоти и крови.

Он увидел Дайка, сбежавшего вниз, к матросам, пытавшегося остановить панику. Лейтенант что-то выкрикивал, размахивая пистолетом.

А потом так же внезапно слух вернулся.

И Джереми услышал громкий голос капитана, перекрывший шум на палубе.

Подняв глаза, штурман увидел, что Блад поднес ко рту медный рупор и во всю мощь своих легких выкрикивал команды, те самые команды, которые отдавал Джереми.

И паника постепенно прекратилась. Несколько матросов побежали к нужным шкотам и брасам, как будто очнувшись от оцепенения.

«Арабелла» медленно развернулась, и когда форт снова начал пальбу, ядра уже не причиняли ей серьезного вреда, падая в нескольких кабельтовых от борта...

Что было дальше, он помнил, как в тумане.

Корабельные плотники застучали молотками, заделывая огромные пробоины в носовой части корабля.

Марсовые, как обезьяны, бегали по реям и мачтам, устраняя обрывы такелажа.

Раненых и убитых убрали с палубы. Кровавые лужи смыли водой из помп.

Сам Джереми продолжал стоять за штурвалом, практически повиснув на нем. Двое парней, присланных на смену его погибшим рулевым, топтались рядом, готовые заступить на пост, но Питт боялся оставить штурвал.

«Инфанта», трофейный корабль из эскадры дона Мигеля, на котором была призовая команда Ибервиля, подняла сигнальные флаги.

Только тогда Джереми заставил себя разжать пальцы и выпустить рукоять штурвала, передав его рулевому. А сам достал подзорную трубу и занялся расшифровкой сигналов.

Ибервиль докладывал о состоянии своего корабля.

«Инфанта» сильно пострадала и практически потеряла ход, но он постарается удержать ее на плаву.

Питт обернулся к Бладу и передал, что Ибервиль ждет дальнейших распоряжений.

Все, кто были на борту «Арабеллы», замерли, ожидая ответа Блада.

Капитан стоял на квартердеке, прямой и спокойный.

– Возвращаемся в Маракайбо! – сказал он отрывисто.

По рядам пиратов прокатился тяжелый вздох, но все понимали, что иного пути у них сейчас нет. Ни «Арабелла», ни «Инфанта» не выдержат еще одного залпа форта.

Тем более, у проклятых испанцев явно были дальнобойные пушки, которые не дадут им даже шанса подойти на расстояние ответного выстрела.

Пиратские корабли легли на обратный курс. «Инфанта» сильно кренилась на правый борт, зияя огромными пробоинами в левом.

Блад еще какое-то время был на квартердеке, поражая Питта своим невозмутимым и уверенным видом.

«Как он может сохранять такое спокойствие после всего, что случилось?!» – думал штурман.

Наконец, когда Лас Паломас скрылся в туманной дымке, Блад медленно спустился по трапу, намереваясь отправиться в свою каюту. Он шел по ступенькам, все еще залитым кровью, прямой, с высоко поднятой головой. Взгляд его был мрачен, а губы плотно сжаты...

Питт последовал за ним, сам не зная, почему решил так поступить. Видимо, по наитию.


Еще шагая по коридору, он услышал какой-то грохот, идущий из каюты капитана. Питт ускорил шаг и подбежал к двери.

Войдя внутрь, он увидел, что Блад с каким-то остервенением пинает кресло.

– Капитан? – в изумлении окликнул его Питт. Он ни разу еще не видел его в таком состоянии.

Блад резко развернулся, уставившись на штурмана, и хрипло выкрикнул:

– Я должен был это предусмотреть, черт побери! Я ведь чувствовал, что дело нечисто с этим проклятым фортом! Если бы я хоть немного подумал своей тупой башкой, этого бы не случилось! Дьявольщина!

И он с удвоенной яростью швырнул бедное кресло в переборку.

Питт растерялся. Но потом попытался хоть как-то успокоить своего друга.

– Капитан... Питер, ты не должен винить себя во всем! В конце концов, нельзя предусмотреть все на свете...

– Тем не менее, я должен был это предусмотреть! Должен был! А теперь из-за моей самоуверенности мы снова в западне!

Джереми видел, что Блад дрожит всем телом, как в лихорадке.

– Ты здесь не причем, Питер! – Питту пришлось кричать, чтобы он услышал его слова. – И бой с доном Мигелем мы выиграли! Хотя у него было огромное преимущество и в пушках и в людях. Лучше подумай об этом!

– Да толку-то от этой победы, Джереми! – простонал Блад, спрятав лицо в ладонях.

Некоторое время он стоял так, и Питт не решался подойти ближе.

А потом капитан глубоко вдохнул и убрал руки от лица. Посмотрел на Питта и сказал ровным голосом:

– Ладно, пойду-ка я в лазарет, займусь ранеными. Иначе совсем с ума сойду.

Он прошел мимо Питта, хлопнув его по плечу...

* * *

Джереми вздрогнул, прогоняя видение прошлого.

А потом посмотрел на Волверстона и Дайка, все еще стоявших у трапа. И решительно направился к ним.

Если Блад не хочет с ними говорить, что ж, он не такой гордый, он попытается!..

продолжение в комментариях...

@темы: Рафаэль Сабатини, Фанфики

---

Игра 2. Начало.

[Rebellis]

Тоже поучаствую. Если еще попадаю в сроки, конечно.

Есть истории, друзья мои, которые непросто рассказать даже после того, как вторая бутылка крепленого вина развязала язык. Они не предназначены для охочих до них людей, не предназначены даже для дружеского круга. Они хранятся в памяти, чтобы однажды выскользнуть, повинуясь случаю.
Сейчас, когда родной мой край все чаше вспоминается мне, и все чаще мне кажется, что скоро возвращусь я к его земле - понимаю - более подходящего момента может вовсе не представиться. И с этим мне не хочется хоронить то, что может быть не послужит моему имени, но послужит кому-то другому.

---

Совместим приятное с полезным. Игры 1 и 2 разом.

[Дочь капитана Татаринова]

Бухта была пустынна, что на самом деле не казалось ни странным, ни подозрительным. Да, сейчас форт молчал, но ощерившиеся пушками бойницы весьма красноречиво показывали: незваным гостям здесь не рады. И молодой капитан, в самой внешности которого легко угадывалась испанская кровь,, даже несмотря на приглашение, чувствовал себя несколько неуютно. Его корабль стоял неподалеку, на безопасном расстоянии, но даже новичку было бы ясно - шлюпка не успеет дойти, случись что. Ее просто разнесут в щепки еще на подходе. И все же он не показывал и тени страха, и ни капли нетерпения. Просто мерял шагами прибрежный песок - высокий, стройный, с черной как смоль густой шевелюрой, благородным чеканным профилем и красивыми темно-карими, почти черными глазами, одетый с небрежным изяществом. Нет, он совсем не напоминает пирата, этот совсем еще юный парнишка. И немыслимо, невероятно похож на отца. А в этой семье умеют держать однажды данное слово, и до сих пор свято чтут законы чести. И пусть это обстоятельство кажется старомодным, сейчас девушка была ему только рада.

- Добрый день, сеньор. Полагаю, вы ждете меня? - спросила она, выходя из-за скалы.

- Сеньорита, - уже прославленный, несмотря на юные годы капитан повернулся к ней, склонился в полупоклоне, и перья его новенькой шляпы подмели прибрежный песок. - Умоляю, скажите, где он? Суд уже был?

- Не торопитесь, юноша. Вы уверены, что этот человек не окажется вторым... не буду повторять имени помощника вашего отца. Вы сами помните историю об этой гиене в дворянском обличье. Не боитесь?

- Он служит на моем корабле, и я отвечаю за его жизнь, сеньорита. Я не привык бросать своих людей, кем бы они ни были. Тем более, если это - мои друзья. Не стоит судить всех по одному негодяю. Так все же - суд был?

- К сожалению, да. Завтра - казнь, сеньор Диего. Крепитесь, вы уже не сумеете ничего сделать.

Капитан покачал головой и, развернувшись, быстро зашагал прочь. Не стоило ему говорить... Ведь бросится теперь, очертя голову, в очередную авантюру, будет спасать этого мальчишку, хотя они знакомы-то дай бог пару месяцев. Как же, член команды... Жизнью своей и своих людей рисковать будет... Как отец. Совсем как отец когда-то, и ведь найдет способ спасти непутевого подчиненного. Если есть хоть один шанс на миллион - капитан его не упустит. Даже если однажды его, как и отца, предаст тот, кого он когда-то спасал. Ей хотелось бы ошибаться. Никогда ничего не хотелось так, как ошибиться в этом осужденном, и поверить в то, что он достоин такого риска. Вот только не получалось в это верить...

@темы: Книги, Фанфики

---

Игра 2. Начало

[Ролли Фостер]

То был конец Жирных дней и весь честной народ готовился к Четыредесятнице, стараясь поставить на стол что Бог послал, а послал он немного. Зима была холодная, лютая и много было тех, кто не дожил до ее провод. Однако самое страшное время уже было позади и радость от этого заставляла сердца биться быстрее.
Потому и Король наш, да хранит его и его отпрысков Господь многие лета, решил объявить Великий праздник на конец седьмицы. Поминая о прошедших несчастьях, каждому подданному своему поручил принести по соломенному прутику, дабы сложить из них чучело и пронести его впереди шествия, знаменуя конец этих печальных дней...

@темы: Флора и фауна, Фанфики

---

Путь домой

[Nunziata]

Набросок по одной странной идее. А все началось с безобидной игры)))
toll-gate.diary.ru/p198090459.htm?from=last&dis...
Пролог

Утреннее солнце заглядывало в разбитые окна кормовой каюты. На полу каюты, среди обломков мебели лежала молодая женщина. Солнечные лучи, перебегая с одного предмета на другой, наконец упали на лицо лежащей, и ее веки дрогнули. В борт гулко ударила волна, сильно кренившийся корабль отозвался протяжным стоном. Это окончательно вывело женщину из забытья. Она повернулась на бок, затем села. Поморщившись, дотронулась до головы и тут же отдернула руку — пальцы были в крови. Она перевела недоуменный взгляд на окружающий ее хаос, будто не вполне понимая, где находится. А в следующий миг ее охватил ужас: она не только не помнила, как оказалась на корабле, куда и зачем держала путь, но и все предшествующие события ее жизни причудливо переплетались в сознании, не желая складываться в цельную картину.
Смутные образы, отрывочные воспоминания... Вот грузный мужчина в красном мундире поворачивается к ней и недовольно произносит: «Арабелла, нам нужно поговорить»...
«Арабелла...Это мое имя...»
Этот же мужчина в завитом парике, багровый от жары... Она чувствует неприязнь к нему... Кажется, они связаны родственными узами... Какие-то нарядно одетые люди... Она сама, едет верхом по узкой тропинке...
Сладкий цветочный аромат, дом с колоннами на холме... Паруса корабля... Пронзительно синее небо... Цвет неба тревожит, словно из глубины покрытой мраком памяти рвется на свободу что-то важное...
« Я просто ударилась при падении... Сейчас все пройдет... Но... почему так тихо?»
И в самом деле, только скрип переборок и плеск волн нарушали гнетущую тишину.
«Неужели все погибли? Или наоборот, покинули корабль в поисках спасения, посчитав меня мертвой? Я... одна здесь?»
Несколько раз судорожно вздохнув, она попыталась справиться с паникой, продолжая напряженно прислушиваться. Почти сразу до нее донеслись отдаленные голоса и шаги.
Все же на корабле были люди, и, возможно, знакомые лица помогут ей вспомнить... Шаги приблизились и дверь распахнулась. На пороге стоял высокий темноволосый мужчина в черном камзоле испанского покроя. Странное дело, что касалось его одежды, она смогла прийти к однозначному заключению, а собственное прошлое ускользает от нее...
Глаза вошедшего при виде Арабеллы расширились от изумления, а потом вспыхнули злобным торжеством.
- Поистине, небеса щедры ко мне, как никогда. Прошу вас, сударыня, окажите мне честь и проследуйте на мой корабль, - сказанные по-английски любезные слова плохо вязались с издевательским тоном мужчины.
- Его высокопревосходительству губернатору Ямайки следует быть признательным мне за спасение жизни своей супруги. А также проявить достаточно сговорчивости, если он желает вновь увидеть вас, сударыня. – зловеще добавил испанец.
Откуда этот испанский гранд знает ее? И почему он так разговаривает с ней? Арабелла прижала пальцы к вискам. Голова болела все сильнее, темная фигура испанца расплывалась перед глазами. Молодая женщина вскричала в отчаянии:
– Я не понимаю, о ком вы говорите!
– Что за игру вы затеяли, миссис Блад? Разумеется, о вашем муже, Питере Бладе. Или мои сведения неверны?
У нее есть муж? Она никак не могла сосредоточиться, мысли путались.
После короткой паузы испанец спросил, немного смягчив голос:
– Вы ранены? На моем корабле есть врач. В любом случае вы — моя пленница, и никакие уловки вам не помогут.
– Я ничего не помню... – с трудом выговорила Арабелла, опускаясь на пол каюты.

Часть 1.
1.

Его высокопревосходительство губернатор Блад внимательно разглядывал лицо своей жены, с самым отсутствующим видом сидящей за столом напротив него. Между ее тонких бровей залегла складочка, и за все время завтрака они едва ли обменялись парой фраз.
– Дорогая? – негромко спросил он. – Что тебя беспокоит?
Она виновато посмотрела на него и отставила недопитую чашечку шоколада.
– Питер, я получила письмо от мистера Дженкинса, моего управляющего...
– И как идут дела на... Барбадосе? – вежливо осведомился Блад.
У его высокопревосходительства не вызывало особых восторгов упоминание о тех самых плантациях, на которых он имел несчастье быть рабом.
– Плохо, Питер. Один из наших соседей затеял тяжбу и оспаривает ту часть плантаций, которую я унаследовала после смерти отца. Будто бы документы составлены ненадлежащим образом. Боюсь, требуется мое присутствие... Теперь, когда дяди... больше нет.
Мистер Эверет, капитан брига «Пегас», был так любезен, что лично доставил мне письмо мистера Дженкинса сегодня утром... И он готов взять меня на борт. Бриг отплывает на Барбадос послезавтра.
Губернатор мысленно чертыхнулся, неблагородно желая предприимчивому капитану упиться до зеленых чертей в какой-нибудь из таверн Порт-Ройяла, и осторожно поинтересовался:
– Но, Арабелла, ты же не собираешься пускаться в путь сейчас, в самый разгар сезона ураганов?
– В этом году шторма не столь сильны. А капитан Эверет – опытный моряк.
Блад нахмурился.
– Это очень важно для меня. Пожалуйста, Питер, не сердись.
Блад поднялся и, обойдя стол, склонился над Арабеллой, обнимая ее за плечи.
– А для меня важно, чтобы ты была рядом со мной, мое сокровище...
Арабелла прикрыла глаза и улыбнулась:
- Я знаю, Питер. Поверь, это моя сбывшаяся мечта – быть рядом с тобой.
Затем она тихо, но твердо проговорила:
- Но я должна ехать.
– Так значит, все уже решено?
Арабелла опустила голову и промолчала.
Губернатор Блад ощутил закипающий гнев. За несколько месяцев, прошедших после свадьбы он успел достаточно изучить Арабеллу и понимал, что ему не удастся заставить ее переменить решение. Но, черт возьми, он был готов запереть ее, если бы не понимал также полную бесполезность подобных действий. Блад глубоко вздохнул и сухо сказал:
- Поезжай.

***
Питер Блад, несмотря на позднюю ночь и сильнейшую усталость, сидел за столом в своем кабинете. Надо бы поспать, но ему не хотелось ложиться. Он провалится в темный омут сна и вскоре проснется: ему покажется, что нежные пальцы жены прикоснулись к его лбу.
Они почти поссорились в то утро и прощание вышло прохладным. Спустя две недели губернатору сообщили, что «Пегас» попал в жесточайший шторм. Немногих выживших, оказавшихся в воде еще до того, как бриг выбросило на рифы и цепляющихся за обломки мачт, подобрал другой английский корабль, который шел на Ямайку. Арабеллы среди них не было...
Губернатор поборол искушение отправится к месту крушения «Пегаса», слишком хорошо зная, что море не отдает назад то, что взяло. Чувство вины переполняло Блада и доводы разума не имели никакого значения . Надо было запретить Арабелле ехать. Они бы помирились, потом...
Днем, в череде бесконечных и всегда важных дел ему удавалось – нет, не забыть, – но думать о случившемся отстранено, как будто это произошло с кем-то другим. Но ночью!
Блад начал просматривать стопку финансовых отчетов, которые лежали перед ним на столе. Осознав, что бесконечно пробегает глазами одну и ту же строку, он уже собирался оставить это бессмысленное занятие и отдохнуть немного, но в этот момент его слуха достиг неясный шум. Кто-то пытается прорваться к нему на прием? В весьма неурочный час, стоит признать. Блад подошел к окнам, выходящим на площадь перед парадным входом. Так и есть, в круге света от фонаря сержант охраны спорит с незнакомым человеком и, кажется, уже готов стрелять в того из своего мушкета.
Блад распахнул окно и крикнул:
– Доусон, что там у тебя?
– Ваше высокопревосходительство, это бродяга, причем безумный. Он утверждает, что у него есть сведения... о вашей супруге, упокой Господь ее душу.
Сердце ухнуло в бездну и Блад, не в силах произнести ни слова, просто махнул рукой.

2.

– Вам уже лучше, миссис Блад?
Арабелла бездумно смотрела в сине-зеленые волны, стоя на шкафуте величественного «Санто-Доминго», который принадлежал ее странному спасителю. Сам испанец изволил ей представиться как дон Мигель де Эспиноза. Услышав его резкий голос, молодая женщина обернулась и увидела дона Мигеля в нескольких шагах от себя.
– Благодарю вас, дон Мигель. Гораздо лучше. У вас прекрасный врач, – учтиво ответила она.
– К вам вернулись еще какие-либо воспоминания?
– Ничего из того, что предшествовало моему путешествию. Я хорошо помню детство, менее четко – как жила с дядей на Барбадосе. Но Ямайка... И как я оказалась на том корабле... Вы утверждаете, что мы знакомы... Более того, мой супруг – губернатор Ямайки. Увы, здесь мне нечего вам сказать. Я просто не помню этого.
Испанец, сдвинув черные брови, пытливо вглядывался в ее лицо. Арабелла отвечала ему спокойным ясным взглядом.
– Так значит, ничего из того, что произошло за последний год? И это еще по меньшей мере...
Арабелла покачала головой. Когда она очнулась во второй раз, уже на «Санто Доминго», над ней склонялся немолодой мужчина с живыми темными глазами.Это был испанский врач, сеньор Рамиро. Кроме него в каюте присутствовал дон Мигель. Именно тогда спаситель Арабеллы и назвал свое имя и не поверил, что она не узнает его. Однако, сеньор Рамиро сказал на ломаном английском, что слышал о подобных случаях и иногда память внезапно возвращается к человеку. На все воля божья.
Прощли почти две недели. В первые дни Арабелла, выплывая из полузабытья, еще несколько раз видела стоящего рядом с ее изголовьем дона Мигеля в его неизменном черном с серебром камзоле и вздрагивала неизвестно почему. Немного оправившись, она не оставляла попыток мысленно восстановить утраченную часть своей жизни. Но все было напрасно. Призрачные образы из ее снов таяли за миг до пробуждения.
Хотя дон Мигель и заявил, что она его пленница, обращались с ней хорошо. Сам он, убедившись, что Арабелла вне опасности, казалось, потерял к ней интерес. Вплоть до сегодняшнего дня, когда она впервые вышла из отведенной ей каюты. Это доктор Рамиро сообщил молодой женщине, что ей предоставлена полная свобода передвижений – насколько это было возможно на военном корабле. То, что корабль военный, она поняла, едва ступив на палубу. Откуда-то она знала это, как знала и многие другие вещи.
Она посмотрела в сумрачные глаза испанца и спросила:
– Могу ли я узнать, как вы намерены поступить со мной?
Дон Мигель молчал, о чем-то размышляя.
...Увидев налетевший на рифы бриг, он принял решение отправить на корабль две шлюпки и, под воздействием внезапного порыва, присоединился к своим людям. Теперь он был уверен, что это наитие было ниспослало ему свыше. Его изумлению не было предела, когда он обнаружил на бриге мисс Бишоп, ту самою самоуверенную еретичку-англичанку, которую он имел сомнительное удовольствие взять на борт «Милагроссы», и ставшую впоследствии женой самого ненавистного ему человека. Да, у него были сведения о том, какую головокружительную карьеру сделал его враг, в том числе и о женитьбе Питера Блада на племяннице своего предшественника. И вот она здесь, в его власти. Неужели небо услышало страстные молитвы дона Мигеля и дает ему шанс поквитаться?
Возможно, это и к лучшему, что из памяти миссис Блад стерлись события последних лет. Теперь его месть Питеру Бладу будет особенно изощренной...
– Вы напишете записку для вашего мужа. Думаю, что он узнает ваш почерк. Так он убедится, что вы живы и находитесь в моих руках. Все остальное вас пока не касается, – наконец отрывисто бросил испанец.
– Но как я могу быть уверена, что вы сказали мне правду, и я действительно замужем за этим человеком?
– Миссис Блад, вам придется поверить мне. Другого выбора у вас нет. Да и подумайте сами, к чему мне вводить вас в заблуждение?
– А если я откажусь? – строптиво вскинула голову Арабелла.
Дон Мигель расхохотался, и у молодой женщины озноб пробежал по спине.
– Потеряв память, вы сохранили всю свою дерзость. И что же дальше? Дорогая миссис Блад, скажите, что или кто в этом случае помешает мне бросить вас обратно в море или отдать моим матросам?

3
Сердце Арабеллы сжалось, она понимала, что слова дона Мигеля — не пустая угроза. Но вместе с тем, в ней будто пробудилась некая внутренняя сила, не позволяющая смиренно склониться перед испанцем.
– Кто знает, может быть, смерть в морских волнах – это благо, по сравнению с тем, во что вы меня впутываете!
Дон Мигель подскочил к Арабелле и схватил ее за руку.
– Смерть смерти рознь, миссис Блад! И в вашем случае она может оказаться весьма... неприглядна, – злобно прошипел он.
– Пусть так, - она продолжала смело глядеть ему в глаза, – Но в этом случае и вы не достигнете желаемого. Дон Мигель, вы причиняете мне боль, пожалуйста, отпустите мою руку.
Испанец разжал пальцы, удивленный ее спокойным тоном.
– Да, все те же упрямство и гордыня, все как и прежде... мисс Бишоп. Позвольте называть вас так, раз уж вы отказываетесь вспоминать про своего супруга, – усмехнулся он.
«Мисс Бишоп? Я не говорила ему этого. Так значит, он на самом деле знает меня...» – растерянно подумала Арабелла.
Дон Мигель отступил на шаг и скрестил руки на груди. В первое время он заходил справиться об Арабелле у Рамиро, его беспокоило, выживет ли пленница и не лишилась ли она вместе с памятью и рассудка. Он подолгу смотрел на белое лицо молодой женщины, такое же белое как и полотно, которым была перевязана ее голова. На «Милагроссе» Арабелла поразила его своим самообладанием, а теперь была такой беспомощной... уязвимой – и это будоражило его...
Испанец не ожидал, что едва поднявшись на ноги, она отважится противостоять ему. Да, силы духа ей не занимать, и дон Мигель изменил тактику.
– Вы достойный противник, мисс Бишоп, – продолжал усмехаться он. – Не сверкайте так грозно глазами. Я не понимаю, почему вы упрямитесь? Надеюсь, вы знаете, что за вас может быть внесен выкуп? Разве вы предпочитаете мое общество возвращению домой? Помните вы или нет, но есть же у вас дом и родные вам люди?
– Хорошо... Я напишу моему дяде.
Это совсем не отвечало планам дона Мигеля.
– Конечно, вы можете сделать это. Но, насколько мне известно, ваш муж сменил губернатора Бишопа на его посту. Куда же направить это письмо? Остался ли ваш дядя на Ямайке или вернулся на Барбадос? Кроме того, разве не муж должен заботиться о своей жене?
– Но откуда вам столько известно про меня, при каких обстоятельствах мы встречались?! – Арабелла почувствовала, как на нее накатывает слабость, и оперлась на фальшборт.
– Вы утомлены, а я должен вернуться к своим делам, – помолчав, сказа дон Мигель. – Позже вы напишите им обоим, или, если вы категорически не хотите писать мужу – одному лишь дяде. Но только то, что я вам скажу. Условия внесения выкупа оговорю я сам. Об остальном мы побеседуем в следующий раз. Видите остров у нас прямо по курсу? Это Эспаньола. К вечеру «Санто Доминго» бросит якорь на рейде Ла Романы, гнусный городишко, но там я найду человека, с которым смогу переслать письма по назначению.
Испанец ушел, а Арабелла еще стояла некоторое время, глядя на туманное вытянутое облако, лежащее на горизонте. Дон Мигель прав, особого выбора у нее не было.
«Мне придется подчинится его требованию и написать эти проклятые письма. И... дело не только в выкупе... Откуда такое пристальное внимание ко мне и к тому, кого он называет моим мужем? Здесь что-то кроется, но как же мне выяснить это?»
На глаза навернулись слезы отчаяния, она сердито сморгнула их и оглянулась на ют, где дон Мигель, стоя к ней спиной, о чем-то разговаривал с одним из своих офицеров.
Внутри нее что-то дрогнуло, высокая худощавая фигура в черном камзоле вызывала неясную тоску. Сейчас он обернется, и...
Позади раздалось покашливание, и наваждение рассеялось.
– Донья Арабелла, вам следует вернуться в каюту, я осмотрю вас.
К ней подходил доктор Рамиро. Арабелла тепло улыбнулась ему.
– Я прекрасно себя чувствую, сеньор Рамиро, и мне бы хотелось еще подышать свежим воздухом...
– Донья Арабелла вольна делать, что ей заблагорассудится... Даже упасть за борт от слабости и найти смерть в морских волнах, сочтя это благом – о чем она недавно поведала во всеуслышание.
Доктор по-дружески относился к своей пациентке. С непринужденностью, свойственной людям его профессии, и посмеиваясь над смущением Арабеллы, он оказывал ей кроме врачебной и иную, необходимую ввиду отсутствия сиделки помощь — в том числе самого деликатного свойства. Но может ли она доверять сеньору Рамиро настолько, чтобы начать расспрашивать о доне Мигеле?
– Так вы были свидетелем нашего разговора?
– О, я бы не назвал это разговором, скорее это была схватка, – пожилой врач усмехнулся. – Вам следует быть осторожнее, донья Арабелла. Дон Мигель де Эспиноза вспыльчивый человек. Даже будь вы в добром здравии...
– Так вы давно знаете дона Мигеля?
– Не слишком давно, – сеньор Рамиро кинул на молодую женщину проницательный взгляд, – но я знаю его достаточно, чтобы предостеречь вас. Вы очень рисковали. Я удивлен, что его гнев угас так быстро.
– Я нужна ему... - пробормотала Арабелла.
– Нужны, - согласился врач, – но не стоит выводить его из себя. Однако мы заболтались. На вас лица нет. Ступайте к себе.


4.
Пожалуй, сержант Доусон поторопился отнести незнакомца к бродягам, да еще и безумным. Сам сержант застыл на пороге, подозрительно следя за каждым движением неуместного посетителя. В кабинете царило молчание. Блад рассматривал стоящего перед ним человека, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, а тот в свою очередь насмешливо уставился на губернатора. Одет незнакомец был хоть и небогато, но добротно. А жесткий взгляд темных глаз больше подходил наемному убийце, нежели блаженному.
– У меня для вас послание, сеньор говернаторе, но дело не терпит лишних ушей, – нарушил молчание незнакомец, говоривший по-английски с сильным акцентом.
– Ваше высокопревосходительство... – попытался возразить Доусон, но губернатор властным жестом указал ему на дверь.
Сержант только крякнул, не смея перечить, и поспешил выйти из кабинета.
– От кого? – хрипло спросил Блад.
Посетитель извлек из-за пазухи плотный конверт и гибким движением скользнул к столу. Блад невольно прищурил глаза: ему была знакома подобная кошачья грация, дойди дело до боя, это был бы очень опасный противник.
– Читайте. Мне также поручено дождаться ответа, если таковой последует, – осклабился посланец.
Блад сломал печать, и на стол выпал небольшой листок бумаги, на котором было написано несколько строк. В кабинете словно полыхнула беззвучная молния: он узнал почерк жены. Во рту сразу же пересохло.
«Ваше высокопревосходительство,
Бриг, на котором я плыла, выбросило на рифы, но Господу было угодно, чтобы я осталась в живых. Дон Мигель де Эспиноза спас меня с разбившегося корабля и в данный момент я нахожусь у него. Мне предоставлено все необходимое, пусть это Вас не волнует.
Условия моего возвращения будут изложены в отдельном письме. Да поможет Вам Бог.
Арабелла»
«Жива! Она жива! Но... Дон Мигель де Эпиноза... Бог мой, почему именно он?!»
Вместе с ослепительной радостью он почувствовал сильную тревогу, почти отчаяние. Но сейчас было не время поддаваться эмоциям. Он еще раз посмотрел на письмо. Почерк был неровный, словно она торопилась или не вполне уверенно держала перо. И... почему она обращается к нему «Ваше высокопревосходительство»? Что стоит за этими краткими строками, отстраненным тоном?
Посланец понял раздумья губернатора по-своему.
– Возможно, сеньор говернаторе сомневается? Дон Мигель предусмотрел это. В конверте есть еще кое-что.
Блад взял конверт и, нащупав в нем что-то твердое, заглянул вовнутрь. Кроме еще одного свернутого листа бумаги там был медальон на тонкой серебряной цепочке.
Он прекрасно помнил этот медальон, Арабелла никогда не расставалась с ним. Но все-таки Блад открыл его: на миниатюре была изображена красивая молодая женщина с лучистыми карими глазами. Миссис Бишоп. Арабелла унаследовала глаза свой матери... Губернатор закрыл крышечку и бережно положил медальон на стол.
Ну что же, посмотрим, чего хочет дон Мигель...
Испанский адмирал, в выражениях столь любезных, что это граничило с оскорблениями, предлагал Питеру Бладу сдаться ему, в противном случае Арабелла Блад предстанет перед судом инквизиции в Гаване как ведьма и еретичка. Ежели он примет условия дона Мигеля, тот давал слово гранда Испании, что миссис Блад будет отпущена безо всякого ущерба. Дальнейшее Бладу должен был сообщить человек, доставивший послание.
«Суд инквизиции!»
Блад откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, чувствуя, как холодный пот выступает на висках. В эту минуту он не задавался вопросом, способен ли дон Мигель осуществить эту угрозу, ему было достаточно того, что Арабелла находится в руках жестокого человека, обезумевшего от жажды мести. Губернатор скрипнул зубами, вспомнив жуткую тюрьму в Севилье, из которой ему чудом удалось вырваться. Сама мысль о том, что его жене грозит опасность оказаться в подобном месте, была невыносима...
– Что сеньор говернаторе изволит ответить?
– Да, – резко бросил губернатор.
Кривая усмешка исчезла с губ посланца дона Мигеля, когда он встретился взглядом с яростными синими глазами Блада. Матерый хищник безошибочно распознал в сидящем за столом человека зверя, не менее опасного, чем был он сам.
– Ты испанец? Как твое имя?
– Sono genovese. У меня нет имени, моя мать не утруждала себя такими мелочами. Если вам угодно, зовите меня просто — Тень.
– Хорошо... Тень. Что тебе велено передать мне на словах?
– К востоку от Эспаньолы есть Исла де Мона. По прошествии месяца дон Мигель де Эспиноза будет ждать там сеньора говернаторе, – Тень подошел к столу и, взяв перо, набросал очертания острова прямо на письме испанского адмирала, затем указал его координаты и ткнул пером в рисунок, отмечая нужное место : – Ваш корабль должен бросить якорь вот в этой бухте. Но на берег сойдете только вы. Ваши люди останутся в шлюпке и после обмена доставят женщину на ваш корабль. Это все.
– Ты видел мою жену?
– Да. На нее не надели кандалы и не бросили в трюм. Пока... И вот еще что – не пытайтесь препятствовать моему уходу. Дон Мигель ждет меня еще две недели. Если я не вернусь, то он исполнит свою угрозу.
– А если ты споткнешься и разобьешь голову о камни? Корабль, на котором ты отправишься к нему, утонет или попадет в штиль?
– Тогда все закончится очень печально … для вашей жены. Постарайтесь точно следовать условиям дона Мигеля. Не стоит играть с ним.
– Я учту твои пожелания, Тень. Постарайся и ты... беречь себя, – Блад продолжал в упор смотреть на Тень, и тот отвел глаза, вдруг усомнившись, что все пройдет гладко и почти сожалея, что ввязался в это дело.

5
Если у дона Мигеля де Эспиноза были какие-либо цели и планы до того, как он обнаружил Арабеллу на потерпевшем крушение бриге, то они явно перестали занимать его. Уже три дня «Санто Доминго» стоял на рейде Ла Романы и было непохоже, чтобы дон Мигель спешил вновь пуститься в путь. После того, как корабль бросил якорь, испанец сразу же велел спустить шлюпку и отправился в город. Он вернулся лишь накануне вечером в сопровождении невысокого гибкого человека с холодными глазами убийцы. Тем же вечером Арабелла написала записку для своего мужа.
Она не последовала советам сеньора Рамиро и опять вызвала гнев де Эспинозы, споря с каждой фразой, которую тот ей диктовал и не соглашаясь подписаться ни как «Ваша преданная...», ни тем более как «Ваша любящая жена». Испанец, устав спорить, задумался, затем сказал:
«Ваше упрямство совершенно бессмысленно. Но будь по вашему. Есть ли у вас какая-либо вещь, по которой муж может узнать вас? Я подумал, что почерк мог измениться вследствие травмы, и у вашего мужа возникнут сомнения, даже если вы и напишете, то, что я от вас требую»
«Все мои вещи остались на том корабле» - ответила Арабелла.
«А это?» – дон Мигель протянул руку и дотронулся до ее шеи на которой поблескивала цепочка.
Молодая женщина вздрогнула от прикосновения и прижала руки к груди, защищая свою единственную ценность.
«Это портрет моей матери, я не могу отдать его. Этот медальон – все, что связывает меня с моим прошлым.»
«Ну же, мисс Бишоп, – испанец иногда обращался так к Арабелле, то ли в шутку, то ли желая поддразнить ее. – Вернувшись домой, вы окажитесь в окружении множества вещей из вашего прошлого. И конечно, среди них будет медальон. Так не будем терять время на глупые споры...».
Поколебавшись, она сняла медальон с шеи и отдала его дону Мигелю, а теперь сожалела об этом. Возможно, было бы лучше сразу согласиться на текст письма, предложенный де Эспинозой, но Арабелла не могла перебороть себя и писать о любви человеку, которого она не помнила.
Арабелла вздохнула и подошла к перилам, ограждающим ют. Погода портилась, первые капли дождя упали на ее лицо, и молодой женщине показалось, что это слезы — будто бы дождь плакал вместо нее.
– А, мисс Бишоп. Почему бы вам не присоединится ко мне и моим офицерам и не пообедать в кают-компании? – на ют поднимался дон Мигель
Отправив Тень к Питеру Бладу, де Эспиноза пришел в хорошее расположение духа. Пока все складывалось, как он и задумал. Скоро Блад будет в его руках. Он написал своему племяннику, Эстебану, приглашая того присутствовать при «свершении акта возмездия». Кроме того, дон Мигель все еще надеялся восстановить свою репутацию, подорванную во многом из-за проклятого пирата.
– Пообедать? – молодая женщина с безмерным удивлением посмотрела на него.
– Что вас удивляет?
Арабелла оглядела себя, чуть ли не впервые задумавшись о том, как выглядит: платье, несмотря на все ее усилия, прибывало в весьма плачевном состоянии, а свои густые волосы она не очень умело собрала в тяжелый узел на затылке.
– Ну конечно! – испанец догадался о ходе ее мыслей, – Женское стремление украшать себя неистребимо. Я пошлю Хосе, моего слугу в Ла Роману. Он сообразительный малый и подыщет вам новый наряд и еще какие-нибудь мелочи. Скажите ему, что вам нужно. Что касается горничной – увы, вам придется обходиться своими силами.
– Благодарю вас, дон Мигель, но...
– Я включу эти расходы в сумму выкупа, – рассмеялся он. – Не будьте столь же непреклонны, как и в нашу прошлую встречу.
– Я не могу похвастаться, что помню как проходила наша прошлая встреча, – на губах Арабеллы появилась слабая улыбка. – Вы обещали мне рассказать об этом. И... о Питере Бладе, моем муже.
Взгляд испанца стал жестким.
– Я расскажу вам, миссис Блад. Сегодня, после обеда. Итак, мне прислать к вам Хосе?
– Да, дон Мигель.

***
Хосе оказался не только понятливым, но и расторопным парнем. С помощью сеньора Рамиро, Арабелла втолковала ему, в чем именно она нуждается. Прошло лишь немногим более часа, и слуга вернулся с объемным свертком.
Молодая женщина некоторое время в замешательстве рассматривала бордовое платье на каркасе, с лифом, отделанным тонким кружевом по испанской моде, и разрезами на рукавах. Кроме платья, в свертке обнаружилась белоснежная сорочка, мантилья и шкатулка с гребнями, шпильками, маленькой игольницей и цветными нитками.
Не без труда разобравшись в особенностях ношения непривычной одежды и в очередной раз прибегнув к помощи доктора Рамиро, она, задевая широкими юбками за все, что попадалось ей на пути, вошла в кают компанию, где уже собрались офицеры «Санто Доминго» во главе с доном Мигелем де Эспинозой.
Мужчины встали, а де Эспиноза вышел из за стола и подал ей руку, чтобы проводить к предназначенному для Арабеллы стулу с высокой спинкой.
– Поприветствуем нашу прекрасную... гостью, – усмехнулся дон Мигель, пристально глядя на ее.
Смущенная этим взглядом и неожиданной галантностью, Арабелла залилась краской и опустила глаза. Все присутствующие также смотрели на Арабеллу: кто с любопытством, а кое-кто удивленно и даже неприязненно, не понимая, какая блажь пришла в голову их командиру. В ограниченном пространстве корабля Арабелла неизбежно сталкивалась почти со всеми офицерами дона Мигеля, но в лучшем случае они молча наклоняли голову, проходя мимо пленницы, и сейчас она чувствовала себя крайне неуютно. Она сидела, гордо выпрямив спину и более всего в этот миг желая очутиться снова в своей крошечной каюте, где обедала чаще всего в одиночестве, и лишь иногда сеньор Рамиро составлял ей компанию. Он тоже был здесь и единственный по-доброму улыбался ей. Впрочем, вскоре внимание переключилось на подаваемые стюардами блюда.
Благодушно настроенный дон Мигель пару раз спрашивал у молодой женщины, как она находит кушанья, приготовленные его новым коком, а в остальном разговор за столом шел на испанском, и Арабелла была избавлена от необходимости участвовать в беседе.
Обед закончился, его участники один за другим покидали кают-компанию. Арабелла тоже поднялась со своего стула и направилась к дверям.
– Миссис Блад, разве вам больше неинтересен мой рассказ? – остановил ее де Эспиноза.
Сердце молодой женщины замерло, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы ее голос прозвучал как можно спокойнее:
– Вы столько раз его откладывали, дон Мигель. Я, право, не была уверена, что этого не произойдет снова.
– Вы отважная женщина, донья Арабелла. Но как бы вам позже не пришлось сожалеть о своей настойчивости. Что же, присаживайтесь.



6.

Поистине, сегодня был день сюрпризов! И этот обед, и необычное поведение де Эпинозы, да еще и его обращение к Арабелле по имени.
Она опустилась обратно на неудобный стул, а испанец принялся расхаживать по кают-компании.
– Должно быть это ужасно — не помнить часть своей жизни, и меня впечатляет то, как стойко вы держитесь, – начал он. – Но как знать, не лучше ли прибывать в блаженном неведении, ибо многие знания умножают скорбь, так нас учит Писание. Прежде, чем я расскажу вам о том, при каких обстоятельствах мы встречались, поговорим о Питере Бладе. Вы уже поняли, что я и ваш муж являемся врагами, миссис Блад?
– Да, я догадываюсь, – едва слышно ответила Арабелла.
– В условиях, когда между Англией и Испанией идет война, - пусть не объявленная, но реальная, это не такая уж редкость. Но здесь особый случай. Питер Блад... – в глазах испанца вспыхнула ненависть, и Арабелле стало не по себе.
– Сударыня, ваш муж был одним из самых удачливых и дерзких пиратов Карибского моря всего год назад, – отчеканил он.
– Он был... пиратом?! – растерянно выдохнула Арабелла.
– О да! И каким! Его слава докатилась и до Европы! – дон Мигель замолчал и остановился напротив окон каюты, спиной к Арабелле.
– Но это невозможно! Вы сказали, что мой муж – губернатор Ямайки!
– Ничего невозможного. Он был пиратом, а стал губернатором. Только вы, англичане, способны назначить преступника на такой высокий пост. Вспомнить хоть Моргана, – саркастически отозвался испанец. – Но это только начало истории. В самом начале своей «карьеры», – если это слово уместно по отношению к морскому разбойнику, – Питер Блад захватил корабль моего брата Диего. Брату удалось усыпить бдительность пиратов и привести корабль к берегам Эспаньолы, где они повстречались с «Энкарнасьоном», моим флагманом. В честном бою у них бы не было шансов. И тогда капитан Блад на глазах сына Диего, Эстебана, которому едва ли было тогда шестнадцать, привязал моего брата к жерлу пушки. Угрожая мальчику, что в случае неповиновения, он прикажет выстрелить из этой пушки, Блад отправился вместе с Эстебаном на «Энкарнасьон» и заставил моего племянника подтвердить лживую историю о якобы спасенном испанском сеньоре, за которого выдавал себя. Диего был уже немолод и у него не выдержало сердце... – закончил дон Мигель тихим, бесцветным голосом, так и не взглянув на замершую в ужасе Арабеллу.
У нее кружилась голова, корсет платья давил на грудь, мешая дышать. Обрывки леденящих душу рассказов про кровожадных пиратов, когда-либо слышанных ею, сплетались в ее помраченном сознании в чудовищный клубок.
– Это неправда... – прошептала она, – я не могла стать женой такого человека...
– И тем не менее, это так! – испанец резко повернулся к ней и замер: в эту минуту, ошеломленная, с полными боли глазами, Арабелла уже не походила на непреклонную английскую леди, осмеливающуюся спорить с ним по всем поводам даже в такой бедственной для себя ситуации. Сейчас она казалась ему очень юной и... беззащитной.
– Вы бледны как смерть, донья Арабелла. Хотите воды?
– Да, пожалуйста...
Де Эспиноза подошел к столу и налил воды из кувшина в один из серебряных кубков.
– Прошу меня извинить, судя по всему, вы еще не до конца оправились после болезни для подобных откровений, – с этими словами он поднес кубок к ее губам. – Сеньор Рамиро рассердится на меня, если увидит вас в таком состоянии. Пейте... вот так. Теперь лучше?
– Благодарю вас.
– Думаю, что мы продолжим нашу беседу в другой раз.
– Нет, дон Мигель. Я бы хотела узнать все сегодня, – неожиданно твердо возразила Арабелла.
– Вы никогда не сдаетесь? Я еще не встречал женщины, подобной вам. И тогда, на «Милагросе», вы точно так же вели себя со мной... и с ним...
– Я устала от ваших загадок...
Испанец присел на край стола рядом с ней.
– Рассказывать осталось немного. Вас, конечно же, интересует наша встреча. Извольте. Nil novi sub luna. Вы уже были моей пленницей. В прошлом году, в одной из стычек с вашими соотечественниками я захватил вас и одного знатного английского сеньора, не помню его имени. Ну а капитан Блад атаковал, в свою очередь меня. Я проиграл бой, вы со своим спутником стали его пленниками. А еще примерно через полгода до меня дошли слухи, будто знаменитый пират вместо виселицы оказался в кресле губернатора Ямайки, более того – женился на племяннице своего предшественника. То есть на вас, донья Арабелла. Признаться, я был удивлен и тому, и другому. Вы недоумеваете, как могли стать его женой? Возможно, вас к этому принудили...
– Здесь что- то не так, я чувствую! – Арабелла в отчаянии замотала головой. – Все, что вы мне рассказали, - это ужасно, но... вы потерпели поражение в бою с Питером Бладом — и все же вы живы...
Щека дона Мигеля дернулась, унизительная сцена, разыгравшаяся на борту «Милагросы», необыкновенно ярко предстала перед его взором.
– Я остался в живых благодаря странной прихоти победителя! – процедил он сквозь стиснутые зубы.
Молодая женщина уткнулась лицом в ладони и почти простонала:
– Я вам не верю...
– Дело ваше, но мне больше нечего добавить.
– Позвольте мне уйти...
Арабелла встала и покачнулась. Де Эспиноза подхватил ее, не дав упасть, но она выпрямилась, высвобождаясь из непрошеных объятий.
– Вы сейчас лишитесь чувств, я позову сеньора Рамиро.
– Я в состоянии добраться до своей каюты, - она отстранила его руку и вышла из кают-компании.
Дон Мигель де Эспиноза задумчиво проводил ее взглядом. Этот разговор был частью мести Питеру Бладу и его удар достиг цели, но почему-то дон Мигель не чувствовал ни радости, ни удовлетворения, скорее – горечь.

***

Вернувшись к себе, Арабелла в изнеможении опустилась на широкий рундук, стоящий у окна. Проклятое платье превратилось в орудие пытки, но испытываемое неудобство не шло ни в какое сравнение с болью и отчаянием, терзавшими ее душу.
В дверь каюты легонько постучали.
– Донья Арабелла? Вы здесь? – раздался голос доктора Рамиро.
– Войдите, – ответила она.
– Вы плачете? – обеспокоено спросил доктор, подходя к ней.
Молодая женщина порывисто обернулась и сеньор Рамиро увидел сухой лихорадочный блеск глаз своей пациентки.
– Что с вами?
– Сеньор Рамиро, вы слышали о пирате по имени Питер Блад?
– Ах, вот оно что. Конечно, донья Арабелла. Вест-Индские колонии Испании перетерпели немало урона от его лихих набегов.
– Так вы с самого начала знали, кем был мой муж?
– Да. Когда дон Мигель принес вас сюда, он сразу назвал мне ваше имя. Но вы были так слабы... – доктор сокрушенно покачал головой, отвечая на немой укор, появившийся во взгляде молодой женщины.
– Вы достаточно знаете дона Мигеля де Эспинозу. Сегодня он рассказал мне ужасные вещи. Как по вашему, он мог … – она запнулась, не зная как закончить фразу
– Я не думаю, что он солгал вам, донья Арабелла. Давайте-ка я послужу вам камеристкой, а то вы задохнетесь в этой броне, по недоразумению именуемой дамским платьем.
– Но если все то, что он мне поведал – правда, то я не могла стать женой Питера Блада по своей воле. Дон Мигель считает, что меня принудили к браку...
Сеньор Рамиро тяжело вздохнул:
– Донья Арабелла, спросите себя сами, возможно ли женщину с вашим твердым характером и смелостью принудить к чему-либо? Дону Мигелю далеко не все известно, а к вам увы, память еще не вернулась. Прекратите терзать себя и наберитесь терпения.
– Дон Мигель ненавидит моего мужа...
– У дон Мигеля крутой нрав. Я слышал от людей, знавших его прежде, что он сильно изменился после смерти дона Диего. Он очень любил брата... Своей семьи у него никогда не было. Я накапаю вам вот этой тинктуры, иначе вы не уснете. Отдыхайте и копите силы, они вам еще понадобятся.

@темы: Рафаэль Сабатини, Фанфики

---

Игра 1. Октябрь

[Ролли Фостер]

Название: Бармалей
Канон: Корней Иванович Чуковский, "Бармалей"
Размер: драббл, около 910 слов
Персонажи: дарк!Айболит
Категория: джен
Жанр: даркфик
Рейтинг: PG-13
Картинка:

В Африке разбойник,
В Африке злодей,
В Африке ужасный
Бар-ма-лей!
Он бегает по Африке
И кушает детей

Одинокий жираф устало брел по высушенной солнцем саванне. Последнее дерево с хоть немного зелеными листьями было съедено еще вчера и теперь несчастное животное страдало от голода и жажды, вынужденное все ближе и ближе подходить к границе своей территории. Дальше, за небольшим пригорком, начинались владения людей, этих смертельно-опасных созданий, от которых хотелось держаться подальше. Но у жирафа не было выбора. Там где люди - там вода, а значит, и зеленые деревья с вкусными, сочными листьями.
Внезапно жираф остановился и настороженно повел ушами. Его слух уловил непонятный, странный звук, от которого хотелось бежать как можно дальше. Животное резко дернулось в сторону, но земля неожиданно дрогнула под ногами, а спустя мгновение мощная серия взрывов поглотила и жирафа, и поселение, невдалеке от которого он оказался...

* * *

- На западном побережье Африки продолжаются ожесточенные бои, - телеведущая в строгом темном костюме предельно честным, но слегка напряженным голосом зачитывала последние новостные сводки. - Незаконные бандитские формирования Бармалея по прежнему угрожают безопасности мирных граждан. По нашим данным, за последнюю неделю в республике Лимпопо пропало более десятка детей в возрасте от 6 до 13 лет. Ответственность за...
Щелк.
- ... Обращение доктора Айболита с трибуны конгресса с речью к нации было положительно воспринято не только конгрессменами, но и международными гуманитарными организациями, - уже другой ведущий другого телеканала, но с не менее напряженным голосом рассказывал о событиях в Конгрессе. - Наши союзники в Европе уже выразили готовность поддержать внесенную резолюцию Совета Безопасности ООН. Россия и Китай на данный момент воздерживаются от каких-либо комментариев, однако наши аналитики считают, что...
Щелк.
- Все это время Америка работала вместе со своими союзниками, чтобы оказывать гуманитарную поддержку и пытаться достичь политического разрешения кризиса, - высокий седой человек в круглых очках и небольшой бородкой уверенно говорил с трибуны. - Все изменилось после атаки с использованием химического оружия, которая была проведена 21 августа. Это преступление против человечности, и я лично...
Щелк.
- ... После вдохновленной речи президента Конгресс абсолютным большинством голосов утвердил выделение дополнительных средств на военную операцию в Лимпопо. Как ожидается...
Щелк.
Телевизор погас, и человек устало откинулся на высокую спинку кожаного кресла. Круглые очки аккуратно легли на стопку документов. На столе одиноко горел торшер, скудно освещая убранство овального кабинета. Вздохнув и словно мучавшись от головной боли, Айболит потер виски пальцами. Сказывалась усталость после тяжелого дня и бессонной ночи. Спустя несколько минут он встал и, подойдя к книжной полке, приложил ладонь к прямоугольной сенсорной панели. Скрытая за фальш-панелью дверь практически бесшумно отъехала в сторону, открывая проход на хорошо освещенную лестницу, ведущую вниз.
Спустившись, доктор успокаивающе махнул рукой вскочившему было охраннику, прошел еще одну дверь - на сей раз более массивную и закрытую на цифровой замок - и оказался в небольшом светлом помещении, посредине которого стоял стеклянный саркофаг, окруженный множеством медицинских приборов и опутанный бесчисленным количеством проводов.
Врач, сидевший рядом, внимательно изучал записи на планшете. Он отвлекся от своего занятия и вежливо поприветствовал вошедшего:
- Добрый вечер, господин президент, - после чего кивнул на саркофаг. - Жизненные показатели пациента в норме.
Слегка прищурившись, Айболит пожал ему руку, улыбнулся и кивнул на выход:
- Можете идти отдыхать. Я прослежу за ним до прихода смены.
- Благодарю, господин президент.
Врач положил планшет и вышел из комнаты.
Айболит некоторое время постоял в задумчивости, глядя на закрывшуюся дверь, затем подошел к саркофагу и устало сел на освободившийся стул. Быстро пролистав записи о медицинских показателях и не найдя в них ничего, что заслуживало бы внимания, доктор перевел взгляд на пациента и приветственно улыбнулся:
- Ну, снова здравствуй, мой дорогой друг! Я вижу, что у тебя сегодня все в порядке?..
Лежащий в саркофаге человек не отвечал. Его грудь поднималась и опускалась в такт машины жизнеобеспечения. Мерно пикал сигнал сердцебиения, горели зеленым цифры показателей внутренних органов. Лишь электроэнцефалограф выдавал прямые и непрерывные линии, говоря о полном отсутствии какой-либо мозговой активности. Это даже не была кома - человек был мертв и существовал в виде овоща только за счет работы машин жизнеобеспечения.
- А ты сегодня наделал делов, Бармалей, - доктор продолжал улыбаться, глядя на лежащее в саркофаге тело. - Опять кучу народа в Африке поубивал, детей похитил, деревни взрывал... Не стыдно?
Айболит перестал улыбаться и укоризненно посмотрел на разбойника, после чего вздохнул:
- Вижу, что не стыдно. Но ничего. Когда-нибудь мы тебя обязательно поймаем. Конечно, не сейчас - сейчас ты опасен и представляешь общую угрозу. Но от тебя есть польза. Если бы не ты, мой старый друг, наши союзники давно бы друг с другом переругались, а когда они ругаются, - Айболит недовольно покачал головой, - так сложно их убеждать принимать правильные решения во благо и процветания нашего мира. Но ничего, ничего, - повторил он, ласково похлопав ладонью по саркофагу. - Еще год-два, и мы соберем достаточно данных на этих грязных европейских политиков, чтобы держать их в узде, и тогда ты станешь не нужен и сможешь спокойно уйти на желанный покой.
Доктор убрал руку, ободряюще улыбнулся и поднялся со стула:
- Так что лежи спокойно. Враги необходимы этому миру, чтобы идти вперед. А хорошие враги - это большая ценность. Поэтому мы будем тебя беречь. Человек, который играет твою роль, прекрасно вжился в образ. Я слышал, он даже ел сырое сердце на камеру, представляешь?..
Айболит сделал несколько шагов к двери, но внезапно обернулся и тихо, слегка ссутулившись, добавил:
- А насчет детей не беспокойся. Их гибель была не напрасной. Ты же понимаешь, что смерть ради будущего блага всего мира лучше, чем смерть от голода и болезней?..
Не дождавшись ответа, Айболит печально вздохнул и вышел из комнаты.

@темы: Фанфики

---

Игра 1. Июль

[Quiterie]

Название: Корабль-призрак
Канон: Роберт Льюис Стивенсон "Остров Сокровищ"
Размер: мини, около 1350 слов
Персонажи: оригинальный женский персонаж, капитан Смоллет
Категория: джен
Жанр: мистика, повседневность, ангст, постканон, от первого лица
Рейтинг: PG-13
Картинка:

Той летней ночью разразилась ужасная буря, и я проснулась после полуночи и никак не могла заснуть до самого утра, дрожа от холода и страха в своей постели. Молнии за окном сверкали так ярко, что я могла рассмотреть циферблат настольных часов на комоде, доставшихся мне от матушки, а ветер завывал так противно, словно обезумевший органист начал наигрывать мелодию Страшного Суда, и все мертвецы вторят ему, готовясь услышать список своих грехов. Больше всего я боялась, что отец в эту ночь выйдет из дома; я почти видела, как он стоит в своей комнате у окна, вглядываясь в бушующую стихию, и дождь стекает по стеклу, скрывая неспокойное море. В руке у него — старомодная трость и черная капитанская шляпа с золотым шнуром, он одет и готов идти. Каждое утро, едва забрезжит рассвет, отец выходил на прогулку к морским утесам, и ни дождь, ни снег не могли его остановить.

Но, наверное, начать надо не с этого.

Меня назвали Эммой, в честь матушки. Ее я помнила плохо, она погибла, когда мне исполнилось шесть. Отец никогда не рассказывал мне подробностей, но по недомолвкам слуг я знала, что корабль, на котором матушка возвращалась из Вест-Индии (слуги говорили, что она ездила за сокровищами моего деда... или прадеда?), бесследно пропал. Страшно и стыдно вспомнить, как я изводила тогда отца, чтобы он вернул мне маму, но, к его чести, он вырастил меня, не позвав ни единой из многочисленных моих двоюродных тетушек. Это было к лучшему, так как они почему-то не слишком любили мою мать, и всякий раз говорили отцу:
— Как хорошо, Александр, что твоя дочь пошла в нашу породу!
Думаю, дай им волю, они бы превратили меня в само совершенство. Беда только в том, что наши взгляды на это различны.
Отец учил меня математике и астрономии, французскому и латыни, словом, всему, что умел сам. Литературу он не жаловал, поэтому мне приходилось одалживать книги у моего кузена, Джейми Смоллетта, и один раз, когда отец нашел у меня сочинения мистера Вольтера про Кандида, он выкинул книгу прямо в море и не разговаривал со мной неделю.
Я любила его, но по подростковой застенчивости боялась сказать об этом, он всегда был так хмур и суров, что, казалось, ничто не может обрадовать его. Сейчас я думаю, что и отец стеснялся выказать мне свою любовь, ведь он всегда был щедр к беднякам и несчастным, но я была иной раз так непосредственна и шаловлива, что ловила в его взгляде какую-то горечь.
Как только мама погибла, отец купил этот дом у моря, несмотря на то, что все его знакомые остались в Лондоне. Он еще ходил по морям на своем «Арго», но в последний год войны отец был тяжело ранен в морях Ост-Индии, в третий раз за свою жизнь, и эта рана заставила его окончательно оставить королевский флот. К счастью, отец был бережлив, и мы жили безбедно, хотя, конечно, не роскошествовали.
Всего больше на свете отец ценил порядок. Завтрак должен был быть и не горячим, и не холодным и подан ровно в семь утра, печь растоплена, но не слишком жарко, гренки и бифштекс — как следует прожарены, а все вещи в доме должны лежать на своих местах, и упаси Бог что-нибудь переложить! Каждое утро после завтрака он совершал небольшую прогулку по окрестностям, потом принимал гостей или работал в кабинете, обедал, писал письма, разбирал газеты из Лондона, проверял мои уроки и после ужина ложился спать. В церковь он ходил редко, отговариваясь недомоганием, и дьякон прихода в Тинкерберри всякий раз возводил очи горе, когда говорил о нем.
Что с отцом что-то не так, я стала замечать, когда мне исполнилось шестнадцать; впрочем, вся эта история произошла, когда мне исполнилось шестнадцать, поэтому я смело могу сказать, что не замечала ничего, вплоть до самого конца.
В ту ночь, как я уже сказала, бушевала гроза, и сквозь гром и ветер я напряженно прислушивалась к звукам из его комнаты. Хоть отец был уже далеко не молод, двигался он тихо и ловко, — сквозь толщу стен я расслышала лишь хлопнувшую дверь внизу. Я подскочила на постели и лихорадочно оделась; несмотря на свой страх грозы, я боялась отпускать отца одного, он был так рассеян в последнее время! Корсет я шнуровать не стала, но теплый плащ поверх платья надежно скрыл эту вольность.
На кухне горел огонек, но старый Флинн спал, уронив голову на стол. В другой раз я бы разбудила его, но сейчас лишь поморщилась — некогда было гасить свечу, только молиться Богу, чтобы она не упала и не занялся пожар. Прочие слуги возвращались на ночь к своим семьям, и дом давил на меня своей пустотой; я была одна, и только я могла спасти отца. Не знаю, почему мне казалось, что речь идет о спасении, я чувствовала это, вот и все.
Часы в холле пробили четыре утра, напоминая о том, что время не ждет. Я решительно толкнула входную дверь, и ночь бросила мне в лицо пригоршню дождя и ветра. Благодарение Богу, что сверкали молнии! В ту темную ночь я могла бы переломать себе ноги на тропе, ведущей к морю; каждую осень Флинн выкапывал камни и выравнивал дорожку, но каждую весну новые камни выходили из-под земли, словно вообразили себя ростками травы. Может быть, они и были ростками чего-то неведомого, неподвластного человеку; когда я была маленькой, я думала, что так рождаются новые города и деревни.
Огонек отцовского фонаря мерцал за пеленой дождя, и я боялась только одного, что он погаснет. На утесах я почти догнала отца, но ветер так грозно завывал, а море так рокотало, что он не мог меня заметить.
Он опустил фонарь на землю и отошел на шаг, заложив руки с тростью за спину. Мне, спрятавшейся за камнями, казалось, что он ждет кого-то, но кто мог прийти в такую ночь на скользкие от дождя камни?
Резко пахло солью и водорослями. Я вскрикнула, когда молния ударила где-то совсем рядом и, казалось, вовсе перестала дышать, когда увидела, как светящийся шар спустился с неба. Он был похож на клубок шерсти, дрожащий, как белый кот Проныра после купания в корыте, и яркий, как огонь сотни свечей. Но он не был теплым, как пламя очага, он напоминал снежный фонарь — ослепительно белый, обжигающий холодом.
— Отец! — воскликнула я, стараясь перекричать бурю, но он не слышал меня.
Когда шар коснулся воды, меня точно толкнула невидимая рука, я упала на колени, и что-то зазвенело в ушах, как колокольный звон обедни в Тинкерберри. То, что произошло дальше...
Я до сих пор не знаю, почудилось ли мне или все это взаправду случилось, но я видела величественный корабль, прошедший сквозь бурю так легко, словно горячий нож сквозь ледяное масло. На мачтах его горели огни, и я даже не успела испугаться, что еще чуть-чуть, и он разобьется о скалы.
Я помню лодку, подплывшую к берегу, ясно помню моряка, скрывавшего свое лицо, помню и прекрасную женщину, которая сошла на берег.
Я видела, как отец посветлел лицом, и как он подал ей руку, и она улыбалась ему — такая нежная, такая красивая. Словно в шутку, она стянула с него треуголку и парик, взъерошила короткие волосы, и он даже не возразил и не отстранился.
Я помню, как мне стало грустно и одиноко, и я звала отца, но он не обернулся, спускаясь сквозь дождь по невидимой светлой дороге, под руку со своей спутницей. Лодка ждала их, и с корабля уже моргал носовой фонарь, поторапливая их. Я хотела бежать с ними, но не могла, а потом вновь появился белый огонь, и все исчезло.
Нашли меня на следующее утро, я бредила, и мой плащ и платье были обожжены, а костяные пуговицы на плаще обуглились. Несколько недель я проболела, а когда выздоровела, Флинн сказал мне, что отец уехал в тот вечер, когда разразилась буря, и в дороге ему стало плохо. Трактирщик «Красного Оленя» обнаружил его утром, уже мертвого, и в глазницах моего отца было полно льда, но то неудивительно, потому что ночью, кроме дождя, шел град.
Его похоронили без меня, и я до сих пор не уверена, что он действительно умер. Иногда, в дождливые ночи, мой пес, Генерал Вольф, так тревожно смотрит на дверь, что я каждый раз выглядываю в окно, выходящее на море. Как знать, может быть, Бог в своей милости позволит мне увидеть этот чудной свет еще раз, и таинственный корабль вновь пройдет сквозь бурю. Я не хочу ничего, только взглянуть на отца еще раз и понять, что с ним все в порядке.
Но каждая дождливая ночь так темна и так холодна...

@темы: Роберт Льюис Стивенсон, Фанфики

---

[Quiterie]

Игра 2. Начало первое.

— Тсс, молчите, прошу вас. Они могут услышать.
Прохладные пальцы коснулись его губ, и он взглянул на нежную линию щеки девицы. Странно, но как и десять лет назад она была одета в тот же наряд. Или это память подводит его?
— Вы же умерли, — с обычной прямотой заявил он. — Или нет?
Девица погрустнела и отвернулась; он смутился и, чтобы скрыть это, сел, отведя взгляд. Заходящее солнце проникало сквозь листву деревьев в пещеру, и этот чудной узор света и тени дрожал на каменном полу.
- Все вовсе не так, как вы думаете.
Голос ее был таким хрупким, что еще чуть-чуть — и надломится.

@темы: Фанфики