Иллюстрации В.Шевченко

[Stella Lontana]

Недавно дочитала "Затерянный мир" Конан Дойла - и по привычке погуглила иллюстрации. Среди большого количества достаточно привычных черно-белых изображений на меня вдруг выпрыгнули невероятной красоты акварельные работы. Вот такие:





Завораживают, согласитесь. В сети их мало и в основном в виде книжных разворотов.

Я погуглила еще - это не были иллюстрации, это был диафильм. 1868 года.
Вот здесь он есть целиком:
Затерянный мир. Часть 1 - 1968г.
Затерянный мир. Часть 2 - 1968г.
Затерянный мир. Часть 1 (второе издание) - 1968г.
Затерянный мир. Часть 2 (второе издание) - 1968г.

Авторства Владимира Гавриловича Шевченко

А в 2014 году, уже после смерти художника, их все-таки выпустили книжкой.

Вот тут можно посмотреть некоторые развороты: www.labirint.ru/screenshot/goods/438397/44/

@темы: Иллюстрации, Артур Конан Дойль

---

И снова Верн. Великая Отечественная война

[Nunziata]

sintezgaz.org.ua/1_articles/98/vodorodnyi-leite...



Вероятно, именно в это время младший техник лейтенант ПВО Б.И.Шелищ вспомнил роман Жюля Верна “Таинственный остров” (это не выдумка, заметки об этом сохранились в архиве изобретателя). Там, в главе “Топливо будущего”, говорится, что когда кончится уголь, его заменит вода. И не просто вода, а вода, разложенная на составные части — водород и кислород.
Борис Исаакович любил Жюля Верна, а работа с аэростатами, тяжелое положение, в котором оказался любимый город, напомнили ему детские впечатления и заставили его изобретательный мозг работать. “Наступит день, когда весь уголь будет сожжен”, — произнес один из героев “Таинственного острова”. Не правда ли, ситуация напоминает блокадный Ленинград?

Стравливая “грязный водород” в атмосферу, выбрасывали энергию, которая могла работать на Победу! Это все равно что выливать бензин бочками.
И вот тогда-то Шелища осенила мысль — вот оно, топливо будущего, о котором говорил инженер Сайрес Смит удивленному Пенкрофу. По теплотворной способности водород в 4 раза превосходит уголь, в 3,3 раза углеводороды нефти. Значит, именно водород призван помочь Ленинграду, которому именно сейчас необходим “уголь грядущих веков”.

@темы: Мир вокруг нас, Жюль Верн, История

---

Медитация по окб

[Nunziata]

Название: I will find you
Автор: Nunziata
Форма: клип
Канон: Р. Сабатини, "Одиссея капитана Блада"
Пейринг/Персонажи: Питер Блад/Арабелла Бишоп
Категория: гет
Жанр: агнст, зарисовка
Рейтинг: PG
Исходники: видео: фильм "Одиссея капитана Блада" (1991) , также использованы фрагменты из фильмов: "Адмирал" (2015), "Хозяин Морей: На краю Земли" (2003), "Викинги" (2014), и сериалов: "Хорнблауэр" (1998-2003) , "Ястреб" (2011); аудио: "I will find you" (Clannad)
Размер/Продолжительность: 1,45 мин.; 37 Мб
Примечание: Вырвавшись из рабства, Питер Блад оказывается на Тортуге и далеко не сразу принимает решение стать пиратом. Он любит Арабеллу и в то же время осознает, что она потеряна для него. "Для меня всегда был только ты, Питер," - говорит Арабелла в конце книги. А пока - до их встречи еще должны пройти долгих три года...
клип сделан для ОК Капитанский Рупор и Морские Курочки 2016

@темы: Фанвидео

---

Лепестки на волнах

[Nunziata]

и фик я тоже решила принести
Окончание цикла про дона Мигеля и Беатрис

Автор: Nunziata
Бета: momond (прости, я еще немножечко дописала)
Фэндом: Сабатини Рафаэль «Одиссея капитана Блада»
Основные персонажи: Дон Мигель де Эспиноза, Дон Диего де Эспиноза-и-Вальдес
Пейринг или персонажи: дон Мигель де Эспиноса/ОЖП; дон Диего де Эспиноса
Рейтинг: PG-13
Категория: джен, упоминается гет
Жанры: Ангст, Драма,
Предупреждения: Смерть персонажа
Размер: Миди
Описание: Пришел срок адмиралу де Эспиноса подводить итоги.
Постканон, 1707 год. Воспоминания. Финал.
Примечания: хедканон автора в том, что касается видения образов дона Мигеля и дона Диего

Окончание пред части лежит здесь: toll-gate.diary.ru/p204904445.htm?from=last&dis...
и здесь toll-gate.diary.ru/p201227349.htm




Глава 1

Сентябрь 1653, Кадис

Море накатывалось мутно-зелеными валами, вздымало над молом пенные брызги и, недовольно ворча, отступало. В бухте Кадиса плясали на волнах юркие фелуки, тяжело переваливались, натягивая якорные тросы, огромные галеоны. Справа, на небольшом островке, угрюмо высился форт Сан-Себастьян — главный страж гавани и города .
Конец сентября, разгар штормов равноденствия. Обычно заполненный людьми причал опустел: желающих выйти в гневное море не было, лишь у самого горизонта мелькал парус корабля какого-то совсем отчаянного капитана. И те немногие моряки, которые по воле злой судьбы выбрались из таверны, удивленно косились на застывшего в конце мола худощавого подростка. Сильный ветер, заставляющий их втягивать голову в плечи, трепал его темные кудрявые волосы. А мальчик, казалось, и не замечал ни ветра, ни брызг, и, уходить, судя по всему, не собирался.
— Мигель! — Поскальзываясь на мокрых камнях, к нему спешил другой мальчик, помладше: — Мигель!
Тот обернулся не сразу — голос прибоя заглушал все звуки.
— Диего?
— Я так и знал, что ты удрал сюда... — обижено заявил Диего.
Мигель рассеянно улыбнулся и спросил невпопад:
— Тебе не кажется, что море говорит с нами?
Диего поежился:
— Что это пришло тебе в голову? Вот узнает отец Матео...
— А кто ему расскажет? Может, ты, брат? — прищурился Мигель
— Нет! Клянусь святым Диего из Алькалы, моим покровителем! — запальчиво воскликнул Диего.
— Разве дикие звери не разговаривали со святыми? — не слушал его Мигель. — И разве море, как и все сущее, — не творение Господа нашего?
— Так то — звери, и ты ведь пока не святой, — рассудительно заметил младший брат и осекся: уж больно странный разговор у них получается. Если их отец, или, не дай Боже, священник и вправду узнают, обоим не миновать хорошей взбучки, а то и еще чего похуже. Впрочем, с тех пор, как они по приглашению дяди Освальдо приехали в Кадис, Мигель все время ведет себя странно и готов часами пропадать в порту, хотя отец совсем тому не рад. Поневоле подумаешь, что кто-то навел на брата чары. Диего продолжил уже жалобно: — Хватит, а? Я промок. А тебя все ищут. Отец недоволен...
Что-то будто погасло в лице старшего брата. Он прерывисто вздохнул и упавшим тоном ответил:
— Пойдем, Диего.
Диего был бы рад пуститься бегом и нетерпеливо оглядывался на него. Оно и понятно: старший брат всегда был заводилой в их проказах, и непререкаемым авторитетом для младшего, а тут плетется позади, однако Мигель продолжал идти медленно, опустив голову. Он предчувствовал, что его ждет неприятное объяснение с отцом, и почти наверняка — наказание. Но гораздо больше его огорчало, что приходится уходить именно сейчас — ведь только ему начало казаться, что он различает слова в рокоте моря...




Май 1707, Эль-Ферроль

...Поразительно, как ярко видится то, что случилось много лет назад. Стоит протянуть руку и коснешься шершавого камня стен Кадиса. Мигель де Эспиноса покачал головой и откинулся на спинку кресла. На колени упал бело-розовый лепесток отцветающей магнолии, де Эспиноса сбросил его в плещущийся у самых его ног пруд...

Алехандро де Эспиноса привез сыновей в Кадис в надежде заручиться протекцией дона Освальдо де Мендосы, дяди мальчиков по материнской линии, и затем представить их ко двору. Тогда же Мигель впервые увидел море, и что-то сдвинулось в его душе. Как завороженный, он разглядывал величественные галеоны, матросов, проворно снующих по вантам, всем своим существом желая очутиться на палубе одетого облаком парусов корабля.
Разумеется, упрямство старшего сына, вдруг заявившего, что он намерен связать свою жизнь с морем вызвало негодование у дона Алехандро, человека властного и жесткого. Однако ни посулы, ни угрозы не возымели на Мигеля никакого воздействия. Такого рода бунт мог повлечь за собой самые печальные последствия для строптивого юнца, если бы ему неожиданно не оказал поддержку дядя Освальдо. Что именно убедило отца, Мигель так и не узнал. Но в итоге тот смирился. А ему объявили, что вскоре кузен Родриго, старший сын Освальдо, отплывает на Эспальолу, и на его корабле есть место для теньента Мигеля де Эспиносы.

«Охота мокнуть. Ты и впрямь одержим!» — насмешливо говорил тогда Диего.

Но Мигель ничуть не удивился, когда через несколько лет младший брат также избрал судьбу моряка.

За свою долгую жизнь адмиралу де Эспиносе довелось побывать во многих городах, но Кадис, сродни первой любви, занимал особое место в его душе. Золотой Порт, гордость Испании...

Ветер погнал рябь по поверхности пруда, лепестки магнолии заколыхались на мелких волнах, наползая друг на друга и переворачиваясь. И де Эспиносе вдруг привиделись буруны над верхушками мачт галеонов, уходящих на дно. Верно, Испания тяжко прогневила Творца, раз славная победа у стен Кадиса обернулась горчайшим поражением в заливе Виго.*

Октябрь 1702, Виго

В середине сентября 1702 де Эспиноса получил срочный приказ выдвинуться на соединение с Серебряным флотом и сопровождающими его французским конвоем и поступить в распоряжение адмирала де Веласко.
25 сентября пять кораблей де Эспиносы встретились с испано-французской эскадрой в бухте Виго. И вот уже две недели корабли стояли на рейде: Мануэль де Веласко ничего не предпринимал, ожидая приказа из Мадрида...

— И все-таки я настоятельно рекомендую... нет, я требую, чтобы Серебряный флот продолжил свой путь и шел в Эль-Ферроль. Город хорошо укреплен, а узость пролива послужит дополнительной защитой, — Мигель де Эспиноса устало потер висок. Он уже не надеялся переубедить адмирала де Веласко и французского вице-адмирала Шато-Рено.
Совещание в кают-компании испанского флагмана длилось третий час. Француз, щегольски одетый, тонко улыбался, скрывая досаду, и обмахивался надушенным платком. Его высказанное ранее предложение направиться в Брест тем более не нашло отклика у испанских союзников.
— Дон Мигель, — тучный де Веласко отдувался и недовольно сопел. — У меня есть сведения, что адмирал Рук, не сумев взять Кадис, возвращается в Англию. Так что нам никто не угрожает. К тому же, гарнизон усилен, а вход в залив перегорожен. И я не хочу рисковать, в шторм проходя Феррольским проливом.
Он поднялся на ноги, давая понять, что совещание окончено.
— Но хотя бы велите разгрузить корабли! — раздраженно бросил де Эспиноса напоследок.

Адмирал де Веласко внял таки совету и снял с галеонов часть ценностей. Но его действия запоздали: утром 23 октября море заполонили паруса кораблей англо-голландской эскадры, и Серебряный флот оказался заперт в заливе...
В безнадежной попытке не дать врагу прорваться в бухту, де Эспиноса сражался бок о бок с французами. Он потерял четыре из пяти своих кораблей. «Архангел», получивший многочисленные пробоины, со сбитым рангоутом, едва держался на воде. Не лучше дела обстояли и у союзников. И вот тогда на флагманском галеоне «Нуэстра Сеньора де ла Консепсьон» взвился сигнальный флаг: де Веласко приказывал сжечь корабли...
Стиснув руками перила ограждения юта, дон Мигель смотрел, как под воду одним за другим погружаются пылающие галеоны, унося с собой не только неисчислимые ценности, но саму надежду для Испании. Каким-то краем сознания он отметил, что Шато-Рено с остатками эскадры удалось вырваться из блокированной бухты. Затем он осознал, что его тянет за рукав один из теньентов.
— Сеньор адмирал! Вы меня слышите? Вы ранены?
Ранен? Действительно, правая штанина намокла от крови, но боли дон Мигель не чувствовал, и поэтому лишь мотнул головой.
— «Архангел» тонет. Шлюпку уже спустили. Вы должны покинуть корабль, — настойчиво твердил теньент, а де Эспиноса никак не мог вспомнить его имя.
Им овладело страшное опустошение. Казалось, что жизнь по капле вытекает из него, и причиной тому была вовсе не пустяковая царапина. И даже то, что сокровища не достанутся врагу, не служило утешением. У его страны больше не было Серебряного флота...


Глава 2

Май 1707 г., Эль-Ферроль

Адмирал Рук не стал нападать на Виго, трезво оценив надежность укреплений города. Да и к чему? В окрестностях было, чем поживиться. Разорив близлежащие деревни и несколько монастырей, захватчики обнаружили также сундуки с золотом и серебром, которые не успели отправить в Мадрид, и, удовольствовавшись этим, покинули залив Виго.
Вскоре после отплытия англо-голландской эскадры больного адмирала де Эспиносу перевезли в Эль-Ферроль.
Много дней он лежал, безучастно разглядывая полог кровати. В груди разливалась тупая боль, и дыхание самой Вечности касалось его лица. Беатрис брала его холодные руки в свои, согревая их, и даже в забытьи он ощущал ее рядом с собой. Что же не дало погаснуть тусклому огню жизни в изнуренном болезнью и отчаянием теле? Травяные настои жены? Ее любовь? Или его собственное упрямство?
Как бы то не было, де Эспиносе вновь удалось отступить от ледяной бездны. Но она осталась близко, очень близко. И хотя к весне 1703 года он поднялся с постели, даже прогулка по саду стоила ему немалых трудов.

Два чужеземных принца спорили за трон и, как хищные птицы, разрывали Испанию на части. Война шла полным ходом, но для адмирала де Эспиносы она была закончена. Погруженный в раздумья, он подолгу сидел в кресле на берегу крошечного пруда или в зале, возле разожженного камина. Перед его глазами бесконечной лентой разворачивались события прошлого, а настоящее, напротив, отодвинулось и будто подернулось пеплом.
Приходила Беатрис и, устроившись на скамеечке рядом с ним, склонялась над пяльцами с вышивкой. У них вошло в привычку молчать, однако для де Эспиносы было как никогда важно ее присутствие — жена, подобно якорю, удерживала корабль его души, не давая окончательно раствориться в зыбких видениях.
И только известие о потере Гибралтара вызвало у него вспышку ярости. Он гневно упрекал Небо в несправедливости. Как бы он желал сражаться в том бою и с честью принять смерть! Но Господь судил ему медленно дотлевать в немощи и бессилии...
Затем де Эспиноса устыдился своего малодушия и в тот же вечер попросил жену вновь читать ему. Он вслушивался в ее голос, и ему казалось, будто в окружающем его мраке брезжит свет.

***

Галисия в меньшей степени оказалась затронута военными действиями, и здесь жизнь брала свое. В прошлом году произошло немаловажное событие для дона Мигеля де Эспиносы: руки его дочери попросил дон Хуан де Кастро-и-Вильальба.
Дон Мигель осознал, что еще способен радоваться и... удивляться: его малышка Изабелита выросла. Дон Хуан происходил из хорошего рода, его земли, лежащие вблизи Ла Коруньи, приносили неплохой доход даже в нынешние печальные времена, но де Эспиноса не хотел неволить дочь, ведь той едва минуло пятнадцать. Однако Изабелита подозрительно легко согласилась, и он удивился еще больше, когда выяснил, что молодые люди уже знакомы.
«Мы слишком ее баловали. Как они ухитрились?!» — возмущенно сказал он жене.
«Разве у нас было иначе? Главное, дон Хуан ей по сердцу» — луково ответила она, и де Эспиноса впервые за долгое время улыбнулся, догадавшись, что дело не обошлось без ее участия.

Свадьба состоялась в апреле этого года, сразу после Великого поста, затем Изабелла уехала в дом мужа, оставив своего отца в некоторой растерянности — тому еще предстояло привыкнуть не слышать ее смеха...

Впрочем, именно смех он сейчас и слышал.
— Диего! — раздался возмущенный возглас, и де Эспиноса узнал голос Алонсо Гарсии — учителя фехтования, которого он недавно нанял для сына.
Снова приглушенный смешок.
Гарсия с треском продрался сквозь подстриженный кустарник и выбрался на лужайку. Поверх камзола на нем был надет кожаный нагрудник — судя по всему, Диего удрал прямо с урока.
— Диего, выходите, я знаю, что вы здесь!
Из кустов показался смущенный Диего. Оба не замечали сидевшего в тени деревьев дона Мигеля, а тот ничем не выдавал своего присутствия, с интересом наблюдая за разыгрывающейся сценой.
— Вы самовольно покинули место поединка, а это недопустимо для истинного кабальеро, — сурово произнес учитель.
Диего опустил голову, но все-таки решился возразить:
— Но ведь это не был настоящий поединок, сеньор Гарсия! А упражнения так скучны! Сколько можно держать шпагу в вытянутой руке и стоять неподвижно?!
— Эти упражнения могут весьма и весьма пригодится вам, Диего.
— Я хочу рубить проклятых еретиков! И командовать кораблем. Как мой отец!
— Что будет стоить ваша жизнь в настоящем бою, если вы не умеете защищать ее? Да к тому же, если вы не способны подчиняться приказам, кто доверит вам корабль и солдат? — нахмурился Гарсия.
— А вот мой отец и дядя... Они вовсе не подчинялись...
— Диего, — окликнул сына де Эспиноса.
Диего обернулся, и слова замерли на его губах, а щеки густо заалели.
Гарсия тоже обернулся и немедленно склонился в поклоне:
— Дон Мигель...
— Продолжайте, сеньор Гарсия, — усмехнулся де Эспиноса.
— И я уже не говорю, что вы нарушили покой вашего почтенного отца, — пробормотал тот.— И сейчас я попрошу дона Мигеля самого назначить вам наказание.
Де Эспиноса приподнял бровь, но кивнул:
— Оставьте нас. Позже Диего вернется к так опрометчиво прерванному занятию.
Учитель фехтования поклонился еще раз и отошел от них. Дон Мигель дождался, когда он скроется за живой изгородью, затем, опираясь на трость, встал.
— Пройдемся, сын.
Понурившись, Диего шагнул вслед за ним, и они пошли по огибающей пруд дорожке.
— Ты собирался сказать, что ни я, ни твой дядя не подчинялись приказам, — начал дон Мигель. — От кого ты узнал это?
Диего лишь еще ниже опустил голову.
— Ну же, я жду ответ.
— Я... дал слово, отец, — выдавил Диего.
— Вот как? И ты осмелишься перечить своему отцу? Ты же знаешь, что я накажу тебя.
— Даже если вы велите наказать меня... И даже если выпороть, я... не могу назвать вам его имя. Потому что... это недостойно истинного кабальеро! — Диего гордо вскинул подбородок и в упор посмотрел на отца.
Тот окинул сына внимательным взглядом, но Диего не опустил глаза. Тогда дон Мигель серьезно проговорил:
— Что же, держать слово — это весьма похвально и делает тебе честь. Впрочем, подозреваю, что это был старый Паскуаль.
— Но вы же не прогоните его? — заволновался Диего, мгновенно превратившийся из гордого кабальеро во взъерошенного десятилетнего мальчишку. — Еще он сказал, что вы оба были великими моряками. И полководцами...
— Премного ему благодарен... — хмыкнул дон Мигель. — Но к делу. Знай: сеньор Гарсия прав.
Во взгляде Диего появилось удивление.
— Да, Диего. И еще — приказы могут быть разумны или глупы. Или казаться таковыми. Самое точное следование им не убережет тебя от поражения. А ослушавшись, ты можешь обрести славу. Или покрыть себя позором...
Дон Мигель остановился и замолчал, глядя прямо перед собой.

Май 1686 г, Сан-Хуан де Пуэрто-Рико

— На рейде бросил якорь прекрасный корабль. Представь мое изумление, когда я узнал, что он принадлежит тебе, — адмирал де Эспиноса испытующе взглянул на своего брата.
Диего, меланхолично потягивающий из высокого бокала золотистую мальвазию, при этих словах встрепенулся:
— «Синко Льягас» наконец-то пришел из Кадиса. Хорош, правда?
— Не знал, что ты решил обзавестись еще одним кораблем.
— Хотел удивить тебя.
— И весьма преуспел в этом. Судя по обводам, у «Синко Льягас» должны быть замечательные ходовые качества.
— Еще бы! Его же строили на лучшей верфи! Я ждал его еще в марте, но отплытие запоздало. К тому же, как ты знаешь, у меня только один корабль, — Диего криво усмехнулся: — теперь, когда «Сан Феллипе» так поврежден, что вряд ли имеет смысл заниматься его ремонтом. Но с таким кораблем, как «Синко Льягас»... — он замолчал, в его глазах вспыхнул мрачный огонь.
— Диего, есть ли еще что-то, что я должен знать? — нахмурился Мигель.
— Что именно? — с нарочитым безразличием спросил Диего.
— Я понимаю, ты взбешен потерей галеонов, но... Сейчас не самый удачный момент для необдуманных действий, да еще в одиночку. Так что прошу — будь осторожен.
— Слушаюсь, мой адмирал, — в шутливой клятве поднял руку Диего, но отвел взгляд...

...Впоследствии адмирал де Эспиноса не переставал корить себя: почему он не проявил достаточной настойчивости и не выяснил намерений брата? Не предвидел того, что Диего, глубоко уязвленный потерей кораблей, не смирится с унизительным поражением? Ведь в его власти было запретить Диего тот злосчастный налет на чертов Барбадос...

Видимо, дон Мигель молчал слишком долго, и Диего начал переминаться с ноги на ногу. Дошел ли до мальчика смысл его слов?
— Запомни, Диего: никто не пройдет свой земной путь, ни разу не ошибившись. Ценой ошибки простого солдата может быть его жизнь. Полководец же за свою ошибку заплатит цену намного — намного! — выше. А теперь ступай. Сеньор Гарсия ждет тебя.
— И вы не накажете меня? — недоверчиво спросил Диего.
— Нет, если ты дашь слово не совершать впредь поступков, недостойных истинного кабальеро, — ответил дон Мигель, пряча усмешку.

Диего резво припустил в сторону дома. Де Эспиноса смотрел ему вслед. Диего все больше напоминал ему брата. Тот же взгляд из под темных кудрей, та же лукавая улыбка. Но дело было даже не во внешнем сходстве. Дон Мигель был уверен, что сын не выдал бы старого пройдоху Паскуаля, несмотря на самое суровое наказание...

Август 1649, Кордова

— Дзынь!
В центре витража с изображением Святого семейства на пути в Египет появилась дыра с зубчатыми краями. Разноцветные осколки посыпалась на камни мостовой. Мигель остолбенело взирал на дело своих рук. Он слишком рано отпустил свободный конец пращи, и камень, вместо того, чтобы ударить в стену, разбил центральный витраж в их замковой часовне.
— Мигель... — в округлившихся глазах младшего брата был испуг, — ох, Мигель...
Из-за угла часовни донеслись шаркающие шаги. Наверняка, отец Матео услышал звон бьющегося стекла.
— Бежим! — Мигель дернул Диего за руку.
Они побежали к конюшне, где, никем не замеченные, забрались на сеновал. Снаружи раздавался сердитый голос отца, и сердца мальчиков замирали. Однако в конюшню так никто и не заглянул. Постепенно все стихло. Приподнявшись, Мигель некоторое время прислушивался, затем оглянулся на Диего:
— Все ушли. Пора выбираться, — Но тот отрицательно покачал головой. — Тебе-то чего боятся, трусишка? — Младший брат обиженно насупился, но решения своего не изменил. Тогда Мигель досадливо махнул рукой: — Ну и сиди тут, пока тебя мыши не загрызут.
Он съехал с груды сена, и, отряхнув с одежды сухие травинки, гордо прошествовал к дверям.

Мигель бродил в окрестностях замка около часа. И ему неоткуда было знать, что вскоре после его ухода отец догадается обыскать конюшню. Конечно же, Диего нашли, и он предстал перед разгневанным отцом. Однако мальчик упорно отрицал их с братом причастность к происшедшему. Придя еще в большую ярость, дон Алехандро приказал Лопе, их конюху, выпороть Диего. Но все было тщетно. Стойкость младшего сына, судя по всему, явилась неожиданностью для дона Алехандро и поколебала его уверенность в виновности кого-то из детей. Он остановил наказание и велел Диего убираться на все четыре стороны.
Лопе и рассказал обо всем этом вернувшемуся Мигелю. Потрясенный, тот бросился на поиски брата и насилу отыскал его в самом дальнем, заросшем жасмином и свинчаткой уголке сада.
— Диего... — Диего смотрел исподлобья и на его чумазых щеках еще не просохли дорожки слез. Это еще больше усугубило терзания Мигеля: — Я сейчас же пойду к отцу и все расскажу!
Однако Диего запротестовал:
— Не надо!
— Почему? Ты терпел боль из-за меня!
— Тогда получится... — Диего всхлипнул, но сказал твердо и уверено: — что я терпел зря.
Мигель изумленно уставился на брата, не зная, что возразить, а тот добавил, пытаясь улыбнуться:
— Я не хочу, чтобы и тебе пришлось... терпеть. Да и не очень-то было и больно. Лопе меня жалел.

Почему-то отец не стал расспрашивать старшего сына, сообщив лишь свой вердикт: поскольку виновника не представляется возможным выявить, а проступок слишком серьезный, чтобы оставаться без последствий, оба непочтительных отпрыска целый месяц будут соблюдать самый строгий пост, дабы смирить гордыню и задуматься о пагубности греха лжи.

...Они месяц просидели на хлебе и воде, но отец так и не узнал, кто же разбил драгоценный витраж.


Глава 3

Усталость налила тяжестью тело, следовало бы вернуться к опостылевшему креслу и отдохнуть, однако, не желая поддаваться слабости, де Эспиноса свернул с дорожки на главную аллею сада. Он думал о брате — каким тот был в детстве и юности. Их дружба с годами превратилась в глубокую привязанность, хотя виделись они нечасто...

Июнь 1665 года, Кадис

Толкнув дверь капитанской каюты, Диего де Эспиноса остановился на пороге и присвистнул:
— Недурно!
Мигель поднял голову от заваленного рулонами карт стола.
— Диего! Я уж думал, что-то помешало тебе отплыть из Гаваны, однако капитан Фернандес сообщил, что ты в Кадисе, — Выйдя из-за стола, он подошел к брату и обнял его: — Здравствуй, брат. И где ты пропадал целую неделю?
— Я отправился в... паломничество.
— В самом деле? И куда же?
— В монастырь Святой Клары. Поклониться чудотворной статуе Господа нашего. И святым мощам.
Мигель недоверчиво посмотрел на него:
— Твердость твоей веры не вызывает ни малейшего сомнения, однако... все ли мощи, которым ты поклонялся, были святыми?
— Т-с-с, братец, — понизил голос Диего, — на кораблях такие тонкие переборки...
— Как ее зовут?
— Каталина де Вильянуэва.
При этих словах пришел черед старшего брата присвистнуть.
— Как это тебя угораздило? Впрочем, во вкусе тебе не откажешь. Как и в безрассудстве, — он неодобрительно покачал головой. — А как же твоя нареченная?
Диего неопределенно пожал плечами:
— Свадьбу отложили еще на год, на этот раз из-за болезни ее отца. А сам-то ты что? Думаешь, ты и дальше сможешь увиливать от той же участи? Наверняка, отец скоро подыщет тебе невесту, если уже не сделал это.
Мигель неохотно буркнул:
— Значит, придет время исполнить мой долг.
— Уф, и ты забудешь бархатные очи доньи Химены? — младший брат ухмыльнулся, заставив недовольно поморщиться старшего. Поскольку ответа не последовало, Диего, присмотревшись к лежащему на столе узкому конверту, воскликнул:
— Ха, уж не от нее ли я вижу послание? Что же, утешить прекрасную вдовушку — дело благое...
— Диего!
— Ну... не сердись, — примиряюще сказал Диего и, чтобы перевести разговор в другое русло, спросил: — И каково быть капитаном? Говорят, сам адмирал де Ибарра благоволит тебе.
— Ты тоже года через два сможешь командовать кораблем. Если станешь серьезнее.
Диего встряхнул головой, отбрасывая упавшую на глаза волнистую прядь волос.
— Вся наша фамильная серьезность досталась тебе, братец.
— Повеса, — беззлобно проворчал Мигель. — Но я слышал, что и ты отличился в стычках с буканьерами на западе Эспаньолы.
— Этот сброд? — презрительно скривил губы Диего. — Не нужно особой доблести, чтобы истреблять их. Они подобны животным, а их женщины...
— Только не говори, что тебя прельстили их женщины!
Диего захохотал:
— Не скажу. Они столь же несговорчивы, сколь безобразны. О! — он кивнул на лежащую на рундуке гитару с темным грифом и богато украшенным корпусом: — все еще слагаешь серенады?
— Иногда, — уклончиво ответил Мигель.
— Не одолжишь мне на сегодняшний вечер?
— Диего, стены, окружающие дом де Вильянуэва, высоки, а сторожа злы.
В голосе старшего брата отчетливо слышалась тревога, но Диего беспечно рассмеялся:
— Огонь страсти сжигает все преграды на своем пути.
— Смотри, как бы этот огонь не припек тебе пятки. Сеньорита де Вильянуэва просватана за дона Сальвадора де Васкеса. Он не прощает обид. Да и ее отец шуток шутить не любит.
— Не впервой!
— Пеняй на себя, брат. Знай только, что мне бы очень не хотелось лицезреть твой труп с проломленной головой.
Диего отмахнулся:
— Не о чем беспокоится. В Кадисе не только у дома де Вильянуэва есть благоуханный сад. Лучше скажи, где ты остановился. Или ты и вовсе не сходишь со своего корабля?
— На площади Сан-Хуан, белый дом по правую сторону от церкви.

Мигеля разбудил громкий, лихорадочно-торопливый стук в дверь. Он выскочил из спальни и едва не столкнулся на лестнице со слугой: старый Густаво, шаркая, спускался вниз. В руках у него был мушкет времен войны во Фландрии. Из каморки под лестницей выглядывала заспанная перепуганная Марселина, кухарка.
Стук повторился, и Густаво крикнул, вскидывая мушкет:
— Терпение, терпение, мой добрый сеньор! Сейчас я вас привечу!
— Откройте! Во имя милосердия...
Мигель похолодел, узнав голос Диего.
— Убери мушкет, Густаво!
Он слетел по лестнице и, отодвинув засов, распахнул дверь. И едва успел подхватить брата, сползающего по стене дома.
— Ты ранен?! Густаво, лекаря!
— Не надо лекаря... — пробормотал Диего и обмяк в его руках.
Проявив неожиданную прыть, Густаво велел растерянно застывшей Марселине найти чистого полотна и согреть воды. Затем он помог Мигелю перенести Диего в спальню и устроить на кровати.
Роскошный камзол Диего превратился в лохмотья, немного выше колена правой ноги обнаружилась обильно кровившая рана: бедро было разорвано клыками необычайно крупной собаки. На руках имелись и другие укусы, поменьше.
Густаво много лет тянул солдатскую лямку, и, как и всякий солдат, был сведущ в ранах. Осмотрев Диего, он заявил, что, хвала Господу, бедренная артерия не задета и жизни молодого сеньора ничего не угрожает. Мигель склонен был с ним согласиться, поскольку в ином случае Диего истек бы кровью на месте.
Что-то ворча себе под нос, старый слуга ушел к себе.
Мигель с тревогой и досадой смотрел на бесчувственного Диего, распростертого на кровати. Куда непутевый брат вляпался на этот раз? Или его занесло еще и поохотиться в Сьерра-Морене?
Вернулся Густаво, держа в руках круглую коробочку из желтоватого металла, внутри которой была странно пахнущая темная мазь.
— Что это? — подозрительно спросил Мигель.
— О, это снадобье творит чудеса! Не извольте беспокоится, мне его дал один монах. Святой человек, отшельник с горы Альмансор.
Мигель кивнул и вдруг спохватился:
— Надо проверить, нет ли крови на мостовой перед домом...
Однако, не успел он договорить, как за окнами громыхнуло, и по стеклам защелкали первые капли дождя.
— Впрочем, дождь скроет все следы. Моему брату везет, — Мигель хмыкнул безо всякого сочувствия, — хотя он того и не заслуживает.
Причитающая кухарка принесла наполненный горячей водой тазик и кусок полотна. Густаво пресек ее жалобы и отправил восвояси, молиться Пресвятой Деве за здравие молодого сеньора. Потом, смыв кровь с бедра Диего, стал наносить мазь.
Диего дернулся и простонал:
— Мигель...
Страх за брата уступил место злости:
— А, ты пришел в себя! И где это тебя так отделали?
— Чертов Вильянуэва... он держит у себя настоящих чудовищ... Я заколол двух собак своим кинжалом, но в доме поднялся переполох...
— Так все-таки ты залез к нему в дом?!
— А-а-а! — взвыл Диего.
— Терпи! — прикрикнул на него Мигель. — Ты и в самом деле болван! Тебя кто-то узнал?
— Нет... не думаю...
— Хорошо, если так. Как тебе удалось выбраться?
— Каталина... дала мне ключ от калитки...
— Бедная девушка. А что будет с ней, ты подумал?
Диего ничего не ответил, а Мигель, придя в еще большую ярость, прорычал:
— Ты обесчестил ее?!
— Нет! Мы только...
— Надеюсь, ты не врешь. Но если сеньорита де Вильянуэва назовет твое имя, твоя жизнь не будет стоить и песо.
— Каталина? Никогда... Но... твоя гитара... — виновато пробормотал Диего, корчась от боли под руками Густаво. — Она осталась там... Прости...
Мигель досадливо прикусил губу.
— Думаю, обойдется, — помолчав, сказал он. — Я, в отличии от тебя, не шлялся с ней по благоуханным садам Кадиса, а изготовивший ее мастер живет в Мадриде. — Потом он жестко усмехнулся: — В любом случае, как только встанешь на ноги, тебе придется уехать. Отправиться в новое паломничество, например. А еще лучше — вернуться на Эспаньолу.
— Я умею сражаться... и если дон Сальвадор вызовет меня...
— Не будь глупцом. Дон Сальвадор велит подстрелить тебя из засады. Как куропатку...


...Разве он недостаточно знал своего брата?
Диего, пылкий и упрямый; часто, слишком часто идущий на поводу своих желаний. Он без конца попадал в передряги, из которых выпутывался лишь чудом. Став старше, Диего, конечно, не в пример больше прислушивался к голосу разума, но не утратил присущей его натуре импульсивности.
Мысленно возвращаясь в роковой для них май 1686-го, де Эспиноса вздохнул. Наверняка, он смог бы предотвратить очередное безрассудство брата, если бы остался на Пуэрто-Рико, но ему надо было спешить в Санто-Доминго. А потом... потом он мог лишь медленно сходить с ума от ненависти...
В конце аллеи показалась жена, и де Эспиноса почувствовал, что невольно улыбается.
Время оказалось милосердным к его Беатрис: ее походка была все так же легка, и в темных волосах почти не было серебра, вот только черты лица стали строже. Его жена, его сокровище... За какие же неведомые добродетели Небо ниспослало ему такой дар?
Жизнь вдруг увиделась де Эспиносе пестрым гобеленом, где причудливым узором сплелись любовь и ненависть, триумф и отчаяние. Убери одну нить — и узор станет другим, а то и вовсе исчезнет. После гибели Диего, пожираемый чувством вины, он жил местью и во имя мести, и его гобелен ткался лишь из черной нити горя и боли, и алой — ярости. Но однажды все изменилось. Де Эспиноса вспомнил безумный осенний день, когда бросился в погоню за своенравной дочерью алькальда Сантаны. И догнал, и сделал своей. И полотно его жизни вновь вспыхнуло ярким многоцветьем.
И вдруг - встреча с заклятым врагом, ставшая спасительной для Беатрис и маленького Диего. Тогда будто замкнулся незримый круг, и неожиданно для самого себя, де Эспиноса примирился с Судьбой...
И единственное, о чем ему оставалось сожалеть — что его гордыня и упрямство причинили его Беатрис слишком много страданий.
Жена подошла к нему, и де Эспиноса, обняв ее за плечи, прижал к себе.
— Что пишет Изабелита?
Беатрис удивленно вскинула голову:
— Как ты догадался, что пришло письмо?
— Да вот, догадался, — усмехнулся он.
— Она пишет, что все благополучно, и я уверена, что так и есть.
— Даст Бог, так будет и дальше, — Де Эспиноса жадно вглядывался в ее лицо, будто желая запечатлеть в памяти каждую черточку. — Моя маленькая сеньорита Сантана, тебе было тяжело со мной?
— Я счастлива с тобой, Мигель, но... почему ты спрашиваешь?
Де Эспиносе так много нужно было сказать ей, но дыхание перехватило. Он попытался набрать в грудь воздуха и не смог. И в этот миг ясно осознал, что отпущенное ему время истекает. Что оно уже истекло.
— Мигель! — отчаянно вскрикнула Беатрис
— Я всегда любил тебя... Беатрис...
А затем из дальнего далека надвинулся шелест волн, и де Эспиноса почувствовал на губах соленый вкус моря...

— Мигель!
Худощавый подросток на краю мола оборачивается и радостно улыбается, увидев бегущего к нему мальчика помладше.
Море шумит уже совсем близко, и в его голосе Мигелю удается наконец расслышать то, что чудилось ему всю его жизнь
— Ты мой... мой... Теперь и навсегда!


______________________________________________________________
* Битва в заливе Виго, когда Серебрянный флот Испании оказался затоплен в бухте, относится к событиям Войны за испанское наследство. По мнению одних историков, на дно ушли несметные сокровища, однако другие полагают, что все-таки большую часть ценностей удалось снять с кораблей и отправить в глубь страны.

@темы: Рафаэль Сабатини, Джен, Гет, Фанфики

---

А как же там с золотом бухты Виго?

[Nunziata]

По следам капитана Немо, фактически
Интересно - собирая матчасть для фика по Одиссее капитана Блада, внезапно пришла в бухту Виго, упоминаемую в романах Верна)))

Некторые источники утверждают, что все золото на дне.
Другие - говорят, что все таки удалось снять большую часть ценностей с кораблей и отправить... куда?
в пользу вторых - что до сих пор затонувшие сокровища не удалось найти.
Судить вам, дорогие сообщники
Даю подборку ссылок и выдержек из них

coollib.com/b/209550/read

Путь до Азорских островов «серебряный конвой» прошел без приключений, хотя переход был довольно тяжелым. На Азорах до Веласко дошли известия, что война с Англией и Голландией началась. По слухам, караван у берегов Испании уже караулила английская эскадра адмирала Клаудисли Шовеля. На военном совете Шато-Рено предложил двигаться к одному из французских портов (предпочтительно — к Бресту), поскольку там можно было ждать помощи да и сами эти порты были прилично укреплены. Кроме того, там можно было доукомплектовать экипажи кораблей. Дон Мануэль яростно воспротивился этому, сообщив, что его инструкции не позволяют принять подобное предложение. В конце концов решили идти в Виго, однако проследовать на почтительном расстоянии от мысов Сент-Винсент и Финнистере, чтобы не встретиться с англичанами.
30 мая 1702 года из Торбэя вышла объединенная англо-голландская эскадра из 50 кораблей под командованием Джорджа Рука. Направилась она к испанскому Кадису — союзники хотели захватить этот важный порт, дабы обеспечить себе плацдарм для высадки войск на территории Пиренейского полуострова.
В сентябре 1702 года караван достиг берегов Испании. Прибывшие на борт капитан-генерал Испании принц Брабансон и дон Фелипе Араухо сообщили, что месяц назад большая английская эскадра под командованием адмирала Рука осаждала Кадис и, потерпев неудачу, охотится за «серебряным конвоем». Они посоветовали идти в Эль-Ферроль, хорошо защищенный батареями порт, но Шато-Рено решил сопроводить конвой в Виго, поскольку там было довольно тихо, а узкий проход на рейд можно было основательно перекрыть бонами и установленными на берегах батареями. 22 сентября 1702 года la Flota de Оrо вошел в залив Виго. Галеоны укрылись в небольшой бухте Ульо у острова Сен-Симон, а военные корабли встали на якорь у входа в залив — напротив сторожевых башен Ранде и Корбейро. Первая часть задачи была выполнена — галеоны с сокровищами дошли до берегов Испании.
Сразу же начались лихорадочные работы по обеспечению надежной защиты порта. В Виго были срочно направлены войска, началась реставрация башен Ранде и Корбейро, на каждую из них установили 8 бронзовых и 12 железных пушек; все эти орудия были сняты с испанских кораблей. Между башнями была натянута цепь и установлены боны, полностью перекрывавшие проход к фондо де ла Риа (входу в залив). За заграждением поместили военные корабли. На башнях были размещены гарнизоны из 200 французских и 150 испанских моряков, в фортах Виго — Кастро и Сан-Себастьян — соответственно, 1500 и 1300 солдат. Кроме того, еще 3000 штыков были в резерве.
27 сентября началась разгрузка серебра, за которой наблюдали принц Брабансон, адмирал Шато-Рено и члены коммерческой гильдии Севильи. К Виго в срочном порядке было собрано около 500 подвод, крестьянам платили по одному дукату за лигу расстояния, поэтому многие приехали из других областей. К 14 октября практически все серебро и товары были уже сгружены. На галеонах оставалась только контрабанда — припрятанные серебряные монеты, золотые украшения и практически весь груз кошенили. Дело в том, что воровство — и в колониях, и в метрополии — было бичом испанской монархии, поэтому король, выслушавший отчеты принца Брабансона и дона Хуана де Ларрея, был уверен, что беспокоиться не о чем, все товары уже на суше. 3650 ящиков серебра, поднятые на галеоны в Вера-Крусе, согласно описи дона де Веласко, были сгружены в Виго, если верить документам принца Брабансона. Так что разговоры о «перегруженных серебром кораблях» из английских источников не что иное, как вымысел. Забегая вперед, скажем, что английским адмиралам был выгоден такой обман, но об этом позже. Согласно описи принца Брабансона, в общей сложности с галеонов сняли товара на 13 639 230 песо, из которых 6 994 293 песо сразу же легли в сундуки Филиппа Анжуйского[15].
18 октября испанские агенты донесли, что англо-голландский флот адмирала Джорджа Рука, ушедший из-под Кадиса, разделился: одна его часть направилась в Индию, а вторая — на «зимние квартиры», в Англию. Получив такие вести, защитники Виго расслабились — разгрузка была временно приостановлена, часть бонов разведена Однако эта информация оказалась в корне неверной, как раз в это время до Рука дошли слухи, что «серебряный конвой», который так долго искали, стоит в бухте Виго[16]. 20 октября англо-голландцы подошли к стоянке la Flota de Оrо. Эскадра состояла из 30 английских и 20 голландских кораблей и имела на борту 13587 солдат под общим командованием графа Ормонда. Авангардом англичан командовал вице-адмирал Хопсон, державший флаг на «Принс Джордже», центром — контр-адмирал Фэйрбон на «Сент-Джордже», арьергардом — контр-адмирал Грэйдон на «Триумфе». Голландское соединение из 20 кораблей под командованием адмирала Ван дер Гоеса шло позади англичан.
Силы французов и испанцев были намного меньше —17 линейных кораблей и 18 галеонов. По пушкам англо-голландцы, несомненно, превосходили противника: к примеру, флагманский «Ройал Соверин» нес 110 орудий, «Сент-Джордж» и «Принс Джордж» — более 90. У французов на кораблях было не более 70 орудий, поскольку, как мы помним, Шато-Рено отправил все 90- и 80-пушечники в Брест. У испанцев же дело обстояло еще хуже — на все 18 галеонов у них было 178 орудий, причем калибры не больше 18-фунтовых.
22 октября Рук бросил якорь у мыса Кангас, недалеко от фортов Кастро и Сан-Себастьян, с которых тяжелые орудия испанцев открыли огонь по кораблям.
Вечером на борту «Ройал Соверина» провели военный совет, где решили сначала, высадив десант, захватить Гранде и Корбейро, а корабли в это время попробуют проломить боны и дадут бой французским линкорам.
23 октября, в 10 утра 4000 английских солдат были высажены в бухточке Теис, недалеко от башни Гранде. Гренадеры Ормонда пошли на штурм, но 200 французских моряков оказали им упорное сопротивление. В конце концов, когда у французов кончились боеприпасы, англичане взяли башню.
Вице-адмирал Хопсон, пересевший на «Торбэй», во главе английского флага устремился к заграждению, которое удалось быстро проломить. Корабли Рука быстро подошли на пистолетный выстрел к эскадре Шато-Рено и открыли убийственный огонь. Французы с отчаянием обреченных пытались отбить атаку, но силы были слишком неравны. Веласко и Шато-Рено решили сжечь корабли, дабы они не достались англичанам, и вскоре они зачадили один за другим. Сгорел весь груз кошенили, которую испанцы не успели выгрузить. Нападавшие смогли захватить 6 французских и один испанский корабль («Альмиранта де Асогес»), но они были в таком ужасном состоянии, что вскоре их просто сожгли.
Рук и Ван дер Гоес ворвались в бухту Виго и высадили десант рядом с островом Сан-Себастьян. Был разграблен монастырь Сан-Фелипе рядом с Виго — англичане не только вынесли все ценности, но и изрезали образа католических святых. Но на штурм самого Виго Рук не решился. Грабежи продолжались еще 4 дня. Особенно отличился кэптен Немо, которому на захваченном галеоне удалось найти целый сундук с серебром.
27 октября подошла эскадра английского адмирала Шовеля из 20 кораблей, Рук усилил ее 7 кораблями, и 30 октября удалился с захваченным в Англию. Общая сумма, в которую оценивалось награбленное, была не очень большой — 350–400 тысяч песо. Шовель оставался в Риа де Виго еще какое-то время и ушел с 7 захваченными кораблями, из которых 5 были сожжены во время перехода ввиду их отвратительного состояния[17].
Битва в бухте Виго стоила голландцам и англичанам 800 человек. Французы и испанцы потеряли около 2000 солдат и матросов, однако основной потерей Испании был большой торговый флот, теперь богатства колоний не на чем было доставлять в метрополию. В конце ноября 1702 года в английском парламенте состоялись слушания, посвященные бою в Виго. Депутаты Палаты общин обрушились с критикой на действия адмирала Рука (об этом рассказ впереди). Сумма захваченного также вызвала негодование парламентариев — 400 тысяч песо, это ведь всего 150 тысяч фунтов! А расходы на одну только эскадру Рука превысили 600 тысяч фунтов!
Чтобы хоть как-то подсластить пилюлю адмиралу Руку, в честь победы в Виго Монетным двором Англии по указанию королевы Анны была выпущена золотая гинея с изображением тонущих испанских галеонов, а также была отчеканена памятная медаль. По этому поводу многие англосаксонские историки утверждали, что из захваченного серебра и золота чеканились особые монеты.
Сокровища, привезенные «серебряным конвоем» 1702 года, позволили Испании заново создать и обучить свою армию, которая позже доставила много неприятностей сторонникам эрцгерцога Карла. Французы получили свою долю, но очень болезненно переживали потерю кораблей Шато-Рено в Виго. Тем не менее во время основного морского сражения Войны за испанское наследство — при Малаге — они имели небольшое преимущество, хотя не смогли его реализовать. История же с «серебряным флотом» не позволила французам надежно прикрыть испанские коммуникации. Если бы эскадры Кэтлогона, Шато-Рено, дю Касса (о нем речь впереди) и д'Эстрэ были объединены, то в общей сложности флот Леванта мог бы выставить против Рука 52 линейных корабля.



www.cult-turist.ru/country-topics/740/?q=524&it...

Событие, больше всего прославившее Виго, произошло в начале 18 века. В 1701 году великие державы вступили в борьбу за право посадить на испанский трон своего ставленника. Началась война за испанское наследие. В Испании была катастрофическая нехватка денег, которых не хватало даже на содержание немногочисленных гарнизонов. Острая нужда в деньгах заставила короля Испании Филипп V выжимать из латиноамериканских колоний всё что можно. Был собран торговый флот под командованием адмирала и генерала Мануэля де Веласко с грузом в 118 млн. серебряных песо и 9 млн. золотых дублонов (это более 3400 тонн серебром и 200 тонн золотом). Филиппины были испанской колонией, однако вывоз товаров через Индийский океан был закрыт ввиду того, что лежащая на пути Индонезия принадлежала враждебными голландцам. Поэтому товары вывозились караванами через Тихий океан и Южную Америку. Один из таких караванов, с грузом товаров на 30 млн. песо, присоединился к флоту де Веласко. В общей сумме было 20 галеонов. Охрану составляли 20 боевых французских кораблей под командование вице-адмирала и маршала Франсуа Луи Русилье, маркиза (по другим данным графа) де Шато-Рено (1637 – 1716).

Среди испанских городов только Севилья имела право торговать с колонией. На тот момент, однако, в опасной близости к пути следования стоял совместный британско-голландский флот общей численностью 49 судов под командованием английского адмирала Джорджа Рука (1650 – 1709), осаждавший Кадис. Чтобы не подвергать опасности столь ценный груз, вице-адмирал Русилье и адмирал де Веласко решили переждать осаду в заливе Виго, куда прибыли 22 сентября 1702 года, и где ожидали дальнейших приказаний. Были предприняты дополнительные меры предосторожности: залив был перегорожен сооружениями из брёвен, а батареи фортов усилены матросами. Большинство историков считает, что лишь небольшая часть драгоценного металла (12 млн. песо) была сгружена и отправлена в столицу по суше, остальная дожидалась распоряжения из Мадрида. Часть историков говорит обратно: к моменту битвы большая часть драгоценного металла была сгружена на берег.

23 сентября попытка взять Кадис окончилась поражением, и адмирал Рук вынужден был отступить. Узнав о караване из Америки, Рук решил попытать счастье и захватить его, чтобы компенсировать своё поражение. Англо-голландский флот блокировал залив 23 октября и, высадив десант по обеим сторонам залива, начал битву. Она продлилась около суток. Английский десант захватил форты и разрушил деревянное заграждение, после чего в дело вступил флот. Британцы разгромили французов, лишь нескольким кораблям во главе с вице-адмиралом Русилье удалось прорваться. Видя отчаянность положения, адмирал де Веласко приказал поджечь торговые суда. Пять из них англичанам всё же удалось захватить. Сам город был надёжно защищён стенами, британцы не решились его трогать. В общей сложности британцы и голландцы потеряли 800 человек убитыми и 500 раненными, а испанцы и французы 2000 убитыми и 2000 раненными.

Поспешно нагрузив деньгами самый большой из захваченных галеонов, Рук направил его в Англию. Однако прямо на выходе из залива судно напоролось на риф и затонуло. Небольшую часть денег и товаров всё же удалось довести до Англии. Британцы сумели воспользоваться символическим значением победы по-максимуму: отчеканили из полученного металла партию монет с надписью Виго и назвали в честь победы улицу в Лондоне. Большая партия нюхательного табака, привезённого среди трофеев, была продана в Лондоне и дала начало английской моде нюхать табак.

Сразу после битвы распространился слух, что большая часть эти сказочных сокровищ затонула, что вызвало нездоровый интерес к бухте Виго среди авантюристов, кладоискателей и местного населения. Сам Жюль Верн посетил Виго специально ради этой истории, а затем в книге «20000 лье под водой» описал главным источником средств капитана Немо сокровища залива Виго. Недавно, в 2007 году, одна немецкая компания провела обследование дна и не обнаружила следов сокровищ. Это служит серьёзным аргументом в пользу версии о том, что большая часть их была сгружена на момент нападения.


еще из Вики

Предыстория[править | править вики-текст]
Сэр Джордж Рук был послан с большими англо-голландскими войсками чтобы захватить испанский город Кадис, но отступил после поражения 12 (23) сентября. Во время стоянки в Лагосе для пополнения запасов воды Рук узнаёт, что в заливе Виго укрылся флот, нагруженный богатствами, равных которым испанские колонии никогда до того не отправляли в метрополию — около 118 млн серебряных песо и 9 млн золотых монет (в пересчете на современные меры свыше 3400 тонн серебра и 200 тонн золота).[1] Кроме того, галеоны везли товары из юго-восточной Азии — шелк, фарфор, жемчуг, пряности и многое другое на сумму 30 млн песо. Столь драгоценный транспорт сопровождала французская военная эскадра. Флотилия направлялась в Кадис — первый испанский порт, где останавливались корабли из Америки. Но на подходе к нему командовавший французами адмирал Шато-Рено узнал, что Кадис блокирован англо-голландским флотом, и предложил своему испанскому коллеге Мануэлю де Веласко направиться к берегам Галисии, чтобы укрыться в удобном для такого случая заливе Виго. 22 сентября они достигли намеченной точки. Де Веласко ждал распоряжений из Мадрида и не решался разгружать суда, равно как и покидать Виго. Несмотря на то, что лишь 8 (19) октября он отправил в испанскую столицу первую партию груза (примерно 12 млн монет), к прибытию англо-голландской экскадры практически все серебро и золото было сгружено и отправлено во внутренние районы страны. С прибытием Рука франко-испанский флот оказался блокированным в заливе.

Бой
4000 английских солдат пошли на штурм двух фортов, стоявших по берегам наиболее узкой части залива, а корабли Рука атаковали лучше вооруженные, но менее маневренные французские суда. Бой длился более суток и закончился разгромом французской эскадры. Шато-Рено с несколькими кораблями удалось вырваться из залива. Мануэль де Веласко, предвидя исход сражения, отдал приказ затопить все галеоны. Но храбрецы Джорджа Рука все же успели захватить пятерых «испанцев». Один из них — самый крупный, с большей частью драгоценной добычи — британский адмирал, не мешкая, отправил в Англию. На выходе из залива галеон напоролся на риф и затонул. Тем не менее, несколько десятков тонн уцелевших золота и серебра вкупе с ценными товарами стали достаточным свидетельством блестящей победы, не столько обогатившей Британию, сколько опустошившей казну её врагов.

Итоги боя
Ещё до наступления нового года Королевский монетный двор отчеканил шиллинги и полу-гинеи с надписью VIGO на аверсе, а в 1703 году — все номиналы от шестипенсовика до кроны, а также золотые полу-гинеи, гинеи и монеты в пять гиней. Любопытно, что с добычи в бухте Виго началось пристрастие англичан к нюхательному табаку,[1] огромная партия которого находилась на одном из захваченных судов и была распродана в Лондоне.


вот тут художественное почти
www.e-reading.club/chapter.php/1009750/76/100_v...

Стоял вечер 24 октября 1702 г. Английская пушка палила весь день, закрыв проход 23 французским кораблям. Адмирал Мануэль де Веласко стоял на капитанском мостике флагманского галиона «Иисус-Мария-Иосиф» и следил в подзорную трубу за быстрым приближением англо-голландской эскадры. До них оставалось не более двух миль, и расстояние это быстро сокращалось. Испанскому адмиралу предстояло сделать трудный выбор: либо позволить англичанам завладеть сокровищами, либо отдать приказ о затоплении. Выбрать первое казалось немыслимым. Неужели к горечи поражения добавится сознание того, что врагу досталось такое сказочное богатство?! Не лучшим виделся и второй выход – он означал, что 3400 тонн драгоценного металла будут потеряны навсегда.
100 великих загадок истории Франции

Битва в заливе Виго

Времени на раздумья уже не оставалось. В последний раз бросив взгляд в подзорную трубу, адмирал Мануэль де Веласко обернулся к стоящему рядом офицеру и коротко отдал приказ.
Озарив небо прощальной вспышкой, за неровный край гор закатилось солнце. Красавцы-галеоны один за другим медленно опускались в воду, унося в вечный сумрак морских глубин груды золота, которое люди так часто принимают за второе солнце.
Итак, шел год 1702 от Рождества Христова. Уже два года длилась война за Испанское наследство. Толчком к ней послужило восшествие внука Людовика XIV – Филиппа V – на испанский престол, завещанный ему Карлом II. Вокруг испанского трона столкнулись интересы двух мощных группировок, спешивших заявить свои права: с одной стороны, Англия, не собиравшаяся никому уступать своей роли полновластной хозяйки на море, с примкнувшими к ней Соединенными Провинциями, с другой – Франция и Испания, объединившиеся под властью Людовика XIV, подписавшего в 1659 г. Пиренейский мир и ровно через год скрепившего его женитьбой на Марии-Терезии.
Для содержания армий, сражавшихся по всей Европе, существовал неистощимый источник средств – золото ацтеков. Единственная трудность заключалась в том, что располагался он далековато. Однако каждый год в путь через океан отправлялись все новые и новые галеоны, а сундуки богачей из Кадиса полнились мексиканским и перуанским золотом. На море свирепствовали пираты, и дабы не разжигать сверх меры их аппетит, галеоны шли за золотом под охраной военных кораблей.
Именно такую элементарную осторожность предприняло французское правительство, когда в декабре 1701 г. поручило графу Шаторено «проводить» до Испании 19 галеонов адмирала Мануэля де Веласко. Об ужасной судьбе этих кораблей мы уже рассказали.
Шаторено принял под свое командование 23 военных корабля. Нас не должна удивлять значительность этой цифры, ведь испанские галеоны везли в Европу совершенно фантастическое количество драгоценного металла: плод трехлетних трудов на перуанских и мексиканских рудниках.
В январе 1702 г. французская эскадра, вышедшая из Бреста, бросила якорь у берегов Мартиники. Веласко прекрасно сознавал, какой ценный груз несут его галеоны, и потому спешил как можно скорее оказаться под защитой французского адмирала. Шаторено, со своей стороны, торопился побыстрее пересечь океан. Но по неизвестной причине обе эскадры встретились в Гаване лишь в августе и тут, не теряя ни минуты, снялись с якоря. Уже в пути стало известно, что порт Кадис блокирован врагом. Шаторено и Веласко пришлось срочно менять курс и двигаться к северному побережью Испании.
22 сентября они вошли в так называемый залив Виго – южную часть Галисийской бухты. Этот залив, протянувшийся на 1500 м в длину и на 500 м в ширину, сужаясь, переходит в пролив Ранде, а затем, снова расширяясь, образует бухту Святого Симеона, расположенную против небольшого городка Редондела. Бухта Святого Симеона, защищенная двумя малыми фортами, сооруженными высоко на скалистых утесах, может служить надежным убежищем, но в то же время в случае прямой атаки легко превращается в самую настоящую ловушку. Впрочем, у графа Шаторено и адмирала Веласко не оставалось выбора.
Начались штормы осеннего равноденствия, и им во что бы то ни стало требовалась спокойная гавань. Глубокая бухта Святого Симеона не укрыла бы галеоны в случае вражеского нападения, но зато она была тиха, как горное озеро.
Здравый смысл подсказывал, что необходимо побыстрее разгрузить корабли и увезти сокровища подальше от побережья. Но крайне рискованным представлялось везти его через всю страну, лишенную надежных путей сообщения, по которой к тому же рыскали банды головорезов. Несмотря на все эти трудности, наверное, единственным разумным решением было бы поступить именно так, но… Воспротивились банкиры в Кадисе, которым принадлежала большая часть груза, а кроме того, между французами и испанцами начались кое-какие трения. В результате инициатива, во всяком случае временно, была упущена. Французы предлагали выйти в море и взять курс на Брест; испанцы категорически отказались. Конечно, Франция – союзница, и ее лояльность вне сомнений. Но увы, горький опыт научил не один народ, что там, где речь заходит о сокровищах, слово «честность» часто становится пустым звуком, которому нет перевода ни на один язык, в том числе французский…
Прошло целых 26 дней, когда 19 октября 1702 г. адмирал Веласко решился наконец взять на себя ответственность и освободить флагманский галеон от части бесценного груза. С корабля выгрузили 65 тонн золота и на двух тысячах мулов повезли через суровую Галисию в Мадрид.
К несчастью, этот первый обоз остался единственным, хотя в течение следующих нескольких дней с кораблей выгрузили еще 250 тонн золота. Но мулов больше не было, и пришлось до поры до времени укрыть золото в деревушке Редондела.
Таким образом, из 3400 тонн драгоценного металла, проделавших путешествие в толстом брюхе галеонов, было выгружено всего 315 тонн. Эту цифру можно считать точно установленной. Золото в виде 12 миллионов монет уложили в 4600 сундуков. Половина из них благополучно прибыла в Мадрид; вторая половина либо была украдена по дороге, либо обнаружена и вывезена за Ла-Манш англичанами.
Между тем случилось одно событие, о котором, похоже, и понятия не имели в Виго. Адмирал Руки, командующий англо-голландскими морскими силами, потерпел сокрушительное поражение возле Кадиса. Он столкнулся с таким упорным сопротивлением андалусского порта, что всякую надежду покорить его пришлось оставить, во всяком случае пока. Смертельно обиженная Англия приказала адмиралу Руки продолжать борьбу.
По чистой случайности ему стало известно, что в заливе Виго стоит франко-испанский флот, прибывший из Америки, а следовательно, груженный золотом. Адмирал быстро сообразил, что ему предоставляется уникальная возможность доказать королю, на что он способен, немедленно снял осаду с Кадиса и взял курс на Виго.
Ранним утром 22 октября 1702 г. 150 парусников сэра Джорджа Руки приблизились к пресловутому заливу. Четыре тысячи английских и голландских солдат под командованием герцога Осмонда высадились на сушу. Начался штурм фортов Ранде и Бестинса, защищающих подходы к заливу. Атакующих встретил пушечный залп, нисколько не поколебавший решимости последних. Позиционное преимущество было на стороне французов и испанцев, но… их было слишком мало. Бой длился почти три часа, на исходе которых защитникам фортов пришлось сдаться. Оставшихся в живых после битвы взяли в плен. Эта операция позволила кораблям Руки подойти вплотную к узкому горлу Ранде. С обеих сторон полетели пушечные ядра, поднимая клубы дыма и огня. Силы были слишком неравны. Французские корабли, разметанные и истрепанные вражескими ядрами, лишь отдалили на несколько часов драматический исход сражения. Семнадцать из них пошли ко дну, а остальные шесть, в буквальном смысле разбитые вдребезги, были взяты в плен. Теперь между англо-голландской армадой и груженными золотом галеонами не оставалось никаких преград.
С попутным западным ветром пройти оставшиеся две мили – какой пустяк! Увы, радость адмирала Руки вскоре сменилась изумлением, а вслед за тем настоящей яростью. Он воочию видел, как испанские корабли один за другим уходят под воду. Уходило золото, уходило прямо из рук! С каждой секундой море безжалостно проглатывало новые сотни тонн золотых дублонов. Руки все-таки сумел поймать шесть кораблей, на которых оказалось 600 тонн золота и серебра. Но… Очевидно, удача не желала улыбаться победителю. На самый неотложный ремонт ушло несколько дней. 28 октября к кораблям Руки присоединилась для охраны эскадра адмирала Шоувела. Отплытие назначили на следующий день. Большую часть добычи погрузили на один из галеонов, который шел под эскортом английского судна «Монмаус». Флот уже проходил последние скалистые отроги залива, когда галеон с золотом наткнулся на риф возле Байонских островов и в мгновение ока затонул.
Среди многочисленных историй о затонувших сокровищах часто бывает трудно отличить правду от вымысла – слишком редко остаются точные исторические документы. По счастью, к драме, разыгравшейся в заливе Виго, это не относится. Сохранилось достаточно материалов, зафиксировавших военные операции 24 октября 1702 г. и те политические разногласия, из-за которых собственно все и произошло. Они хранятся в городе Виго, а также в архивах Амстердама, Мадрида и Лондона.
Начнем с первого же твердо установленного факта: флот адмирала Веласко, первый после 1698 г., действительно вез из Нового Света сказочное количество золота, серебра, драгоценных камней, ацтекских ювелирных украшений, а также менее ценный груз в виде индиго, кошенили, дерева, пряностей, кож, табака и т. п. И большая часть всего этого сокровища вот уже больше двухсот пятидесяти лет покоится на дне залива под толстым слоем ила. Известна и причина, по которой в течение трех лет подряд ни одна крупная флотилия не пересекала океан. Мексиканское и перуанское правительства были в курсе внутренних неурядиц Испании и не желали, чтобы тонны их золота разбазаривались на цели, которые их совершенно не касались.
Последняя армада увезла с собой в 1698 г. 45 миллионов монет-«восьмушек» (так называлась золотая или серебряная монета весом в 27 граммов). Эта цифра может послужить отправной точкой для подсчета числа золотых и серебряных монет, увезенных галеонами. Получается 135 миллионов монет, что почти не расходится с данными Мадридского морского архива, который упоминает 127 338 250 монет, из них 118 338 250 серебром и 9 миллионов золотом.


и вот тут подробно все
topwar.ru/90869-anglo-francuzskoe-voenno-morsko...

Столь хорошо охраняемая добыча была не по зубам местной пиратской братии, и той лишь оставалось мечтательно глотать слюнки. Благополучно достигнув в конце лета 1702 года Азорских островов, союзники сделали остановку, решая, куда лучше направиться далее. Дело в том, что до испанцев дошли слухи о поджидающей их у берегов Испании английской эскадре. На военном совете Шато-Рено предложил идти в Брест, являвшийся очень хорошо защищенной базой, где можно было пополнить экипажи и провести ремонт. При необходимости там же можно было укрыться от неприятеля. Подобная мысль вызвала бурю негодования у Веласко, имевшего четкие инструкции доставить груз только в испанские порты. Несмотря на союзнические отношения, подозрительные идальго всерьез опасались, что французы попросту освоят добытые с таким трудом сокровища. В конце концов, решили идти в Виго, порт на северо-западе Испании. Достигнув ее берегов, союзники получили известие, что совсем недавно большая (около 50 кораблей) англо-голландская эскадра под командованием адмирала Джорджа Рука атаковала Кадис, но потерпела неудачу и отправилась на поиски «серебряного конвоя». Перед Шато-Рено встал выбор: идти в хорошо защищенный береговыми батареями Эль-Ферроль или продолжить путь в ранее намеченный Виго. Адмирал не стал менять принятого решения. По его мнению, Виго, обладающий узким проходом на рейд, легче было оборонять, перекрыв бонами и береговыми батареями. Главным же аргументом было то, что до Виго было ближе. 22 сентября испанские галеоны дошли до назначенной цели, укрывшись в этом порту. Французские корабли встали на якорь у входа в залив, защищая подходы. Первая часть задачи была выполнена – сокровища достигли Испании.
Гоп-стоп! Рук подошел из-за угла
По прибытии в порт франко-испанское командование немедленно занялось укреплением места стоянки «серебряного конвоя». Гарнизон Виго был усилен, две старые сторожевые башни Ранде и Корбейро у входа в залив начали спешно приводить в порядок и устанавливать на них пушки, снятые с испанских кораблей. Одновременно оборудовалось боновое заграждение, которое должно было мешать беспрепятственному входу в гавань. Что поделать, потратив колоссальные средства на великолепные дворцы, виллы и прочую разнообразную роскошь и мишуру, испанцы не озаботились береговой обороной. Теперь же приходилось все наверстывать буквально штурмовыми методами.
27 сентября началась долгожданная разгрузка галеонов, за которой наблюдали адмирал Шато-Рено и члены купеческой гильдии Севильи. К Виго в срочном порядке было стянуто не менее 500 грузовых подвод. Местным крестьянам платили, не скупясь, – дукат за лигу, что привлекало «дальнобойщиков» даже из других провинций. К 14 октября разгрузка, проведенная в высоком темпе, была закончена. На галеонах остался только неучтенный в корабельной документации груз, или, говоря попросту, контрабанда. Воровство, взяточничество и сопутствующие им занятия процветали в колониях, вдали от большого начальства, никак не меньше, чем в метрополии. Всего, согласно описи комиссии, наблюдавшей за процессом избавления от груза, на берег было доставлено 3650 ящиков с серебром, что совпадало с описью дона Веласко, сделанной при погрузке в Веракрус. Насколько «ошибались» учетчики в Мексике или Испании, сказать теперь сложно.
18 октября испанская агентура сообщила, что англо-голландский флот Джона Рука все еще рыщущий, подобно голодному волку, по Атлантике, наконец разделился. Часть кораблей отправилась в Индию, другая на базы – зимовать в Англии. Союзники успокоились, уровень боеготовности на фортах и береговых батареях был снижен. Даже боновые заграждения были разведены. Как оказалось впоследствии, информация оказалась в корне неверной – подобные сведения всегда надо перепроверять. Именно в эти дни через гораздо более эффективно работающую английскую разведку Рук получил сведения, что столь лакомый приз в виде «серебряного конвоя» стоит в Виго. Утечка произошла от одного словоохотливого испанского священника, который в одном из португальских кабачков наболтал много чего лишнего щедрому незнакомцу. Испанцы и французы пребывали в благодушном расслаблении, когда 20 октября на горизонте показались многочисленные паруса. Рук подходил к Виго. Его эскадра насчитывала 30 английских и 20 голландских линейных кораблей. К дополнительному несчастью для обороняющихся на борту линкоров и прилагавшихся к ним транспортов Рук располагал еще и десантным корпусом в 13 тысяч солдат под командованием графа Ормонда. Голландским соединением командовал адмирал ван дер Гоес, подчиненный Руку.
Франко-испанские силы значительно уступали противнику. У них было всего 17 линейных кораблей и 18 галеонов. Среди линкоров не было ни одного 90–100-пушечного, ибо они были отправлены в Брест еще из Вест-Индии. От галеонов в бою было еще меньше толка – все они в сумме располагали только 178 орудиями, причем самым крупным калибром были 18-футовые. 22 октября, поманеврировав, англо-голландский флот встал на якорь в виду Виго. Тяжелые испанские орудия с фортов Кастро и Сан-Себастьян открыли было огонь, но вскоре прекратили – Рук был в недосягаемости. Вечером того же дня на флагманском «Роял Соверине» прошел военный совет, на котором определились с планом действий. Вначале планировалось захватить силами десанта старые сторожевые башни (Ранде и Корбейро), а флот тем временем попытается форсировать боновые заграждения и атаковать французские линкоры.
Англо-французское военно-морское соперничество. Охота за сокровищами галеонов бухты Виго
Схема сражения в бухте Виго
23 октября в 10 часов утра 4 тыс. английских солдат были высажены на берег недалеко от башни Ранде. С ними было несколько легких орудий. Гарнизон укрепления в составе 200 французских матросов оказал самое упорное сопротивление, но в конце концов башня была взята штурмом. Командующий английским авангардом вице-адмирал Хопсон, державший флаг на линкоре «Торбэй», направил свои корабли к заграждению. Вскоре его удалось проломить, открыв вход в бухту. Подойдя на близкое расстояние к французским линкорам, англичане отрыли шквальный огонь. Их противники оказывали отчаянное сопротивление, но огневое превосходство англичан было подавляющим. Вскоре многие корабли Шато-Рено были охвачены пожарами, некоторые лишились рангоута. Огонь французов стал слабеть. Видя, что положение эскадры практически безнадежно, и чтобы не допустить захвата врагом вверенных ему кораблей, маркиз Шато-Рено и дон Веласко решили их уничтожить. Экипажи получили приказ поджечь свои линкоры и галеоны и покинуть их. Над бухтой Виго поднялся огонь и дым, который добивал галеоны, сумевшие избежать тропических штормов, острых абордажных сабель пиратов, ядер английских и голландских каперов.
Англичане жаждали добычи, поэтому их абордажные партии смогли высадиться и захватить шесть французских и один испанский корабль, которые были в настолько плохом состоянии, что их пришлось уничтожить. Тем временем в бухту Виго вошли главные силы англо-голландского флота, высадившие десант. Сам Виго был укрепленным городом, и на штурм его Рук не решился. Вместо этого «просвещенные мореплаватели» вдоволь порезвились в окрестностях, например, ими был разграблен монастырь Сан-Фелипе в окрестностях Виго, обобранный дочиста. Четыре дня англичане и голландцы занимались грабежом любого доступного для этого имущества, однако, к большому их разочарованию, на сожженных и затопленных испанских и французских кораблях обещанных агентурой богатств не оказалось. Удалось лишь разжиться некоторым количеством драгоценной контрабанды: серебряными монетами, посудой и украшениями. Гарнизон Виго в происходящее не вмешивался.
Разорив все, что можно, в лучших традициях мастеров ремесла джентльменов удачи – Дрейка или Рейли – 30 октября Рук покинул Виго, увозя довольно скромную добычу (учитывая предполагаемый размер куша), которую оценили всего лишь в 400 тыс. песо. Битва в бухте Виго обошлась англо-голландским силам примерно в 800 человек. Потери французов и испанцев были существенно больше – 2000 убитых и утонувших. Самой болезненной утратой была гибель испанского транспортного флота, при помощи которого фактически осуществлялось финансирование государства. Необходимо было строить новые корабли, ибо подходящих больше не было. Таков был невеселый итог царствования последнего испанского Габсбурга. Уничтожение эскадры Шато-Рено было серьезным поражением на море, но у Франции все еще оставались в наличии корабли и адмиралы.


как видим, есть расхождения в датах и некоторых фактах, но в целом впрос остается- хдеж карета золото где?

@темы: История

---

И снова "Черный замок Ольшанский"

[Stella Lontana]

Ссылка на рассказ отчаянной девицы, отправившейся в Гольшаны, чтобы переночевать на развалинах почти-того-самого замка и посмотреть, действительно ли ей явятся "дама с чёрным монахом".
alonso-kexano.livejournal.com/816865.html
С фотографиями

@темы: Мир вокруг нас, Владимир Короткевич, Путешествия

---

[Stella Lontana]

Неожиданно обнаружила, что у нас нет тега по Короткевичу - и это определённо надо исправлять: его творчество - отличный образец приключенческого жанра.
В знак исправления приношу с разрешения автора, пожалуй, единственный в рунете, зато очень хороший фик по "Черому замку Ольшанскому" от  Contessina


Название: Без памяти
Автор: Contessina для fandom Hetman & Co 2013
Бета: fandom Hetman & Co 2013
Размер: миди (6070 слов)
Пейринг/Персонажи: Антон Космич, Марьян Пташинский, Роман Траугутт, упоминается Элиза Ожешко
Категория: джен
Жанр: драма, мистика
Рейтинг: R
Краткое содержание: приквел к роману Владимира Короткевича "Черный замок Ольшанский", выполненный в жанре альтернативной истории и хоррора. Персонажи Короткевича отправились в усыпальницу Ожешко, а там то ли временная петля, то ли трупный яд, то ли память разных людей оживает
Предупреждение: детальное описание пыток и смерти, разложившиеся тела
Примечание: ларник (старобелорусский) - архивариус; польское восстание 1863 г.
Ссылка на ФБ-выкладку: ссылка

— Знаешь, я в лагере вспоминал об этом месте, я действительно здесь был до войны.

Он поднял с пола череп. В неверном свете фонарика тот оскалился кривыми желтыми зубами, лоскут пергаментно-сухой кожи оторвался и медленно спланировал на пол. Антон проследил за ним взглядом. Потому что на Марьяна смотреть он не мог. Лучший друг на грани безумия? Так хреново Антону не было даже в плену.

— Нет, ты не понимаешь, — уверенно сказал Марьян. Он поднял голову, и от этого спокойствия на его лице Антону стало страшнее, чем от разбросанных вокруг трупов, забальзамированных или нет. — Ты не знаешь. Ты был в плену, а не в Маутхаузене.

Антон открыл рот, но не успел.

— Молчи.

— Почему ты…

— Не сказал сразу? — Марьян засмеялся. — Расскажи я, ты бы со мной не пошел. И меня бы не пустил. И потом, разве я мог рассказать, если забыл сам? Я после лагеря все страшное, что было до войны, забыл. Такой все чепухой казалось.

***

Марьян беспокойно дремал на кушетке, натянув на голову покрывало — с каждым его вздохом ткань поднималась и опускалась. Антон тихонько проскользнул мимо него на кухню, а там вылил себе на голову стакан воды, но легче не стало. Оставалось замереть у окна, размышляя, усилится ли мигрень после следующей сигареты.

— Черный призрак в тоске блуждает по двухкомнатной квартире, — донеслось до него. — Как по дворцу Радзивиллов.

Марьян за его спиной прислонился к дверному косяку. В покрывало он завернулся, как в римскую тогу, и чесал в затылке.

— Тьфу на тебя.

— На тебя, уважаемый пан Космич, — почти зевая, сказал Марьян. — Решил ехать не выспавшимся?

— Там отоспимся.

— Интересные дела. Нам еще с сельским головой переговорить надо, ты забыл? Мы к часовне, дай бог, к вечеру доберемся.

— В самый раз. Будет у нас паршивый белорусский романтизм в потемках.

— Ну, друг мой, что в потемках, то прости великодушно. А что паршивый, то чем тебе классика литературы не угодила?

— Прощаю.

— Ага-с. Чай был слишком крепкий, теперь глаза не закрываются?

Антон махнул рукой, в которой держал сигарету.

— Потерплю. А ты спать иди. Забыл, что врач приказал?

— Он столько всего приказал, — пробормотал Марьян и потер середину груди. — Осталось покрывало на голову накинуть и ползти на кладбище. Правда, тут недалеко, сразу за домом.

Антон прекрасно помнил про его зимний микроинфаркт, Марьян после того с месяц ходил, держась за стенки, — но ходил, упертая душа. Треснуть бы его какой-нибудь палеографической ценностью, им же найденной, за такие фокусы. В который раз подумалось, что только это упрямство и помогло Марьяну выжить в Маутхаузене.

А теперь эта дурацкая экспедиция. Ладно, не такая уж дурацкая, раз заодно Антон посмотрит собственными глазами на место, где герой его будущей книги прятался от карающей длани царизма.

— Таблетку выпей.

— Ненавижу их.

Надо было отвлечь Марьяна от дурных мыслей, и Антон сменил тему:

— Неверующий ты! Говорю же тебе, со всех сторон Траугутта уговаривали сбежать, никто его в Варшаве не держал после того, как восстание провалилось.
Марьян клюнул. Перестал тереть грудь и выпрямился.

— Угу, три куцых письма, и то копии, якобы переписанные с подлинников через двадцать лет после его казни! И заметь, пылились в архиве полсотни лет, пока я их не вытащил на свет божий. Ну ладно, письма от жены и генерала-соратника могли проглядеть, но от Элизы Ожешко-то как? Да ее биографию частым гребнем прошли, всю переписку. И тут выныривает огрызок, который и по стилю ее совсем не напоминает. Подделки.

— Зачем? — этот вопрос они обсуждали уже в который раз, но так и не нашли ответа. — Кому оно надо? Безыскусность оправдывает, в подделках наворотили бы красот. Ну? Ты что, не помнишь?

— Да они мне скоро сниться по ночам будут, — буркнул Марьян. — Библейская аллюзия есть, но и только. Сам говорил, что Ожешко сентиментальнее пишет. Без подлинника письма — никаких гарантий, что ее.

— А письмо генерала Босака? А жены?

— А жена у Траугутта, между прочим, двоюродная племянница Тадеуша Костюшко была. Чтобы она уговаривала мужа сдаться? Да для нее это был бы позор навеки, с ее-то фамильной гордостью.

— Ради детей.

— Детей уже тогда планировали тайно вывезти и скрыть под другими именами. Не могла она так рисковать, чтобы письмом выдать врагам важные планы. А если бы перехватили? Вот письмо Босака ближе всего к подлиннику, наверное.

— Аллилуйя, ты признал.

Марьян поднял руку.

— Признал, что похоже на образ действий генерала, не больше. После провала восстания он сам переехал во Францию, служил там, хотя с его-то родственными связями мог отделаться легчайшей карой.

— Но был патриотом.

— Вот именно, и родством с царем не кичился, наоборот. Так что предложить Траугутту побег во Францию он мог, и документы выправить тоже мог. Мы из других источников знаем, что местом для тайных встреч связных он часто церкви выбирал.

— То есть фраза, что связной будет ждать каждый день в костеле после вечерней мессы, тоже вписывается.

— Вписывается. Но когда эти письма были, как ты говоришь, скопированы с оригиналов, про эту уловку со связным уже знали многие. Мемуары выживших мятежников быстро разошлись по рукам.

— Кажется, мы поменялись местами, — пыхнув сигаретой, сказал Антон. — Это ты вечно за романтичные версии, а сейчас прямо разбиваешь героику в пух и прах. Арестовали по доносу, верная жена в письме не рыдала, всех загребли и казнили из-за его ослиного упрямства… Так, что ли, выходит?

Марьян скорчил гримасу, но промолчал, и взгляд у него стал какой-то расфокусированный.

Антон мог сказать заранее: ничего они не найдут, один историк и один архивист — не та команда, чтобы расшевелить научный мир, сделать грандиозное открытие и начать реставрацию часовни Ожешко. Но Марьян заупрямился. Много говорил об усыпальнице, вроде бы виделся он с каким-то инженером, а тот бывал в деревне и смог проникнуть внутрь, и видел там всякие чудеса, чуть ли не старинные иконы. Вот Марьяна и накрыло этой идеей.

Он после больницы слишком нервничал, постоянно был на взводе, потом, казалось, притих, и такое внезапное желание бежать непонятно куда и зачем стало неприятной неожиданностью. Марьян, пряча глаза, сам признавался, что больное сердце гонит его исследовать заброшенную часовню сильнее, чем всякие научные соображения.

— Поеду и точка, — заявил Марьян в конце концов. — А больницы эти, ну их к черту. Я уже бредить наяву начал. Врач мне только «в вашем состоянии галлюцинации вполне возможны, не беспокойтесь». Это когда тебе кошмарик в лицо рукой тычет? Точно чокнусь, если их слушать буду. Нет, надо возвращаться к нормальной жизни.

— Лазить по разрушенным домам, ползать в пылище по старым подземельям, чтобы завалило ни за медный грошик.

— Именно.

— Тогда и я с тобой, — смирился Антон, решив, что и присмотрит за ним, и себе будет полезно.

Марьян заночевал у него, ближе к автостанции добираться, но не столько спал, сколько бурчал и ворочался с боку на бок. А теперь стоял в дверях и нес вздор о близкой смерти.

Экспедиция обещала выйти интересной.

***

— Вот они, классики, — ворчал Антон, палкой сбивая бурьян, выросший посреди часовни, — белорусские или там польские. Романтизм.

— Паршивый.

— Запаршивевший.

— Кандидат исторических наук пан Космич ругается, как последний висельник, находясь в храме, овеянном славой героя, восставшего против царизма… И славой классика литературы, кстати.

— Спасибо, за точную характеристику, пан Пташинский.

— Рад оказаться полезным, — ответил Марьян. Он тяжело дышал, опираясь на стену.

— С чего ты вообще взял, что здесь есть тайник? Ну, кроме того, что в Закозеле в детстве и от инженера потом наслушался сказок? Впечатлительный ты наш.

Марьян слегка оживился.

— Уже объяснял. Часовню построили на фундаменте старой церкви, тринадцатого века. И усыпальница из крипты перестроена. Хотя это все догадки, после войны сюда никто не забирался, кроме моего инженера.

— Подрастающее поколение сюда забиралось, — буркнул Антон. — Видел, какие витражи разбили? Веником бы им по жопам.

— Окна разбили дети окаянные, — скаламбурил Марьян.

В узких оконных проемах сохранились обломки толстого цветного стекла. Но были на витражах какие-то сюжеты или нет, теперь не сказал бы даже эксперт.

Кружевные нервюры делали свод часовни воздушным, словно она была построена не из камня, а волшебные деревья сплелись ветвями и застыли так навечно.

— Красивое место. Романтизм.

— Тут еще и фрески должны были быть, Марьян.

— Никаких упоминаний, к сожалению.

— Середина девятнадцатого века, а документов меньше, чем по литовскому периоду. Мда, чудесно.

— Не меньше, но ты в чем-то прав. Такую жемчужину архитектурную забыть. Вернусь в Минск, настучу по башке, до кого дотянусь.

— Настучит он, — отозвался Антон. — Нежный пан Пташинский ангелом мести спускается на подоконники наших культуроохранных кабинетов и поскальзывается к чертовой матери.

— Ангел с мечом, не забывай.

— Очень смешно. Так это здесь Элиза Ожешко прятала нашего героя, чтобы за шею не подвесили?

— Здесь. Но Траугутту она не помогла, казнили.

— Зато романтичный сюжет. Берите, пани, прямо из жизни.

— Вот не любишь ты знаменитую писательницу.

Антон хмыкнул.

— И не люблю. Пишет неплохо, а не люблю. Сплошные страдания.

Марьян улыбнулся и показал на чугунные двери в полу, теперь проглядывающие из-под сбитого бурьяна.

— Кажется, это и есть вход в усыпальницу. А почему одни страдания? Она и о суевериях писала. О ведьме, например.

— Люди думали, что ведьма, а та цветочки собирала.

— А если не просто так собирала? — Марьян прищурился, напустил на себя важный вид, но не выдержал и рассмеялся. — И не только цветочки, но и косточки?

— Еще скажи, что человеческие, а не куриные.

— Не могу.

Антон удивился.

— Почему?

— История об этом умалчивает, — с апломбом ответил Марьян и стукнул палкой по двери в полу, будто посохом ударил. — Ну как, пойдем? А то темнеет уже.

Антон вытащил из рюкзака фонарик.

— Пойдем, ларник ученый. Вот посмотрим, сколько ты каши съел у сельского головы за обедом. Ржавые…

Замка не было. Они просто вытащили засов и открыли.

***

Снизу на них пахнуло теплом. От дверей вниз шла винтовая лестница с узорчатыми коваными перилами.

Антон присел и провел по ним пальцем.

— Что за чепуха? — удивился. — Пыли почти нет.

— Ребятня местная себе потайное место для игр устроила?

— Или бандиты. Тогда нам здесь делать нечего, все разграбили.

Последние лучи солнца, пройдя сквозь осколки витражей, раскрасили лицо и черные волосы Марьяна оранжевыми полосами.

— Да ладно, — ответил полосатый Марьян, привычно прижал руку к груди и с силой потер. — Мы у цели, давай смотреть.

— Если что, падай на меня, — Антон начал спускаться. Марьян, чуть задержавшись на первой ступеньке, пошел следом.

Воздух в усыпальнице был сладковатый, словно кто-то пек пироги с яблоками. Пока они спускались, Антон успел отказаться от версии с бандитами — нечего им тут делать, а мифические иконы пока существовали только в марьяновом воображении. Подростковый тайник. Снова разболелась голова, как тогда дома, словно кто-то всадил ржавый гвоздь в висок, и Антон на секунду зажмурился, когда боль стрельнула в челюсть.

Марьян схватил его за плечи и удержал от падения.

— Ты чего?

Антон выпрямился и открыл глаза. До пола оставалась пара ступенек.

— Голова, ничего страшного. Слушай, тебе тоже сладким пахнет?

Марьян потянул носом и подтвердил:

— Как в кондитерской корицей посыпали. О таком способе бальзамирования я не слышал.

— Думаешь, бальзамировали?

— Ожешки часто хоронили своих в открытых гробах. Ставили в ниши, плитами сразу не накрывали.

— Весело было Роману Траугутту прятаться. Тут и правда начнешь романы писать.

Марьян слабо улыбнулся, руки у него мелко дрожали. Что-то с ним было не так, но Антон пошел дальше, решив не тревожить друга дурацкими вопросами. Усыпальница не понравилась ему с порога, а он поздоровее будет.

Свод потолка был высокий и полуокруглый, стены на высоту человеческого роста выложены поверх кирпича еще и широкими светлыми плитами. Некоторые отпали, другие пошли трещинами, открывая кирпичную изнанку. Под ногами чувствовалась хорошо утоптанная земля, повсюду валялись обломки кирпичей и мелкий мусор. Через несколько метров проход плавно поворачивал вправо. В шаге от поворота Антон остановился, включил фонарь и пробормотал:

— Ничего не видно уже. Весело будет, если два дурных историка ноги переломают.

— Там должен быть люк или окно, — неожиданно сказал Марьян.

— Почему?

— Воздухом свежим потянуло, чувствуешь?

— Нет, — удивился Антон. Наоборот, казалось, что воздух загустел и стал каким-то липким. — Идем? Или не надо?

— Надо.

Марьян прошел поворот и тут же упал. Антон бросился к нему, споткнулся сам, полетел куда-то вперед, в крутящуюся перед глазами темноту.

— Ради меня, ради детей наших — спасайся, пока можешь, — умолял его из темноты женский голос, и что-то дрогнуло у Антона внутри в ответ. Надо было подхватиться и помочь. Почему он лежал на холодной земле? Антон поднял голову и застонал от боли — не похоже на привычную, изматывающую мигрень — на мгновение возникла мысль, что его сбила машина.

— Я хочу, чтобы ты жил. Беги.

Антон осторожно открыл глаза — нет, он не слышал эти слова, теперь он их видел. Написанными на бумаге пером. Странным образом он сейчас валялся беспомощный на земле, и он же сидел у стены, читая письмо в неясном свете коптящей лампы.

***

Роман,

Уезжай, беги. Ради меня, ради детей наших — спасайся, пока можешь. Пусть мы никогда больше тебя не увидим, но знать, что ты жив, уже будет счастьем. Знаю, ты не ждешь от меня таких слов, но мне уже все равно, чем закончится восстание — и пусть меня простят мои славные предки, но я хочу, чтобы ты жил. Беги.

Антонина

*

Пан Ромуальд,

Знаю, вы сочтете меня предательницей нашего дела, но бегите, пока можете. Смерть ваша, как бы славна она ни оказалась в глазах наших собратьев, не поможет никому. Живите на чужбине, ожидая возвращения, приносите пользу там, не становитесь святым символом. Мертвые львы не защитят отчизну, а мучеников у нас уже вдоволь. Прислушайтесь к моим словам, если дружба наша что-то для вас значит.
Преданная вам

Элиза

*

Роман,

Со всех сторон положение наше безнадежно. Мы должны спасти тебя, я выправил документы для побега во Францию. Не упорствуй, не умножай крови, тебя не пощадят, будь благоразумен и надейся, что когда-нибудь придет наше время. Мой связной будет ждать тебя каждый день в костеле после вечерней мессы. Надеюсь, что ты придешь.

Юзеф Босак


Последнее письмо разозлило больше всего. Он мог списать волнение Антонины и Элизы на женские страхи и тонкость чувств, перевесившие даже великую цель, но когда собственный генерал уговаривает бежать — это немыслимо. Да, надежды у них мало, собратья в тюрьме, силы разделены и нет конца притеснениям, но сдаться — немыслимо. Сдаться — значит сделать все прежние жертвы напрасными. И как они не понимают, что в эмиграции его будет ждать другая опасность? Отчаяться, забыть о деле, восстании, свободе и до конца дней своих вздыхать о родине и упущенных возможностях, сидя в каком-нибудь комитете по спасению, который ничего и никого не спасает. Или служить чужой державе.

Он потер глаза, слезившиеся от неясного света коптящей лампы. Уговоры сдаться и отступить всегда приводили его в бешенство, от злости он начинал думать и говорить пафосно и слишком возвышенно. Он знал за собой этот недостаток, и другие тоже замечали. Пан Траугутт, вам нужно спастись, вам нельзя умереть? Будто все остальные жизни были неважны, будто он один остался живым символом восстания. Черт бы их всех побрал. В отчаянии они пытались связаться даже с Джузеппе Гарибальди. Хотя какая может быть помощь, если знаменитый итальянец так далеко? Роман спрашивал себя об этом всю зиму и однажды ответил Элизе на высказанный в письме вопрос: «Даже если нет возможности продолжать восстание, в этом есть необходимость». Элиза тогда превознесла его до небес, фраза разлетелась по сочувствовавшим эмигрантским кругам, поляки подхватили ее повсюду. Роман теперь жалел об этих громких словах, лучше бы он не писал такого вовсе. Но сбежать самому — все равно немыслимо.

***

А он боялся галлюцинаций у Марьяна, зациклившегося на своих иконах!
И дождался — за прошедшие несколько дней Антон столько раз цитировал письма по памяти, отвечая, что такие глупые, коротенькие и нелитературные цидулки не было смысла подделывать, что выученные наизусть строки догнали его самого.
Он пальцами ощупал землю вокруг, пытаясь вернуть себя к реальности, наткнулся на что-то твердое рядом. Посветил фонариком.

Прямо на него смотрела высушенная человеческая голова. Куски кожи свисали сухими лоскутами, в челюсти еще сохранились зубы. Пучок темных волос остался в пальцах, когда Антон опомнился и одернул руку.

Марьян рядом с ним сел, тяжело дыша, и неуверенным голосом спросил, указывая на череп:

— Почему он такой скользкий?

— Скользкий? — мертвая голова была, как старое засохшее дерево.

— Скользкий. Я на него упал, щекой приложился по слизкому, смотри.

На щеке у него не было ничего, кроме пыли.

— Тебе показалось.

Марьян провел по щеке дрожащими пальцами и криво улыбнулся.

— Наверное. Что-то я совсем расклеился.

— Сидеть тебе надо в архиве, как порядочному ученому, а не вести светские разговоры над забальзамированной головой. Кстати, кто это такой?

Они поднялись на ноги, помогая друг другу, и Антон поводил лучом фонаря по полу и стенам.

— Твою ж мамашу через колено.

Небольшая полукруглая комната напоминала поле битвы. В стенных нишах лежали обломки то ли гробов, то ли плит, а пол устилали человеческие останки. Несколько забальзамированных голов и рук валялись отдельно, но больше было целых тел, даже в обрывках одежды. Антон положил голову, на которую они наткнулись, у стены и нащупал там, рядом, подставку для факела. Чем больше света в таких условиях, тем лучше, и он достал из рюкзака второй фонарик, побольше, включил и вложил его в подставку. Вышло даже похоже на факел.

***

— Сколько?

— Двенадцать.

— Много.

Они с Марьяном решили не трогать останки, а только описать: кто, что и как. Научные инстинкты берут свое — так пошутил Антон, но Марьян не отреагировал. Он притих, только кивал на все головой или отвечал односложно, если кивками было не обойтись.

Так они и осмотрели двенадцать скелетов — или тел, потому что как точно называть не полностью истлевшие останки, Антон не знал. Высохшая кожа на телах сохранилась, одежда тоже, пусть и кусками, все расползалось под пальцами, позумент на генеральском мундире осыпался. Одна женщина в темном платье, с волосами, заплетенными в длинную косу, эта сохранилась лучше всех, она лежала возле стены со сложенными на груди руками; и одиннадцать мужчин, если считать по черепам. Несколько рук и ног словно оторвали и отбросили подальше, и Антон выругался, подбирая их; на трех мужчинах были генеральские мундиры. Не верилось, что в усыпальнице бесчинствовали мародеры, иначе на пальце женщины не сохранился бы перстень с драгоценным камнем. Но кто-то сыграл с мертвыми дурную шутку.

Среди тел лежали обломки саркофагов.

— Первая половина девятнадцатого, — определил Антон, и Марьян тихо отозвался от противоположной стены:

— Именно так.

Он стоял на коленях возле того самого черепа, на который наткнулся первым, и водил пальцем по металлической пластине с гравировкой на боку у треснутого саркофага.

— Генералу от инфантерии… — прочитал Антон по-польски и по-французски, посветив, — год рождения 1757-й, год смерти 1813-й.

— И на тех двух тоже.

Он повернулся к двум разбитым саркофагам, стоявшим рядом.

— Угу, тут от кавалерии и артиллерист, год смерти тот же. Так это из корпуса Юзефа Понятовского! Воевали на стороне Наполеона и погибли под Лейпцигом. Тогда я тебя поздравляю, пусть оно тут не очень и уместно. Искал святую Агнессу, а нашел трех генералов. Сюда бы теперь нормальную экспедицию, чтобы все изучили и захоронили как следует.

— Нормально? — высоким голосом вскрикнул Марьян. — Вот это — нормально, разбросанное?

Он поднял руку. С пальцев на черном шнурке свисал ржавый ключ.

— Это же…

Антон хорошо помнил этот ключ. Помнил, как летом перед последним классом, за год до войны, Марьян вернулся от дяди в Закозеле и явился прямо в закуток, где жили Антон с отцом — потому что где-то потерял ключи от квартиры. Он тогда приехал простуженный, просидел у них несколько часов, ждал, пока мать вернется с работы. А потом свалился с воспалением легких и пролежал до самой школы.

— Как… Марьян, ты здесь был?

Марьян закусил губу. Он не отрывал взгляда от ключа, словно в нем была вся его жизнь.

— Ты его тут потерял? — переспросил Антон. Нужно было разрядить ситуацию. Марьяново молчание и вялость ему не нравились. Это было даже не больное сердце, а что-то страшнее. — Ничего себе! А я помню, какую головомойку тебе отец из-за ключа задал, у вас же замок старый, с подковыркой, пока нашли мастера новый сделать…

Антон говорил очень быстро, первое, что приходило в голову.

— Я этот ключ хорошо помню, Марьян, ты мне в школе чуть глаз не проткнул, когда мы через мелочь какую-то поссорились, ты рукой начал размахивать, в ней ключ был. Так ты потому тогда простудился, что сюда полез? Тебе вообще простудиться — раз плюнуть, я теперь понимаю…

— Нет, ты не понимаешь, — слишком спокойно сказал он, подняв голову, и от этого спокойствия Антону стало страшнее, чем от сотни разбросанных трупов, забальзамированных или нет, — не понимаешь. Ты был в плену, а не в Маутхаузене.

Марьян поднял с пола череп. В неверном свете фонарика тот оскалился кривыми желтыми зубами, лоскут пергаментно-сухой кожи оторвался и медленно спланировал на пол. Антон проследил за ним взглядом. Потому что на Марьяна смотреть он не мог. Лучший друг на грани безумия? Так хреново Антону не было даже в плену.

— Марьян…

— У нас есть лейтенант, — перебил тот, отдирая лоскуты кожи с черепа, — фон Хауке. Непонятно, как оказался у нас в лагере. Шепчутся, он из очень высокородной семьи. На потомков Гедимина не тянут, но с Радзивиллами сравнимо. Жалко, нет справочников, проверить.

Марьян заговорил о концлагере в настоящем времени. Плохо, очень плохо. Но его разум еще цеплялся за привычные имена из истории, за персонажей-любимчиков. Это нужно было использовать.

— Думаешь, Радзивиллы роднились с Ожешками? — спросил Антон.

Марьян громко фыркнул.

— Ну, ты такое соврешь! Чепуха несусветная. Ожешки родовитые, да, но с Радзивиллами им не равняться, куда там.

— А генералов и среди них хватало, — ляпнул Антон и прикусил язык.

Марьян поджал губы.

— Чтобы убить человека, не нужно быть генералом, — прошипел он. Уродливые тени легли на его лицо, превратили в неумолимого инквизитора с ренессансных гравюр. — И даже человеком быть не нужно, первым делом не нужно быть человеком, чтобы другого убить.

Марьян закашлялся, его лицо заострилось. Он все так же царапал пальцами по черепу, сдирая с него мельчайшие кусочки кожи.

— Он из Польши, наш Мартин. Тихий, скромный парень, на врача учился, а мама у него была цыганка. Говорил, мать сразу расстреляли. Спокойный такой, любит… любил, когда нас выстраивали на плацу, перечислять латинские названия костей, чтобы занять время. Говорил, его это умиротворяет. Он как-то быстро таять начал, тоже кашлял, а сегодня вызвался. Ну, как вызвался, просто встал возле меня с Андреем и говорит: парни, я об этом молчал, но у меня опухоль в легких. А зачем такое в концлагере говорить, когда и так умереть можно? Андрей рот открыл, удивился, а я его остановил. Вот тогда и понял, что он сегодня пойдет, и мне в груди сердце так сжали, словно в тисках, думал — сам умру. Какая разница, когда. Я тоже однажды хотел вызваться, но меня тогда этот Мартин остановил. Так меж лопаток перед утренней поверкой треснул, сразу в голове прояснилось… Ну вот. Не знаю, может, и правда, опухоль, он сильно кашлял, да какая разница? Вот он и упал на поверке, а стоял с краю. И Хауке сразу к нему подскочил, а Мартин не встал, а наоборот ему под ноги покатился, почти сбил Хауке с ног. Если бы рядом комендант не стоял, поддержал его под локоть.

Марьян коротко всхлипнул, прикрыв рот ладонью.

Антон осторожно шагнул ближе к нему.

— Понимаешь, перед всеми нами. Хауке ему этого не простил. На что он надеялся? Что истечет кровью за пару минут? Что подонок его в ярости застрелит, и на том все закончится? Вот дурак. Не имел я права его останавливать, а все равно дурак. Подарил нам всем еще один день жизни, а все равно дурак. Он заставил нас смотреть. Такое бывало нечасто. Обычно к себе заключенного тащил и там пытал, я уже говорил. Шепчутся... у него есть специальная комната, вся белым сукном, чтобы кровь красивее на белом. Он там их истязает, а отрезанные руки у себя на полках под стеклом хранит. Не знаю, я там не был, но когда убитых вывешивают... У некоторых рук точно не было, не каждый раз, но случалось. Я запомнил, они долго висели, пока гнить не начинали. А потом их убирают, чтобы заразу не занести. Мы об этом тоже шути…ли, что от заразы не умрем, об этом хозяева заботятся.

Марьян выпустил череп, и он покатился Антону под ноги.

— Я до сих пор помню, словно вчера было.

Он стал задыхаться, оперся о плиту. Упал на колени, и Антон подошел почти вплотную, но не осмелился опуститься и обнять. Марьян захрипел и схватился за сердце.

Следующие несколько минут не запомнил уже Антон — достать из кармана таблетку, сунуть ее в рот Марьяну. Антон хорошо помнил слова врача, что если у Марьяна случится приступ, а поблизости не будет медиков, то лучше Марьяна не двигать, ждать, пока он придет в себя, и только в крайнем случае... Это уже крайний случай? Он замер, прислушиваясь — дышит ли, и мог только молиться. Кто же знал, что приступ случится не в запаснике музея или дома, а в проклятой усыпальнице, среди разбросанных тел? Как он согласился на то, чтобы идти сюда с Марьяном? Почему не удержал? Антон ударил рукой по полу и попал по кости. Твою мать.

Он обвел взглядом склеп. Марьян очнется, выбросит из головы свои дурацкие идеи про иконы и святую Агнессу, и они уйдут отсюда, из этого дурацкого склепа, где одна романтичная идиотка прятала другого героического романтика, чтобы того все равно казнили меньше чем через год.

Марьян дышал. Очень неглубоко, едва заметно, но все еще не двигался. Воздух в усыпальнице так же удушающе пах корицей. Отравленный воздух? И Антон, словно во сне, закрыв глаза, стал повторять про себя слова из писем Траугутту. Он вдруг ясно понял, как все было.

***

— Роман? — Йозеф подошел совершенно неслышно. — Вечерняя месса скоро закончится. Ты пойдешь в костел?

— Нет, — раздраженно ответил он. — Пусть связной ждет, когда вам так хочется. Но если он когда-нибудь дождется, я очень удивлюсь.

Йозеф не ответил, только покачал головой. Этот разговор о спасительном побеге повторялся каждый день.

— Что с другими? Юзеф успел выбраться?

— Да, ушел вчера. Теперь остались только Ян с его группой. Они должны сегодня выехать из Варшавы. Но жандармы уже подозревают, что наши основные ячейки там. Роман… — он запнулся. — Ты не слишком рискуешь, затеяв дела с Вонгровским?

— Вонгровский лоялен.

— Он работает на царское правительство.

— И этим ценен для меня. Благодаря ему мы выиграем время.

— Но передавать ему такие важные сведения… ты подвергаешь себя опасности.

Роман отмахнулся.

— Вонгровский доказал свою преданность делу, мы можем на него положиться. Даже если будет знать, где я живу, то не предаст.

— Как скажешь, — ответил Йозеф. — Я бы хотел быть на этой встрече.

Роман рассмеялся.

— Ты считаешь, что Вонгровский опасен лично для меня? Да я перешибу его одной рукой. А второе — мне нужно отправить сообщение в Минск, и это не терпит. Ты знаешь, где живет наш человек за заставой, переночуешь у него, утром вернешься. За ночь со мной ничего не случится. Собирайся.

Йозеф поморщился, но подчинился и ушел собираться. Роман посмотрел на часы. До прихода Вонгровского оставалось сорок минут, Йозефу на сборы хватит и получаса. Почти впритык, но они успеют разминуться. Рискованно, конечно.

Он намеренно ограничился в письме расплывчатыми фразами, чтобы Вонгровского не смогли ни в чем обвинить, если письмо перехватят. Никаких намеков на дальнее родство с одним из вождей восстания, никаких упоминаний предыдущей переписки, только немного отчаяния в интонациях, как и полагается загнанному в угол преступнику, которого разыскивают жандармы и который столько времени прятался от властей.

Роман вспомнил, как несколько недель ему пришлось просидеть в усыпальнице Ожешко. Даже Элиза, несмотря на всю свою романтичность, то и дело вздрагивала, когда тайком приносила ему еду, и говорила, что это место навевает на нее ужас. Она умудрилась переправить его в Варшаву по поддельным бумагам, но запах усыпальницы преследовал его до сих пор. Роман спал на полу, подложив под голову одеяло, между двух генеральских саркофагов. Крышки на саркофагах были наполовину сдвинуты в сторону, открывая лежащие там забальзамированные тела — традиция семьи мужа, объясняла Элиза, и они вдвоем не смогли закрыть эти саркофаги. Роман однажды пошутил, что лежит меж двух генералов польского наполеоновского корпуса, и это предвещает ему самому генеральский чин, но Элиза обиделась. Шутка обернулась реальностью, ему присвоили это звание, а Роман не мог отделаться от слабого запаха корицы, который стоял в усыпальнице. Он никогда не думал, что смерть может пахнуть так спокойно и сладко.

***

— До этого не знал, что смерть может пахнуть так спокойно и сладко...

В себя Антона привел задыхающийся, слабый голос. Марьян! Нужно выбираться отсюда. Он обнял Марьяна за плечи, подтащил, уложил его голову себе на колени и достал флягу с водой.

— Сейчас я дам тебе попить, подожди.

Но Марьян не реагировал на его слова и движения, а флягу у губ просто не заметил, глядя куда-то в стену склепа.

— Он любит издеваться над людьми. Такую бы фантазию, да на хорошее дело! Самолеты в небо запускать или в море ходить, а он… все на кровь спустил. Как не увидит крови с утра, потом весь день как помешанный ходит, ищет, кого замучить. А если утром кого-то забьет до смерти, то может на этом и закончить, так только, вечером пробежится, кому-то палкой по позвоночнику даст, даже не до смерти, и все, можно вздохнуть с облегчением. У нас некоторые сами вызываются — попадутся ему на глаза утром, чихнут не так или рукой взмахнут, и хватит ему. Они не герои, какие там герои! Просто им надоедает ждать смерти. Все надеются умереть раньше, чем Хауке начнет вырывать им мясо из спины. У него кнут такой, с шипами, продирает кожу, не сразу выходит, а словно рвет его теми шипами до позвоночника или кишок… Хауке иногда заставляет смотреть. Только мало у кого получается умереть быстро, он как-то так умеет, чтобы не умирали слишком быстро — от страха или потери крови. Не знаю, какая у него там княжеская родословная, у нас шутят, что предки его точно по зову души в инквизиции служили. Да, мы шутим и смеемся, что остается? Вот сегодня Мартин ушел, вот это теперь его голова. Почему голова, а не тело? Я тебе расскажу.

Мы тут свихнемся, понял Антон. Марьяна надо было вытаскивать немедленно.

— Велел нам его раздеть, ткнул пальцем — этот и этот, подошли сюда, раздеть. В меня ткнул. И знаешь, что я до сих пор лучше всего помню? Как я ему пуговицы расстегивал. Хотел отказаться, но Мартин на меня так посмотрел… словно он не перед смертью стоял, а как король, приказы отдает. И до сих пор стыдно, что я тогда подчинился, не встал рядом с ним, а расстегнул ему пуговицы на робе. Они такие щербатые были, небольшие, до сих пор помню. Руки не слушались, расстегну одну, и упрусь Мартину ладонью в грудь на миг, а то пальцы дрожат. Вот так расстегну — и приложу ладонь. После второй почти к сердцу положил. Помог его... ему умереть, сам расстегнул пуговицы, не бросился вместо него под ноги.

Он стал задыхаться снова, даже в неясном свете было видно, как синеют губы.

— Молчи, Марьян, отдохни.

— А сердце болит, а я не умираю, как такое может быть? Вот это я в больнице и видел, в кошмарах. Приходит Мартин и мне на сердце ладонь кладет. Потом отогнали нас, а Хауке его хлещет своим кнутом с шипами, и не по спине, а по груди, а Мартин все не умирает. Катается по земле, стонет, а не умирает. Тогда приказал его держать, чтобы не дергался — охранникам приказал, не нам, и дальше его хлещет. Они его повесили еще живого. Напоследок по шее прошелся кнутом, казалось, голова сейчас отвалится, а Мартин все был жив. Под мышками веревку ему пропустили тогда и повесили. А с ним — еще трех мертвых, уже гнилых, из тех, кого он раньше забирал. Мартин до вечера жил. Губы у него шевелились, наверное, молился. Вот такая легкая смерть. А мне в тот вечер так плохо стало, будто ладонями сердце сдавили, как я не умер? Только в больнице я не помнил тогда, что это он. Странно, да? Я помню и не помню: эти гробы, его лицо — не могу вспомнить, а свою ладонь у него на сердце помню. Не помню, а потом вдруг оно приходит, и нет других воспоминаний, нет! Только эти!

— Кому ты об этом рассказывал?

— Никому, — ответил он сдавленно, — никому.

— Все эти годы?

Марьян выгнулся, зашипел от боли и как-то странно застыл, словно закаменел.

Антон низко склонился над ним, почти заслонив свет фонарика, положил ладонь на лоб, потом услышал свистящий мучительный вздох. Марьян распахнул глаза и уставился в потолок.

— Он снова на сердце, вот здесь, на сердце, он снова пришел! — голос Марьяна стал выше, почти переходя на визг, он забился, отталкиваясь ладонями от Антона.

— Ты меня слышишь?

— Он сам, вместо нас, и снова при… — он оборвал речь на полуслове и обмяк.

— Черт, Марьян! Что вместо нас? О ком ты?

Он спрашивал у Марьяна, разговаривал с ним, словно тот слышал, прижимая его к себе, не зная, что еще сделать. Тот же доктор, который выдал Марьяну рекомендаций на три страницы, написанные убористым почерком, сказал ему когда-то, что при приступах нужно удерживать больного в сознании, если ничего другого не остается — говорить с ним, будто он слышит. «Все, что угодно, но порой нужна хоть какая-то нить, чтобы не упустить его до приезда скорой. Вы же понимаете».

— Что вместо нас? А с кем я буду эту усыпальницу копать вдоль и поперек? Мы еще не решили, почему Траугутта арестовали, спор остался открытым, собрался его не закончить?

Когда-то, в пылу давних споров о Траугутте, ему в голову пришла совсем уж невероятная мысль, озвучить которую Марьяну он не решился, но сейчас она казалась единственно возможной, и почему-то именно теперь Марьян заслуживал знать. Хотелось спорить с ним, разбить в пух и прах, что угодно, только бы он открыл глаза. Наверное, слова его звучали совсем бессвязной околесицей.

— Ты даже не представляешь, но в письмах все сказано! И самое главное — письмо к Вонгровскому, хочешь — бей меня за эту догадку. Только очнись, дурной ларник.

Антон больше не мог ждать. Плевать, что нельзя двигать больного, Марьян не мог больше оставаться в этом сладком коричном воздухе.

Он подхватил Марьяна под мышки и почти на себе вытащил из усыпальницы. Позже он так и не смог сказать, как удалось поднять Марьяна по винтовой лестнице, да еще так быстро. Он не помнил этой дороги наверх.

Зато помнил другое, будто случившееся с ним по пути наяву.

***

— Я готов, — раздался голос Йозефа. Он переоделся в кучера, надвинул на лоб лохматую шапку и казался совершенно неузнаваемым. У Романа отлегло от сердца. Йозеф успеет уйти.

— Вот, — он взял со стола письмо и передал ему, — это письмо. Пусть действуют осторожно, не надо рисковать попусту.

Йозеф кивнул, спрятал письмо за пазухой и поднял на него умоляющий взгляд.

— Может, все-таки?.. В костеле еще ждут. Надеюсь, что ты воспользуешься шансом, друг мой.

— Нет, — ответил Роман, — пусть…

Дверь распахнулась с грохотом. Йозеф дернулся, закрывая его своим телом, но прогремел выстрел, и Роман словно в тумане увидел, как друг медленно сползает к его ногам. Их окружили жандармы. Его схватили под руки.

— Выживет, — сказал один из них, бесцеремонно толкнув тело Йозефа. — В плечо стрелял.

За спинами жандармов виднелось бледное лицо Вонгровского.

— Ромуальд Траугутт, я арестую вас, — сказал тот самый жандарм.

Когда его выводили, пока вели к карете, он все пытался вспомнить, кто успел спастись. Элиза, дорогой друг, сумеет за себя постоять. Она показывала ему свои наброски к повести, у нее талант, и это поможет пережить поражение. Его Антонина найдет утешение в детях… только бы детей пощадили. Они слишком малы, чтобы страдать за отца. А для него самое главное — не потянуть за собой других. В последнем бою он должен был быть один.

— Прости, — успел прошептать он Йозефу, когда их рассаживали по каретам, — прости. Я думал, ты успеешь уйти.

— Что? — просипел Йозеф сквозь зубы и не успел услышать ответ.

***

Он положил Марьяна в сбитую траву возле дверей, а потом ждал и молился неведомо кому. До деревни было недалеко, но в фельдшерском пункте вряд ли чем-то могли помочь. А идти в потемках… Ожидание казалось бесконечным, но через несколько минут Марьян открыл глаза.

— Что такое? — прошелестел он. — Пить.

Антон поднял ему голову и прислонил ко рту флягу с водой.

— Что со мной было? — спросил Марьян уже увереннее и попробовал приподняться на локтях.

— Ты не помнишь?

— Нет, — искренне ответил он.

— Сердце, дурной ларник, — буркнул Антон с огромным облегчением. — Полез, а там духотища. Так пришлось тебя на себе тащить обратно, как псу.

Марьян задумался.

— Приеду домой, так выпью настоящего крепкого кофе, — неожиданно прошептал он.

— Вот тебе.

Марьян опустился обратно в траву и медленно отвел наставленный на него кулак.

— Иногда можно, все равно лучше уже не станет.

— Разводи, разводи философию. До больницы доразводишься.

— Уже давно.

— До всяких там… — нужно было говорить равнодушно, — капельниц и кошмариков.

— И это тоже давно.

— Вот тебе врач и говорит беречься. А то совсем поизносишься, кто святую Агнессу в Новогрудке будет искать в пыльных запасниках, если сам себя от тени на стенке не отличишь?

— Отличу. Мне тени только в больнице привиделись, значит, не нужно попадать в больницу.

— Чудесный пример ученой логики. Давай убираться отсюда.

— А что там внизу? — спросил Марьян, снова пробуя подняться.

— Да ничего, — ответил Антон как можно спокойнее. — Мусор всякий, а так пусто. Надо сказать сельскому голове, пусть хоть замок какой повесит, чтобы детвора тут не попадала.

— Может, ты и прав. Надо пару дней отлежаться.

— Наконец-то слышу глас разума. Подожди, заберу рюкзак.

Антон вернулся в усыпальницу, аккуратно собрал вещи. Фонарик высветил на земляном полу отыскавшийся чудом ключ. Он наклонился, поднял ключ на черном шнурке — и бросился наверх, не оглядываясь. Мертвецы сохранятся здесь еще долго, но никому он про это место не скажет. Пусть она огнем горит, историческая ценность, пусть сельский голова закроет тут все на три замка или прикопает вход, да что угодно!

Снаружи все было совершенно нормально: Марьян, заметно оживший, ждал его, лежа на траве.

— Не припомнишь, — как можно беззаботнее спросил Антон, — сколько прошло от ареста до казни Траугутта? Из головы вылетело.

— Пять месяцев. Не придуривайся, не надо меня проверять, я в своем уме. Через пять месяцев его казнили, и еще четверых с ним. Бедняге так и не удалось всех выгородить и попасть на эшафот в одиночку.

— Вот уж действительно не повезло.

Марьян кивнул и с его помощью встал на ноги, пошатываясь.

— Я же вроде тут был когда-то, — пробормотал он через пару минут, пока Антон потихоньку вел его в деревню. — Когда у дяди гостил.

— Да ты что-то путаешь, — уверенно отозвался Антон. — Разве ты забыл бы такое?

@темы: Владимир Короткевич, Фанфики

---

Жюль Верн и полёты на Луну

[shepet]

Решила тоже притащить сюда одну статью. Аспект рассматривается вовсе не приключенческий, а вполне научный, но это, ИМХО, даже интересней.

Оригинал взят у pilot_pirks в С Земли на Луну. История и математика. Часть 1

С Земли на Луну. История и математика. Часть 1

Если уходить в историю изучения траекторий полета с Земли на Луну, то необходимо вернуться на полтора века назад, в 1865 год, когда был опубликован новый роман Жюля Верна «С Земли на Луну прямым путём за 97 часов 20 минут». Конечно, это была далеко не первая книга, в которой описывался подобный перелет, но это был первый роман, в котором автор решил подойти к описанию путешествия с научных позиций.

Причем уровень подготовки данного текста особенно хорошо понятен сейчас, так как впервые не просто было показано космическое путешествие, но и детально проанализированы все нюансы, порой весьма мелкие. Сейчас роман любят критиковать за те ошибки, что допустил автор. Но при таком объеме работы было бы удивительно, если бы там вообще не было ошибок! И сейчас куда больше поражают не его ошибки, а то, в чем он оказался прав. Например, по своей идее системы очистки кислорода как на снаряде Колумбиады, так и на космическом корабле «Союз» очень похожи. Только у Жюля Верна был гидроксид натрия, а сейчас применяют гидроксид лития.

Еще более интересны те моменты, в которых он оказался прав, несмотря на неверные предпосылки. Например, Перельман его критиковал за то, что он привел ошибочные данные по времени перелета с Земли на Луну и даже вынес их в название романа. Математик провел более точные расчеты по указанному методу, получив цифру порядка шести суток, на двое суток больше, чем в романе. И его расчеты, в рамках этого метода, действительно были правильными. Только за четверо суток долететь до Луны действительно можно (собственно, многие аппараты достигали Луны примерно за это время), а вот за шесть суток уже нельзя.Метод расчетов был выбран фантастом неправильно, а цифра получилась верная!

Еще, например, вскоре после выхода романа «Вокруг Луны» многие сомневались в возможности подобной траектории близкого облета Луны под действием только гравитационных сил. Лишь в начале ХХ века, при оценке орбит в системах двойных звезд, действительно была показана возможность существования подобных орбит. Вот что писал английский журнал «Знание» в начале ХХ века в статье «Астрономия у Жюля Верна»:

«Кривая, описанная снарядом Ж. Верна, дает повод к весьма интересным вопросам. Она начинается и кончается на Земле и представляет собою замкнутую орбиту снаряда. Такую орбиту должна описывать частица, выброшенная с Земли и подверженная действию только силы земного тяготения. Но под одновременным действием Земли и Луны форма орбиты, очевидно, должна измениться. Это было указано впервые, кажется, Бюрро, исследовавшим различные относящиеся сюда частные случаи. Джордж Дарвин также исследовал подобные случаи. Но лишь недавно была дана общая теория этого вопроса профессором Ф. Р. Мультоном, который доказал существование подобных орбит и нашел необходимые начальные условия их существования. Жюль Верн надолго предвосхитил все эти исследования, и надо, конечно, поставить ему в заслугу убедительную разработку этого вопроса».

Другими словами, задачи, которые попытался решить тогда Жюль Верн, были не просто на переднем крае науки – они часто ставили вопросы, на которые наука тогда не могла дать ответа.

Впрочем, не нужно забывать, что все это он делал не один. При написании всех своих книг автор старался обратиться к специалистам в какой-либо области. Согласно его дневникам, расчеты для перелета с Земли на Луну провел его кузен Анри Гарсе (1815-1871), преподаватель математики в лицее Наполеона (сейчас лицей Генриха IV). Кстати, здесь можете посмотреть его книгу на французском языке, посвященную Космографии Leçons nouvelles de Cosmographie (1854). И его расчеты были достаточно точны. Например, >здесь я по данным, приведенным в книге, вычислял точную дату старта экипажа Колумбиады.


Henri Garcet (1815–1871)

Впрочем, мы бы, возможно, так и не узнали про его расчеты, если бы Жюль Верн не поместил их в самое начало книги «Вокруг Луны», использовав их в беседе экипажа снаряда Колумбиады. Пишут, что читатели газеты «Дебаты» от 7 ноября 1869 года были буквально поражены, увидев сложные математические вычисления — в этой газете началась публикация романа.

Вот как была описана математическая модель перелета устами Мишеля Ардана и Барбикена:

— А знаешь, Барбикен, о чем я думал всю ночь?
— О чем? — спросил председатель.
— Я все думал о наших кембриджских друзьях. Ты, конечно, заметил, что я ни черта не смыслю в математике. Так вот: я никак не могу понять, каким образом наши ученые в обсерватории могли вычислить скорость, которую должен иметь снаряд, чтобы долететь до Луны.
— Ты хочешь сказать, — перебил Барбикен, — до той нейтральной точки, где силы земного и лунного притяжения одинаковы, потому что с этой точки, которая находится почти на девяти десятых всего расстояния между обеими планетами, снаряд полетит на Луну сам собой, вследствие собственной тяжести.
— Ну да, именно это я и имел в виду, — сказал Мишель.- Но как же все-таки они вычислили эту скорость?
— Ничего нет легче.
— А ты сумел бы сам провести это вычисление?
…
— Да, дорогой друг. Приняв в расчет все известные условия задачи: расстояние от центра Земли до центра Луны, радиус Земли, массу Земли, массу Луны, я могу с точностью установить начальную скорость нашего снаряда, и при этом с помощью самой простой формулы.
— Какая же это формула?
— А вот увидишь. Но только я не стану вычеркивать кривой, описанной нашим снарядом между Луной и Землей, учитывая их относительное движение вокруг Солнца. Предположим, что обе планеты неподвижны. Этого будет совершенно достаточно.
— Почему же?
— Потому что именно так решаются задачи, называемые «задачами трех тел», интегральный же метод для решения таких задач еще недостаточно разработан.

Через некоторое время была выведена и формула, которая была представлена читателям:



где r-радиус Земли, -расстояние между центрами Земли и Луны, х- расстояние ядра от Земли.V₀ — начальная скорость ядра. V- скорость на расстоянии х.

А перелет выглядел так



Здесь я хотел отметить, что эта формула при указанных начальных данных действительно верна. И действительно точно отображает гравитационное воздействие Земли и Луны на аппарат в любой момент времени. Её достаточно легко вывести исходя из закона сохранения энергии.

вывод формулы Верна-Гарсе

Сумма с учетом кинетической и потенциальной энергии выглядит так

mv² / 2 – γM_Зm/R_З – γM_Лm/R_Л =const

где m и M_З,M_Л – масса снаряда, Земли и Луны,

γ – универсальная гравитационная постоянная, R_Л -расстояние до центра Луны, R_З-расстояние до центра Земли

Переходим к обозначениям романа. А в правой части берем данные в момент запуска.

mv² / 2 – γM_Зm/x– γM_Лm/(D-x) =mv₀² / 2 – γM_Зm/r – γM_Лm/(d-r)

Сокращаем на m, переносим

v² / 2 –v₀² / 2=γM_З/x+ γM_Л/(D-x)– γM_З/r – γM_Л/(d-r)

1/2*(v²-v₀² )=γM_З(1/х-1/r+M_Л/M_З*1/(d-x)-M_Л/M_З*1/(d-r))

1/2*(v²-v₀² )=γM_З/r(r/х-1+M_Л/M_З(r/(d-x)-r/(d-r))

Ну а так как из mg=mγM_З/r² следует γM_З=g*r²

получаем начальную формулу
1/2*(v²-v₀² )=gr(r/х-1+M_Л/M_З(r/(d-x)-r/(d-r))

Так в чем же дело? Проблема в том, что она не учитывает динамики системы. Луна же вращается вокруг Земли со скоростью около 1 км/с. Именно в этом заключается проблема данной задачи. В результате, при попытке перелета по указанной выше схеме, когда станция подлетит к нейтральной точке между Землей и Луной, она вовсе не будет захвачена полем Луны, так как последняя улетит от снаряда со скоростью километр в секунду, и снаряд начнет падать на Землю. Но тогда была надежда, что захват аппарата Луной все-таки произойдет, и подобная схема в первом приближении точно показывает динамику перелета. С легкой руки Жюля Верна подобный метод расчета полета вскоре стал очень популярным. Его стали использовать не только в художественных книжках, но и в серьезных научных работах.
Нужно отметить, что тогда астрономы как раз понимали важность учета динамики. Да и дифференциальные уравнения,учитывающие как гравитацию, так и динамику,тогда могли легко составить. Вот только также никак не удавалось найти простое их решение. Собственно, как сейчас хорошо понятно, задача трех тел не имеет общего аналитического решения. Задачу можно было решить только численно, что означало очень и очень большое количество рутинных вычислений, на которые можно было потратить месяцы или даже годы жизни. На момент опубликования романа подобную задачу решали численным методом всего два раза. Причем первая попытка была более чем за сто лет до публикации романа, в 1759 году.
Известно, что Эдмунд Галлей, составляя каталог комет, заметил, что у нескольких комет, появившихся на небе в разное время, очень похожие параметры. Сверив их, он решил, что это может быть одна и та же комета. Потом ее назовут его именем. Комета Галлея появлялась на небосводе в 1531, 1607 и 1682 годах. То есть период обращения был 75-76 лет, а следующее появление ученый спрогнозировал на 1758 год. И все было бы замечательно, если бы не одно «но»: в расчетное время комета на небе так и не объявилась.
Тогда французский математик Клео решил рассчитать ее траекторию как можно точнее. В том числе, с учетом возмущений ее траектории за счет притяжений Юпитера и Сатурна. Это был очень утомительный и долгий труд, хотя он делал эту работу не один: ему помогали астроном Ж.Лаланд и математик мадам Лепот. Оказалось, что разница с предыдущими оценками периода обращения кометы составляет 618 дней, и она прибудет к своему перигелию 13 апреля 1759 года. С возможной ошибкой на месяц. Оценка оказалась очень точна: комета прошла свой перигелий 12 марта. Это была как победа математиков, так и очень хорошее подтверждение законов Ньютона.
Про этот расчет Лаланд после писал: «Шесть месяцев мы вычисляли с утра и до ночи, иногда даже не отрываясь от еды, и следствием этого было то, что я расстроил свое здоровье на все остальные дни своей жизни. Помощь госпожи Лепот была такова, что без нее мы никогда не осмелились бы предпринять этот громадный труд, состоявший из вычислений расстояния кометы от двух планет - Юпитера и Сатурна - для каждого градуса небесной сферы в течении 150 лет».

Можно посмотреть траекторию кометы Галлея относительно орбит планет

Второй раз подобный метод был применен в 1829 году, опять при расчете траектории кометы Галлея. Оценки дали дату возвращения кометы к Солнцу –15 ноября 1835 года. Комета вернулась 16 ноября, опоздав всего на сутки.
В результате, подобный численный метод доказал свою точность. Но по приведенной выше истории хорошо видно, насколько большая и утомительная работа при этом требовалась. Полгода работы трех математиков ушло на вычисление всего одной траектории с хорошо известными начальными параметрами! А ведь для вычисления траекторий перелета с Земли на Луну нужно было оценить десятки, если не сотни траекторий, с разными начальными параметрами. Иначе никак нельзя получить, скажем, точную скорость, дату старта, характеристики траектории, возможные погрешности, параметры полета станции рядом с Луной и т. д. На это уже могли уйти годы жизни. То есть данный вариант решения считался очень сложным. Особенно для задачи, не имеющей тогда особого практического смысла.
При этом, также тогда была уверенность, что можно найти аналитическое решение задачи трех тел. Хотя бы позволяющее, в первом приближении, оценить параметры перелета.
И метод, предложенный Жюлем Верном, казалось, давал ответ на этот вопрос. Ведь математически, в рамках начальных допущений, он был безупречен. Да, он не учитывал динамику, но тогда многие ожидали, что такое допущение нормально, и реальная траектория движения снаряда с Земли на Луну будет выглядеть как-то так.


Расчет из книги "Космические корабли. (Межпланетные сообщения в фантазиях романистов)" 1928 год

И математическая красота вкупе с большой популярностью романа сыграла злую шутку: по данному методу оценивали перелет практически все пионеры космонавтики — Годдард, Штернфельд, Оберт, Макс Валье и многие другие. Иногда, крайне редко, также оценивали не прямой перелет, а по эллипсу спутника Земли. Но и в этом методе были свои недочеты. Например, и там многие почему-то были уверены, что для достижения Луны достаточно попасть в сферу ее действия; дальше, мол, притяжение Луны должно сделать все остальное. Хотя, как было сказано выше, возможность облета в задаче трех тел уже была доказана.

Хорошей иллюстрацией будет статья Вернера фон Брауна в еженедельнике Сolliers от 18 октября 1952 года. В ней фон Браун рассказал, как, по его мнению, будет выглядеть экспедиция на Луну.

Саму статью можно скачать здесь.

По иллюстрации хорошо видно, что там представлена именно схема Жюля Верна: сначала достижение нейтрального района между Землей и Луной, впоследствии – падение на Луну под действием ее притяжения. Пушка давно заменена на ракету, но основной принцип остался неизменным. Хотя прошла почти сотня лет после опубликования романа.

Но вскоре подход к перелетам с Земли на Луну стал меняться. В том числе, благодаря развитию электронно-вычислительных машин.
Продолжение следует.

@темы: Матчасть, Жюль Верн, История

---

Некоторые факты, связанные с деньгами

[Nunziata]

06.12.2016 в 10:49

Пишет  Шано:

06.12.2016 в 08:27

Пишет  Эрл Грей:

«Сноб» и латвийский банк Citadele перечитали мировую художественную литературу, пересчитали старые деньги на новые и попытались понять, во что сейчас нам обошлись бы приключения и траты, аналогичные тем, что описаны у великих писателей. В первом выпуске — французская и итальянская классика

ФРАНЦИЯ
Сколько денег потратил Филеас Фогг на кругосветное путешествие?
Жюль Верн «Вокруг света за 80 дней»

1873 год

19 000 фунтов стерлингов

«У меня лежит двадцать тысяч фунтов стерлингов в банке братьев Бэринг. Я охотно рискну этой суммой».

Богач по имени Филеас Фогг в книге Жюля Верна «Вокруг света за 80 дней» с самого начала произведения предстает загадочной личностью. Он богат, но каков источник его богатства, не ясно. «Но как он нажил свое состояние? На этот вопрос не могли ответить даже самые осведомленные люди, а мистер Фогг был последним, к кому уместно было бы обратиться за подобными сведениями». Из-за этого детектив Фикс подозревает Фогга в недавней краже огромной суммы в банке — 55 тысяч фунтов — и направляется по его стопам в кругосветный вояж.

Согласно порталу Airtreks, путешествие вокруг света сегодня стоит от 20 тысяч до 30 тысяч долларов. При этом отмечается, что экономный путешественник может уложиться и в шесть тысяч, однако вряд ли это путь богача Фогга. Впрочем, тогда путешествие стоило гораздо дороже, чем сейчас. Поэтому давайте посмотрим на отдельные расходы Фогга. Например, ему приходится нанимать корабль в Шанхай, чтобы там догнать пароход в Йокогаму, который он пропустил. По данным simonseeks, в день за аренду корабля из Шанхая в Йокогаму придется выложить порядка 330 фунтов, корабль проходит сегодня это расстояние за три дня, итого 990 фунтов. Тогда судно шло медленнее, проходя весь путь за четверо суток, в сутки Фогг платил по 100 фунтов, да еще и выплатил сразу задаток в 200 фунтов. Сопоставляя 400 фунтов со всей потраченной суммой на путешествие — 19 тысяч фунтов, можно составить уравнение, из которого следует, что общая сумма за аналогичное путешествие сейчас составила бы 47 тысяч фунтов. По нынешнему курсу это было бы 55 тысяч евро.

За сколько д'Артаньян продал перстень, подаренный ему миледи?
Александр Дюма-отец «Три мушкетера»

1625 год

500 пистолей

«Как и предвидел наш гасконец, они без всяких затруднений получили триста пистолей под залог кольца. <…>
— Сколько предлагал ростовщик, чтобы приобрести сапфир в собственность? — спросил он.
— Пятьсот пистолей.
— То есть на двести пистолей больше. Сто пистолей вам, сто пистолей мне. Друг мой, да ведь это целое состояние! Идите к ростовщику».

Д’Артаньян, выдав себя за графа де Варда, проводит ночь с Миледи. Та дарит ему кольцо, которое затем замечает Атос. Оно напоминает ему фамильную драгоценность, с которой он расстался в ночь любви. Его догадки находят свое подтверждение: это именно то кольцо, что подтверждает царапина на одной из граней сапфира. Д’Артаньян готов отдать Атосу драгоценность, однако последний отказывается, ведь «оно побывало в преступных руках». Друзья решают заложить сапфир, несмотря на то что отец Атоса выложил за него 2000 экю (чуть более 600 пистолей). Ростовщик дает за драгоценность 300 пистолей и обещает, что добавит к ним еще 200, если ему удастся получить сапфир в собственность. Спустя время Атос и д’Артаньян окончательно расстаются с кольцом, несмотря на то что д’Артаньян просит Атоса хорошенько над этим подумать. Атос емко отвечает: «Наличные деньги дороги в наше время, и надо уметь приносить жертвы». Сколько же это могло бы быть в современных евро?

Атос происходил не из семьи королевской крови с неограниченным кредитом, однако его семья была довольно состоятельной. В наше время по уровню дохода его легко вообразить представителем зажиточного среднего класса. В таком случае в современной Франции его доходы варьировались бы от 1559 до 2569 евро. Кольцо с сапфиром, соответствующее его доходам, он купил бы не в Cartier, но и не у арабских перекупщиков ювелирки за углом, а, возможно, вот такое — по цене 1019 евро. Современные оценщики в ломбарде принимают ювелирные украшения на вес и дают за грамм золота 375-й пробы 36 евро. Кольцо, которое мог бы купить Атос, согласно нашим предположениям, не превышает трех грамм, соответственно, д’Артаньян получил бы около 100 евро. Сапфир, по источнику, был с такой царапиной, что она запомнилась Атосу, поэтому вряд ли друзья-мушкетеры смогли бы с него что-то выручить.

Во сколько оценили дом и имущество госпожи Бовари в Ионвиле?

Гюстав Флобер «Госпожа Бовари»

1846 год

8000 франков

«Дома Фелисите показала ей на лист серой бумаги, спрятанный за часами. Эмма прочла: <…> “...уплатить сполна восемь тысяч франков”».

Свою книгу Гюстав Флобер написал в 1856 году, однако само действие в ней происходит немного раньше. Исследователи приходят к выводу, что финал книги, то есть время, когда госпожа Бовари должна выплатить долг, а вместо этого совершает самоубийство, приходится на 1846 год.

Эмма Бовари не раз изменяла своему мужу, всякий раз разыскивая свой идеал. В конце повествования она оказывается в долгах, что послужило толчком к ее самоубийству. В полученном ею судебном постановлении указывается, что она должна уплатить 8 тысяч франков, чтобы сохранить имущество, однако таких денег у нее нет, а любовники, к которым она обращается за помощью, от нее отворачиваются. Чтобы рассчитать, чему эта сумма эквивалентна сегодня, обратимся к тексту романа.

Прежде чем потерять имение в Ионвиле, в которое Эмма вместе с мужем переехала в 1840 году, героиня романа лишилась дома в Барневиле. Описание дома, однако, не вызывает восхищения у читателя: «Ветхая лачуга в Барневиле, близ Омаля, приносившая ничтожный доход. В былые времена она составляла часть небольшой усадьбы, но Бовари-отец усадьбу продал». Лавочник Лере тем не менее находит на дом покупателя, и сделка приносит Бовари 4000 франков. Глядя на сайт продаж недвижимости rightmove.co.uk, самый дешевый дом с двумя спальнями в графстве Омаль стоит 108 тысяч евро. Имея это в виду при вычислении стоимости дома в Ионвиле, который был несколько больше дома в Барневиле, получаем, что тамошний особняк вместе с имуществом в виде блюд, горшков, стульев, подсвечников, безделушек на этажерке, белья и платьев Эммы мог бы стоить около 216 тысяч евро.


Во сколько оценил ростовщик Гобсек заложенные бриллианты графини де Ресто?

Оноре де Бальзак «Гобсек»

1829 год

80 000 франков

«Условия меняются. Восемьдесят тысяч наличными, а бриллианты останутся у меня, — добавил он глухим и тоненьким голоском. — При сделках на движимое имущество собственность лучше всяких актов».

Графиня де Ресто изменяла своему мужу и тратила его деньги. Это привело к тому, что ее дети, в частности, граф Эрнесто де Ресто, остались без наследства. Все деньги, которые должны были достаться ему от отца, перешли к циничному ростовщику Гобсеку. Гобсек дважды взыскивал долг с графини: страшась разоблачения, де Ресто без колебаний вручала ему все самое ценное. Во второй раз графиня отдала Гобсеку бриллианты — он их оценил в восемьдесят тысяч франков. Переводя на современные деньги, будем иметь в виду то, например, что рассказчик, стряпчий по имени Дервиль, рассказывает о себе: «Проработав три года в конторе стряпчего, я получил там должность старшего клерка и переехал с улицы де Грэ, так как мой патрон, помимо ста пятидесяти франков жалованья в месяц, давал мне теперь еще стол и квартиру». Похожая современная профессия по-французски носит название avoué. В обязанности такого человека входит составление судебных бумаг, в частности, он занимается предварительной частью гражданского процесса в апелляционных судах. Средняя ежемесячная зарплата у него — 4,5 тысяч евро. Вычитаем из этой суммы аренду квартиры (порядка 500 евро — столько бы сегодня заплатил наш герой, если бы жил в парижском пригороде в комнате с еще парой человек) и сумму среднего прожиточного минимума во Франции (те же 1,5 тысячи евро), потому что все это ему предоставлялось и так. Сопоставляем оставшиеся 2,5 тысячи евро к 150 франкам как X к 80 тысяч франков — получаем X = 1 млн 330 тысяч евро, которые бы сегодня стоили бриллианты графини де Ресто.

За сколько граф Мюффа выкупил роль порядочной женщины для проститутки Наны в пьесе Борднава?

Эмиль Золя «Нана»

1867 год

10 000 франков

«Согласно договору, Роза обязана была уплатить неустойку в десять тысяч франков, если бы ушла сама; так вот, пусть ей дадут эти десять тысяч франков, и она перейдет в “Фоли-Драматик”. Борднав был ошеломлен таким предложением, а Миньон, не спускавший глаз с графа, спокойно ждал.
— В таком случае все улаживается, — пробормотал Мюффа с облегчением, — можно столковаться».

Куртизанка Нана из произведения Эмиля Золя сводит с ума мужчин — от банкира Штейнера и журналиста Фошри до графа Мюффа де Бевиль. Нана играет в театре и получает, несмотря на отсутствие таланта, большие роли. В пьесе Борднава Нана сыграет роль порядочной женщины, просто потому, что граф Мюффа заплатил режиссеру огромные деньги — 10 тысяч франков. Чтобы оценить, насколько это была большая сумма, обратим внимание на следующее: в произведении упоминается заведение толстой Лауры Пьедфер на улице Мартир, где обед стоил три франка. Основными посетителями были куртизанки и те, кто приходил на них посмотреть. Не будет слишком большой натяжкой, если мы сравним заведение Пьедфер с современным кабаре — например, кабаре «Мадам Артюр», которое располагается на той же улице. Вход в кабаре составляет 10 евро до полуночи и 15 — после. Возьмем цифру в 12 евро. Посмотрев на соотношение с тогдашними тремя франками и десятью тысячами, уплаченными Мюффа, не переводя валюты одна в другую, получаем 40 тысяч евро. Примерно столько нужно было бы предложить сейчас.

ИТАЛИЯ
Насколько богат Пиноккио?

Карло Коллоди, «Приключения Пиноккио. История деревянной куклы»

1881 год

1 сольдо

«Пиноккио побежал к дому огородника Джанджо. Огородник спросил:
— Сколько тебе нужно молока?
— Полный стакан.
— Стакан молока стоит один сольдо. Дай мне раньше этот сольдо.
— Но у меня нет даже чентезимо, — ответил Пиноккио смутившись.
— Плохо твое дело, Деревянный Человечек, — проговорил огородник. — Если у тебя нет даже чентезимо, я не могу тебе дать даже наперстка молока».

«Жизнеописание петрушки-марионетки» (так выглядел подзаголовок первого перевода «Пиноккио» на русский язык, изданного в 1906 году) — почти учебник финансовой грамотности для детей, потому что деньги в нем играют ключевую роль. Главный капитал героя — это, конечно же, пять золотых цехинов, которые Лиса и Кот советуют ему инвестировать в «Волшебное поле», суля баснословную прибыль 500 к 1 уже на следующий день. Однако оценить величину суммы, подаренной Пиноккио кукольником Манджафоко, затруднительно: мальчик заявляет, что намерен купить на них отцу «красивую новую куртку, желательно из золота и серебра, с пуговицами из самоцветных камней. А затем букварь», выдавая и доброе сердце, и полное непонимание рыночных реалий.

Некоторую ясность помогает внести история: считается, что действие книги разворачивается в эпоху, отдаленную от даты публикации как минимум на несколько десятилетий, когда Тоскана еще была Великим герцогством. Такая датировка основана на упоминании различных денежных знаков. В середине XIX века один золотой цехин равнялся приблизительно 133,3 сольдо. Зная, что один сольдо — цена стакана молока, которую выставляет Пиноккио огородник Джанджо в самом конце книги, мы можем провести расчеты. В современной Италии литр молока стоит 80 евроцентов, стакан (треть литра) стоит в таком случае 26 евроцентов — это и есть котировка одного сольдо. Дальше проще: 0,26 умножаем на 133,3, и потом умножаем на пять — получаем 173 евро, которые были бы сегодня в кармане Пиноккио.


Сколько стоил перстень, украденный Андреуччио ди Пьетро?

Джованни Боккаччо, «Декамерон»

Середина XIV в.

500 флоринов

«В тот день похоронили неаполитанского архиепископа, по имени мессер Филиппе Минутоло, похоронили в богатейших украшениях и с рубином в перстне, стоившем более пятисот флоринов; они и хотели пойти ограбить покойника и так разъяснили Андреуччио свой замысел».

500 золотых флоринов берет с собой торговец лошадьми Андреуччио ди Пьетро из Перуджи, отправляясь в Неаполь за новыми покупками. Молодой и неопытный юноша, впервые оказавшись в чужом городе, совершает роковую ошибку: торгуясь, он демонстрирует продавцам свой кошелек, чтобы показать серьезность своих намерений. Проходящая мимо красавица, «готовая услужить всякому за недорогую цену», замечает и деньги, и наивность Андреуччио, и в скором времени он остается без денег, в одной сорочке и по шею в нечистотах на улицах ночного Неаполя. Но недаром тема всех новелл второго дня «Декамерона» — удача: бедолага встречается с двумя расхитителями гробниц, которые просят его помочь снять перстень с тела покойного архиепископа, обещая взамен «нечто гораздо более ценное, чем то, что ты утратил». Не без приключений Андреуччио все-таки удается заполучить перстень и даже оставить его себе: вернувшись в Перуджу, он продает его за те же 500 флоринов, с которыми отправился в путь. В наши дни хорошее кольцо с добротным рубином известного итальянского ювелирного бренда стоит от 1500 евро (примерно столько же стоит пара скаковых лошадей), а значит, примерно на такую сумму герой Боккаччо намеревался купить неаполитанских скакунов.


Какое жалованье попросил Труффальдино у второго господина?

Карло Гольдони, «Слуга двух хозяев»

1745 г.

1 филиппо

Труффальдино. Идет. А сколько вы мне положите?
Флориндо. А сколько вы просите?
Труффальдино. Да, видите ли, мой хозяин, которого тут нет, платил мне по филиппо в месяц, не считая квартиры и харчей.
Флориндо. Хорошо, я вам дам столько же.
Труффальдино. Надо бы маленько прибавить.
Флориндо. Какой же прибавки вы хотите?
Труффальдино. Да хоть еще сольдишко в день на табак.
Флориндо. Хорошо! Дам вам и на табак.
Труффальдино. Ну, если так, то иду к вам в услужение.
(прозаический перевод А. К. Дживелегова)

Филиппо — это монета испанского происхождения, которую чеканили в Милане с XVII века, в период, когда город находился во власти испанских Габсбургов; вплоть до 1778 года именно филиппо оставался главной серебряной монетой Ломбардии. Поэтому вполне логично, что Труффальдино из Бергамо в Венеции выставляет туринскому синьору Флориндо Аретузи счет именно в этой валюте. Вот только уже в следующем явлении становится ясно, как же сложно приходилось в то время людям с расчетами. Оставшись один, Труффальдино берется за свою двойную бухгалтерию: «На сольдо в день больше — это составляет тридцать сольдо в месяц. А ведь я соврал, будто у того получал по филиппо. Он мне платит только по десять паоло. Может быть, десять паоло и составляют один филиппо, но наверняка не знаю».

Паоло, как и филиппо, — монета, названная именем правителя, только вместо испанского монарха речь здесь о папе Павле III Фарнезе, при котором Микеланджело закончил «Страшный суд» в Сикстинской капелле. Павел III увеличил вес серебра в монете джулио (вошедшей в обращение при Юлии II 36 годами ранее) до 3,85 гр, однако поручиться за то, что Труффальдино имеет в виду именно ее, мы не можем: паоло несомненно пользовался популярностью за пределами Папской области, но название этой монеты заимствовали и другие государства Италии, например Тоскана. Как бы там ни было, если пройдоха из Бергамо попал пальцем в небо, цена одному паоло сейчас была бы, по весу серебра, примерно 6,3 евро. То есть у второго хозяина он запросил чуть больше 63 евро.


Сколько стоили очки для чтения в середине XIV века?

Умберто Эко, «Имя Розы»

1327 г.

6 сольдо

«Полагаю, что их изобрели намного раньше, — сказал Вильгельм. — Но изготовление их трудоемко, и требуются очень опытные стекольщики. Долгое, кропотливое дело. Десять лет назад одна пара таких вот vitrei ab oculis ad legendum* шла с торга в Болонье за шесть сольдов. А мне подарил такую же пару знаменитый мастер Сальвин из Армати, уже больше десяти лет назад, и все эти годы я берег их как зеницу ока… Впрочем, теперь они и впрямь у меня вместо зеницы».

Вильгельм Баскервильский, главный герой романа, действие которого происходит в 1327 году, знакомится с монастырским витражным мастером Николаем, убежденным, что секреты старых мастеров навеки утрачены и его собственная работа — лишь жалкое подражание древним образцам. Вильгельм рассказывает ему, что в некоторых странах стекольщики уже не украшают природу, а исправляют ее. Например, с помощью коррекции зрения: очки (появившиеся в Италии в XIII веке) можно было приобрести за шесть болонских серебряных сольдо, которые чеканились с 1236 года и были эквивалентны 12 французским денье (денариям) — разменной монете всей Западной Европы. Необходимо, впрочем, оговориться, ведь, как бы ни расписывал Вильгельм прогресс средневековых мастеров, корректирующие линзы в оправе оставались уникальным и очень дорогим изделием для того времени, поэтому сумму в 6 сольдо сопоставлять с нынешней средней стоимостью очков в итальянской оптике (150 евро) было бы некорректно.

* стекла для чтения (лат.)

Источнег знаний

@темы: Аналитика

---

Пост не бесспорный, но интересный

[Stella Lontana]

Оригинал взят у в В поисках Немо

Кто читал "Двадцать тысяч лье под водой", помнят, что капитан Немо был племянником Типу Сахиба,известного как Тигр Майсура. Вообще изначально Жюль Верн хотел сделать капитаном Немо польским аристократом, участником восстания 1863-1864 г., мстившим Российской империи за подавление восстания и гибель семьи.
Но было две проблемы.
1) Капитан Немо должен был действовать на море, а на море русских военных судов днем с огнем не сыщешь.
2) А от кого вести корни такого Немо, который, извиняюсь за каламбур, в воде чувствует себя как рыба в воде?
Типу Сахиб подходил сюда гораздо больше, ибо Типу был флотофилом, и после второй англо-майсурской войны решил строить... флот.
Ха, скажет каждый из вас, два-три кораблика - это типа флот что ли?
Вы плохо знаете Типу!
От отца ему досталось три верфи - Jamalabad, Wajidabad и Majidabad. Так вот, к 1796 году, когда было создано Адмиралтейство Майсурского Султаната, Типу умудрился построить... 42 корабля. 22 линкора от 62 до 72 пушек, и 20 фрегатов от 46 до 24 пушек.
Майсур владел тремя портами - Мангалор, Кундапур, и Тадри, где корабли были распределены. Все его крупные корабли были обшиты медью для скорости хода. Крупнейший корабль имел размерения - 112 футов длины и 32 фута ширины, фрегат - 70 футов длины на 16 футов ширины. Если сравнить с европейскими кораблями - то размерения майсурского линкора - это размерения 30-пушечного европейского фрегата. Я так предполагаю, что большое количество пушек устанавливалось за счет постройки второго дека.
Доподлинно об особенностях майсурского кораблестроения известно только по уцелевшему бригу "Серингопатам", который был построен англичанами (!!!!) в Бомбее для Типу Сахиба(!!!) (вспоминается цитата Ленина про веревку и капиталистов), потом ими же и захвачен, послужил под английским флагом китобойцем и капером, а в войне 1812 года был захвачен Дэвидом Портером на "Эссексе" во время его вояжа в Тихий океан. На 1800 год бриг нес 14х9- и 18-фунтовых (!!!!) пушек. Скорее всего - пожертвовали дальностью и мореходностью ради мощного залпа.
В третьей и четвертой англо-майсурских войнах флот Типу оказался практически бесполезен, ибо корабли были, а вот команд - не было. Организация пошла по незалежному варианту - на 42 корабля было 30 адмиралов. Тем не менее пару боев с аравийскими пиратами майсурцы провести сумели, и нападать на них пираты Аравийского моря перестали, ибо чревато.
Ну а англичане корабли эти просто сожгли. От греха подальше. Мало ли - вдруг дикари-с научатся в кораблики, и тогда у нас появится большая головная боль.
Тем не менее, история капитана Немо как потомка Типу выглядит гораздо предпочтительнее, чем история потомка чисто сухопутной крысы, мстящей неизвестно кому неизвестно за что. К тому же один из издателей прямо сказал Жулю Верну - прописав в качестве Немо польского пана-революционера - потеряешь русский рынок, а это большие деньги, поэтому появился Немо-индус, а не Немо-поляк.

@темы: Матчасть, Жюль Верн, Мореплавание, История

---

Про проверку гармонии логикой

[Stella Lontana]

Давно хотела притащить сюда эту статью, но не знала как: на Хабре нет кнопочки "Перепостить", а копировать текст - все картинки потеряются. Так что я дам тут начало текста, а потом переходите по ссылке (и обязательно загляните на сайт!)

Честно скажу, я в этой статье далеко не все слова понимаю, но меня неизменно восхищает то, что делают в ABBYY на стыке IT и гуманитарщины (средствами IT для гуманитарщины?), а тут они еще исключительно правильно выбрали тему для примера ))

Вкратце: компания ABBYY рассказывает о своем методе компьютерного анализа литературных текстов -- на примере трилогии Верна.

От Англии до Таинственного острова вместе с героями романов Жюля Верна
mashaka 21 июля в 00:03 10,9k

С постоянно растущим объемом текстовой информации и уровнем развития инструментов web-визуализации возникает желание все эти объемы визуализировать. Демонстрация возможности такой визуализации — задача, которая была поставлена перед командой студентов в рамках работы ABBYY Labs и курса “Промышленное программирование” на Факультете инноваций и высоких технологий (ФИВТ) в МФТИ (если вы ещё ни разу не читали в нашем блоге о студенческих лабораториях ABBYY, есть смысл вернуться вот к этому посту).

Пятнадцати третьекурсникам-разработчикам и четырем четверокурсникам-менеджерам, студентам ФИВТ, было предложено за три месяца исследовать современные open-source решения визуализации структурированных данных и затем, выбрав для себя тему, визуализировать текстовую информацию на естественном языке. Переход от неструктурированной информации к структурированной предлагалось осуществить при помощи семантико-синтаксического парсера ABBYY Compreno.



А если не Жюль Верн, то кто?

Одно из самых бурных обсуждений за всё время работы над проектом было посвящено выбору текста-основы визуализации. Вариантов было множество: от старых советских газет и научных статей до серии романов “Песнь Льда и Пламени” и комиксов вселенной Marvel.

Поскольку многие тексты, которые нам нравились, были защищены авторскими правами, мы решили остановиться на классических литературных произведениях с истекшим сроком действия авторского права. Тут тоже не обошлось без дискуссий: предлагали и Шерлока Холмcа, и Тома Сойера, и многие другие романы, в итоге мы сошлись на том, что трилогия романов Жюля Верна “Дети капитана Гранта”, “Двадцать тысяч лье под водой” и “Таинственный остров” хорошо подходит для наших целей и нравится нам всем . Для анализа мы взяли англоязычный и русскоязычный переводы.

Желающих читателей мы сразу приглашаем на сайт julesvernetrilogy.com — вы можете параллельно читать статью и нажимать на кнопки. Итак, выбираем язык (русский или английский) — и поехали.

Переходим к структурированной информации

Извлечением данных из текстов романов занималась отдельная группа. Ребятам нужно было выделить локации и события, которые встречаются в романах, найти взаимосвязи между героями, составить описание внешности и речевые портреты персонажей, а также сделать умную разметку текстов книг. Чтобы решить каждую из этих задач, студенты использовали разнообразную информацию о тексте, полученную при помощи парсера ABBYY Compreno. Подробно о работе парсера мы писали здесь, а сейчас расскажем, как он нам помог структурировать информацию из романов Жюля Верна.

Читать дальше на стороннем ресурсе

И обязательно перейдите на сайт - в иконки потыкать

@темы: Мир вокруг нас, Жюль Верн

---

Фест для поклонников мушкетерской трилогии Дюма

[WinterBell]

Приглашаем всех сказочно провести Рождество с мушкетерами на Королевской площади!

@темы: Александр Дюма, Реклама

---

Как в СССР (не) издавали приключенческие книги

[Росица]

«Развлекуха» для Сталина
www.ng.ru/tendenc/2004-11-25/5_razvlekuha.html
Почему Майн Рид, почему Буссенар?
Максим Артемьев

Сколько поколений советских школьников выросло на романах Майн Рида, Густава Эмара и братьев Рони – старшего и младшего? Наверное, больше, чем до 1917. Тогда ведь деревенские ребятишки, коих было большинство, не читали подобной литературы. Но это лишь так, подход к теме.

Кажется, в книге «140 бесед с Молотовым» Ф. Чуева есть такой примечательный фрагмент. Вождь, то есть Сталин, спрашивает кого-то, ответственного за книжную торговлю, – а почему не издают сейчас приключенческой литературы, такой, как в годы его детства – вроде Майн Рида? Следует многозначительная пауза, после которой выясняется, что надо принимать решение правительства по этому вопросу, в итоге вождь бессильно махнул рукой, мол, опять все забюрокрачиваете, и больше к этому вопросу не возвращался. Зато вернулись после его смерти, при Хрущеве.

Вожди времен «оттепели», видимо, понимали, что нельзя пичкать детей одним только «Тимуром и его командой», и решили сделать подарок советским детям, в том числе и своим внукам. Не знаю, оценили ли внуки их подарок, осознали ли смелость политики, освободившейся от категоричной идейности, но читали они Майн Рида с удовольствием.

Но дело опять-таки не в этом, а в том, что в результате подобной любезности вождей советские дети остались (совершено непреднамеренно) в плане приключенческой и фантастической литературы на уровне к. XIX – н. XX в. Произошла великая подмена. То, что на Западе давным-давно забыли – книги Майн Рида, которого, кстати, на родине знали как «капитана Рида», Луи Буссенара и т. п. авторов, в нашей стране, отрезанной от новейших тенденций в мировой литературе, обрело второе рождение. Вожди хотели как лучше – и вернули в круг повседневного чтения книги своего детства, на которых выросли сами, но которые пылились в Европе и Америке в запасниках библиотек. В свою очередь, поколения 1950-80-х остались почти не затронутыми современными западными влияниями, мимо них прошли популярнейшие и известнейшие писатели приключенческого жанра.

Конечно, кое-что просачивалось из фантастики, например, рассказы Айзека Азимова или повести Рея Брэдбери, детективы Жоржа Сименона, но в целом поколения советских школьников пережевывали «Всадника без головы» или «Приключения капитана Блада». Да и Сименон с Азимовым – авторы не для мальчиков 10-12 лет. Вот для этой-то категории читателей ничего новенького и современного не переводили. Для тех, кто младше, – были Астрид Линдгрен с Карлсоном и Памела Трэверс с Мэри Поппинс. Существовал и такой вариант, как пересказ (без ссылки на первоисточник), подобно волковскому переложению «Волшебника из страны Оз».

Но, увы, о том, что книги Зейна Грея, Оуэна Уистера, Уолтера ван Тибурга Кларка о ковбоях заменили Майн Рида и Луи Буссенара, нашему юношеству было невдомек. Не знали пионеры и об Эдгарде Берроузе, Нине Боден, Джоне Бьюкене, Сириле МакНиле.
Книги фантастического и приключенческого жанра по самой своей природе обречены на недолгий успех. В советской стране, заботливо изолированной от посторонних и вредных влияний, возник удивительный феномен искусственной консервации литературной моды и вкусов. Послесталинское послабление обернулось на поприще детско-подростковой «развлекухи» «повторением пройденного», искусственным возрождением в условиях фактически сохраняющейся изоляции литературных вкусов полувековой давности, соответствующим воспоминаниям тогдашнего руководства о своем детстве.

Кстати, как известно, с конца 1930-х фактически попала под запрет научно-фантастическая литература. В лучшем случае можно было сочинять в жанре «ближнего прицела». Поэтому, когда science fiction получила реабилитацию, то она началась с переиздания произведений Александра Беляева (ничего другого «готового» не было), которые по инерции тиражировались вплоть до 1980-х.

Классики – Жюль Верн и Герберт Уэллс – также получили гипертрофированное внимание читательских масс, не только в силу высоких художественных достоинств, но и по недостатку альтернатив и косности книгоиздательской практики.

Кстати. Нельзя не сказать несколько слов о судьбе романа «Борьба за огонь» братьев Рони. Конечно, его напрочь забыли во Франции уже в 1930-е, и потому его многочисленные переиздания советских времен – явный анахронизм. Но в 1981 о нем вдруг вспомнили в Англии и сняли фильм, руку к которому приложил такой мэтр, как Антони Берджесс, придумавший для сценария «язык» первобытных людей.

kirovtanin.livejournal.com/616402.html – каменты.

@темы: История, Книги

---

Дублирую. На правах рекламы )

[Stella Lontana]

Команда Жюля Верна (тыц) на Зимнюю битву - 2017 не идет точно
Команда Жюля Верна почти наверняка идет на Зимнюю битву - 2018
Во всяком случае, начата подготовка контента
Так что если вы тоже любите неспешную подготовку, приключенческие романы,
поболтать о каноне в приятной компании,
плед, камин, бренди, подводный мир и воздушные шарики,
коллективный укур, никакой обязаловки и бессонную ночь перед первой выкладкой —
к нам можно присоединиться в течение всего года

PS: Еще упоротый перфекционизм, но я не хотела пугать

@темы: ФБ, Жюль Верн, Реклама

---

Фест для маринистов

[shepet]

В Морских узлах объявлен предновогодний фест. Приглашаются к участию все творящие по любому морскому канону, а также без всяких канонов.



Ингридиенты:
1. Одна увесистая морская тема
2. Слова-ключи или картинки-ключи на выбор
3. Тип, категория, жанр, рейтинг и пейринг по вкусу
4. Фантазия в неограниченном количестве
Приготовление:
Соединить морскую тему с ключом, добавить жанр, рейтинг, пейринг и т.д. по вкусу, использовать побольше фантазии. Подать в сообществе Морские узлы. Получить приз.

Правила

Правила

1. Фест будет проводиться в сообществе Морские узлы с 15.11.2016 по 15.12.2016.
2. Обязательная тема феста: море и моряки.
3. Организаторы феста предлагают слова-ключи и картинки-ключи. Автор должен учитывать при создании работы любой из них.
4. Принимаются к участию работы любого формата: тексты (авторские и переводные), арты, крафт и т.д.
5. Участвуют как фандомные работы, так и ориджи любой категории (джен, слэш, гет) и любого жанра.
6. Минимальный размер тестовой работы - 100 слов. Рейтинг работ от G до NC-17.
7. Участвуют только новые работы (или нигде не засвеченные старые). Количество работ от одного автора не ограничено.
8. Выкладка работ будет происходить с 9.12.2016 по 15.12.2016 включительно.
9. Авторы должны прислать свои работы на u-mail сообщества до 15.12.2016 включительно, или выложить их самостоятельно.
10. Все авторы получат памятные призы. Приз зависит от размера и количества выложенных работ. Постоянных комментаторов тоже ждут приятные сюрпризы.

Список ключей здесь

ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ!

@темы: Мореплавание, Реклама

---

Maktub

[Nunziata]

Автор: Nunziata
Канон: М. М. Кей «Далекие Шатры»
Пейринг/Персонажи: Аштон Пелам-Мартин/Анджули, Шушилла и др.
Категория: гет
Жанр: агнст, драма
Исходники: видео - "Далекие Шатры" мини-сериал, 1984 г., аудио - "Maktub", М. Виана
Продолжительность и вес: 3 мин., 59,4 Мб
Рейтинг: R
Примечание:
1.

Перевод

Так написано.

Это все уже написано,
Во времени и пространстве,
О том, как моя душа и твоя
Друг друга озарили светом

Это все уже было написано
Тысячелетиями,
О священном огне страсти,
Поглотившим нас.

Под солнцем пустыни
На горящем песке,
Твое присутствие - вода,
Сохраняющая жизнь.

Дикие голуби,
В лазури души
Твоя любовь - это свет,
Просветивший даже незрячего.

Это все уже написано,
И Бог знает все это,
О том, что змей открыл нам магию любви,
Сделавшую нас богами

Это написано,
Пред началом времен,
О том, что долина жизни открывается тогда,
Когда любовь пронзает нас.

Maktub (Marcus Viana/Malu Aires)
textmp3.net/perevod/34588/Marcus_Viana-Maktub_K...

2. Смерть персонажа
3. Сделано для команды Библиотека Приключений

@темы: ФБ, Гет, Фанвидео, Рейтинг, Экранизации

---

Pourquoi pas

[Nunziata]

Название: Pourquoi pas
Автор: Nunziata
Форма: клип
Канон: "Графиня де Монсоро"
Категория: джен, гет
Пейринг/персонажи: Бюсси/Диана, герцог Анжуйский, граф де Монсоро, граф де Келюс и др
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Исходники: видео - сериал "Графиня де Монсоро" (1997), аудио - М. Дунаевский, Ю. Ряшенцев "Почему бы и нет?" ("Pourquoi pas?) в исполнении М. Боярского
Продолжительность и вес: 2,26 мин., 52,3 Мб.
Краткое содержание: Однажды в пламени графу де Бюсси увиделась собственная судьба. Но ничего не изменить. Да он и не собирается
Предупреждения: смерть персонажей
Дисклеймер: Всё, что сделал предъявитель сего, сделано без получения материальной выгоды и без посягательств на авторское право.

Клип сделан для команды Дюма

@темы: ФБ, Джен, Гет, Александр Дюма, Фанвидео

---

Ах, шевалье!

[Nunziata]

Название: Ах, шевалье!
Автор: Nunziata
Форма: клип
Канон: "Д’Артаньян и три мушкетера"
Категория: джен, гет
Пейринг/персонажи: Д’Артаньян/Констанция, леди Винтер, Атос, Портос и Арамис, в эпизодах - гвардейцы, Людовик XIII, королева и др.
Жанр: AU, экшн, почти флафф
Рейтинг: PG-13
Исходники: видео - сериал "Три мушкетера"(Россия, 2013), аудио - "Musica... Fantasia" в исполнении оркестра "Rondo Veneziano"
Продолжительность и вес: 2,48 мин., 59,7 Мб.
Примечание: Клип сделан для команды Дюма на ФБ 2016. Фантазии по мотивам канона.

Спойлер

Уползание персонажей. Под иными небесами миледи не отравила Констанцию, а мушкетеры не казнили миледи...
Дисклеймер: Всё, что сделал предъявитель сего, сделано без получения материальной выгоды и без посягательств на авторское право.

@темы: ФБ, Джен, Гет, Александр Дюма, Фанвидео, Экранизации

---

[WinterBell]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Душа, живущая в корабле

[Nunziata]

Автор: Nunziata
Бета: ratacate, momond
Канон: Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада»
Размер: мини, 3808 слов
Пейринг/Персонажи: Питер Блад/Арабелла Блад, «Арабелла», Дайк и др.
Категория: джен, гет
Жанр: агнст, мистика, AU
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Постканон. У моряков есть поверье, что в корабле живет душа женщины, причем женщины ревнивой. Что будет, если встретятся две женщины одного капитана?
Примечание: «Арабелла» уцелела в сражении за Порт-Ройял. Сиквел к макси «Только ты». Присутствуют цитаты из канона.

-1-

«Арабелла» горделиво высилась на рейде Порт-Ройяла. Под ярким солнцем блестела позолота богато украшенной кормы, на надраенной меди пушек вспыхивали искры. Отражение алого корпуса зыбко дрожало на подернутой легкой рябью воде. Стороннему наблюдателю было бы трудно поверить, что совсем недавно «Арабелла», изуродованная французскими ядрами, едва держалась на плаву.

Великолепный корабль привлекал к себе взоры, и на молу собралось немало зевак, желающих поглазеть, как флагман знаменитого пирата — то есть его превосходительства губернатора, конечно, — готовится в первый раз после сражения выйти в море.

Из ворот форта показался губернатор Блад, который вел под руку свою супругу. Позади торопливо семенила молоденькая служанка. В толпе началось оживление, послышались возгласы, а некоторые впечатлительные дамы даже прижали руки к груди: синеглазый губернатор успел покорить не одно женское сердце. И если его превосходительство дамы провожали восхищенными взглядами, то при виде изящной Арабеллы Блад в платье цвета слоновой кости и широкополой шляпе с белым плюмажем кое-кто из них украдкой завистливо вздыхал.

У причала напротив форта покачивалась на волнах большая десятивесельная шлюпка с гребцами. Блад спрыгнул в нее и помог спуститься жене, один из матросов протянул руку служанке. Как только женщины устроились на корме, гребцы дружно ударили веслами, и шлюпка быстро заскользила по направлению к «Арабелле». Губернатор Блад спешил подняться на борт возрожденного корабля.

***

В конце мая Порт-Ройял накрыла влажная жара. Арабелла изнывала от духоты, и идея Питера совершить небольшое морское путешествие привела ее в восторг. Но высказав эту идею, Блад тут же усомнился в ее полезности по причине весьма деликатного свойства: Арабелла носила ребенка. О беременности они узнали месяц назад, и с тех пор Питер рьяно оберегал жену, вызывая ее шутливое, а подчас и неподдельное негодование. Поэтому, выслушав его сомнения, Арабелла лишь иронично посетовала на чрезмерную заботливость супруга, усугубленную клятвой Гиппократа. Блад колебался недолго: он тоже хотел вырваться из душного Порт-Ройяла. Как подозревала Арабелла, дело было не только в погоде.

И теперь миссис Блад посматривала то на воду, бегущую за бортом шлюпки, то на мужа. Он держал ее руку в своей, но его взгляд был прикован к приближающемуся кораблю. В борт «Арабеллы» плеснула волна, и та величественно качнулась.

— Корабль будто приветствует тебя, — сказала Арабелла.

Блад улыбнулся, ничего не ответив, и слегка сжал ее пальцы, а сидящий на носу шлюпки лейтенант Дайк неожиданно сказал:

— Ясное дело, приветствует. Капитана чует.

Арабелла с любопытством спросила:

— Как это — чует?

— Душой, миссис Блад. Тосковала Она, а сейчас радуется.

Дайк по-особому выделил слово «она». Неясное чувство, похожее на ревность, кольнуло Арабеллу, и она устыдилась: что за несусветная глупость!

— Верно, так и есть, — поддакнул кто-то из матросов.

— Доподлинно известно, что корабль наделен душой, — увлеченно продолжал Дайк. — Бывает, невзлюбит кого, так тот намается, бедолага... А то и сгинет посреди плавания неведомо куда. Ну а если корабль с капитаном не поладит, так всем пропадать. Взять вот Рыжего Хью из Портсмута...

— Не болтай вздор, Ник. — Блад больше не улыбался. — Я всегда считался с матросскими суевериями, но не стоит слишком ими увлекаться.

— А мне было бы интересно послушать про Рыжего Хью, — возразила Арабелла и обратилась к насупившемуся Дайку: — И что же с ним приключилось?

Ник, успевший пожалеть, что затеял разговор, неохотно начал рассказывать:

— Появилась у него шхуна, «Леди Гвен». Бог весть, как он заполучил корабль. Всякое говорили, но суть не в том. С год ему везло, а потом — то исправный компас начнет врать, то кто-нибудь из матросов сорвется с вант и разобьется насмерть...

— Но для этого могли быть естественные причины, — заметила Арабелла.

— Могли, — согласился Дайк. — Только пропала та шхуна, когда шла из Кардиффа в Ливерпуль. Тыщу раз Хью хаживал тем путем, да и погода была хорошая. Не приняла «Леди Гвен» Хью, вот и утащила на дно. И его, и команду... Вот так-то!

— Спасибо, мистер Дайк. Печальная история...

Вздохнув, Арабелла задумчиво посмотрела на корму, мимо которой проплывала шлюпка. Ей до сих пор было странно видеть свое имя, выложенное сияющими под солнцем буквами.

Дайк тоже оглянулся на корму:

— Но Она милостива... хотя и ревнива, как без того... Одаривать только не забывать.

— Дайк, — негромко, но жестко сказал Блад, — довольно.

Тот смущенно пробормотал:

— Да я-то что? Мало ли что болтают. Морякам без сказок нельзя.

Бросив на него уничтожающий взгляд, Блад наклонился к жене:

— Арабелла?

— Питер, она такая красивая!

— Моим сердцем владеет лишь одна красавица, — шепнул Блад.

Арабелла слабо улыбнулась:

— Но и она тоже в твоем сердце. Она — часть тебя, и ты по-прежнему ее капитан.

Питер хотел сказать что-то еще, но их уже окликнули с «Арабеллы». Гребцы подняли весла, вахтенные крюками подтянули шлюпку к борту. На палубе их встретил радостный Джереми Питт. Штурман скороговоркой пробормотал приветствие, отвесил неуклюжий поклон миссис Блад, но было очевидно, что ему решительно не до проявлений учтивости.

— Извини нас, дорогая, — засмеялся Блад.

Питт увлек его к шканцам, возбужденно что-то рассказывая и показывая на мачты, где уже распускались паруса. Пронзительно засвистела боцманская дудка, корабль пришел в движение и, понемногу набирая ход, устремился к выходу из гавани.
Жаннет унесла багаж своей госпожи в каюту. Дайк тоже собрался было уйти, но Арабелла остановила его вопросом:

— Мистер Дайк, а как же вы задабриваете суровую душу корабля?

Лейтенант опасливо глянул в сторону кормы и, убедившись, что Блад занят беседой с Питтом и Хейтоном, буркнул:

— Жертвуем часть добычи носовой фигуре. Сущую мелочь — монетку. На удачу.

Арабелла приподняла брови.

— Раньше жертвовали. Когда еще... — Дайк окончательно смутился.

— Я поняла, мистер Дайк, — спокойно проговорила Арабелла. — Еще в Кайоне я заметила, что на бушприте прибиты монетки. Но не придала этому значения. — Она помолчала и вдруг, повинуясь внезапному порыву, спросила: — А могу ли я тоже... подарить что-нибудь? На удачу?

Несчастный лейтенант, подумав, что не иначе как морской дьявол дернул его за язык, растерянно поскреб в затылке.

— Монетки у меня нет, но, возможно, сгодится это? — Арабелла сняла с пальца перстень с крупной голубоватой жемчужиной.

— Отчего же и не подарить, — наконец произнес Дайк. — Только... это ж вам несподручно, миссис Блад. Позволите мне?

— Буду вам признательна, мистер Дайк.

Арабелла на ладони протянула лейтенанту перстень, но в этот миг налетел порыв ветра, и корабль накренился. Потеряв равновесие, молодая женщина покачнулась, перстень скатился с ее ладони, ударился о планшир и, отскочив от него, вылетел за борт. В толще бирюзовой воды блеснула и тут же пропала золотая искорка. Арабелла ахнула, а у Дайка вытянулось лицо.

— Дурной знак, миссис Блад, — сказал кто-то хриплым голосом.

Оглянувшись, Арабелла увидела Неда Огла. Она поморщилась: воспоминания о бунте были слишком болезненными. Видимо, канонир тоже не испытывал к ней особой приязни, поскольку старался держаться подальше. Пожалуй, сегодня он впервые с ней заговорил.

— Чего ты, Огл? Ветер это, — Дайк не скрывал своего неудовольствия.

— Ветер? — криво усмехнулся канонир. — В самом деле, Ник?

— А что еще, по-твоему?

— А то... — начал было Огл, но осекся, встретившись глазами с Дайком.

— Брось, Огл, — строго сказал лейтенант и повернулся к Арабелле. — Сожалею, миссис Блад.

Мрачный канонир, помедлив, поклонился:

— Прошу прощения, миссис Блад, ежели что не так.

— Ничего... мистер Огл.

— Что тут у вас? — К ним подошел Питер Блад.

Дайк, полагая, что ему не миновать выволочки, понурил голову и вдохнул побольше воздуха. Но Арабелла опередила его признание:

— Я уронила за борт перстень.

— И все? — хмыкнул Блад. — Хотя конечно, это очень досадно. — Он внимательно оглядел всех троих, но никто не проронил больше ни слова. — Кстати, Огл, почему бы тебе не провести учения для молодых комендоров, когда мы выйдем в открытое море?

Огл еще раз поклонился и отошел.

— Ты и сейчас не забываешь о своих обязанностях, Питер, — улыбнулась Арабелла, с облегчением понимая, что он не намерен больше ее расспрашивать.

И тут сверху раздался вопль:

— Берегись!

Побледнев, Блад резко дернул Арабеллу на себя. В ту же секунду мимо них с гудением и шелестом пронесся тяжелый деревянный блок на канате. Арабелла завороженно смотрела, как, достигнув крайней точки своего полета, он на мгновение замер, а затем маятником качнулся обратно. По счастью, траектория его движения изменилась, и канат захлестнулся за штаг грот-мачты.

Воцарилась тишина. Блад вскинул голову, пытаясь понять причину случившегося.

— Марса-шкот оборвался, сэр, — возвестил тот же матрос. — Ведь проверяли же все перед выходом в море...

— Плохо проверяли! — гневно крикнул Блад и обратился к Дайку: — Ник, отправь своих парней, пусть посмотрят, что там. — Затем он взглянул на жену: — Как ты? Испугалась? Голова не кружится?

Его отрывистый тон выдавал сильнейшее волнение и Арабелла, которая только сейчас поняла, какая опасность ей угрожала, улыбнулась дрожащими губами:

— Я хорошо... кажется.

— Нам нужно вернуться. Корабль — не самое лучшее место для женщины в твоем положении.

Питер говорил тихо и быстро, обеспокоенно вглядываясь в лицо жены, но та покачала головой:

— Это случайность. Впредь я буду осторожнее.

— Дорогая, ты уверена?

— Я не хочу возвращаться, Питер, — твердо сказала она.

Вскоре после обеда «Арабеллу» сотрясли пушечные залпы. Палубу заволокло дымом, в котором сновал перепачканный пороховой копотью Огл и на все лады костерил неумех. Однако, судя по всему, учения прошли успешно, и в итоге канонир сменил гнев на милость.

Пальба закончилась, когда солнце уже клонилось к закату. Дым рассеялся, и Арабелла спустилась на шкафут. Случившееся оставило у нее неприятный осадок. Она не сказала мужу всей правды про перстень, и не только потому, что хотела избавить ни в чем не повинного Дайка от неудовольствия Питера.

«Почему же еще? — спрашивала она себя. — Мне станет стыдно, если обнаружится, что я тоже подвержена суевериям? А почему, кстати, мне захотелось одарить корабль?»

Из головы не шла история, рассказанная Дайком. И несостоявшееся пожертвование, и оборвавшаяся снасть, которая вполне могла убить ее, — все это выглядело как... предупреждение?

«Так не бывает!»

Но в те недели, что она провела в Кайоне, разве иногда ей не чудилось, будто за ней кто-то наблюдает? Возможно, было бы лучше сойти на берег, но изнутри поднимался протест. Арабелла словно приняла вызов, брошенный ей неведомой силой.

-2-

Впрочем, ничего пугающего больше не происходило, и постепенно к Арабелле вернулось душевное равновесие.

Питер также был в превосходном настроении. Он беззаботно шутил с Питтом и Дайком, с матросами — как бывшими пиратами, выбравшими службу королю Вильгельму, так и молодым пополнением, восторженно взирающим на матерых морских волков. Даже на угрюмом лице Огла мелькала кривоватая улыбка.

И хотя не любивший праздности Блад на следующее утро затеял маневры, отдав распоряжение идти переменными галсами против встречного ветра, это не нарушило установившуюся на борту идиллию.

Арабелле казалось, что ее отношения с мужем приобрели новый оттенок. Вечерами он рассказывал ей истории из бесшабашной студенческой жизни в Дублине, одна другой невероятнее. Арабелла смеялась и говорила, что он все выдумал, а Питер загадочно усмехался, глядя на нее долгим взглядом, а потом мягко привлекал жену к себе и тянулся к ее губам. А днем, когда он стоял на квартердеке, отдавая распоряжения, или за большим обеденным столом в кают-компании им достаточно было встретиться глазами, и ласковое тепло разливалось в груди Арабеллы.

На третий день плавания они сделали остановку в удобной бухте Монтего-бей, расположенной на северо-западе Ямайки, чтобы раздобыть свежих овощей и фруктов и пополнить запасы пресной воды. Жители небольшого поселения, основанного еще испанцами, высыпали на берег. На борт «Арабеллы» явился градоначальник, исполняющий также и обязанности капитана порта, весьма взволнованный и польщенный неожиданным прибытием губернатора. Он так настойчиво приглашал высоких гостей отобедать, что Блад согласился. Как водится, обед затянулся до вечера.

Перед возвращением на «Арабеллу» Блад предложил жене немного прогуляться. Они прошлись вдоль длинного песчаного пляжа и остановились, чтобы полюбоваться закатом. Прерывисто вздохнув, Арабелла прижалась к мужу и непроизвольным движением положила руку себе на живот. Питер накрыл ее руку своей. Его близость и ощущение новой жизни внутри наполняли Арабеллу радостью и безмятежным счастьем, и даже корабль, чей темный силуэт резко контрастировал с ярким вечерним небом, больше не навевал тревожных мыслей.

На рассвете следующего дня «Арабелла» взяла курс на Порт-Ройял.

***

Направляясь в кают-компанию, Арабелла спустилась по трапу и остановилась. Что-то было не так... странно. Она недоуменно огляделась: сквозь открытые порты с трудом проникал тусклый свет, пушки отбрасывали длинные тени, как если бы уже наступил вечер. Но ведь солнце стояло еще высоко!

«Наверное, большое облако закрыло солнце...»

Гораздо больше ее удивило то, что орудийная палуба была пуста. Арабелла даже дошла до ее середины, чтобы убедиться в этом. Более того — ничего не говорило о близком присутствия людей. Гнетущая тишина окутала Арабеллу, даже плеск волн доносился словно издалека. В вязком сером свете медленно танцевали серебристые пылинки, а, обернувшись, она увидела на полу цепочку своих следов. Сглотнув, молодая женщина попыталась справиться с охватившем ее страхом, и уверить себя... В чем? В том, что на отличающемся безукоризненной чистотой корабле с многочисленной командой такое возможно?!

В следующий миг она ощутила пристальный взгляд, который, казалось, исходил отовсюду, и всхлипнула, озираясь по сторонам.

«Надо подняться наверх, только и всего. Надо выйти на палубу», — твердила она себе.

За спиной под чьими-то шагами заскрипели доски настила. Арабелла быстро оглянулась и увидела возле двери кают-компании высокого мужчину в черном камзоле. Только один человек на корабле носил такую одежду, и она радостно воскликнула:

— Питер!

Но человек скрылся за дверью. Подбежав, Арабелла распахнула дверь вслед за ним — и сердце ее споткнулось, а потом лихорадочно зачастило: внутри никого не было! Тот же тусклый свет лился из окон, и все предметы были покрыты той же серебристой пылью, что и палуба.

Ощущение чужого взгляда усилилось. Краем глаза Арабелла уловила движение и испуганно посмотрела на стоящий в углу массивный стул с высокой спинкой. Тени ли сгустились таким странным образом, или воображение шутило с ней все более гадкие шутки, но ей почудилось, что на нем, опираясь на подлокотник и прикрыв ладонью лицо, сидел сухощавый мужчина. Задрожав, Арабелла вонзила ногти себе в ладони, надеясь, что боль выведет ее из кошмара.

— Как человек гуманный, я должен выразить сожаление, что вы не умерли от нанесенного вам удара, — произнес по-испански звучный голос. — Ведь это означает, что вам придется испытать все неприятности, связанные с необходимостью умирать снова...

«Снова... снова…» — многократным эхом повторилось в голове Арабеллы. Ее зубы застучали: голос, несомненно, принадлежал Питеру, и это пугало ее еще больше. Она не могла отвести взгляда от мужчины в кресле. Призрачные очертания обрели плоть: изящной формы кисть, короткие, чуть вьющиеся, волосы, бородка клинышком...

— Между нами есть разница, — глухо сказал призрак. — Она заключается в том, что я не называю себя гуманным человеком.

Он обратил к Арабелле лицо с бездонными провалами глаз. Охваченная липким ужасом, она отшатнулась и ударилась плечом и спиной о косяк двери.

Одновременно заговорили несколько человек, испанская речь перемежалась с английской. Гневные возгласы, обрывки молитв, лязг и скрежет стали, чей-то предсмертный хрип... Резкий, беспощадный голос Питера...

Арабелла прижала ладони к ушам, но все равно продолжала слышать эту жуткую какофонию.

— Отец! — выкрикнул какой-то юноша. — Милосердия! Прошу вас, сеньор! Прошу! Да будьте же вы прокляты!

Его мольбы и проклятия становились все тише, и она уже не различала слов.

Призрак поднялся со стула и медленно двинулся к Арабелле, а та застыла на месте, не в силах пошевелиться. По мере того, как он приближался, черты его лица менялись, затем его фигура подернулась дымкой. А через мгновение перед Арабеллой стояла... она сама, вот только в глазах этой призрачной Арабеллы пылал мрачный огонь.

— Он принадлежит мне!

Догадавшись, о ком говорит призрак, Арабелла воскликнула:

— Неправда!

— Он уже безраздельно был моим, но появилась ты! — лицо призрака исказилось от ярости. — Все будет по-прежнему, когда я уничтожу тебя!

Режущий голос терзал мозг Арабеллы. В висках толчками билась боль, сознание мутилось.

— Нет! Я тебе не поддамся! — превозмогая дурноту, крикнула она.

— Ты уже поддалась, — рассмеялся призрак и протянул к ней руку.

Сердце сдавило каменной тяжестью. Задыхаясь, Арабелла сползла по косяку на пол. Холод коснулся ее лица, спустился к груди, затем она ощутила леденящее прикосновение к животу.

«Ребенок!»

Эта мысль вывела Арабеллу из оцепенения. Она закусила губу и, напрягая все силы, подняла голову. Во рту появился солоноватый вкус крови, но она заставила себя смотреть в глаза призраку. Его рука замерла над животом Арабеллы, а на лице ярость уступила место изумлению, даже потрясению. Он отступил на шаг, и Арабелла почувствовала, как ослабли тиски чужой воли. Она смогла наконец вздохнуть, и темнота сомкнулась вокруг нее.

-3-

— Арабелла! — настойчиво звал ее Питер, но она была слишком далеко, чтобы ответить. Не чувствуя своего тела, она словно парила в туманной мгле. — Дорогая, ты слышишь меня?

Постепенно к Арабелле возвращались ощущения. Она лежала на чем-то мягком. Звякнуло стекло, в ноздри ударил резкий запах, и она недовольно поморщилась.

— Кажется, она приходит в себя, месье Блад! — воскликнула Жаннет.

— Да, Жаннет. Дай мне салфетку.

Влажная прохладная ткань приятно освежала разгоряченное лицо. В первый момент Арабелле почудилось, что она все еще в Кайоне и больна. Но нет же, Кайона осталась далеко, а потом был Порт-Рояйл, и произошло множество других событий. Арабелла вспомнила, что они отправились в плавание, и как она спустилась на орудийную палубу, и невыразимый ужас, который последовал за этим. Ее дитя! Она могла потерять ребенка! Арабелла потянулась рукой к животу и открыла глаза.

Она была в капитанской каюте, квадраты солнечного, яркого, как ему и положено, света лежали на полу и мебели, а над ней склонился Питер, и в его взгляде было безграничное облегчение.

— Наконец-то! Ты меня напугала, любовь моя...

— Ребенок, — выдохнула Арабелла, — что с ним?

— Насколько я могу судить, все в порядке.

Она опустила веки, скрывая слезы радости. Но тут же встрепенулась и, несмотря на попытку мужа удержать ее, села на постели:

— А... она?

— Кто «она»? — недоуменно переспросил Питер.

«Действительно, кто? — смятенно подумала Арабелла. — Призрачная женщина, похожая на меня, как две капли воды?»

Она молчала, и Блад, переглянувшись с горничной, мягко проговорил:

— Дорогая, на корабле, кроме тебя и Жаннет, нет других женщин.

— Да, я знаю...

«Разумеется, нет. Тогда кого я видела?»

Арабелла коснулась языком саднящей ранки на нижней губе.

— Арабелла, ты помнишь, что произошло?
О, она помнила, очень хорошо помнила! Но как об этом рассказать?

— Тебя нашел Дайк, ты без чувств лежала на полу в кают-компании. Тебе стало нехорошо? Или... кто-то напугал тебя?

— Я... я не помню, — выдавила она. — Все было так... смутно.

Питер обнял ее за плечи, в его глазах была озабоченность.

«Питер решит, что я повредилась в рассудке...»

Блуждающий взгляд Арабеллы и мертвенная бледность ее лица выдавали крайнее смятение. Блад чувствовал, что жена говорит ему не все, но решил отложить объяснение до лучших времен.

— Если ты больше ничего не можешь сказать, не буду терзать тебя расспросами. Скорее всего, виновата жара, — предположил он, — и твое особенное состояние.

— Наверное...

Ей бы тоже хотелось, чтобы причина была в беременности. А если и вправду она потеряла сознание и, падая, ударилась обо что-то головой? Этим можно было бы объяснить и прокушенную губу.

— К сожалению, ветер упал, и мы придем в Порт-Ройял только завтра, — Блад вздохнул. — А до конца дня властью капитана оставляю тебя в постели. Жанна поможет тебе раздеться. Хочешь пить?

— Хочу. — Арабелла взяла из рук Жаннет кружку и задрожала как от озноба, глядя на рукав платья, испачканный в серебристой пыли.

— Дорогая? — Муж забрал у нее кружку, иначе она бы расплескала воду.

— Пыль. Просто пыль, — с трудом улыбнулась Арабелла, не отрывая полного ужаса взгляда от серой полоски на ткани.

Питер нахмурился, но ничего больше не спросил. Он поднес кружку к губам жены и проследил, чтобы она выпила все. У воды был сладковатый привкус. Арабелла не спрашивала, что он добавил в питье, ее мысли были совсем о другом. Затем Питер ушел, а Жанна, устроившись в кресле, занялась шитьем, негромко напевая французскую песенку.

Арабелла лежала, отвернувшись к переборке, и старалась дышать ровнее.

«Она милостива... хотя и ревнива, как без того...» — сказал лейтенант Дайк.

На корабле нет других женщин — но душа, живущая в нем, сама его суть? Невозможно... Это бред или кошмарный сон. Однако видение было слишком ярким и связным. И пыль, эта странная пыль!

Если предположить, если на один только миг представить, что она повстречалась с непостижимой силой…

«Тогда я чудом избежала смерти...»

Ей снова стало холодно, сердце болезненно сжалось. И то, что она слышала... Она узнала голос мужа. Было ли это мороком, ложью, чтобы смутить и запутать ее, — или отголосками давней трагедии? Она знала, что испанский капитан, прежний владелец «Арабеллы», после налета на Бриджтаун вернулся на корабль, захваченный беглыми рабами. Призрак мужчины весьма походил на испанца... Кого же умолял о милосердии тот юноша?

«Если только это не плод моего больного воображения... »

И все-таки ее ум упорно искал объяснение. Что ее спасло? Почему та, другая Арабелла остановилась?

В питье действительно было подмешано успокоительное. Веки Арабеллы начали смыкаться. Когда она уже находилась на грани яви и сна, к ней пришло понимание.

— Ты не могла навредить ребенку, — едва слышно прошептала она. — Ведь он — плоть от его плоти...

Заключение

Не было никаких признаков, что происшествие сказалось на здоровье Арабеллы, но Блада беспокоил ее обморок. Поэтому, заметив на палубе Дайка, он подозвал того к себе и увел на полуют, где устроил лейтенанту форменный допрос. Дайку пришлось рассказать, каким образом Арабелла выронила перстень за борт, а затем — пережить несколько неприятных минут, слушая откровенное и нелицеприятное мнение своего капитана о слишком суеверных и болтливых моряках. Но тем не менее, он храбро завел разговор о неслучайно оборвавшемся марса-шкоте.

— Ты допускаешь, что кто-то хочет убить мою жену? Кто? — резко спросил Блад

У Дайка была только одна версия. Блад выслушал его, но отверг вмешательство потусторонних сил. Больше лейтенант ничего не мог сказать, и Блад велел ему убираться и впредь с оглядкой травить глупые байки.

Оставшись в одиночестве, Питер задумался. На корабле есть враг, и он пытается погубить Арабеллу? Что ж, не так уж невероятно, и после возвращения в Порт-Ройял надо будет уделить этому должное внимание. Но у Питера не было объяснения ужасу, плескавшемуся в глазах жены, и чутье подсказывало ему, что здесь не все так просто.

Он спустился на шкафут, затем прошел на фордек. Бушприт был разбит в бою, и его пришлось заменить. Однако Питер увидел мелкую серебряную монетку, прибитую у его основания: корабль уже успели одарить. А вот носовая фигура почти не пострадала, под слоем свежей краски были заметны лишь несколько выбоин, оставленных мушкетными пулями.
Блад пристально оглядел деревянную деву и усмехнулся: он будто бы ждал, что сейчас та повернет голову и заговорит с ним. Он постоял еще немного. Под ногами мерно вздымалась палуба. Склонность все подвергать анализу не позволяла ему принять версию Дайка. И все же... Разве его самого не охватывало чувство единения с кораблем, с его мощью? И разве все подвластно ограниченному уму смертного? Ведь он всегда был убежден в обратном...

Бросив еще один взгляд на профиль фигуры, он провел рукой по гладкому дереву бушприта. В глубине души непогашенным углем тлела тревога. Плавание подходит к концу, и он сделает все, что в его силах, чтобы уберечь жену. От чего бы то ни было.

***

Из-за слабого ветра они вошли в гавань Порт-Рояйла, когда солнце перевалило полуденную черту. Арабелла, стоя на шканцах, наблюдала, как матросы проворно убирают паруса. Она почти не слышала щебетания Жаннет, которая окружила ее неусыпной заботой и практически не оставляла одну. Однако ничей недобрый взгляд не преследовал Арабеллу, более того — у нее крепла уверенность, что ей ничего не угрожает.

«По крайней мере, до рождения ребенка», — поправила она себя.

— Дорогая, — к ней подошел Питер, — пора, шлюпку уже спустили.

Она окинула мужа серьезным и спокойным взглядом и кивнула. Питер все еще встревожен, он догадывается, что она не вполне откровенна с ним. Однако Арабелла не чувствовала в себе готовности что-либо рассказывать мужу. Да и вряд ли история о ее путешествии в потусторонний мир успокоила бы его.

Они были уже близко от берега, когда молодая женщина, обернувшись, взглянула на «Арабеллу» и вздрогнула. У гакаборта стоял, скрестив на груди руки, мужчина в черном камзоле. И хотя их разделяло приличное расстояние, она с необыкновенной четкостью видела его — вплоть до деталей серебряной вышивки на камзоле. Призрак смотрел прямо на Арабеллу, и на его лице застыло непонятное ей выражение. Была ли то тоска или разочарование? Арабелла не могла бы сказать. Стиснув руку мужа, она уткнулась ему в плечо.

— Что такое, душа моя?

Арабелла вновь посмотрела на корабль. Конечно же, у гакаборта никого не было.

— Все хорошо, Питер, — вздохнула она. — Все уже хорошо.

@темы: Рафаэль Сабатини, Джен, Гет, Фанфики