spero, ergo sum
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Внимание!
воскресенье, 23 февраля 2014
14:52
Доступ к записи ограничен
Тоска по совершенству? Ну-ну! (с) Ундервуд
Название: О письмах и каторжниках
Канон Ж.Верн «Дети капитана Гранта»
Размер: около 14 500 слов (ага, есть в этом некое изощренное издевательство)
Статус: закончен!
Персонажи: майор Мак-Наббс, Паганель, Айртон, Гленарван, другие
Пейринги: дженовые, прослеживаются
Категория: джен
Жанр: приключения, херт-комфорт (а планировалось в обратном порядке)
Примечание: альтернативное развитие событий, начиная с момента выслеживания Мак-Наббсом шайки Бена Джойса в лесу. Но при этом - максимально близкое к канону. Курсивом - цитата из канона.
Примечание 2: сноски к одному из последних отрывков
* Краткая история воздухоплавания:
братья Монгольфье – 5 июня 1783 года – первый подъем в воздух на воздушном шаре, наполненном теплым воздухом
профессор Шарль (Жак Александр Сезар) – 27 августа 1783 года – первый подъем в воздух на шаре, наполненном водородом
Жан-Пьер Бланшар – 1785 год – первый перелет через Ла-Манш на аэростате, наполненном водородом. Разрабатывал способы управления воздушным шаром. Путешествовал с показательными полетами по Европе и Америке. Вел записки.
Софии Бланшар – жена Жана-Пьера. Поддерживала начинания мужа, продолжала летать и после его смерти, погибла в результате крушения воздушного шара, в который попала шутиха во время фейерверка.
Примечание 3, не имеющее особого отношения к тексту
Nemo me impune lacessit (лат.), оно же Cha togar m' fhearg gun dìoladh (гэл.), оно же No one can harm me unpunished - "Никто не тронет меня безнаказанно" - королевский шотландский девиз, используемый до сих пор, а также девиз шотландского рыцарского ордена Чертополоха и шотландских частей британской армии, в том числе 42-го пехотного полка, в котором служил наш герой. С учетом размаха ставить эту фразу эпиграфом к фику мне показалось слегка нескромным, так что просто оставляю здесь для сведения. Потому что, по-моему, очень подходит.
Предупреждения: логическая необходимость создания текста, практически повторяющего сюжет канона, только для того, чтобы дать одному герою побольше поприключаться, пусть останется на совести автора
Еще предупреждения: Айртон - отрицательный герой. Да, в фике тоже
Размещение: только предупредите
читать дальшеОколо одиннадцати часов вечера, после недолгого, нездорового сна, тяжелого и утомительного, майор проснулся. Он с удивлением заметил какой-то неясный свет, мерцавший среди деревьев. Мак-Наббс принял его было за распространившийся по земле пожар.
Он встал и направился к лесу. Велико же было его удивление, когда он увидел, что источником зарева была фосфоресценция огромного поля грибов. Их поры светились в темноте очень ярко.
Майор, не будучи эгоистом, уже хотел было разбудить Паганеля, чтобы и ученый полюбовался этим явлением, как вдруг остановился словно вкопанный.
Фосфорический свет освещал весь лес на полмили кругом, и Мак-Наббсу показалось, что какие-то тени скользят вдоль опушки. Был ли то обман зрения? Была ли это галлюцинация?
Майор бросился на землю и стал внимательно наблюдать. Вскоре он ясно увидел, как несколько человек, то нагибаясь, то снова выпрямляясь, искали на земле какие-то следы.
Следовало во что бы то ни стало узнать, чего хотят эти люди.
Мак-Наббс, не раздумывая и не будя своих спутников, пополз, словно дикарь в прериях, и исчез среди высоких трав.
Туман цеплялся каплями за ветви кустов и оставлял на одежде сырые пятна. Подлесок здесь был густой, и пробираться сквозь него оказалось непросто. Призрачный свет фосфоресцировавших грибов освещал ему путь, но и его самого делалось проще обнаружить.
Он их настиг только в полумиле от лагеря. Мертвый фосфорический свет здесь почти что сходил на нет. Три человека рассматривали какие-то следы на земле, и среди них Мак-Наббс узнал кузнеца из Блек-Пойнта.
– Это они, – сказал один.
– Точно, – отозвался другой, – вон и мой трилистник на подкове. След идет от самой Уиммери.
– Лошади околели все до одной.
– Все, кроме нашей меченой. Да и чего им не околеть, яду тут хватит на то, чтобы вывести из строя целый кавалерийский полк.
– Что бы мы делали без этого гастролобиума!
Где-то в лесу хрустнула ветка, пролетела, хлопая крыльями, большая птица. Он уже успел тысячу раз пожалеть, что направился в лес без оружия, беспечный, точно на прогулке в замковом парке. Климат Австралии благодатно действует на мятежные души? Ну-ну!
Голоса смолкли, и шаги, не считавшие нужным уж слишком таиться, свернули к реке. Идти за ними было рискованно, не идти – себе дороже. В лагере за его спиной оставались беззащитные люди, а он не успел узнать ни кто именно им угрожает, ни что негодяи намерены предпринять.
Удаляясь от лагеря злоумышленники шли все уверенней. Больше не было нужды пригибаться, сдерживать шаг, понижать голос.
– Молодчина все же этот Бен Джойс! – возобновил разговор тот, что шел впереди. – Если его план удастся, то мы богачи!
– Чего бы ему не удаться, – сварливо ответил кузнец. – Джентльмены ни о чем не подозревают, что твои овечки. Как этот молодчина боцман хитро придумал насчет кораблекрушения!
Мак-Наббс замер на месте, опасаясь дышать. И, как водится, лес вокруг тут же заполнился бесчисленными звуками. Шепот травы, стрекот цикад, всевозможные потрескивания и шорохи, на которые он не обращал внимания, увлеченный разговором впереди на тропе. И только сзади – зловещая тишина.
– Не зови его больше боцманом, – хохотнули впереди. – Он предводитель вольных людей Бен Джойс, и заслужил это имя. Боцмана Айртона больше нет…
Тишина за спиной соткалась в осязаемую фигуру, в спину Мак-Наббсу уперся жесткий одноглазый ствол карабина.
– Достаточно интересного услышали, майор? – вкрадчиво спросил голос Айртона из темноты.
***
За милю от того места, Паганель и Джон Манглс, одновременно проснувшись, сели на узких походных постелях. По пологу палатки начинал барабанить дождь.
– Это был выстрел, – высоким от напряжения голосом сказал Паганель.
– Вам почудилось, – возразил капитан, – кому тут стрелять? Это птица, из тех же, что вечером, навроде кукушки.
– Ах, да какая птица? – отмахнулся Паганель, нашаривая возле постели свои очки. – Что я, по-вашему, не отличу?
– Тогда сучок, – продолжал настаивать Манглс. – Где-то в лесу от накопившейся сырости рухнула ветка. Да, я тоже слышал звук, но для выстрела он слишком тих…
Чиркнула спичка, и оба умолкли, увидев пустые постели.
– Милорд! – повысил голос Джон, поспешно одеваясь. – Вы сторожите?
– Я вышел перекурить, – донесся с улицы голос Гленарвана. – Над рекою зарницы, спать невозможно.
– А майор? – нервно спросил Паганель, натягивая сюртук.
– Полагаю, он тоже, – с легким смешком отозвался Гленарван, – но когда я выходил, его уже не было… Джон, вы не будете так любезны захватить и мой карабин?
Через несколько минут Гленарван, Паганель, Джон Манглс, Олбинет и даже Роберт, вооруженные до зубов, собрались в пространстве между палаткой и фургоном. Матросы, спавшие снаружи и с началом дождя укрывшиеся под сводами леса, уже спешили к ним. Путешественницы пока не просыпались.
– Айртона нигде нет, милорд! – на бегу выкрикнул Вильсон. – Лошадей – тоже…
Гленарван с трудом сдержал крепкое словцо.
– В какой стороне вы слышали выстрел, господин Паганель? – отрывисто спросил он, вскидывая на плечо карабин. – Роберт, Олбинет и Мюльреди, вы останетесь охранять женщин. Не отходите от фургона ни на шаг. Остальные, рассредоточимся по лесу!
Ненастная ночь, неприятная на открытом пространстве, в лесу была ужасна. Непогода уже бушевала вовсю, превращая землю в хлюпающее болото, обрушивая на головы путешественникам потоки и водопады. Не видно было ни зги, фонари не горели. Жуткими призраками проступали сквозь тьму лишенные коры стволы мертвых деревьев, похожие на чудовищно вытянутые человеческие скелеты. Разглядеть еще что-то там, где они ежеминутно рисковали потерять и друг друга, отыскать в сыром темном месиве какие-то следы, попытаться расслышать хоть что-нибудь за ревом дождя и раскатами грома – обо всем этом нечего было и думать. И тем не менее, четверка обессиленных людей вернулась к фургону, только когда уже начало светать.
Дождь стихал, но плотные тучи покуда не расходились. Тут и там землю покрывали огромные лужи мутной желтой воды. Из размытой почвы поднимались нездоровые испарения.
От фургона им навстречу бросился встревоженный Роберт – и огорченно опустил голову, когда понял, что поиски не увенчались успехом. Путешественницы уже ждали мужчин с запасом сухой одежды, горячим вином и словами ободрения для каждого. Настроение у всех было подавленное.
– Не будем терять надежды, – сказал Гленарван, когда, приведя себя в порядок, все снова собрались в «салонной» части фургона, где теперь яблоку сложно было упасть. – Мы не знаем, что именно произошло ночью. Возможно, наших друзей задержало обычное недоразумение. Во всяком случае, они оба – люди, способные за себя постоять, а явлений, более опасных, чем непогода, мы в этой стране пока не встречали, как и заверял нас ранее наш ученый друг.
Все взоры обратились к Паганелю, но несчастный географ был так раздавлен многочасовыми бесплодными поисками и так взволнован из-за почудившегося ему в ночи выстрела, что повторить свои восторженные уверения в полнейшей безопасности австралийских дорог уже не сумел.
– И все же, – продолжил Гленарван. – Я давно знаю майора, ему приходилось бывать в местах и похуже и выбираться и не из таких передряг. И мы с вами все знаем Айртона как человека решительного и хорошо знакомого со здешними местами.
– Я верю в Айртона, – со слезами в голосе сказал юный Роберт, – он обязательно вернется!
– Уже вернулся, – послышалось от двери.
– Ох, мистер Айртон!!! – первой опомнилась Мери.
Они все высыпали из фургона, обступили его, принялись обнимать, как родного. Бывший боцман был мокр до нитки, с широких полей шляпы до сих пор стекала вода, усы печально повисли.
– Ну, ну, осторожно, мастер Роберт, – растроганно бормотал он. – Я в грязи весь.
– Где же вы были, Айртон? – наконец спросил Гленарван. – И разве майор не с вами?
– А разве господин Мак-Наббс не здесь? – неподдельно изумился Айртон. – Я не видел его. Я был, милорд, там, где мне и следовало быть, со скотом. Когда началась непогода, я отправился в лес, чтобы присмотреть за лошадьми и быками, так как, пусть и стреноженные, они могли испугаться молний и грома и наделать глупостей. И как ни печально, я оказался прав.
– Правы?
– Да. Уж не знаю, испугались они первых раскатов или ими раньше овладело желание порезвиться, да только там, где я оставил животных, их не оказалось.
– И вы пустились их искать, несмотря на ненастье? – ахнула Мери.
– Таков был мой долг, дорогая мисс, – слегка поклонился боцман. – Да и как я мог бросить на произвол судьбы беззащитных созданий, за которых я отвечаю.
– И что же, вы их нашли?
– Проискать пришлось чуть не всю ночь, но да, милорд, я их нашел. Увы.
– Как «увы»?!
– Вам стоит посмотреть самому, милорд, но в живых остались один бык и одна только лошадь. С остальными – та же напасть, что и прежде.
– Один бык? Но с одним быком мы не сможем даже вытянуть завязший фургон, не так ли? – прошептала леди Элен.
– И, ради всего святого, где же майор?
– Я думаю, вам не стоит так беспокоиться, миледи, – вновь поклонился Айртон. – Сноуи разлилась ночью, господина Мак-Наббса могло отрезать на одном из островков. Такое часто случается в этих местах, ты и понять ничего не успеваешь, вроде бы только стоял на твердой земле – и вот вокруг уже плещет вода. Но солнце здесь жаркое, а облака вот-вот разойдутся. Я думаю, нам стоит лишь подождать немного, и он вернется сам. Вот с фургоном дело хуже.
– Разлилась река? – задумчиво пробормотал Паганель себе под нос. – Недолговечные островки. Частое и вполне безопасное дело. Хм-м, это здесь-то?
Но его бормотания никто не услышал.
***
Он дернулся вправо и вниз, уходя из-под прицела, ударил в движении локтем по стволу. Сухо кашлянул выстрел, пуля ушла вверх, в небо. Хм, значит, заряжен, значит, серьезно все!
Упал на тропу, перекатился на спину – ткань рубашки тут же напиталась росой – увидел над собой перекошенное яростью лицо Айртона, который замахивался ружьем, перехватив его посреди ствола. Мак-Наббс сжался в комок, рванулся вправо, приклад ружья пропорол траву возле его виска. Извернулся, попытался достать противника ударом ноги, не попал. Снова дернулся в сторону – но следующий чудовищной силы удар все же нашел его. Голова наполнилась гулом и потом будто треснула, точно старый пробковый шлем, и стало темно.
***
Шел сильный дождь. Судя по звуку, он шел в отдалении, в неком неведомом "снаружи", но непонятно отчего рубашка пропиталась влагой насквозь, мерзко облепив спину, и вдоль позвоночника то и дело сбегали холодные струи. Спину уже начинало нещадно ломить: будь проклят возраст и старые болячки! В голове гудел колокол собора Святого Брута. Болели руки: надсадной ноющей болью в вывернутых плечах, резкой и острой – в стянутых веревкой запястьях. Пахло костром и тошнотворно – пищей. Слышны были хмельные выкрики. Он повел плечами, отстраняясь от мокрой стены, и попытался открыть глаза, и его маневр был тут же замечен.
– Ага! – прозвучал совсем близко знакомый голос, и свет факела резанул по глазам, заставляя снова зажмуриться. – Живы! А то я уж начал бояться. Как вы себя чувствуете, господин майор?
– Благодарю, – Мак-Наббс облизал пересохшие губы и постарался придать силу голосу. – Не дождетесь.
Шелестнул короткий каркающий смешок. С большим трудом майору все же удалось сфокусировать зрение. Айртон сидел перед ним на корточках, тоже успевший где-то вымокнуть, и криво усмехался одной стороной рта.
– Можете мне не верить, – проговорил бандит хрипло, – но я искренне рад, что у меня не получилось вас укокошить. Уж извините за не слишком радушный прием.
– А вы меня за излишнюю назойливость, – кивнул Мак-Наббс, не сводя глаз с лица собеседника.
Краем глаза он видел костер – справа от них, четыре или пять фигур возле него и широкий провал сразу за костром – устье пещеры. Там, снаружи, действительно шел дождь, а здесь пламя костра играло на скользких от влаги стенах. Ближе всех спиной к нему сидел кузнец из Блэк-Пойнта, легко узнаваемый по спутанной черной гриве. Напротив него долговязый парень с щербатым ртом ухмылялся, наблюдая за действиями предводителя.
– Помнится, гибель невинных пассажиров поезда на Кемденском мосту не вызвала у вас таких сожалений.
Главарь каторжников пожал плечами.
– Ребята расшалились. Я всего лишь добрый охотник и стараюсь по возможности избежать лишних смертей. Иногда это не удается.
Майор безмолвно повторил его жест, не ставши напоминать, что пять сорвавшихся в пропасть вагонов давали достаточно «лишних смертей», чтобы обременить чью угодно совесть.
– И что же вам понадобилось от нас, господин добрый охотник? Деньги? Оружие? Со скотом вы уже не успели. Выкуп? И почему вы так медлили, прежде чем получить желаемое?
Бен Джойс нахмурился.
– Вы, джентльмены, всегда слишком спешите. Выпейте со мной, а потом поговорим о делах. Наверняка у вас в глотке полностью пересохло.
– Предпочел бы сигару, – качнул головой майор, которому вовсе не улыбалось пить с каторжником.
Айртон развел руками.
– Не обессудьте, последний транспорт из Гаваны затерялся где-то в южных морях. Виски?
– Руки развяжете?
– А вот это, простите, нет. Вы полны неприятных сюрпризов, майор. Когда вы только успели меня раскусить?
Мак-Наббс пожал плечами.
– Я не имею привычки доверять незнакомцам и тщательно приглядываюсь к каждому
новому лицу в моем окружении.
– Тяжело вам должно быть жить, – фальшиво огорчился Айртон. – И что обычно ваши новые знакомые?
– Иногда они оказываются весьма достойными доверия людьми, – сказал майор, сделав ударение на слове «иногда».
– Мои им наилучшие пожелания, – фыркнул Бен Джойс, наливая из обмазанной глиной бутыли мутную жидкость в глиняный же стакан.
Дешевый виски пах отвратительно и должен был только добавить шуму в голове, но прямо сейчас он взбодрил и согрел, а это было крайне необходимо. Майор стукнул зубами о край стакана, и Айртон тут же убрал руку.
– Голодны? – с тем же фальшивым участием спросил он. – Боюсь, обеда я вам пока что не предложу, дела вперед.
Ну, конечно, голодный и пьяный собеседник всегда сговорчивее трезвого и здорового.
– Так зачем я вам нужен? – усмехнулся Мак-Наббс, проводив бутыль взглядом. Пить все еще хотелось безумно. – Наладить поставки гаванских сигар для вашей компании?
– Да их мы б и сами себе обеспечили, дай нам только корабль хороший, и в морских товарах недостачи не будет. Вот такой, к примеру, как ваш «Дункан».
Майор щелкнул языком.
– Значит, «Дункан»?
Айртон кивнул.
– Да, «Дункан». Зачем он вам? Превосходная быстроходная яхта – и служит только лишь для увеселения джентльменов, для развлекательной прогулочки с целью потешить собственное тщеславие: ах, мы так добры! Мы спасем потерпевших бедствие в Индийском океане! Да что вы можете знать о бедствиях земных, господа! Неужели ваша сладенькая благотворительность может что-то изменить в судьбах страждущих по всему свету?
– Айртон, – спокойно сказал Мак-Наббс, – вы увлеклись.
– Что ж, допустим. Все, что я хочу сказать, это что вашему лорду Гленарвану не составит труда купить себе новое суденышко, чтоб продолжить свой увлекательный кругосветный вояж. Для моих же ребят корабль, любой корабль, а тем более такой, как «Дункан», – едва ли не единственная возможность наконец-то зажить достойно, перестать быть отверженными и гонимыми, прекратить бесконечный бег.
– Занявшись пиратством в здешних водах?
– Занявшись… я бы назвал это охотой за призами.
– Уж тут как ни назови, – снова пожал плечами майор. – Так зачем все-таки вы сохранили мне жизнь? Надеетесь, что я напишу вам дарственную на корабль моего кузена? Напрасно. Он мне не принадлежит.
– И очень жаль, потому что это было бы лучшим выходом для всех. Мы получили бы корабль, вы сохранили бы жизнь матросам...
– Жизни матросов? – Мак-Наббс нахмурился.
– Да, если, конечно, они вас беспокоят. Лорда Гленарвана бы обеспокоили – с его-то сусальной благотворительностью. Но, боюсь, предложи я написать дарственную ему...
– Я думаю, он найдет в себе силы послать вас ко всем чертям. Но что может угрожать матросам, если они в Мельбурне, а вы здесь? И что, кстати говоря, вы делаете здесь, если «Дункан» в Мельбурне?
– Выжидаю удобного случая, – развел руками Айртон. – Ведь, согласитесь, пытаться захватить корабль посреди оживленного порта было бы несколько... неразумно.
– И поэтому ваша цель – заманить его в место менее оживленное? Падеж лошадей и быков – все это затеяно для того, чтобы Гленарван дал указание «Дункану» перейти в ближнюю более укромную бухту, а большей части команды – выйти нам на подмогу? Сколько лошадей и быков останется у нашего отряда в эту ночь, господин Айртон?
– Немного, – Айртон фыркнул в усы. – Что ж, если вы так хорошо все раскусили, давайте сбережем время, господин майор.
– Вам? Или мне? Вы так и не ответили, что вам от меня нужно.
– Вы на этот вопрос прекрасно ответили сами. Мне нужно, чтобы «Дункан» ушел из Мельбурна и явился в место, менее оживленное. Если хотите, я укажу вам, какое из таких мест будет удобней и не вызовет подозрений. Так как капитан, точнее, если я правильно понял, исполняющий обязанности капитана «Дункана» будет слушаться только приказов его владельца, мне от вас нужен такой приказ. Подделаете вы руку вашего двоюродного брата, напишете письмо от его имени или отдадите соответствующие указания сами – мне нет дела. Сможете увести с яхты часть матросов – что ж, тем больше их останется в живых.
– То есть, от меня вам нужно письмо? – сложить на груди связанные руки не представлялось возможным, но он все-таки постарался расправить плечи, упираясь лопатками в сырую осклизлую стену.
– Именно, – кивнул Айртон.
– Нет.
Бывший боцман цокнул языком.
– Торопитесь. Слишком, слишком торопитесь. Мы с вами еще даже не оговорили цену.
Мак-Наббс, который в глубине души уже почти ждал удара ножом, едва не рассмеялся.
– То есть, вы сейчас не угрожаете мне с позиции силы, а готовы предложить что-то в обмен на письмо? Это полностью меняет дело! И что же?
– Очень просто, жизни ваших товарищей.
Майор замер, одеревенев лицом. Стало тихо.
– Я так полагаю, мы сейчас не о матросах?
– Правильно полагаете. – Айртон вытащил из кармана самодельную папиросу и начал тщательно ее перекручивать, просматривая табак. – Я о лорде Гленарване и компании. Девять человек, среди которых две женщины и ребенок. Места тут глухие. Если мне откажете вы, я обращусь с тем же вопросом к ним. Нужно ли вам так отягощать свою совесть, господин майор?
В тишине замершей пещеры слышно было, как трещит высеченный Айртоном огонек, взбегая по сухому телу трута. С трудом балансируя связанными руками, майор наклонился вперед.
– Блефуете, господин Джойс, – сказал он, глядя тому прямо в глаза. – Их, как вы уже сказали, девять человек, из них семеро могут держать в руках оружие и отлично вооружены. Вас я пока видел пятерых. Вы ведете нас уже три недели от самой Уиммери – а значит, не считали, что перебить всех было бы таким легким выходом, – иначе зачем нужна вся эта кутерьма с лошадьми? Фургон хорошо укреплен, а с момента моего исчезновения мои товарищи и подавно будут настороже. Не выйдет, Айртон. Предлагайте другую цену.
– Что ж, – Айртон сузил глаза и выпустил первое колечко дыма, – если недостойно торговать тем, чего не имеешь, предложу то, что у меня точно есть. Что вы скажете о вашей жизни, майор?
– В обмен на двадцать пять жизней матросов? – Мак-Наббс откровенно ухмыльнулся сквозь зубы. Табачный дым отчаянно раздражал его, хотелось курить. – Да вы шутник, господин мнимый боцман. Не слишком ли неравная выходит сделка?
– Ну почему же? – Айртон затянулся в последний раз и не спеша отложил папиросу. – Их-то смерть могла бы быть легкой. А вот вам грозит мученическая.
Он коротко размахнулся и ударил.
***
Попытка вызволить завязший в грязи фургон заняла полдня – и не увенчалась успехом. Подсохшая глина держала крепко, точно настоящая западня, бык и лошадь выбивались из сил. Солнце меж тем поднялось высоко и начало припекать, лужи на дороге постепенно испарялись, и река неподалеку наконец перестала бушевать.
– Похоже, ваша версия оказалась несостоятельной, – заметил Айртону глубоко обеспокоенный Гленарван. Тот угрюмо пожал плечами и продолжил возиться с лошадью, извозившейся в грязи по самые плечи. Слышавший разговор Паганель неразборчиво фыркнул, но под взглядом боцмана стушевался и ушел.
Паганель не находил себе места. Помимо беспокойства, охватившего всех, его терзала какая-то смутная, еще не определившаяся мысль, некое неясное подозрение, тем более мучительное, что подозрительность вовсе не была свойственна его жизнерадостной натуре. Пытаясь ухватиться за эту мысль, взглянуть на нее попристальнее, географ не знал, чем себя занять, и бесцельно слонялся вокруг стоянки, размашисто жестикулируя, как будто бы вел сам с собою какой-то мучительный диалог. Так он добрел до опушки, поглядел, как Вильсон присыпает землей окоченевшие трупы лошадей и быков, чтобы не допустить распространения неизвестной заразы, зачем-то сорвал и растер между пальцев рыжие соцветия с росших неподалеку кустов, хмыкнул, вернулся к фургону, взялся зачем-то перебирать свой багаж. Взгляд его упал на номер «Австралийской и Новозеландской газеты», купленный майором в Сеймуре и который потом пришлось тщательно спрятать, чтобы не беспокоить дам известием о присутствии поблизости беглых каторжников. Слово «каторжник» вызвало было в возбужденном мозгу ученого некий отклик, но потом на глаза ему попался заголовок газеты, а точнее, только его окончание, оказавшееся на виду, после того, как страницу сложили вчетверо.
– "Land", – прочитал Паганель, и мысли его тут же приняли совершенно новое направление, что, впрочем, не было для него необычным. – "aland". «Зеландия». Да нет, этого просто не может быть!
Все то время, пока Гленарван и прочие совещались, решая, как поступить дальше, Паганель, устроившись в тени фургона, лихорадочно размышлял о своем случайном открытии. Не замечая ничего вокруг, он так и эдак переставлял слова размытого документа, вновь и вновь рассматривал карты побережья и перебирал имевшиеся у него при себе справочники. И чем больше он об этом думал, тем более правдоподобным виделось ему новое толкование письма капитана Гранта. Слово "aland" словно бы светилось мистическим светом посреди листа, не позволяя прочесть себя как-либо иначе, нежели обрывок слова "Zealand". Все прочие слова документа выстраивались вокруг него в нерушимой гармонии, даты тоже не порождали противоречий: если взять за день крушения «Британии» 27 июня 1862 года – к этому времени с равным успехом можно было дойти из Кальяо что до Идена, что до Окленда. Но главное – главное, на что они все должны были обратить внимание гораздо раньше – крушение у берегов Новой Зеландии легко, хотя и весьма печально, объясняло тот факт, что письмо в бутылке оказалось единственной весточкой от спасшихся за два года. В то же время, если бы корабль капитана Гранта затонул у восточного побережья Австралии, достаточно густо заселенного и имеющего регулярную связь с другими колониями, правдоподобного объяснения, почему достойный шотландец до сих пор не объявился дома, не существовало. Но это значит, что человек, столь упорно настаивавший, что «Британия» затонула именно в заливе Туфолд…
Паганель вскинул голову. Две части головоломки внезапно сошлись воедино, но картинка получилась отталкивающая.
Географ все еще продолжал спор с самим собой, когда лорд Гленарван, разыскав его, попросил определить координаты места, где они находились, и некоторые расстояния. Паганель выполнил указание словно бы во сне. Так же сомнамбулически он слушал, как обсуждался и после некоторых колебаний был принят план Айртона, и даже кивнул, когда спросили о его мнении.
План предполагал, что сам Айртон на единственной оставшейся лошади отправится в Мельбурн и, сообщив Тому Остину о положении путешественников, передаст ему указание следовать в Иден, а оттуда выходить навстречу компании Гленарвана, оказавшейся в западне у разлившейся Сноуи. План позволял всем, кроме Айртона оставаться на месте и продолжать поиски майора, пока не подоспеет помощь. И план этот был бы весьма хорош, если верить, что такая помощь когда-нибудь подоспеет. Но Паганель уже не был в этом уверен.
– Вы позволите, – спросил он, заходя за спину Гленарвану и довольно бесцеремонно вынимая у него из рук только что законченное письмо. Гленарван пожал плечами и документ отдал.
– «Приказываю Тому Остину, придерживаясь тридцать седьмой параллели, отвести «Дункан» к восточному побережью…», – прочитал Паганель вслух. – Скажите, Айртон, а почему вы считаете лучшим местом встречи именно залив Туфолд?
– Но это же просто, – ответил за боцмана Гленарван. – Вы, видно, забыли, что именно в этом заливе мы намеревались продолжить поиски пропавшего экипажа «Британии», и Том Остин сбережет наше время, если направится сразу туда.
– Ах, да, да, – сказал Паганель и с видом еще более рассеянным, чем когда-либо, потер подбородок. – А скажите, господин Айртон, что именно стало причиной гибели судна в заливе Туфолд?
– Ох, верно, – нервно сжимая в руках платок, воскликнула леди Элен. – Не будет ли заход в этот залив представлять опасность и для «Дункана»?
Айртон с заметным раздражением передернул плечами.
– Не беспокойтесь, леди, – с галантным поклоном ответил он, – и вы, господа. «Британия» подошла к побережью Австралии в ночной тьме, измотанная длительной борьбой со штормом. «Дункан» придет туда при совершенно других условиях, и те же скалы, что стали роковыми для «Британии», он обогнет шутя.
– Значит, «Британия» погибла, наткнувшись на скалы? – продолжал настаивать географ, которого Айртон в своем ответе попросту проигнорировал.
– Да, на скалы у входа в залив.
– Но в северной части залива Туфолд нет скал! – заявил Паганель, потрясая в качестве доказательства географическим справочником. – Там песчаные отмели!
Леди Элен ахнула, Гленарван нахмурился, Айртон изменился в лице.
– Не хотите ли вы сказать, господин ученый, – прорычал он в откровенной ярости, – что я лгу?
– Я это уже сказал, – Паганель вздернул подбородок, став похожим на задиристого молодого петушка. – И еще могу добавить, что гибельное воздействие гастролобиума на домашний скот было изучено и описано Гарольдом Беннетсом еще в 1856 году, и если человек, проживший здесь несколько лет, занимаясь именно домашним скотом, выбирает для ночного пастбища поляну, сплошь заросшую этим растением, я не могу увидеть тут ничего, кроме злого умысла, и…
– Паганель! – крикнул Гленарван, первым понявший, что сейчас произойдет, и шагнул вперед.
Айртон резко двинул рукой. Грянул выстрел. Паганель дернулся и упал, закричал Гленарван. Все остальные застыли в невольном оцепенении, и потому Айртон, никем не задержанный, выбежал из палатки и скрылся в лесу.
***
Возле его лица стояла миска дурно пахнущей и явно несвежей похлебки и плошка с водой. Мак-Наббс с тоской подумал, что еще пара дней и о гордости, пока еще не пускавшей его подбирать пищу с земли, точно собака, придется забыть - голод и жажда пересилят. Связанные руки не просто ныли, а горели огнем. В земляной пол рядом с его головой уткнулось дуло ружья. Он моргнул.
– Неужто совсем не голодны? – глумливо прорычал, склонившись над ним, кузнец из Блэк-Пойнта и точным ударом ружья перевернул плошку с водой. Драгоценные капли мгновенно впитались в землю.
Мак-Наббс сжал зубы. В конце концов, подумал он, счастье, что это все не будет слишком уж волновать его еще целых два дня. А там, как говорится в старой восточной притче, либо шах помрет, либо ишак. Курить ему в любом случае хотелось сильнее, чем есть или даже пить.
Злость, тем не менее, заставила его максимально напрячь ноги и рывком сесть. Закололо где-то в подреберье. Кузнец, ухмыляясь, выдержал его тяжелый взгляд, хмыкнул и отошел. То ли атаман, уходя, запретил им бить пленника, то это по умолчанию позволялось только ему.
Айртона не было. Долговязый бандит по-прежнему сидел у противоположной стены, починяя разорванный пантронташ и, похоже, лелея поврежденную ногу. Больше в пещере не было никого, и только снаружи доносились голоса и ржание лошадей.
– Где мы? – хрипло спросил он, не слишком рассчитывая на ответ. Но раненый разбойник, как оказалось, был настроен более дружелюбно, чем его приятели.
– В пещерах старушки Сноуи, – откликнулся он, сплевывая сквозь зубы. – Их тут добрый боженька словно бы для нас и выкопал. Вы, главно дело, не волнуйтесь, что ваши приятели нас отыщут: в здешних местах добрые люди испокон веков прятались от констеблей. Можно сверху пройти – не увидишь ни человека, ни лошади, ни входа в укрытие.
Это не слишком-то утешало.
– Вашего главаря давно нет?
– Что, счет времени потеряли? – долговязый понимающе хохотнул. – Вы тут с рассвета валяетесь, а сейчас третий час пополудни. Не думаю, правда, что вам это сильно поможет.
Мак-Наббс посмотрел на хорошо освещенный зев пещеры. Значит, она выходила на запад. А если вспомнить, что ночью бушевавшая Сноуи шумела прямо под ними…
В проеме показалась небритая физиономия кузнеца.
– А примолкните-ка вы оба, – грубо потребовал он, – или уже я с вами поговорю!
Долговязый расхохотался ему в ответ, скаля щербатые зубы.
***
Айртон вернулся к первым сумеркам, злой, как черт, и весь перемазанный грязью.
– Дьяволы бы побрали вашего географа! – рыкнул он, обводя пещеру взглядом, и тут же принялся перезаряжать револьвер. – Его и его не в меру длинный нос! Мне пришлось уйти, громко хлопнув дверью, а свинец нынче дорог, знаете ли.
Мак-Наббс помертвел. Перед глазами поочередно вставали задиристая улыбка Паганеля, спокойный открытый взгляд Гленарвана, уверенный прищур Джона Манглса. А там еще маленький Роберт! Женщины!
– Кто? – хрипло спросил он.
– Кто по собственной глупости угодил мне под пулю? – Айртон сплюнул, загнал в камору патрон и хрипло выругался. – А давайте поиграем в угадайку, майор! Вы-то мне навстречу пойти отказались.
Мак-Наббс до скрипа сжал зубы. Да какая разница, кто! Оплакать друзей он успеет и после, если к тому времени еще будет, кому и кого оплакивать. Но сейчас у Айртона хватало дел и без угадайки.
– Хватит скалиться, волки! – рассовав по карманам оставшиеся патроны, атаман рывком обернулся к приятелям. – Седлать лошадей! Нам надо залечь у развилки на Люкноу раньше, чем туда пришвартуются джентльмены. Будь я проклят, если они до этого не додумаются, но сперва им нужно будет обмозговать мои гостинцы!
– А с этим что? – кузнец, проходя мимо, двинул Мак-Наббса ногой по голени. Майор подавил вздох и даже не повернул головы. С фантазией у этого дикаря было еще хуже, чем с манерами.
Айртон окинул его задумчивым взглядом гробовщика, готовящегося снять мерки.
– И этого с нами, – наконец кивнул он. – Ему будет, на что посмотреть.
– А ежели сбежит?
– Не сбежит, – отмахнулся главарь. – Ну а если сбежит, – он искоса взглянул на майора, – так всю жизнь будет терзаться вопросом, чего именно не увидел.
И то верно: будет. Клонившееся к закату солнце встретило его мягким теплом. Сноуи действительно шумела прямо за спиной. Лагерь должен был бы быть ниже по ее течению, к югу. Но понять, где именно, пройти нужное расстояние, предупредить – непонятно, о чем, – он почти наверняка не успеет. Что ж, тогда будем ориентироваться по ходу. Дорога на Люкноу, значит?
– Спасибо, что не дубиной, – усмехнулся Мак-Наббс, когда опустившийся на голову мешок положил конец рекогносцировке.
– Будешь умничать, – флегматично отозвался Долговязый, освобождая ему руки и вновь связывая, теперь уже впереди, – будет и дубина. На лошади удержитесь, сэр?
- Удержусь, сэр, - съязвил он, ощущая, как по занемевшим предплечьям, покалывая, разбегается кровь.
Лошади шли беззвучно, очевидно, копыта их чем-нибудь обернули, и по веткам, хлеставшим его по лицу и плечам, было ясно, что движутся они по какой-то тропе, а не по тракту, приведшему сюда фургон.
На привал остановились уже в темноте. Ночь снова принесла с собой росу и свежесть, но собравшиеся было тучи, едва вышла луна, расступились, затопив окрестности мертвым серебряным светом. С его головы стянули мешок – зато связали ноги – и оставили озираться. С холма, где в высоких зарослях засела шайка, вся долина была видна, как днем. Неудачную ночь выбрал Эдуард, чтобы послать гонца. Если жив он еще, Эдуард.
Ждать пришлось долго. Бандиты, выслушав указания главаря, разбрелись по отведенным местам. Он сам оказался в переплетеньи ветвей в полутора метрах от Айртона, и оба в молчании разглядывали сонную долину, делая вид, что их вовсе не раздражает общество друг друга. Дорога петляла у них перед глазами серебристой скомканной лентой, прежде чем пройти точно под холмом - и обоим им было понятно, что в случае чего майор не успеет предупредить своих даже криком: ведь выстрел действует куда быстрее, чем крик. И звучит куда громче.
И все равно оба были настороже.
Стук копыт едва не застал их врасплох. Он далеко разносился в замершем ночном воздухе. Всадник. Один. Совсем не таится. Или, выехав на широкую дорогу, опрометчиво решил, что уже в безопасности? Его еще даже не видно, но копыта стучат настойчиво, громко. Каторжники вокруг зашевелились, приготовляясь. Напрасно спешат. Они успеют и разглядеть, и прицелиться, и устроиться поудобнее до того, как жертва приблизится на расстояние выстрела, до того, как успеет что-то понять.
Всадник наконец становится виден: пока едва различимым силуэтом. Он среднего роста, значит, не Паганель, и, слава небу, не Роберт. И не Олбинет, если судить по сложению. Эдуард? Джон Манглс? Лунный луч высвечивает матросскую шапочку с помпоном – один из матросов! – и скользит по выбритому подбородку и щекам. Мальчишка. Мюльреди. Сын старого егеря из Малкольм-касла.
Майор устало прикрыл глаза. «Слава богу», – мелькнула на краю сознания трусливая мысль. Но даже сквозь закрытые веки он продолжал видеть, как мальчишка из старого Люсса скачет по австралийской дороге навстречу своей судьбе. А в окрестностях Малкольма сейчас, должно быть, вереск, совсем поблек, и над озером вспархивают спугнутые охотниками стаи уток. Оуэн, внезапно вспомнилось имя. Оуэн Мюльреди. Мучительно хочется курить, и отчего-то обидно думать, что Эдуард бы на его месте не сомневался.
– Мистер Айртон, – он подался вперед. Шепот в этой пустыне слышно, как крик, но пока всадник все еще далеко. – Вам ведь нет нужды его убивать!
Айртон обернулся и ухмыльнулся так, что стало ясно: он и сам уже думал об этом.
– Ну-ну, продолжайте, – снисходительно кивнул он. Как есть, издевается, а гонец Гленарвана между тем все ближе и ближе.
– Если я вас правильно понял, – принялся на ходу соображать Мак-Наббс, - он везет либо письмо, либо устный приказ. Во втором случае, убив его, вы останетесь ни с чем. В первом – велик шанс повредить письмо, залить кровью, да попросту не найти. Или не узнать необходимого пароля. Дайте мне переговорить с ним – и, ручаюсь, приказ лорда Гленарвана будет у вас.
– Точнее, у вас, – Айртон насмехался уже в открытую.
– У меня. И, если мальчишка останется жив, я передам вам его.
– Вот как? А вы быстро меняете свои убеждения, майор!
– Только когда меняются обстоятельства.
Айртон, зевнув, принялся рассматривать дорогу.
– Что-то недостаточно вы убедительны, господин Мак-Наббс…
– Тебе в ноги пасть? – не сдержался майор.
Атаман каторжников окинул его внимательным взглядом и, должно быть, решил, что в ноги он, пожалуй, и не падет.
– Давайте, – кивнул он наконец. – Только помните, майор, один лишний шаг – и мне не составит труда пристрелить вас обоих. Даже не знаю, почему бы мне не сделать этого в самый момент передачи письма. Снять его с вашего трупа не так уж и сложно. Эй, там! – сделал он знак кузнецу. – Развяжи ему руки. Нет, ноги не нужно. Стреноженные лошади так забавно гарцуют.
Кузнец растянул губы в подобострастной усмешке, срезая ему веревки с рук. Плохо, подвижность они почти потеряли. А потом его попросту спихнули с холма. Связанные ноги легко заскользили по росистой поросли, он в кровь ободрал почти негнущиеся ладони, пытаясь остановить неизбежное падение, и, уже внизу, у дороги, потерял еще драгоценные полминуты, чтобы снять путы с ног. А Мюльреди уже у холма и, разумеется, поднятый шум он не мог не услышать.
- Кто здесь? - парень громко щелкнул затвором, а вот спешиваться не стал - молодец!
- Оуэн Мюльреди, - отчетливо проговорил Мак-Наббс, выходя из кустов. Луна ярко освещала дорогу. - Это я. Нам нужно поговорить.
- Мистер Мак-Наббс! - мальчишка мигом скатился с лошади. - Святые угодники! Да как же... Да вы же... да мы ж вас уже похоронили!
Мак-Наббс скупо улыбнулся. В ярком лунном свете было хорошо видно, как растерянно бегают глаза Мюльреди.
- Да у вас же висок разбит, - потрясенно выговорил он наконец, чуть качнувшись вперед. – И губа, и руки в крови.
Ну ты еще про двухдневную щетину вспомни, парень!
- Не подходи, - тихо предупредил майор, прерывая поток взволнованных излияний. - Оставайся с той стороны. Держись так, чтобы между мной и тобой всегда была лошадь, а я всегда оставался между тобою и холмом.
Мюльреди вздрогнул и мгновенно собрался. Все-таки хорошо готовит своих людей капитан Джон.
- Мы на мушке? - спросил он, быстро оглядевшись.
- Да. Они на холме. Дорога простреливается вся.
Глаз на холм мальчишка не поднял, и это опять хорошо.
- Это Айртон?
Еще лучше!
- Да. Так лорд Гленарван уже знает?
Парень быстро кивнул.
- Да. Айртон от нас... нехорошо ушел.
- Мюльреди, - майор на секунду помедлил, решаясь, но тут же взял себя в руки, - кто-то из наших погиб сегодня?
- Нет. О, нет, - заторопился Мюльреди, словно опасался, что ему не поверят. - Милорд ранен, но в руку, легко. Мсье Паганель упал и зашиб плечо.
- Ну, в этом я даже не сомневался, - усмехнулся Мак-Наббс, чувствуя, как накатывает волнами невозможное облегчение. Только бы глупостей не натворить!
- Мистер Мак-Наббс, - Мюльреди сдвинул бесцветные брови, - что им нужно?
Молодец, мальчик, не давай мне о деле забыть.
- Пойдем, - он тронул под уздцы притихшую лошадь. - Медленно и неспешно пойдем вдоль дороги, держись по-прежнему слева от меня. У тебя не найдется сигары? А жаль. Так вот, видишь ли, Оуэн, им нужен «Дункан». И об этом обязательно необходимо предупредить лорда Гленарвана.
- «Дункан»? - хрипло переспросил Мюльреди.
- «Дункан». И ключом к нему является то, что ты везешь с собой. Нет! – быстро предостерег он. - Не поднимай руку! Разорвать письмо ты не успеешь, и не стоит до времени показывать им, где оно. Это ведь письмо? Не устный приказ?
- Письмо от лорда Гленарвана, - секунду помолчав, ответил Мюльреди. – Для мистера Тома Остина.
- Так вот, - сказал Мак-Наббс, глядя в землю, чтобы сосредоточиться. Шаги впечатывались в примятую траву упруго и почти беззвучно. - Их здесь шестеро, но это явно еще не вся банда. Все верхом и, похоже, не испытывают нужды в запасных лошадях. Их лагерь - выше по течению Сноуи, я не знаю, сколь далеко от нашего. Там скалы, на вход в пещеру указывает остроконечный пик со сколотой верхушкой. Двое остались там, четверо здесь со мной. Их цель - захватить быстроходный «Дункан», чтобы сделать его разбойничьим судном. План: Айртон прибудет в Мельбурн под видом посланника Гленарвана. Под его руководством Том Остин должен будет перевести «Дункан» в безлюдную бухту, где вся банда скопом нападет на него и перережет команду. - Он резко поднял глаза. - Запомнил? А теперь, Оуэн Мюльреди, ты отдашь мне письмо, так, чтобы все они видели, что отдаешь, после сядешь на лошадь и направишься в обратный путь, чтобы рассказать это все Эдуарду Гленарвану. Пока будешь в виду этого холма, не торопись и не двигайся резко. Покуда письмо у меня в руках, они стрелять не будут.
Мальчик вскинулся уже на словах про возвращение.
- Нет! А как же «Дункан»? А люди? А... вы?
- Оуэн, - сказал Мак-Наббс так убедительно, как только мог, - это - западня. Ни «Дункану», ни мне не поможет, если ты сложишь здесь голову. Гленарван и остальные должны знать о том, что происходит.
Парень растерянно заломил брови.
- Возьмите мою лошадь, - прошептал он, заглядывая Мак-Наббсу в глаза. - Она быстрая. Я задержу их, сколько могу.
Эх, вот же выросло не воевавшее поколение…
- Ты считаешь этих бандитов полными глупцами? Я - более ценный заложник. Если мы поменяемся, из-под холма не выпустят ни одного из нас.
- Но…
- Письмо мне и марш отсюда! Это приказ.
- А что вы будете делать?
Майор, не выдержав, закатил глаза.
- Это уж мне решать. Письмо - и постарайся добраться живым.
- Да хранит вас бог, - сказал Мюльреди, запуская руку за пазуху.
Так, а теперь главное – никого не спугнуть.
Кусты наверху закачались и зашумели, едва только Мюльреди взобрался в седло.
Мак-Наббс быстро выпрямился, развернувшись к холму, и обеими руками поднял перед лицом злосчастное письмо – драгоценный трофей в этой безмолвной схватке.
- Дайте ему уехать, - проговорил он отчетливо и жестко, - или я тоже нарушу сделку, – И, не оборачиваясь к Мюльреди. – Вперед. Помни, жизнь товарищей в твоих руках. Доберись до лагеря живым.
Мюльреди тронул с места коня. Приглушенный топот отдавался грохотом в ночной тиши. На то, чтобы придумать, что же он будет делать, у майора оставались считанные мгновения.
***
В лагере действительно все были живы, но настроение там царило похоронное.
За мгновение до выстрела Айртона Паганель, напуганный окриком Гленарвана дернулся в сторону, зацепил коленом о складной столик, сверзил на землю походный письменный прибор, расплескивая чернила, и, не удержавшись, сам рухнул вслед, напоследок приложившись левым плечом о стоявший тут же сундук.
В тот же миг Гленарван метнулся вперед, не раздумывая, безотчетно желая заслонить упавшего собою от опасности. Он взмахнул рукой. Грянул выстрел. Пуля прошила мягкие ткани предплечья, но, по счастью, не задела кости.
В первый момент все растерялись от неожиданности, но сразу после Джон Манглс и два его матроса бросились наружу в надежде настичь Айртона и заодно убедиться, что в лесу нет других чужаков. Пока капитан Манглс, Вильсон и Мюльреди обшаривали подлесок, леди Элен, мужественно сохранявшая хладнокровие, перевязала рану мужа и убедилась, что он не слишком тяжело пострадал. Олбинет помог подняться Паганелю. Вернулись матросы и в унынии сообщили, что никого не нашли. Последним в палатку зашел капитан Джон.
– Что ж, друзья, – сказал Гленарван, поднимая с пола измятое, перепачканное чернилами письмо. – Наше положение нельзя назвать много худшим, чем прежде, и то, что оно теперь прояснилось, можно даже назвать изменением к лучшему. Мы теперь знаем, что столкнулись не с силами природы, но с жестоким и коварным врагом. Нам понадобятся все наши силы, чтобы противостоять ему, и вся возможная осторожность. И еще, – Гленарван помолчал и нервно сглотнул, – наш враг показал, что он безжалостен и не готов останавливаться ни перед чем. Зная это… мне больно об этом говорить, но, кажется, мы можем быть почти уверены, что наш пропавший товарищ погиб и больше уже не вернется к нам.
Ничего не говоря, Паганель встал и неловко, на негнущихся ногах направился к выходу.
– Господин Паганель, – Гленарван с искренним сочувствием смотрел ему вслед, – прошу вас, не уходите. Вы будете мне очень нужны.
– Зачем же? – бесцветным голосом спросил Паганель, останавливаясь у дверного полога.
Гленарван указал на столик, где Олбинет как раз закончил раскладывать рассыпавшиеся бумагу и перья, на испорченное письмо и свою увечную руку.
– Нам будет нужен новый приказ Тому Остину. Положение наше ничуть не поменялось и отправка гонца к оставшимся на «Дункане» – лучшая возможность как то его поправить. Я теперь не могу писать сам. Если вы согласитесь оказать мне такую любезность...
Леди Элен опустила глаза. Всем было ясно, что таким образом Гленарван пытается как-то отвлечь ученого от постигшего их всех горя и не дать уйти одному в темноту, которая нынче была опасной. Все скорбно молчали. Паганель покорно, словно лунатик, вернулся и сел к столу.
Мысли Паганеля метались, обрываясь в какую-то глухую, тянущую пустоту, черную, словно чернильные пятна на разбросанных белых листах. В этих чернилах тонуло все: звуки обращаемых к нему слов, мысли, воспоминания. Самые чувства будто бы обложило ватой. Он тщетно попытался ухватить хоть какое из них, чтобы сосредоточиться, но тут разрыдалась Мэри Манглс, понявшая, что предательство Айртона лишало ее надежды когда-либо увидеть отца, – и Паганель вспомнил. Новая Зеландия! Он ухватился за эту мысль, за воспоминание о своем недавнем открытии, пока еще остававшемся тайной для всех. Он вертел эту мысль так и эдак, не пуская в свое сознание то, другое, что могло бы причинить боль. И, одержимый одной этой мыслью, он писал под диктовку Гленарвана, почти не вдумываясь в значение слов. Гленарван поставил размашистую подпись, конверт был запечатан. Стать новым гонцом вызвались все как один, но короткая соломинка досталась Мюльреди.
***
На то, чтобы придумать, что же он будет делать, оставались считанные мгновения. Треск сухих веток, сквозь которые яростно продирались четыре человека, почти полностью их заглушал удалявшийся топот копыт. Вот уже и мгновений тех не осталось… Хоть что-нибудь! Нарочито медленно и спокойно Мак-Наббс развернул письмо. Благослови, Господи, лунный свет!
– Только попробуй! – прорычал Айртон, выходя на дорогу в паре дюжин шагов от него, щелкнул на взводе ружейный курок. – Сделай что-то с письмом – и моя пуля прошьет тебе кишки!
Майор поднял бровь и с выражением зачитал:
– «Приказываю Тому Остину, придерживаясь тридцать седьмой параллели, отвести «Дункан»... Что ж вы еще дальше место встречи не выбрали?
– Главное, что лорду Гленарвану оно не показалось слишком далеким, – проворчал атаман, надвигавшийся на него с карабином наперевес. – А уж мы проделаем это расстояние, удобно расположившись в каютах «Дункана». Что до меня, я ожидаю морской прогулки с радостью!
Майор молча кивнул. В неверном свете строчки расплывались, прыгали перед глазами. Пять шагов между ним и каторжником, заряженный карабин – идеальный случай совершить красивое самоубийство, так ведь не поможет. Три шага.
Мак-Наббс широко ухмыльнулся и, с показной тщательностью сложив письмо, опустил его за пазуху своей изрядно потрепанной рубашки.
– Я передумал, – спокойно ответил он на яростный возглас Айртона. – Вернее, я как раз решил принять ваше прежнее щедрое предложение. Письмо Том Остин получит из моих рук, и я же прослежу, чтобы он и матросы покинули борт живыми. А потом сам прокачусь в уютной каюте «Дункана».
– Тебе жить расхотелось?! – бессильная ярость противника порождала в душе непривычное чувство злорадной радости. – Да ведь я же сейчас нажму на курок!
– Попробуйте, – майор приглашающе развел руки. – У вас будет очень мало шансов не зацепить письмо. А помощник капитана яхты, могу вас заверить, отнюдь не дурак и к тому же человек достаточно исполнительный, чтобы не прислушаться к требованиям незнамо кого, не имея письменного распоряжения от хозяина судна.
– Вы ведь отдаете себе отчет в том, что от смерти вас отделяет крошечный клочок бумаги? – уже спокойнее процедил Айртон, опуская ружье.
Мак-Наббс отдавал. Он осознавал также, что эта призрачная защита продержится дай бог если до первого привала. Пусть он не слишком страдал, обходясь без еды вот уже второй день, продержаться без сна всю дорогу до Мельбурна ему вряд ли удастся. Он был в должной степени реалистом, чтобы понимать, что освободить его, скорее всего, не успеют. Но и человеком достаточно крепкой веры, чтобы делать, что должно, уповая на высшее милосердие. До восхода еще далеко, до привала – еще дальше, и за это время еще многое можно придумать.
Возвращение на поляну, где каторжники оставили стреноженных лошадей, подарило ему надежду на то, что если не высшее милосердие, то уж высшая справедливость все-таки существуют. Два из пяти животных лежали на земле в очень знакомых позах. Первое уже начало коченеть, неестественно вытянутые ноги второго мелко подрагивали в предсмертной агонии.
– Нажрались, – мрачно сказал кузнец, бессильно пиная ногой безобидный на вид куст с яркими оранжевыми цветами. – Какому болвану доверили выбрать место стоянки?
Командир только плюнул.
– Кажется, путь до Мельбурна грозит затянуться? – с непонятной для себя самого веселостью висельника подытожил Мак-Наббс. – Вы ведь уступите мне одного из оставшихся скакунов, господин Айртон? Вы все тут здоровые ребята, а я вашими заботами бит и хром, да и поясница к погоде ноет.
Айртон, у которого, видать, наконец закончилось и долготерпение и остатки учтивости, в весьма крепких выражениях посоветовал пленнику придержать язык ради безопасности его же собственной шкуры, но лошадь дал. И даже глаз не завязал, как видно, уже не надеясь на пользу от этой меры. Порядком заморенные скакуны не вынесли бы двоих седоков, так что полупеший отряд теперь двигался медленно – и, насколько мог понять майор, ровно той дорогой, по которой четверть часа назад умчался Мюльреди. Пещеры у лагеря – это все-таки было значительно лучше, чем нехоженый Мельбурнский тракт.
Продолжение - в комментариях: здесь (и следующий за ним комментарий) и здесь (и последующие три коммента)
Канон Ж.Верн «Дети капитана Гранта»
Размер: около 14 500 слов (ага, есть в этом некое изощренное издевательство)
Статус: закончен!
Персонажи: майор Мак-Наббс, Паганель, Айртон, Гленарван, другие
Пейринги: дженовые, прослеживаются
Категория: джен
Жанр: приключения, херт-комфорт (а планировалось в обратном порядке)
Примечание: альтернативное развитие событий, начиная с момента выслеживания Мак-Наббсом шайки Бена Джойса в лесу. Но при этом - максимально близкое к канону. Курсивом - цитата из канона.
Примечание 2: сноски к одному из последних отрывков
* Краткая история воздухоплавания:
братья Монгольфье – 5 июня 1783 года – первый подъем в воздух на воздушном шаре, наполненном теплым воздухом
профессор Шарль (Жак Александр Сезар) – 27 августа 1783 года – первый подъем в воздух на шаре, наполненном водородом
Жан-Пьер Бланшар – 1785 год – первый перелет через Ла-Манш на аэростате, наполненном водородом. Разрабатывал способы управления воздушным шаром. Путешествовал с показательными полетами по Европе и Америке. Вел записки.
Софии Бланшар – жена Жана-Пьера. Поддерживала начинания мужа, продолжала летать и после его смерти, погибла в результате крушения воздушного шара, в который попала шутиха во время фейерверка.
Примечание 3, не имеющее особого отношения к тексту
Nemo me impune lacessit (лат.), оно же Cha togar m' fhearg gun dìoladh (гэл.), оно же No one can harm me unpunished - "Никто не тронет меня безнаказанно" - королевский шотландский девиз, используемый до сих пор, а также девиз шотландского рыцарского ордена Чертополоха и шотландских частей британской армии, в том числе 42-го пехотного полка, в котором служил наш герой. С учетом размаха ставить эту фразу эпиграфом к фику мне показалось слегка нескромным, так что просто оставляю здесь для сведения. Потому что, по-моему, очень подходит.
Предупреждения: логическая необходимость создания текста, практически повторяющего сюжет канона, только для того, чтобы дать одному герою побольше поприключаться, пусть останется на совести автора
Еще предупреждения: Айртон - отрицательный герой. Да, в фике тоже
Размещение: только предупредите
читать дальшеОколо одиннадцати часов вечера, после недолгого, нездорового сна, тяжелого и утомительного, майор проснулся. Он с удивлением заметил какой-то неясный свет, мерцавший среди деревьев. Мак-Наббс принял его было за распространившийся по земле пожар.
Он встал и направился к лесу. Велико же было его удивление, когда он увидел, что источником зарева была фосфоресценция огромного поля грибов. Их поры светились в темноте очень ярко.
Майор, не будучи эгоистом, уже хотел было разбудить Паганеля, чтобы и ученый полюбовался этим явлением, как вдруг остановился словно вкопанный.
Фосфорический свет освещал весь лес на полмили кругом, и Мак-Наббсу показалось, что какие-то тени скользят вдоль опушки. Был ли то обман зрения? Была ли это галлюцинация?
Майор бросился на землю и стал внимательно наблюдать. Вскоре он ясно увидел, как несколько человек, то нагибаясь, то снова выпрямляясь, искали на земле какие-то следы.
Следовало во что бы то ни стало узнать, чего хотят эти люди.
Мак-Наббс, не раздумывая и не будя своих спутников, пополз, словно дикарь в прериях, и исчез среди высоких трав.
Туман цеплялся каплями за ветви кустов и оставлял на одежде сырые пятна. Подлесок здесь был густой, и пробираться сквозь него оказалось непросто. Призрачный свет фосфоресцировавших грибов освещал ему путь, но и его самого делалось проще обнаружить.
Он их настиг только в полумиле от лагеря. Мертвый фосфорический свет здесь почти что сходил на нет. Три человека рассматривали какие-то следы на земле, и среди них Мак-Наббс узнал кузнеца из Блек-Пойнта.
– Это они, – сказал один.
– Точно, – отозвался другой, – вон и мой трилистник на подкове. След идет от самой Уиммери.
– Лошади околели все до одной.
– Все, кроме нашей меченой. Да и чего им не околеть, яду тут хватит на то, чтобы вывести из строя целый кавалерийский полк.
– Что бы мы делали без этого гастролобиума!
Где-то в лесу хрустнула ветка, пролетела, хлопая крыльями, большая птица. Он уже успел тысячу раз пожалеть, что направился в лес без оружия, беспечный, точно на прогулке в замковом парке. Климат Австралии благодатно действует на мятежные души? Ну-ну!
Голоса смолкли, и шаги, не считавшие нужным уж слишком таиться, свернули к реке. Идти за ними было рискованно, не идти – себе дороже. В лагере за его спиной оставались беззащитные люди, а он не успел узнать ни кто именно им угрожает, ни что негодяи намерены предпринять.
Удаляясь от лагеря злоумышленники шли все уверенней. Больше не было нужды пригибаться, сдерживать шаг, понижать голос.
– Молодчина все же этот Бен Джойс! – возобновил разговор тот, что шел впереди. – Если его план удастся, то мы богачи!
– Чего бы ему не удаться, – сварливо ответил кузнец. – Джентльмены ни о чем не подозревают, что твои овечки. Как этот молодчина боцман хитро придумал насчет кораблекрушения!
Мак-Наббс замер на месте, опасаясь дышать. И, как водится, лес вокруг тут же заполнился бесчисленными звуками. Шепот травы, стрекот цикад, всевозможные потрескивания и шорохи, на которые он не обращал внимания, увлеченный разговором впереди на тропе. И только сзади – зловещая тишина.
– Не зови его больше боцманом, – хохотнули впереди. – Он предводитель вольных людей Бен Джойс, и заслужил это имя. Боцмана Айртона больше нет…
Тишина за спиной соткалась в осязаемую фигуру, в спину Мак-Наббсу уперся жесткий одноглазый ствол карабина.
– Достаточно интересного услышали, майор? – вкрадчиво спросил голос Айртона из темноты.
***
За милю от того места, Паганель и Джон Манглс, одновременно проснувшись, сели на узких походных постелях. По пологу палатки начинал барабанить дождь.
– Это был выстрел, – высоким от напряжения голосом сказал Паганель.
– Вам почудилось, – возразил капитан, – кому тут стрелять? Это птица, из тех же, что вечером, навроде кукушки.
– Ах, да какая птица? – отмахнулся Паганель, нашаривая возле постели свои очки. – Что я, по-вашему, не отличу?
– Тогда сучок, – продолжал настаивать Манглс. – Где-то в лесу от накопившейся сырости рухнула ветка. Да, я тоже слышал звук, но для выстрела он слишком тих…
Чиркнула спичка, и оба умолкли, увидев пустые постели.
– Милорд! – повысил голос Джон, поспешно одеваясь. – Вы сторожите?
– Я вышел перекурить, – донесся с улицы голос Гленарвана. – Над рекою зарницы, спать невозможно.
– А майор? – нервно спросил Паганель, натягивая сюртук.
– Полагаю, он тоже, – с легким смешком отозвался Гленарван, – но когда я выходил, его уже не было… Джон, вы не будете так любезны захватить и мой карабин?
Через несколько минут Гленарван, Паганель, Джон Манглс, Олбинет и даже Роберт, вооруженные до зубов, собрались в пространстве между палаткой и фургоном. Матросы, спавшие снаружи и с началом дождя укрывшиеся под сводами леса, уже спешили к ним. Путешественницы пока не просыпались.
– Айртона нигде нет, милорд! – на бегу выкрикнул Вильсон. – Лошадей – тоже…
Гленарван с трудом сдержал крепкое словцо.
– В какой стороне вы слышали выстрел, господин Паганель? – отрывисто спросил он, вскидывая на плечо карабин. – Роберт, Олбинет и Мюльреди, вы останетесь охранять женщин. Не отходите от фургона ни на шаг. Остальные, рассредоточимся по лесу!
Ненастная ночь, неприятная на открытом пространстве, в лесу была ужасна. Непогода уже бушевала вовсю, превращая землю в хлюпающее болото, обрушивая на головы путешественникам потоки и водопады. Не видно было ни зги, фонари не горели. Жуткими призраками проступали сквозь тьму лишенные коры стволы мертвых деревьев, похожие на чудовищно вытянутые человеческие скелеты. Разглядеть еще что-то там, где они ежеминутно рисковали потерять и друг друга, отыскать в сыром темном месиве какие-то следы, попытаться расслышать хоть что-нибудь за ревом дождя и раскатами грома – обо всем этом нечего было и думать. И тем не менее, четверка обессиленных людей вернулась к фургону, только когда уже начало светать.
Дождь стихал, но плотные тучи покуда не расходились. Тут и там землю покрывали огромные лужи мутной желтой воды. Из размытой почвы поднимались нездоровые испарения.
От фургона им навстречу бросился встревоженный Роберт – и огорченно опустил голову, когда понял, что поиски не увенчались успехом. Путешественницы уже ждали мужчин с запасом сухой одежды, горячим вином и словами ободрения для каждого. Настроение у всех было подавленное.
– Не будем терять надежды, – сказал Гленарван, когда, приведя себя в порядок, все снова собрались в «салонной» части фургона, где теперь яблоку сложно было упасть. – Мы не знаем, что именно произошло ночью. Возможно, наших друзей задержало обычное недоразумение. Во всяком случае, они оба – люди, способные за себя постоять, а явлений, более опасных, чем непогода, мы в этой стране пока не встречали, как и заверял нас ранее наш ученый друг.
Все взоры обратились к Паганелю, но несчастный географ был так раздавлен многочасовыми бесплодными поисками и так взволнован из-за почудившегося ему в ночи выстрела, что повторить свои восторженные уверения в полнейшей безопасности австралийских дорог уже не сумел.
– И все же, – продолжил Гленарван. – Я давно знаю майора, ему приходилось бывать в местах и похуже и выбираться и не из таких передряг. И мы с вами все знаем Айртона как человека решительного и хорошо знакомого со здешними местами.
– Я верю в Айртона, – со слезами в голосе сказал юный Роберт, – он обязательно вернется!
– Уже вернулся, – послышалось от двери.
– Ох, мистер Айртон!!! – первой опомнилась Мери.
Они все высыпали из фургона, обступили его, принялись обнимать, как родного. Бывший боцман был мокр до нитки, с широких полей шляпы до сих пор стекала вода, усы печально повисли.
– Ну, ну, осторожно, мастер Роберт, – растроганно бормотал он. – Я в грязи весь.
– Где же вы были, Айртон? – наконец спросил Гленарван. – И разве майор не с вами?
– А разве господин Мак-Наббс не здесь? – неподдельно изумился Айртон. – Я не видел его. Я был, милорд, там, где мне и следовало быть, со скотом. Когда началась непогода, я отправился в лес, чтобы присмотреть за лошадьми и быками, так как, пусть и стреноженные, они могли испугаться молний и грома и наделать глупостей. И как ни печально, я оказался прав.
– Правы?
– Да. Уж не знаю, испугались они первых раскатов или ими раньше овладело желание порезвиться, да только там, где я оставил животных, их не оказалось.
– И вы пустились их искать, несмотря на ненастье? – ахнула Мери.
– Таков был мой долг, дорогая мисс, – слегка поклонился боцман. – Да и как я мог бросить на произвол судьбы беззащитных созданий, за которых я отвечаю.
– И что же, вы их нашли?
– Проискать пришлось чуть не всю ночь, но да, милорд, я их нашел. Увы.
– Как «увы»?!
– Вам стоит посмотреть самому, милорд, но в живых остались один бык и одна только лошадь. С остальными – та же напасть, что и прежде.
– Один бык? Но с одним быком мы не сможем даже вытянуть завязший фургон, не так ли? – прошептала леди Элен.
– И, ради всего святого, где же майор?
– Я думаю, вам не стоит так беспокоиться, миледи, – вновь поклонился Айртон. – Сноуи разлилась ночью, господина Мак-Наббса могло отрезать на одном из островков. Такое часто случается в этих местах, ты и понять ничего не успеваешь, вроде бы только стоял на твердой земле – и вот вокруг уже плещет вода. Но солнце здесь жаркое, а облака вот-вот разойдутся. Я думаю, нам стоит лишь подождать немного, и он вернется сам. Вот с фургоном дело хуже.
– Разлилась река? – задумчиво пробормотал Паганель себе под нос. – Недолговечные островки. Частое и вполне безопасное дело. Хм-м, это здесь-то?
Но его бормотания никто не услышал.
***
Он дернулся вправо и вниз, уходя из-под прицела, ударил в движении локтем по стволу. Сухо кашлянул выстрел, пуля ушла вверх, в небо. Хм, значит, заряжен, значит, серьезно все!
Упал на тропу, перекатился на спину – ткань рубашки тут же напиталась росой – увидел над собой перекошенное яростью лицо Айртона, который замахивался ружьем, перехватив его посреди ствола. Мак-Наббс сжался в комок, рванулся вправо, приклад ружья пропорол траву возле его виска. Извернулся, попытался достать противника ударом ноги, не попал. Снова дернулся в сторону – но следующий чудовищной силы удар все же нашел его. Голова наполнилась гулом и потом будто треснула, точно старый пробковый шлем, и стало темно.
***
Шел сильный дождь. Судя по звуку, он шел в отдалении, в неком неведомом "снаружи", но непонятно отчего рубашка пропиталась влагой насквозь, мерзко облепив спину, и вдоль позвоночника то и дело сбегали холодные струи. Спину уже начинало нещадно ломить: будь проклят возраст и старые болячки! В голове гудел колокол собора Святого Брута. Болели руки: надсадной ноющей болью в вывернутых плечах, резкой и острой – в стянутых веревкой запястьях. Пахло костром и тошнотворно – пищей. Слышны были хмельные выкрики. Он повел плечами, отстраняясь от мокрой стены, и попытался открыть глаза, и его маневр был тут же замечен.
– Ага! – прозвучал совсем близко знакомый голос, и свет факела резанул по глазам, заставляя снова зажмуриться. – Живы! А то я уж начал бояться. Как вы себя чувствуете, господин майор?
– Благодарю, – Мак-Наббс облизал пересохшие губы и постарался придать силу голосу. – Не дождетесь.
Шелестнул короткий каркающий смешок. С большим трудом майору все же удалось сфокусировать зрение. Айртон сидел перед ним на корточках, тоже успевший где-то вымокнуть, и криво усмехался одной стороной рта.
– Можете мне не верить, – проговорил бандит хрипло, – но я искренне рад, что у меня не получилось вас укокошить. Уж извините за не слишком радушный прием.
– А вы меня за излишнюю назойливость, – кивнул Мак-Наббс, не сводя глаз с лица собеседника.
Краем глаза он видел костер – справа от них, четыре или пять фигур возле него и широкий провал сразу за костром – устье пещеры. Там, снаружи, действительно шел дождь, а здесь пламя костра играло на скользких от влаги стенах. Ближе всех спиной к нему сидел кузнец из Блэк-Пойнта, легко узнаваемый по спутанной черной гриве. Напротив него долговязый парень с щербатым ртом ухмылялся, наблюдая за действиями предводителя.
– Помнится, гибель невинных пассажиров поезда на Кемденском мосту не вызвала у вас таких сожалений.
Главарь каторжников пожал плечами.
– Ребята расшалились. Я всего лишь добрый охотник и стараюсь по возможности избежать лишних смертей. Иногда это не удается.
Майор безмолвно повторил его жест, не ставши напоминать, что пять сорвавшихся в пропасть вагонов давали достаточно «лишних смертей», чтобы обременить чью угодно совесть.
– И что же вам понадобилось от нас, господин добрый охотник? Деньги? Оружие? Со скотом вы уже не успели. Выкуп? И почему вы так медлили, прежде чем получить желаемое?
Бен Джойс нахмурился.
– Вы, джентльмены, всегда слишком спешите. Выпейте со мной, а потом поговорим о делах. Наверняка у вас в глотке полностью пересохло.
– Предпочел бы сигару, – качнул головой майор, которому вовсе не улыбалось пить с каторжником.
Айртон развел руками.
– Не обессудьте, последний транспорт из Гаваны затерялся где-то в южных морях. Виски?
– Руки развяжете?
– А вот это, простите, нет. Вы полны неприятных сюрпризов, майор. Когда вы только успели меня раскусить?
Мак-Наббс пожал плечами.
– Я не имею привычки доверять незнакомцам и тщательно приглядываюсь к каждому
новому лицу в моем окружении.
– Тяжело вам должно быть жить, – фальшиво огорчился Айртон. – И что обычно ваши новые знакомые?
– Иногда они оказываются весьма достойными доверия людьми, – сказал майор, сделав ударение на слове «иногда».
– Мои им наилучшие пожелания, – фыркнул Бен Джойс, наливая из обмазанной глиной бутыли мутную жидкость в глиняный же стакан.
Дешевый виски пах отвратительно и должен был только добавить шуму в голове, но прямо сейчас он взбодрил и согрел, а это было крайне необходимо. Майор стукнул зубами о край стакана, и Айртон тут же убрал руку.
– Голодны? – с тем же фальшивым участием спросил он. – Боюсь, обеда я вам пока что не предложу, дела вперед.
Ну, конечно, голодный и пьяный собеседник всегда сговорчивее трезвого и здорового.
– Так зачем я вам нужен? – усмехнулся Мак-Наббс, проводив бутыль взглядом. Пить все еще хотелось безумно. – Наладить поставки гаванских сигар для вашей компании?
– Да их мы б и сами себе обеспечили, дай нам только корабль хороший, и в морских товарах недостачи не будет. Вот такой, к примеру, как ваш «Дункан».
Майор щелкнул языком.
– Значит, «Дункан»?
Айртон кивнул.
– Да, «Дункан». Зачем он вам? Превосходная быстроходная яхта – и служит только лишь для увеселения джентльменов, для развлекательной прогулочки с целью потешить собственное тщеславие: ах, мы так добры! Мы спасем потерпевших бедствие в Индийском океане! Да что вы можете знать о бедствиях земных, господа! Неужели ваша сладенькая благотворительность может что-то изменить в судьбах страждущих по всему свету?
– Айртон, – спокойно сказал Мак-Наббс, – вы увлеклись.
– Что ж, допустим. Все, что я хочу сказать, это что вашему лорду Гленарвану не составит труда купить себе новое суденышко, чтоб продолжить свой увлекательный кругосветный вояж. Для моих же ребят корабль, любой корабль, а тем более такой, как «Дункан», – едва ли не единственная возможность наконец-то зажить достойно, перестать быть отверженными и гонимыми, прекратить бесконечный бег.
– Занявшись пиратством в здешних водах?
– Занявшись… я бы назвал это охотой за призами.
– Уж тут как ни назови, – снова пожал плечами майор. – Так зачем все-таки вы сохранили мне жизнь? Надеетесь, что я напишу вам дарственную на корабль моего кузена? Напрасно. Он мне не принадлежит.
– И очень жаль, потому что это было бы лучшим выходом для всех. Мы получили бы корабль, вы сохранили бы жизнь матросам...
– Жизни матросов? – Мак-Наббс нахмурился.
– Да, если, конечно, они вас беспокоят. Лорда Гленарвана бы обеспокоили – с его-то сусальной благотворительностью. Но, боюсь, предложи я написать дарственную ему...
– Я думаю, он найдет в себе силы послать вас ко всем чертям. Но что может угрожать матросам, если они в Мельбурне, а вы здесь? И что, кстати говоря, вы делаете здесь, если «Дункан» в Мельбурне?
– Выжидаю удобного случая, – развел руками Айртон. – Ведь, согласитесь, пытаться захватить корабль посреди оживленного порта было бы несколько... неразумно.
– И поэтому ваша цель – заманить его в место менее оживленное? Падеж лошадей и быков – все это затеяно для того, чтобы Гленарван дал указание «Дункану» перейти в ближнюю более укромную бухту, а большей части команды – выйти нам на подмогу? Сколько лошадей и быков останется у нашего отряда в эту ночь, господин Айртон?
– Немного, – Айртон фыркнул в усы. – Что ж, если вы так хорошо все раскусили, давайте сбережем время, господин майор.
– Вам? Или мне? Вы так и не ответили, что вам от меня нужно.
– Вы на этот вопрос прекрасно ответили сами. Мне нужно, чтобы «Дункан» ушел из Мельбурна и явился в место, менее оживленное. Если хотите, я укажу вам, какое из таких мест будет удобней и не вызовет подозрений. Так как капитан, точнее, если я правильно понял, исполняющий обязанности капитана «Дункана» будет слушаться только приказов его владельца, мне от вас нужен такой приказ. Подделаете вы руку вашего двоюродного брата, напишете письмо от его имени или отдадите соответствующие указания сами – мне нет дела. Сможете увести с яхты часть матросов – что ж, тем больше их останется в живых.
– То есть, от меня вам нужно письмо? – сложить на груди связанные руки не представлялось возможным, но он все-таки постарался расправить плечи, упираясь лопатками в сырую осклизлую стену.
– Именно, – кивнул Айртон.
– Нет.
Бывший боцман цокнул языком.
– Торопитесь. Слишком, слишком торопитесь. Мы с вами еще даже не оговорили цену.
Мак-Наббс, который в глубине души уже почти ждал удара ножом, едва не рассмеялся.
– То есть, вы сейчас не угрожаете мне с позиции силы, а готовы предложить что-то в обмен на письмо? Это полностью меняет дело! И что же?
– Очень просто, жизни ваших товарищей.
Майор замер, одеревенев лицом. Стало тихо.
– Я так полагаю, мы сейчас не о матросах?
– Правильно полагаете. – Айртон вытащил из кармана самодельную папиросу и начал тщательно ее перекручивать, просматривая табак. – Я о лорде Гленарване и компании. Девять человек, среди которых две женщины и ребенок. Места тут глухие. Если мне откажете вы, я обращусь с тем же вопросом к ним. Нужно ли вам так отягощать свою совесть, господин майор?
В тишине замершей пещеры слышно было, как трещит высеченный Айртоном огонек, взбегая по сухому телу трута. С трудом балансируя связанными руками, майор наклонился вперед.
– Блефуете, господин Джойс, – сказал он, глядя тому прямо в глаза. – Их, как вы уже сказали, девять человек, из них семеро могут держать в руках оружие и отлично вооружены. Вас я пока видел пятерых. Вы ведете нас уже три недели от самой Уиммери – а значит, не считали, что перебить всех было бы таким легким выходом, – иначе зачем нужна вся эта кутерьма с лошадьми? Фургон хорошо укреплен, а с момента моего исчезновения мои товарищи и подавно будут настороже. Не выйдет, Айртон. Предлагайте другую цену.
– Что ж, – Айртон сузил глаза и выпустил первое колечко дыма, – если недостойно торговать тем, чего не имеешь, предложу то, что у меня точно есть. Что вы скажете о вашей жизни, майор?
– В обмен на двадцать пять жизней матросов? – Мак-Наббс откровенно ухмыльнулся сквозь зубы. Табачный дым отчаянно раздражал его, хотелось курить. – Да вы шутник, господин мнимый боцман. Не слишком ли неравная выходит сделка?
– Ну почему же? – Айртон затянулся в последний раз и не спеша отложил папиросу. – Их-то смерть могла бы быть легкой. А вот вам грозит мученическая.
Он коротко размахнулся и ударил.
***
Попытка вызволить завязший в грязи фургон заняла полдня – и не увенчалась успехом. Подсохшая глина держала крепко, точно настоящая западня, бык и лошадь выбивались из сил. Солнце меж тем поднялось высоко и начало припекать, лужи на дороге постепенно испарялись, и река неподалеку наконец перестала бушевать.
– Похоже, ваша версия оказалась несостоятельной, – заметил Айртону глубоко обеспокоенный Гленарван. Тот угрюмо пожал плечами и продолжил возиться с лошадью, извозившейся в грязи по самые плечи. Слышавший разговор Паганель неразборчиво фыркнул, но под взглядом боцмана стушевался и ушел.
Паганель не находил себе места. Помимо беспокойства, охватившего всех, его терзала какая-то смутная, еще не определившаяся мысль, некое неясное подозрение, тем более мучительное, что подозрительность вовсе не была свойственна его жизнерадостной натуре. Пытаясь ухватиться за эту мысль, взглянуть на нее попристальнее, географ не знал, чем себя занять, и бесцельно слонялся вокруг стоянки, размашисто жестикулируя, как будто бы вел сам с собою какой-то мучительный диалог. Так он добрел до опушки, поглядел, как Вильсон присыпает землей окоченевшие трупы лошадей и быков, чтобы не допустить распространения неизвестной заразы, зачем-то сорвал и растер между пальцев рыжие соцветия с росших неподалеку кустов, хмыкнул, вернулся к фургону, взялся зачем-то перебирать свой багаж. Взгляд его упал на номер «Австралийской и Новозеландской газеты», купленный майором в Сеймуре и который потом пришлось тщательно спрятать, чтобы не беспокоить дам известием о присутствии поблизости беглых каторжников. Слово «каторжник» вызвало было в возбужденном мозгу ученого некий отклик, но потом на глаза ему попался заголовок газеты, а точнее, только его окончание, оказавшееся на виду, после того, как страницу сложили вчетверо.
– "Land", – прочитал Паганель, и мысли его тут же приняли совершенно новое направление, что, впрочем, не было для него необычным. – "aland". «Зеландия». Да нет, этого просто не может быть!
Все то время, пока Гленарван и прочие совещались, решая, как поступить дальше, Паганель, устроившись в тени фургона, лихорадочно размышлял о своем случайном открытии. Не замечая ничего вокруг, он так и эдак переставлял слова размытого документа, вновь и вновь рассматривал карты побережья и перебирал имевшиеся у него при себе справочники. И чем больше он об этом думал, тем более правдоподобным виделось ему новое толкование письма капитана Гранта. Слово "aland" словно бы светилось мистическим светом посреди листа, не позволяя прочесть себя как-либо иначе, нежели обрывок слова "Zealand". Все прочие слова документа выстраивались вокруг него в нерушимой гармонии, даты тоже не порождали противоречий: если взять за день крушения «Британии» 27 июня 1862 года – к этому времени с равным успехом можно было дойти из Кальяо что до Идена, что до Окленда. Но главное – главное, на что они все должны были обратить внимание гораздо раньше – крушение у берегов Новой Зеландии легко, хотя и весьма печально, объясняло тот факт, что письмо в бутылке оказалось единственной весточкой от спасшихся за два года. В то же время, если бы корабль капитана Гранта затонул у восточного побережья Австралии, достаточно густо заселенного и имеющего регулярную связь с другими колониями, правдоподобного объяснения, почему достойный шотландец до сих пор не объявился дома, не существовало. Но это значит, что человек, столь упорно настаивавший, что «Британия» затонула именно в заливе Туфолд…
Паганель вскинул голову. Две части головоломки внезапно сошлись воедино, но картинка получилась отталкивающая.
Географ все еще продолжал спор с самим собой, когда лорд Гленарван, разыскав его, попросил определить координаты места, где они находились, и некоторые расстояния. Паганель выполнил указание словно бы во сне. Так же сомнамбулически он слушал, как обсуждался и после некоторых колебаний был принят план Айртона, и даже кивнул, когда спросили о его мнении.
План предполагал, что сам Айртон на единственной оставшейся лошади отправится в Мельбурн и, сообщив Тому Остину о положении путешественников, передаст ему указание следовать в Иден, а оттуда выходить навстречу компании Гленарвана, оказавшейся в западне у разлившейся Сноуи. План позволял всем, кроме Айртона оставаться на месте и продолжать поиски майора, пока не подоспеет помощь. И план этот был бы весьма хорош, если верить, что такая помощь когда-нибудь подоспеет. Но Паганель уже не был в этом уверен.
– Вы позволите, – спросил он, заходя за спину Гленарвану и довольно бесцеремонно вынимая у него из рук только что законченное письмо. Гленарван пожал плечами и документ отдал.
– «Приказываю Тому Остину, придерживаясь тридцать седьмой параллели, отвести «Дункан» к восточному побережью…», – прочитал Паганель вслух. – Скажите, Айртон, а почему вы считаете лучшим местом встречи именно залив Туфолд?
– Но это же просто, – ответил за боцмана Гленарван. – Вы, видно, забыли, что именно в этом заливе мы намеревались продолжить поиски пропавшего экипажа «Британии», и Том Остин сбережет наше время, если направится сразу туда.
– Ах, да, да, – сказал Паганель и с видом еще более рассеянным, чем когда-либо, потер подбородок. – А скажите, господин Айртон, что именно стало причиной гибели судна в заливе Туфолд?
– Ох, верно, – нервно сжимая в руках платок, воскликнула леди Элен. – Не будет ли заход в этот залив представлять опасность и для «Дункана»?
Айртон с заметным раздражением передернул плечами.
– Не беспокойтесь, леди, – с галантным поклоном ответил он, – и вы, господа. «Британия» подошла к побережью Австралии в ночной тьме, измотанная длительной борьбой со штормом. «Дункан» придет туда при совершенно других условиях, и те же скалы, что стали роковыми для «Британии», он обогнет шутя.
– Значит, «Британия» погибла, наткнувшись на скалы? – продолжал настаивать географ, которого Айртон в своем ответе попросту проигнорировал.
– Да, на скалы у входа в залив.
– Но в северной части залива Туфолд нет скал! – заявил Паганель, потрясая в качестве доказательства географическим справочником. – Там песчаные отмели!
Леди Элен ахнула, Гленарван нахмурился, Айртон изменился в лице.
– Не хотите ли вы сказать, господин ученый, – прорычал он в откровенной ярости, – что я лгу?
– Я это уже сказал, – Паганель вздернул подбородок, став похожим на задиристого молодого петушка. – И еще могу добавить, что гибельное воздействие гастролобиума на домашний скот было изучено и описано Гарольдом Беннетсом еще в 1856 году, и если человек, проживший здесь несколько лет, занимаясь именно домашним скотом, выбирает для ночного пастбища поляну, сплошь заросшую этим растением, я не могу увидеть тут ничего, кроме злого умысла, и…
– Паганель! – крикнул Гленарван, первым понявший, что сейчас произойдет, и шагнул вперед.
Айртон резко двинул рукой. Грянул выстрел. Паганель дернулся и упал, закричал Гленарван. Все остальные застыли в невольном оцепенении, и потому Айртон, никем не задержанный, выбежал из палатки и скрылся в лесу.
***
Возле его лица стояла миска дурно пахнущей и явно несвежей похлебки и плошка с водой. Мак-Наббс с тоской подумал, что еще пара дней и о гордости, пока еще не пускавшей его подбирать пищу с земли, точно собака, придется забыть - голод и жажда пересилят. Связанные руки не просто ныли, а горели огнем. В земляной пол рядом с его головой уткнулось дуло ружья. Он моргнул.
– Неужто совсем не голодны? – глумливо прорычал, склонившись над ним, кузнец из Блэк-Пойнта и точным ударом ружья перевернул плошку с водой. Драгоценные капли мгновенно впитались в землю.
Мак-Наббс сжал зубы. В конце концов, подумал он, счастье, что это все не будет слишком уж волновать его еще целых два дня. А там, как говорится в старой восточной притче, либо шах помрет, либо ишак. Курить ему в любом случае хотелось сильнее, чем есть или даже пить.
Злость, тем не менее, заставила его максимально напрячь ноги и рывком сесть. Закололо где-то в подреберье. Кузнец, ухмыляясь, выдержал его тяжелый взгляд, хмыкнул и отошел. То ли атаман, уходя, запретил им бить пленника, то это по умолчанию позволялось только ему.
Айртона не было. Долговязый бандит по-прежнему сидел у противоположной стены, починяя разорванный пантронташ и, похоже, лелея поврежденную ногу. Больше в пещере не было никого, и только снаружи доносились голоса и ржание лошадей.
– Где мы? – хрипло спросил он, не слишком рассчитывая на ответ. Но раненый разбойник, как оказалось, был настроен более дружелюбно, чем его приятели.
– В пещерах старушки Сноуи, – откликнулся он, сплевывая сквозь зубы. – Их тут добрый боженька словно бы для нас и выкопал. Вы, главно дело, не волнуйтесь, что ваши приятели нас отыщут: в здешних местах добрые люди испокон веков прятались от констеблей. Можно сверху пройти – не увидишь ни человека, ни лошади, ни входа в укрытие.
Это не слишком-то утешало.
– Вашего главаря давно нет?
– Что, счет времени потеряли? – долговязый понимающе хохотнул. – Вы тут с рассвета валяетесь, а сейчас третий час пополудни. Не думаю, правда, что вам это сильно поможет.
Мак-Наббс посмотрел на хорошо освещенный зев пещеры. Значит, она выходила на запад. А если вспомнить, что ночью бушевавшая Сноуи шумела прямо под ними…
В проеме показалась небритая физиономия кузнеца.
– А примолкните-ка вы оба, – грубо потребовал он, – или уже я с вами поговорю!
Долговязый расхохотался ему в ответ, скаля щербатые зубы.
***
Айртон вернулся к первым сумеркам, злой, как черт, и весь перемазанный грязью.
– Дьяволы бы побрали вашего географа! – рыкнул он, обводя пещеру взглядом, и тут же принялся перезаряжать револьвер. – Его и его не в меру длинный нос! Мне пришлось уйти, громко хлопнув дверью, а свинец нынче дорог, знаете ли.
Мак-Наббс помертвел. Перед глазами поочередно вставали задиристая улыбка Паганеля, спокойный открытый взгляд Гленарвана, уверенный прищур Джона Манглса. А там еще маленький Роберт! Женщины!
– Кто? – хрипло спросил он.
– Кто по собственной глупости угодил мне под пулю? – Айртон сплюнул, загнал в камору патрон и хрипло выругался. – А давайте поиграем в угадайку, майор! Вы-то мне навстречу пойти отказались.
Мак-Наббс до скрипа сжал зубы. Да какая разница, кто! Оплакать друзей он успеет и после, если к тому времени еще будет, кому и кого оплакивать. Но сейчас у Айртона хватало дел и без угадайки.
– Хватит скалиться, волки! – рассовав по карманам оставшиеся патроны, атаман рывком обернулся к приятелям. – Седлать лошадей! Нам надо залечь у развилки на Люкноу раньше, чем туда пришвартуются джентльмены. Будь я проклят, если они до этого не додумаются, но сперва им нужно будет обмозговать мои гостинцы!
– А с этим что? – кузнец, проходя мимо, двинул Мак-Наббса ногой по голени. Майор подавил вздох и даже не повернул головы. С фантазией у этого дикаря было еще хуже, чем с манерами.
Айртон окинул его задумчивым взглядом гробовщика, готовящегося снять мерки.
– И этого с нами, – наконец кивнул он. – Ему будет, на что посмотреть.
– А ежели сбежит?
– Не сбежит, – отмахнулся главарь. – Ну а если сбежит, – он искоса взглянул на майора, – так всю жизнь будет терзаться вопросом, чего именно не увидел.
И то верно: будет. Клонившееся к закату солнце встретило его мягким теплом. Сноуи действительно шумела прямо за спиной. Лагерь должен был бы быть ниже по ее течению, к югу. Но понять, где именно, пройти нужное расстояние, предупредить – непонятно, о чем, – он почти наверняка не успеет. Что ж, тогда будем ориентироваться по ходу. Дорога на Люкноу, значит?
– Спасибо, что не дубиной, – усмехнулся Мак-Наббс, когда опустившийся на голову мешок положил конец рекогносцировке.
– Будешь умничать, – флегматично отозвался Долговязый, освобождая ему руки и вновь связывая, теперь уже впереди, – будет и дубина. На лошади удержитесь, сэр?
- Удержусь, сэр, - съязвил он, ощущая, как по занемевшим предплечьям, покалывая, разбегается кровь.
Лошади шли беззвучно, очевидно, копыта их чем-нибудь обернули, и по веткам, хлеставшим его по лицу и плечам, было ясно, что движутся они по какой-то тропе, а не по тракту, приведшему сюда фургон.
На привал остановились уже в темноте. Ночь снова принесла с собой росу и свежесть, но собравшиеся было тучи, едва вышла луна, расступились, затопив окрестности мертвым серебряным светом. С его головы стянули мешок – зато связали ноги – и оставили озираться. С холма, где в высоких зарослях засела шайка, вся долина была видна, как днем. Неудачную ночь выбрал Эдуард, чтобы послать гонца. Если жив он еще, Эдуард.
Ждать пришлось долго. Бандиты, выслушав указания главаря, разбрелись по отведенным местам. Он сам оказался в переплетеньи ветвей в полутора метрах от Айртона, и оба в молчании разглядывали сонную долину, делая вид, что их вовсе не раздражает общество друг друга. Дорога петляла у них перед глазами серебристой скомканной лентой, прежде чем пройти точно под холмом - и обоим им было понятно, что в случае чего майор не успеет предупредить своих даже криком: ведь выстрел действует куда быстрее, чем крик. И звучит куда громче.
И все равно оба были настороже.
Стук копыт едва не застал их врасплох. Он далеко разносился в замершем ночном воздухе. Всадник. Один. Совсем не таится. Или, выехав на широкую дорогу, опрометчиво решил, что уже в безопасности? Его еще даже не видно, но копыта стучат настойчиво, громко. Каторжники вокруг зашевелились, приготовляясь. Напрасно спешат. Они успеют и разглядеть, и прицелиться, и устроиться поудобнее до того, как жертва приблизится на расстояние выстрела, до того, как успеет что-то понять.
Всадник наконец становится виден: пока едва различимым силуэтом. Он среднего роста, значит, не Паганель, и, слава небу, не Роберт. И не Олбинет, если судить по сложению. Эдуард? Джон Манглс? Лунный луч высвечивает матросскую шапочку с помпоном – один из матросов! – и скользит по выбритому подбородку и щекам. Мальчишка. Мюльреди. Сын старого егеря из Малкольм-касла.
Майор устало прикрыл глаза. «Слава богу», – мелькнула на краю сознания трусливая мысль. Но даже сквозь закрытые веки он продолжал видеть, как мальчишка из старого Люсса скачет по австралийской дороге навстречу своей судьбе. А в окрестностях Малкольма сейчас, должно быть, вереск, совсем поблек, и над озером вспархивают спугнутые охотниками стаи уток. Оуэн, внезапно вспомнилось имя. Оуэн Мюльреди. Мучительно хочется курить, и отчего-то обидно думать, что Эдуард бы на его месте не сомневался.
– Мистер Айртон, – он подался вперед. Шепот в этой пустыне слышно, как крик, но пока всадник все еще далеко. – Вам ведь нет нужды его убивать!
Айртон обернулся и ухмыльнулся так, что стало ясно: он и сам уже думал об этом.
– Ну-ну, продолжайте, – снисходительно кивнул он. Как есть, издевается, а гонец Гленарвана между тем все ближе и ближе.
– Если я вас правильно понял, – принялся на ходу соображать Мак-Наббс, - он везет либо письмо, либо устный приказ. Во втором случае, убив его, вы останетесь ни с чем. В первом – велик шанс повредить письмо, залить кровью, да попросту не найти. Или не узнать необходимого пароля. Дайте мне переговорить с ним – и, ручаюсь, приказ лорда Гленарвана будет у вас.
– Точнее, у вас, – Айртон насмехался уже в открытую.
– У меня. И, если мальчишка останется жив, я передам вам его.
– Вот как? А вы быстро меняете свои убеждения, майор!
– Только когда меняются обстоятельства.
Айртон, зевнув, принялся рассматривать дорогу.
– Что-то недостаточно вы убедительны, господин Мак-Наббс…
– Тебе в ноги пасть? – не сдержался майор.
Атаман каторжников окинул его внимательным взглядом и, должно быть, решил, что в ноги он, пожалуй, и не падет.
– Давайте, – кивнул он наконец. – Только помните, майор, один лишний шаг – и мне не составит труда пристрелить вас обоих. Даже не знаю, почему бы мне не сделать этого в самый момент передачи письма. Снять его с вашего трупа не так уж и сложно. Эй, там! – сделал он знак кузнецу. – Развяжи ему руки. Нет, ноги не нужно. Стреноженные лошади так забавно гарцуют.
Кузнец растянул губы в подобострастной усмешке, срезая ему веревки с рук. Плохо, подвижность они почти потеряли. А потом его попросту спихнули с холма. Связанные ноги легко заскользили по росистой поросли, он в кровь ободрал почти негнущиеся ладони, пытаясь остановить неизбежное падение, и, уже внизу, у дороги, потерял еще драгоценные полминуты, чтобы снять путы с ног. А Мюльреди уже у холма и, разумеется, поднятый шум он не мог не услышать.
- Кто здесь? - парень громко щелкнул затвором, а вот спешиваться не стал - молодец!
- Оуэн Мюльреди, - отчетливо проговорил Мак-Наббс, выходя из кустов. Луна ярко освещала дорогу. - Это я. Нам нужно поговорить.
- Мистер Мак-Наббс! - мальчишка мигом скатился с лошади. - Святые угодники! Да как же... Да вы же... да мы ж вас уже похоронили!
Мак-Наббс скупо улыбнулся. В ярком лунном свете было хорошо видно, как растерянно бегают глаза Мюльреди.
- Да у вас же висок разбит, - потрясенно выговорил он наконец, чуть качнувшись вперед. – И губа, и руки в крови.
Ну ты еще про двухдневную щетину вспомни, парень!
- Не подходи, - тихо предупредил майор, прерывая поток взволнованных излияний. - Оставайся с той стороны. Держись так, чтобы между мной и тобой всегда была лошадь, а я всегда оставался между тобою и холмом.
Мюльреди вздрогнул и мгновенно собрался. Все-таки хорошо готовит своих людей капитан Джон.
- Мы на мушке? - спросил он, быстро оглядевшись.
- Да. Они на холме. Дорога простреливается вся.
Глаз на холм мальчишка не поднял, и это опять хорошо.
- Это Айртон?
Еще лучше!
- Да. Так лорд Гленарван уже знает?
Парень быстро кивнул.
- Да. Айртон от нас... нехорошо ушел.
- Мюльреди, - майор на секунду помедлил, решаясь, но тут же взял себя в руки, - кто-то из наших погиб сегодня?
- Нет. О, нет, - заторопился Мюльреди, словно опасался, что ему не поверят. - Милорд ранен, но в руку, легко. Мсье Паганель упал и зашиб плечо.
- Ну, в этом я даже не сомневался, - усмехнулся Мак-Наббс, чувствуя, как накатывает волнами невозможное облегчение. Только бы глупостей не натворить!
- Мистер Мак-Наббс, - Мюльреди сдвинул бесцветные брови, - что им нужно?
Молодец, мальчик, не давай мне о деле забыть.
- Пойдем, - он тронул под уздцы притихшую лошадь. - Медленно и неспешно пойдем вдоль дороги, держись по-прежнему слева от меня. У тебя не найдется сигары? А жаль. Так вот, видишь ли, Оуэн, им нужен «Дункан». И об этом обязательно необходимо предупредить лорда Гленарвана.
- «Дункан»? - хрипло переспросил Мюльреди.
- «Дункан». И ключом к нему является то, что ты везешь с собой. Нет! – быстро предостерег он. - Не поднимай руку! Разорвать письмо ты не успеешь, и не стоит до времени показывать им, где оно. Это ведь письмо? Не устный приказ?
- Письмо от лорда Гленарвана, - секунду помолчав, ответил Мюльреди. – Для мистера Тома Остина.
- Так вот, - сказал Мак-Наббс, глядя в землю, чтобы сосредоточиться. Шаги впечатывались в примятую траву упруго и почти беззвучно. - Их здесь шестеро, но это явно еще не вся банда. Все верхом и, похоже, не испытывают нужды в запасных лошадях. Их лагерь - выше по течению Сноуи, я не знаю, сколь далеко от нашего. Там скалы, на вход в пещеру указывает остроконечный пик со сколотой верхушкой. Двое остались там, четверо здесь со мной. Их цель - захватить быстроходный «Дункан», чтобы сделать его разбойничьим судном. План: Айртон прибудет в Мельбурн под видом посланника Гленарвана. Под его руководством Том Остин должен будет перевести «Дункан» в безлюдную бухту, где вся банда скопом нападет на него и перережет команду. - Он резко поднял глаза. - Запомнил? А теперь, Оуэн Мюльреди, ты отдашь мне письмо, так, чтобы все они видели, что отдаешь, после сядешь на лошадь и направишься в обратный путь, чтобы рассказать это все Эдуарду Гленарвану. Пока будешь в виду этого холма, не торопись и не двигайся резко. Покуда письмо у меня в руках, они стрелять не будут.
Мальчик вскинулся уже на словах про возвращение.
- Нет! А как же «Дункан»? А люди? А... вы?
- Оуэн, - сказал Мак-Наббс так убедительно, как только мог, - это - западня. Ни «Дункану», ни мне не поможет, если ты сложишь здесь голову. Гленарван и остальные должны знать о том, что происходит.
Парень растерянно заломил брови.
- Возьмите мою лошадь, - прошептал он, заглядывая Мак-Наббсу в глаза. - Она быстрая. Я задержу их, сколько могу.
Эх, вот же выросло не воевавшее поколение…
- Ты считаешь этих бандитов полными глупцами? Я - более ценный заложник. Если мы поменяемся, из-под холма не выпустят ни одного из нас.
- Но…
- Письмо мне и марш отсюда! Это приказ.
- А что вы будете делать?
Майор, не выдержав, закатил глаза.
- Это уж мне решать. Письмо - и постарайся добраться живым.
- Да хранит вас бог, - сказал Мюльреди, запуская руку за пазуху.
Так, а теперь главное – никого не спугнуть.
Кусты наверху закачались и зашумели, едва только Мюльреди взобрался в седло.
Мак-Наббс быстро выпрямился, развернувшись к холму, и обеими руками поднял перед лицом злосчастное письмо – драгоценный трофей в этой безмолвной схватке.
- Дайте ему уехать, - проговорил он отчетливо и жестко, - или я тоже нарушу сделку, – И, не оборачиваясь к Мюльреди. – Вперед. Помни, жизнь товарищей в твоих руках. Доберись до лагеря живым.
Мюльреди тронул с места коня. Приглушенный топот отдавался грохотом в ночной тиши. На то, чтобы придумать, что же он будет делать, у майора оставались считанные мгновения.
***
В лагере действительно все были живы, но настроение там царило похоронное.
За мгновение до выстрела Айртона Паганель, напуганный окриком Гленарвана дернулся в сторону, зацепил коленом о складной столик, сверзил на землю походный письменный прибор, расплескивая чернила, и, не удержавшись, сам рухнул вслед, напоследок приложившись левым плечом о стоявший тут же сундук.
В тот же миг Гленарван метнулся вперед, не раздумывая, безотчетно желая заслонить упавшего собою от опасности. Он взмахнул рукой. Грянул выстрел. Пуля прошила мягкие ткани предплечья, но, по счастью, не задела кости.
В первый момент все растерялись от неожиданности, но сразу после Джон Манглс и два его матроса бросились наружу в надежде настичь Айртона и заодно убедиться, что в лесу нет других чужаков. Пока капитан Манглс, Вильсон и Мюльреди обшаривали подлесок, леди Элен, мужественно сохранявшая хладнокровие, перевязала рану мужа и убедилась, что он не слишком тяжело пострадал. Олбинет помог подняться Паганелю. Вернулись матросы и в унынии сообщили, что никого не нашли. Последним в палатку зашел капитан Джон.
– Что ж, друзья, – сказал Гленарван, поднимая с пола измятое, перепачканное чернилами письмо. – Наше положение нельзя назвать много худшим, чем прежде, и то, что оно теперь прояснилось, можно даже назвать изменением к лучшему. Мы теперь знаем, что столкнулись не с силами природы, но с жестоким и коварным врагом. Нам понадобятся все наши силы, чтобы противостоять ему, и вся возможная осторожность. И еще, – Гленарван помолчал и нервно сглотнул, – наш враг показал, что он безжалостен и не готов останавливаться ни перед чем. Зная это… мне больно об этом говорить, но, кажется, мы можем быть почти уверены, что наш пропавший товарищ погиб и больше уже не вернется к нам.
Ничего не говоря, Паганель встал и неловко, на негнущихся ногах направился к выходу.
– Господин Паганель, – Гленарван с искренним сочувствием смотрел ему вслед, – прошу вас, не уходите. Вы будете мне очень нужны.
– Зачем же? – бесцветным голосом спросил Паганель, останавливаясь у дверного полога.
Гленарван указал на столик, где Олбинет как раз закончил раскладывать рассыпавшиеся бумагу и перья, на испорченное письмо и свою увечную руку.
– Нам будет нужен новый приказ Тому Остину. Положение наше ничуть не поменялось и отправка гонца к оставшимся на «Дункане» – лучшая возможность как то его поправить. Я теперь не могу писать сам. Если вы согласитесь оказать мне такую любезность...
Леди Элен опустила глаза. Всем было ясно, что таким образом Гленарван пытается как-то отвлечь ученого от постигшего их всех горя и не дать уйти одному в темноту, которая нынче была опасной. Все скорбно молчали. Паганель покорно, словно лунатик, вернулся и сел к столу.
Мысли Паганеля метались, обрываясь в какую-то глухую, тянущую пустоту, черную, словно чернильные пятна на разбросанных белых листах. В этих чернилах тонуло все: звуки обращаемых к нему слов, мысли, воспоминания. Самые чувства будто бы обложило ватой. Он тщетно попытался ухватить хоть какое из них, чтобы сосредоточиться, но тут разрыдалась Мэри Манглс, понявшая, что предательство Айртона лишало ее надежды когда-либо увидеть отца, – и Паганель вспомнил. Новая Зеландия! Он ухватился за эту мысль, за воспоминание о своем недавнем открытии, пока еще остававшемся тайной для всех. Он вертел эту мысль так и эдак, не пуская в свое сознание то, другое, что могло бы причинить боль. И, одержимый одной этой мыслью, он писал под диктовку Гленарвана, почти не вдумываясь в значение слов. Гленарван поставил размашистую подпись, конверт был запечатан. Стать новым гонцом вызвались все как один, но короткая соломинка досталась Мюльреди.
***
На то, чтобы придумать, что же он будет делать, оставались считанные мгновения. Треск сухих веток, сквозь которые яростно продирались четыре человека, почти полностью их заглушал удалявшийся топот копыт. Вот уже и мгновений тех не осталось… Хоть что-нибудь! Нарочито медленно и спокойно Мак-Наббс развернул письмо. Благослови, Господи, лунный свет!
– Только попробуй! – прорычал Айртон, выходя на дорогу в паре дюжин шагов от него, щелкнул на взводе ружейный курок. – Сделай что-то с письмом – и моя пуля прошьет тебе кишки!
Майор поднял бровь и с выражением зачитал:
– «Приказываю Тому Остину, придерживаясь тридцать седьмой параллели, отвести «Дункан»... Что ж вы еще дальше место встречи не выбрали?
– Главное, что лорду Гленарвану оно не показалось слишком далеким, – проворчал атаман, надвигавшийся на него с карабином наперевес. – А уж мы проделаем это расстояние, удобно расположившись в каютах «Дункана». Что до меня, я ожидаю морской прогулки с радостью!
Майор молча кивнул. В неверном свете строчки расплывались, прыгали перед глазами. Пять шагов между ним и каторжником, заряженный карабин – идеальный случай совершить красивое самоубийство, так ведь не поможет. Три шага.
Мак-Наббс широко ухмыльнулся и, с показной тщательностью сложив письмо, опустил его за пазуху своей изрядно потрепанной рубашки.
– Я передумал, – спокойно ответил он на яростный возглас Айртона. – Вернее, я как раз решил принять ваше прежнее щедрое предложение. Письмо Том Остин получит из моих рук, и я же прослежу, чтобы он и матросы покинули борт живыми. А потом сам прокачусь в уютной каюте «Дункана».
– Тебе жить расхотелось?! – бессильная ярость противника порождала в душе непривычное чувство злорадной радости. – Да ведь я же сейчас нажму на курок!
– Попробуйте, – майор приглашающе развел руки. – У вас будет очень мало шансов не зацепить письмо. А помощник капитана яхты, могу вас заверить, отнюдь не дурак и к тому же человек достаточно исполнительный, чтобы не прислушаться к требованиям незнамо кого, не имея письменного распоряжения от хозяина судна.
– Вы ведь отдаете себе отчет в том, что от смерти вас отделяет крошечный клочок бумаги? – уже спокойнее процедил Айртон, опуская ружье.
Мак-Наббс отдавал. Он осознавал также, что эта призрачная защита продержится дай бог если до первого привала. Пусть он не слишком страдал, обходясь без еды вот уже второй день, продержаться без сна всю дорогу до Мельбурна ему вряд ли удастся. Он был в должной степени реалистом, чтобы понимать, что освободить его, скорее всего, не успеют. Но и человеком достаточно крепкой веры, чтобы делать, что должно, уповая на высшее милосердие. До восхода еще далеко, до привала – еще дальше, и за это время еще многое можно придумать.
Возвращение на поляну, где каторжники оставили стреноженных лошадей, подарило ему надежду на то, что если не высшее милосердие, то уж высшая справедливость все-таки существуют. Два из пяти животных лежали на земле в очень знакомых позах. Первое уже начало коченеть, неестественно вытянутые ноги второго мелко подрагивали в предсмертной агонии.
– Нажрались, – мрачно сказал кузнец, бессильно пиная ногой безобидный на вид куст с яркими оранжевыми цветами. – Какому болвану доверили выбрать место стоянки?
Командир только плюнул.
– Кажется, путь до Мельбурна грозит затянуться? – с непонятной для себя самого веселостью висельника подытожил Мак-Наббс. – Вы ведь уступите мне одного из оставшихся скакунов, господин Айртон? Вы все тут здоровые ребята, а я вашими заботами бит и хром, да и поясница к погоде ноет.
Айртон, у которого, видать, наконец закончилось и долготерпение и остатки учтивости, в весьма крепких выражениях посоветовал пленнику придержать язык ради безопасности его же собственной шкуры, но лошадь дал. И даже глаз не завязал, как видно, уже не надеясь на пользу от этой меры. Порядком заморенные скакуны не вынесли бы двоих седоков, так что полупеший отряд теперь двигался медленно – и, насколько мог понять майор, ровно той дорогой, по которой четверть часа назад умчался Мюльреди. Пещеры у лагеря – это все-таки было значительно лучше, чем нехоженый Мельбурнский тракт.
Продолжение - в комментариях: здесь (и следующий за ним комментарий) и здесь (и последующие три коммента)
четверг, 20 февраля 2014
Я открыта всем ветрам )))
Категория: арт
Автор: Weala
Канон: Жюль Верн "Дети капитана Гранта", плюс киноканон "В поисках капитана Гранта"
Название: Vent de la pérégrinations (Вон дю ла перегринасьён) "Ветер странствий"
Рейтинг: G
Жанр: джен
Персонажи: Жак Паганель
Примечание: для Стеллы на заявку о фэндомном Паганеле в бежевом шарфике крупной вязки
любовацца!
Автор: Weala
Канон: Жюль Верн "Дети капитана Гранта", плюс киноканон "В поисках капитана Гранта"
Название: Vent de la pérégrinations (Вон дю ла перегринасьён) "Ветер странствий"
Рейтинг: G
Жанр: джен
Персонажи: Жак Паганель
Примечание: для Стеллы на заявку о фэндомном Паганеле в бежевом шарфике крупной вязки
любовацца!
@темы: Иллюстрации, Жюль Верн, Фанарт, Экранизации, Кино
среда, 19 февраля 2014
Fête galante. Only (17)80s kids remember this.
Марк Твен
Еще о литературных грехах Фенимора Купера
Еще о литературных грехах Фенимора Купера
Молодые люди, изучая Купера, вы убедитесь, что полезнее всего изучать его во всех подробностях, слово за словом, предложение за предложением. Ибо каждое его предложение интересно. Интересно оно своим построением — своим особым построением, своим оригинальным построением. Рассмотрим одно-два предложения, чтобы убедиться в этом. Вот отрывок из главы XI «Последнего из могикан» — одного из самых прославленных и восхваляемых романов Купера:
«Невзирая на быстроту их передвижения, один из индейцев улучил удобный случай, чтобы сбить стрелой притомившегося олененка, и терпеливо нес на плечах наиболее лакомые фрагменты своей жертвы до самого места привала. И теперь без всякой помощи поварской науки он вместе со своими товарищами немедля приступил к насыщению этой удобоваримой пищей. Один лишь Магуа сидел в стороне, не принимая участия в отвратительной трапезе и, по-видимому, погрузившись в глубокие думы».
читать дальшеЭтот небольшой абзац дает обильный материал для размышлений и исследования. Указание на быстроту передвижения совершенно излишне и вставлено было, только чтобы предвосхитить возражение какого-нибудь сверхпридирчивого читателя, что, передвигаясь быстро, индеец не мог бы улучить удобного случая. Но читатель не стал бы к этому придираться. Ему совершенно не нужны объяснения и оправдания подобных пустячных обстоятельств. Однако такова уж манера Купера: он постоянно объясняет и оправдывает всякие мелкие подробности, которые этого не требуют, а затем в возмещение столь же постоянно забывает объяснить существенные подробности, которые этого требуют. Например, он позволяет, чтобы опытнейший и осторожнейший Зверобой, он же Соколиный Глаз, неизвестно зачем оставил свое ружье лежать на земле там, где его незамедлительно должен был обнаружить первый же враг-индеец, — ружье, которое его владельцу было дороже всего на свете! — и читателю не предлагается никакого объяснения столь непонятного поступка. Причина-то была, но не такая, на которую можно было открыто сослаться. Купер намеревался извлечь яркий драматический эффект из того, что индейцы найдут это ружье, — он это в нужное время и проделал; тем не менее Соколиный Глаз мог бы за какие-нибудь четверть минуты спрятать ружье так, что индейцы его не нашли бы. Купер не сумел придумать объяснения, почему Соколиный Глаз этого не сделал, и предпочел выйти из затруднения, вообще ничего не объяснив. В другом месте Купер позволил Хейворду выстрелить в индейца из незаряженного пистолета — и ни словечка не потратил на объяснение, каким образом тот это сделал.
Да, о быстроте передвижения вполне можно было не упоминать, как и о том, что индеец улучил удобный случай, как и о том, что он сбил олененка, как и о том, что это был притомившийся олененок, как и о том, что он сбил его стрелой, как и о том, что индеец нес «фрагменты» излишне и упоминание, что это были лакомые фрагменты, и что это были наиболее лакомые фрагменты; излишни и объяснения, что это были фрагменты «жертвы», и сверхдобросовестное уточнение о «плечах» индейца, как о той части его тела, которая поддерживала фрагменты, и сообщение, что индеец нес фрагменты терпеливо. Ни одна из этих подробностей не имеет ни малейшего значения. Нам все равно, чем индеец сбил олененка; нам все равно, был ли это притомившийся олененок или не притомившийся; нам все равно, какие фрагменты отобрал индеец; нам все равно, почему он отобрал «наиболее» лакомые фрагменты, хотя тут сошли бы просто лакомые и ни один живой или мертвый человек нипочем не отличил бы их от наиболее лакомых; нам все равно, нес ли их индеец на плечах или в носовом платке, и, наконец, нам совершенно все равно, нес ли он их терпеливо или же устроил забастовку, требуя повышения заработной платы и сокращения рабочего дня. Нас совершенно не интересует этот индеец и его личная жизнь.
Во всем этом длиннейшем предложении есть только один факт, заслуживающий упоминания, и его вполне можно было бы уложить в следующие немногие слова — причем к явной пользе для всего повествования:
«В пути один из индейцев убил олененка и донес его до места привала».
Заметьте, насколько проще и осмысленнее сказать: «В пути один из индейцев убил олененка и донес его до привала», насколько это менее жеманно и слащаво, чем: «Невзирая на быстроту их передвижения, один из индейцев улучил удобный случай, чтобы сбить стрелой притомившегося олененка, и терпеливо нес на плечах наиболее лакомые фрагменты своей жертвы до самого места привала». Заметьте, как фраза «В пути один из индейцев убил олененка и донес его до места привала» высоко держит голову и твердо движется к цели, печатая шаг, точно гренадер, тогда как фраза «Невзирая на быстроту их передвижения, один из индейцев улучил удобный случай, чтобы сбить стрелой притомившегося олененка, и терпеливо нес на плечах наиболее лакомые фрагменты своей жертвы до самого места привала» с кокетливым самодовольством мартышки под зонтиком семенит мелкими шажками, мало подходящими для переноски сырого мяса.
Прошу вас вспомнить, что манера автора излагать события называется «стилем» и что стиль автора составляет существеннейшую часть его экипировки. Стилю некоторых авторов свойственно разнообразие, но стиль Купера отличается полнейшим его отсутствием. Стиль Купера неизменно величав, возвышен и благороден. Стиль писателя можно уподобить армии, автора— полководцу, а книгу — военной кампании. Некоторые авторы соизмеряют мощь атаки с силой или слабостью, с важностью или незначительностью того, на что эта атака направлена, но Купер — никогда, Куперу безразлично, ведется ли атака против стотысячного войска или против одной коровы, — он равно обрушивает на них всю свою мощь. Он неудержимо устремляется вперед со всеми своими батальонами за спиной, с кавалерией в авангарде, с артиллерией на флангах, с пехотой, сосредоточенной в центре, под грохот сорока оркестров, под тысячами вьющихся по ветру знамен, и будь то стотысячная армия или корова, но в конце боя вы увидите, как он возвращается торжественным маршем, терпеливо неся на плечах наиболее лакомые фрагменты своей жертвы до самого места привала. Стиль Купера величав, грозен, прекрасен, но он — священная собственность Купера, он принадлежит ему одному, и никакой студент Аризонского ветеринарного училища да не дерзнет тайком его прикарманить.
В одной из глав Купер обливает некоего Гамута презрением за недостаточную требовательность в выборе слов. Однако сам Купер, как уже упоминалось в нашей первой лекции, отнюдь не чужд этого недостатка. Если бы индеец «сбил» олененка кирпичом, или дубинкой, или собственным кулаком, никто не мог бы придраться к слову, которое употребил автор. К тому, что он сбивает его стрелой, тоже особенно придираться не стоит, но тем не менее звучит это нарочито, и было бы, пожалуй, лучше предпочесть что-нибудь попроще и сказать, что он убил его стрелой.
Слово «фрагменты», может быть, и подходит для обозначения частей разделанной оленьей туши, но все-таки звучит оно как-то не совсем верно, а звучание тоже кое-что значит — вернее сказать, звучание значит очень много. Как раз звучание определяет различие между хорошей музыкой и скверной музыкой, и оно же подчас отличает хорошую прозу от посредственной. «Фрагменты» звучат вполне верно, когда мы говорим об осколках чего-то бьющегося и разбившегося; уместны они и когда речь идет об обрезках, предназначенных для кошки, но, если мы используем это слово для описания внушительных частей и кусков вроде передних и задних ног олененка, оно режет взыскательный слух.
«И теперь без всякой помощи поварской науки он вместе со своими товарищами немедля приступил к насыщению этой удобоваримой пищей».
Все это — просто статистика, просто холодная бесцветная статистика, но, как вы видите, Купер сделал из нее цветную литографию. Или же, употребляя другую метафору, он облек скромную статистику в пышные драгоценные одежды, тогда как хороший вкус и соображения экономии равно подсказывают, что ему следовало бы приберечь все это великолепие для монарха, а скромную статистику одеть в грубое сукно, Купер потратил тут двадцать слов на сообщение, которое не стоило и восьми. Мы обойдемся со статистикой, как она того заслуживает, и ограничимся следующим: «Он и его товарищи ели мясо сырым».
«Удобоваримая пища» — звучное выражение, но здесь оно неуместно, потому что мы не знаем этих индейцев и не питаем к ним ни малейших чувств, а потому нам совершенно не интересно, получат они несварение желудка или нет. Подробности, которые не способствуют развитию сюжета, лучше опускать.
«Один лишь Магуа сидел в стороне, не принимая участия в отвратительной трапезе» — это сообщение мы понимаем, но вся заслуга тут принадлежит нам, а не Куперу. Купер туманен. Он не говорит, кому их трапеза внушает отвращение. Разумеется, самому Куперу, но во фразе нет никаких указаний на то, что испытывает его не Магуа. А Магуа — индеец и любит есть мясо сырым.
Слово «один» можно было бы опустить, сэкономив место. Здесь оно ни малейшей ценности не имеет.
В этих лекциях я довольно часто вынужден буду возвращаться к небрежности Купера как наблюдателя. Таким способом я надеюсь убедить вас, что, прежде чем браться за описание, не мешает повнимательнее разглядеть то, что вы собираетесь описывать. Но в промежутках я буду обращаться к другим вопросам, чтобы дать вам передышку и не переутомить вас этой стороной нашей темы.
В «Последнем из могикан» Купер создает захватывающую «ситуацию» на острове между бешеными быстринами — на высоком острове с крутыми берегами, который, точно язык, тянется вниз по реке от разделенного им надвое водопада. В его скалах много пещер, и в одной из них куперовские герои прячутся от преследователей-индейцев. В противоположных концах пещеры есть узкие входы, которые занавешены одеялами, не пропускающими света. Разыскивая беглецов, преследователи прислоняются к этим одеялам, беснуются и вопят так, что кровь стынет в жилах. Но они — куперовские индейцы, а потому одеял, конечно, не замечают и вскоре уходят, обманутые в своих ожиданиях. Алиса падает на колени, чтобы вознести благодарственную молитву за избавление. В пещере, несомненно, должна была царить довольно-таки непроницаемая темнота, но, если верить Куперу, темнота эта мало чем отличалась от света дня и не помешала увидеть, в частности, такие вот милые подробности:
«И Хейворд, и более сдержанная Кора с глубоким сочувствием взирали на это невольное движение благодарного чувства, а первый втайне подумал, что никогда еще благочестие не облекалось в столь прелестный образ, как тот, который оно обрело сейчас в юном облике Алисы. Ее глаза сияли блеском умиленной благодарности, румянец ее красы вновь получил приют на ее ланитах, и вся ее душа, казалось, с нетерпением жаждала излить свое благодарение посредством выразительных черт юного лица. Но когда ее губы уже шевельнулись, слова, готовые с них сорваться, вдруг замерли, словно скованные хладом нового и внезапного недуга. Цветущий румянец сменился бледностью смерти, ее кроткие, полные нежности глаза оледенели и словно сузились от ужаса, а те руки, которые она, сложив ладони, вознесла к небесам, опустились горизонтально перед ней в судорожном движении указывая пальцами вперед».
Это — пример поразительной неточности наблюдений. Хейворд и более сдержанная Кора в темноте и половины всего этого увидеть никак не могли.
Я хотел бы, чтобы вы обратили внимание на некоторые детали этого шедевра, которые заслуживают особого разбора.
«Невольное» — это излишество и, следовательно, нарушение правила 14. Движение всякого чувства всегда невольно, если оно искренне, и определяющий эпитет тут не нужен. Определяющий эпитет нужен, только если выражение чувства нарочито или притворно.
«Втайне» — тоже излишество, ибо Хейворд думает не вслух, но про себя, а то, что человек только подумал, для других, естественно, остается тайной.
Я не одобряю выражения «получить приют», когда речь идет о появлении румянца. Никто не может дать приют румянцу. Румянец — это не отложение, осаждающееся на поверхности, он появляется изнутри.
Не могу я одобрить и слова «новый». Если бы Алиса страдала прежде каким-нибудь недугом, теперешний с полным правом можно было бы в отличие от старого назвать «новым недугом»; но никакого старого недуга у нее до описываемого момента не было — никакого, кроме этого, — а потому безмолвная ссылка на предыдущий, старый недуг ничем не оправдана и только сбивает читателя с толку.
Не совсем мне нравится и фраза: «…а те руки, которые она, сложив ладони, вознесла к небу…» Она словно бы подразумевает, что у Алисы были еще и другие руки — какие-то другие, которые она на минуту убрала в ящик, чтобы удобнее было поднять к небу первые руки. Но это неправда, у нее была всего одна пара рук. И фраза эта в высшей степени двусмысленна.
Зато мне нравится, как Алиса протягивает эти руки перед собой и тычет пальцами. По-моему, это очень эффектно. И было бы еще эффектнее, если бы более сдержанная Кора проделала то же самое.
Куперовский индеец, которого умыли, — создание довольно жалкое и заурядное: впечатление производит только куперовский индеец в полной своей раскраске. Лишние слова Купера — это его раскраска, его перья, его томагавк, его боевой клич.
На двух третях страницы, упомянутой в одной из прежних моих лекций, где Купер ухитрился совершить 114 литературных погрешностей из 115 возможных, он предстает перед нами в полной своей красе.
В следующем отрывке курсивом отмечены нарушения правила 14:
«В одну минуту он был вновь привязан к дереву, беспомощная жертва любых оскорблений и надругательств, какие могли бы ему угрожать. Все теперь столь торопились приблизить предстоящее, что никем не было сказано ни слова. Хворост тотчас запалили, огонь запылал, и воцарилось жадное ожидание конца. Гуроны вовсе не намеревались обречь жизнь своей жертвы на полную гибель посредством смерти в огне. Они предполагали только подвергнуть его телесную стойкость жесточайшим испытаниям, исключая это последнее. В завершение они непременно собирались унести его скальп к себе в селение, но прежде хотели сломить его твердость и превратить в подобие страдальца, стенающего о пощаде. Вот почему куча хвороста и сухих веток была уложена на надлежащем, расстоянии, то есть на том, на котором жар хотя вскоре и станет невыносимым, но не обязательно убийственным. Однако, как часто бывает в подобных случаях, расстояние рассчитали неверно, и пламя взметнуло свои раздвоенные языки в таком близком соседстве с лицом пленника, которое в следующую минуту принесло бы ему смерть, если бы Хетти, схватив палку, не прорвалась бы сквозь толпу и не разметала бы пылающую кучу в десятке разных направлений. Много рук уже взметнулось, чтобы бросить непрошеную заступницу на землю, но вожди помешали расправе, напомнив своим раздраженным соплеменникам о состоянии ее рассудка. Сама Хетти не сознавала опасности, которой подвергалась, но, совершив этот смелый поступок, стояла, глядя с суровым негодованием по сторонам, словно порицая толпу уставившихся на нее с вниманием дикарей за их жестокость.
— Да благословит тебя бог, милая моя сестра, за это смелое, самоотверженное деяние! — пробормотала Джудит, которая сама настолько обессилела от волнения и страха, что не могла вмешаться. — Само небо подвигло тебя на этот милосердный поступок».
Число слов — 261, необходимых —161; слов, выброшенных на ветер щедрым мотом, — 100.
В наше время эти 100 лишних слов были бы вычеркнуты. Сейчас мы этим займемся и приведем отрывок в примерное соответствие с современными требованиями сжатости.
Если рассматривать каждое лишнее слово в этом куперовском описании лесного пикника как отдельное и индивидуальное нарушение правила 14, то правило это в данном отрывке было нарушено 100 раз. Нарушены в нем и другие правила: правило 12—дважды, правило 13—трижды, правило 15 — единократно, правило 16 — дважды, правило 17 — раза два по мелочам, а в своей совокупности все описание является нарушением правила 18, а также правила 16. Общий счет — примерно 114 прегрешений против законов искусства литературы из 115 возможных.
Повторим же это описание, выбросив большинство ненужных слов. Отказавшись от стиля и манеры Купера, можно было бы уложить все факты в 150 слов и — естественно — усилить эффект, но делать этого не следует. Мы обязаны придерживаться языка Купера настолько близко, насколько это возможно:
«В одну минуту он был вновь привязан к дереву. Хворост тотчас запалили. Гуроны не намеревались обречь свою жертву на гибель в огне. Они предполагали только подвергнуть его стойкость жесточайшим испытаниям, исключая это последнее. В завершение они непременно собирались унести его скальп к себе в селение, но прежде хотели сломить его стойкость и превратить в страдальца, стенающего о пощаде. Вот почему куча хвороста была уложена на расстоянии, на котором жар хотя вскоре и станет невыносимым, но не убийственным. Однако расстояние рассчитали неверно, и пламя в следующую минуту принесло бы ему смерть, если бы Хетти, схватив палку, не прорвалась сквозь толпу и не разметала пылающую кучу. Много рук уже взметнулось, чтобы бросить заступницу на землю, но вожди помешали расправе, напомнив своим соплеменникам о состоянии ее рассудка. Сама Хетти не сознавала опасности, которой подвергалась, но стояла, глядя с суровым негодованием по сторонам, словно порицая дикарей.
− Да благословит тебя бог, милая, за это смелое, самоотверженное деяние! — пробормотала Джудит. — Само небо подвигло тебя на этот милосердный поступок, и ты получишь цветную литографию».
Число слов —166, а факты все налицо.
1895 г.
комментарии:
… молодые люди… — отрывок этот должен был предположительно входить в серию лекций «профессора изящной словесности Аризонского ветеринарного училища, магистра искусств Марка Твена».
… нарушение правила 14…— В очерке «Литературные грехи Купера» Твен отмечал, что Купер нарушает 19 правил из 24, которым подчиняется художественная литература…
Правило 14 гласит: «Избегать излишеств».
Правило 12: «Автор должен говорить то, что намерен сказать, а не ходить вокруг да около».
Правило 13: «Употреблять нужное слово, а не его троюродного брата».
Правило 15: «Не опускать необходимых подробностей».
Правило 16: «Избегать неряшливости формы».
Правило 17: «Не отступать от требований грамматики».
Правило 18: «Пользоваться простым стилем без украшений».
@темы: Марк Твен, Фенимор Купер, История
вторник, 18 февраля 2014
Fête galante. Only (17)80s kids remember this.
Название: Натти Бампо, по прозвищу Хрустнувший сучок, или Во всем виноват мистер Твен
Форма: арт
Канон: Фенимор Купер "Зверобой"
Пейринг/Персонажи: Зверобой
Категория: джен
Жанр: ээээ
Рейтинг: G
Предупреждение: чибики, традиционные материалы и чертова фактурная бумага
Предупреждение 2: автор очень торопился, но нарисовать хотел.
читать дальше
Форма: арт
Канон: Фенимор Купер "Зверобой"
Пейринг/Персонажи: Зверобой
Категория: джен
Жанр: ээээ
Рейтинг: G
Предупреждение: чибики, традиционные материалы и чертова фактурная бумага
Предупреждение 2: автор очень торопился, но нарисовать хотел.
читать дальше
@темы: Фанарт, Фенимор Купер
Три в одном
Название: Королева Марго
Автор: natoth
Бета: нет
Канон: Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада», «Хроники капитана Блада», «Удачи капитана Блада»
Персонажи: Питер Блад, Джереми Питт, Нэд Волверстон, Николас Дайк, Натаниэль Хагторп, Ибервиль, Марго (ОЖП), Луиза (ОЖП) и мн. др.
Размер: макси, 34449 слов
Категория: джен, гет
Жанр: драма, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Питер Блад, став капитаном «Арабеллы», приобретает известность среди Берегового Братства, но в один прекрасный вечер встречает человека из своего прошлого, в очередной раз убеждаясь, что мир очень тесен. Цикл историй, охватывающий период с 1687 по 1688 годы.
Предупреждения: ОЖП! Данная история написалась в попытке автора понять, были ли у Блада другие женщины, и если были, то как это возможно.
Примечания: В каноне Сабатини не упоминал, как именно зовут Ибервиля, так что я позволила себе смелость назвать его Филиппом. Считайте, это мой фанон.
Автор старался соблюдать матчасть, но ради сохранения духа и стиля Сабатини иногда обращался с ней вольно.
Содержание: история 1: «Неожиданная встреча», истории 2-4, истории 5-8, истории 9-11
История 12: Тонкий подход
– Нэд, все-таки я не думаю, что это хорошая идея... – произнес Ибервиль, входя в таверну «У французского короля».
– А позволить капитану сдохнуть от рома – хорошая идея?! – грубо поинтересовался Волверстон, подталкивая французского капитана вперед. – Давай, не дрейфь! В этот раз дело может выгореть. Просто надо подойти более... – он поморщился, припоминая нужное слово, и щелкнул пальцами. – Тонко!
– Нэд... – Ибервиль неожиданно остановился, качая головой. – То, что ты задумал, вряд ли подходит под определение «тонко»!
– Вот поэтому я и обратился к тебе, балда! – не выдержал старый волк. – Потому что у тебя это получится. Давай, с богом!
Ибервиль вздохнул и посмотрел по сторонам.
А потом снова повернулся к Волверстону.
– Что опять?! – заворчал одноглазый гигант.
– Нэд, ничего не выйдет, – качнул головой француз. – Я...
– Дерьмо! – вспылил старый волк, и его единственный глаз яростно сверкнул. – Я бы сам все сделал, но ты ее знаешь! Она меня терпеть не может! То помыться мне советует, дура французская, то перестать ругаться. А у тебя манеры получше. Значит, тебе к ней и идти! Поговоришь с ней, шур-мур, как бабы любят. Изложишь наш план...
– Твой план, – поправил его Ибервиль, рассеянно глядя по сторонам.
– В конце концов, капитан ей не чужой, – продолжал ворчать Волверстон. – А если даже скажет, что чужой, так мы ей заплатим, правда?
Ибервиль остановился, не ответив ему.
Волверстон замолчал на мгновение, повернув голову в ту сторону, куда смотрел его спутник. И смачно выругался.
– Вот поэтому и говорю, что это не самая лучшая идея, Нэд! – вздохнул Ибервиль, положив руку ему на плечо.
Оба капитана смотрели на рыжеволосую даму, сидевшую на коленях у Тондёра, и что-то с улыбкой ему говорившую.
– Вот дьявольщина! – Волверстон сплюнул на земляной пол таверны и повернулся к Ибервилю. – Ты что же, зараза такая, знал и не сказал?!
– Я пытался сказать, но ты упорно не слушал, – пожал плечами Ибервиль. Потом он махнул рукой. – Ладно, пойдем выпьем. Даже если бы она сидела тут одна, твой план мне не нравится.
– Нет, постой-ка! – верзила удержал его за локоть. – Давай дерзнем. Все равно хуже уже не будет!
– Ты в этом уверен? – скептически поморщился Ибервиль.
– Как с тобой тяжело! – рассердился Волверстон. – Ладно, черт с тобой, Фил! Просто вымани ее сюда, а уж об остальном говорить буду я. Раз ты весь такой нежный.
Ибервиль чуть нахмурился, а потом решительно двинулся к столу, за которым сидел Тондёр и его офицеры.
Те уже некоторое время смотрели на них, прекратив разговор.
– Ба, кто к нам пожаловал! Свита папаши Блада! – тонкие губы капитана Тондёра растянулись в недоброй улыбке. – А где же сам ненаглядный капитан? У нас с ним неоконченный разговор... Впрочем, я могу подождать, когда он проспится...
Офицеры с «Рейн Марго» хохотнули, переглянувшись.
Ибервиль чуть дернул уголком рта, но сдержался.
Рыжеволосая дама, сидевшая на коленях капитана, нахмурилась.
– Может уже хватит, а? – сказала она резко. – Сколько можно задираться?!
– Не шипи, кошечка, – Тондёр продолжал улыбаться, черные наглые глаза, не мигая, уставились на Ибервиля. – Это мужской разговор. Тебе лучше в него не встревать...
– Вообще, у меня дело к Марго, – сказал Ибервиль, не глядя на Тондёра.
– Я уже занята, капитан, – Марго многозначительно скосила глаза на своего спутника.
– Это ненадолго. И это очень важно, – негромко ответил Ибервиль.
Марго встала, поправив юбку. Выразительно переглянулась с Тондёром. И быстро пошла за капитаном «Лахезис», скрестив руки на груди.
Когда они отошли на достаточное расстояние от стола, за которым сидели офицеры с «Рейн Марго», она резко остановилась и сердито выпалила, глядя на Волверстона и Ибервиля:
– Вот что, господа капитаны, у меня уже от ваших «мужских разговоров» голова идет кругом! Ни одного спокойного вечера с тех пор, как ваши корабли встали здесь на якорь! Быть может, пора прекратить? Дался вам Тондёр! Оставьте его в покое!
– Ты его защищаешь?! Ну и дела! – возмутился Волверстон.
– Да, защищаю! – яростно продолжала она. – Быть может, вам он насолил, но лично я ничего плохого от него не видела!
– Избавь нас от восхвалений в его адрес, милочка, – перебил ее Волверстон, поморщившись. – Мы к тебе по другому делу.
– Да? – Марго поджала губы, продолжая стоять со скрещенными руками. – Тогда излагайте, да побыстрее. Меня уже ждут.
Волверстон и Ибервиль переглянулись.
– Ну, давай, – старый волк толкнул француза локтем в бок. – У тебя более складно получается.
– А у тебя получится короче, – ответил Ибервиль.
Волверстон тихо выругался. И изложил суть дела Марго.
Та расширила глаза, покачав головой.
– Ребята, вы в своем уме? – сказала она, наконец.
Ибервиль передернул плечами и взял старого волка под локоть.
– Вот видишь, я же говорил – это безумие! – сказал он ему на ухо.
– Не вижу ничего безумного, – возразил Волверстон. – Напротив, мне кажется, именно это сейчас то, что ему нужно! Ну же, Марго, выручай! Насчет платы не беспокойся...
Она продолжала качать головой, криво улыбаясь.
– Не в деньгах дело, капитан! – перебила она Волверстона. – Просто... вряд ли что-то выйдет.
– Ты как будто с Ибервилем сговорилась! – сердито проворчал старый волк. – Не выйдет, не выйдет! Да ты пойми, что кроме тебя, никто больше с этим не справится! Ты же его давно знаешь. Наверняка сумеешь найти подход!
Марго мотнула головой.
– Ах, Нэд, неужели ты думаешь, что я не пыталась? – тихо сказала она.
Волверстон замолчал, приоткрыв рот...
Ибервиль воспользовался паузой в разговоре и взял Волверстона под руку.
– Ладно, Нэд, пойдем. Вряд ли это сработает. По-крайней мере, не с таким человеком, как Блад.
Марго кивнула.
– Да, с ним непросто. А сейчас, когда он постоянно пьян, я совершенно не уверена, что от моих попыток будет толк. В прошлый раз он даже разговаривать со мной не стал.
И она пожала плечами.
– А если я приведу его трезвым? – стоял на своем Волверстон.
Марго посмотрела на него с любопытством.
– Почему ты решил, что это его вообще заинтересует? Ваш капитан не из тех людей, которые ищут утешения такого рода... Бутылка ему нынче милей женских объятий.
И она грустно вздохнула.
Волверстон посмотрел на Ибервиля, закусил губу, а потом решительно подхватил Марго под руку и отвел в сторону.
– Ладно, детка, так и быть, расскажу тебе кое-что про нашего капитана. Только, чур, это останется между нами! Будешь трезвонить своим товаркам, или, не дай бог, этой французской крысе, Тондёру – шею сверну!
Он говорил преувеличенно свирепым голосом, но во взгляде появился холодок.
Марго только хмыкнула, скривив губы.
Волверстон коротко рассказал ей про некоторые детали их пребывания в Порт-Ройяле и о племяннице губернатора, по которой сох капитан.
– Уж не знаю, что он нашел в этой щуплой девке, – ворчал Волверстон. – Но с тех пор, как ее увидел, его как будто подменили. А она-то не обращала на него никакого внимания! У нее вообще другой интерес, насколько я понял. Лондонский хлыщ, который нам патент выдал. Сама понимаешь, совершенно безнадежное дело. Но он уперся, как последний осел! И как только мы с Ямайки ноги унесли, запил! Как будто порчу на него навела, ведьма проклятая!
Я ему – если девку так хочешь, так пойди и возьми! А он чуть меня не прибил, бешеный... Прямо не знаю, что еще сделать, чтобы его растормошить...
Волверстон тяжело вздохнул.
Марго слушала его, накручивая на палец золотистый локон.
– Дело действительно безнадежное... – задумчиво произнесла она. – Я имею в виду эту дамочку. И ты, значит, решил попробовать выбить клин клином?
Она посмотрела на него, прищурившись.
– А что еще остается? – буркнул старый волк. – Ты же сама небось знаешь, что эта дурь никогда не выветрится, если не найти другое увлечение...
– Я настолько никем не увлекаюсь, капитан, – ответила она немного надменным тоном. Но потом спросила: – Значит, эту девушку он еще на Барбадосе заприметил?
Волверстон провел рукой по подбородку.
– Выходит, так, – протянул он, насторожившись.
– И все это время о ней помнил, – продолжила Марго. – И не просто помнил, раз корабль в ее честь назвал.
– В ее честь? – повторил Волверстон, оторопев.
– Конечно! – Марго удивленно на него посмотрела. – Ты же сам сказал, что ее зовут Арабелла! Нэд, да ты что? Это же так очевидно! – она хохотнула, качая головой.
Волверстон длинно выругался.
– Ну, ты даешь! – Марго насмешливо толкнула его в бок. – Послушай теперь, что я скажу. Это не просто увлечение или блажь. Похоже, что капитан наш влюблен без памяти. И давно.
– Дьявол! – выразил свои чувства старый волк.
– Вот, значит, почему... – пробормотала Марго, перестав улыбаться, но тут же оборвала фразу. И некоторое время стояла молча, о чем-то размышляя. А потом повернулась к Волверстону, который продолжал тихо ругаться, осмысливая то, на что она ему раскрыла глаза.
– Так что, неужели ничего не выйдет? – расстроено спросил он.
Марго взяла его под руку.
– Теперь я, по крайней мере, знаю, как мне с ним говорить. Спасибо, что рассказал это, Нэд. Я... попытаюсь. Но ничего не гарантирую! Самое главное, и это уже твоя забота, постарайся привести его завтра трезвым. Или хотя бы способным услышать то, что я попробую до него донести. Если он будет пьян, извини, я ничего не смогу поделать.
Волверстон кивнул.
– Это я тебе обеспечу, милочка. Если понадобится, я весь ром на корабле за борт вылью, но доставлю его к тебе трезвого как стекло. Только... трезвый он дюже злой, предупреждаю.
Марго махнула рукой.
– Это я переживу. Видала и не такое. А вот пьяных не терплю, уж извини.
– Вытащи его, Марго! – взмолился Волверстон, сжав ее руку в своей огромной лапище. – Пропадет же парень по дурости! А уж я тебя потом отблагодарю... все, что пожелаешь, сделаю! Ты ведь меня знаешь! За мной не заржавеет!
– Вот как? – она слабо улыбнулась, пытаясь вытащить свою руку из его ладони. – Любое мое желание исполнишь?
Волверстон кивнул.
Марго повернула его лицом к залу и кивком головы указала на огромного детину, сидевшего за столом в окружении шумной толпы изрядно набравшихся моряков.
– Знаешь его? – спросила она.
– А как же! – фыркнул Волверстон. – Капитан Леруа, чтоб ему сгореть! Ну и компания здесь сегодня собралась! Полные отморозки... А что такое, детка?
– Замучил он меня, – откровенно призналась Марго. – Как вернулся из плавания, так торчит здесь каждый вечер, упырь поганый! Проходу не дает! А выгнать его хозяин не может. Поход был удачный, и они тут каждый день пропивают уйму денег. Не знаю, что делала бы, если бы не капитан Тондёр. Ты думаешь, я от хорошей жизни возле него торчу? К Тондёру он подваливать боится. Знает, что его тут же нанижут на шпагу, как мясо на вертел... – и она зло улыбнулась.
– Так что же ты раньше не сказала, милочка? – Волверстон повел могучими плечами. – Я бы этому молодцу давно хребет о колено переломал бы!
Марго развела руки в стороны.
– Не хотела беспокоить...
– Ладно, завтра я все устрою в лучшем виде, – пообещал старый волк. – И не беспокойся – этот парень будет вести себя тихо.
– Ты прелесть, Нэд, – улыбнулась Марго.
– О, неужели я сумел тебя очаровать? – хищно улыбнулся Волверстон, приосанившись.
Марго махнула рукой и, повернувшись, пошла обратно к столу, за которым сидели Тондёр и его офицеры.
История 13: Последний вечер
Марго еще раз перечитала короткую записку, которую доставил ей чумазый негритенок.
«Держу курс на таверну вместе с капитаном. Он трезв как стекло, так что дело за тобой, киска».
Почерк у Волверстона был корявый, и по-французски он писал с многочисленными ошибками. Да и у Марго с грамотностью все было туго: она читала еле-еле и по слогам.
Слава богу, что старый волк ограничился всего двумя строчками! Иначе разбор текста послания мог занять много времени. А просить прочесть письмо кого-то другого, более грамотного, ей не хотелось. Слишком уж личным оно было.
Марго взволнованно прижала записку к груди, поглядев на себя в тусклое зеркало, висевшее на стене в ее комнате.
Будет ли толк от этой затеи?
Сомнения снова начали одолевать ее.
Вчера вечером ситуация виделась ей в более радужном свете. Возможно, повлияло пылкое объяснение Тондёра?
Марго до сих пор не могла придти в себя от неожиданного поступка пиратского капитана. Но, тем не менее, он сделал то, что сделал: признался ей в любви и предложил свою руку и сердце. Тондёр выглядел вполне искренним, когда стоял перед ней, ожидая ее ответа. Она обещала подумать над его предложением и сообщить о своем решении сегодня. Возможно, было ошибкой дать ему надежду, но и отказать сходу у нее не хватило духа. Нечасто, ох, нечасто местные капитаны делают такие предложения.
Марго чувствовала, что вот-вот разорвется на части.
Ладно, она не может отказать капитану Волверстону в просьбе. И сделает всё, что в ее силах. Это и ее долг перед Питером. Если… если и этот разговор окажется неудачным…
«Господи, они вот-вот будут тут, а я не одета и не причесана»!
Марго заметалась по комнате, лихорадочно размышляя, какое платье лучше надеть сегодня? Чтобы выглядеть нарядной, но в то же время не вульгарной? Раз уж она решила надеть тот воротник, платье должно быть под стать.
Наконец, она остановила свой выбор на голубом платье из муслина. Этот цвет выгодно оттенял ее волосы и глаза. Возможно, наряд был слишком скромным, но сейчас это даже к лучшему.
Переодевшись, Марго присела перед зеркалом, размышляя о том, что сделать с волосами. Здесь, на Тортуге, она привыкла к сложным и броским прическам, требующим завивки и тщательной укладки. Благо, времени на возню с волосами у нее было достаточно.
Но сегодня решила оставить волосы распущенными, собрав часть на затылке в аккуратный пучок.
Марго глядела на свое отражение в зеркале, рассеянно водя щеткой по золотистым длинным прядям.
Брабантские кружева придали ей необыкновенно нарядный вид. Она осторожно погладила их пальцем, наслаждаясь мягкостью и нежностью тонкого плетения нитей. И перед ее глазами снова встала та их последняя встреча в Нанте, в таверне «Тихая гавань», когда Блад подарил ей этот воротник.
– Марго, солнышко, чуть не забыл! Я же привез тебе подарок!
Она наблюдала за тем, как Блад роется в своих вещах, выуживая со дна мешка...
– Пресвятая Дева! Неужели это мне?!
Она восхищенно смотрела на великолепный воротник из брабантских кружев, который Блад протягивал ей, расправив на ладонях. Тончайшие льняные нити играли на свету, придавая вещи нежный золотисто-розоватый отблеск.
– Привез из Фландрии, – сказал он. – Думаю, как раз для тебя украшение!
– Н-нет, н-нет, я не могу это принять... Не могу! – она мотала головой, умоляюще глядя на него, и ее щеки порозовели. – Это же очень дорого... господи... ты посмотри, какой узор, какое плетение... это же кучу денег стоит... такой подарок... мне его даже носить не положено... ведь даже у знатных дам не всегда есть такое... а тут я...
Блад не обратил внимания на ее нервный лепет и набросил воротник ей на плечи.
– Королева! – констатировал он, разглядывая ее. – Марго, я вез эту вещь из самой Голландии, где добыл ее, рискуя жизнью и кошельком, тащил по этой ужасной зимней дороге, отбиваясь от врагов и знатных дам, у которых этого еще нет... и теперь что я слышу? От моего подарка отказываются?!
– Но я... – она настолько разволновалась, что, казалось, вот-вот расплачется.
– Никаких «но»! – строго ответил он, взявшись за воротник. – Даю слово, если тебе это не нужно, кину в огонь!
Марго побледнела.
– Ты это не сделаешь...– неуверенно сказала она.
Вместо ответа Блад занес руку с воротником над камином.
– Неужели?
– Нет! – она вырвала кружево из его рук и прижала к груди. Потом, заметив его торжествующую улыбку, покачала головой: – В одном ты не изменился.
– Да? – он приподнял бровь, задиристо глядя на нее.
– Ты такой же сумасшедший, как и раньше! – фыркнула она, поглаживая воротник.
Блад расхохотался, и она рассмеялась вместе с ним.
– Но я же не смогу это носить! - она попыталась еще раз оправдаться перед ним за смущение. – Такая дорогая вещь, Питер!
– Ну, тогда сможешь продать, если будет нужда, – чуть нахмурился Блад, явно задетый ее словами. – В любом случае это теперь твое…
Вспомнит ли Блад об этом подарке? Поймет ли ее молчаливое послание?
Марго бережно хранила этот воротник все эти годы, несмотря на то, что несколько раз нужда поджимала очень сильно. Надеть такую красоту так и не получилось. Но сегодня – день особый…
Господи, а вдруг он не захочет с ней разговаривать? Как в прошлый раз? Вдруг он не простил ей те ужасные резкие слова, сказанные во время ссоры в зале? Она вела себя как базарная склочная торговка, распустила руки, как последняя…
Марго закрыла глаза, чувствуя, что ее щеки горят от стыда. Ох, и куда делась ее уверенность? Да у нее не хватит духу не то что заговорить с ним, даже подойти к нему!
Особенно, когда он трезвый.
С чего она вообще возомнила, что все еще что-то для него значит? Потому что Волверстон и Ибервиль так сказали?
Тот же Волверстон сказал ей про ту даму из Порт-Ройяла, в которую Блад влюбился без памяти. До такой степени, что сейчас топит себя в роме. Какое ему дело до какой-то Марго?
«Трусливая дура! – обругала она себя, дернув запутавшиеся в щетке волосы. – Перестань скулить и просто сделай это!»
Такие люди, как Блад, любят смелых. Трусость, неважно в ком, в мужчине или в женщине, вызывают у них презрение. Марго знала это, наглядевшись на авантюристов, наводнявших таверны Тортуги в сезон штормов.
Она должна быть смелой. Должна быть лучше той дамы с Ямайки. Хотя бы сегодня…
«Только бы не перестараться, – подумала Марго, придирчиво разглядывая себя в зеркале. – Иначе это его оттолкнет. Как тогда, два года назад, когда я набралась храбрости подойти к нему в первый раз…»
Ей до сих пор было стыдно вспоминать тот вечер.
…Она работала в таверне «У французского короля» всего полгода. И девчонки успели прожужжать ей все уши о новом пиратском капитане, который, если верить слухам, раньше был беглым каторжником с Барбадоса, сосланным в Вест-Индию за участие в мятеже Монмута.
– Говорят, он красавчик! – щебетала Луиза, с которой они вместе прибыли на Тортугу на корабле Вест-Индской Компании, польстившись на обещания агента-вербовщика о сладкой жизни на островах и несметном богатстве, которое можно там сколотить за считанные дни. – Говорят, он раньше был доктором. И служил у самого де Рюйтера.
Сердце Марго затрепетало. Слишком уж много совпадений. Вплоть до имени. Но не может быть, ведь ее лейтенант собирался вернуться в свою Ирландию. Нет… наверное, это какой-то другой Блад.
– Говорят, он везунчик, – болтала Луиза, закатывая глаза. – Надо будет обязательно подцепить его, когда он вернется из плавания… Марго? Перестань ловить ртом мух! Такой шанс нельзя упускать!
Конечно, подруга была по-своему права. Агент Вест-Индской Компании соблазнил ее на поездку за океан обещанием выгодного брака. Расписывал, что их ждет безбедная жизнь в окружении восхищенных их прелестью мужчин. Да, конечно, придется заплатить за проезд, но это такой пустяк. Таких красавиц это точно не должно волновать.
– Женихи будут за вас драться, барышни! – тараторил он. – Ведь женщин на островах всегда не хватает. А тамошние жители - люди не бедные. Так что, скорее всего, заплатят за ваш проезд без лишних колебаний. Поверьте мне, милочки, я говорю истинную правду! Два рейса уже совершил на Тортугу по поручению губернатора, и все барышни, которых я отвез туда, нашли себе мужей!
Возможно, он не обманывал. Марго видела на Тортуге множество поселенцев и их жен, прошлое которых явно было весьма темным. Некоторые семьи действительно жили душа в душу.
Но агент кое о чем и умолчал.
Например, о том, что новую партию женщин продадут с аукциона, как товар. И не только тем, кто хотел взять их в жены, но и тем, кому были нужны кабальные слуги, которых в Вест-Индии еще называли «белыми рабами».
Так и получилось, что Марго и Луиза, вместе с пятью другими девушками оказались собственностью месье Жака, хозяина таверны «У французского короля». Он был достаточно богат, чтобы одержать верх в яростном торге и выкупить самых симпатичных и молодых девиц по огромной цене.
Никаким замужеством тут и не пахло. Но месье Жак быстро утешил всхлипывающих и напуганных женщин обещанием, что если они будут послушными и выполнят его нехитрые требования, то смогут выкупиться на свободу. Как только отработают ту сумму, которую он за них уплатил.
– Местные парни – люди щедрые, так что, если вы будете хорошими девочками, соберете эти деньги за год, если не раньше, – сказал он с усмешкой.
Нельзя сказать, что месье Жак был строгим или жестоким хозяином. Девушки не голодали и получили нарядные платья. Некоторые сроду не имели таких роскошных вещей. Им было разрешено свободно передвигаться по городу. Более того, таверна его имела репутацию «приличного заведения», и здесь собиралась пиратская элита. Цены, конечно, были одними из самых высоких на Тортуге. Что за выпивку, что за услуги девочек. Но это было оправдано.
– Вы не какие-нибудь подзаборные шалавы! – втолковывал им месье Жак. – Так что извольте вести себя соответственно! Иначе я быстро найду вам замену!
Вскоре Марго увидела, что ждет тех, кто не желал играть по правилам хозяина: две девицы из тех, что он купил, оказались неисправимыми воровками-карманницами. Расправа месье Жака была короткой и безжалостной: обе дамочки были проданы в бордель напротив, который звался «Двор чудес», но между собой все обитатели Кайоны называли его не иначе как «шалавник».
Марго видела, какие жуткие на вид разбойники ходят туда, и какие старые и ободранные девицы их там привечают, и ей становилось дурно при одной мысли о том, что она может там оказаться.
– Даже не вздумайте что-нибудь украсть у клиентов! – гневно гремел месье Жак, собрав всех девочек наверху. – Воровство среди буканьеров – самый тяжкий грех! Если вас застукают с поличным, могут пристрелить на месте. И знайте, милочки, если это случится, я пальцем не пошевелю в вашу защиту! Репутация моей таверны мне дороже!
Марго вскоре поняла, что в воровстве здесь действительно нет смысла: местные пираты были на редкость щедрыми людьми. Зачем красть, когда это дают тебе по первому требованию?
Агент Компании не обманул в одном: даже самая замызганная и уродливая женщина здесь могла чувствовать себя королевой. Отчасти, потому что мужчин было значительно больше, и они из кожи вон лезли, чтобы завоевать расположение дам.
Сперва такое отношение было очень непривычно. Но постепенно Марго привыкла к этому поклонению. И, что уж скрывать, это чертовски нравилось. Ловить восхищенные взгляды мужчин. Принимать дорогие подарки. Причем, не всегда они дарились с умыслом. Просто местные пираты обожали сорить деньгами, совершенно не придавая им особой цены.
«Легко пришло, легко ушло», – так они говорили, посмеиваясь.
Жадность была вторым грехом после воровства среди этих людей, живущих одним днем.
Благодаря этой черте характера местных разбойников, Марго сумела собрать сумму для выкупа всего за полгода. Но когда пришла к месье Жаку, в надежде получить свободу, хозяин поинтересовался с усмешкой, что она намерена делать дальше? И этот вопрос поставил ее в тупик. Действительно, куда она пойдет? И на что будет жить? Цены на острове были заоблачными, и, хотя пираты привозили из своих походов богатую добычу, все эти огромные деньги улетучивались за считанные дни…
Месье Жак заметил ее замешательство, и со смехом предложил сделку: она остается работать в его таверне, но как свободная женщина.
Марго согласилась. По крайней мере, так она была защищена от слишком настырного внимания некоторых головорезов.
Были, правда, исключения, например этот отвратительный капитан Леруа. Он присутствовал на аукционе, когда ее купил месье Жак, и тоже торговался весьма упорно.
И, несмотря на то, что цена оказалась очень кусачей, упрямо околачивался в таверне каждый раз, когда возвращался из очередного похода.
Марго уже несколько раз просила месье Жака избавить ее от общения с этим мерзавцем. Но хозяин таверны не разделял ее отвращения.
– Капитан Леруа – наш уважаемый постоянный клиент, детка. Так что будь с ним полюбезнее.
Марго скривила губы, вглядываясь в свое отражение.
Нет, быть с ним любезной выше ее сил!
В последнее время капитан Леруа стал совершенно невыносим. Или она слишком расслабилась, успев привыкнуть к тому, что он почти год держался от нее на почтительном расстоянии?
Марго подумала о причине, которая заставила французского капитана так поступать, и тяжело вздохнула. Пора уже привыкнуть к тому, что не стоит ждать особой поддержки от Питера Блада. Более того, ему самому сейчас требуется помощь.
«Трусливая дрянь, – мысленно повторила она снова, прищурив зеленые глаза. – Неблагодарная и заносчивая дура. Он столько сделал для тебя, совершенно ничего не требуя взамен. А ты? Ты готова поджать хвост и удрать, трусливо и подло, при первой же трудности!»
Ох, прав был капитан Ибервиль, когда говорил о том, что легко быть рядом с человеком, когда тот удачлив, богат и здоров. И мало кому приятно видеть чужие страдания, боль и несчастья. И тем более разделять их.
А ведь она чуть не пошла по легкому пути. Гораздо проще обидеться на резкие и несправедливые слова и уйти, изображая оскорбленную невинность, чем остаться и попытаться вытащить его из той трясины, в которую он угодил.
Да, избаловала ее жизнь на Тортуге…
Марго вспомнила также презрительные слова Тондёра, которые он произнес вчера в приступе ревности:
«Ведь он же самая настоящая мразь! Такой грязный, такой вонючий…Ублюдок! Ничтожество!»
Она вздохнула, поджав губы.
Даже если она действительно ничего для него не значит, она должна попытаться. Наивно полагать, что ей удастся что-то изменить сразу… но хотя бы не сидеть, сложа руки… трусливо и подло.
Теперь она знает его получше. И не повторит прошлых своих ошибок. Она будет действовать терпеливо и осторожно.
Марго прикрыла лицо рукой, вернувшись в мыслях в тот летний вечер, когда она рискнула подойти к столу, за которым сидел молодой красавец-капитан, только что вернувшийся из своего первого весьма удачливого похода.
Ей было страшно и неловко. И очень стыдно. Конечно, она узнала его почти сразу. И потребовалось огромное усилие, чтобы не броситься к нему с воплем через весь зал. И как же хорошо, что она тогда смогла сдержаться.
Чтобы скрыть свой страх, Марго держалась особенно вызывающе. Господи, она никогда еще не вела себя так ужасно и вульгарно, как тогда. И, кажется, это его потрясло…
Конечно, он угостил ее вином. Это была старая традиция, которую ни один уважающий себя корсар не нарушал. Стоило такое «угощение» недешево. Пираты любили состязаться в щедрости оплаты за подобный «подарок». Одной из задач дамочек в таверне было раскрутить посетителей на как можно большее число таких бокалов. Деньги, которые посетители платили за это вино, входили в оплату их работы.
Марго была настолько расстроена тем, как прошла та встреча, что даже не обратила внимания на сумму, которую Блад заплатил за угощение в тот вечер. Она бы так не узнала этого, если бы не Луиза, которая с выпученными глазами прибежала к ней чуть позже, показав горсть монет.
– Мой бог, Марго, это моя недельная выручка!– выдохнула она взволнованно. – Столько денег за один бокал! Ты ему определенно приглянулась! Девчонки говорят, что он вообще всех заворачивает… странный товарищ, если честно…
Она еще что-то тараторила, но Марго уже не слушала ее.
Что толку от этих чертовых денег, если ему явно неприятно ее общество? Даже тогда, в Нанте, он вел себя иначе…
Хотя, конечно, она изменилась с тех пор. И эти перемены видимо пришлись ему не по душе…
Марго снова дотронулась до кружевного воротника.
Тогда она была дурой. Пора стать умнее.
Она должна попытаться его вернуть. И Волверстон прав: кто, если не она, способен с этим справиться?
Что же еще говорил старый волк?
Сейчас Марго пожалела о том, что не расспросила его более подробно. О том, например, что из себя представляла та женщина, в которую влюблен капитан Блад. Но вчера ей было слишком больно слушать все это…
Что же такое капитан нашел в ней, раз не может позабыть и продолжает любить, даже зная, что это безответно?
«Ты представляешь, он даже пиратство решил бросить, потому что эта тщедушная мымра сие дело не одобряет!– вспомнила она слова Волверстона. – Совсем парень умом тронулся из-за проклятой бабы! Стал дурак дураком. «С пиратством покончено!» говорит. И снова ром хлестать начинает! Сердце кровью обливается, когда видишь, как какая-то тощая юбка превращает хорошего парня в тряпку!»
Марго замерла с щеткой для волос в руке перед зеркалом.
Ей вспомнился один из июльских вечеров, когда Блад вместе со своими офицерами собрался в таверне «У французского короля», чтобы отметить свое очередное чудесное воскрешение из мертвых.
Специально для этого капитан Блад и его товарищи заняли небольшой навес-пристройку. Там было не так душно, как в самой таверне, а также более спокойно и уединенно. Сдвинули тяжелые столы вместе, заказали самые лучшие блюда и вина из меню старины Жака.
О, это был один из самых чудесных вечеров! Компания подобралась очень теплая и на удивление спокойная. Даже буйный Волверстон в этот раз вел себя на редкость смирно. Возможно, потому что все успели устать от кутежей за эти две недели. Было рассказано множество интересных историй, как забавных, так и пугающих. Вспомнили много старых своих подвигов. И, конечно, заставили Блада уже в сотый, наверное, раз рассказать о его приключениях, последовавших после неудачного набега на ловцов жемчуга в бухте Кариако.
Капитан умудрился рассказывать обо всем с немного циничным юмором и иронией. То и дело все слушатели разражались громким хохотом, качали головами и хлопали себя по коленям.
Марго тоже слушала его. Молча, с вежливой улыбкой. Но смеяться не могла. Слишком свежи еще были воспоминания о том дне, когда «Арабелла» вернулась на Тортугу без своего капитана.
Да, Блад объявился спустя три недели после того, как все его оплакали. И вот уже две недели был на Тортуге, живой и невредимый. Казалось, все те невзгоды и ужасы, через которые ему довелось пройти, совершенно не оставили на нем следа. Капитан был улыбчив, весел и бодр. Как всегда.
А она все никак не могла придти в себя. Не могла побороть тот ледяной страх, закравшийся глубоко, в самое сердце.
Страх потерять его навсегда. Окончательно и бесповоротно.
– … и тогда я устроил майору в саду небольшую засаду. Срезал лиану и натянул поперек дорожки, – негромко говорил Блад, набивая трубку табаком. – Пришлось немного покормить комаров, пока ждал, но мои мучения были вполне оправданы…
– И он действительно попался? – спросил лейтенант Дайк, и на его загорелом лице появилась ухмылка. – Прямо как лесной кабан в силки?
– Именно так, Ник, – кивнул Блад. – Он, конечно, пытался вырваться. Но после того, как я его приласкал по темечку рукояткой его собственного пистолета, немного присмирел…
Все засмеялись.
Марго чувствовала, что выпила слишком много. Или просто вино оказалось слишком крепким? По случаю возвращения капитана Блада из мертвых, на Тортуге во всех кабаках и тавернах пили и пировали уже десятый день, так что запасы месье Жака изрядно истощились. Ее любимое вино закончилось, и в этот вечер капитан угостил ее канарским, а оно оказалось дьявольски крепким.
Марго чувствовала, что мир вокруг нее начинает покачиваться и расплываться. Голоса людей становились периодически похожими на гул морского прибоя. И только один голос она слышала ясно и отчетливо: голос Питера Блада.
– … и я ему говорю на ухо: «У меня нет под рукой ни кораблей, ни пушек. Нет даже шпаги, как вы изволили заметить. Но голова у меня есть, и руки тоже. И этого вполне достаточно, чтобы справиться с таким презренным негодяем, как вы!»
Громкий смех всех слушателей заглушил его слова.
– Ну, ты его уел, Питер! Здорово сказал! – хохотал Дайк, качая головой.
Волверстон ржал, как конь, и даже мрачный Хагторп улыбнулся.
Марго улыбнулась, заразившись всеобщим настроением, а потом, наплевав на приличия, перебралась к капитану на колени, чувствуя, что сойдет с ума, если не убедится, что это действительно он, живой и невредимый, а не его призрак.
Блад машинально обнял ее за талию и притянул к себе, продолжая рассказывать о том, как оставил майора Макартни на кладбище с кляпом, сделанным из его собственного парика.
Это вызвало еще один взрыв веселья у сидевших за столом.
Особенно громко хохотала Луиза, которая успела напиться до совершенно безобразного состояния и уже полчаса лежала на небольшой тростниковой кушетке в стороне от общего стола, куда ее оттащил галантный и терпеливый Ибервиль.
Она визжала дурным голосом, дергая ногами в шелковых чулках, отчего ее юбка бесстыдно задралась. И вопли ее заглушили слова всех присутствующих на некоторое время. Однако собравшиеся здесь мужчины были слишком хорошо воспитаны, и сделали вид, что ничего не случилось.
Ох, глупышка Луиза! Она так старалась заполучить как можно больше «угощений» от кавалеров каждый вечер, что за два года жизни на Тортуге совершенно спилась. И если месье Жак продолжал терпеть ее выходки в своем заведении, то только потому, что ее удивительное пьяное бесстыдство странным образом привлекало многих клиентов.
Блад подождал, когда девица угомонится и снова прикорнет на кушетке, а потом рассказал о том, как ему удалось подкупить шкипера голландского судна и добраться до Тортуги.
– Черт! Ты слишком щедр, Питер! – воскликнул Волверстон, когда Блад замолчал. – Уверен, этот нахальный голландец был бы доволен и половиной той суммы!
– Когда дело касается собственной жизни, грех скупиться, Нэд, – ответил Блад, а потом бросил быстрый взгляд на Марго, которая дремала у него на коленях, прижавшись щекой к его плечу. И чуть понизил голос, не желая ее будить: – Но, тем не менее, я намерен заглянуть к милейшему полковнику де Кулевэну на огонек в ближайшее время. Не люблю оставаться в долгу, как ты знаешь.
– Ах, вот почему мы так спешно запасаемся провиантом и порохом! – громко гаркнул Огл, оживившись. – Что ж, капитан, дело серьезное. Но я готов отвесить этому подлому мерзавцу весь должок… в порохе и ядрах! Только прикажи!
Офицеры снова засмеялись, но на сей раз в их смехе было гораздо меньше добродушия.
– О, да… Продажного Иуду надо проучить, чтоб впредь скотине неповадно было!
Как всегда, Хагторп был категоричен в своих выводах.
– Но погода может подвести…
Марго открыла глаза, услышав слова Джереми Питта.
И с тревогой посмотрела на смуглое спокойное лицо капитана Блада.
Было уже совсем темно, слуги притащили несколько свечей, и свет их притягивал ярких ночных насекомых – светлячков и мотыльков. Насекомые то и дело бросались на пламя, чтобы с тихим треском упасть вниз с опаленными крылышками.
– Скоро начнутся ураганы, Питер, – негромко произнес штурман. – Не лучше ли перенести поход на следующий сезон? Мне кажется, ты достаточно искушал судьбу в этом году.
– Ну, началось… – проворчал Волверстон, неодобрительно глядя на Питта. – Мы же уговорились, Джереми, сегодня не каркаем!
Штурман пристыжено замолчал.
На Тортуге среди пиратов действительно существовал достаточно строгий обычай: перед отплытием говорить только о хорошем и ни в коем случае не обсуждать и не думать о возможной неудаче. Потому что так и накликать ее недолго.
Возможно, по этой же причине Марго почти весь вечер просидела молча.
Радоваться вместе со всеми у нее уже не было сил. А тревоги и горести сейчас проявлять неуместно.
Но… боже, неужели Питер Блад и впрямь намерен отправиться в новый рейд? Да еще через все Карибское море? Толком не отдохнув после недавних злоключений? Да еще когда на носу сезон ураганов, самое ужасное время года в этих краях?
Она встрепенулась, глядя на его лицо, пытаясь понять этого невозможного человека. Когда же он угомонится? Неужели все эти неудачи, из-за которых он был на волосок от гибели, ничему его не научили?!
Блад некоторое время пускал кольца дыма из трубки, а потом повернулся к Питту, мягко придержав Марго свободной рукой.
– Джереми, Хагторп прав. Нельзя закрывать глаза на столь вероломный поступок. Черт побери, я предложил этой скотине весьма приличный выкуп… и он был мне многим обязан. И все же, он пошел на эту омерзительную сделку с Макартни! Как будто со мной можно шутить такие шутки! Нет-нет, я думаю, придется с ним потолковать и кое-что объяснить насчет чести и не только…
Тут он замолчал, заметив, что Марго уже не дремлет и смотрит на него.
Видимо беспокойство в ее глазах было слишком явным, поэтому Блад добавил мягко:
– Не думаю, что этот рейд займет много времени. Мы просто заскочим на Мари-Галанте, разберемся с полковником, и сразу вернемся. Не плавание, а прогулка.
Волверстон хмыкнул, услышав его слова, но промолчал.
– Ох, капитан, я все хочу спросить, зачем ты вообще делаешь все это? – произнесла Марго, опустив на мгновение ресницы, чтобы скрыть тревогу и тоску в глазах.
– Что делаю? – с легкой усмешкой переспросил он.
Марго почувствовала слабое раздражение. Вот так всегда! С ним было невозможно разговаривать на подобные темы! Он сразу начинал посмеиваться, из-за чего она чувствовала себя маленькой и глупой. И это случалось каждый раз! Он снова вел себя непозволительно беспечно. Как будто мало ему было жестоких уроков от жизни…
– Выходишь в море, нападаешь на испанцев, грабишь их суда и поселения, -ответила она, пытаясь подавить вспыхнувшую злость на него. – Зачем ты это делаешь? Вряд ли из-за нужды в деньгах… их у тебя вполне достаточно, на мой взгляд. Ты… вполне мог бы заняться чем-нибудь более мирным… и не рисковать своей головой понапрасну…
Она говорила, все больше теряя уверенность с каждым словом. За столом вдруг стало очень тихо, и все офицеры Блада повернули к ней загорелые обветренные лица. Она видела, что они смотрят на нее с каким-то веселым любопытством, и в их глазах промелькнуло что-то неуловимое.
Этот же непонятный огонек блеснул в синих глазах их капитана.
Марго видела, как дрогнули его губы, медленно кривясь в усмешке.
– Ты… ты мог бы бросить пиратство…этот бессмысленный риск… Так ведь многие поступают, и в этом нет ничего постыдного… – пролепетала она, окончательно смутившись.
Кажется, она сказала очередную непроходимую глупость. И сейчас они все рассмеются.
Марго покраснела и зажмурилась.
И услышала тяжелый вздох капитана.
– Ах, Марго, милая… – негромко ответил капитан Блад, и в голосе его не было насмешки, только какая-то усталость. – Я же осужденный бунтовщик, объявленный вне закона. Увы, пока король Яков сидит на троне, у меня нет иного выхода, кроме как отправляться в новые рейды. Да и Его Католическое Величество вряд ли позволит мне мирно жить на суше, даже если я вдруг решу заняться более мирным ремеслом…
Офицеры его закивали. А Волверстон добавил со смешком:
– В любом случае, лучше быть волком среди овец, чем овцой среди волков. Да и на плантацию никого из нас больше не затащишь ни за какие коврижки!
Все расхохотались, кивая…
Марго поправила платье и воротник, намереваясь выйти из комнаты. Аккуратно положила щетку для волос на место перед зеркалом.
Он не мог бросить пиратство все эти три года. Потому что у него не было другого выхода, если верить его же словам. Но, тем не менее, сейчас все изменилось. И он упорно твердит, что с пиратской карьерой покончено.
А выхода по-прежнему нет. Кроме, конечно, рома.
Марго судорожно подавила волну поднявшейся жалости к этому человеку, оказавшемуся в отчаянном положении. Только не это! Блад ненавидит, когда его жалеют. Ей надо постараться не показывать это.
Нет, сегодня надо постараться вдохнуть в него былую уверенность в себе. Она еще не знала, как именно сможет этого добиться. Лишь бы он позволил ей поговорить с ним! Позволил ей хоть немного разделить его бремя… Не жалость, но сочувствие… Разве это плохо? Просто избавиться от того, что терзает душу? Разве не для этого существуют друзья?
Стук в дверь прервал ее размышления.
– Да? – удивленно спросила Марго, порывисто отпрянув от зеркала.
Дверь открылась с тихим скрипом, и на пороге возник месье Жак. На его широком красном лице играла вкрадчивая улыбочка. Густые брови хозяина таверны поползли вверх, когда он увидел ее платье.
– Как ты сегодня нарядилась, детка! – пропыхтел месье Жак. – Но это и к лучшему. У меня к тебе есть серьезный разговор.
Марго постаралась не показывать свое недовольство. Ей сейчас надо было подготовиться к визиту Нэда и Блада, но месье Жак не так часто беседовал с ней, поэтому пришлось послушно кивнуть…
– Надеюсь, разговор не будет слишком долгим? – спросила Марго, едва скрывая нетерпение. – Не хотелось бы опоздать… на работу.
Улыбка месье Жакa стала еще шире.
– А ты не спеши, детка. Лучше послушай меня! Твой ненаглядный капитан может и подождать.
Марго недоуменно сдвинула брови, пытаясь понять, какого именно капитана имел в виду хозяин?
– У меня тут для тебя более выгодное предложение, и если ты им не воспользуешься, то будешь круглой дурой.
Марго терпеливо ждала, когда месье Жак продолжит свою речь. Но мысли ее были заняты совсем другим.
– Сегодня ко мне подошел капитан Леруа и предложил взять тебя на содержание. Естественно, за весьма приличную плату. Уж не знаю, почему ты его так невзлюбила, детка, по мне, он очень славный парень. По-крайней мере, не из тех прохвостов, которые сманивают моих глупых девочек пустыми обещаниями. Все сделал честь по чести, чтобы никто не остался в обиде. Люблю таких людей!
Марго застонала, не выдержав.
– О, месье Жак, я надеюсь, что вы ничего этому негодяю не пообещали?
Хозяин таверны покачал головой.
– Нет, ведь ты свободная женщина. Я помню наш уговор, детка. Но я обещал, что поговорю с тобой об этом. Капитан ждет ответа.
– Нет-нет, я даже слышать об этом не хочу! – Марго содрогнулась от отвращения, только подумав о капитане Леруа. – Только не к нему!
Месье Жак покачал головой, взяв ее за руку.
– Да не спеши ты так, дуреха! Я же тебе добра хочу. Жизнь твою хочу устроить, чтобы ты не попала в очередной переплет. Раз уж у тебя своего соображения нет, хоть послушай умного человека. Знаешь ведь поговорку: «Не все золото, что блестит»? То-то же! У вас, баб, одно только на уме. Вам подавай красавцев да удальцов на белом коне. Но не в этом счастье, милочка! Думаешь, я не вижу, что ты опять влипла по уши?
Марго сердито отвернулась, еле заставив себя слушать его. Сейчас начнется! Опять он будет поучать ее и наставлять на путь истинный!
– Не понимаю, о чем вы? – бросила она, мечтая, чтобы этот разговор поскорее закончился.
– Прекрасно понимаешь, детка! – ответил месье Жак, нахмурившись. – Я ничего тебе не говорил, пока ты глазки строила месье Бладу, но что касается господина Тондёра...
– А что не так с господином Тондёром?! – ощетинилась Марго, смело поглядев прямо в маленькие глазки хозяина таверны. – Он вполне приличный человек, и всегда вам платил по счетам! Уж гораздо лучше этого грубого животного, капитана Леруа!..
Месье Жак покачал головой, печально улыбаясь.
– Ох, дурочка... Ладно, придется тебе все выложить как есть. Только не визжи, а выслушай меня. Если бы у тебя было побольше мозгов, то ты бы не стала полагаться на этого нарядного господина. И я скажу тебе, почему. Да, он милый и обходительный, вы, бабы, это любите. Но, детка, подумай! Он здесь не задержится, увы. Я в этом более чем уверен. Губернатор наш его люто ненавидит и выживет с острова как только установится хорошая погода. Так что возлагать на этого парня какие-то большие надежды я бы не стал. Или ты наивно думаешь, что он возьмет тебя на Эспаньолу? В какую-нибудь богом забытую дыру, а-ля Пор-де-Пэ, где живут одни только дикари-буканьеры? Если у тебя были такие мысли, забудь об этом и знай, что я этого ему никогда не позволю!
– Как вы заметили, я женщина свободная! – возразила Марго. – Так что вольна идти, куда хочу! И с кем хочу!
– Крепко он тебе мозги успел запудрить, как я погляжу... – проворчал месье Жак недовольно. А потом повысил голос: – В любом случае, твой капитан Тондёр – не самый лучший вариант. К тому же, к вопросу о счетах... этот парень в долгах, как в шелках. Губернатор здорово его выжал. Так что вряд ли он тебе сможет предложить что-нибудь толковое... в отличие от капитана Леруа.
– Меня от него тошнит! – воскликнула Марго, рассерженная от его слов. – Как вы этого не понимаете?!
– Дура! – месье Жак тоже начал кричать. – Зато он может обеспечить тебе безбедное житье чуть ли не на год! Да, морской разбой – дело ненадежное, и он может в любой момент оказаться на виселице. Но какая разница, если всё уплачено вперед? Согласись, это гораздо приятнее, чем пустые обещания напыщенных красавчиков. Подумай хорошенько своими куриными мозгами! Пора перестать мечтать о всякой ерунде и взглянуть на вещи здраво! Сколько ты еще думаешь прыгать по тавернам, строя глазки кавалерам? И гоняться за призраками? Жизнь коротка, голубушка! И тебе уже не шестнадцать лет! Надо хвататься за малейший верный шанс. И я тебе говорю: надо ставить на Леруа. Это будут верные деньги, а не пустые обещания. Что же касается всяких глупых чувств... детка, как говорится, «не лужа, не пересохнешь»!
– Не все упирается в деньги, – упрямо ответила Марго, чувствуя, что на глаза наворачиваются предательские слезы. – Иначе чем мы отличаемся от животных? Хотя... зачем я все это вам говорю? Вы способны думать только о личной корысти... и нет для вас ничего святого.
– Мы говорим о тебе, не обо мне, – оборвал ее месье Жак.
– И в людях вы только их кошельки цените, – не унималась Марго, чувствуя, что если он прямо сейчас не уйдет, у нее начнется истерика. В последнее время она все чаще ловила себя на том, что вот-вот сорвется. Нервы стали совсем ни к черту. – И это подло, вы не находите? Взять того же месье Блада... еще недавно вы с ним так были любезны и милы, а теперь? Неужели только в количестве денег суть?!
– Ох... дура! – выдохнул месье Жак, и лицо его еще больше побагровело. – Ты что же, недовольна, что я месье Бладу ром перестал в кредит выдавать? Так это же ради его блага, курица ты слепая! Или ты в самом деле хочешь, чтобы он совсем до могилы себя довел этим проклятущим ромом?!
Марго смотрела на него, моргая.
Месье Жак вздохнул и улыбнулся.
– Детка, иногда приходится вести себя с человеком жестоко, но это ради его же блага. Смекаешь? Пусть месье Блад считает меня жадной корыстной скотиной, но я по крайней мере буду знать, что не мой ром его доконал. Вот и с тобой, балдой, тоже придется обойтись жестоко. Ради твоего же блага, дурочка! Потому и говорю: хватит крутить хвостом перед этим пустозвоном Тондёром, хватит вздыхать по месье Бладу! Ничего хорошего из этого не выйдет, уж поверь моему опыту. И давай-ка подумай о предложении капитана Леруа. Он ждет внизу.
Месье Жак похлопал ее по плечу и вышел.
продолжение в комментариях...
Автор: natoth
Бета: нет
Канон: Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада», «Хроники капитана Блада», «Удачи капитана Блада»
Персонажи: Питер Блад, Джереми Питт, Нэд Волверстон, Николас Дайк, Натаниэль Хагторп, Ибервиль, Марго (ОЖП), Луиза (ОЖП) и мн. др.
Размер: макси, 34449 слов
Категория: джен, гет
Жанр: драма, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Питер Блад, став капитаном «Арабеллы», приобретает известность среди Берегового Братства, но в один прекрасный вечер встречает человека из своего прошлого, в очередной раз убеждаясь, что мир очень тесен. Цикл историй, охватывающий период с 1687 по 1688 годы.
Предупреждения: ОЖП! Данная история написалась в попытке автора понять, были ли у Блада другие женщины, и если были, то как это возможно.
Примечания: В каноне Сабатини не упоминал, как именно зовут Ибервиля, так что я позволила себе смелость назвать его Филиппом. Считайте, это мой фанон.
Автор старался соблюдать матчасть, но ради сохранения духа и стиля Сабатини иногда обращался с ней вольно.
Содержание: история 1: «Неожиданная встреча», истории 2-4, истории 5-8, истории 9-11
История 12: Тонкий подход
12. Тонкий подход
Несколько дней спустя…
– Нэд, все-таки я не думаю, что это хорошая идея... – произнес Ибервиль, входя в таверну «У французского короля».
– А позволить капитану сдохнуть от рома – хорошая идея?! – грубо поинтересовался Волверстон, подталкивая французского капитана вперед. – Давай, не дрейфь! В этот раз дело может выгореть. Просто надо подойти более... – он поморщился, припоминая нужное слово, и щелкнул пальцами. – Тонко!
– Нэд... – Ибервиль неожиданно остановился, качая головой. – То, что ты задумал, вряд ли подходит под определение «тонко»!
– Вот поэтому я и обратился к тебе, балда! – не выдержал старый волк. – Потому что у тебя это получится. Давай, с богом!
Ибервиль вздохнул и посмотрел по сторонам.
А потом снова повернулся к Волверстону.
– Что опять?! – заворчал одноглазый гигант.
– Нэд, ничего не выйдет, – качнул головой француз. – Я...
– Дерьмо! – вспылил старый волк, и его единственный глаз яростно сверкнул. – Я бы сам все сделал, но ты ее знаешь! Она меня терпеть не может! То помыться мне советует, дура французская, то перестать ругаться. А у тебя манеры получше. Значит, тебе к ней и идти! Поговоришь с ней, шур-мур, как бабы любят. Изложишь наш план...
– Твой план, – поправил его Ибервиль, рассеянно глядя по сторонам.
– В конце концов, капитан ей не чужой, – продолжал ворчать Волверстон. – А если даже скажет, что чужой, так мы ей заплатим, правда?
Ибервиль остановился, не ответив ему.
Волверстон замолчал на мгновение, повернув голову в ту сторону, куда смотрел его спутник. И смачно выругался.
– Вот поэтому и говорю, что это не самая лучшая идея, Нэд! – вздохнул Ибервиль, положив руку ему на плечо.
Оба капитана смотрели на рыжеволосую даму, сидевшую на коленях у Тондёра, и что-то с улыбкой ему говорившую.
– Вот дьявольщина! – Волверстон сплюнул на земляной пол таверны и повернулся к Ибервилю. – Ты что же, зараза такая, знал и не сказал?!
– Я пытался сказать, но ты упорно не слушал, – пожал плечами Ибервиль. Потом он махнул рукой. – Ладно, пойдем выпьем. Даже если бы она сидела тут одна, твой план мне не нравится.
– Нет, постой-ка! – верзила удержал его за локоть. – Давай дерзнем. Все равно хуже уже не будет!
– Ты в этом уверен? – скептически поморщился Ибервиль.
– Как с тобой тяжело! – рассердился Волверстон. – Ладно, черт с тобой, Фил! Просто вымани ее сюда, а уж об остальном говорить буду я. Раз ты весь такой нежный.
Ибервиль чуть нахмурился, а потом решительно двинулся к столу, за которым сидел Тондёр и его офицеры.
Те уже некоторое время смотрели на них, прекратив разговор.
– Ба, кто к нам пожаловал! Свита папаши Блада! – тонкие губы капитана Тондёра растянулись в недоброй улыбке. – А где же сам ненаглядный капитан? У нас с ним неоконченный разговор... Впрочем, я могу подождать, когда он проспится...
Офицеры с «Рейн Марго» хохотнули, переглянувшись.
Ибервиль чуть дернул уголком рта, но сдержался.
Рыжеволосая дама, сидевшая на коленях капитана, нахмурилась.
– Может уже хватит, а? – сказала она резко. – Сколько можно задираться?!
– Не шипи, кошечка, – Тондёр продолжал улыбаться, черные наглые глаза, не мигая, уставились на Ибервиля. – Это мужской разговор. Тебе лучше в него не встревать...
– Вообще, у меня дело к Марго, – сказал Ибервиль, не глядя на Тондёра.
– Я уже занята, капитан, – Марго многозначительно скосила глаза на своего спутника.
– Это ненадолго. И это очень важно, – негромко ответил Ибервиль.
Марго встала, поправив юбку. Выразительно переглянулась с Тондёром. И быстро пошла за капитаном «Лахезис», скрестив руки на груди.
Когда они отошли на достаточное расстояние от стола, за которым сидели офицеры с «Рейн Марго», она резко остановилась и сердито выпалила, глядя на Волверстона и Ибервиля:
– Вот что, господа капитаны, у меня уже от ваших «мужских разговоров» голова идет кругом! Ни одного спокойного вечера с тех пор, как ваши корабли встали здесь на якорь! Быть может, пора прекратить? Дался вам Тондёр! Оставьте его в покое!
– Ты его защищаешь?! Ну и дела! – возмутился Волверстон.
– Да, защищаю! – яростно продолжала она. – Быть может, вам он насолил, но лично я ничего плохого от него не видела!
– Избавь нас от восхвалений в его адрес, милочка, – перебил ее Волверстон, поморщившись. – Мы к тебе по другому делу.
– Да? – Марго поджала губы, продолжая стоять со скрещенными руками. – Тогда излагайте, да побыстрее. Меня уже ждут.
Волверстон и Ибервиль переглянулись.
– Ну, давай, – старый волк толкнул француза локтем в бок. – У тебя более складно получается.
– А у тебя получится короче, – ответил Ибервиль.
Волверстон тихо выругался. И изложил суть дела Марго.
Та расширила глаза, покачав головой.
– Ребята, вы в своем уме? – сказала она, наконец.
Ибервиль передернул плечами и взял старого волка под локоть.
– Вот видишь, я же говорил – это безумие! – сказал он ему на ухо.
– Не вижу ничего безумного, – возразил Волверстон. – Напротив, мне кажется, именно это сейчас то, что ему нужно! Ну же, Марго, выручай! Насчет платы не беспокойся...
Она продолжала качать головой, криво улыбаясь.
– Не в деньгах дело, капитан! – перебила она Волверстона. – Просто... вряд ли что-то выйдет.
– Ты как будто с Ибервилем сговорилась! – сердито проворчал старый волк. – Не выйдет, не выйдет! Да ты пойми, что кроме тебя, никто больше с этим не справится! Ты же его давно знаешь. Наверняка сумеешь найти подход!
Марго мотнула головой.
– Ах, Нэд, неужели ты думаешь, что я не пыталась? – тихо сказала она.
Волверстон замолчал, приоткрыв рот...
* * *
Ибервиль воспользовался паузой в разговоре и взял Волверстона под руку.
– Ладно, Нэд, пойдем. Вряд ли это сработает. По-крайней мере, не с таким человеком, как Блад.
Марго кивнула.
– Да, с ним непросто. А сейчас, когда он постоянно пьян, я совершенно не уверена, что от моих попыток будет толк. В прошлый раз он даже разговаривать со мной не стал.
И она пожала плечами.
– А если я приведу его трезвым? – стоял на своем Волверстон.
Марго посмотрела на него с любопытством.
– Почему ты решил, что это его вообще заинтересует? Ваш капитан не из тех людей, которые ищут утешения такого рода... Бутылка ему нынче милей женских объятий.
И она грустно вздохнула.
Волверстон посмотрел на Ибервиля, закусил губу, а потом решительно подхватил Марго под руку и отвел в сторону.
– Ладно, детка, так и быть, расскажу тебе кое-что про нашего капитана. Только, чур, это останется между нами! Будешь трезвонить своим товаркам, или, не дай бог, этой французской крысе, Тондёру – шею сверну!
Он говорил преувеличенно свирепым голосом, но во взгляде появился холодок.
Марго только хмыкнула, скривив губы.
Волверстон коротко рассказал ей про некоторые детали их пребывания в Порт-Ройяле и о племяннице губернатора, по которой сох капитан.
– Уж не знаю, что он нашел в этой щуплой девке, – ворчал Волверстон. – Но с тех пор, как ее увидел, его как будто подменили. А она-то не обращала на него никакого внимания! У нее вообще другой интерес, насколько я понял. Лондонский хлыщ, который нам патент выдал. Сама понимаешь, совершенно безнадежное дело. Но он уперся, как последний осел! И как только мы с Ямайки ноги унесли, запил! Как будто порчу на него навела, ведьма проклятая!
Я ему – если девку так хочешь, так пойди и возьми! А он чуть меня не прибил, бешеный... Прямо не знаю, что еще сделать, чтобы его растормошить...
Волверстон тяжело вздохнул.
Марго слушала его, накручивая на палец золотистый локон.
– Дело действительно безнадежное... – задумчиво произнесла она. – Я имею в виду эту дамочку. И ты, значит, решил попробовать выбить клин клином?
Она посмотрела на него, прищурившись.
– А что еще остается? – буркнул старый волк. – Ты же сама небось знаешь, что эта дурь никогда не выветрится, если не найти другое увлечение...
– Я настолько никем не увлекаюсь, капитан, – ответила она немного надменным тоном. Но потом спросила: – Значит, эту девушку он еще на Барбадосе заприметил?
Волверстон провел рукой по подбородку.
– Выходит, так, – протянул он, насторожившись.
– И все это время о ней помнил, – продолжила Марго. – И не просто помнил, раз корабль в ее честь назвал.
– В ее честь? – повторил Волверстон, оторопев.
– Конечно! – Марго удивленно на него посмотрела. – Ты же сам сказал, что ее зовут Арабелла! Нэд, да ты что? Это же так очевидно! – она хохотнула, качая головой.
Волверстон длинно выругался.
– Ну, ты даешь! – Марго насмешливо толкнула его в бок. – Послушай теперь, что я скажу. Это не просто увлечение или блажь. Похоже, что капитан наш влюблен без памяти. И давно.
– Дьявол! – выразил свои чувства старый волк.
– Вот, значит, почему... – пробормотала Марго, перестав улыбаться, но тут же оборвала фразу. И некоторое время стояла молча, о чем-то размышляя. А потом повернулась к Волверстону, который продолжал тихо ругаться, осмысливая то, на что она ему раскрыла глаза.
– Так что, неужели ничего не выйдет? – расстроено спросил он.
Марго взяла его под руку.
– Теперь я, по крайней мере, знаю, как мне с ним говорить. Спасибо, что рассказал это, Нэд. Я... попытаюсь. Но ничего не гарантирую! Самое главное, и это уже твоя забота, постарайся привести его завтра трезвым. Или хотя бы способным услышать то, что я попробую до него донести. Если он будет пьян, извини, я ничего не смогу поделать.
Волверстон кивнул.
– Это я тебе обеспечу, милочка. Если понадобится, я весь ром на корабле за борт вылью, но доставлю его к тебе трезвого как стекло. Только... трезвый он дюже злой, предупреждаю.
Марго махнула рукой.
– Это я переживу. Видала и не такое. А вот пьяных не терплю, уж извини.
– Вытащи его, Марго! – взмолился Волверстон, сжав ее руку в своей огромной лапище. – Пропадет же парень по дурости! А уж я тебя потом отблагодарю... все, что пожелаешь, сделаю! Ты ведь меня знаешь! За мной не заржавеет!
– Вот как? – она слабо улыбнулась, пытаясь вытащить свою руку из его ладони. – Любое мое желание исполнишь?
Волверстон кивнул.
Марго повернула его лицом к залу и кивком головы указала на огромного детину, сидевшего за столом в окружении шумной толпы изрядно набравшихся моряков.
– Знаешь его? – спросила она.
– А как же! – фыркнул Волверстон. – Капитан Леруа, чтоб ему сгореть! Ну и компания здесь сегодня собралась! Полные отморозки... А что такое, детка?
– Замучил он меня, – откровенно призналась Марго. – Как вернулся из плавания, так торчит здесь каждый вечер, упырь поганый! Проходу не дает! А выгнать его хозяин не может. Поход был удачный, и они тут каждый день пропивают уйму денег. Не знаю, что делала бы, если бы не капитан Тондёр. Ты думаешь, я от хорошей жизни возле него торчу? К Тондёру он подваливать боится. Знает, что его тут же нанижут на шпагу, как мясо на вертел... – и она зло улыбнулась.
– Так что же ты раньше не сказала, милочка? – Волверстон повел могучими плечами. – Я бы этому молодцу давно хребет о колено переломал бы!
Марго развела руки в стороны.
– Не хотела беспокоить...
– Ладно, завтра я все устрою в лучшем виде, – пообещал старый волк. – И не беспокойся – этот парень будет вести себя тихо.
– Ты прелесть, Нэд, – улыбнулась Марго.
– О, неужели я сумел тебя очаровать? – хищно улыбнулся Волверстон, приосанившись.
Марго махнула рукой и, повернувшись, пошла обратно к столу, за которым сидели Тондёр и его офицеры.
История 13: Последний вечер
13. Последний вечер
Марго еще раз перечитала короткую записку, которую доставил ей чумазый негритенок.
«Держу курс на таверну вместе с капитаном. Он трезв как стекло, так что дело за тобой, киска».
Почерк у Волверстона был корявый, и по-французски он писал с многочисленными ошибками. Да и у Марго с грамотностью все было туго: она читала еле-еле и по слогам.
Слава богу, что старый волк ограничился всего двумя строчками! Иначе разбор текста послания мог занять много времени. А просить прочесть письмо кого-то другого, более грамотного, ей не хотелось. Слишком уж личным оно было.
Марго взволнованно прижала записку к груди, поглядев на себя в тусклое зеркало, висевшее на стене в ее комнате.
Будет ли толк от этой затеи?
Сомнения снова начали одолевать ее.
Вчера вечером ситуация виделась ей в более радужном свете. Возможно, повлияло пылкое объяснение Тондёра?
Марго до сих пор не могла придти в себя от неожиданного поступка пиратского капитана. Но, тем не менее, он сделал то, что сделал: признался ей в любви и предложил свою руку и сердце. Тондёр выглядел вполне искренним, когда стоял перед ней, ожидая ее ответа. Она обещала подумать над его предложением и сообщить о своем решении сегодня. Возможно, было ошибкой дать ему надежду, но и отказать сходу у нее не хватило духа. Нечасто, ох, нечасто местные капитаны делают такие предложения.
Марго чувствовала, что вот-вот разорвется на части.
Ладно, она не может отказать капитану Волверстону в просьбе. И сделает всё, что в ее силах. Это и ее долг перед Питером. Если… если и этот разговор окажется неудачным…
«Господи, они вот-вот будут тут, а я не одета и не причесана»!
Марго заметалась по комнате, лихорадочно размышляя, какое платье лучше надеть сегодня? Чтобы выглядеть нарядной, но в то же время не вульгарной? Раз уж она решила надеть тот воротник, платье должно быть под стать.
Наконец, она остановила свой выбор на голубом платье из муслина. Этот цвет выгодно оттенял ее волосы и глаза. Возможно, наряд был слишком скромным, но сейчас это даже к лучшему.
Переодевшись, Марго присела перед зеркалом, размышляя о том, что сделать с волосами. Здесь, на Тортуге, она привыкла к сложным и броским прическам, требующим завивки и тщательной укладки. Благо, времени на возню с волосами у нее было достаточно.
Но сегодня решила оставить волосы распущенными, собрав часть на затылке в аккуратный пучок.
Марго глядела на свое отражение в зеркале, рассеянно водя щеткой по золотистым длинным прядям.
Брабантские кружева придали ей необыкновенно нарядный вид. Она осторожно погладила их пальцем, наслаждаясь мягкостью и нежностью тонкого плетения нитей. И перед ее глазами снова встала та их последняя встреча в Нанте, в таверне «Тихая гавань», когда Блад подарил ей этот воротник.
– Марго, солнышко, чуть не забыл! Я же привез тебе подарок!
Она наблюдала за тем, как Блад роется в своих вещах, выуживая со дна мешка...
– Пресвятая Дева! Неужели это мне?!
Она восхищенно смотрела на великолепный воротник из брабантских кружев, который Блад протягивал ей, расправив на ладонях. Тончайшие льняные нити играли на свету, придавая вещи нежный золотисто-розоватый отблеск.
– Привез из Фландрии, – сказал он. – Думаю, как раз для тебя украшение!
– Н-нет, н-нет, я не могу это принять... Не могу! – она мотала головой, умоляюще глядя на него, и ее щеки порозовели. – Это же очень дорого... господи... ты посмотри, какой узор, какое плетение... это же кучу денег стоит... такой подарок... мне его даже носить не положено... ведь даже у знатных дам не всегда есть такое... а тут я...
Блад не обратил внимания на ее нервный лепет и набросил воротник ей на плечи.
– Королева! – констатировал он, разглядывая ее. – Марго, я вез эту вещь из самой Голландии, где добыл ее, рискуя жизнью и кошельком, тащил по этой ужасной зимней дороге, отбиваясь от врагов и знатных дам, у которых этого еще нет... и теперь что я слышу? От моего подарка отказываются?!
– Но я... – она настолько разволновалась, что, казалось, вот-вот расплачется.
– Никаких «но»! – строго ответил он, взявшись за воротник. – Даю слово, если тебе это не нужно, кину в огонь!
Марго побледнела.
– Ты это не сделаешь...– неуверенно сказала она.
Вместо ответа Блад занес руку с воротником над камином.
– Неужели?
– Нет! – она вырвала кружево из его рук и прижала к груди. Потом, заметив его торжествующую улыбку, покачала головой: – В одном ты не изменился.
– Да? – он приподнял бровь, задиристо глядя на нее.
– Ты такой же сумасшедший, как и раньше! – фыркнула она, поглаживая воротник.
Блад расхохотался, и она рассмеялась вместе с ним.
– Но я же не смогу это носить! - она попыталась еще раз оправдаться перед ним за смущение. – Такая дорогая вещь, Питер!
– Ну, тогда сможешь продать, если будет нужда, – чуть нахмурился Блад, явно задетый ее словами. – В любом случае это теперь твое…
Вспомнит ли Блад об этом подарке? Поймет ли ее молчаливое послание?
Марго бережно хранила этот воротник все эти годы, несмотря на то, что несколько раз нужда поджимала очень сильно. Надеть такую красоту так и не получилось. Но сегодня – день особый…
Господи, а вдруг он не захочет с ней разговаривать? Как в прошлый раз? Вдруг он не простил ей те ужасные резкие слова, сказанные во время ссоры в зале? Она вела себя как базарная склочная торговка, распустила руки, как последняя…
Марго закрыла глаза, чувствуя, что ее щеки горят от стыда. Ох, и куда делась ее уверенность? Да у нее не хватит духу не то что заговорить с ним, даже подойти к нему!
Особенно, когда он трезвый.
С чего она вообще возомнила, что все еще что-то для него значит? Потому что Волверстон и Ибервиль так сказали?
Тот же Волверстон сказал ей про ту даму из Порт-Ройяла, в которую Блад влюбился без памяти. До такой степени, что сейчас топит себя в роме. Какое ему дело до какой-то Марго?
«Трусливая дура! – обругала она себя, дернув запутавшиеся в щетке волосы. – Перестань скулить и просто сделай это!»
Такие люди, как Блад, любят смелых. Трусость, неважно в ком, в мужчине или в женщине, вызывают у них презрение. Марго знала это, наглядевшись на авантюристов, наводнявших таверны Тортуги в сезон штормов.
Она должна быть смелой. Должна быть лучше той дамы с Ямайки. Хотя бы сегодня…
«Только бы не перестараться, – подумала Марго, придирчиво разглядывая себя в зеркале. – Иначе это его оттолкнет. Как тогда, два года назад, когда я набралась храбрости подойти к нему в первый раз…»
* * *
Ей до сих пор было стыдно вспоминать тот вечер.
…Она работала в таверне «У французского короля» всего полгода. И девчонки успели прожужжать ей все уши о новом пиратском капитане, который, если верить слухам, раньше был беглым каторжником с Барбадоса, сосланным в Вест-Индию за участие в мятеже Монмута.
– Говорят, он красавчик! – щебетала Луиза, с которой они вместе прибыли на Тортугу на корабле Вест-Индской Компании, польстившись на обещания агента-вербовщика о сладкой жизни на островах и несметном богатстве, которое можно там сколотить за считанные дни. – Говорят, он раньше был доктором. И служил у самого де Рюйтера.
Сердце Марго затрепетало. Слишком уж много совпадений. Вплоть до имени. Но не может быть, ведь ее лейтенант собирался вернуться в свою Ирландию. Нет… наверное, это какой-то другой Блад.
– Говорят, он везунчик, – болтала Луиза, закатывая глаза. – Надо будет обязательно подцепить его, когда он вернется из плавания… Марго? Перестань ловить ртом мух! Такой шанс нельзя упускать!
Конечно, подруга была по-своему права. Агент Вест-Индской Компании соблазнил ее на поездку за океан обещанием выгодного брака. Расписывал, что их ждет безбедная жизнь в окружении восхищенных их прелестью мужчин. Да, конечно, придется заплатить за проезд, но это такой пустяк. Таких красавиц это точно не должно волновать.
– Женихи будут за вас драться, барышни! – тараторил он. – Ведь женщин на островах всегда не хватает. А тамошние жители - люди не бедные. Так что, скорее всего, заплатят за ваш проезд без лишних колебаний. Поверьте мне, милочки, я говорю истинную правду! Два рейса уже совершил на Тортугу по поручению губернатора, и все барышни, которых я отвез туда, нашли себе мужей!
Возможно, он не обманывал. Марго видела на Тортуге множество поселенцев и их жен, прошлое которых явно было весьма темным. Некоторые семьи действительно жили душа в душу.
Но агент кое о чем и умолчал.
Например, о том, что новую партию женщин продадут с аукциона, как товар. И не только тем, кто хотел взять их в жены, но и тем, кому были нужны кабальные слуги, которых в Вест-Индии еще называли «белыми рабами».
Так и получилось, что Марго и Луиза, вместе с пятью другими девушками оказались собственностью месье Жака, хозяина таверны «У французского короля». Он был достаточно богат, чтобы одержать верх в яростном торге и выкупить самых симпатичных и молодых девиц по огромной цене.
Никаким замужеством тут и не пахло. Но месье Жак быстро утешил всхлипывающих и напуганных женщин обещанием, что если они будут послушными и выполнят его нехитрые требования, то смогут выкупиться на свободу. Как только отработают ту сумму, которую он за них уплатил.
– Местные парни – люди щедрые, так что, если вы будете хорошими девочками, соберете эти деньги за год, если не раньше, – сказал он с усмешкой.
Нельзя сказать, что месье Жак был строгим или жестоким хозяином. Девушки не голодали и получили нарядные платья. Некоторые сроду не имели таких роскошных вещей. Им было разрешено свободно передвигаться по городу. Более того, таверна его имела репутацию «приличного заведения», и здесь собиралась пиратская элита. Цены, конечно, были одними из самых высоких на Тортуге. Что за выпивку, что за услуги девочек. Но это было оправдано.
– Вы не какие-нибудь подзаборные шалавы! – втолковывал им месье Жак. – Так что извольте вести себя соответственно! Иначе я быстро найду вам замену!
Вскоре Марго увидела, что ждет тех, кто не желал играть по правилам хозяина: две девицы из тех, что он купил, оказались неисправимыми воровками-карманницами. Расправа месье Жака была короткой и безжалостной: обе дамочки были проданы в бордель напротив, который звался «Двор чудес», но между собой все обитатели Кайоны называли его не иначе как «шалавник».
Марго видела, какие жуткие на вид разбойники ходят туда, и какие старые и ободранные девицы их там привечают, и ей становилось дурно при одной мысли о том, что она может там оказаться.
– Даже не вздумайте что-нибудь украсть у клиентов! – гневно гремел месье Жак, собрав всех девочек наверху. – Воровство среди буканьеров – самый тяжкий грех! Если вас застукают с поличным, могут пристрелить на месте. И знайте, милочки, если это случится, я пальцем не пошевелю в вашу защиту! Репутация моей таверны мне дороже!
Марго вскоре поняла, что в воровстве здесь действительно нет смысла: местные пираты были на редкость щедрыми людьми. Зачем красть, когда это дают тебе по первому требованию?
Агент Компании не обманул в одном: даже самая замызганная и уродливая женщина здесь могла чувствовать себя королевой. Отчасти, потому что мужчин было значительно больше, и они из кожи вон лезли, чтобы завоевать расположение дам.
Сперва такое отношение было очень непривычно. Но постепенно Марго привыкла к этому поклонению. И, что уж скрывать, это чертовски нравилось. Ловить восхищенные взгляды мужчин. Принимать дорогие подарки. Причем, не всегда они дарились с умыслом. Просто местные пираты обожали сорить деньгами, совершенно не придавая им особой цены.
«Легко пришло, легко ушло», – так они говорили, посмеиваясь.
Жадность была вторым грехом после воровства среди этих людей, живущих одним днем.
Благодаря этой черте характера местных разбойников, Марго сумела собрать сумму для выкупа всего за полгода. Но когда пришла к месье Жаку, в надежде получить свободу, хозяин поинтересовался с усмешкой, что она намерена делать дальше? И этот вопрос поставил ее в тупик. Действительно, куда она пойдет? И на что будет жить? Цены на острове были заоблачными, и, хотя пираты привозили из своих походов богатую добычу, все эти огромные деньги улетучивались за считанные дни…
Месье Жак заметил ее замешательство, и со смехом предложил сделку: она остается работать в его таверне, но как свободная женщина.
Марго согласилась. По крайней мере, так она была защищена от слишком настырного внимания некоторых головорезов.
Были, правда, исключения, например этот отвратительный капитан Леруа. Он присутствовал на аукционе, когда ее купил месье Жак, и тоже торговался весьма упорно.
И, несмотря на то, что цена оказалась очень кусачей, упрямо околачивался в таверне каждый раз, когда возвращался из очередного похода.
Марго уже несколько раз просила месье Жака избавить ее от общения с этим мерзавцем. Но хозяин таверны не разделял ее отвращения.
– Капитан Леруа – наш уважаемый постоянный клиент, детка. Так что будь с ним полюбезнее.
* * *
Марго скривила губы, вглядываясь в свое отражение.
Нет, быть с ним любезной выше ее сил!
В последнее время капитан Леруа стал совершенно невыносим. Или она слишком расслабилась, успев привыкнуть к тому, что он почти год держался от нее на почтительном расстоянии?
Марго подумала о причине, которая заставила французского капитана так поступать, и тяжело вздохнула. Пора уже привыкнуть к тому, что не стоит ждать особой поддержки от Питера Блада. Более того, ему самому сейчас требуется помощь.
«Трусливая дрянь, – мысленно повторила она снова, прищурив зеленые глаза. – Неблагодарная и заносчивая дура. Он столько сделал для тебя, совершенно ничего не требуя взамен. А ты? Ты готова поджать хвост и удрать, трусливо и подло, при первой же трудности!»
Ох, прав был капитан Ибервиль, когда говорил о том, что легко быть рядом с человеком, когда тот удачлив, богат и здоров. И мало кому приятно видеть чужие страдания, боль и несчастья. И тем более разделять их.
А ведь она чуть не пошла по легкому пути. Гораздо проще обидеться на резкие и несправедливые слова и уйти, изображая оскорбленную невинность, чем остаться и попытаться вытащить его из той трясины, в которую он угодил.
Да, избаловала ее жизнь на Тортуге…
Марго вспомнила также презрительные слова Тондёра, которые он произнес вчера в приступе ревности:
«Ведь он же самая настоящая мразь! Такой грязный, такой вонючий…Ублюдок! Ничтожество!»
Она вздохнула, поджав губы.
Даже если она действительно ничего для него не значит, она должна попытаться. Наивно полагать, что ей удастся что-то изменить сразу… но хотя бы не сидеть, сложа руки… трусливо и подло.
Теперь она знает его получше. И не повторит прошлых своих ошибок. Она будет действовать терпеливо и осторожно.
Марго прикрыла лицо рукой, вернувшись в мыслях в тот летний вечер, когда она рискнула подойти к столу, за которым сидел молодой красавец-капитан, только что вернувшийся из своего первого весьма удачливого похода.
Ей было страшно и неловко. И очень стыдно. Конечно, она узнала его почти сразу. И потребовалось огромное усилие, чтобы не броситься к нему с воплем через весь зал. И как же хорошо, что она тогда смогла сдержаться.
Чтобы скрыть свой страх, Марго держалась особенно вызывающе. Господи, она никогда еще не вела себя так ужасно и вульгарно, как тогда. И, кажется, это его потрясло…
Конечно, он угостил ее вином. Это была старая традиция, которую ни один уважающий себя корсар не нарушал. Стоило такое «угощение» недешево. Пираты любили состязаться в щедрости оплаты за подобный «подарок». Одной из задач дамочек в таверне было раскрутить посетителей на как можно большее число таких бокалов. Деньги, которые посетители платили за это вино, входили в оплату их работы.
Марго была настолько расстроена тем, как прошла та встреча, что даже не обратила внимания на сумму, которую Блад заплатил за угощение в тот вечер. Она бы так не узнала этого, если бы не Луиза, которая с выпученными глазами прибежала к ней чуть позже, показав горсть монет.
– Мой бог, Марго, это моя недельная выручка!– выдохнула она взволнованно. – Столько денег за один бокал! Ты ему определенно приглянулась! Девчонки говорят, что он вообще всех заворачивает… странный товарищ, если честно…
Она еще что-то тараторила, но Марго уже не слушала ее.
Что толку от этих чертовых денег, если ему явно неприятно ее общество? Даже тогда, в Нанте, он вел себя иначе…
Хотя, конечно, она изменилась с тех пор. И эти перемены видимо пришлись ему не по душе…
Марго снова дотронулась до кружевного воротника.
Тогда она была дурой. Пора стать умнее.
Она должна попытаться его вернуть. И Волверстон прав: кто, если не она, способен с этим справиться?
* * *
Что же еще говорил старый волк?
Сейчас Марго пожалела о том, что не расспросила его более подробно. О том, например, что из себя представляла та женщина, в которую влюблен капитан Блад. Но вчера ей было слишком больно слушать все это…
Что же такое капитан нашел в ней, раз не может позабыть и продолжает любить, даже зная, что это безответно?
«Ты представляешь, он даже пиратство решил бросить, потому что эта тщедушная мымра сие дело не одобряет!– вспомнила она слова Волверстона. – Совсем парень умом тронулся из-за проклятой бабы! Стал дурак дураком. «С пиратством покончено!» говорит. И снова ром хлестать начинает! Сердце кровью обливается, когда видишь, как какая-то тощая юбка превращает хорошего парня в тряпку!»
Марго замерла с щеткой для волос в руке перед зеркалом.
Ей вспомнился один из июльских вечеров, когда Блад вместе со своими офицерами собрался в таверне «У французского короля», чтобы отметить свое очередное чудесное воскрешение из мертвых.
Специально для этого капитан Блад и его товарищи заняли небольшой навес-пристройку. Там было не так душно, как в самой таверне, а также более спокойно и уединенно. Сдвинули тяжелые столы вместе, заказали самые лучшие блюда и вина из меню старины Жака.
О, это был один из самых чудесных вечеров! Компания подобралась очень теплая и на удивление спокойная. Даже буйный Волверстон в этот раз вел себя на редкость смирно. Возможно, потому что все успели устать от кутежей за эти две недели. Было рассказано множество интересных историй, как забавных, так и пугающих. Вспомнили много старых своих подвигов. И, конечно, заставили Блада уже в сотый, наверное, раз рассказать о его приключениях, последовавших после неудачного набега на ловцов жемчуга в бухте Кариако.
Капитан умудрился рассказывать обо всем с немного циничным юмором и иронией. То и дело все слушатели разражались громким хохотом, качали головами и хлопали себя по коленям.
Марго тоже слушала его. Молча, с вежливой улыбкой. Но смеяться не могла. Слишком свежи еще были воспоминания о том дне, когда «Арабелла» вернулась на Тортугу без своего капитана.
Да, Блад объявился спустя три недели после того, как все его оплакали. И вот уже две недели был на Тортуге, живой и невредимый. Казалось, все те невзгоды и ужасы, через которые ему довелось пройти, совершенно не оставили на нем следа. Капитан был улыбчив, весел и бодр. Как всегда.
А она все никак не могла придти в себя. Не могла побороть тот ледяной страх, закравшийся глубоко, в самое сердце.
Страх потерять его навсегда. Окончательно и бесповоротно.
– … и тогда я устроил майору в саду небольшую засаду. Срезал лиану и натянул поперек дорожки, – негромко говорил Блад, набивая трубку табаком. – Пришлось немного покормить комаров, пока ждал, но мои мучения были вполне оправданы…
– И он действительно попался? – спросил лейтенант Дайк, и на его загорелом лице появилась ухмылка. – Прямо как лесной кабан в силки?
– Именно так, Ник, – кивнул Блад. – Он, конечно, пытался вырваться. Но после того, как я его приласкал по темечку рукояткой его собственного пистолета, немного присмирел…
Все засмеялись.
Марго чувствовала, что выпила слишком много. Или просто вино оказалось слишком крепким? По случаю возвращения капитана Блада из мертвых, на Тортуге во всех кабаках и тавернах пили и пировали уже десятый день, так что запасы месье Жака изрядно истощились. Ее любимое вино закончилось, и в этот вечер капитан угостил ее канарским, а оно оказалось дьявольски крепким.
Марго чувствовала, что мир вокруг нее начинает покачиваться и расплываться. Голоса людей становились периодически похожими на гул морского прибоя. И только один голос она слышала ясно и отчетливо: голос Питера Блада.
– … и я ему говорю на ухо: «У меня нет под рукой ни кораблей, ни пушек. Нет даже шпаги, как вы изволили заметить. Но голова у меня есть, и руки тоже. И этого вполне достаточно, чтобы справиться с таким презренным негодяем, как вы!»
Громкий смех всех слушателей заглушил его слова.
– Ну, ты его уел, Питер! Здорово сказал! – хохотал Дайк, качая головой.
Волверстон ржал, как конь, и даже мрачный Хагторп улыбнулся.
Марго улыбнулась, заразившись всеобщим настроением, а потом, наплевав на приличия, перебралась к капитану на колени, чувствуя, что сойдет с ума, если не убедится, что это действительно он, живой и невредимый, а не его призрак.
Блад машинально обнял ее за талию и притянул к себе, продолжая рассказывать о том, как оставил майора Макартни на кладбище с кляпом, сделанным из его собственного парика.
Это вызвало еще один взрыв веселья у сидевших за столом.
Особенно громко хохотала Луиза, которая успела напиться до совершенно безобразного состояния и уже полчаса лежала на небольшой тростниковой кушетке в стороне от общего стола, куда ее оттащил галантный и терпеливый Ибервиль.
Она визжала дурным голосом, дергая ногами в шелковых чулках, отчего ее юбка бесстыдно задралась. И вопли ее заглушили слова всех присутствующих на некоторое время. Однако собравшиеся здесь мужчины были слишком хорошо воспитаны, и сделали вид, что ничего не случилось.
Ох, глупышка Луиза! Она так старалась заполучить как можно больше «угощений» от кавалеров каждый вечер, что за два года жизни на Тортуге совершенно спилась. И если месье Жак продолжал терпеть ее выходки в своем заведении, то только потому, что ее удивительное пьяное бесстыдство странным образом привлекало многих клиентов.
Блад подождал, когда девица угомонится и снова прикорнет на кушетке, а потом рассказал о том, как ему удалось подкупить шкипера голландского судна и добраться до Тортуги.
– Черт! Ты слишком щедр, Питер! – воскликнул Волверстон, когда Блад замолчал. – Уверен, этот нахальный голландец был бы доволен и половиной той суммы!
– Когда дело касается собственной жизни, грех скупиться, Нэд, – ответил Блад, а потом бросил быстрый взгляд на Марго, которая дремала у него на коленях, прижавшись щекой к его плечу. И чуть понизил голос, не желая ее будить: – Но, тем не менее, я намерен заглянуть к милейшему полковнику де Кулевэну на огонек в ближайшее время. Не люблю оставаться в долгу, как ты знаешь.
– Ах, вот почему мы так спешно запасаемся провиантом и порохом! – громко гаркнул Огл, оживившись. – Что ж, капитан, дело серьезное. Но я готов отвесить этому подлому мерзавцу весь должок… в порохе и ядрах! Только прикажи!
Офицеры снова засмеялись, но на сей раз в их смехе было гораздо меньше добродушия.
– О, да… Продажного Иуду надо проучить, чтоб впредь скотине неповадно было!
Как всегда, Хагторп был категоричен в своих выводах.
– Но погода может подвести…
Марго открыла глаза, услышав слова Джереми Питта.
И с тревогой посмотрела на смуглое спокойное лицо капитана Блада.
Было уже совсем темно, слуги притащили несколько свечей, и свет их притягивал ярких ночных насекомых – светлячков и мотыльков. Насекомые то и дело бросались на пламя, чтобы с тихим треском упасть вниз с опаленными крылышками.
– Скоро начнутся ураганы, Питер, – негромко произнес штурман. – Не лучше ли перенести поход на следующий сезон? Мне кажется, ты достаточно искушал судьбу в этом году.
– Ну, началось… – проворчал Волверстон, неодобрительно глядя на Питта. – Мы же уговорились, Джереми, сегодня не каркаем!
Штурман пристыжено замолчал.
На Тортуге среди пиратов действительно существовал достаточно строгий обычай: перед отплытием говорить только о хорошем и ни в коем случае не обсуждать и не думать о возможной неудаче. Потому что так и накликать ее недолго.
Возможно, по этой же причине Марго почти весь вечер просидела молча.
Радоваться вместе со всеми у нее уже не было сил. А тревоги и горести сейчас проявлять неуместно.
Но… боже, неужели Питер Блад и впрямь намерен отправиться в новый рейд? Да еще через все Карибское море? Толком не отдохнув после недавних злоключений? Да еще когда на носу сезон ураганов, самое ужасное время года в этих краях?
Она встрепенулась, глядя на его лицо, пытаясь понять этого невозможного человека. Когда же он угомонится? Неужели все эти неудачи, из-за которых он был на волосок от гибели, ничему его не научили?!
Блад некоторое время пускал кольца дыма из трубки, а потом повернулся к Питту, мягко придержав Марго свободной рукой.
– Джереми, Хагторп прав. Нельзя закрывать глаза на столь вероломный поступок. Черт побери, я предложил этой скотине весьма приличный выкуп… и он был мне многим обязан. И все же, он пошел на эту омерзительную сделку с Макартни! Как будто со мной можно шутить такие шутки! Нет-нет, я думаю, придется с ним потолковать и кое-что объяснить насчет чести и не только…
Тут он замолчал, заметив, что Марго уже не дремлет и смотрит на него.
Видимо беспокойство в ее глазах было слишком явным, поэтому Блад добавил мягко:
– Не думаю, что этот рейд займет много времени. Мы просто заскочим на Мари-Галанте, разберемся с полковником, и сразу вернемся. Не плавание, а прогулка.
Волверстон хмыкнул, услышав его слова, но промолчал.
– Ох, капитан, я все хочу спросить, зачем ты вообще делаешь все это? – произнесла Марго, опустив на мгновение ресницы, чтобы скрыть тревогу и тоску в глазах.
– Что делаю? – с легкой усмешкой переспросил он.
Марго почувствовала слабое раздражение. Вот так всегда! С ним было невозможно разговаривать на подобные темы! Он сразу начинал посмеиваться, из-за чего она чувствовала себя маленькой и глупой. И это случалось каждый раз! Он снова вел себя непозволительно беспечно. Как будто мало ему было жестоких уроков от жизни…
– Выходишь в море, нападаешь на испанцев, грабишь их суда и поселения, -ответила она, пытаясь подавить вспыхнувшую злость на него. – Зачем ты это делаешь? Вряд ли из-за нужды в деньгах… их у тебя вполне достаточно, на мой взгляд. Ты… вполне мог бы заняться чем-нибудь более мирным… и не рисковать своей головой понапрасну…
Она говорила, все больше теряя уверенность с каждым словом. За столом вдруг стало очень тихо, и все офицеры Блада повернули к ней загорелые обветренные лица. Она видела, что они смотрят на нее с каким-то веселым любопытством, и в их глазах промелькнуло что-то неуловимое.
Этот же непонятный огонек блеснул в синих глазах их капитана.
Марго видела, как дрогнули его губы, медленно кривясь в усмешке.
– Ты… ты мог бы бросить пиратство…этот бессмысленный риск… Так ведь многие поступают, и в этом нет ничего постыдного… – пролепетала она, окончательно смутившись.
Кажется, она сказала очередную непроходимую глупость. И сейчас они все рассмеются.
Марго покраснела и зажмурилась.
И услышала тяжелый вздох капитана.
– Ах, Марго, милая… – негромко ответил капитан Блад, и в голосе его не было насмешки, только какая-то усталость. – Я же осужденный бунтовщик, объявленный вне закона. Увы, пока король Яков сидит на троне, у меня нет иного выхода, кроме как отправляться в новые рейды. Да и Его Католическое Величество вряд ли позволит мне мирно жить на суше, даже если я вдруг решу заняться более мирным ремеслом…
Офицеры его закивали. А Волверстон добавил со смешком:
– В любом случае, лучше быть волком среди овец, чем овцой среди волков. Да и на плантацию никого из нас больше не затащишь ни за какие коврижки!
Все расхохотались, кивая…
* * *
Марго поправила платье и воротник, намереваясь выйти из комнаты. Аккуратно положила щетку для волос на место перед зеркалом.
Он не мог бросить пиратство все эти три года. Потому что у него не было другого выхода, если верить его же словам. Но, тем не менее, сейчас все изменилось. И он упорно твердит, что с пиратской карьерой покончено.
А выхода по-прежнему нет. Кроме, конечно, рома.
Марго судорожно подавила волну поднявшейся жалости к этому человеку, оказавшемуся в отчаянном положении. Только не это! Блад ненавидит, когда его жалеют. Ей надо постараться не показывать это.
Нет, сегодня надо постараться вдохнуть в него былую уверенность в себе. Она еще не знала, как именно сможет этого добиться. Лишь бы он позволил ей поговорить с ним! Позволил ей хоть немного разделить его бремя… Не жалость, но сочувствие… Разве это плохо? Просто избавиться от того, что терзает душу? Разве не для этого существуют друзья?
Стук в дверь прервал ее размышления.
– Да? – удивленно спросила Марго, порывисто отпрянув от зеркала.
Дверь открылась с тихим скрипом, и на пороге возник месье Жак. На его широком красном лице играла вкрадчивая улыбочка. Густые брови хозяина таверны поползли вверх, когда он увидел ее платье.
– Как ты сегодня нарядилась, детка! – пропыхтел месье Жак. – Но это и к лучшему. У меня к тебе есть серьезный разговор.
Марго постаралась не показывать свое недовольство. Ей сейчас надо было подготовиться к визиту Нэда и Блада, но месье Жак не так часто беседовал с ней, поэтому пришлось послушно кивнуть…
– Надеюсь, разговор не будет слишком долгим? – спросила Марго, едва скрывая нетерпение. – Не хотелось бы опоздать… на работу.
Улыбка месье Жакa стала еще шире.
– А ты не спеши, детка. Лучше послушай меня! Твой ненаглядный капитан может и подождать.
Марго недоуменно сдвинула брови, пытаясь понять, какого именно капитана имел в виду хозяин?
– У меня тут для тебя более выгодное предложение, и если ты им не воспользуешься, то будешь круглой дурой.
Марго терпеливо ждала, когда месье Жак продолжит свою речь. Но мысли ее были заняты совсем другим.
– Сегодня ко мне подошел капитан Леруа и предложил взять тебя на содержание. Естественно, за весьма приличную плату. Уж не знаю, почему ты его так невзлюбила, детка, по мне, он очень славный парень. По-крайней мере, не из тех прохвостов, которые сманивают моих глупых девочек пустыми обещаниями. Все сделал честь по чести, чтобы никто не остался в обиде. Люблю таких людей!
Марго застонала, не выдержав.
– О, месье Жак, я надеюсь, что вы ничего этому негодяю не пообещали?
Хозяин таверны покачал головой.
– Нет, ведь ты свободная женщина. Я помню наш уговор, детка. Но я обещал, что поговорю с тобой об этом. Капитан ждет ответа.
– Нет-нет, я даже слышать об этом не хочу! – Марго содрогнулась от отвращения, только подумав о капитане Леруа. – Только не к нему!
Месье Жак покачал головой, взяв ее за руку.
– Да не спеши ты так, дуреха! Я же тебе добра хочу. Жизнь твою хочу устроить, чтобы ты не попала в очередной переплет. Раз уж у тебя своего соображения нет, хоть послушай умного человека. Знаешь ведь поговорку: «Не все золото, что блестит»? То-то же! У вас, баб, одно только на уме. Вам подавай красавцев да удальцов на белом коне. Но не в этом счастье, милочка! Думаешь, я не вижу, что ты опять влипла по уши?
Марго сердито отвернулась, еле заставив себя слушать его. Сейчас начнется! Опять он будет поучать ее и наставлять на путь истинный!
– Не понимаю, о чем вы? – бросила она, мечтая, чтобы этот разговор поскорее закончился.
– Прекрасно понимаешь, детка! – ответил месье Жак, нахмурившись. – Я ничего тебе не говорил, пока ты глазки строила месье Бладу, но что касается господина Тондёра...
– А что не так с господином Тондёром?! – ощетинилась Марго, смело поглядев прямо в маленькие глазки хозяина таверны. – Он вполне приличный человек, и всегда вам платил по счетам! Уж гораздо лучше этого грубого животного, капитана Леруа!..
Месье Жак покачал головой, печально улыбаясь.
– Ох, дурочка... Ладно, придется тебе все выложить как есть. Только не визжи, а выслушай меня. Если бы у тебя было побольше мозгов, то ты бы не стала полагаться на этого нарядного господина. И я скажу тебе, почему. Да, он милый и обходительный, вы, бабы, это любите. Но, детка, подумай! Он здесь не задержится, увы. Я в этом более чем уверен. Губернатор наш его люто ненавидит и выживет с острова как только установится хорошая погода. Так что возлагать на этого парня какие-то большие надежды я бы не стал. Или ты наивно думаешь, что он возьмет тебя на Эспаньолу? В какую-нибудь богом забытую дыру, а-ля Пор-де-Пэ, где живут одни только дикари-буканьеры? Если у тебя были такие мысли, забудь об этом и знай, что я этого ему никогда не позволю!
– Как вы заметили, я женщина свободная! – возразила Марго. – Так что вольна идти, куда хочу! И с кем хочу!
– Крепко он тебе мозги успел запудрить, как я погляжу... – проворчал месье Жак недовольно. А потом повысил голос: – В любом случае, твой капитан Тондёр – не самый лучший вариант. К тому же, к вопросу о счетах... этот парень в долгах, как в шелках. Губернатор здорово его выжал. Так что вряд ли он тебе сможет предложить что-нибудь толковое... в отличие от капитана Леруа.
– Меня от него тошнит! – воскликнула Марго, рассерженная от его слов. – Как вы этого не понимаете?!
– Дура! – месье Жак тоже начал кричать. – Зато он может обеспечить тебе безбедное житье чуть ли не на год! Да, морской разбой – дело ненадежное, и он может в любой момент оказаться на виселице. Но какая разница, если всё уплачено вперед? Согласись, это гораздо приятнее, чем пустые обещания напыщенных красавчиков. Подумай хорошенько своими куриными мозгами! Пора перестать мечтать о всякой ерунде и взглянуть на вещи здраво! Сколько ты еще думаешь прыгать по тавернам, строя глазки кавалерам? И гоняться за призраками? Жизнь коротка, голубушка! И тебе уже не шестнадцать лет! Надо хвататься за малейший верный шанс. И я тебе говорю: надо ставить на Леруа. Это будут верные деньги, а не пустые обещания. Что же касается всяких глупых чувств... детка, как говорится, «не лужа, не пересохнешь»!
– Не все упирается в деньги, – упрямо ответила Марго, чувствуя, что на глаза наворачиваются предательские слезы. – Иначе чем мы отличаемся от животных? Хотя... зачем я все это вам говорю? Вы способны думать только о личной корысти... и нет для вас ничего святого.
– Мы говорим о тебе, не обо мне, – оборвал ее месье Жак.
– И в людях вы только их кошельки цените, – не унималась Марго, чувствуя, что если он прямо сейчас не уйдет, у нее начнется истерика. В последнее время она все чаще ловила себя на том, что вот-вот сорвется. Нервы стали совсем ни к черту. – И это подло, вы не находите? Взять того же месье Блада... еще недавно вы с ним так были любезны и милы, а теперь? Неужели только в количестве денег суть?!
– Ох... дура! – выдохнул месье Жак, и лицо его еще больше побагровело. – Ты что же, недовольна, что я месье Бладу ром перестал в кредит выдавать? Так это же ради его блага, курица ты слепая! Или ты в самом деле хочешь, чтобы он совсем до могилы себя довел этим проклятущим ромом?!
Марго смотрела на него, моргая.
Месье Жак вздохнул и улыбнулся.
– Детка, иногда приходится вести себя с человеком жестоко, но это ради его же блага. Смекаешь? Пусть месье Блад считает меня жадной корыстной скотиной, но я по крайней мере буду знать, что не мой ром его доконал. Вот и с тобой, балдой, тоже придется обойтись жестоко. Ради твоего же блага, дурочка! Потому и говорю: хватит крутить хвостом перед этим пустозвоном Тондёром, хватит вздыхать по месье Бладу! Ничего хорошего из этого не выйдет, уж поверь моему опыту. И давай-ка подумай о предложении капитана Леруа. Он ждет внизу.
Месье Жак похлопал ее по плечу и вышел.
продолжение в комментариях...
@темы: Рафаэль Сабатини, Фанфики
Три в одном
Название: Королева Марго
Автор: natoth
Бета: нет
Канон: Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада», «Хроники капитана Блада», «Удачи капитана Блада»
Персонажи: Питер Блад, Джереми Питт, Нэд Волверстон, Николас Дайк, Натаниэль Хагторп, Ибервиль, Марго (ОЖП), Луиза (ОЖП) и мн. др.
Размер: макси, 34449 слов
Категория: джен, гет
Жанр: драма, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Питер Блад, став капитаном «Арабеллы», приобретает известность среди Берегового Братства, но в один прекрасный вечер встречает человека из своего прошлого, в очередной раз убеждаясь, что мир очень тесен. Цикл историй, охватывающий период с 1687 по 1688 годы.
Предупреждения: ОЖП! Данная история написалась в попытке автора понять, были ли у Блада другие женщины, и если были, то как это возможно.
Примечания: В каноне Сабатини не упоминал, как именно зовут Ибервиля, так что я позволила себе смелость назвать его Филиппом. Считайте, это мой фанон.
Автор старался соблюдать матчасть, но ради сохранения духа и стиля Сабатини иногда обращался с ней вольно.
Содержание: история 1: «Неожиданная встреча», истории 2-4, истории 5-8
История 9: Ангел-хранитель
От автора: в данной истории есть отсылки к главе «Цена предательства» из «Хроник капитана Блада».
События во флэшбеке произошли через неделю после событий «Вечера в таверне».
– Ты мог хотя бы протрезветь, прежде чем отправиться извиняться, – Джереми Питт упрямо ворчал всю дорогу, шагая рядом с капитаном. – Сейчас же на тебя глядеть страшно!
– Помолчи! – оборвал его Блад и снова пошатнулся. Двигался он по весьма извилистой траектории, но держался на ногах. – Ты ничего не понимаешь! Ничего! Я должен попросить прощения... я ведь вел себя ужасно и говорил отвратительные вещи... она не заслужила такого, нет... И я буду последней дрянью, если не... если не извинюсь. Я и так слишком долго тянул с этим, Джерри. А она, бедная, наверняка страдает. У нее такая нежная душа... Это вы, олухи, бесчувственные и грубые скоты. А она...
Питт слушал его нервное бормотание, гадая, о ком именно сейчас говорит капитан.
– Но... но я не знаю, что сказать, Джереми... – Блад неожиданно застыл посреди улицы в растерянности. – Боже, мне даже в глаза ей смотреть стыдно... после того, что сдуру наговорил...
Прежде чем Питт нашелся, что ответить, капитан потянул его дальше.
– Ч-черт, мне надо выпить, Джереми. Это поможет... – и он снова остановился посреди улицы, принявшись неуклюже рыться в карманах штанов в поисках хоть какой-нибудь мелочи. Достал вместо этого мятый носовой платок и уставился на него в недоумении.
Штурман почувствовал растущее раздражение. И сердито посмотрел в глаза своему капитану.
– Да ты и так пьян в дым, Питер! Господи боже! Куда ж еще?!
– Ни ч-черта ты не понимаешь! - вздохнул Блад, трагически подняв глаза к небу. – Ладно, пошли. И будь, что будет!
Он потянул его к таверне «У французского короля».
Питт не знал, как реагировать на эту вспышку откровенности Блада. За все три года, что они плавали вместе, капитан почти не разговаривал с ним на подобные темы. Тем более, настолько эмоционально.
«Впрочем, он никогда раньше не напивался до такой степени», - подумал штурман.
– Это все из-за меня, Джереми... – Блад не унимался, вцепившись ему в локоть и дыхнув на него перегаром. – Я не должен был давать ей надежду... п-понимаешь?
Питт не понимал, но кивнул на всякий случай. Питер сейчас явно находился в той стадии опьянения, когда человек становится слишком впечатлительным и готов залиться пьяными слезами. И последующие слова капитана только подтвердили догадки штурмана.
– Если бы я не был таким сентиментальным идиотом, извиняться бы не пришлось вообще, - продолжал Блад, останавливаясь у входа в таверну.
Капитан Блад был слишком взволнован и не мог больше держать все эти эмоции в себе. Кажется, он выплеснул на бедного Джереми слишком много, но иначе они совсем бы измучили его изнутри.
Черт побери, он не должен был давать ей надежду, но... разве можно было поступить иначе?!
От выпитого рома в голове шумело, и затылок ломило, как будто по нему ударили чем-то тяжелым.
Блад прикрыл глаза. Боль в голове невольно заставила его вспомнить тот день почти год назад, когда по собственной глупой беспечности он едва не угодил в лапы дону Мигелю. Точнее, к тем, кого испанский адмирал нанял для его поимки. Его заманили, как наивного простака, в западню, и от души приложили по голове тяжелым табуретом.
Невольно капитан потянулся рукой к затылку: настолько реальной и сильной была боль. Почти как тогда...
Теперь то, что случилось с ним в тот вечер, виделось, как в тумане. Несомненно, частично из-за полученной тогда контузии, и отчасти из-за нежелания вспоминать те долгие ужасные часы, которые он провел, связанный, в той грязной душной хибаре, мучаясь от мыслей о том, что его головокружительная карьера может оборваться так глупо, просто потому что он потерял осторожность и доверился девке с улицы. Нашел время, когда играть в рыцаря. И вдвойне обидно и горько было осознавать, что именно скотина Каузак приложил к этому свои грязные руки. Сгинуть вот так, бесславно, не в бою, а от предательского удара в спину? Что может быть отвратительнее?
Блад до сих пор не знал, как сумел совладать с паникой и отчаянием, которые охватили его тогда. И удивительно, что ему удалось не только взять себя в руки, но и сыграть на алчности и тяге к спиртному этих двух выродков: Сэма и Каузака. Да так удачно, что они поубивали друг друга.
Спасибо его ангелу-хранителю...
Что было дальше, он тоже помнил смутно. Главное, ему удалось вырваться из той ловушки относительно целым, если не считать здоровенной ссадины на голове.
Он брел по темным улицам Кайонны, выбирая кратчайший путь в порт, когда прямо перед ним выскочила какая-то темная фигура. В глаза ударил яркий свет от фонаря, который тень держала руке.
На сей раз Блад не стал разыгрывать из себя самоуверенного героя. Хватит с него приключений на сегодня! Тем более, эта извилистая улица перед портом всегда имела дурную славу. Здесь частенько случались ограбления и убийства под покровом ночи, а поутру люди находили тела жертв. Он выхватил пистолет из отворота мятого камзола и щелкнул предохранителем, настороженно вглядываясь в темную фигуру перед собой.
Сердце бешено колотилось в груди, дыхание участилось, и Блад почувствовал, как в нем закипает боевая злость, дрожью прокатившись по всему телу. Неужели кому-то из тех продажных ублюдков удалось за ним проследить? Что там говорил Каузак о времени встречи с людьми адмирала? Они собирались передать его им в полночь? Или чуть позже? Рано расслабляться, ох, рано!
– А ну, стоять! – глухо рыкнул он, направив пистолет на тень. Рука тряслась, и Блад возблагодарил Господа за то, что в темноте это было не так видно. – Назад, или я стреляю!
Свет от фонаря слепил ему глаза, но Блад все равно смог разглядеть, что перед ним женщина.
– Капитан! Вот ты где! – воскликнула она, и Блад в изумлении узнал голос Марго, дрожащий и полный страха, но, тем не менее, такой знакомый. – О, благодарение небу, ты жив!
Она ринулась было к нему, но, увидев пистолет, охнула и замерла на месте.
Выругавшись, Блад поспешно опустил оружие.
– Марго?! Что ты тут делаешь?! – воскликнул он, шагнув к ней.
– Господи, капитан, ты живой... живой! – говорила она, трогая его за руки, а потом провела ладонью по плечу. – Пресвятая дева Мария! Где же ты был?! Тебя же все ищут!
– Где я был, там меня уже нет, - ответил он немного ворчливо, пытаясь уклониться от ее рук. – Марго, тебе не стоит ходить здесь в такое время... Боже, а если бы я в тебя выстрелил?!
Она посмотрела на него укоризненно.
– Капитан! Что ты такое говоришь?! Мы тут с ума сходим, куда ты подевался, а ты... Ты же не явился на корабль к условленному времени. Так нам сказал мистер Питт, когда зашел в таверну, выясняя, не у нас ли ты? А когда оказалось, что тебя вообще не было там в этот вечер, поднялся такой переполох! Они ходили к губернатору, и там тебя не было... Разве я могла спокойно сидеть, когда ты... когда тебя...
Ее голос дрожал все сильнее, и Блад заметил, что в глазах женщины блестят слезы.
– Ну-ну, Марго, дорогая, успокойся, – сказал он мягко, вытянув руку, чтобы дотронуться до ее плеча. – Видишь, со мной все в порядке...
И он постарался улыбнуться как можно беспечнее.
Марго все равно заплакала, качая головой.
– Разве можно с этим шутить, капитан? Ты же знаешь, как мы все за тебя боимся... особенно когда ты ходишь один так поздно... – пробормотала она, а потом подошла к нему совсем близко, подняв глаза. И вздрогнула, вскрикнув:
– Боже, капитан, у тебя весь воротник в крови! И голова... Что случилось?! Ты ранен?!
Блад озадаченно коснулся своего затылка. И обнаружил, что волосы его и впрямь слиплись от крови. Видать, удар табуретом был сильнее, чем ему показалось. То-то его до сих пор шатает и трясет.
Блад был так увлечен тем, чтобы выбраться из ловушки, что не стал обращать особое внимание на состояние своей головы.
Он увидел, что Марго, бледная, дрожащая, со слезами на глазах, тянется к нему с платком, намереваясь вытереть кровь. И перехватил ее руку, сжав в своей ладони.
– Все в порядке, милая, – сказал Блад негромко, глядя ей в глаза. – Уже в порядке. Не плачь, это просто царапина. Ты можешь верить мне в таких вопросах. Я же врач, помнишь? А крови всегда бывает много, когда задевают кожу на голове.
– Кто это сделал с тобой? – Марго оказалась весьма настойчивой. Блад понял, что спорить сейчас бесполезно, и позволил ей возиться со ссадиной на его голове, пока он мучительно гадал, какой вариант истории лучше ей рассказать.
Ему совершенно не было жаль Каузака и Сэма, тем более, они уже оба покойники, но эта бедолага Молли могла пострадать, если кто-нибудь из поисковой партии с его кораблей узнает о ее роли в этой заварушке.
– Меня... пытались ограбить... – пробормотал он первое объяснение, которое пришло на ум.
Дрожь во всем теле становилась все сильнее, по мере того как он осознавал, в какой опасности находился.
– Напали сзади, пытались оглушить, – продолжал выдумывать Блад. – Но, как видишь, я оказался им не по зубам и сумел отбиться.
– Почему ты не слушаешь мудрых советов, капитан? – вздыхала Марго, пытаясь промокнуть его рану на затылке своим платком. Но от этого было мало толку, потому что длинные и густые волосы Блада уже слиплись, образовав твердую корку. – Тебя же предупреждали: не ходи в одиночку! И что я вижу? А если бы тебя убили? Что тогда?
Он поймал ее руку и поднес к губам.
– Все уже хорошо, Марго. Поверь мне!
Она всхлипнула, все еще цепляясь свободной рукой за фонарь.
– Впрочем, зачем я все это тебе говорю? Ведь это не имеет для тебя никакого значения... Тебе лишь бы покрасоваться... Лишь бы играть со смертью... пока мы тут умираем от страха... Как можно быть таким жестоким?!
Блад поцеловал ее руку снова. На сей раз более настойчиво, чтобы заставить ее замолчать.
– Марго, не плачь, бога ради. Все совсем не так! – проговорил он тихо.
Она мотнула головой, роняя слезы, и попыталась отодвинуться, но Блад уже тянул ее к себе и, стараясь поменьше шевелить головой, прикоснулся губами к ее губам, шее, плечам.
– Все в порядке, Марго, дорогая, пойми же, наконец! – прошептал он быстро, в перерывах между поцелуями.
Фонарь с грохотом выпал из ее рук, и стало темно.
Блад дрожал всем телом и чувствовал, что она тоже трепещет, прижимаясь к нему, обвивая его шею руками. Целуя ее нежные губы, прикасаясь к ее мягким волосам и теплым плечам, он чувствовал, как тот ледяной ужас, которые все еще таился где-то глубоко внутри него, исчезает, растворяется. И даже тупая боль в голове исчезла, сменившись легким головокружением.
Господи, как же хорошо быть живым, чувствовать, дышать... любить, черт подери! Здесь и сейчас. Просто жить и любить. Из-за своей дурости он чуть не лишился всего этого богатства. И мог бы сейчас уже плыть в трюме испанского корабля, чтобы стать потехой для мстительного дона Мигеля...
Блад осознал, что Марго целует его в ответ, крепко обхватив руками за плечи.
Ее прикосновения, осознание, что она здесь, рядом, возвращали его к жизни и прогоняли воспоминания о недавней смертельной опасности. Помогали успокоиться и снова стать самим собой.
Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо.
Блад осознал, что повторяет это вслух, как заведенный, не зная, кому больше предназначены эти слова: Марго или ему самому.
– Теперь веришь, что все хорошо? – прошептал он, в перерыве между поцелуями. – И я в полном порядке?
Марго кивнула, сморщив нос, а по ее щекам все текли слезы.
Они целовались, как одержимые, все больше сходя с ума с каждым прикосновением, когда услышали совсем рядом грубый гневный голос:
– Кровь и смерть! Мы с ребятами весь город на уши поставили из-за тебя, капитан, а ты тут, оказывается, с бабами обжимаешься!
Обернувшись, Блад увидел Волверстона, с факелом в руке, глядевшего на них с крайним возмущением.
Марго, тихо вскрикнув, отпрянула от него, покраснев и опустив глаза.
Позади Волверстона толпилось еще человек двадцать пиратов из команды «Арабеллы», среди которых Блад заметил Хейтона и Дайка.
– Что ты за человек такой, а? – продолжал бушевать старый волк, сверкая единственным глазом. – Почему нельзя нормально поступить, а?! Так, как все поступают? Если уж тебе так приспичило, напиши записку и отправь на корабль! Чтобы мы тебя, лопни твоя селезенка, не ждали до утра! Чтобы мы, задави тебя чума, не психовали и не бегали, как последние придурки, по городу! У тебя что, совсем голова дырявая?!
– Нэд... – Блад попытался прервать поток ругани и упреков от старого волка, но тот продолжал беситься, размахивая руками.
– Гребаные юбки! – рычал Волверстон, свирепо глядя на Марго. – И ведь спрашивали же наши парни, не у тебя ли капитан... нет, пищала, что не видела! Мы тут чуть не рехнулись, гадая, в какой помойной канаве искать его труп, а он, чтоб его разнесло, лижется тут спокойно с бабой! И как это назвать, а?! Кто ты после этого, Питер?!
Блад слабо улыбнулся, выжидая, когда старый волк остановится, чтобы набрать воздуху для новой порции проклятий.
– Успокойся, Нэд, – сказал он, положив руку на плечо одноглазого гиганта. Волверстон с ворчанием сбросил ее, отвернувшись от него.
Пираты поодаль негромко переговаривались между собой, поглядывая на своих командиров.
– Где тебя носило, дьявол тебя раздери?! – прорычал Волверстон, когда первый поток гнева поутих.
– Пытался выяснить, приносят ли счастье деньги, доставшиеся ценой предательства, – ответил Блад, посмеиваясь.
– Что-что? – Волверстон прищурился, заметив при свете факелов темные пятна крови на сером камзоле капитана. – Разрази меня гром, что у тебя с башкой, Питер?!
– Как ты верно заметил, она немного... продырявлена, - ответил Блад, а потом снова похлопал старого волка по плечу. – Идем же, все расскажу на корабле. Не ори, Нэд, все со мной в порядке. Да, я идиот. Но везучий идиот, надо заметить...
Пока Волверстон извергал новый поток ругательств, на сей раз, в адрес тех, кто посмел напасть на его капитана, Блад обернулся к Марго. Она учащенно дышала, не сводя с него блестящих глаз.
– Я, пожалуй, пойду, капитан – сказала она тихо, многозначительно покосившись на ругающегося старого волка и слушавших его пиратов.
– Только не ходи одна, – ответил Блад, мягко улыбнувшись ей. А потом громко окликнул одного из матросов: - Жан, проводи мадемуазель до таверны!
– ... все, Питер, теперь никуда я тебя без охраны не выпущу! – рычал Волверстон. – И попробуй только возразить!
Блад бросил трагический взгляд на Дайка, который улыбался за спиной старого волка.
– Вот я попал в оборот, Ник! – шепнул он своему лейтенанту. – Так он еще будет следить, чтобы я к восьми склянкам уже в постельке лежал, как примерный паинька...
– Мои соболезнования, капитан, - тихо отозвался Дайк, когда они шли к причалу, где их ждали другие члены поискового отряда, уже прослышавшие о том, что Блад нашелся. – Но ты бы видел Нэда, когда он узнал, что ты пропал... Его трясло, как припадочного. В жизни его таким не видел...
– Твою мать, Ник! Хватит трепаться! Сам не лучше выглядел! – заорал Волверстон, обернувшись к нему.
И лейтенант тут же замолчал, поджав губы. А потом выразительно посмотрел на капитана.
История 10: In vino veritas
– Питер, сядь, ради бога! Угомонись!
Джереми Питт дернул своего друга за рукав, заставив вернуться на место.
– Нет, Джерри, я же просто хочу разобраться…
Блад упрямо пытался встать, не сводя глаз с компании, сидевшей за столом чуть поодаль.
– Ты сейчас не в том состоянии, чтобы это сделать, – штурман был вынужден говорить откровенно.
Это замечание вызвало у капитана новую вспышку нездорового оживления.
– Ты что, хочешь сказать, ч-что я слишком пьян? – заворчал он, сдвинув брови. – Даже если так, разве это может меня остановить? Джереми, дружище, да что с тобой сегодня? Разве не Тондёр, эта трусливая крыса, сидит вон там, напротив?
– Он самый, Питер, – мрачно ответил Джереми, проклиная в душе и Тондёра, и то, что они потащились в таверну именно сегодня.
– Тогда я тем более тебя не понимаю! – воскликнул Блад, рывком поднимаясь на ноги. – Эта мразь чуть не убила тебя тогда, и ты думаешь, я это забыл?!
– Зато ты, видимо, забыл, что я тогда проделал в нем сквозную дыру, – Питт также поднялся с места и поймал капитана за рукав, снова толкнув на табурет. – Так что все споры мы решили…
– Ну уж нет, Джереми, друг мой, не все! – яростно возразил Блад, встряхнув головой. – Я тоже бросил этой твари вызов, на который он так и не набрался храбрости ответить…Что ж, пора взыскать должок, раз уж он осмелился сунуть сюда нос!
Питт, застонав, преградил ему путь. И посмотрел в горящие глаза своего друга и капитана.
– Сядь немедленно, Питер! – тихо зарычал он, чувствуя, что еще немного, и его терпение лопнет. – Иначе…
– Иначе что? – Блад вызывающе улыбнулся, встретив его взгляд. – Джереми, неужели ты собираешься спустить подобную наглость безнаказанно?!
– Какую наглость, черт побери?! – прошипел Питт, делая шаг к Бладу и заставляя его снова опуститься на место. – Тондёр ничего сейчас не делает! Оставь ты его в покое, бога ради!
Блад расхохотался, качая головой. А потом отвернулся от Питта и уставился на компанию, сидевшую напротив, презрительно сузив глаза.
Джереми наблюдал за ним, подумав, что чуток погорячился, утверждая, что капитан Тондёр ничего не делает. В данный момент француз откровенно их разглядывал, и на лице его было неприкрытое удивление и какое-то вызывающее веселье. Но гораздо больше тревог у Питта вызывало другое обстоятельство: на коленях у Тондёра сидела Марго, которая тоже смотрела на них. Вот такого поворота событий Джереми совершенно не ожидал.
И, кажется, капитан тоже.
Питт почувствовал тяжелую руку Блада, опустившуюся ему на плечо.
– Итак, Джереми, ты не горишь желанием разобраться с нашим старым другом Тондёром?
Штурман мотнул головой, чувствуя, что на щеках его появляется румянец.
«Ну, почему он всегда подбирает столь обидные слова?! Как же это бесит!»
– Нет, Питер.
Странное дело, но сейчас ему действительно было плевать на Тондёра. Еще полгода назад он бы, наверное, вел себя так же, как Питер сегодня. Если не хуже. По крайней мере, в мыслях он много чего хотел сделать с этим наглым французским пиратом. А сейчас... всё, чего он хотел – это убраться отсюда и увести Блада. Кто бы мог подумать, что капитан тоже затаил на Тондёра обиду...
– Ну, это можно понять… – Блад продолжал посмеиваться, и его бесшабашный вид вызывал у Питта все больше беспокойства. – Ты всегда был неуклюжим со шпагой. Хорошо! Я разберусь с ним один!
Капитан так быстро рванул вперед, что Питту пришлось практически прыгнуть следом, чтобы поймать его за руку.
– Если у тебя кишка тонка с ним потолковать, то хотя бы не мешай делать это другим! – Блад увернулся от его рук, продолжая идти по проходу.
– Дьявольщина! – терпение Питта лопнуло. Он грубо толкнул Блада назад, к их столу и силой заставил сесть на табурет. – Ты, видать, совсем от рома умом тронулся! Неужели ты не видишь, что ему только это и надо?!
– Что – это? – переспросил Блад, пьяно улыбаясь. Синие глаза его, такие тусклые и невыразительные в последние дни, теперь горели, как два сапфира.
– Да тебя дураком выставить перед всеми, вот что! – сердито ответил Питт. – И все твои дерганья для него только лишний повод посмеяться!
– Вот как! – протянул Блад, кривя губы в улыбке. – Так ты думаешь, что я буду молча это терпеть? Да за кого ты меня принимаешь?!
Он оттолкнул Джереми и встал на ноги, повернувшись туда, где сидел Тондёр и его офицеры.
– Эй, ты!.. – крикнул он громко, но продолжить фразу не успел, потому что штурман потащил его назад.
Проходивший мимо здоровенный заросший бородой буканьер недоуменно оглянулся, посмотрев на них, гадая, зачем его зовут. И его ли?
Питт помахал рукой, показывая, что все в порядке. И пират, пожав плечами, продолжил путь по залу.
– Успокойся, Питер, – зашептал Джереми, похлопывая друга по плечу, усевшись с ним рядом за стол. – Давай лучше уйдем отсюда, а?
– Ни за что! – резко ответил Блад. А потом посмотрел на Питта и щелкнул языком. – Проклятье, мне надо срочно выпить… Иначе я точно кого-нибудь убью...
И он принялся рыться в карманах, а потом с досадой воскликнул, подняв глаза на собеседника:
– Черт, я забыл деньги!
– У тебя их и не было, – вздохнул Питт, с тоской оглядывая зал.
– Тем не менее, мне позарез нужен глоток рома. Ты выпьешь со мной, Джереми? Ну, не будь такой скотиной! – Блад навалился на него, умоляюще подняв брови.
– Только если ты дашь слово, что не будешь цепляться к Тондёру, – ответил Питт, поморщившись.
– Ладно, сегодня пусть эта крыса живет… – с ненавистью произнес Блад, а потом, привстав, принялся громко звать хозяина таверны. – Эй, Жак! Принеси-ка ром для меня и мистера Питта! Да получше, а не то кислое пойло!
Питт стиснул зубы, горестно глядя на капитана.
– Да, две бутылки, того самого… с Ямайки, – продолжал говорить Блад. – Что? Оплата вперед? Жак, да ты что, в самом деле? Джереми, дай этому жмоту денег! Пусть подавится!
– Питер, я не могу… – встрепенулся Питт, с ужасом осознав, что капитан заказал самый крепкий ром из запасов старины Жака.
– Ну, Джереми, не жадничай! – Блад толкнул его локтем в бок. – Не так уж много он просит за эти чертовы бутылки!
Питт покачал головой, раздосадованный, что его неправильно поняли.
– Черт, Питер, я не смогу столько выпить! – прошипел он, швыряя хозяину таверны деньги.
Блад расхохотался, хлопнув его по плечу.
– Джерри, ты же мне обещал, что составишь компанию! А слово надо держать. Такой у нас был уговор, разве не так?
Он заглянул штурману в глаза, продолжая посмеиваться, а потом мешком опустился на табурет и принялся постукивать пальцами по грязному изрезанному ножами столу.
Питт видел, что капитан, несмотря на веселое настроение, то и дело поглядывал на Тондёра и его лейтенантов, и в эти короткие мгновения улыбка исчезала с его лица, и он начинал напряженно покусывать губы.
– Ты за Марго, что ли, беспокоишься? – не выдержал Питт, и тут же пожалел, что задал этот вопрос, потому что Блад мгновенно переменился в лице и повернулся к нему. Он снова улыбался, и глаза его были безмятежными.
– А ты как думаешь, Джереми? – спросил он с легкой издевкой в голосе. – Конечно, я за нее беспокоюсь! Она же доверчивая душа, наша Марго. И тебе ли не знать, какая скотина этот Тондёр!
– Ну, дамам-то он свое истинное лицо вряд ли покажет, – со вздохом ответил Питт, вспомнив о Люсьен д'Ожерон, и той ужасной встрече в саду возле ее дома, когда он застал ее с Тондёром.
– О да, – Блад недобро засмеялся, продолжая глядеть туда, где сидел французский корсар. – Пыль в глаза дамам он пускать мастер!
Питт увидел, что Тондёр обнял Марго и что-то говорит ей на ухо, многозначительно ухмыляясь.
– Странное дело, – пробормотал он, пытаясь отвлечь Блада от созерцания этого зрелища. – Не думал, что она с ним свяжется...
Блад резко повернулся и теперь смотрел на него, ожидая продолжения фразы.
Питт почувствовал, что снова начинает краснеть. Было очень непривычно разговаривать с капитаном на такие деликатные темы. В последний раз, кажется, это была попытка спросить совета насчет Люсьен, и он до сих пор чувствовал обиду и боль от того разговора.
– Мне казалось... – запинаясь, продолжил Джереми, понижая голос, – что она всегда больше на тебя заглядывалась...
Блад громко засмеялся.
Питт чуть насупился.
«Ну, вот, опять он будет издеваться...»
– Ни черта, ты, Джереми, в женщинах не разбираешься! – сказал Блад, снисходительно глядя на него. – Иначе бы тебе даже в голову не пришло такое ляпнуть!
Питт моргнул, неловко поерзав на табурете. Ему уже не хотелось продолжать разговор, но раз уж начал, надо дойти до конца.
– Ну… – протянул он медленно, – она за тебя всегда беспокоилась. Этого ты отрицать не сможешь.
Блад хохотнул, скривив губы.
– И не отрицаю. Вот только советую не путать дружеское внимание с чем-то... более глубоким. Из-за этого и случаются все беды, друг мой, Джереми.
Слуга принес две бутылки рома, и Блад, откупорив одну, сделал большой глоток прямо из горла. Потом строго посмотрел на Питта. И тот, вздохнув, был вынужден подставить кружку для своей порции выпивки.
Ром был адски крепким и с противным привкусом, штурман некоторое время моргал и морщился, размышляя, не заказать ли какой еды?
– Мне казалось, что и ты к ней неровно дышишь, – сказал Питт, с отвращением посмотрев на бутылку. Не то чтобы он не любил ром. Но в последнее время даже запах его вызывал у него тошноту. Слишком уж много этой дряни было выпито капитаном у него на глазах.
Он бросил быстрый внимательный взгляд на Блада, в ожидании его реакции на это смелое предположение. Капитан был удивительно откровенен еще когда они шли сюда. И это после того, как они два месяца каждое слово чуть ли не клещами из него тянули!
«Чем черт не шутит? Надо пользоваться моментом, – подумал штурман. – Уж не из-за нее ли он так напивается? То-то в последнее время даже не смотрит в ее сторону... И все бормочет, что виноват...»
– К кому? – переспросил Блад, приподняв бровь. И широко улыбнулся: – К Марго? О, бог мой, Джереми, ты еще наивнее, чем я думал! Конечно, меня беспокоит ее судьба…как и тебя, я полагаю. Особенно, когда я вижу ее в компании таких отморозков, как этот капитан Тондёр. Поэтому я и хотел…
– Питер, ты дал слово! – предупредил его Питт, заметив, что капитан опять пытается встать из-за стола.
– Да, я... я помню...
Блад кивнул и плюхнулся обратно. Точнее, он хотел вернуться на табурет, но не рассчитал расстояние и с грохотом рухнул на пол.
– А, тысяча чертей!
Джереми быстро вскочил, помогая ему подняться. Хотя он не смотрел по сторонам, слишком занятый возней с другом, он чувствовал, что все в таверне смотрят на них. И мысль об этом вызывала у него краску на лице. Молодой моряк чувствовал, что даже уши у него горят.
«Как же его отсюда увести?» – подумал он, подхватывая покачивающегося Блада под руку.
– И ты... не один... кто думает так же, Джереми, – сказал капитан, посмеиваясь, когда снова уселся на табурете. Он взял свой ром и снова сделал глоток. Джереми, как ни было ему противно, был вынужден последовать его примеру.
Желудок штурмана отчаянно возмутился отраве, которую ему пришлось принять. Но отступать было некуда.
– Вот Тондёр тоже полагает, что я слишком... неравнодушен к Марго, – продолжал говорить Блад, отчаянно стараясь выговаривать слова, но все равно проглатывал большую часть окончаний. – И думает, что ему удастся сделать из меня посмешище, сыграв на этих чувствах...
Он засмеялся, толкнув Питта локтем.
– О, это наверняка бы отлично сработало, Джереми! Если бы он был прав. Ну... насчет чувств.
Блад отпил ром из своей бутылки и кивком указал Питту на его порцию. Штурман хотел было отказаться, но, увидев, что капитан протянул руку, чтобы забрать его бутылку, судорожно допил ее.
В глазах на мгновение потемнело, и зал вокруг поплыл.
Джереми тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться на том, что говорил капитан.
– ...вот тогда была бы действительно потеха, – смеялся Блад, хлопая его по плечу. – И я был бы дурак дураком...
– Но... – промычал Джереми, чувствуя, что окончательно запутался. – К-как же извинения?
Блад перестал смеяться и приподнял бровь.
– Какие извинения? – поинтересовался он мягко.
Питт пожал плечами.
– Ты же сюда для этого и пришел, – напомнил он смущенно.
Блад фыркнул, похлопав его по плечу.
– Дружище, ты пьян. Я хотел извиниться перед мадемуазель д'Ожерон, которой в последний раз наговорил кучу гадостей. Она, бедняжка, наверняка переживает. Но... знаешь... я тут подумал... и вынужден с тобой согласиться. Сегодня я не в том виде, чтобы навещать дом губернатора. Про тебя вообще молчу!
Блад хихикнул, проведя рукой по своему небритому лицу.
– Так что сделаю это в другой раз... может быть. Впрочем...
Голос капитана неожиданно изменился, стал напряженным и холодным, и Питт невольно поднял на него глаза. Блад смотрел куда-то в сторону, и снова покусывал губы.
– Может... она уже и не вспоминает о том разговоре. Кто этих барышень знает, с их переживаниями? Уж очень мастерски они притворяются. А тут я приду со своими извинениями... Так и оконфузиться недолго. Черт разберет, что у них на уме!
Он перевел взгляд на Питта и устало засмеялся.
– Давай лучше еще выпьем, Джереми. Ведь истина, как тебе известно, в вине!
История 11: Ссора
– О, мой бог, я, конечно, слышал последние новости, но представить не мог, что они настолько... соответствуют действительности, – произнес капитан Тондёр, обращаясь к своим офицерам, сидевшим за широким столом в таверне «У французского короля». – Глазам своим не верю! Но ведь это Блад?
Марго сидела у него на коленях и напряженно следила за тем, как Питер Блад в сопровождении Джереми Питта, пошатываясь, пробирается к своему столику. Капитана не было в таверне почти неделю. И, судя по его неряшливому облику, это время он провел в беспробудном пьянстве.
– Жак, рому! – громко потребовал он, взмахнув рукой.
И снова пошатнулся. Питт ринулся к нему, намереваясь поддержать под локоть, но Блад, заворчав, оттолкнул его. Он был без камзола, и рубашка его уже успела изрядно засалиться. Длинная шпага, болтавшаяся на перевязи, звякнула, ударившись о стул, когда он проходил мимо.
На щеках капитана снова топорщилась многодневная черная щетина, а нечесаные длинные волосы свисали неопрятными сосульками.
Судя по оживленным жестам, сегодня у Блада был очередной приступ веселой активности. В такие вечера он обычно присоединялся к компании картежников или игроков в кости и был весьма разговорчив, насмешлив и шумен.
Марго отвела от него глаза и посмотрела на французских корсаров, сидевших напротив нее.
Они таращились на Блада, не скрывая изумления. Кажется, только они здесь еще не привыкли к этой новой печальной ипостаси капитана. Но это было вполне объяснимо: почти год корабль Тондёра не заходил на Тортугу. После инцидента с дуэлью губернатор д'Ожерон запретил ему появляться в Кайоне.
Но неделю назад «Рейн Марго» бросила якорь в гавани, загнанная туда очередным ураганом. А на следующий вечер ее капитан возник в таверне, совершенно такой, каким Марго запомнила его с прошлой осени: насмешливый и щегольски одетый, двигающийся плавно и грациозно, как кошка. Его появление вызвало удивление у завсегдатаев. Всем было известно отношение к нему месье д'Ожерона. Но, после обмена приветствиями, Тондёр небрежно пояснил, что уже навестил губернатора и сумел уладить этот вопрос.
Марго узнала об этом более подробно, потому что, по воле случая, стала первой из всех дам, находившихся в тот вечер в зале, кто подошел к капитану. Кажется, Тондёр был этим очень польщен. И сразу предложил бокал вина в качестве угощения. Марго приняла его предложение, хотя вряд ли французский пират знал истинную причину такого поступка.
Весь тот вечер капитан Леруа держался от нее на почтительном расстоянии. Ради этого можно было потерпеть общество Тондёра и его офицеров. Так она размышляла, когда он вел ее к их столу. А потом осознала, что выбор компании не был таким уж плохим. Капитан Тондёр был одним из тех редких в этих краях пиратов, кто обладал приятными манерами и определенной галантностью по отношению к женщинам. И уж несомненно провести вечер в его обществе было гораздо приятнее, нежели с дикими и грубыми буканьерами.
Он с юмором описал последние рейды «Рейн Марго», которые, хоть и не были особо прибыльными, нельзя было назвать совсем неудачными.
– Теперь, увы, большая часть добычи уйдет на оплату портовой пошлины и ремонт, – сказал Тондёр, пожав плечами.
– Значит, губернатор больше не держит на вас зла? – осторожно поинтересовалась Марго, пригубив свой бокал.
– Я бы так не сказал, дорогая, – усмехнулся капитан, и его черные глазки-бусины сверкнули на мгновение. – Но он согласился терпеть мое присутствие в этом порту, пока длится сезон штормов... если я буду паинькой.
И Тондёр рассмеялся, оглянувшись на своих лейтенантов: Вентадура и Анселло. Те выдавили кривые улыбки.
– И что это значит? – Марго решила держаться такого же шутливого тона, что и французский капитан. Мысли ее были заняты совсем другим, да и настроение было откровенно паршивым, но она привыкла скрывать это от клиентов. – Он хочет, чтобы вы пели по воскресеньям в церковном хоре?
Тондёр и его офицеры громко рассмеялись.
– А ты забавная крошка! – сказал капитан, внимательно ее разглядывая. Выдержать его взгляд было нелегко, и она поспешила уставиться в свой бокал вина. – Люблю веселых девчонок. Нет, Марго, наш дорогой губернатор выдумал кое-что позатейливее. Тебе, так и быть, скажу, по старой дружбе.
Он наклонился к ней поближе и чуть понизил голос, придав ему почти театральную торжественность.
– Старый лис не забыл прошлогодний инцидент, так что пообещал, что даст мне от ворот поворот, если я или мои люди затеем хотя бы одну дуэль или стычку. Пришлось дать слово, черт побери...
Тут он запнулся на мгновение и сменил тему разговора.
– Я поведал тебе свои новости, Марго, теперь твоя очередь! Что тут творилось за то время, пока нас не было?.. Давай, рассказывай, я сгораю от любопытства!..
– ... видать, правду говорят мудрые люди, – голос Тондёра был ленивым и медленным, в нем одновременно слышались насмешка и что-то похожее на сочувствие. – От тюрьмы да сумы не зарекайся. Что за печальное зрелище, не так ли, парни?
Он повернулся к своим лейтенантам, продолжая придерживать Марго за талию. Те покачали головами, все еще изумленные тем, что увидели.
– Конечно, не могу назвать его своим другом, скорее наоборот, – не унимался Тондёр, – но сейчас скажу совершенно откровенно: вид такого врага не вызывает у меня никакого ликования, только грусть.
– Ты слишком великодушен, капитан, – хмыкнул Вентадур.
– Да, я такой! – Тондёр криво улыбнулся, подмигнув Марго. И наклонился к ней, почти касаясь губами ее уха: – Теперь я понимаю, почему ты не хотела говорить об этом, когда я спрашивал.
Марго недовольно тряхнула рыжими локонами. Ей совершенно не хотелось обсуждать капитана Блада с Тондёром. Особенно сейчас, когда она отчаянно пыталась избавиться от своей дурацкой привязанности к нему. О, зачем он снова пришел сюда?! Ведь она почти сумела убедить себя в том, что способна это сделать: перестать думать о нем и беспокоиться за него.
– Ты правильно поступила, киска, – проклятый Тондёр как будто читал ее мысли. Марго вздрогнула, услышав его негромкий и мягкий голос. – Такие, как ты, не должны быть рядом с неудачниками.
Он продолжал говорить ровно и спокойно, но каждое слово жгло, как каленое железо.
Марго почувствовала, что дрожит. Улыбаться становилось все труднее.
«Замолчи. Замолчи же!»
– Слишком часто его сравнивали с Морганом, – Тондёр не унимался. А его лейтенанты кивали и хмыкали. – И закончить свои дни, как мы видим, он решил так же. В пьяном угаре.
– Ну, Морган хотя бы стал губернатором Ямайки, – заметил Вентадур. – А Блад, как видите...
– Я говорю, был, да вышел весь, – на сей раз в голосе Тондёра проскользнула злая ирония. – Мыльные пузыри красивы, но, увы, недолговечны. И, кажется, наш папаша Блад из таких. Пока блестит, вроде важная персона. А стоит посмотреть внимательнее – да он из той же грязи, что все. Если не хуже.
– Тем лучше для нас, полагаю, – вставил Анселло, поднимая кружку с ромом. – За возвращение на круги своя!
– То-то губернатор был с нами такой обходительный. На фоне Блада мы действительно ангелочки, – сказал Вентадур.
Французы со смехом чокнулись кружками.
Марго отвернулась, невольно уставившись в ту сторону зала, где сидел Блад и его спутник.
Капитан смеялся, что-то говоря Питту, хлопал его по плечу и то и дело прикладывался к бутылке, даже не утруждая себя тем, чтобы налить ром в кружку. Периодически он порывался заговорить с очередным посетителем таверны, проходившим мимо, но Питт вовремя его останавливал, чуть ли не силой усаживая обратно за стол.
Марго закусила губу, не в силах видеть это. Уж лучше бы он сидел на своем корабле. Или, на худой конец, ушел наверх. Только не это его идиотское веселье!
«Зачем Джереми вообще привел его сюда?»
Раздался грохот и громкий возглас. Марго увидела, что Блад, намереваясь сесть, промахнулся мимо табурета, а Питт не успел его подхватить. И теперь капитан, ругаясь и посмеиваясь одновременно, пытался встать, опираясь о стол.
Посетители таверны уже не раз видели подобную картину, и почти демонстративно не глядели в ту сторону, продолжая заниматься своими делами.
Но Тондёр и его лейтенанты смотрели, не отрываясь.
– Sic transit gloria mundi*, – со вздохом произнес французский капитан, притягивая к себе Марго. – Полагаю, за это тоже надо выпить. Да, кошечка?
Она больше не могла это выносить. Так тошно и стыдно ей уже давно не было.
Марго чувствовала, что щеки ее горят.
Тондёр поглаживал ее плечи, а потом наклонился, чтобы коснуться их губами.
– Ах, капитан, перестаньте! – резко ответила она, отпрянув.
– В чем дело, милочка? – Тондёр продолжал улыбаться, а в голосе его чувствовалась вежливая снисходительность.
Так разговаривают с капризным ребенком. Это взбесило ее еще больше.
– Перестаньте говорить о Бладе! – прошипела она сердито. – Как будто другой темы нет!
Тондёр рассмеялся, и его офицеры тоже, раздражая ее.
– Ну, ну, не дуйся, – сказал капитан, подмигнув Вентадуру. – Мы же не со зла. Нам просто его жаль.
– И жалейте его, ради бога, про себя! – выкрикнула она, потеряв самообладание.
– Кошечка! – Тондёр удивленно приподнял бровь, пытаясь ее удержать, но она уже пыталась вскочить с его колен. – Он что, обидел тебя? Только скажи, и я призову негодяя к ответу!..
– Уберите руки, капитан! – процедила она сквозь зубы, подняв на него пылающие гневные глаза.
Тондёр, немного ошеломленный такой переменой в ее настроении, разжал руки, подняв их вверх.
Марго, тяжело дыша, вскочила на ноги и поспешно отошла от их стола. Только бы не разрыдаться. Только не здесь, у всех на виду.
«Господи, какой же позор!»
Краем уха она услышала негромкие слова, которыми обменялись офицеры с «Рейн Марго» за ее спиной.
– О, эти женские капризы!
И снова смех.
Марго ринулась вперед, прижав ладони к пылающим щекам.
«Ненавижу. Ненавижу их всех! Господи, да что же это такое?!»
Она чуть не врезалась в кого-то в своем бегстве.
– Марго, осторожнее! – сильные руки поймали ее за плечи, голос мужчины был мягким и мелодичным. – Ты не ушиблась?
Подняв глаза, она увидела капитана Ибервиля, высокого, немного неуклюжего из-за своей долговязости, на лице его, как всегда, была широкая улыбка. Но карие глаза смотрели на нее с некоторой прохладцей.
– О, вы-то мне и нужны, капитан! – выдохнула она, стараясь поменьше шмыгать носом. Глаза уже заволокло слезами, но она не могла их вытереть, опасаясь размазать тушь.
– Да? – на подвижном лице Ибервиля отчетливо читалось любопытство. – И что надо сделать, мадемуазель?
Марго дотронулась до его локтя и повернулась, указав на столик, за котором сидели Блад и Питт.
– Пожалуйста, Филипп, уведите вашего капитана отсюда. Он... он уже слишком далеко зашел в своем пьянстве... и...
– Ах, могу понять ваши чувства, мадемуазель, – медленно кивнул Ибервиль, посмотрев на Блада некоторое время. – Зрелище и впрямь... некрасивое.
Она удивленно посмотрела на французского капитана. Сегодня он разговаривал как-то странно. Вдруг начал обращаться к ней «мадемуазель". Что на всех нашло в этот вечер?
– Причем тут это? – нетерпеливо перебила она его. – Вы же понимаете, что я имею в виду!
– О, думаю, что понимаю, – Ибервиль засмеялся, но это был холодный и короткий смешок. – Вам неприятно видеть Питера Блада в таком виде, и вы хотите, чтобы я его отсюда увел. Все предельно ясно. Ведь гораздо приятнее общаться и смотреть на него, когда он красивый и удачливый, при деньгах и в хорошем настроении. Не так ли?
Ей совершенно не понравился тон, которым он произнес последние слова.
Марго сдвинула брови, задрав голову, чтобы посмотреть на высокого француза.
– На что вы намекаете, капитан? – спросила она резко.
Ибервиль развел руки в стороны, ухмыльнувшись. Но глаза его оставались жесткими. Это было очень неприятно, потому что Марго не могла припомнить ни одного случая, когда он смотрел бы на нее так.
– Я? Намекаю? О, мой бог, мадемуазель! – он качнул головой, тряхнув длинными каштановыми локонами, тщательно завитыми и расчесанными. – Я просто говорю то, что есть. И, знаете, я могу вас понять. Это просто... так свойственно женщинам.
– Что свойственно? – Марго сердито смотрела на него, ожидая ответа.
– Избавляться от того, что неудобно и неприятно, – жестко ответил Ибервиль. – Особенно, когда это перестает приносить выгоду или удовольствие. Но тебя я, конечно, не виню. Я же понимаю, что такова ваша женская натура...хотя, признаюсь честно, думал, что ты исключение...
– Да как ты смеешь?! – взорвалась она, задрожав от ярости. – Кто ты вообще такой, чтобы читать мне морали?! Лучше бы вспомнил, кто тебя самого вытащил из запоя, святоша! Да, я-то это помню, даже если ты забыл! Все помню! Как ты тут почти месяц слонялся и ныл, пуская сопли и слюни. Потому что, видите ли, без корабля тебе жизни нет! Что, вспомнил? Тогда вспомни, что именно Питер тогда не побоялся тебе поверить и взял тебя в дело. Хотя многие говорили ему, что ты как Иона – и любой корабль, на палубу которого ты ступишь, затонет. Но Блад тогда только рассмеялся. И взял тебя с собой в Маракайбо. Где бы ты был, если бы он оказался более брезгливым? И не надо делать такое трагическое лицо! Ты ничем не лучше меня!
Ибервиль слушал ее тираду, и мышца на правой щеке у него слегка подрагивала. Марго заметила, что он стал дышать чаще и тяжелее. А в карих глазах сверкнула искра.
– Я никогда этого не забывал, дорогуша, – процедил он сквозь зубы.
– Что-то незаметно! – огрызнулась она, подбоченившись. – Иначе бы ты не стоял здесь весь расфуфыренный, пока твой капитан строит из себя всеобщее посмешище. Да вам всем на него наплевать, как я поняла! И вы еще имеете наглость называть себя его друзьями!
– Да что ты знаешь!.. – начал Ибервиль, дрожа от гнева. Но оборвал свою фразу, отойдя от нее на пару шагов. Она заметила, что он стиснул ладони в кулаки, а на лице его, еще недавно белом как мел, теперь появились красные пятна.
– Так ты уведешь его отсюда? – спросила она напряженно.
Ибервиль качнул головой.
– Ты не понимаешь, – повторил он с печалью в голосе. – Это не поможет. Разве что на время...
– Хорошо, тогда я его уведу! – она сердито пошла в сторону стола, за которым сидели Блад и Питт. – Раз вы все такие слюнтяи!
– Марго! – окликнул ее Ибервиль.
Но она не обернулась.
Марго решительно подошла к столу, за которым сидели Блад и Питт. Капитан заметил ее раньше, чем штурман, потому что сидел к ней лицом.
– О, кто к нам пожаловал! – хрипло рассмеялся он, подняв руку в приветственном жесте. – Марго, радость моя, присаживайся! Вряд ли ты захочешь выпить с нами рому, но я могу заказать вина...
Блад поднес руку к голове, намереваясь снять шляпу, осознал, что ее нет, и идиотски ухмыльнулся.
Она еле понимала его из-за ирландского акцента, который становился еще заметнее, когда он напивался.
Марго чувствовала, что ее трясет от бешенства. Из последних сил она заставила себя сдержаться и прошипела сквозь стиснутые зубы:
– К черту вино! Да и тебе, капитан, уже хватит пить!
Черные брови Блада подскочили вверх.
– Д-да? – насмешливо переспросил он, – но я же только начал!
– Тем не менее, тебе пора возвращаться на корабль, – Марго решительно отодвинула от него бутылку. – Если, конечно, ты не хочешь сделать из себя посмешище.
– Да хоть чучело огородное – какая к черту разница? – беспечно ответил Блад, пожав плечами. – Собаки лают, а караван идет.
Марго поняла, что с ним бессмысленно разговаривать. Он уже не воспринимал серьезно обращение к себе, отшучиваясь или изображая безразличие. Она повернулась к его спутнику.
– Джереми, ну, хоть ты-то не будь дураком! Скажи ему!
Светловолосый штурман поднял на нее затуманенные серые глаза и виновато улыбнулся.
– Питер, она п-права, – пролепетал он, заикаясь. – Нам действительно п-пора домой.
Марго разинула рот в изумлении.
– Джереми?! Теперь еще и ты?! – вскричала она, уставившись на совершенно пьяного штурмана. – Да что же с вами такое делается?!
– Не кричи, – перебил ее Блад, поморщившись. – У меня голова раскалывается.
– Да вы хоть рожи свои в зеркале видели?! – не унималась Марго, чувствуя полнейшее отчаяние. – На вас же смотреть тошно!
– Милочка, я же тебе говорил, что смотреть на нас вовсе не обязательно, – пробормотал Блад, продолжая криво улыбаться. – Тем более, есть так много более приятных компаний... например...
– Вот уж в чем сейчас совершенно не нуждаюсь, так это в твоих советах! – огрызнулась Марго, а потом, потеряв терпение, тряхнула Джереми за плечо. – Ну-ка, вставай! Вставай, говорю! И забирай своего капитана отсюда!
Питт заморгал, а потом принялся неуклюже выбираться из-за стола. Протянул руку к Бладу, намереваясь взять его под локоть.
– И правда, Питер, пойдем отсюда. Здесь не ром, а какое-то свиное пойло.
Блад увернулся от его руки. И цокнул языком, насмешливо глядя на него.
– Джереми, скажи-ка, тебе тоже на меня тошно смотреть, а?
Питт тяжело вздохнул, покосившись на Марго.
– Пойдем уже! – повторил он, уклоняясь от ответа.
Блад издевательски засмеялся.
– Вот видишь, милочка, Джереми мне настоящий друг. Всегда готов составить компанию и поддержать. Даже если другим на меня смотреть тошно!
Блад передразнил ее слова, когда говорил последнюю фразу.
– Питер, хватит! – Джереми поймал его за руку и потянул к себе. – Марго, мы уже уходим. Не обращай внимания на его слова, сама понимаешь... он немного не в себе...
– Эй, я все еще здесь! – вмешался Блад, негромко свистнув. – И я все слышу. Марго... Марго... погоди...
Питт уже тянул его по проходу между столами, но капитан резко остановился напротив нее, насмешливо поглядев ей в глаза.
– Хоть тебе не нужны советы, я все-таки один дам, – сказал он, покачиваясь.
Она мрачно встретила его взгляд, скрестив руки на груди.
– Держись подальше от пьяниц, моя милая. И, поскольку я тоже чертов пьяница, то не буду на тебя сердиться за твои слова. И держись подальше от крыс.
Он поклонился, но, потеряв равновесие, едва не упал на нее.
Марго подхватила его, чувствуя, что готова провалиться от стыда сквозь землю. Наверняка все, кто был в таверне, видели это. По ее телу пробежала дрожь, вызванная гневом, который снова начал разгораться.
– О, капитан, до чего же ты омерзителен! – прошипела она, толкая его так, чтобы заставить выпрямиться.
Блад только рассмеялся в ответ на эти слова. Это стало последней каплей, переполнившей ее чашу терпения.
Глаза Марго сверкнули, и, стиснув зубы, она взмахнула рукой, отвесив капитану звонкую пощечину.
– О, и зачем ты только вернулся?! – выкрикнула она в ярости. – Лучше бы ты утонул! Ненавижу тебя! Ненавижу!
– Марго! – Джереми Питт, оторопев, попытался ее удержать. Но она развернулась, ударив и его.
– И тебя ненавижу! Тоже мне друг! – прошипела она, содрогаясь всем телом.
Питт отпрянул, схватившись за щеку.
А Марго уже замахнулась, чтобы еще раз ударить Блада.
Но замерла, почувствовав, что капитан перехватил ее руку в воздухе и задержал. Ее поразила столь быстрая реакция у пьяного человека. Она попыталась выдернуть руку, но Блад держал ее крепко, не сводя с нее насмешливого взгляда.
– Отпусти меня, капитан! – проговорила она, тяжело дыша.
Но Блад вместо этого поднес ее руку к губам и поцеловал, продолжая глядеть на нее.
– Хоть у кого-то здесь хватило смелости это сделать! – сказал он, посмеиваясь.
Марго еще раз дернула руку, попятившись назад. Она чувствовала, что ее щеки горят от стыда и ярости. Мало того, что он выставлял себя на посмешище, так теперь и она тоже оказалась в центре внимания!
Гул в зале действительно утих, и многие посетители повернулись на своих местах, с любопытством ожидая, что будет дальше. Не каждый день здесь творилось такое.
Краем глаза Марго заметила долговязую фигуру Ибервиля, проталкивающегося через толпу зевак к ним.
– Ты делаешь мне больно! – сердито повторила она, яростно глядя в его затуманенные от рома глаза. – Отпусти мою руку немедленно!
Блад действительно сжимал ее запястье слишком сильно. Она чувствовала, как рука начинает неметь.
– Эй, капитан, вы же слышали, что сказала дама? – за спиной Марго раздался резкий голос Тондёра. – Уберите от нее свои руки!
Эти слова заставили Блада стремительно развернуться к французу.
– А вот и крыса! – сказал капитан, вызывающе улыбаясь.
Марго почувствовала, что ее сердце замерло. Она тревожно посмотрела на Тондёра, который, услышав восклицание Блада, заметно дернулся.
– И обнаглевшая, к тому же, – спокойно продолжал Блад, не сводя глаз с французского пирата. – Признаюсь, тут есть моя вина. Давненько я их не гонял! Вот и осмелели...
Марго в изумлении и ужасе смотрела на него, осознав, что сейчас Блад говорил, почти не заикаясь. Как будто и не был пьян.
– Капитан Блад! – дрожащим от ярости голосом произнес Тондёр, положив руку на эфес шпаги. – Будьте добры выбирать выражения! И отпустите даму!
– Не считаю необходимым подбирать выражения в общении с подонками! – ответил Блад, продолжая сверлить его вызывающим взглядом. – Что же касается дамы...
Он посмотрел на Марго и разжал пальцы, отпустив ее руку.
– То это, месье, не ваше собачье дело!
Дальше все произошло так быстро, что Марго не успела ничего понять.
Тондёр издал короткий крик ярости и схватился за шпагу. Возле него тут же возникли Вентадур и Анселло, встревоженные и мрачные, и вцепились в него, удерживая на месте.
Марго увидела, что Блад тоже потянулся к оружию, но Питт повис у него на правой руке, не давая вытащить шпагу из ножен. Возможно, если бы штурман не был так пьян, он смог бы сделать больше, но сейчас все, на что он был способен – это тянуть капитана назад всем своим весом. Силой Джереми бог не обидел, тем не менее, Бладу удалось сделать несколько шагов вперед, к Тондёру. Но он был вынужден остановиться, потому что перед ним возник Ибервиль.
– Тихо, тихо, капитан! – быстро проговорил он, вытянув руки.
– С дороги, Фил! – негромко сказал Блад, пытаясь отодвинуть его в сторону. – Сам понимаешь, у нас с ним есть кое-какие нерешенные дела...
Вокруг них мгновенно образовался плотный круг из зевак.
Марго видела, что оба лейтенанта Тондёра горячо что-то говорят ему на ухо. Лицо французского пирата сейчас было очень бледным, он тяжело дышал, кусая губы.
Блад стоял, улыбаясь, отмахиваясь от Питта, который все пытался утащить его назад. И от этой его улыбки Марго стало совсем не по себе.
– Питер, бога ради!.. – снова произнес Ибервиль.
– Отвали! – коротко ответил ему капитан, а потом толкнул так сильно, что француз отлетел в сторону, к зевакам.
А Блад сделал еще один шаг по направлению к Тондёру, волоча за собой Питта.
Французский пират уже сумел обрести самообладание, и на его губах появилась кривая презрительная улыбка.
– Да он пьян, господа! – произнес Тондёр громко, оглянувшись на зевак. – Вы же сами видите!..
– И это, возможно, уравняет твои силы с моими, – насмешливо отозвался Блад. – Впрочем, вижу, даже этого недостаточно, чтобы ты перестал поджимать хвост и принял мой вызов! Чего еще можно ждать от крысы?..
Тондёр, вскрикнув, снова схватился за шпагу, и Блад сделал то же самое.
Толпа зевак загудела, предвкушая жаркую схватку.
Марго, не выдержав, рванулась было к Бладу, но увидела, что рядом с ним, громко ругаясь, вырос Волверстон.
– Тихо, капитан! – прогудел старый волк, схватив Блада за плечо и дернув назад с такой силищей, что потянул и Питта заодно. – Успокойся! Уверен, это лишнее!..
Блад начал ругаться и сопротивляться, но Волверстон не обращал на это внимания и вытолкал капитана сначала из круга зевак, а потом и из таверны.
– Эй, это не по правилам! – хрипло заорал кто-то из посетителей. И толпа возмущенно загудела.
Тондёр также не выглядел довольным таким исходом событий. Он хмуро пытался освободиться от хватки своих лейтенантов.
Ибервиль выступил вперед, успокаивая пиратов. Как всегда, он был мастером по длинным, гладким и очень убедительным речам, и вскоре все посетители замерли, слушая его с разинутыми ртами.
– ...сейчас, как вы понимаете, это бы мало походило на честную дуэль, – говорил француз. – Но, уверен, капитан Блад будет готов принять вызов капитана Тондёра... когда наступит более удобное время.
Толпа одобрительно загудела.
– И я обязуюсь присутствовать на этой дуэли в качестве секунданта, – продолжал Ибервиль. И повернулся к Тондёру. – Если, конечно, господин капитан убежден, что она необходима.
Тондёр слушал эти слова, тяжело дыша. На его лице то появлялся, то исчезал румянец.
Ибервиль замолчал, глядя на него.
Марго протолкалась сквозь толпу, приблизившись к Тондёру. Тронула его за руку. Капитан быстро оглянулся на нее, а потом хотел снова повернуться к Ибервилю, но замер, услышав ее негромкие слова:
– Капитан, вспомните о вашем договоре с господином д'Ожероном! Неужели вы хотите подвести свою команду из-за такой мелочи? – прошептала она быстро.
Тондёр тихо выругался сквозь зубы, стиснув рукоять шпаги так, что костяшки пальцев побелели.
– Дьявол! – повторил он, покосившись на своих лейтенантов. – Будь он проклят!
– Так мне передать капитану Бладу ваш вызов, месье? – спросил Ибервиль подчеркнуто вежливо.
Марго затаила дыхание.
Тондёр стал совсем бледным.
– Не стоит утруждаться из-за такого... пустяка, - выдавил французский пират. – Мало ли что сболтнет пьяный идиот?
И он передернул плечами, нервно хохотнув.
Толпа зевак разочарованно загудела, а потом постепенно разошлась.
- Вот и ладно! – сказал Ибервиль, глядя вослед Тондёру, который, поникнув головой, медленно брел к выходу из таверны в сопровождении своих лейтенантов...
----------
* так проходит земная слава (лат.)
окончание следует...
Автор: natoth
Бета: нет
Канон: Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада», «Хроники капитана Блада», «Удачи капитана Блада»
Персонажи: Питер Блад, Джереми Питт, Нэд Волверстон, Николас Дайк, Натаниэль Хагторп, Ибервиль, Марго (ОЖП), Луиза (ОЖП) и мн. др.
Размер: макси, 34449 слов
Категория: джен, гет
Жанр: драма, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Питер Блад, став капитаном «Арабеллы», приобретает известность среди Берегового Братства, но в один прекрасный вечер встречает человека из своего прошлого, в очередной раз убеждаясь, что мир очень тесен. Цикл историй, охватывающий период с 1687 по 1688 годы.
Предупреждения: ОЖП! Данная история написалась в попытке автора понять, были ли у Блада другие женщины, и если были, то как это возможно.
Примечания: В каноне Сабатини не упоминал, как именно зовут Ибервиля, так что я позволила себе смелость назвать его Филиппом. Считайте, это мой фанон.
Автор старался соблюдать матчасть, но ради сохранения духа и стиля Сабатини иногда обращался с ней вольно.
Содержание: история 1: «Неожиданная встреча», истории 2-4, истории 5-8
История 9: Ангел-хранитель
9. Ангел-хранитель
От автора: в данной истории есть отсылки к главе «Цена предательства» из «Хроник капитана Блада».
События во флэшбеке произошли через неделю после событий «Вечера в таверне».
– Ты мог хотя бы протрезветь, прежде чем отправиться извиняться, – Джереми Питт упрямо ворчал всю дорогу, шагая рядом с капитаном. – Сейчас же на тебя глядеть страшно!
– Помолчи! – оборвал его Блад и снова пошатнулся. Двигался он по весьма извилистой траектории, но держался на ногах. – Ты ничего не понимаешь! Ничего! Я должен попросить прощения... я ведь вел себя ужасно и говорил отвратительные вещи... она не заслужила такого, нет... И я буду последней дрянью, если не... если не извинюсь. Я и так слишком долго тянул с этим, Джерри. А она, бедная, наверняка страдает. У нее такая нежная душа... Это вы, олухи, бесчувственные и грубые скоты. А она...
Питт слушал его нервное бормотание, гадая, о ком именно сейчас говорит капитан.
– Но... но я не знаю, что сказать, Джереми... – Блад неожиданно застыл посреди улицы в растерянности. – Боже, мне даже в глаза ей смотреть стыдно... после того, что сдуру наговорил...
Прежде чем Питт нашелся, что ответить, капитан потянул его дальше.
– Ч-черт, мне надо выпить, Джереми. Это поможет... – и он снова остановился посреди улицы, принявшись неуклюже рыться в карманах штанов в поисках хоть какой-нибудь мелочи. Достал вместо этого мятый носовой платок и уставился на него в недоумении.
Штурман почувствовал растущее раздражение. И сердито посмотрел в глаза своему капитану.
– Да ты и так пьян в дым, Питер! Господи боже! Куда ж еще?!
– Ни ч-черта ты не понимаешь! - вздохнул Блад, трагически подняв глаза к небу. – Ладно, пошли. И будь, что будет!
Он потянул его к таверне «У французского короля».
Питт не знал, как реагировать на эту вспышку откровенности Блада. За все три года, что они плавали вместе, капитан почти не разговаривал с ним на подобные темы. Тем более, настолько эмоционально.
«Впрочем, он никогда раньше не напивался до такой степени», - подумал штурман.
– Это все из-за меня, Джереми... – Блад не унимался, вцепившись ему в локоть и дыхнув на него перегаром. – Я не должен был давать ей надежду... п-понимаешь?
Питт не понимал, но кивнул на всякий случай. Питер сейчас явно находился в той стадии опьянения, когда человек становится слишком впечатлительным и готов залиться пьяными слезами. И последующие слова капитана только подтвердили догадки штурмана.
– Если бы я не был таким сентиментальным идиотом, извиняться бы не пришлось вообще, - продолжал Блад, останавливаясь у входа в таверну.
* * *
Капитан Блад был слишком взволнован и не мог больше держать все эти эмоции в себе. Кажется, он выплеснул на бедного Джереми слишком много, но иначе они совсем бы измучили его изнутри.
Черт побери, он не должен был давать ей надежду, но... разве можно было поступить иначе?!
От выпитого рома в голове шумело, и затылок ломило, как будто по нему ударили чем-то тяжелым.
Блад прикрыл глаза. Боль в голове невольно заставила его вспомнить тот день почти год назад, когда по собственной глупой беспечности он едва не угодил в лапы дону Мигелю. Точнее, к тем, кого испанский адмирал нанял для его поимки. Его заманили, как наивного простака, в западню, и от души приложили по голове тяжелым табуретом.
Невольно капитан потянулся рукой к затылку: настолько реальной и сильной была боль. Почти как тогда...
Теперь то, что случилось с ним в тот вечер, виделось, как в тумане. Несомненно, частично из-за полученной тогда контузии, и отчасти из-за нежелания вспоминать те долгие ужасные часы, которые он провел, связанный, в той грязной душной хибаре, мучаясь от мыслей о том, что его головокружительная карьера может оборваться так глупо, просто потому что он потерял осторожность и доверился девке с улицы. Нашел время, когда играть в рыцаря. И вдвойне обидно и горько было осознавать, что именно скотина Каузак приложил к этому свои грязные руки. Сгинуть вот так, бесславно, не в бою, а от предательского удара в спину? Что может быть отвратительнее?
Блад до сих пор не знал, как сумел совладать с паникой и отчаянием, которые охватили его тогда. И удивительно, что ему удалось не только взять себя в руки, но и сыграть на алчности и тяге к спиртному этих двух выродков: Сэма и Каузака. Да так удачно, что они поубивали друг друга.
Спасибо его ангелу-хранителю...
Что было дальше, он тоже помнил смутно. Главное, ему удалось вырваться из той ловушки относительно целым, если не считать здоровенной ссадины на голове.
Он брел по темным улицам Кайонны, выбирая кратчайший путь в порт, когда прямо перед ним выскочила какая-то темная фигура. В глаза ударил яркий свет от фонаря, который тень держала руке.
На сей раз Блад не стал разыгрывать из себя самоуверенного героя. Хватит с него приключений на сегодня! Тем более, эта извилистая улица перед портом всегда имела дурную славу. Здесь частенько случались ограбления и убийства под покровом ночи, а поутру люди находили тела жертв. Он выхватил пистолет из отворота мятого камзола и щелкнул предохранителем, настороженно вглядываясь в темную фигуру перед собой.
Сердце бешено колотилось в груди, дыхание участилось, и Блад почувствовал, как в нем закипает боевая злость, дрожью прокатившись по всему телу. Неужели кому-то из тех продажных ублюдков удалось за ним проследить? Что там говорил Каузак о времени встречи с людьми адмирала? Они собирались передать его им в полночь? Или чуть позже? Рано расслабляться, ох, рано!
– А ну, стоять! – глухо рыкнул он, направив пистолет на тень. Рука тряслась, и Блад возблагодарил Господа за то, что в темноте это было не так видно. – Назад, или я стреляю!
Свет от фонаря слепил ему глаза, но Блад все равно смог разглядеть, что перед ним женщина.
– Капитан! Вот ты где! – воскликнула она, и Блад в изумлении узнал голос Марго, дрожащий и полный страха, но, тем не менее, такой знакомый. – О, благодарение небу, ты жив!
Она ринулась было к нему, но, увидев пистолет, охнула и замерла на месте.
Выругавшись, Блад поспешно опустил оружие.
– Марго?! Что ты тут делаешь?! – воскликнул он, шагнув к ней.
– Господи, капитан, ты живой... живой! – говорила она, трогая его за руки, а потом провела ладонью по плечу. – Пресвятая дева Мария! Где же ты был?! Тебя же все ищут!
– Где я был, там меня уже нет, - ответил он немного ворчливо, пытаясь уклониться от ее рук. – Марго, тебе не стоит ходить здесь в такое время... Боже, а если бы я в тебя выстрелил?!
Она посмотрела на него укоризненно.
– Капитан! Что ты такое говоришь?! Мы тут с ума сходим, куда ты подевался, а ты... Ты же не явился на корабль к условленному времени. Так нам сказал мистер Питт, когда зашел в таверну, выясняя, не у нас ли ты? А когда оказалось, что тебя вообще не было там в этот вечер, поднялся такой переполох! Они ходили к губернатору, и там тебя не было... Разве я могла спокойно сидеть, когда ты... когда тебя...
Ее голос дрожал все сильнее, и Блад заметил, что в глазах женщины блестят слезы.
– Ну-ну, Марго, дорогая, успокойся, – сказал он мягко, вытянув руку, чтобы дотронуться до ее плеча. – Видишь, со мной все в порядке...
И он постарался улыбнуться как можно беспечнее.
Марго все равно заплакала, качая головой.
– Разве можно с этим шутить, капитан? Ты же знаешь, как мы все за тебя боимся... особенно когда ты ходишь один так поздно... – пробормотала она, а потом подошла к нему совсем близко, подняв глаза. И вздрогнула, вскрикнув:
– Боже, капитан, у тебя весь воротник в крови! И голова... Что случилось?! Ты ранен?!
Блад озадаченно коснулся своего затылка. И обнаружил, что волосы его и впрямь слиплись от крови. Видать, удар табуретом был сильнее, чем ему показалось. То-то его до сих пор шатает и трясет.
Блад был так увлечен тем, чтобы выбраться из ловушки, что не стал обращать особое внимание на состояние своей головы.
Он увидел, что Марго, бледная, дрожащая, со слезами на глазах, тянется к нему с платком, намереваясь вытереть кровь. И перехватил ее руку, сжав в своей ладони.
– Все в порядке, милая, – сказал Блад негромко, глядя ей в глаза. – Уже в порядке. Не плачь, это просто царапина. Ты можешь верить мне в таких вопросах. Я же врач, помнишь? А крови всегда бывает много, когда задевают кожу на голове.
– Кто это сделал с тобой? – Марго оказалась весьма настойчивой. Блад понял, что спорить сейчас бесполезно, и позволил ей возиться со ссадиной на его голове, пока он мучительно гадал, какой вариант истории лучше ей рассказать.
Ему совершенно не было жаль Каузака и Сэма, тем более, они уже оба покойники, но эта бедолага Молли могла пострадать, если кто-нибудь из поисковой партии с его кораблей узнает о ее роли в этой заварушке.
– Меня... пытались ограбить... – пробормотал он первое объяснение, которое пришло на ум.
Дрожь во всем теле становилась все сильнее, по мере того как он осознавал, в какой опасности находился.
– Напали сзади, пытались оглушить, – продолжал выдумывать Блад. – Но, как видишь, я оказался им не по зубам и сумел отбиться.
– Почему ты не слушаешь мудрых советов, капитан? – вздыхала Марго, пытаясь промокнуть его рану на затылке своим платком. Но от этого было мало толку, потому что длинные и густые волосы Блада уже слиплись, образовав твердую корку. – Тебя же предупреждали: не ходи в одиночку! И что я вижу? А если бы тебя убили? Что тогда?
Он поймал ее руку и поднес к губам.
– Все уже хорошо, Марго. Поверь мне!
Она всхлипнула, все еще цепляясь свободной рукой за фонарь.
– Впрочем, зачем я все это тебе говорю? Ведь это не имеет для тебя никакого значения... Тебе лишь бы покрасоваться... Лишь бы играть со смертью... пока мы тут умираем от страха... Как можно быть таким жестоким?!
Блад поцеловал ее руку снова. На сей раз более настойчиво, чтобы заставить ее замолчать.
– Марго, не плачь, бога ради. Все совсем не так! – проговорил он тихо.
Она мотнула головой, роняя слезы, и попыталась отодвинуться, но Блад уже тянул ее к себе и, стараясь поменьше шевелить головой, прикоснулся губами к ее губам, шее, плечам.
– Все в порядке, Марго, дорогая, пойми же, наконец! – прошептал он быстро, в перерывах между поцелуями.
Фонарь с грохотом выпал из ее рук, и стало темно.
Блад дрожал всем телом и чувствовал, что она тоже трепещет, прижимаясь к нему, обвивая его шею руками. Целуя ее нежные губы, прикасаясь к ее мягким волосам и теплым плечам, он чувствовал, как тот ледяной ужас, которые все еще таился где-то глубоко внутри него, исчезает, растворяется. И даже тупая боль в голове исчезла, сменившись легким головокружением.
Господи, как же хорошо быть живым, чувствовать, дышать... любить, черт подери! Здесь и сейчас. Просто жить и любить. Из-за своей дурости он чуть не лишился всего этого богатства. И мог бы сейчас уже плыть в трюме испанского корабля, чтобы стать потехой для мстительного дона Мигеля...
Блад осознал, что Марго целует его в ответ, крепко обхватив руками за плечи.
Ее прикосновения, осознание, что она здесь, рядом, возвращали его к жизни и прогоняли воспоминания о недавней смертельной опасности. Помогали успокоиться и снова стать самим собой.
Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо.
Блад осознал, что повторяет это вслух, как заведенный, не зная, кому больше предназначены эти слова: Марго или ему самому.
– Теперь веришь, что все хорошо? – прошептал он, в перерыве между поцелуями. – И я в полном порядке?
Марго кивнула, сморщив нос, а по ее щекам все текли слезы.
Они целовались, как одержимые, все больше сходя с ума с каждым прикосновением, когда услышали совсем рядом грубый гневный голос:
– Кровь и смерть! Мы с ребятами весь город на уши поставили из-за тебя, капитан, а ты тут, оказывается, с бабами обжимаешься!
Обернувшись, Блад увидел Волверстона, с факелом в руке, глядевшего на них с крайним возмущением.
Марго, тихо вскрикнув, отпрянула от него, покраснев и опустив глаза.
Позади Волверстона толпилось еще человек двадцать пиратов из команды «Арабеллы», среди которых Блад заметил Хейтона и Дайка.
– Что ты за человек такой, а? – продолжал бушевать старый волк, сверкая единственным глазом. – Почему нельзя нормально поступить, а?! Так, как все поступают? Если уж тебе так приспичило, напиши записку и отправь на корабль! Чтобы мы тебя, лопни твоя селезенка, не ждали до утра! Чтобы мы, задави тебя чума, не психовали и не бегали, как последние придурки, по городу! У тебя что, совсем голова дырявая?!
– Нэд... – Блад попытался прервать поток ругани и упреков от старого волка, но тот продолжал беситься, размахивая руками.
– Гребаные юбки! – рычал Волверстон, свирепо глядя на Марго. – И ведь спрашивали же наши парни, не у тебя ли капитан... нет, пищала, что не видела! Мы тут чуть не рехнулись, гадая, в какой помойной канаве искать его труп, а он, чтоб его разнесло, лижется тут спокойно с бабой! И как это назвать, а?! Кто ты после этого, Питер?!
Блад слабо улыбнулся, выжидая, когда старый волк остановится, чтобы набрать воздуху для новой порции проклятий.
– Успокойся, Нэд, – сказал он, положив руку на плечо одноглазого гиганта. Волверстон с ворчанием сбросил ее, отвернувшись от него.
Пираты поодаль негромко переговаривались между собой, поглядывая на своих командиров.
– Где тебя носило, дьявол тебя раздери?! – прорычал Волверстон, когда первый поток гнева поутих.
– Пытался выяснить, приносят ли счастье деньги, доставшиеся ценой предательства, – ответил Блад, посмеиваясь.
– Что-что? – Волверстон прищурился, заметив при свете факелов темные пятна крови на сером камзоле капитана. – Разрази меня гром, что у тебя с башкой, Питер?!
– Как ты верно заметил, она немного... продырявлена, - ответил Блад, а потом снова похлопал старого волка по плечу. – Идем же, все расскажу на корабле. Не ори, Нэд, все со мной в порядке. Да, я идиот. Но везучий идиот, надо заметить...
Пока Волверстон извергал новый поток ругательств, на сей раз, в адрес тех, кто посмел напасть на его капитана, Блад обернулся к Марго. Она учащенно дышала, не сводя с него блестящих глаз.
– Я, пожалуй, пойду, капитан – сказала она тихо, многозначительно покосившись на ругающегося старого волка и слушавших его пиратов.
– Только не ходи одна, – ответил Блад, мягко улыбнувшись ей. А потом громко окликнул одного из матросов: - Жан, проводи мадемуазель до таверны!
– ... все, Питер, теперь никуда я тебя без охраны не выпущу! – рычал Волверстон. – И попробуй только возразить!
Блад бросил трагический взгляд на Дайка, который улыбался за спиной старого волка.
– Вот я попал в оборот, Ник! – шепнул он своему лейтенанту. – Так он еще будет следить, чтобы я к восьми склянкам уже в постельке лежал, как примерный паинька...
– Мои соболезнования, капитан, - тихо отозвался Дайк, когда они шли к причалу, где их ждали другие члены поискового отряда, уже прослышавшие о том, что Блад нашелся. – Но ты бы видел Нэда, когда он узнал, что ты пропал... Его трясло, как припадочного. В жизни его таким не видел...
– Твою мать, Ник! Хватит трепаться! Сам не лучше выглядел! – заорал Волверстон, обернувшись к нему.
И лейтенант тут же замолчал, поджав губы. А потом выразительно посмотрел на капитана.
История 10: In vino veritas
10. In vino veritas
– Питер, сядь, ради бога! Угомонись!
Джереми Питт дернул своего друга за рукав, заставив вернуться на место.
– Нет, Джерри, я же просто хочу разобраться…
Блад упрямо пытался встать, не сводя глаз с компании, сидевшей за столом чуть поодаль.
– Ты сейчас не в том состоянии, чтобы это сделать, – штурман был вынужден говорить откровенно.
Это замечание вызвало у капитана новую вспышку нездорового оживления.
– Ты что, хочешь сказать, ч-что я слишком пьян? – заворчал он, сдвинув брови. – Даже если так, разве это может меня остановить? Джереми, дружище, да что с тобой сегодня? Разве не Тондёр, эта трусливая крыса, сидит вон там, напротив?
– Он самый, Питер, – мрачно ответил Джереми, проклиная в душе и Тондёра, и то, что они потащились в таверну именно сегодня.
– Тогда я тем более тебя не понимаю! – воскликнул Блад, рывком поднимаясь на ноги. – Эта мразь чуть не убила тебя тогда, и ты думаешь, я это забыл?!
– Зато ты, видимо, забыл, что я тогда проделал в нем сквозную дыру, – Питт также поднялся с места и поймал капитана за рукав, снова толкнув на табурет. – Так что все споры мы решили…
– Ну уж нет, Джереми, друг мой, не все! – яростно возразил Блад, встряхнув головой. – Я тоже бросил этой твари вызов, на который он так и не набрался храбрости ответить…Что ж, пора взыскать должок, раз уж он осмелился сунуть сюда нос!
Питт, застонав, преградил ему путь. И посмотрел в горящие глаза своего друга и капитана.
– Сядь немедленно, Питер! – тихо зарычал он, чувствуя, что еще немного, и его терпение лопнет. – Иначе…
– Иначе что? – Блад вызывающе улыбнулся, встретив его взгляд. – Джереми, неужели ты собираешься спустить подобную наглость безнаказанно?!
– Какую наглость, черт побери?! – прошипел Питт, делая шаг к Бладу и заставляя его снова опуститься на место. – Тондёр ничего сейчас не делает! Оставь ты его в покое, бога ради!
Блад расхохотался, качая головой. А потом отвернулся от Питта и уставился на компанию, сидевшую напротив, презрительно сузив глаза.
Джереми наблюдал за ним, подумав, что чуток погорячился, утверждая, что капитан Тондёр ничего не делает. В данный момент француз откровенно их разглядывал, и на лице его было неприкрытое удивление и какое-то вызывающее веселье. Но гораздо больше тревог у Питта вызывало другое обстоятельство: на коленях у Тондёра сидела Марго, которая тоже смотрела на них. Вот такого поворота событий Джереми совершенно не ожидал.
И, кажется, капитан тоже.
Питт почувствовал тяжелую руку Блада, опустившуюся ему на плечо.
– Итак, Джереми, ты не горишь желанием разобраться с нашим старым другом Тондёром?
Штурман мотнул головой, чувствуя, что на щеках его появляется румянец.
«Ну, почему он всегда подбирает столь обидные слова?! Как же это бесит!»
– Нет, Питер.
Странное дело, но сейчас ему действительно было плевать на Тондёра. Еще полгода назад он бы, наверное, вел себя так же, как Питер сегодня. Если не хуже. По крайней мере, в мыслях он много чего хотел сделать с этим наглым французским пиратом. А сейчас... всё, чего он хотел – это убраться отсюда и увести Блада. Кто бы мог подумать, что капитан тоже затаил на Тондёра обиду...
– Ну, это можно понять… – Блад продолжал посмеиваться, и его бесшабашный вид вызывал у Питта все больше беспокойства. – Ты всегда был неуклюжим со шпагой. Хорошо! Я разберусь с ним один!
Капитан так быстро рванул вперед, что Питту пришлось практически прыгнуть следом, чтобы поймать его за руку.
– Если у тебя кишка тонка с ним потолковать, то хотя бы не мешай делать это другим! – Блад увернулся от его рук, продолжая идти по проходу.
– Дьявольщина! – терпение Питта лопнуло. Он грубо толкнул Блада назад, к их столу и силой заставил сесть на табурет. – Ты, видать, совсем от рома умом тронулся! Неужели ты не видишь, что ему только это и надо?!
– Что – это? – переспросил Блад, пьяно улыбаясь. Синие глаза его, такие тусклые и невыразительные в последние дни, теперь горели, как два сапфира.
– Да тебя дураком выставить перед всеми, вот что! – сердито ответил Питт. – И все твои дерганья для него только лишний повод посмеяться!
– Вот как! – протянул Блад, кривя губы в улыбке. – Так ты думаешь, что я буду молча это терпеть? Да за кого ты меня принимаешь?!
Он оттолкнул Джереми и встал на ноги, повернувшись туда, где сидел Тондёр и его офицеры.
– Эй, ты!.. – крикнул он громко, но продолжить фразу не успел, потому что штурман потащил его назад.
Проходивший мимо здоровенный заросший бородой буканьер недоуменно оглянулся, посмотрев на них, гадая, зачем его зовут. И его ли?
Питт помахал рукой, показывая, что все в порядке. И пират, пожав плечами, продолжил путь по залу.
– Успокойся, Питер, – зашептал Джереми, похлопывая друга по плечу, усевшись с ним рядом за стол. – Давай лучше уйдем отсюда, а?
– Ни за что! – резко ответил Блад. А потом посмотрел на Питта и щелкнул языком. – Проклятье, мне надо срочно выпить… Иначе я точно кого-нибудь убью...
И он принялся рыться в карманах, а потом с досадой воскликнул, подняв глаза на собеседника:
– Черт, я забыл деньги!
– У тебя их и не было, – вздохнул Питт, с тоской оглядывая зал.
– Тем не менее, мне позарез нужен глоток рома. Ты выпьешь со мной, Джереми? Ну, не будь такой скотиной! – Блад навалился на него, умоляюще подняв брови.
– Только если ты дашь слово, что не будешь цепляться к Тондёру, – ответил Питт, поморщившись.
– Ладно, сегодня пусть эта крыса живет… – с ненавистью произнес Блад, а потом, привстав, принялся громко звать хозяина таверны. – Эй, Жак! Принеси-ка ром для меня и мистера Питта! Да получше, а не то кислое пойло!
Питт стиснул зубы, горестно глядя на капитана.
– Да, две бутылки, того самого… с Ямайки, – продолжал говорить Блад. – Что? Оплата вперед? Жак, да ты что, в самом деле? Джереми, дай этому жмоту денег! Пусть подавится!
– Питер, я не могу… – встрепенулся Питт, с ужасом осознав, что капитан заказал самый крепкий ром из запасов старины Жака.
– Ну, Джереми, не жадничай! – Блад толкнул его локтем в бок. – Не так уж много он просит за эти чертовы бутылки!
Питт покачал головой, раздосадованный, что его неправильно поняли.
– Черт, Питер, я не смогу столько выпить! – прошипел он, швыряя хозяину таверны деньги.
Блад расхохотался, хлопнув его по плечу.
– Джерри, ты же мне обещал, что составишь компанию! А слово надо держать. Такой у нас был уговор, разве не так?
Он заглянул штурману в глаза, продолжая посмеиваться, а потом мешком опустился на табурет и принялся постукивать пальцами по грязному изрезанному ножами столу.
Питт видел, что капитан, несмотря на веселое настроение, то и дело поглядывал на Тондёра и его лейтенантов, и в эти короткие мгновения улыбка исчезала с его лица, и он начинал напряженно покусывать губы.
– Ты за Марго, что ли, беспокоишься? – не выдержал Питт, и тут же пожалел, что задал этот вопрос, потому что Блад мгновенно переменился в лице и повернулся к нему. Он снова улыбался, и глаза его были безмятежными.
– А ты как думаешь, Джереми? – спросил он с легкой издевкой в голосе. – Конечно, я за нее беспокоюсь! Она же доверчивая душа, наша Марго. И тебе ли не знать, какая скотина этот Тондёр!
– Ну, дамам-то он свое истинное лицо вряд ли покажет, – со вздохом ответил Питт, вспомнив о Люсьен д'Ожерон, и той ужасной встрече в саду возле ее дома, когда он застал ее с Тондёром.
– О да, – Блад недобро засмеялся, продолжая глядеть туда, где сидел французский корсар. – Пыль в глаза дамам он пускать мастер!
Питт увидел, что Тондёр обнял Марго и что-то говорит ей на ухо, многозначительно ухмыляясь.
– Странное дело, – пробормотал он, пытаясь отвлечь Блада от созерцания этого зрелища. – Не думал, что она с ним свяжется...
Блад резко повернулся и теперь смотрел на него, ожидая продолжения фразы.
Питт почувствовал, что снова начинает краснеть. Было очень непривычно разговаривать с капитаном на такие деликатные темы. В последний раз, кажется, это была попытка спросить совета насчет Люсьен, и он до сих пор чувствовал обиду и боль от того разговора.
– Мне казалось... – запинаясь, продолжил Джереми, понижая голос, – что она всегда больше на тебя заглядывалась...
Блад громко засмеялся.
Питт чуть насупился.
«Ну, вот, опять он будет издеваться...»
– Ни черта, ты, Джереми, в женщинах не разбираешься! – сказал Блад, снисходительно глядя на него. – Иначе бы тебе даже в голову не пришло такое ляпнуть!
Питт моргнул, неловко поерзав на табурете. Ему уже не хотелось продолжать разговор, но раз уж начал, надо дойти до конца.
– Ну… – протянул он медленно, – она за тебя всегда беспокоилась. Этого ты отрицать не сможешь.
Блад хохотнул, скривив губы.
– И не отрицаю. Вот только советую не путать дружеское внимание с чем-то... более глубоким. Из-за этого и случаются все беды, друг мой, Джереми.
Слуга принес две бутылки рома, и Блад, откупорив одну, сделал большой глоток прямо из горла. Потом строго посмотрел на Питта. И тот, вздохнув, был вынужден подставить кружку для своей порции выпивки.
Ром был адски крепким и с противным привкусом, штурман некоторое время моргал и морщился, размышляя, не заказать ли какой еды?
– Мне казалось, что и ты к ней неровно дышишь, – сказал Питт, с отвращением посмотрев на бутылку. Не то чтобы он не любил ром. Но в последнее время даже запах его вызывал у него тошноту. Слишком уж много этой дряни было выпито капитаном у него на глазах.
Он бросил быстрый внимательный взгляд на Блада, в ожидании его реакции на это смелое предположение. Капитан был удивительно откровенен еще когда они шли сюда. И это после того, как они два месяца каждое слово чуть ли не клещами из него тянули!
«Чем черт не шутит? Надо пользоваться моментом, – подумал штурман. – Уж не из-за нее ли он так напивается? То-то в последнее время даже не смотрит в ее сторону... И все бормочет, что виноват...»
– К кому? – переспросил Блад, приподняв бровь. И широко улыбнулся: – К Марго? О, бог мой, Джереми, ты еще наивнее, чем я думал! Конечно, меня беспокоит ее судьба…как и тебя, я полагаю. Особенно, когда я вижу ее в компании таких отморозков, как этот капитан Тондёр. Поэтому я и хотел…
– Питер, ты дал слово! – предупредил его Питт, заметив, что капитан опять пытается встать из-за стола.
– Да, я... я помню...
Блад кивнул и плюхнулся обратно. Точнее, он хотел вернуться на табурет, но не рассчитал расстояние и с грохотом рухнул на пол.
– А, тысяча чертей!
Джереми быстро вскочил, помогая ему подняться. Хотя он не смотрел по сторонам, слишком занятый возней с другом, он чувствовал, что все в таверне смотрят на них. И мысль об этом вызывала у него краску на лице. Молодой моряк чувствовал, что даже уши у него горят.
«Как же его отсюда увести?» – подумал он, подхватывая покачивающегося Блада под руку.
– И ты... не один... кто думает так же, Джереми, – сказал капитан, посмеиваясь, когда снова уселся на табурете. Он взял свой ром и снова сделал глоток. Джереми, как ни было ему противно, был вынужден последовать его примеру.
Желудок штурмана отчаянно возмутился отраве, которую ему пришлось принять. Но отступать было некуда.
– Вот Тондёр тоже полагает, что я слишком... неравнодушен к Марго, – продолжал говорить Блад, отчаянно стараясь выговаривать слова, но все равно проглатывал большую часть окончаний. – И думает, что ему удастся сделать из меня посмешище, сыграв на этих чувствах...
Он засмеялся, толкнув Питта локтем.
– О, это наверняка бы отлично сработало, Джереми! Если бы он был прав. Ну... насчет чувств.
Блад отпил ром из своей бутылки и кивком указал Питту на его порцию. Штурман хотел было отказаться, но, увидев, что капитан протянул руку, чтобы забрать его бутылку, судорожно допил ее.
В глазах на мгновение потемнело, и зал вокруг поплыл.
Джереми тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться на том, что говорил капитан.
– ...вот тогда была бы действительно потеха, – смеялся Блад, хлопая его по плечу. – И я был бы дурак дураком...
– Но... – промычал Джереми, чувствуя, что окончательно запутался. – К-как же извинения?
Блад перестал смеяться и приподнял бровь.
– Какие извинения? – поинтересовался он мягко.
Питт пожал плечами.
– Ты же сюда для этого и пришел, – напомнил он смущенно.
Блад фыркнул, похлопав его по плечу.
– Дружище, ты пьян. Я хотел извиниться перед мадемуазель д'Ожерон, которой в последний раз наговорил кучу гадостей. Она, бедняжка, наверняка переживает. Но... знаешь... я тут подумал... и вынужден с тобой согласиться. Сегодня я не в том виде, чтобы навещать дом губернатора. Про тебя вообще молчу!
Блад хихикнул, проведя рукой по своему небритому лицу.
– Так что сделаю это в другой раз... может быть. Впрочем...
Голос капитана неожиданно изменился, стал напряженным и холодным, и Питт невольно поднял на него глаза. Блад смотрел куда-то в сторону, и снова покусывал губы.
– Может... она уже и не вспоминает о том разговоре. Кто этих барышень знает, с их переживаниями? Уж очень мастерски они притворяются. А тут я приду со своими извинениями... Так и оконфузиться недолго. Черт разберет, что у них на уме!
Он перевел взгляд на Питта и устало засмеялся.
– Давай лучше еще выпьем, Джереми. Ведь истина, как тебе известно, в вине!
История 11: Ссора
11. Ссора
– О, мой бог, я, конечно, слышал последние новости, но представить не мог, что они настолько... соответствуют действительности, – произнес капитан Тондёр, обращаясь к своим офицерам, сидевшим за широким столом в таверне «У французского короля». – Глазам своим не верю! Но ведь это Блад?
Марго сидела у него на коленях и напряженно следила за тем, как Питер Блад в сопровождении Джереми Питта, пошатываясь, пробирается к своему столику. Капитана не было в таверне почти неделю. И, судя по его неряшливому облику, это время он провел в беспробудном пьянстве.
– Жак, рому! – громко потребовал он, взмахнув рукой.
И снова пошатнулся. Питт ринулся к нему, намереваясь поддержать под локоть, но Блад, заворчав, оттолкнул его. Он был без камзола, и рубашка его уже успела изрядно засалиться. Длинная шпага, болтавшаяся на перевязи, звякнула, ударившись о стул, когда он проходил мимо.
На щеках капитана снова топорщилась многодневная черная щетина, а нечесаные длинные волосы свисали неопрятными сосульками.
Судя по оживленным жестам, сегодня у Блада был очередной приступ веселой активности. В такие вечера он обычно присоединялся к компании картежников или игроков в кости и был весьма разговорчив, насмешлив и шумен.
Марго отвела от него глаза и посмотрела на французских корсаров, сидевших напротив нее.
Они таращились на Блада, не скрывая изумления. Кажется, только они здесь еще не привыкли к этой новой печальной ипостаси капитана. Но это было вполне объяснимо: почти год корабль Тондёра не заходил на Тортугу. После инцидента с дуэлью губернатор д'Ожерон запретил ему появляться в Кайоне.
Но неделю назад «Рейн Марго» бросила якорь в гавани, загнанная туда очередным ураганом. А на следующий вечер ее капитан возник в таверне, совершенно такой, каким Марго запомнила его с прошлой осени: насмешливый и щегольски одетый, двигающийся плавно и грациозно, как кошка. Его появление вызвало удивление у завсегдатаев. Всем было известно отношение к нему месье д'Ожерона. Но, после обмена приветствиями, Тондёр небрежно пояснил, что уже навестил губернатора и сумел уладить этот вопрос.
Марго узнала об этом более подробно, потому что, по воле случая, стала первой из всех дам, находившихся в тот вечер в зале, кто подошел к капитану. Кажется, Тондёр был этим очень польщен. И сразу предложил бокал вина в качестве угощения. Марго приняла его предложение, хотя вряд ли французский пират знал истинную причину такого поступка.
Весь тот вечер капитан Леруа держался от нее на почтительном расстоянии. Ради этого можно было потерпеть общество Тондёра и его офицеров. Так она размышляла, когда он вел ее к их столу. А потом осознала, что выбор компании не был таким уж плохим. Капитан Тондёр был одним из тех редких в этих краях пиратов, кто обладал приятными манерами и определенной галантностью по отношению к женщинам. И уж несомненно провести вечер в его обществе было гораздо приятнее, нежели с дикими и грубыми буканьерами.
Он с юмором описал последние рейды «Рейн Марго», которые, хоть и не были особо прибыльными, нельзя было назвать совсем неудачными.
– Теперь, увы, большая часть добычи уйдет на оплату портовой пошлины и ремонт, – сказал Тондёр, пожав плечами.
– Значит, губернатор больше не держит на вас зла? – осторожно поинтересовалась Марго, пригубив свой бокал.
– Я бы так не сказал, дорогая, – усмехнулся капитан, и его черные глазки-бусины сверкнули на мгновение. – Но он согласился терпеть мое присутствие в этом порту, пока длится сезон штормов... если я буду паинькой.
И Тондёр рассмеялся, оглянувшись на своих лейтенантов: Вентадура и Анселло. Те выдавили кривые улыбки.
– И что это значит? – Марго решила держаться такого же шутливого тона, что и французский капитан. Мысли ее были заняты совсем другим, да и настроение было откровенно паршивым, но она привыкла скрывать это от клиентов. – Он хочет, чтобы вы пели по воскресеньям в церковном хоре?
Тондёр и его офицеры громко рассмеялись.
– А ты забавная крошка! – сказал капитан, внимательно ее разглядывая. Выдержать его взгляд было нелегко, и она поспешила уставиться в свой бокал вина. – Люблю веселых девчонок. Нет, Марго, наш дорогой губернатор выдумал кое-что позатейливее. Тебе, так и быть, скажу, по старой дружбе.
Он наклонился к ней поближе и чуть понизил голос, придав ему почти театральную торжественность.
– Старый лис не забыл прошлогодний инцидент, так что пообещал, что даст мне от ворот поворот, если я или мои люди затеем хотя бы одну дуэль или стычку. Пришлось дать слово, черт побери...
Тут он запнулся на мгновение и сменил тему разговора.
– Я поведал тебе свои новости, Марго, теперь твоя очередь! Что тут творилось за то время, пока нас не было?.. Давай, рассказывай, я сгораю от любопытства!..
– ... видать, правду говорят мудрые люди, – голос Тондёра был ленивым и медленным, в нем одновременно слышались насмешка и что-то похожее на сочувствие. – От тюрьмы да сумы не зарекайся. Что за печальное зрелище, не так ли, парни?
Он повернулся к своим лейтенантам, продолжая придерживать Марго за талию. Те покачали головами, все еще изумленные тем, что увидели.
– Конечно, не могу назвать его своим другом, скорее наоборот, – не унимался Тондёр, – но сейчас скажу совершенно откровенно: вид такого врага не вызывает у меня никакого ликования, только грусть.
– Ты слишком великодушен, капитан, – хмыкнул Вентадур.
– Да, я такой! – Тондёр криво улыбнулся, подмигнув Марго. И наклонился к ней, почти касаясь губами ее уха: – Теперь я понимаю, почему ты не хотела говорить об этом, когда я спрашивал.
Марго недовольно тряхнула рыжими локонами. Ей совершенно не хотелось обсуждать капитана Блада с Тондёром. Особенно сейчас, когда она отчаянно пыталась избавиться от своей дурацкой привязанности к нему. О, зачем он снова пришел сюда?! Ведь она почти сумела убедить себя в том, что способна это сделать: перестать думать о нем и беспокоиться за него.
– Ты правильно поступила, киска, – проклятый Тондёр как будто читал ее мысли. Марго вздрогнула, услышав его негромкий и мягкий голос. – Такие, как ты, не должны быть рядом с неудачниками.
Он продолжал говорить ровно и спокойно, но каждое слово жгло, как каленое железо.
Марго почувствовала, что дрожит. Улыбаться становилось все труднее.
«Замолчи. Замолчи же!»
– Слишком часто его сравнивали с Морганом, – Тондёр не унимался. А его лейтенанты кивали и хмыкали. – И закончить свои дни, как мы видим, он решил так же. В пьяном угаре.
– Ну, Морган хотя бы стал губернатором Ямайки, – заметил Вентадур. – А Блад, как видите...
– Я говорю, был, да вышел весь, – на сей раз в голосе Тондёра проскользнула злая ирония. – Мыльные пузыри красивы, но, увы, недолговечны. И, кажется, наш папаша Блад из таких. Пока блестит, вроде важная персона. А стоит посмотреть внимательнее – да он из той же грязи, что все. Если не хуже.
– Тем лучше для нас, полагаю, – вставил Анселло, поднимая кружку с ромом. – За возвращение на круги своя!
– То-то губернатор был с нами такой обходительный. На фоне Блада мы действительно ангелочки, – сказал Вентадур.
Французы со смехом чокнулись кружками.
Марго отвернулась, невольно уставившись в ту сторону зала, где сидел Блад и его спутник.
Капитан смеялся, что-то говоря Питту, хлопал его по плечу и то и дело прикладывался к бутылке, даже не утруждая себя тем, чтобы налить ром в кружку. Периодически он порывался заговорить с очередным посетителем таверны, проходившим мимо, но Питт вовремя его останавливал, чуть ли не силой усаживая обратно за стол.
Марго закусила губу, не в силах видеть это. Уж лучше бы он сидел на своем корабле. Или, на худой конец, ушел наверх. Только не это его идиотское веселье!
«Зачем Джереми вообще привел его сюда?»
Раздался грохот и громкий возглас. Марго увидела, что Блад, намереваясь сесть, промахнулся мимо табурета, а Питт не успел его подхватить. И теперь капитан, ругаясь и посмеиваясь одновременно, пытался встать, опираясь о стол.
Посетители таверны уже не раз видели подобную картину, и почти демонстративно не глядели в ту сторону, продолжая заниматься своими делами.
Но Тондёр и его лейтенанты смотрели, не отрываясь.
– Sic transit gloria mundi*, – со вздохом произнес французский капитан, притягивая к себе Марго. – Полагаю, за это тоже надо выпить. Да, кошечка?
Она больше не могла это выносить. Так тошно и стыдно ей уже давно не было.
Марго чувствовала, что щеки ее горят.
Тондёр поглаживал ее плечи, а потом наклонился, чтобы коснуться их губами.
– Ах, капитан, перестаньте! – резко ответила она, отпрянув.
– В чем дело, милочка? – Тондёр продолжал улыбаться, а в голосе его чувствовалась вежливая снисходительность.
Так разговаривают с капризным ребенком. Это взбесило ее еще больше.
– Перестаньте говорить о Бладе! – прошипела она сердито. – Как будто другой темы нет!
Тондёр рассмеялся, и его офицеры тоже, раздражая ее.
– Ну, ну, не дуйся, – сказал капитан, подмигнув Вентадуру. – Мы же не со зла. Нам просто его жаль.
– И жалейте его, ради бога, про себя! – выкрикнула она, потеряв самообладание.
– Кошечка! – Тондёр удивленно приподнял бровь, пытаясь ее удержать, но она уже пыталась вскочить с его колен. – Он что, обидел тебя? Только скажи, и я призову негодяя к ответу!..
– Уберите руки, капитан! – процедила она сквозь зубы, подняв на него пылающие гневные глаза.
Тондёр, немного ошеломленный такой переменой в ее настроении, разжал руки, подняв их вверх.
Марго, тяжело дыша, вскочила на ноги и поспешно отошла от их стола. Только бы не разрыдаться. Только не здесь, у всех на виду.
«Господи, какой же позор!»
Краем уха она услышала негромкие слова, которыми обменялись офицеры с «Рейн Марго» за ее спиной.
– О, эти женские капризы!
И снова смех.
Марго ринулась вперед, прижав ладони к пылающим щекам.
«Ненавижу. Ненавижу их всех! Господи, да что же это такое?!»
Она чуть не врезалась в кого-то в своем бегстве.
– Марго, осторожнее! – сильные руки поймали ее за плечи, голос мужчины был мягким и мелодичным. – Ты не ушиблась?
Подняв глаза, она увидела капитана Ибервиля, высокого, немного неуклюжего из-за своей долговязости, на лице его, как всегда, была широкая улыбка. Но карие глаза смотрели на нее с некоторой прохладцей.
– О, вы-то мне и нужны, капитан! – выдохнула она, стараясь поменьше шмыгать носом. Глаза уже заволокло слезами, но она не могла их вытереть, опасаясь размазать тушь.
– Да? – на подвижном лице Ибервиля отчетливо читалось любопытство. – И что надо сделать, мадемуазель?
Марго дотронулась до его локтя и повернулась, указав на столик, за котором сидели Блад и Питт.
– Пожалуйста, Филипп, уведите вашего капитана отсюда. Он... он уже слишком далеко зашел в своем пьянстве... и...
– Ах, могу понять ваши чувства, мадемуазель, – медленно кивнул Ибервиль, посмотрев на Блада некоторое время. – Зрелище и впрямь... некрасивое.
Она удивленно посмотрела на французского капитана. Сегодня он разговаривал как-то странно. Вдруг начал обращаться к ней «мадемуазель". Что на всех нашло в этот вечер?
– Причем тут это? – нетерпеливо перебила она его. – Вы же понимаете, что я имею в виду!
– О, думаю, что понимаю, – Ибервиль засмеялся, но это был холодный и короткий смешок. – Вам неприятно видеть Питера Блада в таком виде, и вы хотите, чтобы я его отсюда увел. Все предельно ясно. Ведь гораздо приятнее общаться и смотреть на него, когда он красивый и удачливый, при деньгах и в хорошем настроении. Не так ли?
Ей совершенно не понравился тон, которым он произнес последние слова.
Марго сдвинула брови, задрав голову, чтобы посмотреть на высокого француза.
– На что вы намекаете, капитан? – спросила она резко.
Ибервиль развел руки в стороны, ухмыльнувшись. Но глаза его оставались жесткими. Это было очень неприятно, потому что Марго не могла припомнить ни одного случая, когда он смотрел бы на нее так.
– Я? Намекаю? О, мой бог, мадемуазель! – он качнул головой, тряхнув длинными каштановыми локонами, тщательно завитыми и расчесанными. – Я просто говорю то, что есть. И, знаете, я могу вас понять. Это просто... так свойственно женщинам.
– Что свойственно? – Марго сердито смотрела на него, ожидая ответа.
– Избавляться от того, что неудобно и неприятно, – жестко ответил Ибервиль. – Особенно, когда это перестает приносить выгоду или удовольствие. Но тебя я, конечно, не виню. Я же понимаю, что такова ваша женская натура...хотя, признаюсь честно, думал, что ты исключение...
– Да как ты смеешь?! – взорвалась она, задрожав от ярости. – Кто ты вообще такой, чтобы читать мне морали?! Лучше бы вспомнил, кто тебя самого вытащил из запоя, святоша! Да, я-то это помню, даже если ты забыл! Все помню! Как ты тут почти месяц слонялся и ныл, пуская сопли и слюни. Потому что, видите ли, без корабля тебе жизни нет! Что, вспомнил? Тогда вспомни, что именно Питер тогда не побоялся тебе поверить и взял тебя в дело. Хотя многие говорили ему, что ты как Иона – и любой корабль, на палубу которого ты ступишь, затонет. Но Блад тогда только рассмеялся. И взял тебя с собой в Маракайбо. Где бы ты был, если бы он оказался более брезгливым? И не надо делать такое трагическое лицо! Ты ничем не лучше меня!
Ибервиль слушал ее тираду, и мышца на правой щеке у него слегка подрагивала. Марго заметила, что он стал дышать чаще и тяжелее. А в карих глазах сверкнула искра.
– Я никогда этого не забывал, дорогуша, – процедил он сквозь зубы.
– Что-то незаметно! – огрызнулась она, подбоченившись. – Иначе бы ты не стоял здесь весь расфуфыренный, пока твой капитан строит из себя всеобщее посмешище. Да вам всем на него наплевать, как я поняла! И вы еще имеете наглость называть себя его друзьями!
– Да что ты знаешь!.. – начал Ибервиль, дрожа от гнева. Но оборвал свою фразу, отойдя от нее на пару шагов. Она заметила, что он стиснул ладони в кулаки, а на лице его, еще недавно белом как мел, теперь появились красные пятна.
– Так ты уведешь его отсюда? – спросила она напряженно.
Ибервиль качнул головой.
– Ты не понимаешь, – повторил он с печалью в голосе. – Это не поможет. Разве что на время...
– Хорошо, тогда я его уведу! – она сердито пошла в сторону стола, за которым сидели Блад и Питт. – Раз вы все такие слюнтяи!
– Марго! – окликнул ее Ибервиль.
Но она не обернулась.
Марго решительно подошла к столу, за которым сидели Блад и Питт. Капитан заметил ее раньше, чем штурман, потому что сидел к ней лицом.
– О, кто к нам пожаловал! – хрипло рассмеялся он, подняв руку в приветственном жесте. – Марго, радость моя, присаживайся! Вряд ли ты захочешь выпить с нами рому, но я могу заказать вина...
Блад поднес руку к голове, намереваясь снять шляпу, осознал, что ее нет, и идиотски ухмыльнулся.
Она еле понимала его из-за ирландского акцента, который становился еще заметнее, когда он напивался.
Марго чувствовала, что ее трясет от бешенства. Из последних сил она заставила себя сдержаться и прошипела сквозь стиснутые зубы:
– К черту вино! Да и тебе, капитан, уже хватит пить!
Черные брови Блада подскочили вверх.
– Д-да? – насмешливо переспросил он, – но я же только начал!
– Тем не менее, тебе пора возвращаться на корабль, – Марго решительно отодвинула от него бутылку. – Если, конечно, ты не хочешь сделать из себя посмешище.
– Да хоть чучело огородное – какая к черту разница? – беспечно ответил Блад, пожав плечами. – Собаки лают, а караван идет.
Марго поняла, что с ним бессмысленно разговаривать. Он уже не воспринимал серьезно обращение к себе, отшучиваясь или изображая безразличие. Она повернулась к его спутнику.
– Джереми, ну, хоть ты-то не будь дураком! Скажи ему!
Светловолосый штурман поднял на нее затуманенные серые глаза и виновато улыбнулся.
– Питер, она п-права, – пролепетал он, заикаясь. – Нам действительно п-пора домой.
Марго разинула рот в изумлении.
– Джереми?! Теперь еще и ты?! – вскричала она, уставившись на совершенно пьяного штурмана. – Да что же с вами такое делается?!
– Не кричи, – перебил ее Блад, поморщившись. – У меня голова раскалывается.
– Да вы хоть рожи свои в зеркале видели?! – не унималась Марго, чувствуя полнейшее отчаяние. – На вас же смотреть тошно!
– Милочка, я же тебе говорил, что смотреть на нас вовсе не обязательно, – пробормотал Блад, продолжая криво улыбаться. – Тем более, есть так много более приятных компаний... например...
– Вот уж в чем сейчас совершенно не нуждаюсь, так это в твоих советах! – огрызнулась Марго, а потом, потеряв терпение, тряхнула Джереми за плечо. – Ну-ка, вставай! Вставай, говорю! И забирай своего капитана отсюда!
Питт заморгал, а потом принялся неуклюже выбираться из-за стола. Протянул руку к Бладу, намереваясь взять его под локоть.
– И правда, Питер, пойдем отсюда. Здесь не ром, а какое-то свиное пойло.
Блад увернулся от его руки. И цокнул языком, насмешливо глядя на него.
– Джереми, скажи-ка, тебе тоже на меня тошно смотреть, а?
Питт тяжело вздохнул, покосившись на Марго.
– Пойдем уже! – повторил он, уклоняясь от ответа.
Блад издевательски засмеялся.
– Вот видишь, милочка, Джереми мне настоящий друг. Всегда готов составить компанию и поддержать. Даже если другим на меня смотреть тошно!
Блад передразнил ее слова, когда говорил последнюю фразу.
– Питер, хватит! – Джереми поймал его за руку и потянул к себе. – Марго, мы уже уходим. Не обращай внимания на его слова, сама понимаешь... он немного не в себе...
– Эй, я все еще здесь! – вмешался Блад, негромко свистнув. – И я все слышу. Марго... Марго... погоди...
Питт уже тянул его по проходу между столами, но капитан резко остановился напротив нее, насмешливо поглядев ей в глаза.
– Хоть тебе не нужны советы, я все-таки один дам, – сказал он, покачиваясь.
Она мрачно встретила его взгляд, скрестив руки на груди.
– Держись подальше от пьяниц, моя милая. И, поскольку я тоже чертов пьяница, то не буду на тебя сердиться за твои слова. И держись подальше от крыс.
Он поклонился, но, потеряв равновесие, едва не упал на нее.
Марго подхватила его, чувствуя, что готова провалиться от стыда сквозь землю. Наверняка все, кто был в таверне, видели это. По ее телу пробежала дрожь, вызванная гневом, который снова начал разгораться.
– О, капитан, до чего же ты омерзителен! – прошипела она, толкая его так, чтобы заставить выпрямиться.
Блад только рассмеялся в ответ на эти слова. Это стало последней каплей, переполнившей ее чашу терпения.
Глаза Марго сверкнули, и, стиснув зубы, она взмахнула рукой, отвесив капитану звонкую пощечину.
– О, и зачем ты только вернулся?! – выкрикнула она в ярости. – Лучше бы ты утонул! Ненавижу тебя! Ненавижу!
– Марго! – Джереми Питт, оторопев, попытался ее удержать. Но она развернулась, ударив и его.
– И тебя ненавижу! Тоже мне друг! – прошипела она, содрогаясь всем телом.
Питт отпрянул, схватившись за щеку.
А Марго уже замахнулась, чтобы еще раз ударить Блада.
Но замерла, почувствовав, что капитан перехватил ее руку в воздухе и задержал. Ее поразила столь быстрая реакция у пьяного человека. Она попыталась выдернуть руку, но Блад держал ее крепко, не сводя с нее насмешливого взгляда.
– Отпусти меня, капитан! – проговорила она, тяжело дыша.
Но Блад вместо этого поднес ее руку к губам и поцеловал, продолжая глядеть на нее.
– Хоть у кого-то здесь хватило смелости это сделать! – сказал он, посмеиваясь.
Марго еще раз дернула руку, попятившись назад. Она чувствовала, что ее щеки горят от стыда и ярости. Мало того, что он выставлял себя на посмешище, так теперь и она тоже оказалась в центре внимания!
Гул в зале действительно утих, и многие посетители повернулись на своих местах, с любопытством ожидая, что будет дальше. Не каждый день здесь творилось такое.
Краем глаза Марго заметила долговязую фигуру Ибервиля, проталкивающегося через толпу зевак к ним.
– Ты делаешь мне больно! – сердито повторила она, яростно глядя в его затуманенные от рома глаза. – Отпусти мою руку немедленно!
Блад действительно сжимал ее запястье слишком сильно. Она чувствовала, как рука начинает неметь.
– Эй, капитан, вы же слышали, что сказала дама? – за спиной Марго раздался резкий голос Тондёра. – Уберите от нее свои руки!
Эти слова заставили Блада стремительно развернуться к французу.
– А вот и крыса! – сказал капитан, вызывающе улыбаясь.
Марго почувствовала, что ее сердце замерло. Она тревожно посмотрела на Тондёра, который, услышав восклицание Блада, заметно дернулся.
– И обнаглевшая, к тому же, – спокойно продолжал Блад, не сводя глаз с французского пирата. – Признаюсь, тут есть моя вина. Давненько я их не гонял! Вот и осмелели...
Марго в изумлении и ужасе смотрела на него, осознав, что сейчас Блад говорил, почти не заикаясь. Как будто и не был пьян.
– Капитан Блад! – дрожащим от ярости голосом произнес Тондёр, положив руку на эфес шпаги. – Будьте добры выбирать выражения! И отпустите даму!
– Не считаю необходимым подбирать выражения в общении с подонками! – ответил Блад, продолжая сверлить его вызывающим взглядом. – Что же касается дамы...
Он посмотрел на Марго и разжал пальцы, отпустив ее руку.
– То это, месье, не ваше собачье дело!
Дальше все произошло так быстро, что Марго не успела ничего понять.
Тондёр издал короткий крик ярости и схватился за шпагу. Возле него тут же возникли Вентадур и Анселло, встревоженные и мрачные, и вцепились в него, удерживая на месте.
Марго увидела, что Блад тоже потянулся к оружию, но Питт повис у него на правой руке, не давая вытащить шпагу из ножен. Возможно, если бы штурман не был так пьян, он смог бы сделать больше, но сейчас все, на что он был способен – это тянуть капитана назад всем своим весом. Силой Джереми бог не обидел, тем не менее, Бладу удалось сделать несколько шагов вперед, к Тондёру. Но он был вынужден остановиться, потому что перед ним возник Ибервиль.
– Тихо, тихо, капитан! – быстро проговорил он, вытянув руки.
– С дороги, Фил! – негромко сказал Блад, пытаясь отодвинуть его в сторону. – Сам понимаешь, у нас с ним есть кое-какие нерешенные дела...
Вокруг них мгновенно образовался плотный круг из зевак.
Марго видела, что оба лейтенанта Тондёра горячо что-то говорят ему на ухо. Лицо французского пирата сейчас было очень бледным, он тяжело дышал, кусая губы.
Блад стоял, улыбаясь, отмахиваясь от Питта, который все пытался утащить его назад. И от этой его улыбки Марго стало совсем не по себе.
– Питер, бога ради!.. – снова произнес Ибервиль.
– Отвали! – коротко ответил ему капитан, а потом толкнул так сильно, что француз отлетел в сторону, к зевакам.
А Блад сделал еще один шаг по направлению к Тондёру, волоча за собой Питта.
Французский пират уже сумел обрести самообладание, и на его губах появилась кривая презрительная улыбка.
– Да он пьян, господа! – произнес Тондёр громко, оглянувшись на зевак. – Вы же сами видите!..
– И это, возможно, уравняет твои силы с моими, – насмешливо отозвался Блад. – Впрочем, вижу, даже этого недостаточно, чтобы ты перестал поджимать хвост и принял мой вызов! Чего еще можно ждать от крысы?..
Тондёр, вскрикнув, снова схватился за шпагу, и Блад сделал то же самое.
Толпа зевак загудела, предвкушая жаркую схватку.
Марго, не выдержав, рванулась было к Бладу, но увидела, что рядом с ним, громко ругаясь, вырос Волверстон.
– Тихо, капитан! – прогудел старый волк, схватив Блада за плечо и дернув назад с такой силищей, что потянул и Питта заодно. – Успокойся! Уверен, это лишнее!..
Блад начал ругаться и сопротивляться, но Волверстон не обращал на это внимания и вытолкал капитана сначала из круга зевак, а потом и из таверны.
– Эй, это не по правилам! – хрипло заорал кто-то из посетителей. И толпа возмущенно загудела.
Тондёр также не выглядел довольным таким исходом событий. Он хмуро пытался освободиться от хватки своих лейтенантов.
Ибервиль выступил вперед, успокаивая пиратов. Как всегда, он был мастером по длинным, гладким и очень убедительным речам, и вскоре все посетители замерли, слушая его с разинутыми ртами.
– ...сейчас, как вы понимаете, это бы мало походило на честную дуэль, – говорил француз. – Но, уверен, капитан Блад будет готов принять вызов капитана Тондёра... когда наступит более удобное время.
Толпа одобрительно загудела.
– И я обязуюсь присутствовать на этой дуэли в качестве секунданта, – продолжал Ибервиль. И повернулся к Тондёру. – Если, конечно, господин капитан убежден, что она необходима.
Тондёр слушал эти слова, тяжело дыша. На его лице то появлялся, то исчезал румянец.
Ибервиль замолчал, глядя на него.
Марго протолкалась сквозь толпу, приблизившись к Тондёру. Тронула его за руку. Капитан быстро оглянулся на нее, а потом хотел снова повернуться к Ибервилю, но замер, услышав ее негромкие слова:
– Капитан, вспомните о вашем договоре с господином д'Ожероном! Неужели вы хотите подвести свою команду из-за такой мелочи? – прошептала она быстро.
Тондёр тихо выругался сквозь зубы, стиснув рукоять шпаги так, что костяшки пальцев побелели.
– Дьявол! – повторил он, покосившись на своих лейтенантов. – Будь он проклят!
– Так мне передать капитану Бладу ваш вызов, месье? – спросил Ибервиль подчеркнуто вежливо.
Марго затаила дыхание.
Тондёр стал совсем бледным.
– Не стоит утруждаться из-за такого... пустяка, - выдавил французский пират. – Мало ли что сболтнет пьяный идиот?
И он передернул плечами, нервно хохотнув.
Толпа зевак разочарованно загудела, а потом постепенно разошлась.
- Вот и ладно! – сказал Ибервиль, глядя вослед Тондёру, который, поникнув головой, медленно брел к выходу из таверны в сопровождении своих лейтенантов...
----------
* так проходит земная слава (лат.)
окончание следует...
@темы: Рафаэль Сабатини, Фанфики
понедельник, 17 февраля 2014
Три в одном
Название: Королева Марго
Автор: natoth
Бета: нет
Канон: Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада», «Хроники капитана Блада», «Удачи капитана Блада»
Персонажи: Питер Блад, Джереми Питт, Нэд Волверстон, Николас Дайк, Натаниэль Хагторп, Ибервиль, Марго (ОЖП), Луиза (ОЖП) и мн. др.
Размер: макси, 34449 слов
Категория: джен, гет
Жанр: драма, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Питер Блад, став капитаном «Арабеллы», приобретает известность среди Берегового Братства, но в один прекрасный вечер встречает человека из своего прошлого, в очередной раз убеждаясь, что мир очень тесен. Цикл историй, охватывающий период с 1687 по 1688 годы.
Предупреждения: ОЖП! Данная история написалась в попытке автора понять, были ли у Блада другие женщины, и если были, то как это возможно.
Примечания: В каноне Сабатини не упоминал, как именно зовут Ибервиля, так что я позволила себе смелость назвать его Филиппом. Считайте, это мой фанон.
Автор старался соблюдать матчасть, но ради сохранения духа и стиля Сабатини иногда обращался с ней вольно.
Содержание: история 1: «Неожиданная встреча», истории 2-4
история 5: Разговор по душам
Питер Блад вошел в небольшую и душную комнату, на ходу стягивая с плеч черный с серебром камзол. Он бросил его на спинку стула и остановился возле окна, дернул ставни на себя. Воздух на улице был таким же тяжелым и влажным, как в комнате. Капитан посмотрел на небо, на котором собирались темные тучи. Сезон дождей еще не закончился, и близился очередной ночной ливень.
Из окна было видно море, и Блад застыл на некоторое время, глядя на корабли, стоявшие на рейде. А потом тяжело вздохнул, проведя ладонью по лицу. Ощутил, как мелко подрагивают пальцы. Его все еще трясло после недавнего визита в дом губернатора.
«Не надо было принимать приглашение мадемуазель д'Ожерон, – подумал он мрачно. – Знал ведь, что ничего хорошего из этого не выйдет».
Блад постарался перестать думать о недавнем разговоре с Мадлен и не вспоминать ее горькие слезы. А также жестокие слова, которые ему пришлось произнести. Он старался говорить как можно мягче и вежливее, но от этого суть сказанного не менялась.
«Это как ампутация, – пытался убедить себя Блад. – Спасение и исцеление через боль. Я должен был сказать ей это, рано или поздно. И лучше рано, пока все не зашло слишком далеко».
За окном стало еще темнее, где-то вдали громыхнул гром.
Ненадолго повеял ветер, всколыхнув занавески.
Мысли Блада привычно вернулись к Арабелле Бишоп и ее жестокому приговору.
Вор и пират.
«Если бы она сказала эти слова раньше... оказался бы я в таком идиотском положении?» – подумал он вдруг, нахмурившись.
Прошло уже столько дней, а боль не становилась меньше. Он видел ее во сне, даже если это было тяжелое пьяное забытье. Он слышал ее строгий голос каждый раз, когда оставался один. А такое случалось сейчас часто, потому что видеть кого-то из своих офицеров или тортугских знакомых ему не хотелось.
Было бы ему также больно, если бы она сказала все эти жестокие слова сразу? Если бы он узнал ее мнение о себе в первый год своей пиратской деятельности?
Несомненно, ему было бы чертовски обидно. Но наверняка он нашел бы в себе силы это пережить и идти дальше.
Сейчас же, после того, как он три года дурачил себя несбыточными иллюзиями и надеждами… эти два коротких презрительных слова обрели над ним невероятную силу и власть.
«Я все сделал правильно, - подумал Блад, отойдя от окна. – Быть может, потом Мадлен будет мне благодарна за это...»
Но это случится потом. А сейчас ей должно быть чертовски больно. Ему же остается баюкать неспокойную совесть напыщенными фразами.
Путь к исцелению часто лежит через страдания.
Интересно, когда же это случится и с ним? И случится ли вообще?
Боль не уходила. Она просто принимала разные формы. Если раньше она была острой и невыносимой, как будто в грудь ему вонзили клинок, то теперь накатывала вспышками, не менее мучительными.
Питеру Бладу чертовски хотелось выпить, чтобы успокоиться и стереть из памяти недавний неприятный разговор.
Где же Жак?
Капитан обернулся и посмотрел на дверь, нахмурившись. И услышал стук.
– Да? – мрачно буркнул он, прислонившись к столу.
Дверь распахнулась, и в комнату вошла Марго с двумя бутылками рома в руках. Она замерла на пороге, глядя на него. Потом закрыла дверь и сделала несколько робких шагов вперед.
Блад отметил, что она держится очень напряженно. Скорее всего, это его вина. В последние дни он редко появлялся здесь трезвым. И не всегда вел себя вежливо.
Капитан прогнал эти мысли, зная, что потом начнутся угрызения совести. А сейчас он вовсе не хотел, чтобы это отравляло ему вечер. Да, последние полтора месяца он вел себя как последняя свинья. И что? Разве он не имеет на это право? Всю свою жизнь он старался вести себя так, как хотелось бы другим. Но теперь все будет по-другому. Теперь он будет думать только о себе.
«Раз уж я вор и пират…»
Блад заставил себя улыбнуться.
— Здравствуй, Марго, милая! Спасибо, что принесла мой ром. Поставь его на стол, будь так любезна.
Она не заслужила грубого обращения, особенно от него. Ради нее он сделает усилие и постарается вести себя любезно. Хотя бы ближайшие полчаса, пока еще трезв.
Блад шагнул к столу, чтобы забрать у нее бутылку. Но Марго чуть отодвинулась назад, продолжая держать ее в руке. Глаза ее смотрели на него с печалью и укоризной.
– В чем дело, Марго? – спросил он ровным и мягким голосом. – Это же мой заказ, не так ли?
– Да, капитан, это твой ром, – негромко ответила она, потупив глаза.
– Прекрасно, тогда отдай его мне! – он протянул руку, криво улыбнувшись.
Но она продолжала сжимать бутылку, чуть сдвинув золотистые брови.
– Так-так… – протянул Блад, опустив руку. – Что все это значит, Марго?
Это был дежурный вопрос. Капитан догадывался, что она хочет ему сказать. В последнее время все вокруг будто сговорились и пытались наставить его на путь истинный. Волверстон, Джереми, Хагторп, даже Ибервиль – все приходили к нему читать нотации. Пытались заинтересовать его планами новых походов против испанцев. Говорили, что травить себя ромом – не самая лучшая идея. И старались всячески его растормошить.
Они выражали свое беспокойство по-разному: кто-то врывался к нему в каюту и начинал материться, кто-то пытался отобрать у него выпивку…
Но Блад знал, что на самом деле им просто нужен тот, кто повел бы их в очередной налет. Тот, кто решил бы их проблемы. Поэтому – и только поэтому, – они были так настойчивы. Они хотели, чтобы он, Питер Блад, снова жил ради них. И вел себя так, как им хотелось бы. Но этого больше этого не будет. Он отныне сам по себе. Тем более, что большая часть этих людей уже сделала свой выбор там, на Ямайке. Они получили то, что хотели, только и всего. И пусть теперь оставят его в покое! Он будет делать теперь только то, что хочет сам. И все, что ему сейчас хотелось – это ром.
– Капитан, – Марго подняла на него свои зеленые глаза, собравшись с духом. – Выпить ты всегда успеешь. Но, раз уж сейчас ты трезвый, может быть, сначала поговорим?
Блад посмотрел на нее с печальной улыбкой.
«Нет, это точно сговор».
– Марго, не думаю, что сегодня от нашей беседы будет толк. Особенно, если ты намерена помешать мне напиться.
И он еще раз попытался забрать у нее бутылку.
Но Марго опять увернулась.
Блад чуть нахмурился. Но голос его, когда он заговорил, стал еще ласковее.
– Марго, дорогуша, если честно, я сейчас совершенно не в настроении для подобных шуток. У меня был ужасный день и не менее отвратительный вечер, так что мне срочно надо выпить. Так что тебе лучше отдать мне бутылку. Или я закажу еще одну у Жака.
Марго тяжело вздохнула, подняв на него глаза. Потом обречено протянула ему бутылку. И наблюдала, как Блад, сорвав восковую печать с горлышка, сделал длинный глоток.
Оторвавшись от бутылки, он, тряхнув длинными волосами, посмотрел на нее, прищурившись.
– Так о чем ты хотела поговорить? – небрежно поинтересовался он, вытирая губы тыльной стороной ладони. – Попробую угадать. Почему я пью? И что со мной случилось? Так?
Она кивнула, печально глядя на него.
Блад фыркнул, передернув плечами, и в его глазах промелькнула искра злой иронии.
– Что случилось? Ничего особенного. Просто у меня с утра во рту ни капли рома не было. Пришлось побыть трезвым ради господина губернатора. Пожалуй, больше я не буду ходить в его дом. Слишком уж тяжело терпеть целый день…без выпивки…
– Неужели это из-за того патента? – спросила Марго, не обращая внимания на его слова.
Она хотела задать другой вопрос, но эти слова вырвались почти против воли. Вся Тортуга обсуждала его недавнее приключение на Ямайке. И слухи ходили самые противоречивые.
Блад замолчал, удивленно посмотрев на нее. И выражение его лица мгновенно изменилось.
– Причем тут патент? – холодно спросил он.
Марго пожала плечами, на ее щеках появился румянец.
– Просто капитан Волверстон рассказал, что тебе пришлось пойти на королевскую службу… чтобы прикрыть всех, кто был на «Арабелле» от виселицы…
– Так все и было, – сухо ответил Блад, и глаза его были холодными, как лед.
– Ну… я подумала, что, наверное, это было нелегкое для тебя решение… которое многие на Тортуге могли неправильно понять…
– Так ты полагаешь, что я пью из-за того, что боюсь последствий этого поступка? – в голосе Блада зазвенели металлические нотки. – Боюсь, что кто-нибудь сочтет меня предателем? Да?
Марго покраснела еще больше. Тон капитана теперь был почти вызывающим, и это смутило ее.
– Я... не это имела в виду, – попыталась она объясниться. – Я вовсе не хотела тебя в чем-то обвинить…
– Значит, ты не считаешь меня предателем? – теперь Блад открыто кривил губы в издевательской ухмылке. – Ну, Марго, скажи честно! Раз уж ты сама предложила задушевный разговор! Я же не совсем глухой, знаю, какие сплетни ходят обо мне на Тортуге. Ты считаешь меня предателем и трусом?
Марго взмахнула рукой, огорченная его язвительными вопросами.
– Зачем ты так, капитан? Я же понимаю, что ты сделал это, чтобы спасти своих людей. Разве это предательство?
Блад засмеялся. И это был очень злой и издевательский смех.
– А если бы тебе сказали, что я взял этот патент добровольно, что бы ты подумала, а? – спросил он, снова поднося бутылку к губам. Он улыбался, но глаза его смотрели на нее очень странно и жестко.
– Я бы не поверила, – ответила Марго, смело встретив его взгляд. – Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы попасться на такую нелепицу.
Блад рассмеялся снова, и это ее немного разозлило.
– О, капитан, это далеко не первая сплетня про тебя, так что мои слова вовсе не шутка! – воскликнула Марго, нахмурившись.
Но Блад продолжал смеяться, качая головой.
«Увы, далеко не все такие недоверчивые, - подумал он с горечью. – И я много бы дал, чтобы услышать что-то подобное из других уст».
– Да, милая, ты меня знаешь... но вряд ли хорошо, – сказал он, наконец. – И это к лучшему, поверь!
Он сделал еще один долгий глоток рома, прислушался к раскатам грома за окном. А потом, кивнув каким-то своим мыслям, посмотрел на нее.
– Итак, ты узнала все, о чем хотела спросить? Полагаю, мой ответ был достаточно исчерпывающим. Как видишь, это не патент. А сейчас, извини, я бы хотел побыть один.
И он выразительно посмотрел на нее.
Марго закусила губу. Повернувшись, она медленно пошла к двери, но у самого порога остановилась и спросила:
– Неужели все из-за мадемуазель д'Ожерон?
Блад приподнял брови, и губы его снова скривились в улыбке.
– А говорила, что не веришь сплетням, – укоризненно протянул он.
Марго вспыхнула от этой откровенной насмешки.
– А что еще можно подумать, капитан? – ответила она, свернув глазами. – Я же многое замечаю... волей-неволей! С тех пор, как ты вернулся, между вами словно кошка пробежала. Раньше ты чуть ли не каждый день к губернатору ходил с визитами. А теперь? Тебя будто подменили. Неужели губернаторская дочка тебя так извела?!
Блад засмеялся снова, прикрыв лицо рукой.
– Все немного не так, как ты думаешь, но я действительно постараюсь держаться подальше от мадемуазель д'Ожерон, – ответил он, когда смог немного успокоиться.
– Или господин д'Ожерон не хочет видеть тебя своим зятем? – Марго чувствовала, что заходит в своем любопытстве опасно далеко, но не могла остановиться. В тавернах Тортуги действительно любили поболтать насчет отношений между капитаном Бладом и дочерью губернатора. Равно как и о готовящейся свадьбе.
Блад, конечно, все отрицал, но кто знает этих мужчин? За год он мог изменить свое решение. В конце концов, Мадлен д'Ожерон слыла красавицей. И была весьма завидной невестой.
Ее вопрос вызвал у Блада еще один взрыв смеха.
– Я бы прекрасно понял господина д'Ожерона, если бы он отказался выдать свою дочь за такого, как я, - сказал он, наконец.
– А вот тут ты не прав, капитан! – возразила Марго, шагнув к нему. – И если только это тебя останавливает...
– Не только это, конечно, – ответил Блад. – Но подумай сама, велика ли радость для девушки из такой хорошей семьи заполучить в мужья вора и пирата? Беглого каторжника и осужденного бунтовщика, по которому плачет веревка?
Он с кривой улыбкой ждал ее ответа, покусывая губы.
– Если девушка тебя любит, то это совершенно не имеет значения, – тихо произнесла Марго, поглядев ему в глаза.
И очень осторожно дотронулась до его плеча.
Что же все-таки стряслось с капитаном? Он ведь был совершенно другим еще полгода назад. Куда делся этот задорный огонь из его глаз? Быть может, удастся вернуть его прежнего? Хотя бы на несколько мгновений? Она скучала по его улыбке и смеху. Он и сейчас улыбался, но это было совершенно другое веселье, злое и горькое.
Господи, как же была прекрасна прошлая осень, и насколько тяжело сейчас!
Марго медленно провела ладонью по его руке. И почувствовала, как Блад вдруг вздрогнул и напрягся.
– Если девушка любит... – повторил он негромко, глядя куда-то в сторону.
«Да, это была всего лишь иллюзия. Несбыточный сон. А теперь пора просыпаться...»
Если бы Арабелла Бишоп хоть немного любила его, она никогда бы не сказала таких жестоких слов. Никогда...
Блад резко посмотрел ей в глаза.
И Марго почувствовала, что щеки ее залил жаркий румянец, а сердце на мгновение заколотилось часто-часто. Такой это был пронизывающий взгляд.
Блад высвободил свою руку. И глаза его теперь стали совершенно невыразительными и холодными.
– Спасибо за разговор, Марго, но сейчас тебе лучше уйти, – сказал он ровным голосом.
– Ты уверен, капитан? – спросила она хрипло, поражаясь собственной дерзости.
Он снова некоторое время смотрел на нее. И тяжело вздохнул.
«Что же сегодня за день такой?! – подумал Блад, чувствуя, что снова начинает дрожать. – Сначала Мадлен, а теперь, похоже, и Марго... Еще одного разговора по душам мне не выдержать...»
Он очень хотел надеяться, что ошибся, но ее глаза были такими выразительными...
«Черт побери! Неужели я еще недостаточно дров наломал?!»
И ведь не объяснить ей, что он действительно не сможет остаться... потому что это будет чертов обман. Себя и ее. Потому что слишком свежа эта рана, и он все еще помнит ее лицо и ее голос.
– Да, уверен. Иди же!
Она стояла, как будто оглушенная. А потом посмотрела на него внимательно. И стиснула губы, мотнув головой.
– Нет, я не уйду. Ведь ты же опять напьешься, – горько сказала она.
Блад кивнул, потянувшись за второй бутылкой рома, которую она все еще сжимала в руке.
Марго отпрянула, убрав руку за спину.
– Напьюсь. Тут ты абсолютно права, – сказал он.
– Если бы ты знал, капитан, как больно смотреть на тебя... такого! – воскликнула Марго, не выдержав.
– О, моя дорогая, смотреть вовсе необязательно, – невозмутимо ответил Блад. – Поэтому я и прошу тебя уйти.
Выражение ее лица изменилось, и он добавил, потянувшись за своим камзолом:
– Впрочем, какая к черту разница, кто из нас уйдет? – и он быстро направился к двери, подхватив камзол со спинки стула. – Так даже будет лучше... для нас обоих.
– Капитан! – окликнула она его в отчаянии.
Вместо ответа Блад подошел к ней и, поймав за запястье, очень аккуратно, но в то же время неумолимо, забрал бутылку с ромом.
Поклонился ей и вышел за дверь.
Марго стояла в оцепенении, пока оглушительный раскат грома за окном не пробудил ее и не заставил ринуться из пустой комнаты прочь...
история 6: Дождь
Четыре дня спустя после разговора с Марго…
Место: фрегат «Арабелла»
– Извините, капитан Волверстон, но вас велено не пускать на борт, – смущенно произнес боцман Хейтон, перегнувшись через фальшборт.
Нэд Волверстон приоткрыл рот в удивлении, глядя на него снизу вверх, сидя на корме шлюпки, пришвартовавшейся к борту «Арабеллы».
Стояла отвратительная погода: дождь лил уже третьи сутки, не переставая. Поверхность моря вся была в ряби от тяжелых капель. Гребцы кутались в плащи и куртки, ожидая, какое решение примет их пассажир.
– Хорошенькое дело! – протянул Волверстон, тряхнув мокрыми волосами. – И чье это распоряжение?
– Капитана, – ответил Хейтон со вздохом. И снова добавил: – Извините. Сами понимаете, сэр, приказ есть приказ.
Старый волк стиснул челюсти, нахмурив седые брови.
«Надо же, какой злопамятный», – подумал он мрачно. А потом снова поднял голову вверх.
– Да я понимаю, Джейк. Тогда позови Джереми. Это, надеюсь, капитан еще не запретил?
Боцман уже кликнул одного из вахтенных матросов, стоявших неподалеку, приказав позвать штурмана.
– А капитан-то на борту? – спросил Волверстон, кривя губы.
Боцман кивнул.
– У себя, сэр.
– Небось, опять нализался?
Боцман выразительно посмотрел на старого волка и снова кивнул.
Волверстон длинно выругался, выражая свое отношение к ситуации.
– Эй, Нэд! – наверху появилась белокурая голова штурмана. Он был таким же мрачным, как и боцман. – Ты мне объясни, что ты такое Питеру ляпнул, что он тебя видеть не хочет? Вчера чуть каюту свою вдребезги не разнес. И сегодня не в духе.
– Это я тебе потом скажу, не при всех, – многозначительно ответил Волверстон.
Питт покачал головой, поджав губы.
– Ладно, я тогда к себе отплываю, – буркнул Волверстон, махая рукой своим гребцам. – Раз тут такое дело. А ты, Джереми, не зевай. Следи за капитаном. Совсем он дурной в последнее время. Как бы чего не учудил. На тебя только и надежда осталась. Всех остальных он уже распугал. Даже Ибервиля.
– Серьезно?! – Джереми выпучил глаза. – Когда только успел?!
– Я толком не знаю, чего они там не поделили, – отозвался Волверстон, пока гребцы осторожно отталкивали шлюпку от борта «Арабеллы». – Но они уже почти неделю не разговаривают. Неужели ты не заметил? Впрочем, Питер сейчас ни с кем особо не разговаривает... – и старый волк расстроено сплюнул за борт.
Джереми Питт облокотился о фальшборт, наблюдая, как шлюпка со старым волком исчезает в пелене дождя. А потом, вздохнув, направился вниз, к каютам.
Капли дождя продолжали барабанить по размокшей и потемневшей палубе, вода с журчанием стекала в шпигаты...
Он шел по темному и узкому коридору, когда дверь капитанской каюты неожиданно распахнулась.
– Кто там был? – услышал он резкий и хриплый голос капитана. – Не Волверстон, надеюсь?
Питт хотел было ответить, но в последний момент покачал головой. Лучше, наверное, не говорить о старом волке сегодня. Он еще помнил, с какой яростью Блад реагировал на одно упоминание о нем вчера.
– Торговцы фруктами, – солгал Джереми, чувствуя себя отвратительно.
Блад кивнул, а потом громко крикнул Бенджамина, потребовав, чтобы тот принес ему рому.
Питт поморщился, не в силах скрывать свои чувства.
Слова Волверстона не шли у него из головы. И впрямь, кто, если не он, позаботится о капитане?
Вряд ли стоило надеяться на других его товарищей по Барбадосу, оставшихся на «Арабелле». Здесь были еще Огл и Дайк, но капитан как будто их не замечал с первых дней возвращения из Порт–Ройяла. И это выглядело даже более жутко, чем его гнев на Волверстона.
«В конце концов, что он мне сделает? – подумал Джереми, поджав губы. – Ударит? Убьет? Поднимет на смех? Мне уже ничего не страшно, лишь бы пить перестал!»
– Хватит уж, Питер, – сказал он сердито, шагнув в его каюту. – Ты не просыхаешь уже четвертый день! Так и окочуриться недолго!
Блад насмешливо посмотрел на него, опираясь о переборку. Выглядел он действительно жутко, и шатало его изрядно.
– Воо... воопше-то, Джерри, я пью несколько дольше, – сказал капитан, заикаясь и коверкая слова. Ирландский акцент становился более сильным, когда он напивался. – Но спасиба за заботу! Ты ошень внимательный!
Его ирония раздражала Питта все больше.
– Я знаю! – резко ответил он, помогая капитану добраться до кресла. – Но раньше ты хотя бы делал паузы между своими пьянками. А сейчас–то что стряслось? Ты же совсем озверел! Нэда чуть не убил позавчера, с Ибервилем повздорил...
– Да... вот такая я с-скотина, – икнул Блад, рухнув в кресло. – А если ты будешь мне морали читать... и с тобой повздорю!
Питт в ответ только толкнул его в плечо, отбив слабую попытку капитана замахнуться на него.
– Ну, попытайся, – ответил он мрачно. – Только я ведь терпеть не стану. Врежу тебе по первое число. По-дружески. От души.
Блад улыбнулся, опустив руку.
– Нет, Джереми, дружище. Тебя тронуть не смогу. Но до греха тебе лучше меня не доводить. И так тошно...
– После второй бутылки рома-то! Это неудивительно! – фыркнул Джереми. – Меня бы тоже выворачивало...
Блад нетерпеливо стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
– Да не от рома тошно, дурище! Впрочем, и от него тоже.
Питт уставился на него вопросительно.
– От чего же еще?
Капитан перестал улыбаться и со стоном провел руками по лицу.
– А что... я действительно Ибервиля обидел? – спросил он, продолжая прятать лицо в ладонях.
– Говорят, что так, – ответил Питт осторожно.
– Дьявол... – пробормотал Блад, облокотившись о стол. – И впрямь, сущее скотство. Не... не помню, к-когда успел.
– Да как тут все помнить, когда ты не просыхаешь! – укоризненно сказал Питт. – Давай, Питер, бросай это дело.
– Я ведь и Марго обидел, – неожиданно произнес Блад, почти улегшись ничком на стол. – И кто я после этого, а?
Он резко выпрямился и зло посмотрел на Джереми.
– Последняя скотина! Вор и пират! – выкрикнул он с яростью.
Питт попытался его утихомирить, как мог.
– А что я сказал мад... мадмузель д'Ожерон? – промычал Блад, пока Джереми, похлопывая по плечу, подталкивал его к кровати.
– Не знаю... а что?
Питт, заметив Бенджамина, заглядывавшего в дверь, поманил его к себе.
Блад, покачнувшись, послушно плюхнулся на кровать. Негр принялся стаскивать с него обувь.
– Н-не помню, – ответил Блад изменившимся голосом. И посмотрел на Питта с грустью в тускло-синих глазах. – Но в-вряд ли что-то хорошее. Иначе она бы не плакала.
Питт тяжело вздохнул. А ведь он так надеялся, что хоть что-то после того визита изменится.
Ведь капитан даже смог продержаться трезвым почти весь день.
– Какой же ты дурак, Питер, – не выдержал он, толкая Блада так, чтобы тот улегся на постель. Капитан был пьян настолько, что сопротивляться уже не мог. – Они же тебя, идиота, любят!
– Кто? – пробормотал Блад, встрепенувшись.
– Неважно! – отмахнулся Джереми, толкая его назад. – Тебе все равно на это плевать. Спи давай!
Он уже хотел уйти к себе, а Бенджамин тихонечко принялся прибирать обычный бардак в каюте, когда Блад снова попытался сесть.
– Мне... мне надо на берег, с-срочно! – сказал он.
Питт вздохнул и вернулся, поймав его как раз тогда, когда он почти рухнул с кровати.
– Какой тебе, к черту, берег? – сердито сказал он, укладывая Блада обратно. – Ты на себя посмотри! Ты и двух шагов сейчас не сделаешь. Лежи и спи!
– Т-ты не понимаешь! – промычал Блад, упорно продолжая подниматься. – Я... я должен извиниться...
– Хорошее дело. Но ты можешь это и завтра сделать. Если вспомнишь, – ответил Питт с тяжелым вздохом.
– Вспомню! – Блад тряхнул грязными и спутанными волосами. – Такое даже после трех бутылок рома не забудешь...
– Ой ли? – Питт был преисполнен пессимизма.
Блад посмотрел ему в глаза и криво улыбнулся.
– Проверил, как видишь. Все помню. Почти.
– Ты уснешь, или нет? – прикрикнул на него Джереми.
Блад перестал пытаться встать и устало улыбнулся, глядя на штурмана.
– Может... может она меня простит, а?
– Кто? – спросил Джереми, непонимающе нахмурив светлые брови.
Но Блад уже дремал, прикрыв глаза.
история 7: Пробуждение
Судовой колокол звонко и четко пробил полдень. И почти сразу на палубе послышался быстрый топот ног и трель боцманской дудки.
Питер Блад поморщился, прикрыв ладонью глаза от ярких солнечных лучей, которые били прямо в лицо из кормового иллюминатора. Звон рынды отзывался в висках и затылке адской болью.
Блад замер, ожидая, когда голова перестанет кружиться. Он уже успел привыкнуть к подобным пробуждениям и даже выработал определенный порядок действий. Сейчас, к примеру, следовало некоторое время лежать неподвижно и ни в коем случае не открывать глаза и не крутить головой.
И надеяться, что адский шум на палубе стихнет. Впрочем, он всегда может его прекратить одним властным окриком. Вот только кричать сейчас тоже не стоило, чтобы не усугублять и без того скверное самочувствие.
Топот ног сменился журчанием воды и шуршанием швабр. Почему-то это показалось капитану странным, но задумываться над этим он не стал, зная, что это вряд ли поможет избавиться от головной боли.
Блад лежал с закрытыми глазами, ощущая легкое покачивание корабля. И постепенно вспоминал то, что происходило раньше. Большая часть событий виделась будто в тумане. И только совсем крошечные кусочки были до боли отчетливыми. Некоторые воспоминания вызывали гнев, другие – жгучий стыд. И еще несколько - сильнейшую тоску.
«И что толку от выпивки, если я все это помню?» – подумал он раздраженно.
Блад действительно хотел бы проснуться в один прекрасный день и обнаружить, что все забыл.
И жестокие слова мисс Бишоп, и свое отвратительное поведение во время разговора с мадемуазель д'Ожерон, и совершенно безобразную ссору с Волверстоном.
«А ведь старый волк был, как ни крути, прав, – мелькнуло в голове у Блада. – Зачем я продолжаю цепляться за нее? Ради чего? Марго тоже верно сказала: если бы она любила меня, то вряд ли стала бы придираться к таким пустякам... Впрочем, я что-то путаю, она говорила как-то иначе... А! Неважно. Ради чего я корчу из себя идиота? Ведь она для меня потеряна. И никогда не была моей. Когда я это осознаю? Я ведь не смогу пойти в Порт-Ройял и взять ее силой, как предлагал Нэд. И что тогда остается? Черт побери, пора определиться. Если не могу удержать, надо отпустить. И точка».
Он криво улыбнулся, понимая, что сделать это труднее, чем сказать.
А все потому, что какая-то потаенная часть его все еще надеется, что она хоть что-то к нему чувствовала.
«Блажь, Питер, – сказал он сам себе, пытаясь повернуть голову так, чтобы проклятое солнце перестало жечь глаза. – Ты, как дурак, назвал в ее честь свой корабль. И что? Она даже не заметила этого! О каких чувствах к тебе, кроме отвращения и презрения, можно говорить?»
А он все три года жил с ее именем на устах. И не только он! Вся его команда, и матросы с кораблей его эскадры повторяли ее имя. Как молитву. А ему оно помогало не забывать. Не только о ней. Но и о том, кто он такой. Помогало держать себя в руках. Оставаться человеком, черт побери.
«Может, дать кораблю другое имя?» – подумал Блад внезапно. И хрипло хохотнул, понимая, насколько нелепо это будет выглядеть. Пусть уж команда и дальше тешится, обсуждая его смешные чувства к племяннице губернатора Ямайки... Теперь-то это ни для кого не секрет...
К тому же он поклялся покончить с пиратством. Какая разница, как будет зваться корабль, если он больше не выйдет на нем в море?
Кажется, именно на этой почве он поругался с Ибервилем. Бедолага Филипп все никак не мог поверить в то, что он действительно завязал с пиратством. И что бессмысленно донимать его предложениями о будущих набегах на испанцев.
«Это все от безделья, Питер, - говорил француз, хлопая его по плечу. – Вот увидишь, как только установится хорошая погода, тебе сразу захочется в море... Я же тебя знаю!»
Увы, Блад тогда был в весьма поганом настроении, поэтому ответ его был прямым и крайне невежливым.
«Ни черта ты меня не знаешь, Фил, и меня по себе не суди!»
Это, он, конечно, зря ляпнул. Но слово, как известно, не воробей. А Ибервиль, если его неудачно задеть, взрывается не хуже пороха...
К шарканью швабр прибавился скрежет пемзы. Голова заныла еще сильнее, и капитан раздраженно попытался сесть в постели.
– К-какого дьявола?! – проворчал он, морщась. – Бен!
Ему надо срочно выпить рому. И тогда тиски, сжимающие голову, исчезнут. Вместе с этим адским барабаном. В чем вообще дело? Почему бьют тревогу?
Ему понадобилось еще несколько минут, чтобы осознать, что барабан звучит исключительно в его голове.
– Что за непорядок и свинство! – ворчал он, озираясь по сторонам. Приходилось поворачиваться всем телом, чтобы не беспокоить бедную голову. – Уже полдень, ч-черт подери, а эти скоты только начали убираться! И куда только смотрит Хейтон?! Бен...Бенджамин!
На смену раскаянию и горькой тоске пришла злость.
Чертов негр все не приходил. Куда он вообще запропастился?
– Бен! – позвал Блад снова, на сей раз громче.
И снова никакого ответа от стюарда.
– Ну, все, сегодня я тебя точно отлуплю! – прорычал Блад, поднимаясь на ноги. Его пошатывало, но он уже привык к подобному состоянию.
Выкрикивая имя своего слуги, капитан выглянул в коридор.
И едва не сбил Бенджамина с ног. Негр, вскрикнув, судорожно прижал к груди большую кружку.
– Сдохнуть можно, пока ты дойдешь! – сердито сказал Блад и протянул руку, чтобы забрать кружку.
Но стюард отпрянул, покачав головой. Черные глаза его испуганно и виновато уставились на капитана.
– О, прошу прощения, сэр, но это не для вас! – пролепетал Бен.
Блад сердито нахмурился.
– Это как понимать? – заворчал он на слугу.
– Это для мистера Дайка, сэр, – ответил Бен, справившись с паникой, которая каждый раз накатывала на него, когда капитан начинал говорить угрожающим тоном.
Блад обнаружил, что в кружке вовсе не ром, а какая-то резко пахнущая жидкость.
– Отвар для живота, сэр, – пояснил стюард, отчаянно моргая. – Вот, несу мистеру Дайку...
Блад прищурился, пытаясь сосредоточиться.
– Ты хочешь сказать, что мистер Дайк опять животом мается?
– Да, сэр, - кивнул Бенджамин. – Уже второй день.
– Пойдем-ка, - Блад поманил негра за собой и, пошатываясь, двинулся к каюте лейтенанта.
Николас Дайк выглядел похожим на приведение: бледный и поникший, он лежал на койке, схватившись за живот.
Увидев капитана и стюарда, он попытался сесть, но Блад его остановил.
– Лежи! – сказал он строго. – Опять всё то же?
И, ухватив его за руку, принялся нащупывать пульс. Блад делал это просто по привычке, потому что одного взгляда на Ника было достаточно, чтобы понять, что он снова страдает от застарелой болячки, которую заработал на барбадосских плантациях.
Лейтенант кивнул, глядя на него озадаченно и немного ошеломленно. И удивление его можно было понять: Питер Блад не заходил к нему и практически не разговаривал с ним с тех пор, как они вернулись из Порт-Ройяла.
Но осмотру Дайк противиться не стал.
– Отвар тут не особо поможет, Ник, – сказал Блад, стараясь не морщиться от боли в голове. И бесцеремонно оттянул ему веко, чтобы увидеть цвет слизистой. – Я тебе ведь микстуру в прошлый раз прописывал? Надо было сразу ее пить, не ждать, когда скрутит. Ну и полежать тебе сегодня придется.
Дайк только пожал плечами, чуть укоризненно посмотрев на Бенджамина, стоявшего рядом с Бладом. Негр беззвучно шевельнул губами, выразительно скосив глаза на капитана.
– Да я сейчас уже встану, – сказал Дайк негромко. – Дел куча, некогда валяться.
– Какие, к черту, дела? – заворчал Блад, нахмурившись. – С твоим обострением ulcus ventriculi шутки плохи!
Дайк снова переглянулся с Бенджамином. А потом ответил очень ровным и мягким голосом, терпеливо, как будто разговаривал с ребенком:
– А за кораблем кто присматривать будет, Питер? Надо же порядок навести после недавнего урагана. Палубы уже драят. Но надо еще паруса просушить и проследить, чтобы наши парни все медяшки до блеска натерли. Не хватало еще плесенью зарасти, как какому-нибудь вшивому купцу...
Питер Блад поднял брови в изумлении.
– Какого урагана?
Дайк тяжело вздохнул, проведя языком по губам. Бенджамин шмыгнул носом, потупившись.
Заметив их напряженные лица, Блад осознал, что сказал что-то не то.
– Горазд же ты пить, капитан! – сказал Дайк, наконец. И в его черных глазах промелькнула насмешливая искра, а губы искривились в улыбке. – Тут такое творилось три дня назад, что впору поседеть! А ты даже не проснулся! Как мы тебя с Джереми положили тогда на койку, так там ты и провалялся до утра...
– Шутишь? – недоверчиво перебил его Блад, чувствуя, что щеки заливает румянец. Лейтенант вполне мог устроить подобный розыгрыш. Это было весьма в его духе.
– Да кого угодно на «Арабелле» спроси, скажут то же самое, – фыркнул Дайк, а потом снова схватился за живот, скривившись от боли.
– Но... почему мне не доложили? – хрипло спросил капитан, чувствуя себя крайне неловко.
«Черт, срочно нужно выпить. Тогда известия о недавних событиях не производят такого сокрушительного впечатления».
Дайк улыбнулся еще шире. Но в глазах его веселья не было.
– Вот и докладываю, капитан, – ответил он все тем же ласковым тоном.
Блад выслушал его короткий, но красочный рассказ о том, как дня три назад над Тортугой пронесся бурный ураган, причинив множество повреждений на берегу и устроив сущий хаос в гавани.
– Мы-то, считай, легко отделались, якоря не подвели, благодарение небу. Закрепиться успели на совесть. Да и Джереми наш, голова, выбрал место в стороне от других кораблей. И все равно, когда налетел первый шквал, вспомнили всех богов и чертей... А вот соседу нашему по рейду, да-да, я про старину Мюррея, повезло меньше: его шлюп сорвало с якоря и швырнуло на берег. Уж не знаю, смогут ли они отремонтировать то, что осталось... А главное – дотащить это до воды...
И Дайк коротко хохотнул, а потом охнул, согнувшись.
Блад слушал и морщился, держась за гудящую с похмелья голову, тщетно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь про тот вечер. И ничего не получалось.
– А потом полило как из ведра... носу не высунуть, – закончил свой рассказ лейтенант. – Вот только сегодня распогодилось. Надеюсь, успеем прибраться до нового шторма...
– И все же, тебе сейчас лучше полежать. Хейтон вполне справится с делами без тебя, – пробормотал Блад, стараясь не показывать смущения.
«А без меня вы и так обходитесь», - подумал он с горечью.
– Бедный Мюррей не знает, за что взяться. А наша девочка просто умница,– Дайк с нежностью провел рукой по переборке. – Все выдержала. Вот погода наладится, сделаем ей кренгование. И будет как новенькая. С такой красавицей можно хоть к черту на рога плыть! Ведь так, а, капитан?
Блад куснул губу, поглядев в иллюминатор.
– Бен, принеси из моей медицинской сумки микстуру для мистера Дайка, – сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Каждую досочку переберем, и поставим нормальную грот-мачту, а не то гнилье, что нам на Ямайке подсунули, – продолжал говорить с кораблем лейтенант.
Блад привык к этой его причуде. Как и все на корабле. Впрочем, в определенные моменты этим грешили почти все: и простые матросы, и офицеры.
– Я тут подумал, капитан, что, если раздобыть для обшивки днища хороший дуб? Его тогда ни одна гниль не возьмет. Наверняка можно как-то это устроить? Обратиться к губернатору, например... Ты как насчет этого? Может, заняться, а?
Дайк говорил вроде бы обыденно, но Блад уловил напряженность в его голосе.
«Вот хитрая сволочь! И он туда же!» – устало подумал капитан, потирая ноющий висок.
– Займись, раз надо, – сказал он равнодушно.
А потом добавил небрежно, удивляясь, как раньше не пришел к этому решению:
– Из тебя бы неплохой капитан получился, Ник. А мне, видимо, пора на берег, к медицинской практике. Банкам и пиявкам, как говаривал наш друг Истерлинг.
– Шутишь, капитан? – теперь настала очередь Дайка удивляться.
– А почему бы и нет, Ник? – Блад криво улыбнулся, посмотрев в черные глаза лейтенанта. – Вот возьму, и передам тебе «Арабеллу». Раз уж сам решил с пиратством покончить. Ты этот корабль знаешь, как свои пять пальцев. И он попадет в хорошие руки.
Дайк разинул рот и некоторое время смотрел на Блада. А потом засмеялся, качая головой.
– Точно, шутишь! «Арабеллу» он мне передаст! И ты думаешь, я этому поверю? Да ни один капитан, даже такой пропойца, как ты, до такого не додумается!
– Ты выражения-то подбирай! – мрачно пригрозил ему Блад. А потом не выдержал и тоже дотронулся до переборки. Дерево под ладонью было теплым, шершавым и чуточку влажным. Впрочем, после недавнего ливня на борту трудно было отыскать хоть что-нибудь сухое.
Его корабль. Его девочка. Верная и славная... Вот уж кто никогда его не предавал...
«Черт бы тебя побрал, Ник! – подумал Блад сердито. – Но ведь ты прав. Никому я ее не отдам... И переименовывать не стану!»
Лейтенант хмыкнул, наблюдая за тем, как черные брови капитана сдвинулись на переносице, а лицо приняло решительное и немного упрямое выражение.
Блад вздрогнул и осознал, что Бенджамин до сих пор стоит рядом, вместо того, чтобы выполнить его распоряжение.
– Бен, ты что, оглох? Я же тебе сказал, принеси микстуру!
– Так она давно кончилась, сэр, – ответил стюард, моргая. – А новую вы не покупали...
– Дьявол! – выругался Блад, и негр тут же съежился, чуть отступив назад.
Блад заставил себя успокоиться. Голова раскалывалась, мешая сосредоточиться.
– Хорошо, пошли юнгу в город за новым запасом медикаментов. И принеси мне ром, черт подери! Сколько можно тебя понукать?
Бен остался стоять на месте.
– Что еще?! – прорычал Блад вызывающе. – Что на сей раз неладно?
– На медикаменты нужны деньги, сэр, – тихо сказал Бенджамин.
Блад насупился.
– Так возьми их, дьявол тебя раздери! Как будто в первый раз...
Бен вздохнул.
– Вы уже все потратили, сэр.
– Не может быть, Бен! – воскликнул Блад, оглянувшись на Дайка, который наблюдал за ними, сидя на койке с кружкой отвара в руке. – Наверняка что-то осталось!
Негр покачал головой.
– Все до последнего песо, сэр. Вы же тогда почти всю ночь играли в таверне...
– Поищи получше! – упрямо проворчал Блад.
Дайк вздохнул и передернул плечами.
– Не стоит беспокоиться, капитан. Мне уже легче. Обойдусь отваром.
– Позволь врачу выбрать тебе лечение! – сурово ответил Блад.
А потом вышел из его каюты и направился к Питту.
Штурман неодобрительно посмотрел на пошатывающегося капитана, ввалившегося без стука.
– Джереми, выручай! – прохрипел Блад, прислонившись к переборке. – Одолжи денег!
Светлые брови Питта сошлись на переносице.
– На ром? – холодно спросил он. И отвернулся, качнув головой: – Нет, и не проси!
– На микстуру! - возмущенно ответил Блад. – Для Ника.
Штурман испытующе посмотрел на него, а потом полез в свой рундук и достал небольшой кожаный кошелек.
Кинул его Бладу.
Тот вытянул руки, чтобы поймать, но промахнулся, и кошелек упал на пол, под ноги.
Бормоча ругательства, Блад наклонился, чтобы его поднять. В глазах мгновенно потемнело, а в затылке будто что-то взорвалось.
Питт наблюдал, как капитан, чертыхаясь, подобрал деньги и кинул их Бенджамину, который возник за его спиной.
– Живей за микстурой! Одна нога здесь, другая там! – рыкнул он на негра. – Но... сначала принеси мой ром!
– Пойду, помогу Хейтону с просушкой парусов, раз Нику так плохо, – мрачно сказал Джереми, шагнув к выходу из каюты.
– Подожди, я с тобой! – окликнул его Блад.
Джереми удивленно посмотрел на него, но потом молча пожал плечами…
история 8: Нежданный гость
Когда Блад и Питт поднялись на палубу, вахтенные уже закончили уборку и под руководством Хейтона готовились к просушке парусов. Погода и впрямь благоприятствовала этому: небо, еще вчера затянутое тучами, прояснилось, и солнце уже начало ощутимо пригревать.
Воздух и палуба были настолько влажными, что от подсыхающих под жаркими лучами досок поднимался полупрозрачный пар.
Блад окинул корабль рассеянным взглядом, одновременно потянув ворот своей мятой после сна рубашки, ослабляя его – от духоты его сразу бросило в пот. «Арабелла» поддерживалась в идеальном порядке, несмотря на то, что он не следил за его соблюдением уже второй месяц. Все вещи были на своих местах, бухты канатов свернуты почти идеально, медные части сверкали, как огонь, в лучах солнца. Несомненно, это была заслуга Дайка и остальных офицеров. Мало какой пиратский корабль мог похвастаться таким порядком, особенно во время пребывания в порту.
Еще пару месяцев назад Блад бы не посмел появиться на вычищенной палубе в столь неприглядном виде. Небритым, нечесаным и неряшливо одетым. Сейчас ему было на это наплевать. Как и наплевать на почтительные приветствия матросов, попадавшихся на его пути.
Прибежал Бенджамин и подал ему бутылку рома.
Сделав пару длинных глотков прямо из горла, Блад поднялся на квартердек и, навалившись на поручни, принялся разглядывать Кайонскую гавань и суда, которые в ней находились. Туман в голове потихоньку сходил на нет, но яркий свет все равно заставлял его болезненно щуриться.
Джереми Питт остался рядом с Хейтоном на шкафуте, обсуждая, как лучше повернуть реи, чтобы корабль остался в дрейфе во время сушки парусов. Матросы уже бежали по вантам, готовые выполнять дальнейшие распоряжения офицеров.
Сейчас на море был практически штиль – только легкая зыбь пробегала по поверхности воды. Но отсутствие высоких волн позволяло увидеть множество мусора, плавающего в гавани после недавнего урагана. Обломки досок, пучки водорослей и прочая грязь. Среди них копошилось множество чаек, которые явно нашли себе богатую поживу.
Заметив упавшую на воду тень от капитана, к борту корабля подплыли маленькие рыбки и принялись кружить, периодически поднимаясь к самой поверхности и поглядывая вверх, в надежде, что им кинут что-нибудь съедобное.
Блад обвел взглядом корабли, выстроившиеся на рейде и возле мола. Некоторые из них явно пострадали после шквала, о котором говорил Дайк. Посмотрев на причал повнимательнее, капитан заметил шлюп бедолаги Мюррея, лежавший на боку. Вокруг него суетились люди, что-то крича и жестикулируя.
Наблюдение за их возней быстро прискучило капитану, и он снова повернул голову в сторону моря, убедился, что остальные корабли его эскадры благополучно стоят на якоре, целые и невредимые.
Вот ведь ирония судьбы: он уже не пират, но удача продолжала ему сопутствовать. Потому что как иначе объяснить такое везение? Кажется, только его корабли из всех, что стояли в гавани, не пострадали...
Блад хотел сделать еще один глоток рома, лениво глядя на блестящую под солнцем воду. Над головой его с громким хлопаньем расправились паруса, и матросы, повинуясь указаниям боцмана и штурмана, закрепляли их под нужным углом.
Он поднес бутылку к губам и замер, уставившись на один из кораблей, стоявших на рейде у противоположного берега.
– Джереми! – окликнул он штурмана.
Питт оторвался от своего занятия и вопросительно посмотрел на капитана.
Блад поднял руку и указал на заинтересовавшее его судно.
– Ты ведь видишь то же, что и я?
Питт подошел к нему поближе, посмотрел в указанном направлении. И лицо его вытянулось.
– Да... – выдохнул он, напрягшись всем телом. – Это «Рейн Марго», вне всяких сомнений.
– И какого дьявола она тут делает? – проворчал Блад, продолжая разглядывать корабль, который, как всем было известно, принадлежал капитану Тондёру.
Питт пожал плечами, чувствуя все большую неловкость.
– И давно он тут? – Блад продолжал спрашивать, все больше мрачнея.
Питт замялся, но потом все-таки ответил:
– С неделю, наверное. Сам понимаешь, Питер, в последние дни нам было не до этого...
Блад выругался сквозь зубы, чуть склонив голову набок, не сводя глаз с корабля Тондёра.
– Неделю? И ни одна собака не удосужилась сообщить мне об этом!
Последние слова капитан сказал громко и обернулся на Хейтона, который стоял поодаль, такой же смущенный, как и штурман.
На лице Питта появился румянец. Он куснул губы, а потом ответил на упрек капитана. Прямо и бесхитростно, как всегда делал.
– Мы бы доложили, Питер, если бы ты был в состоянии понимать наши слова.
– Вот как? – Блад криво улыбнулся.
– Да, именно так, - твердо ответил Джереми.
– И что же он тут забыл? – Блад сузил глаза, разглядывая «Рейн Марго». Корабль выглядел изрядно потрепанным. Рангоут и такелаж, судя по характеру повреждений, пострадали от шторма, но наспех заделанные пробоины в борту указывали на то, что фрегату пришлось иметь дело не только со стихией.
Хейтон ответил ему, что, если верить рассказам матросов, корабль Тондёра буквально влетел в Кайонскую гавань на крыльях шторма.
– А дырки в борту ему наставили корабли ямайской эскадры, сэр, – закончил боцман, переглянувшись с Джереми Питтом.
Блад по-прежнему стоял, облокотившись о поручни. Питт мог заметить, как чуть заметно напряглись его плечи при словах Хейтона.
– Да, капитан, именно так, - повторил боцман негромко. – Матросы с «Рейн Марго» говорят, что еле проскочили мимо эскадры полковника Бишопа. И если бы не шторм, неизвестно, удалось бы им скрыться... Похоже, жирный боров объявил на нас охоту...
– Ну, сюда он вряд ли сунется, - уверенно сказал Питт, надеясь, что эти слова немного улучшат настроение капитана. Блад был мрачен, как туча. – Кайонская гавань – крепкий орешек. Пролив здесь узкий, и форт полностью его простреливает. Будь у Бишопа хоть сто кораблей, все равно им сюда не пройти.
– Но если они перекроют выход? – спросил Хейтон. – Что тогда? Они же будут караулить наши корабли, как кошки мышей!
– Будем надеяться, что недавний ураган заставил их убраться подальше, - ответил Питт со вздохом.
– А, может, и вовсе отправил в пекло, – буркнул боцман.
Блад слушал их, потягивая ром.
– Хейтон, прикажи готовить шлюпку, – сказал он. – Я отправляюсь на берег.
Джереми Питт почувствовал смутную тревогу. Ему не нравился тон капитана. Да и облик его оставлял желать лучшего.
– Бен! – крикнул Блад громко. – Где ты, лентяй черномазый? Живо неси мою шляпу, шпагу и еще одну бутылку рома! Черт, ну и жарища...
Боцман пошел отдавать распоряжения матросам. А Джереми Питт шагнул к Бладу, решив попробовать отговорить его от поездки на берег.
– И во рту пересохло... – сказал Блад, намереваясь спуститься по трапу. Но Джереми оказался у него на пути. – Что такое, дружище? У тебя такой осуждающий вид. Как будто я совершаю ужасное преступление.
– Зачем тебе ехать на берег, Питер? – спросил Джереми в упор. – Если ты хочешь напиться, то прекрасно можешь сделать это и здесь! Впрочем, ты уже пьян...
– Я хочу пойти извиниться, – ответил Блад, криво улыбнувшись. – Как видишь, дружище, я недостаточно пьян, чтобы позабыть о том, что у меня есть неоконченное дело.
Питт тихо застонал, теряя терпение.
– О, боже, Питер, неужели ты хочешь извиняться перед дамами, будучи в таком виде?
Блад посмотрел на себя, потрогал мятую и засаленную рубашку, провел ладонью по подбородку, покрытому черной щетиной. И пожал плечами.
– А почему бы и нет? – ответил он ровным голосом.
– Господи, Питер! – Питт чуть понизил голос, заметив, что матросы на шкафуте навострили уши и поглядывают на них. – Ты же пьян!
Блад тряхнул головой, пройдя мимо него к трапу.
– Джереми, ты же говорил, что они меня любят. А раз любят, значит, будут рады видеть меня в любом виде. Так, по крайней мере, утверждает одна из них. Вот и проверим на практике...
Блад принялся насвистывать, не замечая, как от этого напряглись вахтенные матросы.
Джереми сбежал вниз следом за ним.
– Питер, я пойду с тобой!
Блад покачал головой.
– Это лишнее, Джерри. Тем более, у тебя тут полно дел.
– Я иду, и возражать бесполезно!
– Тогда перестань ворчать, ради всех святых, – ответил Блад, взяв от Бена шпагу и шляпу.
В сопровождении Хейтона он подошел к штормтрапу, возле которого уже покачивалась спущенная с талей шлюпка.
Один из матросов хотел помочь капитану спуститься, но Блад гневно рыкнул на него, отмахнувшись.
– Иди к черту! – заворчал он, перекидывая ногу через борт и нащупывая первую ступеньку веревочного трапа. – Я вполне в состоянии подняться и спуститься сам!
Джереми Питт отвернулся, чтобы не видеть, как именно это будет делать капитан. Удивительный факт, но Блад даже будучи в сильнейшем подпитии умудрялся сохранять ловкость и цепкость кошки, когда лазил по штормтрапу. Некоторые люди и в трезвом виде делали это более неуклюже.
«Везунчик, что уж там, - подумал штурман. – Хоть пьяный, хоть трезвый».
Где-то в паре футов от шлюпки Бладу надоело цепляться за трап, и он, хохотнув, спрыгнул вниз, доставив гребцам несколько волнительных в буквальном смысле мгновений.
Питт вздохнул, качнув головой, а потом повернулся к Хейтону, который тоже наблюдал за отправлением капитана.
– Отправь с посыльным записку старому волку, Джейк, – сказал он негромко. – Сообщи, что я с капитаном буду на берегу. И, возможно, его помощь не будет лишней...
Боцман понимающе кивнул.
Питт, вздохнув, спустился в шлюпку следом за капитаном...
продолжение...
Автор: natoth
Бета: нет
Канон: Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада», «Хроники капитана Блада», «Удачи капитана Блада»
Персонажи: Питер Блад, Джереми Питт, Нэд Волверстон, Николас Дайк, Натаниэль Хагторп, Ибервиль, Марго (ОЖП), Луиза (ОЖП) и мн. др.
Размер: макси, 34449 слов
Категория: джен, гет
Жанр: драма, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Питер Блад, став капитаном «Арабеллы», приобретает известность среди Берегового Братства, но в один прекрасный вечер встречает человека из своего прошлого, в очередной раз убеждаясь, что мир очень тесен. Цикл историй, охватывающий период с 1687 по 1688 годы.
Предупреждения: ОЖП! Данная история написалась в попытке автора понять, были ли у Блада другие женщины, и если были, то как это возможно.
Примечания: В каноне Сабатини не упоминал, как именно зовут Ибервиля, так что я позволила себе смелость назвать его Филиппом. Считайте, это мой фанон.
Автор старался соблюдать матчасть, но ради сохранения духа и стиля Сабатини иногда обращался с ней вольно.
Содержание: история 1: «Неожиданная встреча», истории 2-4
история 5: Разговор по душам
5. Разговор по душам
Питер Блад вошел в небольшую и душную комнату, на ходу стягивая с плеч черный с серебром камзол. Он бросил его на спинку стула и остановился возле окна, дернул ставни на себя. Воздух на улице был таким же тяжелым и влажным, как в комнате. Капитан посмотрел на небо, на котором собирались темные тучи. Сезон дождей еще не закончился, и близился очередной ночной ливень.
Из окна было видно море, и Блад застыл на некоторое время, глядя на корабли, стоявшие на рейде. А потом тяжело вздохнул, проведя ладонью по лицу. Ощутил, как мелко подрагивают пальцы. Его все еще трясло после недавнего визита в дом губернатора.
«Не надо было принимать приглашение мадемуазель д'Ожерон, – подумал он мрачно. – Знал ведь, что ничего хорошего из этого не выйдет».
Блад постарался перестать думать о недавнем разговоре с Мадлен и не вспоминать ее горькие слезы. А также жестокие слова, которые ему пришлось произнести. Он старался говорить как можно мягче и вежливее, но от этого суть сказанного не менялась.
«Это как ампутация, – пытался убедить себя Блад. – Спасение и исцеление через боль. Я должен был сказать ей это, рано или поздно. И лучше рано, пока все не зашло слишком далеко».
За окном стало еще темнее, где-то вдали громыхнул гром.
Ненадолго повеял ветер, всколыхнув занавески.
Мысли Блада привычно вернулись к Арабелле Бишоп и ее жестокому приговору.
Вор и пират.
«Если бы она сказала эти слова раньше... оказался бы я в таком идиотском положении?» – подумал он вдруг, нахмурившись.
Прошло уже столько дней, а боль не становилась меньше. Он видел ее во сне, даже если это было тяжелое пьяное забытье. Он слышал ее строгий голос каждый раз, когда оставался один. А такое случалось сейчас часто, потому что видеть кого-то из своих офицеров или тортугских знакомых ему не хотелось.
Было бы ему также больно, если бы она сказала все эти жестокие слова сразу? Если бы он узнал ее мнение о себе в первый год своей пиратской деятельности?
Несомненно, ему было бы чертовски обидно. Но наверняка он нашел бы в себе силы это пережить и идти дальше.
Сейчас же, после того, как он три года дурачил себя несбыточными иллюзиями и надеждами… эти два коротких презрительных слова обрели над ним невероятную силу и власть.
«Я все сделал правильно, - подумал Блад, отойдя от окна. – Быть может, потом Мадлен будет мне благодарна за это...»
Но это случится потом. А сейчас ей должно быть чертовски больно. Ему же остается баюкать неспокойную совесть напыщенными фразами.
Путь к исцелению часто лежит через страдания.
Интересно, когда же это случится и с ним? И случится ли вообще?
Боль не уходила. Она просто принимала разные формы. Если раньше она была острой и невыносимой, как будто в грудь ему вонзили клинок, то теперь накатывала вспышками, не менее мучительными.
Питеру Бладу чертовски хотелось выпить, чтобы успокоиться и стереть из памяти недавний неприятный разговор.
Где же Жак?
Капитан обернулся и посмотрел на дверь, нахмурившись. И услышал стук.
– Да? – мрачно буркнул он, прислонившись к столу.
Дверь распахнулась, и в комнату вошла Марго с двумя бутылками рома в руках. Она замерла на пороге, глядя на него. Потом закрыла дверь и сделала несколько робких шагов вперед.
Блад отметил, что она держится очень напряженно. Скорее всего, это его вина. В последние дни он редко появлялся здесь трезвым. И не всегда вел себя вежливо.
Капитан прогнал эти мысли, зная, что потом начнутся угрызения совести. А сейчас он вовсе не хотел, чтобы это отравляло ему вечер. Да, последние полтора месяца он вел себя как последняя свинья. И что? Разве он не имеет на это право? Всю свою жизнь он старался вести себя так, как хотелось бы другим. Но теперь все будет по-другому. Теперь он будет думать только о себе.
«Раз уж я вор и пират…»
Блад заставил себя улыбнуться.
— Здравствуй, Марго, милая! Спасибо, что принесла мой ром. Поставь его на стол, будь так любезна.
Она не заслужила грубого обращения, особенно от него. Ради нее он сделает усилие и постарается вести себя любезно. Хотя бы ближайшие полчаса, пока еще трезв.
Блад шагнул к столу, чтобы забрать у нее бутылку. Но Марго чуть отодвинулась назад, продолжая держать ее в руке. Глаза ее смотрели на него с печалью и укоризной.
– В чем дело, Марго? – спросил он ровным и мягким голосом. – Это же мой заказ, не так ли?
– Да, капитан, это твой ром, – негромко ответила она, потупив глаза.
– Прекрасно, тогда отдай его мне! – он протянул руку, криво улыбнувшись.
Но она продолжала сжимать бутылку, чуть сдвинув золотистые брови.
– Так-так… – протянул Блад, опустив руку. – Что все это значит, Марго?
Это был дежурный вопрос. Капитан догадывался, что она хочет ему сказать. В последнее время все вокруг будто сговорились и пытались наставить его на путь истинный. Волверстон, Джереми, Хагторп, даже Ибервиль – все приходили к нему читать нотации. Пытались заинтересовать его планами новых походов против испанцев. Говорили, что травить себя ромом – не самая лучшая идея. И старались всячески его растормошить.
Они выражали свое беспокойство по-разному: кто-то врывался к нему в каюту и начинал материться, кто-то пытался отобрать у него выпивку…
Но Блад знал, что на самом деле им просто нужен тот, кто повел бы их в очередной налет. Тот, кто решил бы их проблемы. Поэтому – и только поэтому, – они были так настойчивы. Они хотели, чтобы он, Питер Блад, снова жил ради них. И вел себя так, как им хотелось бы. Но этого больше этого не будет. Он отныне сам по себе. Тем более, что большая часть этих людей уже сделала свой выбор там, на Ямайке. Они получили то, что хотели, только и всего. И пусть теперь оставят его в покое! Он будет делать теперь только то, что хочет сам. И все, что ему сейчас хотелось – это ром.
– Капитан, – Марго подняла на него свои зеленые глаза, собравшись с духом. – Выпить ты всегда успеешь. Но, раз уж сейчас ты трезвый, может быть, сначала поговорим?
Блад посмотрел на нее с печальной улыбкой.
«Нет, это точно сговор».
– Марго, не думаю, что сегодня от нашей беседы будет толк. Особенно, если ты намерена помешать мне напиться.
И он еще раз попытался забрать у нее бутылку.
Но Марго опять увернулась.
Блад чуть нахмурился. Но голос его, когда он заговорил, стал еще ласковее.
– Марго, дорогуша, если честно, я сейчас совершенно не в настроении для подобных шуток. У меня был ужасный день и не менее отвратительный вечер, так что мне срочно надо выпить. Так что тебе лучше отдать мне бутылку. Или я закажу еще одну у Жака.
Марго тяжело вздохнула, подняв на него глаза. Потом обречено протянула ему бутылку. И наблюдала, как Блад, сорвав восковую печать с горлышка, сделал длинный глоток.
Оторвавшись от бутылки, он, тряхнув длинными волосами, посмотрел на нее, прищурившись.
– Так о чем ты хотела поговорить? – небрежно поинтересовался он, вытирая губы тыльной стороной ладони. – Попробую угадать. Почему я пью? И что со мной случилось? Так?
Она кивнула, печально глядя на него.
Блад фыркнул, передернув плечами, и в его глазах промелькнула искра злой иронии.
– Что случилось? Ничего особенного. Просто у меня с утра во рту ни капли рома не было. Пришлось побыть трезвым ради господина губернатора. Пожалуй, больше я не буду ходить в его дом. Слишком уж тяжело терпеть целый день…без выпивки…
– Неужели это из-за того патента? – спросила Марго, не обращая внимания на его слова.
Она хотела задать другой вопрос, но эти слова вырвались почти против воли. Вся Тортуга обсуждала его недавнее приключение на Ямайке. И слухи ходили самые противоречивые.
Блад замолчал, удивленно посмотрев на нее. И выражение его лица мгновенно изменилось.
– Причем тут патент? – холодно спросил он.
Марго пожала плечами, на ее щеках появился румянец.
– Просто капитан Волверстон рассказал, что тебе пришлось пойти на королевскую службу… чтобы прикрыть всех, кто был на «Арабелле» от виселицы…
– Так все и было, – сухо ответил Блад, и глаза его были холодными, как лед.
– Ну… я подумала, что, наверное, это было нелегкое для тебя решение… которое многие на Тортуге могли неправильно понять…
– Так ты полагаешь, что я пью из-за того, что боюсь последствий этого поступка? – в голосе Блада зазвенели металлические нотки. – Боюсь, что кто-нибудь сочтет меня предателем? Да?
Марго покраснела еще больше. Тон капитана теперь был почти вызывающим, и это смутило ее.
– Я... не это имела в виду, – попыталась она объясниться. – Я вовсе не хотела тебя в чем-то обвинить…
– Значит, ты не считаешь меня предателем? – теперь Блад открыто кривил губы в издевательской ухмылке. – Ну, Марго, скажи честно! Раз уж ты сама предложила задушевный разговор! Я же не совсем глухой, знаю, какие сплетни ходят обо мне на Тортуге. Ты считаешь меня предателем и трусом?
Марго взмахнула рукой, огорченная его язвительными вопросами.
– Зачем ты так, капитан? Я же понимаю, что ты сделал это, чтобы спасти своих людей. Разве это предательство?
Блад засмеялся. И это был очень злой и издевательский смех.
– А если бы тебе сказали, что я взял этот патент добровольно, что бы ты подумала, а? – спросил он, снова поднося бутылку к губам. Он улыбался, но глаза его смотрели на нее очень странно и жестко.
– Я бы не поверила, – ответила Марго, смело встретив его взгляд. – Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы попасться на такую нелепицу.
Блад рассмеялся снова, и это ее немного разозлило.
– О, капитан, это далеко не первая сплетня про тебя, так что мои слова вовсе не шутка! – воскликнула Марго, нахмурившись.
Но Блад продолжал смеяться, качая головой.
«Увы, далеко не все такие недоверчивые, - подумал он с горечью. – И я много бы дал, чтобы услышать что-то подобное из других уст».
– Да, милая, ты меня знаешь... но вряд ли хорошо, – сказал он, наконец. – И это к лучшему, поверь!
Он сделал еще один долгий глоток рома, прислушался к раскатам грома за окном. А потом, кивнув каким-то своим мыслям, посмотрел на нее.
– Итак, ты узнала все, о чем хотела спросить? Полагаю, мой ответ был достаточно исчерпывающим. Как видишь, это не патент. А сейчас, извини, я бы хотел побыть один.
И он выразительно посмотрел на нее.
Марго закусила губу. Повернувшись, она медленно пошла к двери, но у самого порога остановилась и спросила:
– Неужели все из-за мадемуазель д'Ожерон?
Блад приподнял брови, и губы его снова скривились в улыбке.
– А говорила, что не веришь сплетням, – укоризненно протянул он.
Марго вспыхнула от этой откровенной насмешки.
– А что еще можно подумать, капитан? – ответила она, свернув глазами. – Я же многое замечаю... волей-неволей! С тех пор, как ты вернулся, между вами словно кошка пробежала. Раньше ты чуть ли не каждый день к губернатору ходил с визитами. А теперь? Тебя будто подменили. Неужели губернаторская дочка тебя так извела?!
Блад засмеялся снова, прикрыв лицо рукой.
– Все немного не так, как ты думаешь, но я действительно постараюсь держаться подальше от мадемуазель д'Ожерон, – ответил он, когда смог немного успокоиться.
– Или господин д'Ожерон не хочет видеть тебя своим зятем? – Марго чувствовала, что заходит в своем любопытстве опасно далеко, но не могла остановиться. В тавернах Тортуги действительно любили поболтать насчет отношений между капитаном Бладом и дочерью губернатора. Равно как и о готовящейся свадьбе.
Блад, конечно, все отрицал, но кто знает этих мужчин? За год он мог изменить свое решение. В конце концов, Мадлен д'Ожерон слыла красавицей. И была весьма завидной невестой.
Ее вопрос вызвал у Блада еще один взрыв смеха.
– Я бы прекрасно понял господина д'Ожерона, если бы он отказался выдать свою дочь за такого, как я, - сказал он, наконец.
– А вот тут ты не прав, капитан! – возразила Марго, шагнув к нему. – И если только это тебя останавливает...
– Не только это, конечно, – ответил Блад. – Но подумай сама, велика ли радость для девушки из такой хорошей семьи заполучить в мужья вора и пирата? Беглого каторжника и осужденного бунтовщика, по которому плачет веревка?
Он с кривой улыбкой ждал ее ответа, покусывая губы.
– Если девушка тебя любит, то это совершенно не имеет значения, – тихо произнесла Марго, поглядев ему в глаза.
И очень осторожно дотронулась до его плеча.
Что же все-таки стряслось с капитаном? Он ведь был совершенно другим еще полгода назад. Куда делся этот задорный огонь из его глаз? Быть может, удастся вернуть его прежнего? Хотя бы на несколько мгновений? Она скучала по его улыбке и смеху. Он и сейчас улыбался, но это было совершенно другое веселье, злое и горькое.
Господи, как же была прекрасна прошлая осень, и насколько тяжело сейчас!
Марго медленно провела ладонью по его руке. И почувствовала, как Блад вдруг вздрогнул и напрягся.
– Если девушка любит... – повторил он негромко, глядя куда-то в сторону.
«Да, это была всего лишь иллюзия. Несбыточный сон. А теперь пора просыпаться...»
Если бы Арабелла Бишоп хоть немного любила его, она никогда бы не сказала таких жестоких слов. Никогда...
Блад резко посмотрел ей в глаза.
И Марго почувствовала, что щеки ее залил жаркий румянец, а сердце на мгновение заколотилось часто-часто. Такой это был пронизывающий взгляд.
Блад высвободил свою руку. И глаза его теперь стали совершенно невыразительными и холодными.
– Спасибо за разговор, Марго, но сейчас тебе лучше уйти, – сказал он ровным голосом.
– Ты уверен, капитан? – спросила она хрипло, поражаясь собственной дерзости.
Он снова некоторое время смотрел на нее. И тяжело вздохнул.
«Что же сегодня за день такой?! – подумал Блад, чувствуя, что снова начинает дрожать. – Сначала Мадлен, а теперь, похоже, и Марго... Еще одного разговора по душам мне не выдержать...»
Он очень хотел надеяться, что ошибся, но ее глаза были такими выразительными...
«Черт побери! Неужели я еще недостаточно дров наломал?!»
И ведь не объяснить ей, что он действительно не сможет остаться... потому что это будет чертов обман. Себя и ее. Потому что слишком свежа эта рана, и он все еще помнит ее лицо и ее голос.
– Да, уверен. Иди же!
Она стояла, как будто оглушенная. А потом посмотрела на него внимательно. И стиснула губы, мотнув головой.
– Нет, я не уйду. Ведь ты же опять напьешься, – горько сказала она.
Блад кивнул, потянувшись за второй бутылкой рома, которую она все еще сжимала в руке.
Марго отпрянула, убрав руку за спину.
– Напьюсь. Тут ты абсолютно права, – сказал он.
– Если бы ты знал, капитан, как больно смотреть на тебя... такого! – воскликнула Марго, не выдержав.
– О, моя дорогая, смотреть вовсе необязательно, – невозмутимо ответил Блад. – Поэтому я и прошу тебя уйти.
Выражение ее лица изменилось, и он добавил, потянувшись за своим камзолом:
– Впрочем, какая к черту разница, кто из нас уйдет? – и он быстро направился к двери, подхватив камзол со спинки стула. – Так даже будет лучше... для нас обоих.
– Капитан! – окликнула она его в отчаянии.
Вместо ответа Блад подошел к ней и, поймав за запястье, очень аккуратно, но в то же время неумолимо, забрал бутылку с ромом.
Поклонился ей и вышел за дверь.
Марго стояла в оцепенении, пока оглушительный раскат грома за окном не пробудил ее и не заставил ринуться из пустой комнаты прочь...
история 6: Дождь
6. Дождь
Четыре дня спустя после разговора с Марго…
Место: фрегат «Арабелла»
– Извините, капитан Волверстон, но вас велено не пускать на борт, – смущенно произнес боцман Хейтон, перегнувшись через фальшборт.
Нэд Волверстон приоткрыл рот в удивлении, глядя на него снизу вверх, сидя на корме шлюпки, пришвартовавшейся к борту «Арабеллы».
Стояла отвратительная погода: дождь лил уже третьи сутки, не переставая. Поверхность моря вся была в ряби от тяжелых капель. Гребцы кутались в плащи и куртки, ожидая, какое решение примет их пассажир.
– Хорошенькое дело! – протянул Волверстон, тряхнув мокрыми волосами. – И чье это распоряжение?
– Капитана, – ответил Хейтон со вздохом. И снова добавил: – Извините. Сами понимаете, сэр, приказ есть приказ.
Старый волк стиснул челюсти, нахмурив седые брови.
«Надо же, какой злопамятный», – подумал он мрачно. А потом снова поднял голову вверх.
– Да я понимаю, Джейк. Тогда позови Джереми. Это, надеюсь, капитан еще не запретил?
Боцман уже кликнул одного из вахтенных матросов, стоявших неподалеку, приказав позвать штурмана.
– А капитан-то на борту? – спросил Волверстон, кривя губы.
Боцман кивнул.
– У себя, сэр.
– Небось, опять нализался?
Боцман выразительно посмотрел на старого волка и снова кивнул.
Волверстон длинно выругался, выражая свое отношение к ситуации.
– Эй, Нэд! – наверху появилась белокурая голова штурмана. Он был таким же мрачным, как и боцман. – Ты мне объясни, что ты такое Питеру ляпнул, что он тебя видеть не хочет? Вчера чуть каюту свою вдребезги не разнес. И сегодня не в духе.
– Это я тебе потом скажу, не при всех, – многозначительно ответил Волверстон.
Питт покачал головой, поджав губы.
– Ладно, я тогда к себе отплываю, – буркнул Волверстон, махая рукой своим гребцам. – Раз тут такое дело. А ты, Джереми, не зевай. Следи за капитаном. Совсем он дурной в последнее время. Как бы чего не учудил. На тебя только и надежда осталась. Всех остальных он уже распугал. Даже Ибервиля.
– Серьезно?! – Джереми выпучил глаза. – Когда только успел?!
– Я толком не знаю, чего они там не поделили, – отозвался Волверстон, пока гребцы осторожно отталкивали шлюпку от борта «Арабеллы». – Но они уже почти неделю не разговаривают. Неужели ты не заметил? Впрочем, Питер сейчас ни с кем особо не разговаривает... – и старый волк расстроено сплюнул за борт.
Джереми Питт облокотился о фальшборт, наблюдая, как шлюпка со старым волком исчезает в пелене дождя. А потом, вздохнув, направился вниз, к каютам.
Капли дождя продолжали барабанить по размокшей и потемневшей палубе, вода с журчанием стекала в шпигаты...
Он шел по темному и узкому коридору, когда дверь капитанской каюты неожиданно распахнулась.
– Кто там был? – услышал он резкий и хриплый голос капитана. – Не Волверстон, надеюсь?
Питт хотел было ответить, но в последний момент покачал головой. Лучше, наверное, не говорить о старом волке сегодня. Он еще помнил, с какой яростью Блад реагировал на одно упоминание о нем вчера.
– Торговцы фруктами, – солгал Джереми, чувствуя себя отвратительно.
Блад кивнул, а потом громко крикнул Бенджамина, потребовав, чтобы тот принес ему рому.
Питт поморщился, не в силах скрывать свои чувства.
Слова Волверстона не шли у него из головы. И впрямь, кто, если не он, позаботится о капитане?
Вряд ли стоило надеяться на других его товарищей по Барбадосу, оставшихся на «Арабелле». Здесь были еще Огл и Дайк, но капитан как будто их не замечал с первых дней возвращения из Порт–Ройяла. И это выглядело даже более жутко, чем его гнев на Волверстона.
«В конце концов, что он мне сделает? – подумал Джереми, поджав губы. – Ударит? Убьет? Поднимет на смех? Мне уже ничего не страшно, лишь бы пить перестал!»
– Хватит уж, Питер, – сказал он сердито, шагнув в его каюту. – Ты не просыхаешь уже четвертый день! Так и окочуриться недолго!
Блад насмешливо посмотрел на него, опираясь о переборку. Выглядел он действительно жутко, и шатало его изрядно.
– Воо... воопше-то, Джерри, я пью несколько дольше, – сказал капитан, заикаясь и коверкая слова. Ирландский акцент становился более сильным, когда он напивался. – Но спасиба за заботу! Ты ошень внимательный!
Его ирония раздражала Питта все больше.
– Я знаю! – резко ответил он, помогая капитану добраться до кресла. – Но раньше ты хотя бы делал паузы между своими пьянками. А сейчас–то что стряслось? Ты же совсем озверел! Нэда чуть не убил позавчера, с Ибервилем повздорил...
– Да... вот такая я с-скотина, – икнул Блад, рухнув в кресло. – А если ты будешь мне морали читать... и с тобой повздорю!
Питт в ответ только толкнул его в плечо, отбив слабую попытку капитана замахнуться на него.
– Ну, попытайся, – ответил он мрачно. – Только я ведь терпеть не стану. Врежу тебе по первое число. По-дружески. От души.
Блад улыбнулся, опустив руку.
– Нет, Джереми, дружище. Тебя тронуть не смогу. Но до греха тебе лучше меня не доводить. И так тошно...
– После второй бутылки рома-то! Это неудивительно! – фыркнул Джереми. – Меня бы тоже выворачивало...
Блад нетерпеливо стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
– Да не от рома тошно, дурище! Впрочем, и от него тоже.
Питт уставился на него вопросительно.
– От чего же еще?
Капитан перестал улыбаться и со стоном провел руками по лицу.
– А что... я действительно Ибервиля обидел? – спросил он, продолжая прятать лицо в ладонях.
– Говорят, что так, – ответил Питт осторожно.
– Дьявол... – пробормотал Блад, облокотившись о стол. – И впрямь, сущее скотство. Не... не помню, к-когда успел.
– Да как тут все помнить, когда ты не просыхаешь! – укоризненно сказал Питт. – Давай, Питер, бросай это дело.
– Я ведь и Марго обидел, – неожиданно произнес Блад, почти улегшись ничком на стол. – И кто я после этого, а?
Он резко выпрямился и зло посмотрел на Джереми.
– Последняя скотина! Вор и пират! – выкрикнул он с яростью.
Питт попытался его утихомирить, как мог.
– А что я сказал мад... мадмузель д'Ожерон? – промычал Блад, пока Джереми, похлопывая по плечу, подталкивал его к кровати.
– Не знаю... а что?
Питт, заметив Бенджамина, заглядывавшего в дверь, поманил его к себе.
Блад, покачнувшись, послушно плюхнулся на кровать. Негр принялся стаскивать с него обувь.
– Н-не помню, – ответил Блад изменившимся голосом. И посмотрел на Питта с грустью в тускло-синих глазах. – Но в-вряд ли что-то хорошее. Иначе она бы не плакала.
Питт тяжело вздохнул. А ведь он так надеялся, что хоть что-то после того визита изменится.
Ведь капитан даже смог продержаться трезвым почти весь день.
– Какой же ты дурак, Питер, – не выдержал он, толкая Блада так, чтобы тот улегся на постель. Капитан был пьян настолько, что сопротивляться уже не мог. – Они же тебя, идиота, любят!
– Кто? – пробормотал Блад, встрепенувшись.
– Неважно! – отмахнулся Джереми, толкая его назад. – Тебе все равно на это плевать. Спи давай!
Он уже хотел уйти к себе, а Бенджамин тихонечко принялся прибирать обычный бардак в каюте, когда Блад снова попытался сесть.
– Мне... мне надо на берег, с-срочно! – сказал он.
Питт вздохнул и вернулся, поймав его как раз тогда, когда он почти рухнул с кровати.
– Какой тебе, к черту, берег? – сердито сказал он, укладывая Блада обратно. – Ты на себя посмотри! Ты и двух шагов сейчас не сделаешь. Лежи и спи!
– Т-ты не понимаешь! – промычал Блад, упорно продолжая подниматься. – Я... я должен извиниться...
– Хорошее дело. Но ты можешь это и завтра сделать. Если вспомнишь, – ответил Питт с тяжелым вздохом.
– Вспомню! – Блад тряхнул грязными и спутанными волосами. – Такое даже после трех бутылок рома не забудешь...
– Ой ли? – Питт был преисполнен пессимизма.
Блад посмотрел ему в глаза и криво улыбнулся.
– Проверил, как видишь. Все помню. Почти.
– Ты уснешь, или нет? – прикрикнул на него Джереми.
Блад перестал пытаться встать и устало улыбнулся, глядя на штурмана.
– Может... может она меня простит, а?
– Кто? – спросил Джереми, непонимающе нахмурив светлые брови.
Но Блад уже дремал, прикрыв глаза.
история 7: Пробуждение
7. Пробуждение
Судовой колокол звонко и четко пробил полдень. И почти сразу на палубе послышался быстрый топот ног и трель боцманской дудки.
Питер Блад поморщился, прикрыв ладонью глаза от ярких солнечных лучей, которые били прямо в лицо из кормового иллюминатора. Звон рынды отзывался в висках и затылке адской болью.
Блад замер, ожидая, когда голова перестанет кружиться. Он уже успел привыкнуть к подобным пробуждениям и даже выработал определенный порядок действий. Сейчас, к примеру, следовало некоторое время лежать неподвижно и ни в коем случае не открывать глаза и не крутить головой.
И надеяться, что адский шум на палубе стихнет. Впрочем, он всегда может его прекратить одним властным окриком. Вот только кричать сейчас тоже не стоило, чтобы не усугублять и без того скверное самочувствие.
Топот ног сменился журчанием воды и шуршанием швабр. Почему-то это показалось капитану странным, но задумываться над этим он не стал, зная, что это вряд ли поможет избавиться от головной боли.
Блад лежал с закрытыми глазами, ощущая легкое покачивание корабля. И постепенно вспоминал то, что происходило раньше. Большая часть событий виделась будто в тумане. И только совсем крошечные кусочки были до боли отчетливыми. Некоторые воспоминания вызывали гнев, другие – жгучий стыд. И еще несколько - сильнейшую тоску.
«И что толку от выпивки, если я все это помню?» – подумал он раздраженно.
Блад действительно хотел бы проснуться в один прекрасный день и обнаружить, что все забыл.
И жестокие слова мисс Бишоп, и свое отвратительное поведение во время разговора с мадемуазель д'Ожерон, и совершенно безобразную ссору с Волверстоном.
«А ведь старый волк был, как ни крути, прав, – мелькнуло в голове у Блада. – Зачем я продолжаю цепляться за нее? Ради чего? Марго тоже верно сказала: если бы она любила меня, то вряд ли стала бы придираться к таким пустякам... Впрочем, я что-то путаю, она говорила как-то иначе... А! Неважно. Ради чего я корчу из себя идиота? Ведь она для меня потеряна. И никогда не была моей. Когда я это осознаю? Я ведь не смогу пойти в Порт-Ройял и взять ее силой, как предлагал Нэд. И что тогда остается? Черт побери, пора определиться. Если не могу удержать, надо отпустить. И точка».
Он криво улыбнулся, понимая, что сделать это труднее, чем сказать.
А все потому, что какая-то потаенная часть его все еще надеется, что она хоть что-то к нему чувствовала.
«Блажь, Питер, – сказал он сам себе, пытаясь повернуть голову так, чтобы проклятое солнце перестало жечь глаза. – Ты, как дурак, назвал в ее честь свой корабль. И что? Она даже не заметила этого! О каких чувствах к тебе, кроме отвращения и презрения, можно говорить?»
А он все три года жил с ее именем на устах. И не только он! Вся его команда, и матросы с кораблей его эскадры повторяли ее имя. Как молитву. А ему оно помогало не забывать. Не только о ней. Но и о том, кто он такой. Помогало держать себя в руках. Оставаться человеком, черт побери.
«Может, дать кораблю другое имя?» – подумал Блад внезапно. И хрипло хохотнул, понимая, насколько нелепо это будет выглядеть. Пусть уж команда и дальше тешится, обсуждая его смешные чувства к племяннице губернатора Ямайки... Теперь-то это ни для кого не секрет...
К тому же он поклялся покончить с пиратством. Какая разница, как будет зваться корабль, если он больше не выйдет на нем в море?
Кажется, именно на этой почве он поругался с Ибервилем. Бедолага Филипп все никак не мог поверить в то, что он действительно завязал с пиратством. И что бессмысленно донимать его предложениями о будущих набегах на испанцев.
«Это все от безделья, Питер, - говорил француз, хлопая его по плечу. – Вот увидишь, как только установится хорошая погода, тебе сразу захочется в море... Я же тебя знаю!»
Увы, Блад тогда был в весьма поганом настроении, поэтому ответ его был прямым и крайне невежливым.
«Ни черта ты меня не знаешь, Фил, и меня по себе не суди!»
Это, он, конечно, зря ляпнул. Но слово, как известно, не воробей. А Ибервиль, если его неудачно задеть, взрывается не хуже пороха...
К шарканью швабр прибавился скрежет пемзы. Голова заныла еще сильнее, и капитан раздраженно попытался сесть в постели.
– К-какого дьявола?! – проворчал он, морщась. – Бен!
Ему надо срочно выпить рому. И тогда тиски, сжимающие голову, исчезнут. Вместе с этим адским барабаном. В чем вообще дело? Почему бьют тревогу?
Ему понадобилось еще несколько минут, чтобы осознать, что барабан звучит исключительно в его голове.
– Что за непорядок и свинство! – ворчал он, озираясь по сторонам. Приходилось поворачиваться всем телом, чтобы не беспокоить бедную голову. – Уже полдень, ч-черт подери, а эти скоты только начали убираться! И куда только смотрит Хейтон?! Бен...Бенджамин!
На смену раскаянию и горькой тоске пришла злость.
Чертов негр все не приходил. Куда он вообще запропастился?
– Бен! – позвал Блад снова, на сей раз громче.
И снова никакого ответа от стюарда.
– Ну, все, сегодня я тебя точно отлуплю! – прорычал Блад, поднимаясь на ноги. Его пошатывало, но он уже привык к подобному состоянию.
Выкрикивая имя своего слуги, капитан выглянул в коридор.
И едва не сбил Бенджамина с ног. Негр, вскрикнув, судорожно прижал к груди большую кружку.
– Сдохнуть можно, пока ты дойдешь! – сердито сказал Блад и протянул руку, чтобы забрать кружку.
Но стюард отпрянул, покачав головой. Черные глаза его испуганно и виновато уставились на капитана.
– О, прошу прощения, сэр, но это не для вас! – пролепетал Бен.
Блад сердито нахмурился.
– Это как понимать? – заворчал он на слугу.
– Это для мистера Дайка, сэр, – ответил Бен, справившись с паникой, которая каждый раз накатывала на него, когда капитан начинал говорить угрожающим тоном.
Блад обнаружил, что в кружке вовсе не ром, а какая-то резко пахнущая жидкость.
– Отвар для живота, сэр, – пояснил стюард, отчаянно моргая. – Вот, несу мистеру Дайку...
Блад прищурился, пытаясь сосредоточиться.
– Ты хочешь сказать, что мистер Дайк опять животом мается?
– Да, сэр, - кивнул Бенджамин. – Уже второй день.
– Пойдем-ка, - Блад поманил негра за собой и, пошатываясь, двинулся к каюте лейтенанта.
* * *
Николас Дайк выглядел похожим на приведение: бледный и поникший, он лежал на койке, схватившись за живот.
Увидев капитана и стюарда, он попытался сесть, но Блад его остановил.
– Лежи! – сказал он строго. – Опять всё то же?
И, ухватив его за руку, принялся нащупывать пульс. Блад делал это просто по привычке, потому что одного взгляда на Ника было достаточно, чтобы понять, что он снова страдает от застарелой болячки, которую заработал на барбадосских плантациях.
Лейтенант кивнул, глядя на него озадаченно и немного ошеломленно. И удивление его можно было понять: Питер Блад не заходил к нему и практически не разговаривал с ним с тех пор, как они вернулись из Порт-Ройяла.
Но осмотру Дайк противиться не стал.
– Отвар тут не особо поможет, Ник, – сказал Блад, стараясь не морщиться от боли в голове. И бесцеремонно оттянул ему веко, чтобы увидеть цвет слизистой. – Я тебе ведь микстуру в прошлый раз прописывал? Надо было сразу ее пить, не ждать, когда скрутит. Ну и полежать тебе сегодня придется.
Дайк только пожал плечами, чуть укоризненно посмотрев на Бенджамина, стоявшего рядом с Бладом. Негр беззвучно шевельнул губами, выразительно скосив глаза на капитана.
– Да я сейчас уже встану, – сказал Дайк негромко. – Дел куча, некогда валяться.
– Какие, к черту, дела? – заворчал Блад, нахмурившись. – С твоим обострением ulcus ventriculi шутки плохи!
Дайк снова переглянулся с Бенджамином. А потом ответил очень ровным и мягким голосом, терпеливо, как будто разговаривал с ребенком:
– А за кораблем кто присматривать будет, Питер? Надо же порядок навести после недавнего урагана. Палубы уже драят. Но надо еще паруса просушить и проследить, чтобы наши парни все медяшки до блеска натерли. Не хватало еще плесенью зарасти, как какому-нибудь вшивому купцу...
Питер Блад поднял брови в изумлении.
– Какого урагана?
Дайк тяжело вздохнул, проведя языком по губам. Бенджамин шмыгнул носом, потупившись.
Заметив их напряженные лица, Блад осознал, что сказал что-то не то.
– Горазд же ты пить, капитан! – сказал Дайк, наконец. И в его черных глазах промелькнула насмешливая искра, а губы искривились в улыбке. – Тут такое творилось три дня назад, что впору поседеть! А ты даже не проснулся! Как мы тебя с Джереми положили тогда на койку, так там ты и провалялся до утра...
– Шутишь? – недоверчиво перебил его Блад, чувствуя, что щеки заливает румянец. Лейтенант вполне мог устроить подобный розыгрыш. Это было весьма в его духе.
– Да кого угодно на «Арабелле» спроси, скажут то же самое, – фыркнул Дайк, а потом снова схватился за живот, скривившись от боли.
– Но... почему мне не доложили? – хрипло спросил капитан, чувствуя себя крайне неловко.
«Черт, срочно нужно выпить. Тогда известия о недавних событиях не производят такого сокрушительного впечатления».
Дайк улыбнулся еще шире. Но в глазах его веселья не было.
– Вот и докладываю, капитан, – ответил он все тем же ласковым тоном.
Блад выслушал его короткий, но красочный рассказ о том, как дня три назад над Тортугой пронесся бурный ураган, причинив множество повреждений на берегу и устроив сущий хаос в гавани.
– Мы-то, считай, легко отделались, якоря не подвели, благодарение небу. Закрепиться успели на совесть. Да и Джереми наш, голова, выбрал место в стороне от других кораблей. И все равно, когда налетел первый шквал, вспомнили всех богов и чертей... А вот соседу нашему по рейду, да-да, я про старину Мюррея, повезло меньше: его шлюп сорвало с якоря и швырнуло на берег. Уж не знаю, смогут ли они отремонтировать то, что осталось... А главное – дотащить это до воды...
И Дайк коротко хохотнул, а потом охнул, согнувшись.
Блад слушал и морщился, держась за гудящую с похмелья голову, тщетно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь про тот вечер. И ничего не получалось.
– А потом полило как из ведра... носу не высунуть, – закончил свой рассказ лейтенант. – Вот только сегодня распогодилось. Надеюсь, успеем прибраться до нового шторма...
– И все же, тебе сейчас лучше полежать. Хейтон вполне справится с делами без тебя, – пробормотал Блад, стараясь не показывать смущения.
«А без меня вы и так обходитесь», - подумал он с горечью.
– Бедный Мюррей не знает, за что взяться. А наша девочка просто умница,– Дайк с нежностью провел рукой по переборке. – Все выдержала. Вот погода наладится, сделаем ей кренгование. И будет как новенькая. С такой красавицей можно хоть к черту на рога плыть! Ведь так, а, капитан?
Блад куснул губу, поглядев в иллюминатор.
– Бен, принеси из моей медицинской сумки микстуру для мистера Дайка, – сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Каждую досочку переберем, и поставим нормальную грот-мачту, а не то гнилье, что нам на Ямайке подсунули, – продолжал говорить с кораблем лейтенант.
Блад привык к этой его причуде. Как и все на корабле. Впрочем, в определенные моменты этим грешили почти все: и простые матросы, и офицеры.
– Я тут подумал, капитан, что, если раздобыть для обшивки днища хороший дуб? Его тогда ни одна гниль не возьмет. Наверняка можно как-то это устроить? Обратиться к губернатору, например... Ты как насчет этого? Может, заняться, а?
Дайк говорил вроде бы обыденно, но Блад уловил напряженность в его голосе.
«Вот хитрая сволочь! И он туда же!» – устало подумал капитан, потирая ноющий висок.
– Займись, раз надо, – сказал он равнодушно.
А потом добавил небрежно, удивляясь, как раньше не пришел к этому решению:
– Из тебя бы неплохой капитан получился, Ник. А мне, видимо, пора на берег, к медицинской практике. Банкам и пиявкам, как говаривал наш друг Истерлинг.
– Шутишь, капитан? – теперь настала очередь Дайка удивляться.
– А почему бы и нет, Ник? – Блад криво улыбнулся, посмотрев в черные глаза лейтенанта. – Вот возьму, и передам тебе «Арабеллу». Раз уж сам решил с пиратством покончить. Ты этот корабль знаешь, как свои пять пальцев. И он попадет в хорошие руки.
Дайк разинул рот и некоторое время смотрел на Блада. А потом засмеялся, качая головой.
– Точно, шутишь! «Арабеллу» он мне передаст! И ты думаешь, я этому поверю? Да ни один капитан, даже такой пропойца, как ты, до такого не додумается!
– Ты выражения-то подбирай! – мрачно пригрозил ему Блад. А потом не выдержал и тоже дотронулся до переборки. Дерево под ладонью было теплым, шершавым и чуточку влажным. Впрочем, после недавнего ливня на борту трудно было отыскать хоть что-нибудь сухое.
Его корабль. Его девочка. Верная и славная... Вот уж кто никогда его не предавал...
«Черт бы тебя побрал, Ник! – подумал Блад сердито. – Но ведь ты прав. Никому я ее не отдам... И переименовывать не стану!»
Лейтенант хмыкнул, наблюдая за тем, как черные брови капитана сдвинулись на переносице, а лицо приняло решительное и немного упрямое выражение.
Блад вздрогнул и осознал, что Бенджамин до сих пор стоит рядом, вместо того, чтобы выполнить его распоряжение.
– Бен, ты что, оглох? Я же тебе сказал, принеси микстуру!
– Так она давно кончилась, сэр, – ответил стюард, моргая. – А новую вы не покупали...
– Дьявол! – выругался Блад, и негр тут же съежился, чуть отступив назад.
Блад заставил себя успокоиться. Голова раскалывалась, мешая сосредоточиться.
– Хорошо, пошли юнгу в город за новым запасом медикаментов. И принеси мне ром, черт подери! Сколько можно тебя понукать?
Бен остался стоять на месте.
– Что еще?! – прорычал Блад вызывающе. – Что на сей раз неладно?
– На медикаменты нужны деньги, сэр, – тихо сказал Бенджамин.
Блад насупился.
– Так возьми их, дьявол тебя раздери! Как будто в первый раз...
Бен вздохнул.
– Вы уже все потратили, сэр.
– Не может быть, Бен! – воскликнул Блад, оглянувшись на Дайка, который наблюдал за ними, сидя на койке с кружкой отвара в руке. – Наверняка что-то осталось!
Негр покачал головой.
– Все до последнего песо, сэр. Вы же тогда почти всю ночь играли в таверне...
– Поищи получше! – упрямо проворчал Блад.
Дайк вздохнул и передернул плечами.
– Не стоит беспокоиться, капитан. Мне уже легче. Обойдусь отваром.
– Позволь врачу выбрать тебе лечение! – сурово ответил Блад.
А потом вышел из его каюты и направился к Питту.
Штурман неодобрительно посмотрел на пошатывающегося капитана, ввалившегося без стука.
– Джереми, выручай! – прохрипел Блад, прислонившись к переборке. – Одолжи денег!
Светлые брови Питта сошлись на переносице.
– На ром? – холодно спросил он. И отвернулся, качнув головой: – Нет, и не проси!
– На микстуру! - возмущенно ответил Блад. – Для Ника.
Штурман испытующе посмотрел на него, а потом полез в свой рундук и достал небольшой кожаный кошелек.
Кинул его Бладу.
Тот вытянул руки, чтобы поймать, но промахнулся, и кошелек упал на пол, под ноги.
Бормоча ругательства, Блад наклонился, чтобы его поднять. В глазах мгновенно потемнело, а в затылке будто что-то взорвалось.
Питт наблюдал, как капитан, чертыхаясь, подобрал деньги и кинул их Бенджамину, который возник за его спиной.
– Живей за микстурой! Одна нога здесь, другая там! – рыкнул он на негра. – Но... сначала принеси мой ром!
– Пойду, помогу Хейтону с просушкой парусов, раз Нику так плохо, – мрачно сказал Джереми, шагнув к выходу из каюты.
– Подожди, я с тобой! – окликнул его Блад.
Джереми удивленно посмотрел на него, но потом молча пожал плечами…
история 8: Нежданный гость
8. Нежданный гость
Когда Блад и Питт поднялись на палубу, вахтенные уже закончили уборку и под руководством Хейтона готовились к просушке парусов. Погода и впрямь благоприятствовала этому: небо, еще вчера затянутое тучами, прояснилось, и солнце уже начало ощутимо пригревать.
Воздух и палуба были настолько влажными, что от подсыхающих под жаркими лучами досок поднимался полупрозрачный пар.
Блад окинул корабль рассеянным взглядом, одновременно потянув ворот своей мятой после сна рубашки, ослабляя его – от духоты его сразу бросило в пот. «Арабелла» поддерживалась в идеальном порядке, несмотря на то, что он не следил за его соблюдением уже второй месяц. Все вещи были на своих местах, бухты канатов свернуты почти идеально, медные части сверкали, как огонь, в лучах солнца. Несомненно, это была заслуга Дайка и остальных офицеров. Мало какой пиратский корабль мог похвастаться таким порядком, особенно во время пребывания в порту.
Еще пару месяцев назад Блад бы не посмел появиться на вычищенной палубе в столь неприглядном виде. Небритым, нечесаным и неряшливо одетым. Сейчас ему было на это наплевать. Как и наплевать на почтительные приветствия матросов, попадавшихся на его пути.
Прибежал Бенджамин и подал ему бутылку рома.
Сделав пару длинных глотков прямо из горла, Блад поднялся на квартердек и, навалившись на поручни, принялся разглядывать Кайонскую гавань и суда, которые в ней находились. Туман в голове потихоньку сходил на нет, но яркий свет все равно заставлял его болезненно щуриться.
Джереми Питт остался рядом с Хейтоном на шкафуте, обсуждая, как лучше повернуть реи, чтобы корабль остался в дрейфе во время сушки парусов. Матросы уже бежали по вантам, готовые выполнять дальнейшие распоряжения офицеров.
Сейчас на море был практически штиль – только легкая зыбь пробегала по поверхности воды. Но отсутствие высоких волн позволяло увидеть множество мусора, плавающего в гавани после недавнего урагана. Обломки досок, пучки водорослей и прочая грязь. Среди них копошилось множество чаек, которые явно нашли себе богатую поживу.
Заметив упавшую на воду тень от капитана, к борту корабля подплыли маленькие рыбки и принялись кружить, периодически поднимаясь к самой поверхности и поглядывая вверх, в надежде, что им кинут что-нибудь съедобное.
Блад обвел взглядом корабли, выстроившиеся на рейде и возле мола. Некоторые из них явно пострадали после шквала, о котором говорил Дайк. Посмотрев на причал повнимательнее, капитан заметил шлюп бедолаги Мюррея, лежавший на боку. Вокруг него суетились люди, что-то крича и жестикулируя.
Наблюдение за их возней быстро прискучило капитану, и он снова повернул голову в сторону моря, убедился, что остальные корабли его эскадры благополучно стоят на якоре, целые и невредимые.
Вот ведь ирония судьбы: он уже не пират, но удача продолжала ему сопутствовать. Потому что как иначе объяснить такое везение? Кажется, только его корабли из всех, что стояли в гавани, не пострадали...
Блад хотел сделать еще один глоток рома, лениво глядя на блестящую под солнцем воду. Над головой его с громким хлопаньем расправились паруса, и матросы, повинуясь указаниям боцмана и штурмана, закрепляли их под нужным углом.
Он поднес бутылку к губам и замер, уставившись на один из кораблей, стоявших на рейде у противоположного берега.
– Джереми! – окликнул он штурмана.
Питт оторвался от своего занятия и вопросительно посмотрел на капитана.
Блад поднял руку и указал на заинтересовавшее его судно.
– Ты ведь видишь то же, что и я?
Питт подошел к нему поближе, посмотрел в указанном направлении. И лицо его вытянулось.
– Да... – выдохнул он, напрягшись всем телом. – Это «Рейн Марго», вне всяких сомнений.
– И какого дьявола она тут делает? – проворчал Блад, продолжая разглядывать корабль, который, как всем было известно, принадлежал капитану Тондёру.
Питт пожал плечами, чувствуя все большую неловкость.
– И давно он тут? – Блад продолжал спрашивать, все больше мрачнея.
Питт замялся, но потом все-таки ответил:
– С неделю, наверное. Сам понимаешь, Питер, в последние дни нам было не до этого...
Блад выругался сквозь зубы, чуть склонив голову набок, не сводя глаз с корабля Тондёра.
– Неделю? И ни одна собака не удосужилась сообщить мне об этом!
Последние слова капитан сказал громко и обернулся на Хейтона, который стоял поодаль, такой же смущенный, как и штурман.
На лице Питта появился румянец. Он куснул губы, а потом ответил на упрек капитана. Прямо и бесхитростно, как всегда делал.
– Мы бы доложили, Питер, если бы ты был в состоянии понимать наши слова.
– Вот как? – Блад криво улыбнулся.
– Да, именно так, - твердо ответил Джереми.
– И что же он тут забыл? – Блад сузил глаза, разглядывая «Рейн Марго». Корабль выглядел изрядно потрепанным. Рангоут и такелаж, судя по характеру повреждений, пострадали от шторма, но наспех заделанные пробоины в борту указывали на то, что фрегату пришлось иметь дело не только со стихией.
Хейтон ответил ему, что, если верить рассказам матросов, корабль Тондёра буквально влетел в Кайонскую гавань на крыльях шторма.
– А дырки в борту ему наставили корабли ямайской эскадры, сэр, – закончил боцман, переглянувшись с Джереми Питтом.
Блад по-прежнему стоял, облокотившись о поручни. Питт мог заметить, как чуть заметно напряглись его плечи при словах Хейтона.
– Да, капитан, именно так, - повторил боцман негромко. – Матросы с «Рейн Марго» говорят, что еле проскочили мимо эскадры полковника Бишопа. И если бы не шторм, неизвестно, удалось бы им скрыться... Похоже, жирный боров объявил на нас охоту...
– Ну, сюда он вряд ли сунется, - уверенно сказал Питт, надеясь, что эти слова немного улучшат настроение капитана. Блад был мрачен, как туча. – Кайонская гавань – крепкий орешек. Пролив здесь узкий, и форт полностью его простреливает. Будь у Бишопа хоть сто кораблей, все равно им сюда не пройти.
– Но если они перекроют выход? – спросил Хейтон. – Что тогда? Они же будут караулить наши корабли, как кошки мышей!
– Будем надеяться, что недавний ураган заставил их убраться подальше, - ответил Питт со вздохом.
– А, может, и вовсе отправил в пекло, – буркнул боцман.
Блад слушал их, потягивая ром.
– Хейтон, прикажи готовить шлюпку, – сказал он. – Я отправляюсь на берег.
Джереми Питт почувствовал смутную тревогу. Ему не нравился тон капитана. Да и облик его оставлял желать лучшего.
– Бен! – крикнул Блад громко. – Где ты, лентяй черномазый? Живо неси мою шляпу, шпагу и еще одну бутылку рома! Черт, ну и жарища...
Боцман пошел отдавать распоряжения матросам. А Джереми Питт шагнул к Бладу, решив попробовать отговорить его от поездки на берег.
– И во рту пересохло... – сказал Блад, намереваясь спуститься по трапу. Но Джереми оказался у него на пути. – Что такое, дружище? У тебя такой осуждающий вид. Как будто я совершаю ужасное преступление.
– Зачем тебе ехать на берег, Питер? – спросил Джереми в упор. – Если ты хочешь напиться, то прекрасно можешь сделать это и здесь! Впрочем, ты уже пьян...
– Я хочу пойти извиниться, – ответил Блад, криво улыбнувшись. – Как видишь, дружище, я недостаточно пьян, чтобы позабыть о том, что у меня есть неоконченное дело.
Питт тихо застонал, теряя терпение.
– О, боже, Питер, неужели ты хочешь извиняться перед дамами, будучи в таком виде?
Блад посмотрел на себя, потрогал мятую и засаленную рубашку, провел ладонью по подбородку, покрытому черной щетиной. И пожал плечами.
– А почему бы и нет? – ответил он ровным голосом.
– Господи, Питер! – Питт чуть понизил голос, заметив, что матросы на шкафуте навострили уши и поглядывают на них. – Ты же пьян!
Блад тряхнул головой, пройдя мимо него к трапу.
– Джереми, ты же говорил, что они меня любят. А раз любят, значит, будут рады видеть меня в любом виде. Так, по крайней мере, утверждает одна из них. Вот и проверим на практике...
Блад принялся насвистывать, не замечая, как от этого напряглись вахтенные матросы.
Джереми сбежал вниз следом за ним.
– Питер, я пойду с тобой!
Блад покачал головой.
– Это лишнее, Джерри. Тем более, у тебя тут полно дел.
– Я иду, и возражать бесполезно!
– Тогда перестань ворчать, ради всех святых, – ответил Блад, взяв от Бена шпагу и шляпу.
В сопровождении Хейтона он подошел к штормтрапу, возле которого уже покачивалась спущенная с талей шлюпка.
Один из матросов хотел помочь капитану спуститься, но Блад гневно рыкнул на него, отмахнувшись.
– Иди к черту! – заворчал он, перекидывая ногу через борт и нащупывая первую ступеньку веревочного трапа. – Я вполне в состоянии подняться и спуститься сам!
Джереми Питт отвернулся, чтобы не видеть, как именно это будет делать капитан. Удивительный факт, но Блад даже будучи в сильнейшем подпитии умудрялся сохранять ловкость и цепкость кошки, когда лазил по штормтрапу. Некоторые люди и в трезвом виде делали это более неуклюже.
«Везунчик, что уж там, - подумал штурман. – Хоть пьяный, хоть трезвый».
Где-то в паре футов от шлюпки Бладу надоело цепляться за трап, и он, хохотнув, спрыгнул вниз, доставив гребцам несколько волнительных в буквальном смысле мгновений.
Питт вздохнул, качнув головой, а потом повернулся к Хейтону, который тоже наблюдал за отправлением капитана.
– Отправь с посыльным записку старому волку, Джейк, – сказал он негромко. – Сообщи, что я с капитаном буду на берегу. И, возможно, его помощь не будет лишней...
Боцман понимающе кивнул.
Питт, вздохнув, спустился в шлюпку следом за капитаном...
продолжение...
@темы: Рафаэль Сабатини, Фанфики
Три в одном
Название: Королева Марго
Автор: natoth
Бета: нет
Канон: Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада», «Хроники капитана Блада», «Удачи капитана Блада»
Персонажи: Питер Блад, Джереми Питт, Нэд Волверстон, Николас Дайк, Натаниэль Хагторп, Ибервиль, Марго (ОЖП), Луиза (ОЖП) и мн. др.
Размер: макси, 34449 слов
Категория: джен, гет
Жанр: драма, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Питер Блад, став капитаном «Арабеллы», приобретает известность среди Берегового Братства, но в один прекрасный вечер встречает человека из своего прошлого, в очередной раз убеждаясь, что мир очень тесен. Цикл историй, охватывающий период с 1687 по 1688 годы.
Предупреждения: ОЖП! Данная история написалась в попытке автора понять, были ли у Блада другие женщины, и если были, то как это возможно.
Примечания: В каноне Сабатини не упоминал, как именно зовут Ибервиля, так что я позволила себе смелость назвать его Филиппом. Считайте, это мой фанон.
Автор старался соблюдать матчасть, но ради сохранения духа и стиля Сабатини иногда обращался с ней вольно.
Содержание: история 1: «Неожиданная встреча»
история 2: Вечер в таверне
Время действия: август-сентябрь 1687 года
Место действия: Тортуга, таверна «У французского короля»
– Ну же, месье Дайк, не тяните, что было дальше? – воскликнул один из многочисленных слушателей, сидевших за большим столом в таверне «У французского короля». – Как же вам удалось вырваться из ловушки, поставленной проклятым доном Мигелем де Эспиноса?
Зал гудел, заполненный до отказа пиратами с «Арабеллы» и «Элизабет», а также зеваками и женщинами легкого поведения, пришедшими сюда в поисках легкой наживы. История, которую сейчас рассказывал Дайк, уже была повторена здесь не один раз, но люди все равно слушали ее с жадностью и восторгом: настолько невероятной она была. И все же, лейтенант с «Арабеллы», обладавший даром рассказчика и зачастую склонный приукрашивать факты, говорил только правду, когда дело касалось похода на Маракайбо. Потому что в данном случае никакая фантазия не могла превзойти то, что случилось на самом деле.
– Мы не только вырвались, сударь, но захватили половину испанской эскадры, взяли богатый выкуп за город и оставили дона Мигеля с носом! – усмехнулся Дайк, сделав глоток рома, чтобы промочить горло. – А дело было так...
Люди толкались и теснились вокруг стола, чтобы не пропустить ни одного слова из его рассказа. Сидевшие тут же Ибервиль, Волверстон и Хагторп то и дело вставляли свои замечания, когда, по их мнению, Дайк забывал упомянуть о той или иной детали.
– ...и тогда наш капитан придумал обмануть испанцев, заставить их поверить в то, что мы действительно рехнулись и решили атаковать их чертов форт с суши, – перебил Дайка Волверстон. – Подошли мы, стало быть, к этому форту посреди бела дня и давай кататься на шлюпках взад-вперед на глазах у донов!
– Дорого бы я дал за то, чтобы посмотреть на их рожи, когда мы сделали шестую ходку, – хохотнул Ибервиль, тряхнув каштановыми локонами. – Я все опасался, что мы перестарались с блефом, пытаясь заставить их сделать то, ради чего этот спектакль предназначался. Как вы помните, нас всего-то осталось триста человек после того, как трусливая гнида по имени Каузак от нас сбежала. А так выходило, что мы уже человек пятьсот перевезли... И в том числе штук пять Волверстонов и столько же Ибервилей!
Все рассмеялись.
– Думаю, один этот факт может напугать кого угодно, – с кривой ухмылкой проронил Хагторп, который, в отличие от Дайка, предпочитал быть молчаливым слушателем во время таких вечеров. Бывший офицер королевского флота хоть и стал теперь капитаном пиратского корабля, все равно не мог избавиться от некоторых старых привычек. В частности, он всегда одевался очень скромно, почти по-пуритански, и был очень умерен (по флибустьерским меркам) при питье спиртного.
– Но к вечеру доны все-таки наложили в штаны и начали перетаскивать свои чертовы пушки на другую сторону форта, чтобы, стало быть, очистить нам проход, – продолжал Волверстон. – Надеюсь, они изрядно надорвали свои проклятые испанские пупки...
– А пока они потели и работали, стало совсем темно, и мы потихоньку подняли якоря и на цыпочках вышли в открытое море, – закончил Дайк, ухмыляясь во весь рот.
– В своей манере, конечно. То есть, салют в честь адмирала мы все же дали, – добавил Ибервиль, потягиваясь. – И не поскупились. Дон Мигель не может быть в этом на нас обижен.
– А дальше-то, дальше? – продолжали требовать слушатели.
– Дальше пусть Волверстон рассказывает, а я передохну и выпью кружечку рома, – ответил Дайк, потрепав по щеке пышную девицу в пестром платье, присевшую к нему на колени.
– Хорошо, – Нэд облокотился о стол, и его единственный глаз озорно блеснул. – Вышли, значится, мы из Маракайбо, оставив донов беситься на развалинах форта...
– Я же говорю, салют был что надо! – вставил Ибервиль, вызвав у слушателей еще один взрыв хохота.
– А тут нам навстречу... кто, как вы думаете? Испанский корабль...
– А там – Каузак, собственной персоной! Гордо восседает в трюме,– не удержался Дайк. – Если бы мы знали, что он тоже там, то, честное слово, просто потопили бы это корыто...
– Я бы его так в трюме и оставил, но наш капитан, черт побери его проклятое великодушие, не только не отправил его за борт, но и доставил до Тортуги, – ворчливо закончил Волверстон.
– Так-так, тут, кажется, кто-то осмеливается обсуждать решения капитана?
Все, кто сидел за столом, разом повернулись в сторону говорившего.
Капитан Блад, одетый в свой лучший камзол, подошел ближе и, взяв стул, медленно опустился на него, положив на колени длинную увитую лентами черную трость. Его голос звучал строго, но в глазах светилась ирония.
– Да как ты мог такое подумать, Питер?! – ответил Волверстон, всем своим видом изображая оскорбленную невинность.
– Значит, послышалось, – сказал Блад добродушно. – Но все-таки, парни, кончайте перемывать кости Каузаку! Как не приду, так вы о нем болтаете. Честное слово, он не заслуживает такого внимания!
– Воля твоя, капитан! – Ибервиль пожал плечами. Потом, многозначительно посмотрев на черноволосую красотку, сидевшую у него на коленях, как бы невзначай наклонил свой бокал и плеснул вино прямо в вырез ее платья. Девица взвизгнула, шлепнув его кулачком по плечу. – Пардон, мадемуазель, сейчас вытру! – сказал он и, вооружившись платком, промокнул ее декольте, вызвав еще один оглушительный визг.
Волверстон заржал, наблюдая эту картину, а Хагторп чуть заметно поморщился.
– Ох уж эти французы! – пробормотал он чуть слышно. – Стыдоба одна!
– Вижу, веселье в разгаре, – произнес Блад после того, как сделал заказ у поспешно подбежавшего слуги.
– Присоединяйся, – ответил Ибервиль, – Мы как раз собирались сыграть в карты. Кое-кто должен мне еще с прошлого раза.
– Ты что-то перепутал, дорогой капитан, – улыбнулся Блад, пододвигаясь к столу, – Насколько я помню, кое-кто в прошлый раз сильно продулся, и ему даже пришлось брать взаймы у кое-кого...
– Я ничего не перепутал, – Ибервиль по-прежнему ухмылялся, тасуя колоду карт, – И жажду взять реванш!
– Хорошо, мой дорогой азартный капитан, – ответил Блад, когда Ибервиль принялся раздавать карты всем участникам. – Но потом не говори, что я тебя не предупреждал!
– Делаем ставки, господа! – объявил Ибервиль, окинув взглядом всех участников, – Благо есть что ставить!
И он многозначительно похлопал себя по карману.
– Хорошо! – Блад ответил ему подчеркнуто любезной улыбкой, достав собственный кошелек и положив его на стол перед собой...
– На вашем месте, капитан Ибервиль, я бы не стала играть с человеком, который совсем недавно умудрился обвести вокруг пальца испанского адмирала, – Блад на мгновение поднял глаза от карт, услышав голос Марго.
– Ах, вот ты где, милочка! – сказал он с улыбкой, когда почувствовал прикосновение ее рук к своим плечам.
– Пришла поболеть за тебя, капитан, – ответила Марго. – Уверена, ты выиграешь, как всегда!
– Мадемуазель, попрошу не забывать тот факт, что я тоже был одним из тех людей, которые обвели вокруг пальца испанского адмирала, – заметил Ибервиль, делая ход. Блад чуть шевельнул бровями, разглядывая карты, а потом с невозмутимым видом отбился, что вызвало у других игроков немного противоречивую реакцию. Хагторп и Волверстон радостно загудели, а Ибервиль издал недовольное ворчание.
– Я тебе не помешаю, капитан? – спросила Марго у Блада, присаживаясь рядом. Он мотнул головой, что-то просчитывая в уме.
– Только не смотри в мои карты, милая, – сказал он негромко, – У тебя слишком выразительное лицо, боюсь, ты меня выдашь этому французскому дьяволу.
– Как скажешь, капитан, – покорно ответила Марго, устраиваясь рядом с ним за столом. – Я просто молча посижу, могу даже закрыть глаза.
Блад покосился на нее, заметив, что Марго сегодня на удивление тихая. И голос у нее был усталый.
Через некоторое время Волверстон, громко выругавшись, бросил свои карты на стол и отодвинулся.
– Всё, я пас! – проворчал он, скрестив руки. – Очень некрасиво с твоей стороны, Филипп!
Ибервиль в ответ издал боевой клич и ехидно усмехнулся.
– Сегодня я до тебя докопаюсь, Питер! – сказал он зловещим голосом, рассматривая свои карты.
– Ну, попытайся! – ответил Блад, продолжая сидеть с каменным лицом.
– Приготовить тебе трубку, капитан? – спросила Марго, потирая виски.
– Это было бы очень любезно с твоей стороны, – ответил Блад, а потом добавил, понизив голос: – У тебя сегодня неважный вид, Марго. Уж прости за прямоту!
Она устало улыбнулась, посмотрев ему в глаза.
– От тебя ничего не утаишь, капитан. Просто выдалась трудная неделя. Так всегда бывает, когда ваши ребята срывают большой куш...
Марго достала из кармана его камзола кисет и принялась набивать трубку табаком.
– А сегодня еще дико разболелась голова. Как будто гвоздь в висок вбили.
– Это мигрень, милочка, – сказал Блад, задумчиво кивая. – Весьма скверная штука.
– Переживу, – отмахнулась Марго, поднося к трубке тлеющий уголек. – Только не подумай, что я жалуюсь. Просто ты спросил, и я ответила. Но, наверно, я действительно скверно выгляжу, раз это так заметно...
Блад положил на стол несколько карт, решив пойти в атаку на Ибервиля. Француз призадумался, разглядывая убийственную комбинацию.
– Ты выглядишь великолепно, как всегда, – ответил Блад, взяв у нее дымящуюся трубку, – Но я врач, и замечаю чуть больше, чем остальные из присутствующих здесь мужчин.
– Ах! – сказала Марго с болезненной улыбкой.
Блад подозвал к себе мальчишку-мулата, который обслуживал их стол, и, дав ему несколько монет, попросил сбегать в аптеку, что находилась на соседней улице, за некоторыми ингредиентами.
– Ты обратилась по нужному адресу, – сказал он тихо. – Так что позволь мне сегодня поднести тебе особое угощение.
– Ты так любезен... – ответила Марго, посмотрев на него со странным выражением во взгляде. Но договорить не успела, потому что черноволосая смазливая девица, сидевшая на коленях у Ибервиля, томно окликнула Блада:
– Капитан! Вы обращаете внимание только на Марго. В то время как здесь есть и другие дамы, ничуть не хуже ее! Вы не находите, что это немного невежливо?
Блад внимательно посмотрел на девицу. Она явно выпила больше, чем нужно, поэтому держалась очень дерзко.
Он действительно предпочитал общество Марго всем остальным дамам, которые работали в этой таверне. Несомненно, это вызывало у них зависть.
Блад не знал и не пытался выяснить, насколько сложными путями эти женщины добивались права проводить вечера с капитанами пиратских кораблей. Но здесь существовали некие правила, которых придерживались все: и флибустьеры, и проститутки. Пираты, оказавшись на берегу, сорили деньгами направо и налево. Щедрость, особенно по отношению к дамам легкого поведения, считалась здесь чуть ли не священной обязанностью каждого уважающего себя флибустьера. И, естественно, пиратские капитаны были лакомым кусочком для ночных бабочек Тортуги. Поэтому право быть с ними доставалось далеко не каждой даме легкого поведения. Здесь, в таверне «У французского короля», собралась местная «элита». Все женщины, что сидели сейчас за столом, были красивыми, ухоженными, одетыми в яркие платья. Они были очень милы с мужчинами и умело поддерживали беседу. Но иногда, когда они смотрели друг на друга, Блад замечал, как опасно блестели глаза этих хищниц. За внешним лоском скрывалась беспощадность, и нравы возможно, куда более жестокие, чем у них, моряков.
Черноволосая мадемуазель, осознав, что смотрит на него слишком жадно, поспешно улыбнулась.
– Мне нравится иметь дело с Марго, – кивнул Блад, стараясь говорить предельно вежливо. – Она умеет быть ненавязчивой.
Ибервиль засмеялся, перебирая свои карты.
– Да уж, тебе, Луиза, этому еще надо учиться...
Волверстон и Дайк гоготнули, переглянувшись.
Девица не унималась.
– И вы, капитан, никогда не зовете нас на ваш корабль. Хотя бы просто показать...
Волверстон выпучил единственный глаз, толкнув Дайка локтем.
Но Ибервиль ответил раньше Блада:
– Душенька, это невозможно. Женщина на корабле – к беде. Таков уж закон, и мы его не нарушаем без особой нужды.
– А вот другие капитаны не такие зануды! – возразила Луиза с глупой пьяной улыбкой.
– Это их дело и их проблемы, – ответил Ибервиль, пытаясь понять по каменному лицу Блада, какой эффект произвел его ход. – Но на наших кораблях женщинам находиться нельзя. Даже на стоянке.
– Ужасная несправедливость! – вздохнула Луиза, надув губы.– Все вы, моряки, одинаковые... Ладно, раз уж на корабль нельзя, то хотя бы просто пригласите на вечер, – сказала Луиза, нагло глядя в глаза Бладу.
Марго бросила на нее презрительный взгляд, а потом повернулась к Бладу.
– Она здесь новенькая, капитан. Еще не научилась себя вести. Не обижайся, ладно? Луиза, думаю, тебе сегодня больше пить не надо, – сказала она, толкнув товарку ногой под столом.
– А ты мне не указывай! – огрызнулась черноволосая, растерявшая во хмелю большую часть напускной вежливости. Потом, криво улыбнувшись, наклонила голову и ядовито добавила: – Тебя он тоже не особо зазывает! Так дай другим возможность поработать!
Эти слова мгновенно оборвали смех вокруг. Хагторп, Волверстон и Дайк замерли, глядя на зарвавшуюся девицу. Ибервиль, сразу переставший ухмыляться, отложил карты и на всякий случай обхватил Луизу за талию двумя руками, удерживая на месте.
– Ну-ну, девочки, не ссорьтесь! – тихо прошептал он ей на ухо.
Марго побледнела как полотно и уже хотела подняться на ноги, но Блад ее остановил.
– Не беспокойтесь, мадемуазель, вам-то уж точно не стоит беспокоиться о приглашении на вечер, – ответил он с мрачной улыбкой, глядя в лицо Луизе.
После чего положил карты на стол, открыв их, и посмотрел на Ибервиля торжествующе.
– Похоже, выигрыш мой и в этот раз, дорогой капитан!
Дайк философски улыбнулся. Ибервиль замер с приоткрытым ртом.
– Это как?! – произнес он, наконец, полностью обескураженный. – Когда ты успел?!
– А ведь вас предупреждали, капитан! – заметила Марго, вздохнув.
– Увы, Филипп, надо было чаще смотреть на карты, вместо того, чтобы любоваться на декольте своей дамы, – сказал Блад, пододвигая к себе монеты и драгоценные камни, собранные в центре стола.
– Давай сыграем еще? – горячился Ибервиль, но Блад его остановил.
– В другой раз, друг мой. Быть может, завтра. Сегодня уже не получится. Тебе играть явно не стоит, а я уже достаточно испытывал Фортуну. А она у нас дама капризная.
Он повернулся к своим офицерам и зевакам, стоявшим вокруг стола.
– Было приятно провести с вами время, господа!
В это время вернулся мальчишка-мулат с небольшим свертком в руках.
– Отлично, – сказал Блад, забирая у него покупку и дав ему еще одну монетку. – А теперь принеси воды, пожалуйста.
Мальчишка обернулся быстро и, расстаравшись, принес целый кувшин.
Блад налил воду в стакан, насыпав туда немного порошка из свертка. И протянул Марго.
– Вот, выпей-ка. Должно помочь.
Она послушно выпила, чуть сморщившись от горечи.
– По-хорошему тебе надо лечь спать, вместо того, чтобы здесь сидеть, – добавил он, собрав оставшееся лекарство и вручив ей. – Если боль не уймется, выпей еще.
– Вы очень добры, доктор Блад, – ответила Марго насмешливо. – Но мне надо работать. Скоро ваши ребята все пропьют и проиграют, вот тогда и отосплюсь.
Он вздохнул, взяв шляпу, висевшую на спинке стула, и потянулся за тростью.
– Уже уходишь? – она заметно огорчилась.
– Увы, сегодня я зашел ненадолго, – извинился Блад.
Он встал, поправляя свой камзол. А потом посмотрел на нее пристально и сказал негромко:
– Марго... я знаю, что «невесты д'Ожерона», которые по какой-либо причине не вышли замуж, обязаны оплатить свой проезд в Вест-Индию. Если ты работаешь ради этого, я мог бы...
Она рассмеялась, взмахнув рукой.
– Капитан, даже если бы я нуждалась в деньгах, то приняла бы их только в обмен на мои услуги. Но, по счастью, мои клиенты были так щедры в последнее время, что я могла бы не только выкупить себя, но и многих моих подруг. Но все равно спасибо за предложение. Это много для меня значит.
Он удивленно смотрел на нее.
– Если выкуп оплачен, зачем ты продолжаешь такую жизнь?
Марго криво улыбнулась, кусая губы.
– А что еще я могу делать на этом острове? Капитан! Подумай сам! Женщину с моей репутацией вряд ли оставят в покое, даже если она захочет отойти от дел. Единственный шанс покончить с такой жизнью – это выйти замуж. Но этот вопрос мы с тобой уже обсуждали, так что давай не будем поднимать эту тему. Хорошо?
Блад кивнул, помрачнев.
– Мне очень жаль…
– Не надо жалости, капитан! – оборвала она его, – Ты же знаешь, что я этого не люблю. Мне нравится жить так, как сейчас. Это действительно здорово. Мужчины на этом острове невероятно щедры. В Нанте я за год не зарабатывала столько денег, сколько здесь за один вечер.
Марго потерла висок.
– Надо же... отпустило! Капитан, твое лекарство – просто чудо!
– Рад это слышать, – сказал Блад, надевая шляпу. – Проводишь меня до дверей?
– Конечно! – она пошла рядом с ним.
Но до выхода из таверны они не дошли, потому что между двумя пьяными посетителями вспыхнула ожесточенная драка. Блад едва успел оттолкнуть Марго к стене, когда один из дерущихся головорезов пролетел рядом, врезавшись в стол.
Все, кто был в таверне, моментально собрались вокруг драчунов, обсуждая, посмеиваясь и даже делая ставки.
Подобные свары не были здесь редкостью, и Блад, покачав головой, хотел пробраться к выходу, но один момент заставил его остановиться.
Судя по всему, мужчины сцепились из-за женщины, и она отчаянно пыталась их разнять, с причитаниями бегая вокруг.
– Господи, да это же Молли! – пробормотала Марго, брезгливо скривив губы. – И каким ветром сюда занесло эту паршивую потаскушку? Ее же в таверну не пускают!
Женщина, пытавшаяся растащить дерущихся, выглядела очень жалко и отталкивающе: растрепанные грязные волосы, потертое платье, некогда бывшее красным. Она сипло вскрикивала, цепляясь за руку одного из двух верзил:
– Сэм, не надо! Уймись, же!
– Отстань, старуха! – огрызнулся тот, кого она называла Сэмом, и резко взмахнул кулаком. Удар пришелся женщине по лицу, и она рухнула, как подкошенная, издав приглушенный визг.
Марго поморщилась, увидев это.
– Фу, мерзость какая! – сказала она. – Но Молли сама виновата, нечего было связываться с пьяными подонками... Вот что бывает, капитан, если выходишь замуж за кого попало, лишь бы не остаться одной... Капитан? Куда это ты собрался?
Блад протянул ей трость.
– Подержи-ка. Я сейчас вернусь.
– Капитан, не дури! – Марго попыталась его удержать. – Пусть пьяные идиоты дерутся, если им так нравится!
Но Блад уже решительно шел к сцепившимся головорезам.
Марго поспешила следом, сжимая в руках его трость, шляпу и перевязь.
– Капитан, а шпагу-то?
Он махнул рукой.
– Еще не хватало оружие о них марать!
Он подошел к двум пьяницам и, когда они на мгновение разошлись, чтобы снова броситься друг на друга, встал между ними.
– Прекратите немедленно! – рявкнул он, и его звучный голос заглушил шум в таверне.
– Шо?! – взревел Сэм и замахнулся кулаком.
Но Блад оказался быстрее и сбил его с ног мощным ударом в челюсть. Зеваки громко завопили, выражая свой восторг.
– Ну, давай! – резко крикнул Блад, повернувшись ко второму драчуну. Тот, опомнившись, попятился, виновато разводя руки.
– Вот это совсем другой разговор! – бросил капитан, отходя в сторону. К нему уже спешили его офицеры, Волверстон шел впереди, качая головой в пестром платке.
– Капитан, да за тобой нужен глаз да глаз! – проворчал старый волк, положив ему на плечо тяжелую лапу. – Но я все-таки горд: наконец-то ты этот удар правильно выполнил! Моя школа!
– Рад, что смог тебе угодить, – ответил Блад, а потом присел над рыдающей женщиной.
– Питер, что на сей раз? – простонал Волверстон. – Не связывайся ты с этим вшивым отребьем!
– Отвали, Нэд! – ответил Блад, – Нотации читать будешь позже.
Марго подошла и остановилась рядом с Волверстоном.
– Вот как с ним таким быть? – сокрушался старый волк. – Ох, выйдет ему боком эта доброта!
– Не каркай! – оборвал его Блад, не поднимая головы. Он дотронулся до женщины, которая съежилась в новом приступе истерического плача. От нее сильно разило ромом. – Убери руки от лица, голубушка, – сказал он, пытаясь рассмотреть последствия удара.
– …ыыы! – выла она, раскачиваясь.
Блад вздохнул и, взявшись за ее руку, отвел от разбитого лица.
– Марго, дай, пожалуйста, платок, – сказал он.
Она выполнила его просьбу, скрипнув зубами.
Некоторое время спустя Блад закончил обрабатывать огромный синяк на лице Молли. И, взяв ее под руку, вывел из таверны. Марго шла рядом, всё еще держа его вещи.
– Ох, капитан, я склонна согласиться с Волверстоном, нельзя быть таким добрым, – сказала она, когда всхлипывающая Молли, покачиваясь, скрылась на темной улице.
– Я сделал это не из-за доброты, а потому что надо было восстановить справедливость, – ответил Блад. – К тому же, как можно просто стоять и смотреть, когда какой-то подонок бьет даму?!
– Это Молли-то дама?! – Марго криво улыбнулась. – Ох, капитан...
Блад забрал свою шпагу и трость из ее рук.
– До чего же вы, женщины, жестокие создания! – сказал он со вздохом. Потом повернулся, чтобы уйти.
– Капитан, – Марго окликнула его. – Ты бы подождал Волверстона, или еще кого из ваших ребят. В такое время не стоит ходить в одиночку.
Он посмотрел на нее с усмешкой.
– Марго, сначала ты коришь меня за доброту, а теперь еще и трусом хочешь назвать? Хорошенькое дело!
– Мне становится не по себе, когда ты ходишь один по темным улицам, – сказала она откровенно. – Я в таверне каждый день бываю и слышу всякое. Да, большинство людей тобой восхищаются. Но есть и завистники, капитан. И есть продажные твари.
Он насторожился, склонив голову набок.
– Ну-ну, продолжай!
– Я слышала, что испанский адмирал назначил за твою голову огромное вознаграждение в сорок тысяч реалов. За такую сумму многие люди пойдут на что угодно.
Блад улыбнулся и взял ее за руку.
– Марго, я знаю об этом. Но не собираюсь остаток своей жизни прятаться на корабле, трясясь за свою шкуру.
– Будь хотя бы осторожным! – взмолилась она, поняв, что вряд ли сможет его переубедить.
Он поцеловал ее руку, а потом шагнул в сторону улицы.
– Я буду смотреть в оба, обещаю, – донесся до нее его спокойный голос из темноты.
история 3: Ожидание
Время действия: конец августа- начало сентября 1688г.
Место: о. Тортуга, таверна «У французского короля»
– Вон они, Марго!
Луиза отвернулась от стойки и толкнула ее локтем.
– Быть может, появились какие-нибудь известия? Пошли быстрей!
Она схватила ее за руку и потянула за собой.
Марго повиновалась почти машинально, пытаясь отбросить неприятные предположения, которые всё множились в ее воображении по мере того, как шли дни.
Все корабли из его эскадры почти две недели стояли на якоре в Кайонской бухте. Все, кроме одного.
И она знала, что ожидание давит на нервы не только ей. Весь город, казалось, замер, затаив дыхание.
Но корабля все не было.
Она направилась вместе с Луизой к капитанам Ибервилю и Хагторпу, которые только что вошли в таверну. И подняла глаза, чувствуя, как замирает от страха и тоски сердце.
– Ну?.. – спросила Луиза, пристроившись рядом с ними, пока они шагали к своему излюбленному столику.
Ибервиль остановился на мгновение и покачал головой.
– Дозорные из Горного форта все глаза проглядели. И ничего, – ответил он со вздохом.
Хагторп отодвинул тяжелый табурет и положил шляпу на край стола, усаживаясь.
– Вам того же, что обычно? – спросила Луиза.
Оба капитана кивнули.
Девица унеслась передавать заказ на кухню, а Марго присела напротив них.
– Совсем ничего? – тихо спросила она, мысленно обзывая себя сентиментальной дурой.
Ибервиль помотал головой.
Хагторп достал трубку и принялся набивать ее табаком. Потом поднял глаза на нее. Капитан «Элизабет» ей нравился. Он всегда был очень обходительным, хоть и немного суровым. И глаза у него были очень красивые, темно-карие, бархатистые и выразительные.
И все же не такие пронизывающие, как у него.
– Да не переживай ты так, Марго, – сказал Хагторп, чиркая огнивом над трубкой. – Вернется он. Просто задержался из-за шторма. Мы же тебе говорили...
– Но... разве шторм – это не опасно? – спросила она, отчаянно стараясь говорить ровно.
– Иногда опасно, но ты же знаешь, что с ним Джереми, – ответил Ибервиль, наклоняясь вперед. – А уж этот парень в своем деле мастер. С таким штурманом никакой ураган не страшен. Скажи, Нат!
И он толкнул локтем Хагторпа, едва не выбив у того трубку.
Капитан «Элизабет» поспешно кивнул.
– Уверен, он прибыл бы раньше, просто погода сейчас не очень, – продолжил Ибервиль весьма убедительным тоном. – Сама же видишь, что творится на улице: то ливень, то ветер, то солнце. Ну, задержался немного из-за встречного ветра. Бывает. Что еще может случиться?
И он откинулся назад, насмешливо глядя на нее. А потом принялся постукивать пальцами по столу. У капитана Ибервиля были красивые и ухоженные руки. Марго замерла на некоторое время, глядя на них.
И все же, они не были такими сильными и изящными как у него.
– Вообще-то случиться может много чего... – неожиданно сказал Хагторп, мрачно пуская дым из ноздрей.
– Но только не с ним, – быстро перебил его Ибервиль, еще раз толкнув капитана локтем. И старательно улыбнулся Марго. – Не слушай этого зануду, малышка. Вечно он каркает...
И француз выразительно посмотрел в глаза Хагторпу.
Тот чуть встрепенулся и закивал.
– И правда, он же у нас везунчик, ведь так, Фил? Помнишь, мы тогда тоже почти его похоронили? После того дурацкого набега на бухту Кариако?
– Да-да, – торопливо ответил Ибервиль, забирая у подошедшей Луизы их заказ: две кружки рома. – Тоже ужасно беспокоились о нем. Точнее, мы не чаяли его снова увидеть. Решили, что он погиб вместе с остальными, когда проклятая испанская береговая охрана расстреляла наши пироги.
– Жуткое было тогда чувство... – вздохнул Хагторп, подтянув к себе кружку. – Прямо как сейчас...
И он дернулся, уставившись на Ибервиля.
Марго почувствовала, как французский капитан лягнул своего товарища под столом, слегка задев и ее.
– Я хотел сказать, что мы тоже очень беспокоились и... переживали, – буркнул Хагторп, сердито покосившись на Ибервиля.
– Но сейчас-то все не так, милочка, – перебил его француз. – И капитан наш просто… отстал. Да и прошло-то всего две недели! Это не срок. Вот тогда, помнишь, Нат, сколько мы ждали?
– Нашел, о чем спрашивать, – фыркнул Хагторп. – Я же тогда так пил, что ничего толком не могу вспомнить!
– Дьявол, я тоже, – растерянно протянул Ибервиль, почесав затылок. – Но около месяца точно. Если не больше. Так что две недели – это не срок.
И он подмигнул Марго.
– А что, если его поймали испанцы? – дрожащим голосом произнесла Луиза. – Помните, как тогда... когда нам сказали, что его повесили? Ох, господи, как же я тогда ревела!
– А потом он приплыл, живой и невредимый, да еще и с богатой добычей, – перебил ее Ибервиль. – Так что не вздумай тут реветь!
И он строго посмотрел на нее.
– Может... снарядить кого-нибудь на поиски? – пробормотала Марго, потирая лоб. – Хуже нет ничего, чем вот так ждать!
– Мы бы с удовольствием, милочка, – мягко ответил Ибервиль. – Только часть кораблей у нас еще на ремонте... после шторма... точнее, после плавания. Да и погода...
– А если у него корабль тоже в ремонте нуждается? – ойкнула Луиза, прижав руки к груди. – Мне столько раз ребята рассказывали, как у них мачты ломало от шквала и все такое... И он сейчас где-нибудь там, в море... беспомощный и одинокий...
– Да что вы, в самом деле?! – возмущенно перебил ее Ибервиль. – Вернется он. С добычей. Вот увидите.
– Да можно и без добычи, лишь бы живой! – вздохнула Марго, не выдержав.
Мужчины за столом неловко замолчали. Хагторп вцепился в трубку, а Ибервиль сделал длинный глоток рома.
– Пусть только попробует не вернуться! – проворчал Хагторп. – Мы ему тогда устроим!
Марго покачала головой, спрятав лицо в ладонях.
Конечно, они правы. И всё это – просто глупые женские страхи. Что с ним может случиться?
– К тому же там наш старый волк, – заметил Хагторп. – А уж с ним точно не пропадешь!
Ибервиль шумно согласился с его словами.
Они открыли рты, чтобы сказать что-то еще, но грохот пушечного выстрела заставил их замереть.
Все посетители таверны также замолчали и обернулись к окнам, выходившим на море.
Марго подбежала к выходу на широкую веранду-навес и поднесла ладонь к глазам.
Выстрелили из форта, если судить по беловатому облаку дыма, поднимавшемуся над его стенами.
Потом все увидели, как на длинном флагштоке взвилось несколько флагов.
Несколько пиратов тут же полезли в карманы в поисках подзорных труб.
Ибервиль и Хагторп не были исключением.
– Ну? Ну? – торопила Луиза, дергая Ибервиля за рукав. – Что там?
Марго привстала на цыпочки, кусая губы. У окна тут же столпился народ, почти закрыв ей обзор.
– Корабль! Корабль на горизонте! – воскликнул Ибервиль, оторвавшись от разглядывания сигналов.
– Господи, надеюсь, это он! – пробормотал Хагторп, протискиваясь к выходу.
Марго едва успела ухватиться за его пояс.
Почти все посетители таверны высыпали на улицу и ринулись вниз, к гавани.
Стоял ранний вечер, и солнце было еще достаточно жгучим.
Но Марго не обращала внимания на удушающую влажную жару и, подобрав юбки, понеслась со всех ног к морю.
Краем глаза она видела, что туда же побежали все остальные жители города, услышавшие сигнал форта.
Она едва могла дышать, когда добежала до каменного мола. Там собралась пестрая толпа, возбужденно галдящая. Форт еще раз поднял флаги, и сигналы вызвали бурное ликование в народе.
Марго почувствовала, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
Ибервиль был прав.
Он возвращался.
Как обычно.
Она терпеливо стояла на молу, толкаясь и отпихивая других встречающих, до рези в глазах вглядываясь в сверкающую в лучах закатного солнца полоску воды узкого пролива, ведущего в гавань.
Корабля... заветного алого корабля все не было видно. Успеет ли он пройти в гавань до наступления темноты?
Пролив был достаточно коварен, и, чтобы попасть в Кайонскую бухту, требовалась немалая штурманская сноровка или опытный лоцман.
Марго видела, как от причала отошло несколько баркасов.
– Вот он! Вот он! – пронзительно взвизгнула какая-то женщина, и все загалдели снова.
Марго повернулась в указанную сторону и увидела величавый фрегат, вывернувший из-за скалистого мыса. Большая часть белоснежных парусов уже была убрана, оранжевые блики от заходящего солнца играли на бушприте и гроте.
Это, вне всякого сомнения, была «Арабелла».
Расстояние все еще было слишком большим, чтобы разглядеть ее подробно, но Марго видела, что все мачты у нее целы.
Значит, шторм не причинил ей серьезного вреда.
Чуть впереди от фрегата она увидела покачивающуюся на волнах шлюпку.
– Входят на буксире! – хрипло гаркнул кто-то почти ей в ухо.
Форт снова принялся палить, салютуя вернувшемуся прославленному корсару. Вскоре к нему присоединились все стоявшие на якоре суда.
Марго зажала уши ладонями, не сводя глаз с приближающегося алого корабля.
Баркасы уже были совсем рядом от него, и она видела, как они тоже присоединились к буксировке.
Солнце уже село, но в гавани было светло как днем, потому что то и дело начинали палить из пушек.
«Арабелла» плавно замерла, покачиваясь на волнах, мачты ее уже были совершенно голые.
Марго услышала грохот летящего в воду якоря.
А потом увидела, что от борта «Арабеллы» отходит шлюпка.
Всё ли с ним в порядке?
Корабль вернулся, но с ним ли его храбрый капитан?
Марго сделала несколько шагов вперед, к самому краю причала, рискуя быть вытолкнутой в воду.
Темнело очень быстро, и она слишком долго смотрела на бликующую воду, чтобы теперь разглядеть его среди тех, кто был в шлюпке.
– Вон он! Вон он, смотрите! – закричали самые зоркие из встречающих. – Сидит на корме!
Марго выдохнула, пытаясь унять бешено стучащее сердце.
Живой!
Слава богу!
Она стояла на причале, глядя, как матросы выбираются из шлюпки. Смотрела на капитана в черном камзоле с серебряными позументами, легко вспрыгнувшего на мол. Его тут же окружили офицеры с кораблей его эскадры, расспрашивая, хлопая по плечу, пытаясь обнять. Следом за ним поднялся Джереми Питт, и тоже был почти задушен налетевшими на него товарищами.
Волверстона, о котором упоминал Хагторп, нигде не было видно. Но могло случиться так, что он остался на корабле, чтобы следить за порядком.
Марго увидела, что плотное кольцо из офицеров расступилось на мгновение, пропуская Блада вперед. Он что-то коротко сказал всем, а потом, поправив шляпу, решительно двинулся к городу, проталкиваясь через толпу.
Питт задержался чуть дольше, но было видно, что он тоже не особо разговорчив и жаждет догнать капитана.
«Пошел с визитом к губернатору», – догадалась Марго.
Блад всегда так делал, как только прибывал на Тортугу после очередного рейда.
Марго принялась проталкиваться сквозь толпу, намереваясь вернуться в таверну. Незачем беспокоить офицеров с «Арабеллы» здесь, на молу. Они все равно соберутся за кружкой рома в их любимой «У французского короля». Вот там она и услышит все подробности об их плавании. Надо просто набраться еще немного терпения. В конце концов, ждала же она все эти недели? Так что такое по сравнению с ними какие-то два часа?
Многие, видимо, думали так же, как она, потому что тоже ринулись в таверну.
Марго ждала до глубокой ночи. Но, к ее удивлению, ни один из офицеров Блада в этот вечер не пришел сюда, чтобы отпраздновать возвращение, как они обычно делали.
Не только она была удивлена этим. Вскоре услышала от посетителей, что капитан Блад сразу после визита к губернатору отправился на свой корабль.
– Видать, пустой вернулся, – хмыкнул кто-то, разочарованный долгим ожиданием новостей.
– Да нет, я слышал, они взяли какой-то редкий приз, просто надо дождаться Волверстона, – возразил другой пират.
– Неужто ему и впрямь удалось разграбить Порт-Ройял?
– Да ты что, рехнулся? Это же английский порт, а Блад не нападает на англичан! Пора бы это уяснить!
Марго печально и устало опустилась на стул возле стойки, зажмурившись. От шума и волнения у нее начала болеть голова. Проклятая мигрень. Она чувствовала, как виски начинает сжимать, а с правой стороны будто воткнули раскаленную спицу.
Только не это!
– Угостить тебя вином, милочка? – прохрипел чей-то прокуренный голос над ухом.
Марго заставила себя открыть глаза и повернуться к говорившему.
– Пошел к черту, пьяный урод! – прошипела она, совершенно не сдерживаясь.
И ушла, не дожидаясь, когда капитан Леруа разразится возмущенным бормотанием по поводу ее вызывающей грубости...
история 4: Чудес не бывает
От автора: Косвенно она связана с фиком «Разбитое сердце». Действие разворачивается как раз после событий, описанных в нем.
Время действия: октябрь-ноябрь 1688 года
Место: Тортуга, таверна «У французского короля»
Этот вечер в таверне «У французского короля» обещал быть похожим на предыдущий. Все те же пьяные посетители, большая часть которых состояла из матросов с пиратских кораблей, коротающие время за игрой в кости и выпивкой. Все те же девицы легкого поведения, вьющиеся вокруг них в надежде на легкую поживу. Иногда обстановку оживляли дикие и буйные во хмелю буканьеры с Северной Эспаньолы, приезжающие на Тортугу, чтобы сбыть копченое мясо. Правда, выручку от продажи они спускали тут же, за одну-две ночи непрерывного кутежа.
Марго тяжело вздохнула, проведя рукой по лбу. Посетители прибывали и прибывали, и в зале уже стало душно и тесно. Она обвела взглядом столы, в надежде увидеть хоть кого-нибудь из числа старых знакомых пиратских офицеров. Они были более приятной компанией, нежели охотники с Эспаньолы. Но, как назло, никого не было.
– Марго, – резкий голос Луизы взвизгнул прямо над ухом, заставив ее поморщиться. – Ты глянь! Твой хахаль уже пришел!
Луиза тоже не изменяла своим привычкам и уже успела напиться. И теперь стояла рядом, покачиваясь и глупо хихикая, тыча пальцем в зал.
Марго посмотрела туда, куда указывала ее подруга. И тяжело вздохнула.
Действительно, в зале маячила высокая фигура капитана Леруа.
Марго поморщилась, прикрыв глаза на мгновение.
«Боже, дай мне терпения!» – взмолилась она про себя.
– Никакой он мне не хахаль, – сердито ответила она и попятилась, спрятавшись за Луизу. – Опять весь вечер насмарку! Будет ходить за мной, как привязанный... Ненавижу!
– Я бы взяла огонь на себя, да меня с него тоже тошнит, – засмеялась Луиза.
– Помолчи, ради бога! – шикнула на нее Марго, вжимаясь в стену. – Ты орешь на весь зал. Быть может, он нас не заметит? Народу много...
– Ну, ты скажешь! – Луиза прижала пальцы к губам, насмешливо глядя на нее. – Мы с тобой так вырядились сегодня – только слепой не увидит!
Она была права: у них обеих действительно были очень яркие и приметные платья, не говоря уж о прическах.
– Я пойду лучше наверх... пережду, - Марго знала, что ведет себя малодушно, но терпеть общество этого грубого придурка не было никаких сил, ни душевных, ни физических.
Самым ужасным в этом дурацком положении было то, что она не знала, к кому обратиться за помощью. Еще два месяца назад она даже задумываться на этот счет не стала бы. Но с тех пор многое изменилось...
Марго поймала себя на том, что снова начинает думать о грустном. И заставила себя встряхнуться.
В зале что-то произошло. Она не поняла, что именно, но шум вдруг стих.
– Марго! – в наступившей тишине резкий и визгливый голос Луизы прозвучал особенно громко. – Ты только глянь! Чтоб мне лопнуть! Глазам своим не верю!
Она обернулась и посмотрела туда, куда указывала Луиза. И сердце невольно екнуло.
–Ущипните меня кто-нибудь, девки! – продолжала говорить Луиза, навалившись ей на плечо всем весом. – Я ведь сплю? Или это не он?
В дверях зала стоял Питер Блад.
Луиза не обозналась. И это точно был не сон, потому что все остальные посетители таверны тоже на него уставились, оторвавшись от своих дел.
Марго смотрела на него во все глаза, приоткрыв рот.
– Боже-божечки, да он трезвый! – ахнула Луиза, толкнув ее локтем. – Ты тоже это видишь, а?
Марго видела.
Капитан был не только трезв, но и гладко выбрит.
Прямо как раньше.
На нем был черный камзол, отделанный серебром. В одной руке – трость, украшенная лентами. Другую, в белой пене кружев, он поднес к шляпе, приветствуя завсегдатаев таверны.
Марго не удержалась и все-таки протерла глаза, опасаясь, что это какое-то наваждение.
Потому что за последние месяцы она привыкла видеть его в совсем другом виде.
Вдребезги, безобразно пьяным. С потухшим и ничего не выражающим взором. В грязной и засаленной одежде, пропахшей ромом и табачным перегаром.
Сначала она пыталась что-то изменить. Подходила к нему, разговаривала. Точнее, делала попытки завязать разговор.
Все это было совершенно бессмысленно. Хотя бы потому, что он постоянно был пьян. Причем, до такой степени, что от разговора с ним было не больше толку, чем от общения с табуретом.
Она надеялась, что это пройдет. Как и его офицеры. Но дни шли, а капитан все больше спивался.
Было ужасно видеть его таким...
Немудрено, что все смотрели на него сейчас в таком изумлении.
Безумная, отчаянная надежда вспыхнула у нее в груди.
«Неужели он сумел побороть свой недуг, как и предсказывал Волверстон? Неужели этот кошмар закончился?!»
По крайней мере, Блад выглядел так, как прежде: красивый, изысканный и изящный.
Марго сделала несколько шагов вперед, чтобы лучше его разглядеть.
Лицо капитана было мрачным. Но она знала, что на него иногда накатывало подобное настроение.
Лучше так, чем его страшная пьяная веселость. Лучше так...
По мере того, как Марго подбиралась к нему все ближе, стало видно, что облик Блада все-таки отличается от прежнего: кружевной шейный платок был небрежно развязан, на камзоле виднелись жирные пятна и следы ожогов в тех местах, куда попадал пепел от трубки.
Лицо капитана, хоть и выбритое, утратило свой загар и теперь имело желтоватый оттенок. В уголках плотно сжатого рта залегли морщины. А под глазами появились темные круги.
Блад сделал несколько шагов вперед, чуть опираясь на трость, и походка его была ровной, без пошатывания.
Марго видела, как сквозь толпу посетителей протолкался хозяин таверны, месье Жак, и услужливо поклонился важному гостью.
– Вечер добрый, месье Блад! – протараторил он, стараясь не таращиться на него слишком пристально. – Чем могу служить?
Вот уже второй месяц Жак не задавал Бладу подобных вопросов. Потому что и так было ясно, что потребует капитан. Но, видимо, разительная перемена в облике корсара произвела впечатление и на него.
Питер Блад посмотрел на хозяина таверны и коротко произнес:
– Принеси-ка мне рому.
Марго остановилась, чувствуя, как сердце ухнуло куда-то вниз.
Чудес не бывает. Пора уж это усвоить.
В таверне после этих его слов будто включили звук: снова застучали по столам игральные кости, а посетители вернулись к своей выпивке, перестав глазеть на Блада.
Марго в отчаянии смотрела на высокую фигуру капитана, который снова двинулся через зал по направлению к лестнице.
– Я буду сегодня наверху, Жак, – услышала она его негромкий и ровный голос. – Да, бутылку, как обычно. Нет... лучше две. Ужин не надо.
Марго закрыла глаза.
- Эх! – громкий голос Луизы заставил ее подскочить. Она так увлеклась, глядя на Блада, что забыла про подругу. – Опять налижется в хлам!
Марго знала, что Луиза права. Когда Блад не оставался сидеть в общем зале, это означало, что он намерен напиться до потери чувств. И будет отсыпаться в комнате на втором этаже. Чтобы потом утром потребовать рому снова.
- Вот что за осел, а? – продолжала болтать Луиза. – Не, утром я ему опохмел не потащу! Ну его к черту!
Марго смотрела, как Блад поднимается по ступеням, помахивая тростью.
«Что же это такое?! Зачем он так?!»
Она знала, что уже утром этот призрак прежнего капитана исчезнет.
И останется совершенно чужой человек.
При взгляде на которого ей становилось страшно и горько.
Месье Жак громко топал следом, держа в руках две запотевшие пузатые бутылки.
Блад скрылся за дощатой дверью своей комнаты.
Марго тяжело вздохнула и хотела пойти в зал, но замерла, увидев стоявшего совсем недалеко капитана Леруа.
Она попятилась, а потом ринулась вверх по лестнице, догнала хозяина таверны и чуть ли не силой выдернула у него бутылки.
– Давайте я отнесу! – протараторила она, нервно улыбнувшись.
Месье Жак кивнул, подмигнув.
– Конечно, детка, – сказал он.
Марго постаралась не обращать внимания на его сальную улыбочку и, взяв бутылки за горлышки, поспешила на второй этаж.
Луиза проводила ее насмешливым взглядом.
– Давай, торопись, пока не успел напиться... – фыркнула она, толкнув месье Жака в бок.
Но Марго уже не слушала ее. Она задержалась у двери, набираясь духу.
Господи, сколько уже времени прошло с момента их последнего нормального разговора? Три месяца? Полгода?
Она подняла руку, чтобы постучать. И увидела, что пальцы трясутся.
Луиза в чем-то права. Он сейчас трезвый. Может, не будет сразу орать, как иногда случалось в те вечера, когда он был пьян?
Марго заставила себя успокоиться и постучалась.
- Да? – раздался мрачный голос.
Марго толкнула дверь плечом и вошла.
В любом случае, другого такого шанса у нее может не быть...
истории 5-8
Автор: natoth
Бета: нет
Канон: Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада», «Хроники капитана Блада», «Удачи капитана Блада»
Персонажи: Питер Блад, Джереми Питт, Нэд Волверстон, Николас Дайк, Натаниэль Хагторп, Ибервиль, Марго (ОЖП), Луиза (ОЖП) и мн. др.
Размер: макси, 34449 слов
Категория: джен, гет
Жанр: драма, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Питер Блад, став капитаном «Арабеллы», приобретает известность среди Берегового Братства, но в один прекрасный вечер встречает человека из своего прошлого, в очередной раз убеждаясь, что мир очень тесен. Цикл историй, охватывающий период с 1687 по 1688 годы.
Предупреждения: ОЖП! Данная история написалась в попытке автора понять, были ли у Блада другие женщины, и если были, то как это возможно.
Примечания: В каноне Сабатини не упоминал, как именно зовут Ибервиля, так что я позволила себе смелость назвать его Филиппом. Считайте, это мой фанон.
Автор старался соблюдать матчасть, но ради сохранения духа и стиля Сабатини иногда обращался с ней вольно.
Содержание: история 1: «Неожиданная встреча»
история 2: Вечер в таверне
2. Вечер в таверне
Время действия: август-сентябрь 1687 года
Место действия: Тортуга, таверна «У французского короля»
– Ну же, месье Дайк, не тяните, что было дальше? – воскликнул один из многочисленных слушателей, сидевших за большим столом в таверне «У французского короля». – Как же вам удалось вырваться из ловушки, поставленной проклятым доном Мигелем де Эспиноса?
Зал гудел, заполненный до отказа пиратами с «Арабеллы» и «Элизабет», а также зеваками и женщинами легкого поведения, пришедшими сюда в поисках легкой наживы. История, которую сейчас рассказывал Дайк, уже была повторена здесь не один раз, но люди все равно слушали ее с жадностью и восторгом: настолько невероятной она была. И все же, лейтенант с «Арабеллы», обладавший даром рассказчика и зачастую склонный приукрашивать факты, говорил только правду, когда дело касалось похода на Маракайбо. Потому что в данном случае никакая фантазия не могла превзойти то, что случилось на самом деле.
– Мы не только вырвались, сударь, но захватили половину испанской эскадры, взяли богатый выкуп за город и оставили дона Мигеля с носом! – усмехнулся Дайк, сделав глоток рома, чтобы промочить горло. – А дело было так...
Люди толкались и теснились вокруг стола, чтобы не пропустить ни одного слова из его рассказа. Сидевшие тут же Ибервиль, Волверстон и Хагторп то и дело вставляли свои замечания, когда, по их мнению, Дайк забывал упомянуть о той или иной детали.
– ...и тогда наш капитан придумал обмануть испанцев, заставить их поверить в то, что мы действительно рехнулись и решили атаковать их чертов форт с суши, – перебил Дайка Волверстон. – Подошли мы, стало быть, к этому форту посреди бела дня и давай кататься на шлюпках взад-вперед на глазах у донов!
– Дорого бы я дал за то, чтобы посмотреть на их рожи, когда мы сделали шестую ходку, – хохотнул Ибервиль, тряхнув каштановыми локонами. – Я все опасался, что мы перестарались с блефом, пытаясь заставить их сделать то, ради чего этот спектакль предназначался. Как вы помните, нас всего-то осталось триста человек после того, как трусливая гнида по имени Каузак от нас сбежала. А так выходило, что мы уже человек пятьсот перевезли... И в том числе штук пять Волверстонов и столько же Ибервилей!
Все рассмеялись.
– Думаю, один этот факт может напугать кого угодно, – с кривой ухмылкой проронил Хагторп, который, в отличие от Дайка, предпочитал быть молчаливым слушателем во время таких вечеров. Бывший офицер королевского флота хоть и стал теперь капитаном пиратского корабля, все равно не мог избавиться от некоторых старых привычек. В частности, он всегда одевался очень скромно, почти по-пуритански, и был очень умерен (по флибустьерским меркам) при питье спиртного.
– Но к вечеру доны все-таки наложили в штаны и начали перетаскивать свои чертовы пушки на другую сторону форта, чтобы, стало быть, очистить нам проход, – продолжал Волверстон. – Надеюсь, они изрядно надорвали свои проклятые испанские пупки...
– А пока они потели и работали, стало совсем темно, и мы потихоньку подняли якоря и на цыпочках вышли в открытое море, – закончил Дайк, ухмыляясь во весь рот.
– В своей манере, конечно. То есть, салют в честь адмирала мы все же дали, – добавил Ибервиль, потягиваясь. – И не поскупились. Дон Мигель не может быть в этом на нас обижен.
– А дальше-то, дальше? – продолжали требовать слушатели.
– Дальше пусть Волверстон рассказывает, а я передохну и выпью кружечку рома, – ответил Дайк, потрепав по щеке пышную девицу в пестром платье, присевшую к нему на колени.
– Хорошо, – Нэд облокотился о стол, и его единственный глаз озорно блеснул. – Вышли, значится, мы из Маракайбо, оставив донов беситься на развалинах форта...
– Я же говорю, салют был что надо! – вставил Ибервиль, вызвав у слушателей еще один взрыв хохота.
– А тут нам навстречу... кто, как вы думаете? Испанский корабль...
– А там – Каузак, собственной персоной! Гордо восседает в трюме,– не удержался Дайк. – Если бы мы знали, что он тоже там, то, честное слово, просто потопили бы это корыто...
– Я бы его так в трюме и оставил, но наш капитан, черт побери его проклятое великодушие, не только не отправил его за борт, но и доставил до Тортуги, – ворчливо закончил Волверстон.
– Так-так, тут, кажется, кто-то осмеливается обсуждать решения капитана?
Все, кто сидел за столом, разом повернулись в сторону говорившего.
Капитан Блад, одетый в свой лучший камзол, подошел ближе и, взяв стул, медленно опустился на него, положив на колени длинную увитую лентами черную трость. Его голос звучал строго, но в глазах светилась ирония.
– Да как ты мог такое подумать, Питер?! – ответил Волверстон, всем своим видом изображая оскорбленную невинность.
– Значит, послышалось, – сказал Блад добродушно. – Но все-таки, парни, кончайте перемывать кости Каузаку! Как не приду, так вы о нем болтаете. Честное слово, он не заслуживает такого внимания!
– Воля твоя, капитан! – Ибервиль пожал плечами. Потом, многозначительно посмотрев на черноволосую красотку, сидевшую у него на коленях, как бы невзначай наклонил свой бокал и плеснул вино прямо в вырез ее платья. Девица взвизгнула, шлепнув его кулачком по плечу. – Пардон, мадемуазель, сейчас вытру! – сказал он и, вооружившись платком, промокнул ее декольте, вызвав еще один оглушительный визг.
Волверстон заржал, наблюдая эту картину, а Хагторп чуть заметно поморщился.
– Ох уж эти французы! – пробормотал он чуть слышно. – Стыдоба одна!
– Вижу, веселье в разгаре, – произнес Блад после того, как сделал заказ у поспешно подбежавшего слуги.
– Присоединяйся, – ответил Ибервиль, – Мы как раз собирались сыграть в карты. Кое-кто должен мне еще с прошлого раза.
– Ты что-то перепутал, дорогой капитан, – улыбнулся Блад, пододвигаясь к столу, – Насколько я помню, кое-кто в прошлый раз сильно продулся, и ему даже пришлось брать взаймы у кое-кого...
– Я ничего не перепутал, – Ибервиль по-прежнему ухмылялся, тасуя колоду карт, – И жажду взять реванш!
– Хорошо, мой дорогой азартный капитан, – ответил Блад, когда Ибервиль принялся раздавать карты всем участникам. – Но потом не говори, что я тебя не предупреждал!
– Делаем ставки, господа! – объявил Ибервиль, окинув взглядом всех участников, – Благо есть что ставить!
И он многозначительно похлопал себя по карману.
– Хорошо! – Блад ответил ему подчеркнуто любезной улыбкой, достав собственный кошелек и положив его на стол перед собой...
* * *
– На вашем месте, капитан Ибервиль, я бы не стала играть с человеком, который совсем недавно умудрился обвести вокруг пальца испанского адмирала, – Блад на мгновение поднял глаза от карт, услышав голос Марго.
– Ах, вот ты где, милочка! – сказал он с улыбкой, когда почувствовал прикосновение ее рук к своим плечам.
– Пришла поболеть за тебя, капитан, – ответила Марго. – Уверена, ты выиграешь, как всегда!
– Мадемуазель, попрошу не забывать тот факт, что я тоже был одним из тех людей, которые обвели вокруг пальца испанского адмирала, – заметил Ибервиль, делая ход. Блад чуть шевельнул бровями, разглядывая карты, а потом с невозмутимым видом отбился, что вызвало у других игроков немного противоречивую реакцию. Хагторп и Волверстон радостно загудели, а Ибервиль издал недовольное ворчание.
– Я тебе не помешаю, капитан? – спросила Марго у Блада, присаживаясь рядом. Он мотнул головой, что-то просчитывая в уме.
– Только не смотри в мои карты, милая, – сказал он негромко, – У тебя слишком выразительное лицо, боюсь, ты меня выдашь этому французскому дьяволу.
– Как скажешь, капитан, – покорно ответила Марго, устраиваясь рядом с ним за столом. – Я просто молча посижу, могу даже закрыть глаза.
Блад покосился на нее, заметив, что Марго сегодня на удивление тихая. И голос у нее был усталый.
Через некоторое время Волверстон, громко выругавшись, бросил свои карты на стол и отодвинулся.
– Всё, я пас! – проворчал он, скрестив руки. – Очень некрасиво с твоей стороны, Филипп!
Ибервиль в ответ издал боевой клич и ехидно усмехнулся.
– Сегодня я до тебя докопаюсь, Питер! – сказал он зловещим голосом, рассматривая свои карты.
– Ну, попытайся! – ответил Блад, продолжая сидеть с каменным лицом.
– Приготовить тебе трубку, капитан? – спросила Марго, потирая виски.
– Это было бы очень любезно с твоей стороны, – ответил Блад, а потом добавил, понизив голос: – У тебя сегодня неважный вид, Марго. Уж прости за прямоту!
Она устало улыбнулась, посмотрев ему в глаза.
– От тебя ничего не утаишь, капитан. Просто выдалась трудная неделя. Так всегда бывает, когда ваши ребята срывают большой куш...
Марго достала из кармана его камзола кисет и принялась набивать трубку табаком.
– А сегодня еще дико разболелась голова. Как будто гвоздь в висок вбили.
– Это мигрень, милочка, – сказал Блад, задумчиво кивая. – Весьма скверная штука.
– Переживу, – отмахнулась Марго, поднося к трубке тлеющий уголек. – Только не подумай, что я жалуюсь. Просто ты спросил, и я ответила. Но, наверно, я действительно скверно выгляжу, раз это так заметно...
Блад положил на стол несколько карт, решив пойти в атаку на Ибервиля. Француз призадумался, разглядывая убийственную комбинацию.
– Ты выглядишь великолепно, как всегда, – ответил Блад, взяв у нее дымящуюся трубку, – Но я врач, и замечаю чуть больше, чем остальные из присутствующих здесь мужчин.
– Ах! – сказала Марго с болезненной улыбкой.
Блад подозвал к себе мальчишку-мулата, который обслуживал их стол, и, дав ему несколько монет, попросил сбегать в аптеку, что находилась на соседней улице, за некоторыми ингредиентами.
– Ты обратилась по нужному адресу, – сказал он тихо. – Так что позволь мне сегодня поднести тебе особое угощение.
– Ты так любезен... – ответила Марго, посмотрев на него со странным выражением во взгляде. Но договорить не успела, потому что черноволосая смазливая девица, сидевшая на коленях у Ибервиля, томно окликнула Блада:
– Капитан! Вы обращаете внимание только на Марго. В то время как здесь есть и другие дамы, ничуть не хуже ее! Вы не находите, что это немного невежливо?
Блад внимательно посмотрел на девицу. Она явно выпила больше, чем нужно, поэтому держалась очень дерзко.
Он действительно предпочитал общество Марго всем остальным дамам, которые работали в этой таверне. Несомненно, это вызывало у них зависть.
Блад не знал и не пытался выяснить, насколько сложными путями эти женщины добивались права проводить вечера с капитанами пиратских кораблей. Но здесь существовали некие правила, которых придерживались все: и флибустьеры, и проститутки. Пираты, оказавшись на берегу, сорили деньгами направо и налево. Щедрость, особенно по отношению к дамам легкого поведения, считалась здесь чуть ли не священной обязанностью каждого уважающего себя флибустьера. И, естественно, пиратские капитаны были лакомым кусочком для ночных бабочек Тортуги. Поэтому право быть с ними доставалось далеко не каждой даме легкого поведения. Здесь, в таверне «У французского короля», собралась местная «элита». Все женщины, что сидели сейчас за столом, были красивыми, ухоженными, одетыми в яркие платья. Они были очень милы с мужчинами и умело поддерживали беседу. Но иногда, когда они смотрели друг на друга, Блад замечал, как опасно блестели глаза этих хищниц. За внешним лоском скрывалась беспощадность, и нравы возможно, куда более жестокие, чем у них, моряков.
Черноволосая мадемуазель, осознав, что смотрит на него слишком жадно, поспешно улыбнулась.
– Мне нравится иметь дело с Марго, – кивнул Блад, стараясь говорить предельно вежливо. – Она умеет быть ненавязчивой.
Ибервиль засмеялся, перебирая свои карты.
– Да уж, тебе, Луиза, этому еще надо учиться...
Волверстон и Дайк гоготнули, переглянувшись.
Девица не унималась.
– И вы, капитан, никогда не зовете нас на ваш корабль. Хотя бы просто показать...
Волверстон выпучил единственный глаз, толкнув Дайка локтем.
Но Ибервиль ответил раньше Блада:
– Душенька, это невозможно. Женщина на корабле – к беде. Таков уж закон, и мы его не нарушаем без особой нужды.
– А вот другие капитаны не такие зануды! – возразила Луиза с глупой пьяной улыбкой.
– Это их дело и их проблемы, – ответил Ибервиль, пытаясь понять по каменному лицу Блада, какой эффект произвел его ход. – Но на наших кораблях женщинам находиться нельзя. Даже на стоянке.
– Ужасная несправедливость! – вздохнула Луиза, надув губы.– Все вы, моряки, одинаковые... Ладно, раз уж на корабль нельзя, то хотя бы просто пригласите на вечер, – сказала Луиза, нагло глядя в глаза Бладу.
Марго бросила на нее презрительный взгляд, а потом повернулась к Бладу.
– Она здесь новенькая, капитан. Еще не научилась себя вести. Не обижайся, ладно? Луиза, думаю, тебе сегодня больше пить не надо, – сказала она, толкнув товарку ногой под столом.
– А ты мне не указывай! – огрызнулась черноволосая, растерявшая во хмелю большую часть напускной вежливости. Потом, криво улыбнувшись, наклонила голову и ядовито добавила: – Тебя он тоже не особо зазывает! Так дай другим возможность поработать!
Эти слова мгновенно оборвали смех вокруг. Хагторп, Волверстон и Дайк замерли, глядя на зарвавшуюся девицу. Ибервиль, сразу переставший ухмыляться, отложил карты и на всякий случай обхватил Луизу за талию двумя руками, удерживая на месте.
– Ну-ну, девочки, не ссорьтесь! – тихо прошептал он ей на ухо.
Марго побледнела как полотно и уже хотела подняться на ноги, но Блад ее остановил.
– Не беспокойтесь, мадемуазель, вам-то уж точно не стоит беспокоиться о приглашении на вечер, – ответил он с мрачной улыбкой, глядя в лицо Луизе.
После чего положил карты на стол, открыв их, и посмотрел на Ибервиля торжествующе.
– Похоже, выигрыш мой и в этот раз, дорогой капитан!
Дайк философски улыбнулся. Ибервиль замер с приоткрытым ртом.
– Это как?! – произнес он, наконец, полностью обескураженный. – Когда ты успел?!
– А ведь вас предупреждали, капитан! – заметила Марго, вздохнув.
– Увы, Филипп, надо было чаще смотреть на карты, вместо того, чтобы любоваться на декольте своей дамы, – сказал Блад, пододвигая к себе монеты и драгоценные камни, собранные в центре стола.
– Давай сыграем еще? – горячился Ибервиль, но Блад его остановил.
– В другой раз, друг мой. Быть может, завтра. Сегодня уже не получится. Тебе играть явно не стоит, а я уже достаточно испытывал Фортуну. А она у нас дама капризная.
Он повернулся к своим офицерам и зевакам, стоявшим вокруг стола.
– Было приятно провести с вами время, господа!
* * *
В это время вернулся мальчишка-мулат с небольшим свертком в руках.
– Отлично, – сказал Блад, забирая у него покупку и дав ему еще одну монетку. – А теперь принеси воды, пожалуйста.
Мальчишка обернулся быстро и, расстаравшись, принес целый кувшин.
Блад налил воду в стакан, насыпав туда немного порошка из свертка. И протянул Марго.
– Вот, выпей-ка. Должно помочь.
Она послушно выпила, чуть сморщившись от горечи.
– По-хорошему тебе надо лечь спать, вместо того, чтобы здесь сидеть, – добавил он, собрав оставшееся лекарство и вручив ей. – Если боль не уймется, выпей еще.
– Вы очень добры, доктор Блад, – ответила Марго насмешливо. – Но мне надо работать. Скоро ваши ребята все пропьют и проиграют, вот тогда и отосплюсь.
Он вздохнул, взяв шляпу, висевшую на спинке стула, и потянулся за тростью.
– Уже уходишь? – она заметно огорчилась.
– Увы, сегодня я зашел ненадолго, – извинился Блад.
Он встал, поправляя свой камзол. А потом посмотрел на нее пристально и сказал негромко:
– Марго... я знаю, что «невесты д'Ожерона», которые по какой-либо причине не вышли замуж, обязаны оплатить свой проезд в Вест-Индию. Если ты работаешь ради этого, я мог бы...
Она рассмеялась, взмахнув рукой.
– Капитан, даже если бы я нуждалась в деньгах, то приняла бы их только в обмен на мои услуги. Но, по счастью, мои клиенты были так щедры в последнее время, что я могла бы не только выкупить себя, но и многих моих подруг. Но все равно спасибо за предложение. Это много для меня значит.
Он удивленно смотрел на нее.
– Если выкуп оплачен, зачем ты продолжаешь такую жизнь?
Марго криво улыбнулась, кусая губы.
– А что еще я могу делать на этом острове? Капитан! Подумай сам! Женщину с моей репутацией вряд ли оставят в покое, даже если она захочет отойти от дел. Единственный шанс покончить с такой жизнью – это выйти замуж. Но этот вопрос мы с тобой уже обсуждали, так что давай не будем поднимать эту тему. Хорошо?
Блад кивнул, помрачнев.
– Мне очень жаль…
– Не надо жалости, капитан! – оборвала она его, – Ты же знаешь, что я этого не люблю. Мне нравится жить так, как сейчас. Это действительно здорово. Мужчины на этом острове невероятно щедры. В Нанте я за год не зарабатывала столько денег, сколько здесь за один вечер.
Марго потерла висок.
– Надо же... отпустило! Капитан, твое лекарство – просто чудо!
– Рад это слышать, – сказал Блад, надевая шляпу. – Проводишь меня до дверей?
– Конечно! – она пошла рядом с ним.
Но до выхода из таверны они не дошли, потому что между двумя пьяными посетителями вспыхнула ожесточенная драка. Блад едва успел оттолкнуть Марго к стене, когда один из дерущихся головорезов пролетел рядом, врезавшись в стол.
Все, кто был в таверне, моментально собрались вокруг драчунов, обсуждая, посмеиваясь и даже делая ставки.
Подобные свары не были здесь редкостью, и Блад, покачав головой, хотел пробраться к выходу, но один момент заставил его остановиться.
Судя по всему, мужчины сцепились из-за женщины, и она отчаянно пыталась их разнять, с причитаниями бегая вокруг.
– Господи, да это же Молли! – пробормотала Марго, брезгливо скривив губы. – И каким ветром сюда занесло эту паршивую потаскушку? Ее же в таверну не пускают!
Женщина, пытавшаяся растащить дерущихся, выглядела очень жалко и отталкивающе: растрепанные грязные волосы, потертое платье, некогда бывшее красным. Она сипло вскрикивала, цепляясь за руку одного из двух верзил:
– Сэм, не надо! Уймись, же!
– Отстань, старуха! – огрызнулся тот, кого она называла Сэмом, и резко взмахнул кулаком. Удар пришелся женщине по лицу, и она рухнула, как подкошенная, издав приглушенный визг.
Марго поморщилась, увидев это.
– Фу, мерзость какая! – сказала она. – Но Молли сама виновата, нечего было связываться с пьяными подонками... Вот что бывает, капитан, если выходишь замуж за кого попало, лишь бы не остаться одной... Капитан? Куда это ты собрался?
Блад протянул ей трость.
– Подержи-ка. Я сейчас вернусь.
– Капитан, не дури! – Марго попыталась его удержать. – Пусть пьяные идиоты дерутся, если им так нравится!
Но Блад уже решительно шел к сцепившимся головорезам.
Марго поспешила следом, сжимая в руках его трость, шляпу и перевязь.
– Капитан, а шпагу-то?
Он махнул рукой.
– Еще не хватало оружие о них марать!
Он подошел к двум пьяницам и, когда они на мгновение разошлись, чтобы снова броситься друг на друга, встал между ними.
– Прекратите немедленно! – рявкнул он, и его звучный голос заглушил шум в таверне.
– Шо?! – взревел Сэм и замахнулся кулаком.
Но Блад оказался быстрее и сбил его с ног мощным ударом в челюсть. Зеваки громко завопили, выражая свой восторг.
– Ну, давай! – резко крикнул Блад, повернувшись ко второму драчуну. Тот, опомнившись, попятился, виновато разводя руки.
– Вот это совсем другой разговор! – бросил капитан, отходя в сторону. К нему уже спешили его офицеры, Волверстон шел впереди, качая головой в пестром платке.
– Капитан, да за тобой нужен глаз да глаз! – проворчал старый волк, положив ему на плечо тяжелую лапу. – Но я все-таки горд: наконец-то ты этот удар правильно выполнил! Моя школа!
– Рад, что смог тебе угодить, – ответил Блад, а потом присел над рыдающей женщиной.
– Питер, что на сей раз? – простонал Волверстон. – Не связывайся ты с этим вшивым отребьем!
– Отвали, Нэд! – ответил Блад, – Нотации читать будешь позже.
Марго подошла и остановилась рядом с Волверстоном.
– Вот как с ним таким быть? – сокрушался старый волк. – Ох, выйдет ему боком эта доброта!
– Не каркай! – оборвал его Блад, не поднимая головы. Он дотронулся до женщины, которая съежилась в новом приступе истерического плача. От нее сильно разило ромом. – Убери руки от лица, голубушка, – сказал он, пытаясь рассмотреть последствия удара.
– …ыыы! – выла она, раскачиваясь.
Блад вздохнул и, взявшись за ее руку, отвел от разбитого лица.
– Марго, дай, пожалуйста, платок, – сказал он.
Она выполнила его просьбу, скрипнув зубами.
Некоторое время спустя Блад закончил обрабатывать огромный синяк на лице Молли. И, взяв ее под руку, вывел из таверны. Марго шла рядом, всё еще держа его вещи.
– Ох, капитан, я склонна согласиться с Волверстоном, нельзя быть таким добрым, – сказала она, когда всхлипывающая Молли, покачиваясь, скрылась на темной улице.
– Я сделал это не из-за доброты, а потому что надо было восстановить справедливость, – ответил Блад. – К тому же, как можно просто стоять и смотреть, когда какой-то подонок бьет даму?!
– Это Молли-то дама?! – Марго криво улыбнулась. – Ох, капитан...
Блад забрал свою шпагу и трость из ее рук.
– До чего же вы, женщины, жестокие создания! – сказал он со вздохом. Потом повернулся, чтобы уйти.
– Капитан, – Марго окликнула его. – Ты бы подождал Волверстона, или еще кого из ваших ребят. В такое время не стоит ходить в одиночку.
Он посмотрел на нее с усмешкой.
– Марго, сначала ты коришь меня за доброту, а теперь еще и трусом хочешь назвать? Хорошенькое дело!
– Мне становится не по себе, когда ты ходишь один по темным улицам, – сказала она откровенно. – Я в таверне каждый день бываю и слышу всякое. Да, большинство людей тобой восхищаются. Но есть и завистники, капитан. И есть продажные твари.
Он насторожился, склонив голову набок.
– Ну-ну, продолжай!
– Я слышала, что испанский адмирал назначил за твою голову огромное вознаграждение в сорок тысяч реалов. За такую сумму многие люди пойдут на что угодно.
Блад улыбнулся и взял ее за руку.
– Марго, я знаю об этом. Но не собираюсь остаток своей жизни прятаться на корабле, трясясь за свою шкуру.
– Будь хотя бы осторожным! – взмолилась она, поняв, что вряд ли сможет его переубедить.
Он поцеловал ее руку, а потом шагнул в сторону улицы.
– Я буду смотреть в оба, обещаю, – донесся до нее его спокойный голос из темноты.
история 3: Ожидание
3. Ожидание
Время действия: конец августа- начало сентября 1688г.
Место: о. Тортуга, таверна «У французского короля»
– Вон они, Марго!
Луиза отвернулась от стойки и толкнула ее локтем.
– Быть может, появились какие-нибудь известия? Пошли быстрей!
Она схватила ее за руку и потянула за собой.
Марго повиновалась почти машинально, пытаясь отбросить неприятные предположения, которые всё множились в ее воображении по мере того, как шли дни.
Все корабли из его эскадры почти две недели стояли на якоре в Кайонской бухте. Все, кроме одного.
И она знала, что ожидание давит на нервы не только ей. Весь город, казалось, замер, затаив дыхание.
Но корабля все не было.
Она направилась вместе с Луизой к капитанам Ибервилю и Хагторпу, которые только что вошли в таверну. И подняла глаза, чувствуя, как замирает от страха и тоски сердце.
– Ну?.. – спросила Луиза, пристроившись рядом с ними, пока они шагали к своему излюбленному столику.
Ибервиль остановился на мгновение и покачал головой.
– Дозорные из Горного форта все глаза проглядели. И ничего, – ответил он со вздохом.
Хагторп отодвинул тяжелый табурет и положил шляпу на край стола, усаживаясь.
– Вам того же, что обычно? – спросила Луиза.
Оба капитана кивнули.
Девица унеслась передавать заказ на кухню, а Марго присела напротив них.
– Совсем ничего? – тихо спросила она, мысленно обзывая себя сентиментальной дурой.
Ибервиль помотал головой.
Хагторп достал трубку и принялся набивать ее табаком. Потом поднял глаза на нее. Капитан «Элизабет» ей нравился. Он всегда был очень обходительным, хоть и немного суровым. И глаза у него были очень красивые, темно-карие, бархатистые и выразительные.
И все же не такие пронизывающие, как у него.
– Да не переживай ты так, Марго, – сказал Хагторп, чиркая огнивом над трубкой. – Вернется он. Просто задержался из-за шторма. Мы же тебе говорили...
– Но... разве шторм – это не опасно? – спросила она, отчаянно стараясь говорить ровно.
– Иногда опасно, но ты же знаешь, что с ним Джереми, – ответил Ибервиль, наклоняясь вперед. – А уж этот парень в своем деле мастер. С таким штурманом никакой ураган не страшен. Скажи, Нат!
И он толкнул локтем Хагторпа, едва не выбив у того трубку.
Капитан «Элизабет» поспешно кивнул.
– Уверен, он прибыл бы раньше, просто погода сейчас не очень, – продолжил Ибервиль весьма убедительным тоном. – Сама же видишь, что творится на улице: то ливень, то ветер, то солнце. Ну, задержался немного из-за встречного ветра. Бывает. Что еще может случиться?
И он откинулся назад, насмешливо глядя на нее. А потом принялся постукивать пальцами по столу. У капитана Ибервиля были красивые и ухоженные руки. Марго замерла на некоторое время, глядя на них.
И все же, они не были такими сильными и изящными как у него.
– Вообще-то случиться может много чего... – неожиданно сказал Хагторп, мрачно пуская дым из ноздрей.
– Но только не с ним, – быстро перебил его Ибервиль, еще раз толкнув капитана локтем. И старательно улыбнулся Марго. – Не слушай этого зануду, малышка. Вечно он каркает...
И француз выразительно посмотрел в глаза Хагторпу.
Тот чуть встрепенулся и закивал.
– И правда, он же у нас везунчик, ведь так, Фил? Помнишь, мы тогда тоже почти его похоронили? После того дурацкого набега на бухту Кариако?
– Да-да, – торопливо ответил Ибервиль, забирая у подошедшей Луизы их заказ: две кружки рома. – Тоже ужасно беспокоились о нем. Точнее, мы не чаяли его снова увидеть. Решили, что он погиб вместе с остальными, когда проклятая испанская береговая охрана расстреляла наши пироги.
– Жуткое было тогда чувство... – вздохнул Хагторп, подтянув к себе кружку. – Прямо как сейчас...
И он дернулся, уставившись на Ибервиля.
Марго почувствовала, как французский капитан лягнул своего товарища под столом, слегка задев и ее.
– Я хотел сказать, что мы тоже очень беспокоились и... переживали, – буркнул Хагторп, сердито покосившись на Ибервиля.
– Но сейчас-то все не так, милочка, – перебил его француз. – И капитан наш просто… отстал. Да и прошло-то всего две недели! Это не срок. Вот тогда, помнишь, Нат, сколько мы ждали?
– Нашел, о чем спрашивать, – фыркнул Хагторп. – Я же тогда так пил, что ничего толком не могу вспомнить!
– Дьявол, я тоже, – растерянно протянул Ибервиль, почесав затылок. – Но около месяца точно. Если не больше. Так что две недели – это не срок.
И он подмигнул Марго.
– А что, если его поймали испанцы? – дрожащим голосом произнесла Луиза. – Помните, как тогда... когда нам сказали, что его повесили? Ох, господи, как же я тогда ревела!
– А потом он приплыл, живой и невредимый, да еще и с богатой добычей, – перебил ее Ибервиль. – Так что не вздумай тут реветь!
И он строго посмотрел на нее.
– Может... снарядить кого-нибудь на поиски? – пробормотала Марго, потирая лоб. – Хуже нет ничего, чем вот так ждать!
– Мы бы с удовольствием, милочка, – мягко ответил Ибервиль. – Только часть кораблей у нас еще на ремонте... после шторма... точнее, после плавания. Да и погода...
– А если у него корабль тоже в ремонте нуждается? – ойкнула Луиза, прижав руки к груди. – Мне столько раз ребята рассказывали, как у них мачты ломало от шквала и все такое... И он сейчас где-нибудь там, в море... беспомощный и одинокий...
– Да что вы, в самом деле?! – возмущенно перебил ее Ибервиль. – Вернется он. С добычей. Вот увидите.
– Да можно и без добычи, лишь бы живой! – вздохнула Марго, не выдержав.
Мужчины за столом неловко замолчали. Хагторп вцепился в трубку, а Ибервиль сделал длинный глоток рома.
– Пусть только попробует не вернуться! – проворчал Хагторп. – Мы ему тогда устроим!
Марго покачала головой, спрятав лицо в ладонях.
Конечно, они правы. И всё это – просто глупые женские страхи. Что с ним может случиться?
– К тому же там наш старый волк, – заметил Хагторп. – А уж с ним точно не пропадешь!
Ибервиль шумно согласился с его словами.
Они открыли рты, чтобы сказать что-то еще, но грохот пушечного выстрела заставил их замереть.
Все посетители таверны также замолчали и обернулись к окнам, выходившим на море.
Марго подбежала к выходу на широкую веранду-навес и поднесла ладонь к глазам.
Выстрелили из форта, если судить по беловатому облаку дыма, поднимавшемуся над его стенами.
Потом все увидели, как на длинном флагштоке взвилось несколько флагов.
Несколько пиратов тут же полезли в карманы в поисках подзорных труб.
Ибервиль и Хагторп не были исключением.
– Ну? Ну? – торопила Луиза, дергая Ибервиля за рукав. – Что там?
Марго привстала на цыпочки, кусая губы. У окна тут же столпился народ, почти закрыв ей обзор.
– Корабль! Корабль на горизонте! – воскликнул Ибервиль, оторвавшись от разглядывания сигналов.
– Господи, надеюсь, это он! – пробормотал Хагторп, протискиваясь к выходу.
Марго едва успела ухватиться за его пояс.
Почти все посетители таверны высыпали на улицу и ринулись вниз, к гавани.
Стоял ранний вечер, и солнце было еще достаточно жгучим.
Но Марго не обращала внимания на удушающую влажную жару и, подобрав юбки, понеслась со всех ног к морю.
Краем глаза она видела, что туда же побежали все остальные жители города, услышавшие сигнал форта.
Она едва могла дышать, когда добежала до каменного мола. Там собралась пестрая толпа, возбужденно галдящая. Форт еще раз поднял флаги, и сигналы вызвали бурное ликование в народе.
Марго почувствовала, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
Ибервиль был прав.
Он возвращался.
Как обычно.
Она терпеливо стояла на молу, толкаясь и отпихивая других встречающих, до рези в глазах вглядываясь в сверкающую в лучах закатного солнца полоску воды узкого пролива, ведущего в гавань.
Корабля... заветного алого корабля все не было видно. Успеет ли он пройти в гавань до наступления темноты?
Пролив был достаточно коварен, и, чтобы попасть в Кайонскую бухту, требовалась немалая штурманская сноровка или опытный лоцман.
Марго видела, как от причала отошло несколько баркасов.
– Вот он! Вот он! – пронзительно взвизгнула какая-то женщина, и все загалдели снова.
Марго повернулась в указанную сторону и увидела величавый фрегат, вывернувший из-за скалистого мыса. Большая часть белоснежных парусов уже была убрана, оранжевые блики от заходящего солнца играли на бушприте и гроте.
Это, вне всякого сомнения, была «Арабелла».
Расстояние все еще было слишком большим, чтобы разглядеть ее подробно, но Марго видела, что все мачты у нее целы.
Значит, шторм не причинил ей серьезного вреда.
Чуть впереди от фрегата она увидела покачивающуюся на волнах шлюпку.
– Входят на буксире! – хрипло гаркнул кто-то почти ей в ухо.
Форт снова принялся палить, салютуя вернувшемуся прославленному корсару. Вскоре к нему присоединились все стоявшие на якоре суда.
Марго зажала уши ладонями, не сводя глаз с приближающегося алого корабля.
Баркасы уже были совсем рядом от него, и она видела, как они тоже присоединились к буксировке.
Солнце уже село, но в гавани было светло как днем, потому что то и дело начинали палить из пушек.
«Арабелла» плавно замерла, покачиваясь на волнах, мачты ее уже были совершенно голые.
Марго услышала грохот летящего в воду якоря.
А потом увидела, что от борта «Арабеллы» отходит шлюпка.
Всё ли с ним в порядке?
Корабль вернулся, но с ним ли его храбрый капитан?
Марго сделала несколько шагов вперед, к самому краю причала, рискуя быть вытолкнутой в воду.
Темнело очень быстро, и она слишком долго смотрела на бликующую воду, чтобы теперь разглядеть его среди тех, кто был в шлюпке.
– Вон он! Вон он, смотрите! – закричали самые зоркие из встречающих. – Сидит на корме!
Марго выдохнула, пытаясь унять бешено стучащее сердце.
Живой!
Слава богу!
Она стояла на причале, глядя, как матросы выбираются из шлюпки. Смотрела на капитана в черном камзоле с серебряными позументами, легко вспрыгнувшего на мол. Его тут же окружили офицеры с кораблей его эскадры, расспрашивая, хлопая по плечу, пытаясь обнять. Следом за ним поднялся Джереми Питт, и тоже был почти задушен налетевшими на него товарищами.
Волверстона, о котором упоминал Хагторп, нигде не было видно. Но могло случиться так, что он остался на корабле, чтобы следить за порядком.
Марго увидела, что плотное кольцо из офицеров расступилось на мгновение, пропуская Блада вперед. Он что-то коротко сказал всем, а потом, поправив шляпу, решительно двинулся к городу, проталкиваясь через толпу.
Питт задержался чуть дольше, но было видно, что он тоже не особо разговорчив и жаждет догнать капитана.
«Пошел с визитом к губернатору», – догадалась Марго.
Блад всегда так делал, как только прибывал на Тортугу после очередного рейда.
Марго принялась проталкиваться сквозь толпу, намереваясь вернуться в таверну. Незачем беспокоить офицеров с «Арабеллы» здесь, на молу. Они все равно соберутся за кружкой рома в их любимой «У французского короля». Вот там она и услышит все подробности об их плавании. Надо просто набраться еще немного терпения. В конце концов, ждала же она все эти недели? Так что такое по сравнению с ними какие-то два часа?
Многие, видимо, думали так же, как она, потому что тоже ринулись в таверну.
Марго ждала до глубокой ночи. Но, к ее удивлению, ни один из офицеров Блада в этот вечер не пришел сюда, чтобы отпраздновать возвращение, как они обычно делали.
Не только она была удивлена этим. Вскоре услышала от посетителей, что капитан Блад сразу после визита к губернатору отправился на свой корабль.
– Видать, пустой вернулся, – хмыкнул кто-то, разочарованный долгим ожиданием новостей.
– Да нет, я слышал, они взяли какой-то редкий приз, просто надо дождаться Волверстона, – возразил другой пират.
– Неужто ему и впрямь удалось разграбить Порт-Ройял?
– Да ты что, рехнулся? Это же английский порт, а Блад не нападает на англичан! Пора бы это уяснить!
Марго печально и устало опустилась на стул возле стойки, зажмурившись. От шума и волнения у нее начала болеть голова. Проклятая мигрень. Она чувствовала, как виски начинает сжимать, а с правой стороны будто воткнули раскаленную спицу.
Только не это!
– Угостить тебя вином, милочка? – прохрипел чей-то прокуренный голос над ухом.
Марго заставила себя открыть глаза и повернуться к говорившему.
– Пошел к черту, пьяный урод! – прошипела она, совершенно не сдерживаясь.
И ушла, не дожидаясь, когда капитан Леруа разразится возмущенным бормотанием по поводу ее вызывающей грубости...
история 4: Чудес не бывает
4. Чудес не бывает
От автора: Косвенно она связана с фиком «Разбитое сердце». Действие разворачивается как раз после событий, описанных в нем.
Время действия: октябрь-ноябрь 1688 года
Место: Тортуга, таверна «У французского короля»
Этот вечер в таверне «У французского короля» обещал быть похожим на предыдущий. Все те же пьяные посетители, большая часть которых состояла из матросов с пиратских кораблей, коротающие время за игрой в кости и выпивкой. Все те же девицы легкого поведения, вьющиеся вокруг них в надежде на легкую поживу. Иногда обстановку оживляли дикие и буйные во хмелю буканьеры с Северной Эспаньолы, приезжающие на Тортугу, чтобы сбыть копченое мясо. Правда, выручку от продажи они спускали тут же, за одну-две ночи непрерывного кутежа.
Марго тяжело вздохнула, проведя рукой по лбу. Посетители прибывали и прибывали, и в зале уже стало душно и тесно. Она обвела взглядом столы, в надежде увидеть хоть кого-нибудь из числа старых знакомых пиратских офицеров. Они были более приятной компанией, нежели охотники с Эспаньолы. Но, как назло, никого не было.
– Марго, – резкий голос Луизы взвизгнул прямо над ухом, заставив ее поморщиться. – Ты глянь! Твой хахаль уже пришел!
Луиза тоже не изменяла своим привычкам и уже успела напиться. И теперь стояла рядом, покачиваясь и глупо хихикая, тыча пальцем в зал.
Марго посмотрела туда, куда указывала ее подруга. И тяжело вздохнула.
Действительно, в зале маячила высокая фигура капитана Леруа.
Марго поморщилась, прикрыв глаза на мгновение.
«Боже, дай мне терпения!» – взмолилась она про себя.
– Никакой он мне не хахаль, – сердито ответила она и попятилась, спрятавшись за Луизу. – Опять весь вечер насмарку! Будет ходить за мной, как привязанный... Ненавижу!
– Я бы взяла огонь на себя, да меня с него тоже тошнит, – засмеялась Луиза.
– Помолчи, ради бога! – шикнула на нее Марго, вжимаясь в стену. – Ты орешь на весь зал. Быть может, он нас не заметит? Народу много...
– Ну, ты скажешь! – Луиза прижала пальцы к губам, насмешливо глядя на нее. – Мы с тобой так вырядились сегодня – только слепой не увидит!
Она была права: у них обеих действительно были очень яркие и приметные платья, не говоря уж о прическах.
– Я пойду лучше наверх... пережду, - Марго знала, что ведет себя малодушно, но терпеть общество этого грубого придурка не было никаких сил, ни душевных, ни физических.
Самым ужасным в этом дурацком положении было то, что она не знала, к кому обратиться за помощью. Еще два месяца назад она даже задумываться на этот счет не стала бы. Но с тех пор многое изменилось...
Марго поймала себя на том, что снова начинает думать о грустном. И заставила себя встряхнуться.
В зале что-то произошло. Она не поняла, что именно, но шум вдруг стих.
– Марго! – в наступившей тишине резкий и визгливый голос Луизы прозвучал особенно громко. – Ты только глянь! Чтоб мне лопнуть! Глазам своим не верю!
Она обернулась и посмотрела туда, куда указывала Луиза. И сердце невольно екнуло.
–Ущипните меня кто-нибудь, девки! – продолжала говорить Луиза, навалившись ей на плечо всем весом. – Я ведь сплю? Или это не он?
В дверях зала стоял Питер Блад.
Луиза не обозналась. И это точно был не сон, потому что все остальные посетители таверны тоже на него уставились, оторвавшись от своих дел.
Марго смотрела на него во все глаза, приоткрыв рот.
– Боже-божечки, да он трезвый! – ахнула Луиза, толкнув ее локтем. – Ты тоже это видишь, а?
Марго видела.
Капитан был не только трезв, но и гладко выбрит.
Прямо как раньше.
На нем был черный камзол, отделанный серебром. В одной руке – трость, украшенная лентами. Другую, в белой пене кружев, он поднес к шляпе, приветствуя завсегдатаев таверны.
Марго не удержалась и все-таки протерла глаза, опасаясь, что это какое-то наваждение.
Потому что за последние месяцы она привыкла видеть его в совсем другом виде.
Вдребезги, безобразно пьяным. С потухшим и ничего не выражающим взором. В грязной и засаленной одежде, пропахшей ромом и табачным перегаром.
Сначала она пыталась что-то изменить. Подходила к нему, разговаривала. Точнее, делала попытки завязать разговор.
Все это было совершенно бессмысленно. Хотя бы потому, что он постоянно был пьян. Причем, до такой степени, что от разговора с ним было не больше толку, чем от общения с табуретом.
Она надеялась, что это пройдет. Как и его офицеры. Но дни шли, а капитан все больше спивался.
Было ужасно видеть его таким...
Немудрено, что все смотрели на него сейчас в таком изумлении.
Безумная, отчаянная надежда вспыхнула у нее в груди.
«Неужели он сумел побороть свой недуг, как и предсказывал Волверстон? Неужели этот кошмар закончился?!»
По крайней мере, Блад выглядел так, как прежде: красивый, изысканный и изящный.
Марго сделала несколько шагов вперед, чтобы лучше его разглядеть.
Лицо капитана было мрачным. Но она знала, что на него иногда накатывало подобное настроение.
Лучше так, чем его страшная пьяная веселость. Лучше так...
По мере того, как Марго подбиралась к нему все ближе, стало видно, что облик Блада все-таки отличается от прежнего: кружевной шейный платок был небрежно развязан, на камзоле виднелись жирные пятна и следы ожогов в тех местах, куда попадал пепел от трубки.
Лицо капитана, хоть и выбритое, утратило свой загар и теперь имело желтоватый оттенок. В уголках плотно сжатого рта залегли морщины. А под глазами появились темные круги.
Блад сделал несколько шагов вперед, чуть опираясь на трость, и походка его была ровной, без пошатывания.
Марго видела, как сквозь толпу посетителей протолкался хозяин таверны, месье Жак, и услужливо поклонился важному гостью.
– Вечер добрый, месье Блад! – протараторил он, стараясь не таращиться на него слишком пристально. – Чем могу служить?
Вот уже второй месяц Жак не задавал Бладу подобных вопросов. Потому что и так было ясно, что потребует капитан. Но, видимо, разительная перемена в облике корсара произвела впечатление и на него.
Питер Блад посмотрел на хозяина таверны и коротко произнес:
– Принеси-ка мне рому.
Марго остановилась, чувствуя, как сердце ухнуло куда-то вниз.
Чудес не бывает. Пора уж это усвоить.
В таверне после этих его слов будто включили звук: снова застучали по столам игральные кости, а посетители вернулись к своей выпивке, перестав глазеть на Блада.
Марго в отчаянии смотрела на высокую фигуру капитана, который снова двинулся через зал по направлению к лестнице.
– Я буду сегодня наверху, Жак, – услышала она его негромкий и ровный голос. – Да, бутылку, как обычно. Нет... лучше две. Ужин не надо.
Марго закрыла глаза.
- Эх! – громкий голос Луизы заставил ее подскочить. Она так увлеклась, глядя на Блада, что забыла про подругу. – Опять налижется в хлам!
Марго знала, что Луиза права. Когда Блад не оставался сидеть в общем зале, это означало, что он намерен напиться до потери чувств. И будет отсыпаться в комнате на втором этаже. Чтобы потом утром потребовать рому снова.
- Вот что за осел, а? – продолжала болтать Луиза. – Не, утром я ему опохмел не потащу! Ну его к черту!
Марго смотрела, как Блад поднимается по ступеням, помахивая тростью.
«Что же это такое?! Зачем он так?!»
Она знала, что уже утром этот призрак прежнего капитана исчезнет.
И останется совершенно чужой человек.
При взгляде на которого ей становилось страшно и горько.
Месье Жак громко топал следом, держа в руках две запотевшие пузатые бутылки.
Блад скрылся за дощатой дверью своей комнаты.
Марго тяжело вздохнула и хотела пойти в зал, но замерла, увидев стоявшего совсем недалеко капитана Леруа.
Она попятилась, а потом ринулась вверх по лестнице, догнала хозяина таверны и чуть ли не силой выдернула у него бутылки.
– Давайте я отнесу! – протараторила она, нервно улыбнувшись.
Месье Жак кивнул, подмигнув.
– Конечно, детка, – сказал он.
Марго постаралась не обращать внимания на его сальную улыбочку и, взяв бутылки за горлышки, поспешила на второй этаж.
Луиза проводила ее насмешливым взглядом.
– Давай, торопись, пока не успел напиться... – фыркнула она, толкнув месье Жака в бок.
Но Марго уже не слушала ее. Она задержалась у двери, набираясь духу.
Господи, сколько уже времени прошло с момента их последнего нормального разговора? Три месяца? Полгода?
Она подняла руку, чтобы постучать. И увидела, что пальцы трясутся.
Луиза в чем-то права. Он сейчас трезвый. Может, не будет сразу орать, как иногда случалось в те вечера, когда он был пьян?
Марго заставила себя успокоиться и постучалась.
- Да? – раздался мрачный голос.
Марго толкнула дверь плечом и вошла.
В любом случае, другого такого шанса у нее может не быть...
истории 5-8
@темы: Рафаэль Сабатини, Фанфики
Fête galante. Only (17)80s kids remember this.
Мне показалось, это будет интересным.
"Следопыт" и "Зверобой" - вершины творчества Купера. В других его произведениях встречаются отдельные места, не уступающие им по совершенству, а даже сцены более захватывающие. Но, взятое в целом, ни одно из них не выдерживает сравнения с названными шедеврами.
Погрешности в этих двух романах сравнительно невелики. "Следопыт" и "Зверобой"- истинные произведения искусства". - Проф. Лонсбери.
"Все пять романов говорят о необычайно богатом воображении автора.
...Один из самых замечательных литературных героев Натти Бампо... Сноровка обитателя лесов, приемы трапперов, удивительно тонкое знание леса все это было понятно и близко Куперу с детских лет". - Проф. Брандер Мэтьюз.
"Купер - величайший романтик, ему нет равного во всей американской литературе".-Уилки Коллинз.
Мне кажется, что профессору английской литературы Йельского университета, профессору английской литературы Колумбийского университета, а также Уилки Коллинзу не следовало высказывать суждения о творчестве Купера, не удосужившись прочесть ни одной его книги. Было бы значительно благопристойнее помолчать и дать возможность высказаться тем людям, которые его читали.
читать дальше
Да, в произведениях Купера есть погрешности. В своем "Зверобое" он умудрился всего лишь на двух третях страницы согрешить против законов художественного творчества в 114 случаях из 115 возможных. Это побивает все рекорды.
Существует 19 законов, обязательных для художественной литературы (кое-кто говорит, что их даже 22. В "Зверобое" Купер нарушает 18 из них. Каковы же эти 18 законов?
Кроме этих общих требований, существует и несколько более конкретных.
Автор обязан:
Автор "Зверобоя" с холодным упорством проходит и мимо этих требований.
Купер не был одарен богатым воображением; но то немногое, что имел, он любил пускать в дело, он искренно радовался своим выдумкам, и надо отдать ему справедливость, кое-что у него получалось довольно мило. В своем скромном наборе бутафорских принадлежностей он бережно хранил несколько трюков, при помощи которых его дикари и бледнолицые обитатели лесов обводили друг друга вокруг пальца, и ничто не приносило ему большей радости, чем возможность приводить этот нехитрый механизм в действие. Один из его излюбленных приемов заключался в том, чтобы пустить обутого в мокасины человека по следу ступающего в мокасинах врага и тем самым скрыть свои собственные следы. Купер пользовался этим приемом так часто, что износил целые груды мокасин. Из прочей бутафории он больше всего ценил хрустнувший сучок. Звук хрустнувшего сучка услаждал его слух, и он никогда не отказывал себе в этом удовольствии. Чуть ли не в каждой главе у Купера кто-нибудь обязательно наступит на сучок и поднимет на ноги всех бледнолицых и всех краснокожих на двести ярдов вокруг. Всякий раз, когда герой Купера подвергается смертельной опасности и полная тишина стоит четыре доллара в минуту, он обязательно наступает на предательский сучок, даже если поблизости есть сотня предметов, на которые гораздо удобнее наступить. Купера они явно не устраивают, и он требует, чтобы герой осмотрелся и нашел сучок или, на худой конец, взял его где-нибудь напрокат. Поэтому было бы правильнее назвать этот цикл романов не "Кожаный Чулок", а "Хрустнувший Сучок". К сожалению, недостаток места не позволяет мне привести несколько десятков примеров "удивительно тонкого знания леса" из практики Натти Бампо и других куперовских специалистов. Все же отважимся на несколько иллюстраций. Купер был моряком, морским офицером; тем не менее он совершенно серьезно говорит о шкипере, ведущем судно в штормовую погоду к определенному мосту подветренного берега, потому что ему, видите ли, известно какое-то подводное течение, способное противостоять шторму и спасти корабль. Это здорово для любого, кто бы ни написал, знаток ли лесов, или знаток морей. За несколько лет службы на флоте Купер, казалось бы, мог приглядеться к пушкам и заметить, что, когда падает пушечное ядро, оно или зарывается в землю, или отскакивает футов на сто, снова отскакивает и так до тех пор, пока не устанет и не покатится по земле. И вот один из эпизодов. Ночью Купер оставляет несколько "нежных созданий", под каковыми подразумеваются женщины, в лесу, недалеко от опушки, за которой начинается скрытая туманом равнина, оставляет нарочно, для того чтобы дать возможность Бампо похвастаться перед читателями "удивительно тонким знанием леса". Заблудившиеся люди ищут форт. До них доносится грохот пушки, ядро вкатывается в лес и останавливается прямо у их ног. Для женщин это пустой звук, а вот для несравненного Бампо... Не сойти мне с этого места, если он не вышел по следу пушечного ядра сквозь сплошной туман прямо к форту. Не правда ли мило? Может быть, Купер и знал законы природы, но он очень умело это скрывал. Например, один из его проницательных индейских специалистов Чингачгук (произносится, очевидно, Чикаго) потерял след человека, за которым он гонится по лесу. Совершенно очевидно, что дело безнадежное. Ни вы, ни я никогда бы не нашли этого следа. Но Чикаго - совсем другое дело. Уж он-то не растерялся. Отведя ручей, он разглядел следы мокасин в вязком иле старого русла. Вода не смыла их, как это произошло бы во всяком другом случае, - нет, даже вечным законам природы приходится отступить, когда Купер хочет пустить читателю пыль в глаза своими лесными познаниями.
Когда Брандер Мэтьюз заявляет, что романы Купера "говорят о необычайно богатом воображении автора", это настораживает. Как правило, я охотно разделяю литературные взгляды Брандера Мэтьюза и восхищаюсь ясностью и изяществом его стиля, но к этому его утверждению следует отнестись весьма и весьма скептически. Видит бог, воображения у Купера было не больше, чем у быка, причем я имею в виду не рогатого, мычащего быка, а промежуточную опору моста. В романах Купера очень трудно найти действительно интересную ситуацию, но еще трудней найти такую, которую ему не удалось бы донести до абсурда своей манерой изложении. Взять хотя бы эпизоды в пещере; знаменитую потасовку на плато с участием Макуа несколько дней спустя; любопытную переправу Гарри Непоседы из замка в ковчег; полчаса, проведенные Зверобоем около своей первой жертвы; ссору между Гарри Непоседой и Зверобоем, и... но вы можете остановить свой выбор на любом другом эпизоде, и, я уверен, вы не ошибетесь. Воображение у Купера работало бы лучше, если бы он обладал способностью наблюдать: он писал бы если не увлекательнее, то по крайней мере более разумно и правдоподобно. Отсутствие наблюдательности сильно сказывается на всех хваленых куперовских "ситуациях". У Купера был удивительно неточный глаз. Он редко различал что-либо отчетливо, обычно предметы расплывались у него перед глазами. Разумеется, человеку, который не видит отчетливо самые обычные, повседневные предметы, окружающие его, приходится трудно, когда он берется за "ситуации". В романе "Зверобой" Купер описывает речку, берущую начало из озера, и ширина ее у истока - 50 футов, но затем она сужается до 20 футов. Почему? Непонятно. Но ведь если река позволяет себе такие вещи, читатель вправе потребовать объяснения. Через четырнадцать страниц мы узнаем, что ширина речки у истока неожиданно сузилась до 20 футов и стала "самой узкой частью реки". Почему она сузилась? Тоже неизвестно. Река образует излучины. Ну, ясно, берега наносные, и река размывает их; но вот Купер пишет, что длина этих излучин не превышает 30-50 футов. Будь Купер наблюдательнее, он бы заметил, что обычная-то длина таких излучин меньше чем 900 футов не бывает.
Непонятно, почему в первом случае ширина реки у истока 50 футов, однако можно догадаться, что во втором случае Купер сузил её до 20 футов, чтобы услужить индейцам. Сузив в этом месте речку, он дугой перегнул над ней молодое деревце и спрятал в его листве шесть индейцев. Они подкарауливают ковчег с переселенцами, направляющийся вверх по реке к озеру; ковчег движется против сильного течения, его подтягивают на канате, один конец которого с якорем брошен в озеро; скорость ковчега в таких условиях не может превышать милю в час. Купер описывает плавучее жилище, но очень невразумительно. Оно было "чуть побольше современных плоскодонных барок, плавающих по каналам". Ну, допустим, что длина его была около 140 футов. Ширина его "превышала обычную". Допустим, следовательно, что ширина составляла 16 футов. Этот левиафан крадется вдоль излучин, длина которых в три раза меньше его длины, и буквально задевает берега, так как отстоит от них всего на два фута с каждой стороны. Право же, от удивления трудно прийти в себя. Низкая бревенчатая хижина занимает "две трети ковчега в длину"-значит, имеет 90 футов в длину и 16 в ширину, то есть по размерам напоминает железнодорожный вагон. Эта хижина разделена на две комнаты. Прикинем, что длина каждой из них - 45 футов, а ширина - 16 футов. Одна из них - спальня Джудит и Хетти Хаттер, вторая - днем столовая, а ночью спальня их папаши. Итак, ковчег приближается к истоку, который Купер для удобства индейцев сузил до 20, даже до 18 футов. Теперь он отстоит на фут от каждого берега. Замечают ли индейцы опасность, грозящую ковчегу, замечают ли они, что есть прямой смысл слезть с дерева и просто ступить на борт, когда ковчег будет протискиваться к озеру? Нет, другие индейцы наверняка бы заметили это, но куперовские индейцы ничего не замечают. Купер полагал, что они чертовски наблюдательны, но почти всегда переоценивал их возможности. У него редко найдешь толкового индейца.
Длина ковчега - 140 футов, длина хижины - 90. План индейцев заключается в том, чтобы осторожно и бесшумно прыгнуть из засады на крышу, когда ковчег будет проползать под деревом, и вырезать семью Хаттеров.
Полторы минуты находится ковчег под деревом, минуту под ним находится хижина длиною в 90 футов. Ну а что же делают индейцы? Можете ломать себе голову хоть тридцать лет, все равно не догадаетесь. Поэтому я вам лучше расскажу, что они делали. Их вождь, человек необычайно умный для куперовского индейца, осторожно наблюдал из своего укрытия, как внизу с трудом протискивался ковчег, и когда, по его расчетам, настало время действовать, он прыгнул и... промахнулся! Ну да, промахнулся и упал на корму. Не с такой уж большой высоты он упал, однако потерял сознание. Будь длина хижины 97 футов, он бы прыгнул куда удачнее. Так что виноват Купер, а не он. Это Купер неправильно построил ковчег. Он не был архитектором.
Но на дереве оставалось еще пять индейцев. Ковчег миновал засаду и был практически недосягаем. Я вам расскажу, как они поступили, самим вам не додуматься. No 1 прыгнул и упал в воду за кормой. За ним прыгнул No 2 и упал дальше от кормы. Потом прыгнул No 3 и упал совсем далеко от кормы. За ним прыгнул No 4 и упал еще дальше. Потом прыгнул и No 5 - потому что он был куперовский индеец. В смысле интеллектуального развития разница между индейцем, действующим в романах Купера, и деревянной фигурой индейца у входа в табачную лавку очень невелика. Эпизод с ковчегом - поистине великолепный взлет воображения, но он не волнует, так как неточный глаз автора сделал его совершенно неправдоподобным, лишил плоти и крови. Вот что значит быть плохим наблюдателем! В том, что Купер был на редкость ненаблюдателен, читатель может убедиться, ознакомившись с эпизодом стрелкового состязания в "Следопыте":
"Обычный железный гводь слегка вогнали в мишень, предварительно окрасив его шляпку".
В какой цвет, не указано - важное упущение, но Купер мастак по части важных упущений! Впрочем, это даже не такое уж важное упущение, потому что шляпка гвоздя находится в ста ярдах от стрелков, и, какого бы она цвета ни была, они не могут увидеть ее. На каком расстоянии самый острый глаз различит обыкновенную муху? В ста ярдах? Но это абсолютно невозможно. Так вот, глаз, который не увидит муху на расстоянии ста ярдов не увидит и шляпку обычного гвоздя, поскольку они одинаковой величины. Чтобы увидеть муху или шляпку гвоздя в 50 ярдах, то есть в 150 футах, и то нужен острый глаз. Вы, читатель, на это способны?
Обыкновенный гвоздь с окрашенной шляпкой слегка вогнали в мишень, и соревнование началось. Тут-то и пошли чудеса. Пуля первого стрелка сорвала с гвоздя кусочек шляпки; пуля следующего стрелка вогнала гвоздь немного глубже в доску, и вся краска с него стерлась. Хорошенького понемножку, не правда ли? Но Купер не согласен. Ведь цель его - дать возможность своему удивительному Зверобою - Соколиному Глазу - Длинному Карабину - Кожаному Чулку - Следопыту - Бампо порисоваться перед дамами..
"- Приготовьтесь-ка решать спор, друзья, - крикнул Следопыт, занимая место предыдущего стрелка, едва тот отошел. - Не нужно нового гвоздя, ничего, что с него стерлась краска, я его вижу, а в то, что вижу, могу попасть и в ста ярдах, будь это хоть глаз москита. Приготовьтесь-ка решить спор! - Раздался выстрел, просвистела дуля, и кусок расплющенного свинца вогнал шляпку гвоздя глубоко в дерево".
Вы видите, перед вами человек, который может подстрелить муху! Живя он в наши дни, он затмил бы всех артистов из представления "Ковбои Дикого Запада" и заработал колоссальные деньги.
Проявленная Следопытом ловкость сама по себе удивительна, однако Куперу этого показалась мало, и он решил кое-что добавить. По воле Купера Следопыт совершает это чудо с чужим ружьем и даже сам его не заряжает. Все было против Следопыта, но этот непостижимый выстрел был сделан, причем с абсолютной уверенностью в успехе: "Приготовьтесь-ка решить спор!" Впрочем, Следопыт и ему подобные могли бы попасть в цель и кирпичом, - с помощью Купера, разумеется.
В этот день Следопыт вполне покрасовался перед дамами. С самого начала он блеснул остротой зрения, о какой артисты - "Ковбои Дикого Запада" не смеют и мечтать. Он стоял там же, где и другие стрелки, в ста ярдах от мишени, заметьте, и наблюдал; некто Джаспер прицелился и выстрелил - пуля пробила самый центр мишени. Затем спустил курок квартирмейстер. Нового отверстия на мишени не появилось. Послышался смех. "Промах!" - сказал майор Лэнди. Следопыт выдержал внушительную паузу и сказал спокойно, с присущим ему безразличным видом всезнайки: "Нет, майор, взглянув на мишень, всякий убедится, что его пуля попала на пулю Джаспера". Вот здорово! Как он мог проследить полет пули и на таком расстоянии определить, что она попала в то же отверстие? Тем не менее ему это удалось - разве может что-либо не удаться героям Купера! Ну, а остальные? Неужели они даже в глубине души не усомнились в правдивости его слов? Нет, для этого потребовался бы здравый смысл, а ведь они - персонажи Купера.
"Уважение к мастерству Следопыта и к остроте его зрения (курсив мой) было таким всеобщим и глубоким, что едва он произнес эти слова, как все зрители начали сомневаться в справедливости собственного мнения, и человек двенадцать бросилось к мишени, чтобы освидетельствовать ее. Они обнаружили, что пуля квартирмейстера действительно прошла через то самое отверстие, которое пробила пуля Джаспера, и с такой точностью, что это можно было установить лишь путем тщательного осмотра; но две пули, найденные в стволе дерева, к которому была прибита мишень, окончательно убедили всех в правоте Следопыта".
Итак, они "бросились к мишени, чтобы освидетельствовать ее", но каким образом они узнали, что в стволе дерева было две пули? В этом можно было убедиться, лишь вынув вторую, потому что видна и ощутима была лишь одна. Но они этого не сделали, что мы увидим в дальнейшем. Настал черед Следопыта. Он встал в позу перед дамами и выстрелил.
Но боже, какое разочарование! Случилось что-то непостижимое - вид мишени не изменился, пробит по-прежнему лишь центр белого кружка.
"- Посмей я предположить такое,-воскликнул майор Дункан, - я бы сказал, что Следопыт тоже промахнулся!" Поскольку никто еще не промахнулся, "тоже" совершенно излишне, но, бог с ним, Следопыт собирается что-то сказать.
"- Нет, нет, майор, - уверенно возразил Следопыт, - это было бы неверное предположение. Я не заряжал ружья и не знаю, что в нем было, но если свинец, я ручаюсь, что моя пуля сейчас на пулях Джаспера и квартирмейстера, или я не Следопыт. Возле мишени раздались одобрительные восклицания: Следопыт оказался прав".
Может быть, хватит чудес? Нет, Куперу и этого мало.
"Медленно приближаясь к скамьям, где сидели дамы. Следопыт добавил: "Нет, это еще не все, друзья, это еще не все! Если вы обнаружите, что пуля хоть слегка коснулась мишени, тогда считайте, что я промахнулся. Пуля квартирмейстера увеличила отверстие, но вы не отыщете и царапины от моей пули".
Наконец-то мы получили полное представление о совершившемся чуде. Следопыт знал и, несомненно, видел на расстоянии ста ярдов, что его пуля не увеличила отверстия.. Итак, это была уже третья пуля. Три пули одна за другой вошли в ствол дерева и застряли в нем. Каким-то образом все об этом узнали, хотя никому не пришло в голову убедиться, так ли это, вытащив хоть одну из них! Наблюдательность была несвойственна Куперу, но писал он занимательно.
Причем, чем меньше он сам разбирался в том, что писал, тем занимательнее у него получалось. Это весьма ценный дар. Речь персонажей Купера звучит несколько странно в наши дни. Поверить в то, что люди изъяснялись таким образом, значило бы поверить, что было время, когда человек, испытывавший потребность высказаться, меньше всего думал о времени; когда было в обычае растягивать на десять минут то, что можно сказать за две; когда рот человека был рельсопрокатным станом, где в течение всего дня четырехфутовые болванки мыслей раскатывались в тридцатифутовые рельсы слов; когда от темы разговора уклонялись так далеко, что не могли найти дорогу обратно; когда изредка в словесной чепухе попадалась разумная мысль со смущенным видом незваной гостьи.
Да, диалоги Куперу явно не давались. Недостаток наблюдательности подводил его и здесь. Он не заметил даже того, что человек, который говорит безграмотно шесть дней в неделю, и на седьмой не может удержаться от соблазна. В "Зверобое" герой то изъясняется витиеватым книжным языком, то переходит на вопиющий жаргон. Когда Зверобоя спрашивают, есть ли у него невеста и где она живет, он величественно отвечает:
"Она в лесу - в склоненных ветвях дерев, в мягком теплом дожде, в светлой росе на зеленой травинке; она - облака, плывущие по голубому небу, птицы, распевающие в лесах, чистый родник, утоляющий жажду; и все другие щедрые дары провидения - тоже она".
А в другом месте он говорит:
"Будь я рожден индейцем, так не стал бы молчать, уж будьте уверены! И скальп бы содрал, да еще бахвалился бы таким геройством перед всей компанией; или ежели бы моим недругом был медведь..." (и т. д.).
Мы не можем представить себе, чтобы командир форта, ветеран-шотландец, держался на поле боя как бездарный мелодраматический актер, а вот Купер мог.
Алиса и Кора, спасаясь от французов, бегут к форту, которым командует их отец.
"- Point de quartier aux coquins!" - крикнул один из преследователей, казалось направлявший остальных.
- Стойте твердо, мои храбрые солдаты, приготовиться к бою! - внезапно раздался голос сверху. - Подождите, пока не покажется враг, стреляйте вниз, по переднему скату бруствера!
- Отец, отец! - послышался пронзительный крик из тумана. - Это я, Алиса, твоя Эльси! О, пощади! О, спаси своих дочерей!
- Стойте! - прозвучал тот же голос, исполненный отцовской тревоги и боли, и звуки его достигли леса и отдались эхом - Это она! Господь вернул мне моих детей! Откройте ворота! В бой, мои молодцы, вперед! Не спускайте курков, чтобы не убить моих овечек! Отбейте проклятых французов штыками!"
У Купера было сильно притуплено чувство языка. Если у человека нет музыкального слуха, он фальшивит, сам того не замечая, и можно лишь гадать о том, какую он поет песню. Если человек не улавливает разницы в значении слов, он тоже фальшивит. Мы догадываемся, что именно он хочет сказать, и понимаем, что он этого не говорит. Все это можно отнести к Куперу. Он постоянно брал не ту ноту в литературе, довольствовался похожей по звучанию.
Чтобы не быть голословным, приведу несколько дополнительных улик. Я обнаружил их всего лишь страницах на шести романа "Зверобой".
Купер пишет "словесный" вместо "устный", "точность" вместо "легкость", "феномен" вместо "чудо", "необходимый" вместо "предопределенный", "безыскусный" вместо "примитивный", "приготовление" вместо "предвкушение", "посрамленный", вместо "пристыженный", "зависящий от" вместо "вытекающий из", "факт" вместо "условие", "факт" вместо "предположение", "предосторожность" вместо "осторожностъ", "объяснять" вместо "определять", "огорченный" вместо "разочарованный", "мишурный" вместо "искусственный", "важно" вместо "значительно", "уменьшающийся" вместо "углубляющийся", "возрастающий" вместо "исчезающий", "вонзенный" вместо "вложенный", "вероломный" вместо "враждебный", "стоял" вместо "наклонился", "смягчил" вместо "заменил", "возразил" вместо "заметил", "положение" вместо "состояние", "разный" вместо "отличный от", "бесчувственный" вместо "нечувствительный", "краткость" вместо "быстрота", "недоверчивый" вместо "подозрительный", "слабоумие ума" вместо "слабоумие", "глаза" вместо "зрение", "противодейство" вместо "вражда", "скончавшийся покойник" вместо "покойник".
Находились люди, бравшие на себя смелость утверждать, что Купер умел писать по-английски. Из них в живых остался лишь Лонсбери. Я не помню, выразил ли он эту мысль именно в таких словах, но ведь он заявил, что "Зверобой" - истинное произведение искусства".
"Истинное"-значит, безупречное, безупречное во всех деталях, а язык деталь немаловажная. Если бы мистер Лонсбери сравнил язык Купера со своим... но он этого не сделал и, вероятно, по сей день воображает, что Купер писал так же ясно и сжато, как он сам. Что же касается меня, то я глубоко и искренне убежден в том, что хуже Купера никто по-английски не писал и что язык "Зверобоя" не выдерживает сравнения даже с другими произведениями того же Купера. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что "Зверобой" никак нельзя назвать произведением искусства; в в нем нет абсолютно ничего от произведения искусства; по-моему, это просто литературный бред с галлюцинациями.
Как же назвать это произведением искусства? Здесь нет воображения, нет ни порядка, ни системы, ни последовательности, ни результатов; здесь нет жизненности, достоверности, интригующих и захватывающих эпизодов; герои описаны сумбурно и всеми своими поступками и речами доказывают, что они вовсе не те люди, какими автор желает их представить; юмор напыщенный, а пафос комичный, диалоги... неописуемы, любовные сцены тоншотворны, язык вопиющее преступление.
Если выбросить все это, остается искусство. Думаю, что вы со мной согласны.
Литературные грехи Фенимора Купера
Марк Твен
Марк Твен
"Следопыт" и "Зверобой" - вершины творчества Купера. В других его произведениях встречаются отдельные места, не уступающие им по совершенству, а даже сцены более захватывающие. Но, взятое в целом, ни одно из них не выдерживает сравнения с названными шедеврами.
Погрешности в этих двух романах сравнительно невелики. "Следопыт" и "Зверобой"- истинные произведения искусства". - Проф. Лонсбери.
"Все пять романов говорят о необычайно богатом воображении автора.
...Один из самых замечательных литературных героев Натти Бампо... Сноровка обитателя лесов, приемы трапперов, удивительно тонкое знание леса все это было понятно и близко Куперу с детских лет". - Проф. Брандер Мэтьюз.
"Купер - величайший романтик, ему нет равного во всей американской литературе".-Уилки Коллинз.
Мне кажется, что профессору английской литературы Йельского университета, профессору английской литературы Колумбийского университета, а также Уилки Коллинзу не следовало высказывать суждения о творчестве Купера, не удосужившись прочесть ни одной его книги. Было бы значительно благопристойнее помолчать и дать возможность высказаться тем людям, которые его читали.
читать дальше
Да, в произведениях Купера есть погрешности. В своем "Зверобое" он умудрился всего лишь на двух третях страницы согрешить против законов художественного творчества в 114 случаях из 115 возможных. Это побивает все рекорды.
Существует 19 законов, обязательных для художественной литературы (кое-кто говорит, что их даже 22. В "Зверобое" Купер нарушает 18 из них. Каковы же эти 18 законов?
1) Роман должен воплотить авторский замысел и достигнуть какой-то цели. Но "Зверобой" не воплощает никакого замысла и никакой цели не достигает.
2) Эпизоды романа должны быть неотъемлемой его частью, помогать развитию действия. Но поскольку "Зверобой" по сути дела не роман, поскольку в нем нет ни замысла, ни цели, эпизоды в нем не занимают своего законного места, им нечего развивать.
3) Героями произведения должны быть живые люди (если только речь идет не о покойниках), и нельзя лишать читателя возможности уловить разницу между теми и другими, что в "Зверобое" часто упускается из виду.
4) Все герои, и живые и мертвые, должны иметь достаточно веские основания для пребывания на страницах произведения, что в "Зверобое" также часто упускается из виду.
5) Действующие лица должны говорить членораздельно, их разговор должен напоминать человеческий разговор и быть таким, какой мы слышим у живых людей при подобных обстоятельствах, и чтобы можно было понять, о чем они говорят и зачем, и чтобы была хоть какая-то логика, и разговор велся хотя бы по соседству с темой, и чтобы он был интересен читателю, помогал развитию сюжета и кончался, когда действующим лицам больше нечего сказать. Купер пренебрегает этим требованием от начала и до конца романа "Зверобой".
6) Слова и поступки персонажа должны соответствовать тому, что говорит о нем автор. Но в "Зверобое" этому требованию почти не уделяется внимания, о чем свидетельствует хотя бы образ Натти Бампо.
7) Речь действующего лица, в начале абзаца, позаимствованная из роскошного, переплетенного, с узорчатым тиснением и золотым обрезом тома "Фрейд-тип", не должна переходить в конце этого же абзаца в речь комика, изображающего безграмотного негра. Но Купер безжалостно надругался над этим требованием.
8) Герои произведения не должны навязывать читателю мысль, будто бы грубые трюки, к которым они прибегают по воле автора, объясняются "сноровкой обитателя лесов, удивительно тонким знанием леса". В "Зверобое" это требование постоянно нарушается.
9) Герои должны довольствоваться возможным и не тщиться, совершать чудеса. Если же они и отваживаются на что-нибудь сверхъестественное, дело автора представить это как нечто достоверное и правдоподобное. Купер относится к этому требованию без должного уважения.
10) Автор должен заставить читателей интересоваться судьбой своих героев, любить хороших людей и ненавидеть плохих. Читатель же "Зверобоя" хороших людей не любит, к плохим безразличен и от души желает, чтобы чёрт побрал их всех - и плохих и хороших.
11) Авторская характеристика героев должна быть предельно точна, так чтобы читатель мог представить себе, как каждый из них поступит в тех или иных обстоятельствах. Купер забывает об этом.
2) Эпизоды романа должны быть неотъемлемой его частью, помогать развитию действия. Но поскольку "Зверобой" по сути дела не роман, поскольку в нем нет ни замысла, ни цели, эпизоды в нем не занимают своего законного места, им нечего развивать.
3) Героями произведения должны быть живые люди (если только речь идет не о покойниках), и нельзя лишать читателя возможности уловить разницу между теми и другими, что в "Зверобое" часто упускается из виду.
4) Все герои, и живые и мертвые, должны иметь достаточно веские основания для пребывания на страницах произведения, что в "Зверобое" также часто упускается из виду.
5) Действующие лица должны говорить членораздельно, их разговор должен напоминать человеческий разговор и быть таким, какой мы слышим у живых людей при подобных обстоятельствах, и чтобы можно было понять, о чем они говорят и зачем, и чтобы была хоть какая-то логика, и разговор велся хотя бы по соседству с темой, и чтобы он был интересен читателю, помогал развитию сюжета и кончался, когда действующим лицам больше нечего сказать. Купер пренебрегает этим требованием от начала и до конца романа "Зверобой".
6) Слова и поступки персонажа должны соответствовать тому, что говорит о нем автор. Но в "Зверобое" этому требованию почти не уделяется внимания, о чем свидетельствует хотя бы образ Натти Бампо.
7) Речь действующего лица, в начале абзаца, позаимствованная из роскошного, переплетенного, с узорчатым тиснением и золотым обрезом тома "Фрейд-тип", не должна переходить в конце этого же абзаца в речь комика, изображающего безграмотного негра. Но Купер безжалостно надругался над этим требованием.
8) Герои произведения не должны навязывать читателю мысль, будто бы грубые трюки, к которым они прибегают по воле автора, объясняются "сноровкой обитателя лесов, удивительно тонким знанием леса". В "Зверобое" это требование постоянно нарушается.
9) Герои должны довольствоваться возможным и не тщиться, совершать чудеса. Если же они и отваживаются на что-нибудь сверхъестественное, дело автора представить это как нечто достоверное и правдоподобное. Купер относится к этому требованию без должного уважения.
10) Автор должен заставить читателей интересоваться судьбой своих героев, любить хороших людей и ненавидеть плохих. Читатель же "Зверобоя" хороших людей не любит, к плохим безразличен и от души желает, чтобы чёрт побрал их всех - и плохих и хороших.
11) Авторская характеристика героев должна быть предельно точна, так чтобы читатель мог представить себе, как каждый из них поступит в тех или иных обстоятельствах. Купер забывает об этом.
Кроме этих общих требований, существует и несколько более конкретных.
Автор обязан:
12) сказать то, что он хочет сказать, не ограничиваясь туманными намеками,
13) найти нужное слово, а не его троюродного брата,
14) не допускать излишнего нагромождения фактов,
15) не опускать важных подробностей,
16) избегать длиннот,
17) не делать грамматических ошибок,
18) писать простым, понятным языком.
13) найти нужное слово, а не его троюродного брата,
14) не допускать излишнего нагромождения фактов,
15) не опускать важных подробностей,
16) избегать длиннот,
17) не делать грамматических ошибок,
18) писать простым, понятным языком.
Автор "Зверобоя" с холодным упорством проходит и мимо этих требований.
Купер не был одарен богатым воображением; но то немногое, что имел, он любил пускать в дело, он искренно радовался своим выдумкам, и надо отдать ему справедливость, кое-что у него получалось довольно мило. В своем скромном наборе бутафорских принадлежностей он бережно хранил несколько трюков, при помощи которых его дикари и бледнолицые обитатели лесов обводили друг друга вокруг пальца, и ничто не приносило ему большей радости, чем возможность приводить этот нехитрый механизм в действие. Один из его излюбленных приемов заключался в том, чтобы пустить обутого в мокасины человека по следу ступающего в мокасинах врага и тем самым скрыть свои собственные следы. Купер пользовался этим приемом так часто, что износил целые груды мокасин. Из прочей бутафории он больше всего ценил хрустнувший сучок. Звук хрустнувшего сучка услаждал его слух, и он никогда не отказывал себе в этом удовольствии. Чуть ли не в каждой главе у Купера кто-нибудь обязательно наступит на сучок и поднимет на ноги всех бледнолицых и всех краснокожих на двести ярдов вокруг. Всякий раз, когда герой Купера подвергается смертельной опасности и полная тишина стоит четыре доллара в минуту, он обязательно наступает на предательский сучок, даже если поблизости есть сотня предметов, на которые гораздо удобнее наступить. Купера они явно не устраивают, и он требует, чтобы герой осмотрелся и нашел сучок или, на худой конец, взял его где-нибудь напрокат. Поэтому было бы правильнее назвать этот цикл романов не "Кожаный Чулок", а "Хрустнувший Сучок". К сожалению, недостаток места не позволяет мне привести несколько десятков примеров "удивительно тонкого знания леса" из практики Натти Бампо и других куперовских специалистов. Все же отважимся на несколько иллюстраций. Купер был моряком, морским офицером; тем не менее он совершенно серьезно говорит о шкипере, ведущем судно в штормовую погоду к определенному мосту подветренного берега, потому что ему, видите ли, известно какое-то подводное течение, способное противостоять шторму и спасти корабль. Это здорово для любого, кто бы ни написал, знаток ли лесов, или знаток морей. За несколько лет службы на флоте Купер, казалось бы, мог приглядеться к пушкам и заметить, что, когда падает пушечное ядро, оно или зарывается в землю, или отскакивает футов на сто, снова отскакивает и так до тех пор, пока не устанет и не покатится по земле. И вот один из эпизодов. Ночью Купер оставляет несколько "нежных созданий", под каковыми подразумеваются женщины, в лесу, недалеко от опушки, за которой начинается скрытая туманом равнина, оставляет нарочно, для того чтобы дать возможность Бампо похвастаться перед читателями "удивительно тонким знанием леса". Заблудившиеся люди ищут форт. До них доносится грохот пушки, ядро вкатывается в лес и останавливается прямо у их ног. Для женщин это пустой звук, а вот для несравненного Бампо... Не сойти мне с этого места, если он не вышел по следу пушечного ядра сквозь сплошной туман прямо к форту. Не правда ли мило? Может быть, Купер и знал законы природы, но он очень умело это скрывал. Например, один из его проницательных индейских специалистов Чингачгук (произносится, очевидно, Чикаго) потерял след человека, за которым он гонится по лесу. Совершенно очевидно, что дело безнадежное. Ни вы, ни я никогда бы не нашли этого следа. Но Чикаго - совсем другое дело. Уж он-то не растерялся. Отведя ручей, он разглядел следы мокасин в вязком иле старого русла. Вода не смыла их, как это произошло бы во всяком другом случае, - нет, даже вечным законам природы приходится отступить, когда Купер хочет пустить читателю пыль в глаза своими лесными познаниями.
Когда Брандер Мэтьюз заявляет, что романы Купера "говорят о необычайно богатом воображении автора", это настораживает. Как правило, я охотно разделяю литературные взгляды Брандера Мэтьюза и восхищаюсь ясностью и изяществом его стиля, но к этому его утверждению следует отнестись весьма и весьма скептически. Видит бог, воображения у Купера было не больше, чем у быка, причем я имею в виду не рогатого, мычащего быка, а промежуточную опору моста. В романах Купера очень трудно найти действительно интересную ситуацию, но еще трудней найти такую, которую ему не удалось бы донести до абсурда своей манерой изложении. Взять хотя бы эпизоды в пещере; знаменитую потасовку на плато с участием Макуа несколько дней спустя; любопытную переправу Гарри Непоседы из замка в ковчег; полчаса, проведенные Зверобоем около своей первой жертвы; ссору между Гарри Непоседой и Зверобоем, и... но вы можете остановить свой выбор на любом другом эпизоде, и, я уверен, вы не ошибетесь. Воображение у Купера работало бы лучше, если бы он обладал способностью наблюдать: он писал бы если не увлекательнее, то по крайней мере более разумно и правдоподобно. Отсутствие наблюдательности сильно сказывается на всех хваленых куперовских "ситуациях". У Купера был удивительно неточный глаз. Он редко различал что-либо отчетливо, обычно предметы расплывались у него перед глазами. Разумеется, человеку, который не видит отчетливо самые обычные, повседневные предметы, окружающие его, приходится трудно, когда он берется за "ситуации". В романе "Зверобой" Купер описывает речку, берущую начало из озера, и ширина ее у истока - 50 футов, но затем она сужается до 20 футов. Почему? Непонятно. Но ведь если река позволяет себе такие вещи, читатель вправе потребовать объяснения. Через четырнадцать страниц мы узнаем, что ширина речки у истока неожиданно сузилась до 20 футов и стала "самой узкой частью реки". Почему она сузилась? Тоже неизвестно. Река образует излучины. Ну, ясно, берега наносные, и река размывает их; но вот Купер пишет, что длина этих излучин не превышает 30-50 футов. Будь Купер наблюдательнее, он бы заметил, что обычная-то длина таких излучин меньше чем 900 футов не бывает.
Непонятно, почему в первом случае ширина реки у истока 50 футов, однако можно догадаться, что во втором случае Купер сузил её до 20 футов, чтобы услужить индейцам. Сузив в этом месте речку, он дугой перегнул над ней молодое деревце и спрятал в его листве шесть индейцев. Они подкарауливают ковчег с переселенцами, направляющийся вверх по реке к озеру; ковчег движется против сильного течения, его подтягивают на канате, один конец которого с якорем брошен в озеро; скорость ковчега в таких условиях не может превышать милю в час. Купер описывает плавучее жилище, но очень невразумительно. Оно было "чуть побольше современных плоскодонных барок, плавающих по каналам". Ну, допустим, что длина его была около 140 футов. Ширина его "превышала обычную". Допустим, следовательно, что ширина составляла 16 футов. Этот левиафан крадется вдоль излучин, длина которых в три раза меньше его длины, и буквально задевает берега, так как отстоит от них всего на два фута с каждой стороны. Право же, от удивления трудно прийти в себя. Низкая бревенчатая хижина занимает "две трети ковчега в длину"-значит, имеет 90 футов в длину и 16 в ширину, то есть по размерам напоминает железнодорожный вагон. Эта хижина разделена на две комнаты. Прикинем, что длина каждой из них - 45 футов, а ширина - 16 футов. Одна из них - спальня Джудит и Хетти Хаттер, вторая - днем столовая, а ночью спальня их папаши. Итак, ковчег приближается к истоку, который Купер для удобства индейцев сузил до 20, даже до 18 футов. Теперь он отстоит на фут от каждого берега. Замечают ли индейцы опасность, грозящую ковчегу, замечают ли они, что есть прямой смысл слезть с дерева и просто ступить на борт, когда ковчег будет протискиваться к озеру? Нет, другие индейцы наверняка бы заметили это, но куперовские индейцы ничего не замечают. Купер полагал, что они чертовски наблюдательны, но почти всегда переоценивал их возможности. У него редко найдешь толкового индейца.
Длина ковчега - 140 футов, длина хижины - 90. План индейцев заключается в том, чтобы осторожно и бесшумно прыгнуть из засады на крышу, когда ковчег будет проползать под деревом, и вырезать семью Хаттеров.
Полторы минуты находится ковчег под деревом, минуту под ним находится хижина длиною в 90 футов. Ну а что же делают индейцы? Можете ломать себе голову хоть тридцать лет, все равно не догадаетесь. Поэтому я вам лучше расскажу, что они делали. Их вождь, человек необычайно умный для куперовского индейца, осторожно наблюдал из своего укрытия, как внизу с трудом протискивался ковчег, и когда, по его расчетам, настало время действовать, он прыгнул и... промахнулся! Ну да, промахнулся и упал на корму. Не с такой уж большой высоты он упал, однако потерял сознание. Будь длина хижины 97 футов, он бы прыгнул куда удачнее. Так что виноват Купер, а не он. Это Купер неправильно построил ковчег. Он не был архитектором.
Но на дереве оставалось еще пять индейцев. Ковчег миновал засаду и был практически недосягаем. Я вам расскажу, как они поступили, самим вам не додуматься. No 1 прыгнул и упал в воду за кормой. За ним прыгнул No 2 и упал дальше от кормы. Потом прыгнул No 3 и упал совсем далеко от кормы. За ним прыгнул No 4 и упал еще дальше. Потом прыгнул и No 5 - потому что он был куперовский индеец. В смысле интеллектуального развития разница между индейцем, действующим в романах Купера, и деревянной фигурой индейца у входа в табачную лавку очень невелика. Эпизод с ковчегом - поистине великолепный взлет воображения, но он не волнует, так как неточный глаз автора сделал его совершенно неправдоподобным, лишил плоти и крови. Вот что значит быть плохим наблюдателем! В том, что Купер был на редкость ненаблюдателен, читатель может убедиться, ознакомившись с эпизодом стрелкового состязания в "Следопыте":
"Обычный железный гводь слегка вогнали в мишень, предварительно окрасив его шляпку".
В какой цвет, не указано - важное упущение, но Купер мастак по части важных упущений! Впрочем, это даже не такое уж важное упущение, потому что шляпка гвоздя находится в ста ярдах от стрелков, и, какого бы она цвета ни была, они не могут увидеть ее. На каком расстоянии самый острый глаз различит обыкновенную муху? В ста ярдах? Но это абсолютно невозможно. Так вот, глаз, который не увидит муху на расстоянии ста ярдов не увидит и шляпку обычного гвоздя, поскольку они одинаковой величины. Чтобы увидеть муху или шляпку гвоздя в 50 ярдах, то есть в 150 футах, и то нужен острый глаз. Вы, читатель, на это способны?
Обыкновенный гвоздь с окрашенной шляпкой слегка вогнали в мишень, и соревнование началось. Тут-то и пошли чудеса. Пуля первого стрелка сорвала с гвоздя кусочек шляпки; пуля следующего стрелка вогнала гвоздь немного глубже в доску, и вся краска с него стерлась. Хорошенького понемножку, не правда ли? Но Купер не согласен. Ведь цель его - дать возможность своему удивительному Зверобою - Соколиному Глазу - Длинному Карабину - Кожаному Чулку - Следопыту - Бампо порисоваться перед дамами..
"- Приготовьтесь-ка решать спор, друзья, - крикнул Следопыт, занимая место предыдущего стрелка, едва тот отошел. - Не нужно нового гвоздя, ничего, что с него стерлась краска, я его вижу, а в то, что вижу, могу попасть и в ста ярдах, будь это хоть глаз москита. Приготовьтесь-ка решить спор! - Раздался выстрел, просвистела дуля, и кусок расплющенного свинца вогнал шляпку гвоздя глубоко в дерево".
Вы видите, перед вами человек, который может подстрелить муху! Живя он в наши дни, он затмил бы всех артистов из представления "Ковбои Дикого Запада" и заработал колоссальные деньги.
Проявленная Следопытом ловкость сама по себе удивительна, однако Куперу этого показалась мало, и он решил кое-что добавить. По воле Купера Следопыт совершает это чудо с чужим ружьем и даже сам его не заряжает. Все было против Следопыта, но этот непостижимый выстрел был сделан, причем с абсолютной уверенностью в успехе: "Приготовьтесь-ка решить спор!" Впрочем, Следопыт и ему подобные могли бы попасть в цель и кирпичом, - с помощью Купера, разумеется.
В этот день Следопыт вполне покрасовался перед дамами. С самого начала он блеснул остротой зрения, о какой артисты - "Ковбои Дикого Запада" не смеют и мечтать. Он стоял там же, где и другие стрелки, в ста ярдах от мишени, заметьте, и наблюдал; некто Джаспер прицелился и выстрелил - пуля пробила самый центр мишени. Затем спустил курок квартирмейстер. Нового отверстия на мишени не появилось. Послышался смех. "Промах!" - сказал майор Лэнди. Следопыт выдержал внушительную паузу и сказал спокойно, с присущим ему безразличным видом всезнайки: "Нет, майор, взглянув на мишень, всякий убедится, что его пуля попала на пулю Джаспера". Вот здорово! Как он мог проследить полет пули и на таком расстоянии определить, что она попала в то же отверстие? Тем не менее ему это удалось - разве может что-либо не удаться героям Купера! Ну, а остальные? Неужели они даже в глубине души не усомнились в правдивости его слов? Нет, для этого потребовался бы здравый смысл, а ведь они - персонажи Купера.
"Уважение к мастерству Следопыта и к остроте его зрения (курсив мой) было таким всеобщим и глубоким, что едва он произнес эти слова, как все зрители начали сомневаться в справедливости собственного мнения, и человек двенадцать бросилось к мишени, чтобы освидетельствовать ее. Они обнаружили, что пуля квартирмейстера действительно прошла через то самое отверстие, которое пробила пуля Джаспера, и с такой точностью, что это можно было установить лишь путем тщательного осмотра; но две пули, найденные в стволе дерева, к которому была прибита мишень, окончательно убедили всех в правоте Следопыта".
Итак, они "бросились к мишени, чтобы освидетельствовать ее", но каким образом они узнали, что в стволе дерева было две пули? В этом можно было убедиться, лишь вынув вторую, потому что видна и ощутима была лишь одна. Но они этого не сделали, что мы увидим в дальнейшем. Настал черед Следопыта. Он встал в позу перед дамами и выстрелил.
Но боже, какое разочарование! Случилось что-то непостижимое - вид мишени не изменился, пробит по-прежнему лишь центр белого кружка.
"- Посмей я предположить такое,-воскликнул майор Дункан, - я бы сказал, что Следопыт тоже промахнулся!" Поскольку никто еще не промахнулся, "тоже" совершенно излишне, но, бог с ним, Следопыт собирается что-то сказать.
"- Нет, нет, майор, - уверенно возразил Следопыт, - это было бы неверное предположение. Я не заряжал ружья и не знаю, что в нем было, но если свинец, я ручаюсь, что моя пуля сейчас на пулях Джаспера и квартирмейстера, или я не Следопыт. Возле мишени раздались одобрительные восклицания: Следопыт оказался прав".
Может быть, хватит чудес? Нет, Куперу и этого мало.
"Медленно приближаясь к скамьям, где сидели дамы. Следопыт добавил: "Нет, это еще не все, друзья, это еще не все! Если вы обнаружите, что пуля хоть слегка коснулась мишени, тогда считайте, что я промахнулся. Пуля квартирмейстера увеличила отверстие, но вы не отыщете и царапины от моей пули".
Наконец-то мы получили полное представление о совершившемся чуде. Следопыт знал и, несомненно, видел на расстоянии ста ярдов, что его пуля не увеличила отверстия.. Итак, это была уже третья пуля. Три пули одна за другой вошли в ствол дерева и застряли в нем. Каким-то образом все об этом узнали, хотя никому не пришло в голову убедиться, так ли это, вытащив хоть одну из них! Наблюдательность была несвойственна Куперу, но писал он занимательно.
Причем, чем меньше он сам разбирался в том, что писал, тем занимательнее у него получалось. Это весьма ценный дар. Речь персонажей Купера звучит несколько странно в наши дни. Поверить в то, что люди изъяснялись таким образом, значило бы поверить, что было время, когда человек, испытывавший потребность высказаться, меньше всего думал о времени; когда было в обычае растягивать на десять минут то, что можно сказать за две; когда рот человека был рельсопрокатным станом, где в течение всего дня четырехфутовые болванки мыслей раскатывались в тридцатифутовые рельсы слов; когда от темы разговора уклонялись так далеко, что не могли найти дорогу обратно; когда изредка в словесной чепухе попадалась разумная мысль со смущенным видом незваной гостьи.
Да, диалоги Куперу явно не давались. Недостаток наблюдательности подводил его и здесь. Он не заметил даже того, что человек, который говорит безграмотно шесть дней в неделю, и на седьмой не может удержаться от соблазна. В "Зверобое" герой то изъясняется витиеватым книжным языком, то переходит на вопиющий жаргон. Когда Зверобоя спрашивают, есть ли у него невеста и где она живет, он величественно отвечает:
"Она в лесу - в склоненных ветвях дерев, в мягком теплом дожде, в светлой росе на зеленой травинке; она - облака, плывущие по голубому небу, птицы, распевающие в лесах, чистый родник, утоляющий жажду; и все другие щедрые дары провидения - тоже она".
А в другом месте он говорит:
"Будь я рожден индейцем, так не стал бы молчать, уж будьте уверены! И скальп бы содрал, да еще бахвалился бы таким геройством перед всей компанией; или ежели бы моим недругом был медведь..." (и т. д.).
Мы не можем представить себе, чтобы командир форта, ветеран-шотландец, держался на поле боя как бездарный мелодраматический актер, а вот Купер мог.
Алиса и Кора, спасаясь от французов, бегут к форту, которым командует их отец.
"- Point de quartier aux coquins!" - крикнул один из преследователей, казалось направлявший остальных.
- Стойте твердо, мои храбрые солдаты, приготовиться к бою! - внезапно раздался голос сверху. - Подождите, пока не покажется враг, стреляйте вниз, по переднему скату бруствера!
- Отец, отец! - послышался пронзительный крик из тумана. - Это я, Алиса, твоя Эльси! О, пощади! О, спаси своих дочерей!
- Стойте! - прозвучал тот же голос, исполненный отцовской тревоги и боли, и звуки его достигли леса и отдались эхом - Это она! Господь вернул мне моих детей! Откройте ворота! В бой, мои молодцы, вперед! Не спускайте курков, чтобы не убить моих овечек! Отбейте проклятых французов штыками!"
У Купера было сильно притуплено чувство языка. Если у человека нет музыкального слуха, он фальшивит, сам того не замечая, и можно лишь гадать о том, какую он поет песню. Если человек не улавливает разницы в значении слов, он тоже фальшивит. Мы догадываемся, что именно он хочет сказать, и понимаем, что он этого не говорит. Все это можно отнести к Куперу. Он постоянно брал не ту ноту в литературе, довольствовался похожей по звучанию.
Чтобы не быть голословным, приведу несколько дополнительных улик. Я обнаружил их всего лишь страницах на шести романа "Зверобой".
Купер пишет "словесный" вместо "устный", "точность" вместо "легкость", "феномен" вместо "чудо", "необходимый" вместо "предопределенный", "безыскусный" вместо "примитивный", "приготовление" вместо "предвкушение", "посрамленный", вместо "пристыженный", "зависящий от" вместо "вытекающий из", "факт" вместо "условие", "факт" вместо "предположение", "предосторожность" вместо "осторожностъ", "объяснять" вместо "определять", "огорченный" вместо "разочарованный", "мишурный" вместо "искусственный", "важно" вместо "значительно", "уменьшающийся" вместо "углубляющийся", "возрастающий" вместо "исчезающий", "вонзенный" вместо "вложенный", "вероломный" вместо "враждебный", "стоял" вместо "наклонился", "смягчил" вместо "заменил", "возразил" вместо "заметил", "положение" вместо "состояние", "разный" вместо "отличный от", "бесчувственный" вместо "нечувствительный", "краткость" вместо "быстрота", "недоверчивый" вместо "подозрительный", "слабоумие ума" вместо "слабоумие", "глаза" вместо "зрение", "противодейство" вместо "вражда", "скончавшийся покойник" вместо "покойник".
Находились люди, бравшие на себя смелость утверждать, что Купер умел писать по-английски. Из них в живых остался лишь Лонсбери. Я не помню, выразил ли он эту мысль именно в таких словах, но ведь он заявил, что "Зверобой" - истинное произведение искусства".
"Истинное"-значит, безупречное, безупречное во всех деталях, а язык деталь немаловажная. Если бы мистер Лонсбери сравнил язык Купера со своим... но он этого не сделал и, вероятно, по сей день воображает, что Купер писал так же ясно и сжато, как он сам. Что же касается меня, то я глубоко и искренне убежден в том, что хуже Купера никто по-английски не писал и что язык "Зверобоя" не выдерживает сравнения даже с другими произведениями того же Купера. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что "Зверобой" никак нельзя назвать произведением искусства; в в нем нет абсолютно ничего от произведения искусства; по-моему, это просто литературный бред с галлюцинациями.
Как же назвать это произведением искусства? Здесь нет воображения, нет ни порядка, ни системы, ни последовательности, ни результатов; здесь нет жизненности, достоверности, интригующих и захватывающих эпизодов; герои описаны сумбурно и всеми своими поступками и речами доказывают, что они вовсе не те люди, какими автор желает их представить; юмор напыщенный, а пафос комичный, диалоги... неописуемы, любовные сцены тоншотворны, язык вопиющее преступление.
Если выбросить все это, остается искусство. Думаю, что вы со мной согласны.
@темы: Биографии, Марк Твен, Фенимор Купер, История
воскресенье, 16 февраля 2014
Fête galante. Only (17)80s kids remember this.
Название: Мэри Рид и Анна Бонни
Автор: Quiterie
Бета: olya11
Форма: фандомная аналитика (публиковалось в команде Library of Adventures на летней Фандомной Битве)
Категория: джен
Жанр: история
Рейтинг: G
Краткое содержание: Жизнь Мэри Рид и Анны Бонни — от младенчества и до смерти.
читать дальшеЗа столетия об этих женщинах-пиратках, отличавшихся авантюрностью, смелостью и жестокостью, появилось немало легенд, но более-менее полные и относительно достоверные сведения (некоторые считают, что слишком относительно) изложил их современник, некий капитан Чарльз Джонсон в книге «Всеобъемлющая история пиратства». Многие исследователи думают, что под этим псевдонимом скрывался автор «Робинзона Крузо» Даниэль Дефо, и хотя сей факт так и не доказан, автор аналитики склонен с ними согласиться.
Судьбы этих двух женщин разительно отличались во всем: Мэри Рид была обречена влачить жалкое, полуголодное существование где-то среди низов общества в Европе, Анна Бонни должна была быть первой покорительницей сердец на званых вечерах среди знати Южной Каролины. Но вышло так, что они встретились, и крепкая дружба на крови связала их гораздо сильней, разбив все предрассудки, присущие тому времени.
Мэри Рид была нежеланным ребенком. Само ее рождение было насмешкой судьбы. Ее юная мать полюбила моряка, который вскоре ушел в море и не вернулся. У них родился сын, старший брат Мэри, и родственники отца души в нем не чаяли. Однако по неосторожности мать вновь забеременела. Не в силах признаться в этом грехе, она предпочла солгать, что уезжает пожить к друзьям вместе с годовалым ребенком. Сын вскоре умер, но родилась дочь, которую назвали Мэри. Чтобы не уронить свою репутацию, ее мать три года скрывалась от родственников мужа, и только после этого, когда деньги подошли к концу, вернулась в Лондон, к свекрови. У нее был сын, которого она могла предъявить старухе: Мэри, переодетая мальчиком. Бабка, конечно, желала оставить «внука» у себя, но мать отказалась, намекнув, что умрет без ребенка, и они порешили на том, что еженедельно свекровь будет посылать крону на содержание внука.
Крона — серебряная монета достоинством в пять шиллингов. Чтобы читатели поняли, насколько бабка Мэри Рид была щедра, приведем несколько лондонских цен середины XVIII века (из книги: Liza Picard, "Dr Johnson's London", 2000, St Martin's Press. The Cost of Living. London, mid 1700s). К примеру, за пять шиллингов можно было снять ложу в театре Друри-Лейн или купить бутылку превосходного кларета. За два шиллинга и шесть пенсов — купить свинью или заказать обед в таверне с доставкой. За два шиллинга — снять на неделю комнату. За десять пенсов — купить фунт бекона. За два пенса — напиться джином до потери сознания.
Конечно, мать Мэри Рид устраивала подобная щедрость, и она воспитывала девочку, как мальчика, не рассказывая истины никому, даже самому ребенку. Так продолжалось, пока бабка не умерла. Как только денежный поток иссяк (Мэри тогда исполнилось тринадцать лет, и, по свидетельствам, она была сильной и рослой для своего возраста), мать продала «сына» одной французской даме в слуги. Здесь Мэри надолго не задержалась: она поступила в армию — вначале знаменосцем, потом, после того, как несколько раз показала удивительную храбрость на поле боя, была принята в кавалерию. Молодой, симпатичный юноша вызывал восхищение у офицеров своей смелостью и, несомненно, мог бы сделать неплохую карьеру, но любовь нагрянула негаданно. Напарник Мэри Рид, некий безымянный ныне фламандец, проникся глубокой симпатией к ней, и ради него она пренебрегла всеми своими достижениями и наградами. По молодости своей девушка буквально преследовала его, да так, что в полку ее называли безумной, и в один прекрасный день, когда они оказались вдвоем в одной палатке, ее тайна раскрылась. Скорее удивительно, что она смогла хранить ее так долго. Фламандец вначале принял ее за шлюху и с удовольствием позабавился с ней, но внезапно Мэри оказалась чересчур чистой и честной, что странно на любой войне, и, вероятно, это заставило его взглянуть на девушку иначе.
Как только полк ушел на зимние квартиры, влюбленные поженились. Свадьба наделала переполоху среди офицеров и солдат. Многие зубоскалили над девкой, впервые надевшей платье, но большинство все же относились к бывшему соратнику с теплотой. Молодожены купили таверну «Под знаком Трех подков», рядом с замком Бреда, и стали хорошо зарабатывать. Старые знакомые не гнушались к ним заходить поесть и перекинуться словечком-другим.
Но ее муж вскоре скоропостижно умер, и беды посыпались на Мэри Рид как из мешка. Дела в таверне пошли плохо, и вскоре молодая вдова продала ее, вновь надела мужскую одежду и отправилась в Голландию, служить в пехоте, в тех краях, где ее никто не знал. Но служба не сложилась, и в один прекрасный день она отправилась на торговом голландском корабле в Вест-Индию, видимо, надеясь найти счастье на другом конце света.
По иронии судьбы корабль захватили английские пираты под командованием Чарльза Вэйна, а Мэри Рид была на нем «единственным англичанином». Она присоединилась к пиратам, и целых семнадцать лет они грабили суда на море, пока не вышел Высочайший Королевский Указ Георга Первого о помиловании тех пиратов, что добровольно сдадутся властям. Команда Мэри Рид решила сдаться, и какое-то время они вели тихую жизнь, пока награбленные деньги не закончились. Все это время она жила под именем Джона Рида, утягивая грудь, стараясь ни в чем не уступать мужчинам.
Как раз в то время губернатор острова Нью-Провиденс (также бывший пират, если пираты, конечно, могут быть бывшими!), Вудз Роджерс набирал команду отчаянных приватиров, которые могли бы сражаться с испанцами. Мэри Рид не упустила своего шанса: такая жизнь, полная крови, золота и смерти, ей нравилась. Нам кажется, что это было сродни наркотику. Есть люди, у которых бурлит кровь от экстремальных видов спорта, и наверняка Мэри была из таких людей. Живи она сейчас, прыжки с парашютом или единоборства могли бы ей заменить грабежи и убийства, но время, когда родиться, увы, не выбирают!..
Было снаряжено несколько каперских кораблей, но Мэри не хотела подчиняться губернатору, она хотела жить по собственным правилам. По одной из версий, ей удалось уговорить команду вернуться к старому ремеслу — нападать не только на испанцев, но и на любые другие корабли, иначе говоря, вновь начать пиратствовать. По второй же, их корабль был захвачен пиратом Джеком Рэкхемом, по прозвищу Калико Джек (Ситцевый Джек), и Мэри так яростно сражалась, уложив множество его людей, что он, восхищенный ее мастерством, предложил ей перейти на их сторону. Но так или иначе, позже она часто говорила, что жизнь пирата — единственная, которая ей подходит.
Именно тогда состоялось их знакомство с Анной Бонни, и именно Анна поняла, что Джон Рид вовсе не мужчина. Должно быть, потому что сама успешно притворялась юношей.
Анна (Энн) Бонни родилась в Ирландии, в графстве Корк, 8 марта. Точный год установить не удалось, но это случилось в промежутке между 1697 и 1700 годами. Ее отец, Эдвард Кормак, был адвокатом, и судьба распорядилась так, что Анна оказалась его незаконнорожденной дочерью от служанки и родилась в тюрьме, куда несчастную женщину упрятала ревнивая жена Эдварда, якобы за воровство серебряных ложек. Через год, впрочем, она явилась к заключенной и забрала у нее ребенка, чтобы отдать в добрые руки. Примерно в это же время жена сама разрешилась от бремени и родила близнецов. Несмотря на столь счастливое событие, она не простила мужа и вместе с детьми жила отдельно. Но Эдвард не желал жить в одиночестве и разыскал свою незаконнорожденную дочь. Так как все знали скандальную историю с ложками и родившей в тюрьме любовницей, адвокат решил поступить просто: переодел девочку в мальчика и выдал его за сына знакомых, оставленного на его попечении. Вскоре ему удалось вызволить из тюрьмы и служанку, и они зажили втроем тайно.
Однако все стало известно жене, богатой наследнице, и она лишила мужа тех денег, которые время от времени ему посылала. В ярости тот пренебрег приличиями и зажил со своей любовницей открыто, после чего разразился очередной скандал, и Эдвард Кормак потерял свою практику и разорился окончательно.
Ему ничего больше не оставалось, кроме как уехать из родных краев, и он направился в Америку, в Южную Каролину вместе с названной женой и незаконнорожденной дочерью.
Вскоре любовница умерла, и забота о доме легла на плечи Анны.
По многочисленным свидетельствам, она отличалась жестоким и бешеным характером; говорят, уже в юном возрасте она зарезала служанку (в некоторых источниках — пырнула несколько раз ножом), а одного паренька, осмелившегося поцеловать ее против ее воли, она избила так, что он лежал несколько дней плашмя.
Несмотря на адский характер, Анна была красивой рыжеволосой девушкой, и, безусловно, отец желал, чтобы она сделала хорошую партию. Но Анна отвергла всех женихов и тайно вышла замуж за бедного моряка по имени Джеймс Бонни. Джеймс имел виды на плантацию своего тестя, но тот не желал отдавать ее какому-то голодранцу и лишил дочь наследства.
Вскоре после этого, в одну безлунную ночь, его плантация сгорела дотла. Все были уверены, что это дело рук Анны, но доказательств ее непосредственного участия так и не удалось раздобыть.
Молодожены бежали в пиратскую колыбель, на остров Нью-Провиденс, где Джеймс Бонни стал одним из приватиров губернатора Вудза Роджерса.
Через некоторое время Анна познакомилась с Ситцевым Джеком, и они стали любовниками. Несмотря на протесты Джеймса Бонни, его брак с Анной был расторгнут, а незадачливым возлюбленным пришлось отправиться в море. Разумеется, в то время женщина на корабле была нонсенсом, и Анне пришлось переодеться в мужскую одежду.
С этого момента начинается белая полоса удачи Ситцевого Джека: с помощью Анны, притворившейся матросом, желающим наняться на работу, им удалось похитить шлюп, который назвали «Отмщение», и именно «Отмщение» стало грозой морских путей, пропитавшись слезами и кровью несчастных жертв.
Анна, вторая рука Ситцевого Джека, установила строгую иерархию на корабле: за лишнее слово можно было лишиться руки или головы. Она пила, играла в карты, с наслаждением завязывала драки с пиратами. Несмотря на такой неженский образ жизни, она вскоре забеременела и родила ребенка, которого счастливые родители оставили у друзей на Кубе.
Как мы уже говорили, неизвестно, как именно Мэри Рид появилась на корабле Ситцевого Джека, но известно то, что крепкий матрос приглянулся Анне и та стала оказывать ему весьма недвусмысленные знаки внимания. История не сохранила свидетельств, дошли ли они до занятий любовью друг с другом. Скорее всего, да, нравы на корабле были свободными; но так или иначе, секрет Мэри раскрылся, после чего две женщины сильно сдружились.
Ситцевый Джек, в свою очередь, приревновал свою любовницу и незаконную жену к простому матросу и тоже оказался посвященным в эту тайну. Так образовался порочный любовный треугольник, ставший впоследствии четырехугольником, когда среди пленных оказался юноша-англичанин, привороживший к себе Мэри Рид.
Опять.
Она влюбилась в него до безумия, не остановилась перед тем, чтобы соблазнить юношу, притворившись, что верит в его увещевания бросить пиратскую долю. Хотя, как знать, может быть, в этот момент она ему верила. Когда они стали друзьями, она раскрылась ему, и, конечно, он, давно не ведавший женского тела, не устоял перед соблазном.
Счастье не было долгим. Любовник Мэри Рид был убит, поссорившись с одним из пиратов. Тогда по негласному пиратскому кодексу допускались и поощрялись дуэли. Конечно, это совершенно не было похоже на то, что мы представляем при слове «дуэль», ведь все правила честных и благородных дуэлей появились лишь в первой половине XIX века. До этого это был поединок, который допускал практически любую подлость — напасть со спины, нанести скрытый удар любым оружием, нападать втроем. Когда же Мэри узнала о смерти своего возлюбленного, она лично застрелила того пирата, и, как сообщает нам капитан Чарльз Джонсон, с этого момента можно было считать, что ее жизнь закончена, хотя она все еще существовала физически.
Тем временем на Ситцевого Джека и его шайку объявили охоту, и в октябре 1720 года капитан Джонатан Барнет атаковал его корабль, стоявший на якоре неподалеку от берегов Ямайки. Большинство пиратов были пьяны, и достойное сопротивление смогла оказать только Мэри Рид. Ее попытки расшевелить пьяную толпу ни к чему не привели: несмотря на призывы сражаться как мужчины, пираты не сопротивлялись и не бросались в бой. Она ранила двоих и убила одного из своей команды, пытаясь хоть так разжечь их ярость, но, увы для них, на этот раз судьба решила иначе.
Абордаж пиратского корабля с противником в лице двух женщин и нескольких пьяных мужчин, которых удалось растормошить, длился около часа, после чего сопротивление было сломлено, и с шайкой Ситцевого Джека было покончено навсегда.
28 ноября 1720 года в ямайском городе Сантъяго де ла Вега был вынесен приговор: смертная казнь для всех пиратов, включая Мэри Рид и Анну Бонни. Мужчин во главе с Ситцевым Джеком повесили незамедлительно, обе же женщины оказались на позднем сроке беременности, что и позволило им воспользоваться лазейкой в английском законе. На тот момент дитя, которое уже можно было ощутить в животе, считалось отдельной личностью, и, конечно, казнить беременную на таком сроке было невозможно.
Обе преступницы оказались в тюрьме, и если о Мэри Рид известно, что она умерла там же, в заключении, от лихорадки 28 апреля 1721 года, за неделю до предполагаемых родов, то следы Анны Бонни теряются. Одни говорят, что она была в конце концов повешена, другие же исследователи уверяют, что ее несчастный отец простил свою заблудшую дочь и выкупил из тюрьмы, после чего она прожила еще шестьдесят лет и скончалась в 1782 году.
К сожалению, вряд ли когда-нибудь мы узнаем их истинную историю, да и стоит ли копаться в грязи и крови, которые сопровождали жизнь этих женщин?
В искусстве история Мэри Рид и Анны Бонни всегда была источником вдохновения. Так, например, о них было снято не менее семи художественных фильмов; среди писателей, вдохновленных ими, есть такие имена, как Робин Хобб и Тим Пауэрс, и даже современные игры упоминают их. Что еще более удивительно, не только классические «пиратские» игры с морскими сражениями, но и, например, World Of Warcraft.
Их образ подвергся значительной обработке, романтизации, и в этом есть немалая вина авантюрных романов XIX века, часто культивировавших образ благородного разбойника и обиженного жизнью мстителя, но, наверное, стоит помнить о том, что на самом деле реальным девизом пиратов в большинстве своем было «Умри ты сегодня, а я — завтра», и благородством там обычно не пахло. Только кровью и смрадом.
Основным источником послужило описание их жизни от Даниэля Дефо, он же капитан Чарльз Джонсон. В рунете есть совершенно фантастические статьи об этих двух женщинах, но верить ли им, я не знаю ))
Из этого текста я убрала рейтинговые подробности о пытках.
Автор: Quiterie
Бета: olya11
Форма: фандомная аналитика (публиковалось в команде Library of Adventures на летней Фандомной Битве)
Категория: джен
Жанр: история
Рейтинг: G
Краткое содержание: Жизнь Мэри Рид и Анны Бонни — от младенчества и до смерти.
читать дальшеЗа столетия об этих женщинах-пиратках, отличавшихся авантюрностью, смелостью и жестокостью, появилось немало легенд, но более-менее полные и относительно достоверные сведения (некоторые считают, что слишком относительно) изложил их современник, некий капитан Чарльз Джонсон в книге «Всеобъемлющая история пиратства». Многие исследователи думают, что под этим псевдонимом скрывался автор «Робинзона Крузо» Даниэль Дефо, и хотя сей факт так и не доказан, автор аналитики склонен с ними согласиться.
Судьбы этих двух женщин разительно отличались во всем: Мэри Рид была обречена влачить жалкое, полуголодное существование где-то среди низов общества в Европе, Анна Бонни должна была быть первой покорительницей сердец на званых вечерах среди знати Южной Каролины. Но вышло так, что они встретились, и крепкая дружба на крови связала их гораздо сильней, разбив все предрассудки, присущие тому времени.
Мэри Рид была нежеланным ребенком. Само ее рождение было насмешкой судьбы. Ее юная мать полюбила моряка, который вскоре ушел в море и не вернулся. У них родился сын, старший брат Мэри, и родственники отца души в нем не чаяли. Однако по неосторожности мать вновь забеременела. Не в силах признаться в этом грехе, она предпочла солгать, что уезжает пожить к друзьям вместе с годовалым ребенком. Сын вскоре умер, но родилась дочь, которую назвали Мэри. Чтобы не уронить свою репутацию, ее мать три года скрывалась от родственников мужа, и только после этого, когда деньги подошли к концу, вернулась в Лондон, к свекрови. У нее был сын, которого она могла предъявить старухе: Мэри, переодетая мальчиком. Бабка, конечно, желала оставить «внука» у себя, но мать отказалась, намекнув, что умрет без ребенка, и они порешили на том, что еженедельно свекровь будет посылать крону на содержание внука.
Крона — серебряная монета достоинством в пять шиллингов. Чтобы читатели поняли, насколько бабка Мэри Рид была щедра, приведем несколько лондонских цен середины XVIII века (из книги: Liza Picard, "Dr Johnson's London", 2000, St Martin's Press. The Cost of Living. London, mid 1700s). К примеру, за пять шиллингов можно было снять ложу в театре Друри-Лейн или купить бутылку превосходного кларета. За два шиллинга и шесть пенсов — купить свинью или заказать обед в таверне с доставкой. За два шиллинга — снять на неделю комнату. За десять пенсов — купить фунт бекона. За два пенса — напиться джином до потери сознания.
Конечно, мать Мэри Рид устраивала подобная щедрость, и она воспитывала девочку, как мальчика, не рассказывая истины никому, даже самому ребенку. Так продолжалось, пока бабка не умерла. Как только денежный поток иссяк (Мэри тогда исполнилось тринадцать лет, и, по свидетельствам, она была сильной и рослой для своего возраста), мать продала «сына» одной французской даме в слуги. Здесь Мэри надолго не задержалась: она поступила в армию — вначале знаменосцем, потом, после того, как несколько раз показала удивительную храбрость на поле боя, была принята в кавалерию. Молодой, симпатичный юноша вызывал восхищение у офицеров своей смелостью и, несомненно, мог бы сделать неплохую карьеру, но любовь нагрянула негаданно. Напарник Мэри Рид, некий безымянный ныне фламандец, проникся глубокой симпатией к ней, и ради него она пренебрегла всеми своими достижениями и наградами. По молодости своей девушка буквально преследовала его, да так, что в полку ее называли безумной, и в один прекрасный день, когда они оказались вдвоем в одной палатке, ее тайна раскрылась. Скорее удивительно, что она смогла хранить ее так долго. Фламандец вначале принял ее за шлюху и с удовольствием позабавился с ней, но внезапно Мэри оказалась чересчур чистой и честной, что странно на любой войне, и, вероятно, это заставило его взглянуть на девушку иначе.
Как только полк ушел на зимние квартиры, влюбленные поженились. Свадьба наделала переполоху среди офицеров и солдат. Многие зубоскалили над девкой, впервые надевшей платье, но большинство все же относились к бывшему соратнику с теплотой. Молодожены купили таверну «Под знаком Трех подков», рядом с замком Бреда, и стали хорошо зарабатывать. Старые знакомые не гнушались к ним заходить поесть и перекинуться словечком-другим.
Но ее муж вскоре скоропостижно умер, и беды посыпались на Мэри Рид как из мешка. Дела в таверне пошли плохо, и вскоре молодая вдова продала ее, вновь надела мужскую одежду и отправилась в Голландию, служить в пехоте, в тех краях, где ее никто не знал. Но служба не сложилась, и в один прекрасный день она отправилась на торговом голландском корабле в Вест-Индию, видимо, надеясь найти счастье на другом конце света.
По иронии судьбы корабль захватили английские пираты под командованием Чарльза Вэйна, а Мэри Рид была на нем «единственным англичанином». Она присоединилась к пиратам, и целых семнадцать лет они грабили суда на море, пока не вышел Высочайший Королевский Указ Георга Первого о помиловании тех пиратов, что добровольно сдадутся властям. Команда Мэри Рид решила сдаться, и какое-то время они вели тихую жизнь, пока награбленные деньги не закончились. Все это время она жила под именем Джона Рида, утягивая грудь, стараясь ни в чем не уступать мужчинам.
Как раз в то время губернатор острова Нью-Провиденс (также бывший пират, если пираты, конечно, могут быть бывшими!), Вудз Роджерс набирал команду отчаянных приватиров, которые могли бы сражаться с испанцами. Мэри Рид не упустила своего шанса: такая жизнь, полная крови, золота и смерти, ей нравилась. Нам кажется, что это было сродни наркотику. Есть люди, у которых бурлит кровь от экстремальных видов спорта, и наверняка Мэри была из таких людей. Живи она сейчас, прыжки с парашютом или единоборства могли бы ей заменить грабежи и убийства, но время, когда родиться, увы, не выбирают!..
Было снаряжено несколько каперских кораблей, но Мэри не хотела подчиняться губернатору, она хотела жить по собственным правилам. По одной из версий, ей удалось уговорить команду вернуться к старому ремеслу — нападать не только на испанцев, но и на любые другие корабли, иначе говоря, вновь начать пиратствовать. По второй же, их корабль был захвачен пиратом Джеком Рэкхемом, по прозвищу Калико Джек (Ситцевый Джек), и Мэри так яростно сражалась, уложив множество его людей, что он, восхищенный ее мастерством, предложил ей перейти на их сторону. Но так или иначе, позже она часто говорила, что жизнь пирата — единственная, которая ей подходит.
Именно тогда состоялось их знакомство с Анной Бонни, и именно Анна поняла, что Джон Рид вовсе не мужчина. Должно быть, потому что сама успешно притворялась юношей.
Анна (Энн) Бонни родилась в Ирландии, в графстве Корк, 8 марта. Точный год установить не удалось, но это случилось в промежутке между 1697 и 1700 годами. Ее отец, Эдвард Кормак, был адвокатом, и судьба распорядилась так, что Анна оказалась его незаконнорожденной дочерью от служанки и родилась в тюрьме, куда несчастную женщину упрятала ревнивая жена Эдварда, якобы за воровство серебряных ложек. Через год, впрочем, она явилась к заключенной и забрала у нее ребенка, чтобы отдать в добрые руки. Примерно в это же время жена сама разрешилась от бремени и родила близнецов. Несмотря на столь счастливое событие, она не простила мужа и вместе с детьми жила отдельно. Но Эдвард не желал жить в одиночестве и разыскал свою незаконнорожденную дочь. Так как все знали скандальную историю с ложками и родившей в тюрьме любовницей, адвокат решил поступить просто: переодел девочку в мальчика и выдал его за сына знакомых, оставленного на его попечении. Вскоре ему удалось вызволить из тюрьмы и служанку, и они зажили втроем тайно.
Однако все стало известно жене, богатой наследнице, и она лишила мужа тех денег, которые время от времени ему посылала. В ярости тот пренебрег приличиями и зажил со своей любовницей открыто, после чего разразился очередной скандал, и Эдвард Кормак потерял свою практику и разорился окончательно.
Ему ничего больше не оставалось, кроме как уехать из родных краев, и он направился в Америку, в Южную Каролину вместе с названной женой и незаконнорожденной дочерью.
Вскоре любовница умерла, и забота о доме легла на плечи Анны.
По многочисленным свидетельствам, она отличалась жестоким и бешеным характером; говорят, уже в юном возрасте она зарезала служанку (в некоторых источниках — пырнула несколько раз ножом), а одного паренька, осмелившегося поцеловать ее против ее воли, она избила так, что он лежал несколько дней плашмя.
Несмотря на адский характер, Анна была красивой рыжеволосой девушкой, и, безусловно, отец желал, чтобы она сделала хорошую партию. Но Анна отвергла всех женихов и тайно вышла замуж за бедного моряка по имени Джеймс Бонни. Джеймс имел виды на плантацию своего тестя, но тот не желал отдавать ее какому-то голодранцу и лишил дочь наследства.
Вскоре после этого, в одну безлунную ночь, его плантация сгорела дотла. Все были уверены, что это дело рук Анны, но доказательств ее непосредственного участия так и не удалось раздобыть.
Молодожены бежали в пиратскую колыбель, на остров Нью-Провиденс, где Джеймс Бонни стал одним из приватиров губернатора Вудза Роджерса.
Через некоторое время Анна познакомилась с Ситцевым Джеком, и они стали любовниками. Несмотря на протесты Джеймса Бонни, его брак с Анной был расторгнут, а незадачливым возлюбленным пришлось отправиться в море. Разумеется, в то время женщина на корабле была нонсенсом, и Анне пришлось переодеться в мужскую одежду.
С этого момента начинается белая полоса удачи Ситцевого Джека: с помощью Анны, притворившейся матросом, желающим наняться на работу, им удалось похитить шлюп, который назвали «Отмщение», и именно «Отмщение» стало грозой морских путей, пропитавшись слезами и кровью несчастных жертв.
Анна, вторая рука Ситцевого Джека, установила строгую иерархию на корабле: за лишнее слово можно было лишиться руки или головы. Она пила, играла в карты, с наслаждением завязывала драки с пиратами. Несмотря на такой неженский образ жизни, она вскоре забеременела и родила ребенка, которого счастливые родители оставили у друзей на Кубе.
Как мы уже говорили, неизвестно, как именно Мэри Рид появилась на корабле Ситцевого Джека, но известно то, что крепкий матрос приглянулся Анне и та стала оказывать ему весьма недвусмысленные знаки внимания. История не сохранила свидетельств, дошли ли они до занятий любовью друг с другом. Скорее всего, да, нравы на корабле были свободными; но так или иначе, секрет Мэри раскрылся, после чего две женщины сильно сдружились.
Ситцевый Джек, в свою очередь, приревновал свою любовницу и незаконную жену к простому матросу и тоже оказался посвященным в эту тайну. Так образовался порочный любовный треугольник, ставший впоследствии четырехугольником, когда среди пленных оказался юноша-англичанин, привороживший к себе Мэри Рид.
Опять.
Она влюбилась в него до безумия, не остановилась перед тем, чтобы соблазнить юношу, притворившись, что верит в его увещевания бросить пиратскую долю. Хотя, как знать, может быть, в этот момент она ему верила. Когда они стали друзьями, она раскрылась ему, и, конечно, он, давно не ведавший женского тела, не устоял перед соблазном.
Счастье не было долгим. Любовник Мэри Рид был убит, поссорившись с одним из пиратов. Тогда по негласному пиратскому кодексу допускались и поощрялись дуэли. Конечно, это совершенно не было похоже на то, что мы представляем при слове «дуэль», ведь все правила честных и благородных дуэлей появились лишь в первой половине XIX века. До этого это был поединок, который допускал практически любую подлость — напасть со спины, нанести скрытый удар любым оружием, нападать втроем. Когда же Мэри узнала о смерти своего возлюбленного, она лично застрелила того пирата, и, как сообщает нам капитан Чарльз Джонсон, с этого момента можно было считать, что ее жизнь закончена, хотя она все еще существовала физически.
Тем временем на Ситцевого Джека и его шайку объявили охоту, и в октябре 1720 года капитан Джонатан Барнет атаковал его корабль, стоявший на якоре неподалеку от берегов Ямайки. Большинство пиратов были пьяны, и достойное сопротивление смогла оказать только Мэри Рид. Ее попытки расшевелить пьяную толпу ни к чему не привели: несмотря на призывы сражаться как мужчины, пираты не сопротивлялись и не бросались в бой. Она ранила двоих и убила одного из своей команды, пытаясь хоть так разжечь их ярость, но, увы для них, на этот раз судьба решила иначе.
Абордаж пиратского корабля с противником в лице двух женщин и нескольких пьяных мужчин, которых удалось растормошить, длился около часа, после чего сопротивление было сломлено, и с шайкой Ситцевого Джека было покончено навсегда.
28 ноября 1720 года в ямайском городе Сантъяго де ла Вега был вынесен приговор: смертная казнь для всех пиратов, включая Мэри Рид и Анну Бонни. Мужчин во главе с Ситцевым Джеком повесили незамедлительно, обе же женщины оказались на позднем сроке беременности, что и позволило им воспользоваться лазейкой в английском законе. На тот момент дитя, которое уже можно было ощутить в животе, считалось отдельной личностью, и, конечно, казнить беременную на таком сроке было невозможно.
Обе преступницы оказались в тюрьме, и если о Мэри Рид известно, что она умерла там же, в заключении, от лихорадки 28 апреля 1721 года, за неделю до предполагаемых родов, то следы Анны Бонни теряются. Одни говорят, что она была в конце концов повешена, другие же исследователи уверяют, что ее несчастный отец простил свою заблудшую дочь и выкупил из тюрьмы, после чего она прожила еще шестьдесят лет и скончалась в 1782 году.
К сожалению, вряд ли когда-нибудь мы узнаем их истинную историю, да и стоит ли копаться в грязи и крови, которые сопровождали жизнь этих женщин?
В искусстве история Мэри Рид и Анны Бонни всегда была источником вдохновения. Так, например, о них было снято не менее семи художественных фильмов; среди писателей, вдохновленных ими, есть такие имена, как Робин Хобб и Тим Пауэрс, и даже современные игры упоминают их. Что еще более удивительно, не только классические «пиратские» игры с морскими сражениями, но и, например, World Of Warcraft.
Их образ подвергся значительной обработке, романтизации, и в этом есть немалая вина авантюрных романов XIX века, часто культивировавших образ благородного разбойника и обиженного жизнью мстителя, но, наверное, стоит помнить о том, что на самом деле реальным девизом пиратов в большинстве своем было «Умри ты сегодня, а я — завтра», и благородством там обычно не пахло. Только кровью и смрадом.
Основным источником послужило описание их жизни от Даниэля Дефо, он же капитан Чарльз Джонсон. В рунете есть совершенно фантастические статьи об этих двух женщинах, но верить ли им, я не знаю ))
Из этого текста я убрала рейтинговые подробности о пытках.
Я открыта всем ветрам )))
Название: Один король пошел в поход…
Размер: миди, 5122 слова.
Канон: Жюль Верн "Дети капитана Гранта"
Персонажи: Мак-Наббс, Паганель, лорд Гленерван, Джон Манглз, Олбинет и вся команда фоном
Пейринги: Мак-Наббс/Паганель, второй пейринг спойлерМак-Наббс/ОМП
Категория: джен, преслэш, слэш
Жанр: скрытое в каноне альтернативное течение событий (как будто это так и было, но Жюль Верн нам не все рассказал), политика-аналитика, шпионские страсти, приключения.
Рейтинг: РG-13
Саммари: У героев возникают взрослые проблемы и "идти, творя добро" становится не так просто, как хотелось бы. Двое из них играют в древнюю игру на честность. Все ружья, висящие на сцене в первом акте, стреляют.
Предупреждение: смерти трех не присутствовавших в каноне персонажей. Факты, которые автор удосужился проверить: шотландцев к тому времени чуть более миллиона, Фердинанд Лассаль убит 31-го, а не 21-го. Бисмарк действительно уже строит планы, например, это мог быть план войны с Данией в союзе с Австрией или проекты отторжения Эльзаса и Лотарингии. Шотландские фамилии взяты из канона или из проживающих у озера Ломонд, на которое в каноне указывает сам Эдуард.
Один король пошел в поход
Один король пошел в поход
И потерял штаны.
А без штанов какой поход?
Кусают комары!
Другой король пошел в поход
И вдруг нашел штаны.
А в двух штанах какой поход?
Подохнешь от жары!
(народная детская песенка)
Еще когда «Дункан» бороздил прибрежные воды, приняв на борт молодоженов, установилась негласная традиция: ночь - время для мужчин. Как только новоиспеченная леди с супругом отправлялись в свою каюту, миссис Олбинет тоже прогоняли спать и все расшаркивания отменялись. В кают-компании раскидывали вист, делились табачком, резали солонину на доске, Джон азартно травил байки мореходной школы в Кэмптоне, майор негромко и как бы нехотя рассказывал что-нибудь леденящее кровь, то про тугов-душителей, то про страшные пожары в болотистых низменностях Праубхади. Забежавший принять в угощение стопку виски вахтенный или матрос из пароходной команды – а что такого, все шотландцы, все свои – стоял тут же, слушал, схватившись за распятие на шнурке. Эдуард сначала стыдливо и ненадолго, а потом открыто и вовсю стал присоединяться. Ему нравилось, что его дожидаются заполночь, нравилось, что матросы обращаются на «сэр», не чинясь, и еще он сознавал, что это дань холостячеству брата, которое теперь уже наверняка продлится до его смерти.
Потом попалась эта злополучная… благословенная эта рыбина. Месяц на суше они пережили, как болезнь и снова вышли в море. Традиция возобновилась.
Чтобы бесславно оборваться через три дня. Эдуард ходил подавленный, насильственно улыбался, отвечал невпопад. Майор знал, в чем дело, но не лез: Эдуард большой мальчик, надо будет – сам скажет. Зато уж дамы были довольны – француз буквально рта не закрывал, потчевал их выдержками их всех учебников, которые проштудировал и якобы не перепутал ни одной даты. Кто бы их проверял, эти даты? Он завел мерзкую привычку застилать картами обеденный стол, залезал бумагами в пепельницу, сорил какими-то записками, за что влетало Олбинету от Манглза. Остекленевший, искусственно вежливый Эдуард этого не замечал. В конце концов майор убрался из кают-компании совсем. К себе в каюту, где был не слышен назойливо приподнятый голос «пассажира номер шесть», бормочущий испанские слова. Взял у Джона все последние номера «Военно-морской газеты» и закрыл дверь.
Расползалась хандра. Приближалась Мадейра.
В последний вечер Эдуард явился сам. Постучал, вошел, сел на рундук, сказал: «Дымно у тебя».
- Ну что? – спросил майор, прикусывая сигару, и сложил пополам газету. - Пришло время мне все рассказать?
- Да ты и так все знаешь, - вздохнул Эдуард. - Просто сердишься на меня, что я сразу не пошел к тебе.
Мак-Наббс приподнял бровь.
- И правильно делаешь, что сердишься. Я дурак, кузен. Дурак, что сразу не посоветовался. Теперь уже поздно.
- Вытри сопли, - сказал брат. - Конечно, я знаю, что наши пэры показали тебе фигу. Догадался по твоему кислому виду.
- В Глазго, - тяжело начал Эдуард, - когда мы уже решили ехать… когда я оплачивал счета Джона на обустройство «Дункана». Со мной встретились трое. Лорд Соммерсет, Мак-Килмони и… граф Эролл.
- А черт! – прокомментировал майор последнее имя. - Скверно.
- Мне настоятельно рекомендовали в судьбе капитана Гранта больше участия не принимать. Не подавать прошения на высочайшее имя, не хлопотать, не предпринимать самостоятельных поисков, - тоном человека, спешащего покончить с неприятной обязанностью, продолжал Гленерван.
- Проел Гарри Грант плешь англичанам, что и говорить, - раздумчиво сказал брат, - но Эролл… Дожили до позора.
Он аккуратно разгладил газетный лист. Весной соберется парламент, к тому времени они, конечно, уже вернутся, с Грантом или без. Если с Грантом, то победителей не судят. Если без… Лишить Эдуарда его прав лорда никто не сможет, но кто бы знал, как многое в этой среде значит рукопожатность. Решат ли шотландские пэры, что Гленерван, мотающийся по морям вместо того, чтобы заниматься судом и самоуправлением на своих территориях, достоин того, чтобы предварять своей речью голосование по вопросам свободных земель? А тем более не внявший их решению? Молодой, красноречивый, способный изменить мнение аудитории. Или же слово возьмет тот, кто заведомо решил уступить и слить этот закон англичанам. И тогда после речи тусклой и неубедительной, речи, из которой неясно, держатся ли шотландцы друг за друга, как прежде, или нет, вступится ли Лоуленд за Хайленд, – парламент быстро почувствует слабину. Свободные земли - это ерунда, следующее голосование важнее. Они налетят, как коршуны, нажмут, потребуют, пообещают, проявят настойчивость. А лорд Дуглас уже стар, и Хэмилтон теряет хватку, и к следующему лету мы получим «провинцию Шотландия» во всей красе.
Он сцепил пальцы на затылке, с усилием разогнул шею. Гранта надо было отдать им. Грант был маленькой жертвой. Да, неприятно. Да, паршиво. Но малое взамен большего. Уступка за уступку. Они предлагали отдать Гранта, чтобы никому не повадно было искать берега Свободы и пытаться колонизировать земной шар за спиной у метрополии. С Америкой уже наплакались, а ведь легальная была колония.
- Да плевать мне! - взвился вдруг Эдуард. - У меня медовый месяц. Где хочу, там его и провожу.
- Тихо, не ори. Мы гоняемся за счастьем для пяти шотландцев, Эдуард, а дома шотландцев миллион.
Месяц… Три, если не больше. Ну, хорошо, парень мог и заболеть. Заболеть прямо в медовый месяц и проваляться еще месяц или два – достойно сожаления, опять же никто не осудит молодого человека за то, что он слегка переутомлялся. А, нет, не выйдет…
- Завтра француз сойдет на берег, - точно совпал с его мыслями Эдуард. - А он, ты сам видишь, трепло такое, что даже не важно, доберется он до Индии или нет, каждая собака очень скоро будет знать, что лорд Гленерван плывет в Чили.
Они встретились взглядами, и молодой лорд упрямо нагнул голову.
- О чем ты думал? – сказал майор. - Запрети ему сходить на берег. Нашел тут себе попутную телегу!
Если информация просочится раньше времени, раньше начнется и работа по разрушению репутации Эдуарда. Будет, кому ее подрыть, в этом даже сомневаться не приходилось. А они в это время будут далеко. Очень далеко.
Мак-Эвансы, Мак-Лори… Он перебирал в уме всех тех, кто остался дома и мог вступиться за Эда. Карстайл, конечно. Потом Мак-Олларды, Лэннаны… нет, старый Лэннан поступит, как захочет, и никто ему не указ. Мак-Грегоры, Мак-Фарланы, Мак-Ногтоны. Мак-Наббсы.
Словом, все те люди, общества которых он лишился когда-то раз и навсегда, совершив свою «ошибку юности». Но они «дун вассал» и лерда своего не выдадут. Мало, слишком мало. Нет хорошего перевеса.
- Француз на берег не сойдет, - твердо.
Эдуард покачал головой:
- Я знаю, что ты его терпеть не можешь, но… он же не виноват. То есть виноват, - предупреждая гневный взгляд брата, - но он славный… неприкаянный… простодушный и добрый малый.
- Ты уж реши, кого тебе больше жаль. Может, давай тогда Мери с мальчиком высадим на Мадейре, да и дело с концом. Плыви в Индию, страну слонов.
- Мери... как она упала тогда у нас дома! - Эдуард явно не до конца вникал в смысл фраз, он устал мучиться. - Как доска упала. И Роберт тянет ее за… за ворот.
Он покачнулся и поймал равновесие, словно был пьян. И вдруг майор увидел глазами памяти: леди Энн, урожденная Энн Мак-Наббс лежит на паркете бальной залы в нарядном платье. Цвет у этого платья не пойми какой, как туман, словом, очень женский какой-то цвет. Сколько стоит этот подвиг красильщика, он не знал, но догадывался, что даже один кусок такой тряпки будет подороже парадного мундира. И маленький сын лорда пытается поднять ее за шею, за плечи платья. Мама, вставай, не пугай меня. Но что там за плечи у бального туалета – одно название. Прыгают по скользкому полу жемчуга, рвется похожая на дым ткань. Все стоят молча. Что же он делает, думает молодой офицер. Порвет же платье матери. И понимает, что черт с ним, с платьем. Кому оно нужно? Леди Энн мертва.
- Я не мог, понимаешь? Ты хоть воевал, а я за свою жизнь не совершил ни одного поступка, чтобы себя уважать.
- Зато ты хорошо женился, - говорит майор успокаивающим тоном.
- Это не поступок.
- Поживи с моё.
Блёклая и больная тень усмешки, и майор тоже полуусмехается в ответ.
- Один король пошел в поход…
- О, нет, нет, - запротестовал Эдуард, - не пой эту песенку. Я чувствую, она про меня сейчас. И потерял штаны.
Мак-Наббс поднялся, взял брата за локоть.
- Пойдем, тебе нужно выспаться, ты сам уже полусумасшедший, как этот твой славный малый. Ложись и спи. А он не сойдет завтра. Я займусь этим.
Они делают несколько шагов и выходят в темноту подпалубного коридора.
- Погоди, - Эдуард останавливается, как вкопанный. - Что значит?.. Что ты собираешься?..
Мак-Наббс подносит палец к губам, показывает на шестую дверь.
- Нет! - шепотом кричит Эдуард. - Ты что? Даже не думай! Я бы никогда!.. Ты что думаешь, я тебя на это?!.. На это?!..
«Как замечательно! – думает майор, вглядываясь в полутьме в искаженное негодованием лицо младшего брата. - Предотвращает жертву с моей стороны. Думает, я настолько пропащим себя считаю, что мне и руки в крови намочить не жаль. А что? Рассеянный географ потерялся где-то между Парижем и Глазго. Какой финал блистательной карьеры! Откуда Эду знать, что даже солдат с оторванной ногой ползет с поля боя домой. А я даже не все потерял. Я потерял только имя».
- Он будет жив и здоров, - так же шепотом и как можно убедительнее. - Откажется сойти.
Не верит. Ладно. Майор и сам пока не очень верит. Но выхода как бы и нет.
- Я поднимусь на палубу и выброшу сигару, нельзя идти в чужую каюту с дымом. А ты идешь, - разворот за плечи к двери, - и спишь.
- Кузен! – догоняет его уже на трапе придушенное. - Жив и здоров, ты сказал.
- Да что ты, в самом деле! За кого ты меня принимаешь?
Но дверь уже закрылась.
Он действительно вышел на палубу и выбросил сигару. Никогда не молился с сигарой во рту. Считал кощунством.
Однако через минуту-другую он вернулся в свою каюту быстрым шагом. Пересмотрел ворох газет и нашел нужную. Долго читал крохотную заметку. Некоторое время стоял, глядя в стену.
- Япония, - сказал он сам себе. - Япония на карте Америки. Немудрено.
Рука потянулась к коробке сигар. Табак подстегивал мысли, но он отдернул руку, свернул газету и вышел.
Остановившись перед дверью, наверное, впервые за неделю посмотрел на медную шестерку без неприязни. А потом поднял руку и постучал.
И этот стук, сухой, экономный и не громкий, ударил Паганеля по нервам так, как не ударил бы свист пароходной сирены. Большая линза выпала у него из руки и с ворчанием закружилась на полу. Так скупо двигаться, говорить и стучать мог только один человек на борту. Человек, которого Жак Паганель боялся.
- Входите, кто бы вы ни были, - сказал он весело, на ходу справляясь с голосом и лицом. - Входите и сразу же простите меня за беспорядок. Ибо я складываю вещи, а это весьма хлопотно, знаете ли… Майор Мак-Наббс?
Человек стоял на пороге. Невысокий, не крупный, не молодой, хоть и смотревшийся моложе своих лет. Он распространял вокруг себя ауру подавляющей силы. Странный флер, исходящий от самоуверенных и деспотичных людей, такой же устойчивый, как запах его сигар. Он смотрел прямо без малейшего следа выражения на лице. И Паганелю немедленно стало не по себе. Расхотелось улыбаться в пустоту.
- Чем обязан?
- Зашел попрощаться. Вы ведь покидаете нас завтра. Разве странно, что я зашел пожелать вам доброго пути?
Странно. Но куда ни шло.
- Нисколько. Мне чрезвычайно приятно, - губы никак не желали складываться в улыбку, а протянутая рука повисла в воздухе.
«Лжец», - говорили пристальные глаза отставного офицера. Майор обошел его и подошел к привинченному стулу у стола.
- Могу я сесть? – поинтересовался.
Паганель был так раздосадован, что маневр «попрощаться на пороге каюты» не прошел, что лишь обреченно-радушно развел руками.
Тот расстегнул пуговицу на мундире и, откинув полы, сел на стул верхом, лицом к спинке. Кажется, он был хорошим наездником, во всяком случае, за стол, стоявший слишком близко, не зацепил. Так обычно ведут себя люди с долгой привычкой проносить ногу над крупом лошади.
- Мы ни разу не разговаривали, - он дернул уголком рта, как будто передвинул недостающую сигару, - хотя общаетесь вы на французском, а я один из трех людей на судне, кто его знает. Вам там удобно стоять у двери?
Паганель осознал, что выглядит глупо, – уходить быстро гость явно не намеревался – закрыл дверь и сошел со своего поста. Не найдя ничего лучшего, присел на узкую, напоминающую полку, кровать напротив собеседника. Поднял с пола линзу и кусочек замши.
- Боюсь, что это моя вина. Но мне показалось, вы не расположены беседовать со мной. Готов признать, что это досадное недоразумение. Тем не менее, плавание в вашем обществе доставило мне искреннее насла…
- Могу спорить, что, не будь здесь меня, «Дункан» для вас был бы более приятным местом.
Это было произнесено совершенно спокойно, без тени недовольства. Кусочек замши замер, не завершив движения по ободку линзы. Ученый ошарашенно молчал.
- Ведь только я один вам сразу не поверил. И вы это поняли.
Он быстро ориентировался в ситуации. Только одно мгновение глаза за круглыми стеклами были темными от расширившихся зрачков и беспомощными. Но в следующую секунду он поднял руки ладонями вперед, то ли останавливая, то ли ограждаясь, и сказал:
- Я никому не желал и не причинил зла.
- Да, - подтвердил Мак-Наббс, - но вы воспользовались доверием моих друзей.
- У меня не было другого выхода.
- Возможно.
Ученый кинул на дверь тревожный взгляд, пытаясь понять, не стоят ли уже за ней пара-тройка дюжих матросов. Майор понял его взгляд по-своему:
- Не надо, - сказал он мягко. - До Мадейры еще десятки миль, да и не дам я вам прыгнуть за борт. Это верная смерть. Завтра сойдете спокойно по трапу.
- Вы не станете мне препятствовать?
- Не стану, - впервые у железного майора мелькнуло что-то человеческое в поведении, как будто он хотел сказать еще несколько слов и передумал.
Паганель осторожно перевел дыхание.
- Думаете, я мог бы выпрыгнуть за борт?
- Могли бы. У вас хватает храбрости и силы, но вот опыта вам не достаёт. Вы не все препятствия оцениваете правильно.
Географ снова глубоко вздохнул, и каждый раз напряженные плечи чуть-чуть отпускало.
- Я действительно секретарь парижского…
- Я знаю.
Они помолчали. Три оплывшие свечи давали теперь неверный, мечущийся свет. И это порядком мешало майору, а ученому, кажется, не мешало совершенно. Мак-Наббс слегка откинулся, коснувшись спиной ребра столешницы, пальцами ощупал сигару в жилетном кармане. Его собеседник тут же заметил это движение.
- Курите, - грустно сказал он. - Только расскажите, как вы поняли.
- Я ведь не обязан это делать, - ответил майор с толикой иронии в голосе и еле разглядел ответное покачивание головой.
Он вытянул сигару, с наслаждением повертел ее в пальцах.
- Давайте так, Паганель. Вы сейчас замените свечи – глаза устают от сполохов. А потом мы сыграем в одну такую игру: вы спрашиваете, я честно отвечаю, я спрашиваю – вы честно отвечаете. Если вы отвечаете нечестно и я могу это доказать, то вы лишаетесь следующего хода. Права на вопрос. И я точно так же. Идет?
Через минуту ровно горели новые свечи, от сигары струился сладковатый дымок.
- Итак, ваш первый вопрос: как я догадался? Правильно? Слушайте. Кабинетный ученый, домосед и вообще рассеянный тип Жак Паганель впервые собрался в путешествие. В очень далекое путешествие в Индию. Сколько он возьмет с собой багажа?
Паганель вслед за майором посмотрел на свой небольшой саквояж из русской кожи.
- Много, - сказал майор, - человек до сорока лет прожил дома, привык к комфорту и мало представляет, что потребуется ему в дороге. Вас должны были грузить на «Британию» с подводы. Но у вас ровно столько багажа, сколько можно пронести в одной руке, что нисколько не мешает, не привлекая внимания, подняться на чужое судно. Это первое. Второе – вы торопились. Иначе зачем вам, никогда не путешествовавшему, садиться на транспорт до Индии в чужой стране? Из Гавра или Марселя можно тоже уплыть в Индию, разве что суда к тем берегам ходят пореже. Но вы двадцать лет никуда не торопились, отчего такая спешка?
Паганель молчал.
- От Парижа до Глазго сутки пути. Есть в Англии порты и поближе. Но вы берете билет на «Британию». Или торопитесь, или, что даже более вероятно, запутываете следы.
- Я торопился, я сказал правду…
- Еще бы! Вы без остановки примчались из Парижа. Но когда мы выбирали якорь, «Британия» еще грузилась. Вы так сильно торопились, что успели раньше отплытия на ночь с небольшим. Какая феноменальная рассеянность, не правда ли?
Паганель виновато улыбнулся, прочитав сарказм в последних словах. Он явно меньше нервничал и чувствовал себя лучше, когда его мозг был загружен.
- Но на цифры у вас отличная память, вы бы сейчас мне могли назвать тоннаж и водоизмещение «Британии», а также количество пассажирских кают на ней.
- Пятьдесят четыре.
- Правильно. «Британия» - огромный лайнер, «Дункан» - небольшая океанская яхта. Разница между ними выражается в цифрах, не только в размерах. А цифры вы не путаете. Поскольку вы помните даже водоизмещение каравелл Магеллана, то связать размер и характеристики для вас труда не представляет. Вы не могли ошибиться. Какую каюту вы заказали на «Британии»?
- Сорок девятую… а не шестую.
- Это больше похоже на правду, вы ведь брали билет недавно, а каюты первой десятки на таком судне продаются за месяцы. И потом, это каюты первого класса, никак не для человека с одним саквояжем в руке. Идем дальше. В дороге до Глазго вы не спали, хотя путешествовали по удобным дорогам, обжитыми местами.
- Я впервые в Англии, мне было интересно взглянуть на нее даже из окна.
- Паганель, когда человек спит тридцать шесть часов кряду, это нервное истощение. Вы не только в дороге не могли уснуть, вы потеряли сон гораздо раньше.
Он поёжился, снова улыбнулся слабой улыбкой, поправил дужки очков, но ничего не сказал.
- Но на «Дункане» вы именно спали, иначе мы бы непременно вас обнаружили. Вы почувствовали себя в безопасности. Наконец.
Майор выдержал паузу, выдохнул дым, понаблюдал за собеседником.
- Бежать из страны, через соседнюю, в другую часть света, торопиться изо всех сил, не спать в дороге, быть готовым ко всему, взять минимум багажа. Так ведут себя люди, спасающиеся от преследования.
Снова пауза. Ни подтверждения, ни опровержения догадки. Дым скручивается причудливыми кольцами.
- Я думаю, вы не поднялись на «Британию», потому что там вас уже ждали. И вы, такой рассеянный, умудрились это заметить. Либо они не очень скрывались. Они ведь ловят малахольного ученого дурня, который на карте Америки разместил Японию.
Пауза.
- Почему бы и не быть Японии на карте Америки? Они разделены только океаном, и, если масштаб позволяет, а граница карты проходит где-то в районе сибирских и китайских берегов, то Япония там просто должна быть. Но как это забавно: Япония на карте Америки. Вы очень талантливо поддерживали миф о своей рассеянности. Браво! Это спасло вам… жизнь?
Первый раз он отозвался. С легким вздохом.
- Вероятно. Я не уверен.
- Мы еще вернемся к этому мифу, а пока наш герой делает то, чего никак не ждут от недотепы. Он поднимается на другое судно и отплывает в другую сторону. О «Дункане» вы просто ничего не могли знать, мы ни отбытие, ни цели плавания не афишировали. То есть вы сориентировались на месте. Еще раз браво! «Дункан» стоит с погашенными огнями, мы в соборе, но вахта на корабле есть, и вы аккуратно проходите мимо вахты, спускаетесь в салон… Если бы вас остановили, вы несомненно разыграли бы очень рассеянного пассажира и предприняли бы что-нибудь еще. Но вам везет, вас никто не остановил, и на судне есть свободная каюта. У вас несколько минут, чтобы понять, что она есть, что она свободна, а другие заняты. В темноте. На чужом корабле, где ваше присутствие могут заметить в любую секунду. Вы как-то совсем не похожи на растяпу, Паганель.
- О, поверьте, я им все-таки бываю, - он даже слегка усмехнулся, это был прогресс.
- Ну, так значит, как только вас прижимает, вы проявляете чудеса ловкости. Такое тоже случается. Продолжаем?
- Продолжайте… Вы очень…
- ?
- …проницательный человек.
- Приходится. Тридцать шесть часов вы не покидаете каюты и ведете себя тише мышки. Разумно. За сутки яхта уходит на такое расстояние, что возвращаться уже бессмысленно. Вы ушли от погони. Но кому же, черт возьми, пришло в голову гоняться посреди Европы за ученым с мировым именем? Стойте. Это не вопрос. Я сам отвечу.
- О… - он покачал головой, явно он не считал ответ на этот вопрос достаточно простым, - сомневаюсь. Но раз вы взялись…
- Вы не только ученый, Паганель. Вернее, вы еще и ученый, что очень удобно. Переписка со всем миром, много значительных людей в разных частях света, все считают вас милейшим недотёпой. У вас хорошие манеры, вы вероятно чуть больше играете «смешного француза», чем им являетесь. Я прав? Не отвечайте, не хочу потратить свой вопрос даром. Я прав. Вы профессионально обаятельны.
Паганель смотрел на него с живым интересом. Глаза у этого человека были на зависть выразительные. Ироничная ухмылка чуть трогала хорошо очерченный рот.
- Шпион? Так я шпион?
- Нет, конечно. Но вы выполняли некоторые задания вашего правительства. Не столько по сбору информации, сколько по ее анализу.
Ухмылка исчезла.
- Вы работали в разведке, майор?
- Ваше время задавать вопросы еще не настало. Но я не работал в разведке, просто, как любой военный, представляю себе предмет. И знаю, что шпионы бывают разные. Не всем приходиться лазить по крышам. Иной светлый ум, не вставая с кресла, сделает больше сотни шпионов. Взгляните-ка на это?
Он протянул газету. Паганель пробежал глазами лист.
- Здесь немного темно для чтения…
- Ничего. Вы вообще хорошо видите в темноте. А некролог, на который я хотел обратить ваше внимание, вон там, в углу. Давайте я перескажу. Двадцать первого августа 1864 года в Бреслау убит выстрелом в грудь немецкий философ и политический деятель Фердинанд Лассаль. Один из ваших корреспондентов, я думаю.
Паганель потрясенно отложил газетный лист, так и не взглянув на текст некролога. Вместо этого он поднял глаза, мина была трагическая.
- Что вы намерены со мной сделать?
«Звучит, как предложение, - не мог не поддеть себя мысленно майор. - Награда за точное попадание в цель».
- Терпение. Вы задали вопрос и я на него отвечаю. Следующий вопрос мой.
- Вы уже ответили. Я переписывался с Лассалем. Из-за этого все и произошло.
- Я прошу еще минуту. Хочу кое-что уточнить. Вы получили письмо от Лассаля почти одновременно со сведениями о его гибели. Скажем, это было 23-го или 24-го. На следующий день вы уже берете билет на «Британию». Что-то очень важное содержится в этом письме. Что-то такое, что вы не решились отдать своим. И сразу бросились в бега. Понимали, что это серьезная утечка и что вы – следующий за Лассалем. Не знаю, что там может быть. Военные планы Бисмарка, разве что, - он усмехнулся, но француз на усмешку не отреагировал, он был серьезен и напуган.
- Двадцать пятого. Я не успел. Я не передал своим, потому что не успел. Я покинул Париж через час или полтора после того, как мне отдали письмо. Даже к себе домой я уже не смог попасть.
Майор представил себе эту гонку от Парижа до Глазго. Даже если на «Британии» чисто случайно оказался человек в немецкой военной форме, и тогда он правильно сделал, что не рисковал.
- Так значит, оно у вас?
Ученый выпрямился. Сейчас у него был другой взгляд, настороженный, расфокусированный. Так наблюдают за противником в начале поединка. Майор сидел неподвижно и расслабленно.
- Паганель, - произнес он медленно. - Это мой вопрос. Письмо у вас? Или вы от него избавились?
Он сломался. Опустил голову, как человек, понимающий, что в случае нападения не сможет дать отпор. Враг намного сильнее и лучше подготовлен к таким ситуациям. Враг или не враг.
- Оно у меня.
Они посидели немного в тишине. Майор докуривал сигару, слушая плеск волны о борт.
- Я сейчас встану, но только затем, чтобы выбросить окурок. Вас не трону, клянусь.
- Не настолько я трус, как вам кажется, - похоже, он был задет за живое.
Мак-Наббс не спеша прошелся по маленькой каюте, разминая ноги. До борта три шага и три обратно. Уже глубокая ночь, и качка усиливается.
- Вам завтра выходить на берег, а я мешаю вам спать. Будете задавать мне вопрос?
- Да, - это было сказано вполне решительно.
Майор знал, каков будет вопрос. И мысленно подбирал слова ответа. Что он собирается предпринять? Во-первых, он собирается…
- Почему у вас нет имени?
- Что?
«Я попался. Неужели я попался?»
- Это мой вопрос. Вас никто не называет по имени. Его нельзя произносить. Но ведь как-то вас назвали при рождении. Почему это слово под запретом?
- С чего вы взяли, что под запретом? – он растерялся настолько, что пришлось остановиться спиной к собеседнику. Достал вторую сигару и положил ее обратно, не смог справиться с руками.
- Задайте другой вопрос. Оно мне просто не по вкусу, вот и все. Это несерьезно.
- Вы проиграли, майор. Вы ответили не честно и лишаетесь хода. Жена брата еще может его не знать, я допускаю. Но ни капитан, ни стюард тоже не смогли ответить, а они не могут не знать, они живут и служат в вашей семье давно. Значит, произносить ваше имя – непростительная бестактность. Поэтому мне его и не назвали. Я доказал, что вы солгали?
- Хорошо, - он сломал спичку, пытаясь зажечь, и рассмеялся сам над собой. - Я проиграл. Я отвечу на два вопроса. Задавайте сейчас второй. Та история слишком длинная и слишком старая, мне надо кое-что припомнить.
«Мне надо придумать, как еще можно солгать».
- Зачем вам письмо?
Майор устроился на прежнем месте, но сел иначе: вполоборота, вытянув ноги.
- Я расскажу все честно, даже то, чего не собирался. А вы не будете больше интересоваться моим именем, ладно?
- Я соблюдаю ваши правила, соблюдайте и вы их. Сейчас вы рассказываете, что сделали бы с письмом. А потом я могу задать другой вопрос. Любой другой вопрос.
Сейчас он горячился и говорил отрывисто, почти резко. Но таким он, как ни странно, нравился гораздо больше, чем вечно учтивый, неловко улыбающийся, прежний Паганель. Майор почти против воли заметил, что вызывающее выражение очень подходит его горбоносой физиономии. Вообще этот француз сильно выигрывал при ближайшем рассмотрении. Становилось заметно, что карикатурные черты его внешности были скорее результатом намеренных усилий. Стройность и высокий рост превращались в худобу и долговязость из-за черных сюртуков, этой униформы ученого мира. На самом деле сложен он был хорошо. А длинная сухая мускулатура – это майор успел понять, наблюдая за десятками новобранцев, – может и не была такой же сильной и выносливой, как у иных, но зато обладала развитой реакцией. Такие солдаты, на вид не крепкие и сутулые, на деле часто могли увернуться от летящего кулака. Можно было смело учить их технике ухода и уклонения с линии атаки в рукопашном бою, технике, для могучего шотландского увальня вовсе не предназначенной, но дававшей прекрасные результаты. Такие мышцы сообщали своему обладателю способность перемещаться легко и быстро, и это было заметно в двигательном портрете географа.
Породистое, с крупными чертами лицо было правильным и гармоничным, но без миловидности. Зубы - ровными и белыми. А привычка щуриться и гримасничать выдавала равнодушие к своей внешности. Можно было сказать, что наблюдать за ним лучше всего тогда, когда он не думает, что на него смотрят.
- Вы меня разглядываете? - вот уже эта минута и прошла - нервно передернулись плечи и лицо скривилось. Майор снял локоть со стола, переменил созерцательную позу.
- А вы спать не хотите, дружище? Уже поздно, а вам рано вставать.
- На вопрос отвечайте.
- Отвечаю. Мой брат из-за своего неумеренного благородства попал в неловкую ситуацию. Он не может располагать своим временем настолько, насколько может потребоваться для решения поставленной задачи. Если бы палата шотландских пэров передала английским властям добытые при его посредстве ценные сведения, это бы ему очень помогло. Это была бы индульгенция – плавай, сколько хочешь. Я могу вам гарантировать, что Франция также получит эти сведения. Мы снимем копию с письма и найдем того, кто его доставит. В идеале нужно воспользоваться консульской корреспондентской службой, она надежнее. Я ответил?
- Вполне. Я задаю второй вопрос?
- Увы. Действительно глубокая ночь. Пора прекратить дозволенные речи, - он встал.
- Вы читали «Книгу тысячи и одной ночи»? – воскликнул ученый и положил ладонь на скулу, как делают люди, почувствовав, что краснеют.
- Да что вы! Только Библию и устав пехотной службы, - съязвил Мак-Наббс. - Читал на французском в переводе де Лоншана. Завтра вы сойдете на Мадейре?
- У Бурделя перевод лучше. Мы еще не закончили игру. Будут и другие остановки. И после Мадейры смогу сойти, я полагаю.
- Шахерезада осталась жива, - констатировал майор, направляясь к двери.
- Эй!
Он обернулся. Географ тоже встал, подошел, провожая гостя.
- Я понимаю, что я пытался вас обмануть и, видимо, права на вашу дружбу я не имею. Но все равно. Спокойной ночи, майор. Вы не похожи на того человека, которым я вас себе представлял.
- Спокойной ночи, Паганель. Вы имеете право на мою дружбу и на шестую каюту до конца плавания.
- Нет, - он скривился, как от боли. - Я опасен для вас. В меня могут начать палить в каком-нибудь порту. А тут дамы, дети… Нет.
- Но тут есть и те, кто может выстрелить первым.
Какое-то время географ просто смотрел ему в глаза и майор почувствовал, что не выдерживает взгляда. Слишком откровенного здесь, в полутьме каюты, слишком доверительного, смелого взгляда близко стоящего человека.
- Оставайтесь с нами, Жак. Не повторяйте ошибки того короля, который нашел вторые штаны и повернул назад. Слышали про него?
- Представьте себе, слышал. Ведь песенка-то французская. Ее поют дети, - сократившееся расстояние и его заставляло говорить тише, и это было, пожалуй, совсем скверно, совсем опасно.
- Трудно найти что-нибудь такое, чего вы не знаете. Не оставайтесь один. Друзья вам сейчас не помешают, а помогут. Как и лишние штаны, тому королю. Доверьтесь Провидению, оно вручило бутылку Гранта Эдуарду, а вас…
- А меня?
- Скажем, «Дункану». Но песенка все-таки шотландская.
Уйти, уйти, уйти отсюда. Немедленно. Сейчас же.
- У вас распространенное имя, - он на мгновение отвел глаза, словно советуясь со своими мыслями. - Такое распространенное, что тёзки в ваших краях не редкость.
И понял майор, что вовремя уйти не успел. Его странным образом охватило оцепенение после этих слов. Расползлось по мышцам рук и ног, граничащее с болью и с удовольствием. Отключило нервы, словно окоченение смерти, сдавило дыхание. Оставляя только одну возможность - прикрыть глаза, чтобы не видеть. И так стоять, сохраняя последнее достоинство. Достоинство, может быть, фонарного столба, который все равно не может пошевелиться и поэтому просто вынужден перенести стоя и выпрямившись все, что бы с ним ни произошло.
- Поэтому его звали так же, как и вас... Я все думал, почему старший сын и богатый наследник, не задавшийся физической мощью, не обладающий агрессивным характером, не романтик, ну просто никак не предрасположенный в военные, уходит воевать еще в молодости. Почему он возвращается, не сделав карьеры на войне, и живет в родных краях, но не в родном доме. Почему его единственная семья – семья двоюродного брата. Вы не приняты ни родней, ни округой – что же тут может быть еще? Только тот парень, за которым вы ушли из дома на войну и которого звали точно так же, как и вас. Вот и имя, которое не называют, хотя оно и есть. Значит, он с войны не вернулся. Он погиб, да?
- Юэн… - он сам не поверил, когда услышал слово, которое произнес. - Юэн Мак-Оллард… Юэн Мак-Наббс. Откройте проклятую дверь, уйдите с дороги…
- Красивое имя, - пробормотал чертов француз, отступая и распахивая дверь, - надеюсь, я ничем вас не обидел… Это было бы с моей стороны…
- Сойдите завтра на Мадейре, ради всех святых!
Размер: миди, 5122 слова.
Канон: Жюль Верн "Дети капитана Гранта"
Персонажи: Мак-Наббс, Паганель, лорд Гленерван, Джон Манглз, Олбинет и вся команда фоном
Пейринги: Мак-Наббс/Паганель, второй пейринг спойлерМак-Наббс/ОМП
Категория: джен, преслэш, слэш
Жанр: скрытое в каноне альтернативное течение событий (как будто это так и было, но Жюль Верн нам не все рассказал), политика-аналитика, шпионские страсти, приключения.
Рейтинг: РG-13
Саммари: У героев возникают взрослые проблемы и "идти, творя добро" становится не так просто, как хотелось бы. Двое из них играют в древнюю игру на честность. Все ружья, висящие на сцене в первом акте, стреляют.
Предупреждение: смерти трех не присутствовавших в каноне персонажей. Факты, которые автор удосужился проверить: шотландцев к тому времени чуть более миллиона, Фердинанд Лассаль убит 31-го, а не 21-го. Бисмарк действительно уже строит планы, например, это мог быть план войны с Данией в союзе с Австрией или проекты отторжения Эльзаса и Лотарингии. Шотландские фамилии взяты из канона или из проживающих у озера Ломонд, на которое в каноне указывает сам Эдуард.
Один король пошел в поход
Один король пошел в поход
И потерял штаны.
А без штанов какой поход?
Кусают комары!
Другой король пошел в поход
И вдруг нашел штаны.
А в двух штанах какой поход?
Подохнешь от жары!
(народная детская песенка)
Еще когда «Дункан» бороздил прибрежные воды, приняв на борт молодоженов, установилась негласная традиция: ночь - время для мужчин. Как только новоиспеченная леди с супругом отправлялись в свою каюту, миссис Олбинет тоже прогоняли спать и все расшаркивания отменялись. В кают-компании раскидывали вист, делились табачком, резали солонину на доске, Джон азартно травил байки мореходной школы в Кэмптоне, майор негромко и как бы нехотя рассказывал что-нибудь леденящее кровь, то про тугов-душителей, то про страшные пожары в болотистых низменностях Праубхади. Забежавший принять в угощение стопку виски вахтенный или матрос из пароходной команды – а что такого, все шотландцы, все свои – стоял тут же, слушал, схватившись за распятие на шнурке. Эдуард сначала стыдливо и ненадолго, а потом открыто и вовсю стал присоединяться. Ему нравилось, что его дожидаются заполночь, нравилось, что матросы обращаются на «сэр», не чинясь, и еще он сознавал, что это дань холостячеству брата, которое теперь уже наверняка продлится до его смерти.
Потом попалась эта злополучная… благословенная эта рыбина. Месяц на суше они пережили, как болезнь и снова вышли в море. Традиция возобновилась.
Чтобы бесславно оборваться через три дня. Эдуард ходил подавленный, насильственно улыбался, отвечал невпопад. Майор знал, в чем дело, но не лез: Эдуард большой мальчик, надо будет – сам скажет. Зато уж дамы были довольны – француз буквально рта не закрывал, потчевал их выдержками их всех учебников, которые проштудировал и якобы не перепутал ни одной даты. Кто бы их проверял, эти даты? Он завел мерзкую привычку застилать картами обеденный стол, залезал бумагами в пепельницу, сорил какими-то записками, за что влетало Олбинету от Манглза. Остекленевший, искусственно вежливый Эдуард этого не замечал. В конце концов майор убрался из кают-компании совсем. К себе в каюту, где был не слышен назойливо приподнятый голос «пассажира номер шесть», бормочущий испанские слова. Взял у Джона все последние номера «Военно-морской газеты» и закрыл дверь.
Расползалась хандра. Приближалась Мадейра.
В последний вечер Эдуард явился сам. Постучал, вошел, сел на рундук, сказал: «Дымно у тебя».
- Ну что? – спросил майор, прикусывая сигару, и сложил пополам газету. - Пришло время мне все рассказать?
- Да ты и так все знаешь, - вздохнул Эдуард. - Просто сердишься на меня, что я сразу не пошел к тебе.
Мак-Наббс приподнял бровь.
- И правильно делаешь, что сердишься. Я дурак, кузен. Дурак, что сразу не посоветовался. Теперь уже поздно.
- Вытри сопли, - сказал брат. - Конечно, я знаю, что наши пэры показали тебе фигу. Догадался по твоему кислому виду.
- В Глазго, - тяжело начал Эдуард, - когда мы уже решили ехать… когда я оплачивал счета Джона на обустройство «Дункана». Со мной встретились трое. Лорд Соммерсет, Мак-Килмони и… граф Эролл.
- А черт! – прокомментировал майор последнее имя. - Скверно.
- Мне настоятельно рекомендовали в судьбе капитана Гранта больше участия не принимать. Не подавать прошения на высочайшее имя, не хлопотать, не предпринимать самостоятельных поисков, - тоном человека, спешащего покончить с неприятной обязанностью, продолжал Гленерван.
- Проел Гарри Грант плешь англичанам, что и говорить, - раздумчиво сказал брат, - но Эролл… Дожили до позора.
Он аккуратно разгладил газетный лист. Весной соберется парламент, к тому времени они, конечно, уже вернутся, с Грантом или без. Если с Грантом, то победителей не судят. Если без… Лишить Эдуарда его прав лорда никто не сможет, но кто бы знал, как многое в этой среде значит рукопожатность. Решат ли шотландские пэры, что Гленерван, мотающийся по морям вместо того, чтобы заниматься судом и самоуправлением на своих территориях, достоин того, чтобы предварять своей речью голосование по вопросам свободных земель? А тем более не внявший их решению? Молодой, красноречивый, способный изменить мнение аудитории. Или же слово возьмет тот, кто заведомо решил уступить и слить этот закон англичанам. И тогда после речи тусклой и неубедительной, речи, из которой неясно, держатся ли шотландцы друг за друга, как прежде, или нет, вступится ли Лоуленд за Хайленд, – парламент быстро почувствует слабину. Свободные земли - это ерунда, следующее голосование важнее. Они налетят, как коршуны, нажмут, потребуют, пообещают, проявят настойчивость. А лорд Дуглас уже стар, и Хэмилтон теряет хватку, и к следующему лету мы получим «провинцию Шотландия» во всей красе.
Он сцепил пальцы на затылке, с усилием разогнул шею. Гранта надо было отдать им. Грант был маленькой жертвой. Да, неприятно. Да, паршиво. Но малое взамен большего. Уступка за уступку. Они предлагали отдать Гранта, чтобы никому не повадно было искать берега Свободы и пытаться колонизировать земной шар за спиной у метрополии. С Америкой уже наплакались, а ведь легальная была колония.
- Да плевать мне! - взвился вдруг Эдуард. - У меня медовый месяц. Где хочу, там его и провожу.
- Тихо, не ори. Мы гоняемся за счастьем для пяти шотландцев, Эдуард, а дома шотландцев миллион.
Месяц… Три, если не больше. Ну, хорошо, парень мог и заболеть. Заболеть прямо в медовый месяц и проваляться еще месяц или два – достойно сожаления, опять же никто не осудит молодого человека за то, что он слегка переутомлялся. А, нет, не выйдет…
- Завтра француз сойдет на берег, - точно совпал с его мыслями Эдуард. - А он, ты сам видишь, трепло такое, что даже не важно, доберется он до Индии или нет, каждая собака очень скоро будет знать, что лорд Гленерван плывет в Чили.
Они встретились взглядами, и молодой лорд упрямо нагнул голову.
- О чем ты думал? – сказал майор. - Запрети ему сходить на берег. Нашел тут себе попутную телегу!
Если информация просочится раньше времени, раньше начнется и работа по разрушению репутации Эдуарда. Будет, кому ее подрыть, в этом даже сомневаться не приходилось. А они в это время будут далеко. Очень далеко.
Мак-Эвансы, Мак-Лори… Он перебирал в уме всех тех, кто остался дома и мог вступиться за Эда. Карстайл, конечно. Потом Мак-Олларды, Лэннаны… нет, старый Лэннан поступит, как захочет, и никто ему не указ. Мак-Грегоры, Мак-Фарланы, Мак-Ногтоны. Мак-Наббсы.
Словом, все те люди, общества которых он лишился когда-то раз и навсегда, совершив свою «ошибку юности». Но они «дун вассал» и лерда своего не выдадут. Мало, слишком мало. Нет хорошего перевеса.
- Француз на берег не сойдет, - твердо.
Эдуард покачал головой:
- Я знаю, что ты его терпеть не можешь, но… он же не виноват. То есть виноват, - предупреждая гневный взгляд брата, - но он славный… неприкаянный… простодушный и добрый малый.
- Ты уж реши, кого тебе больше жаль. Может, давай тогда Мери с мальчиком высадим на Мадейре, да и дело с концом. Плыви в Индию, страну слонов.
- Мери... как она упала тогда у нас дома! - Эдуард явно не до конца вникал в смысл фраз, он устал мучиться. - Как доска упала. И Роберт тянет ее за… за ворот.
Он покачнулся и поймал равновесие, словно был пьян. И вдруг майор увидел глазами памяти: леди Энн, урожденная Энн Мак-Наббс лежит на паркете бальной залы в нарядном платье. Цвет у этого платья не пойми какой, как туман, словом, очень женский какой-то цвет. Сколько стоит этот подвиг красильщика, он не знал, но догадывался, что даже один кусок такой тряпки будет подороже парадного мундира. И маленький сын лорда пытается поднять ее за шею, за плечи платья. Мама, вставай, не пугай меня. Но что там за плечи у бального туалета – одно название. Прыгают по скользкому полу жемчуга, рвется похожая на дым ткань. Все стоят молча. Что же он делает, думает молодой офицер. Порвет же платье матери. И понимает, что черт с ним, с платьем. Кому оно нужно? Леди Энн мертва.
- Я не мог, понимаешь? Ты хоть воевал, а я за свою жизнь не совершил ни одного поступка, чтобы себя уважать.
- Зато ты хорошо женился, - говорит майор успокаивающим тоном.
- Это не поступок.
- Поживи с моё.
Блёклая и больная тень усмешки, и майор тоже полуусмехается в ответ.
- Один король пошел в поход…
- О, нет, нет, - запротестовал Эдуард, - не пой эту песенку. Я чувствую, она про меня сейчас. И потерял штаны.
Мак-Наббс поднялся, взял брата за локоть.
- Пойдем, тебе нужно выспаться, ты сам уже полусумасшедший, как этот твой славный малый. Ложись и спи. А он не сойдет завтра. Я займусь этим.
Они делают несколько шагов и выходят в темноту подпалубного коридора.
- Погоди, - Эдуард останавливается, как вкопанный. - Что значит?.. Что ты собираешься?..
Мак-Наббс подносит палец к губам, показывает на шестую дверь.
- Нет! - шепотом кричит Эдуард. - Ты что? Даже не думай! Я бы никогда!.. Ты что думаешь, я тебя на это?!.. На это?!..
«Как замечательно! – думает майор, вглядываясь в полутьме в искаженное негодованием лицо младшего брата. - Предотвращает жертву с моей стороны. Думает, я настолько пропащим себя считаю, что мне и руки в крови намочить не жаль. А что? Рассеянный географ потерялся где-то между Парижем и Глазго. Какой финал блистательной карьеры! Откуда Эду знать, что даже солдат с оторванной ногой ползет с поля боя домой. А я даже не все потерял. Я потерял только имя».
- Он будет жив и здоров, - так же шепотом и как можно убедительнее. - Откажется сойти.
Не верит. Ладно. Майор и сам пока не очень верит. Но выхода как бы и нет.
- Я поднимусь на палубу и выброшу сигару, нельзя идти в чужую каюту с дымом. А ты идешь, - разворот за плечи к двери, - и спишь.
- Кузен! – догоняет его уже на трапе придушенное. - Жив и здоров, ты сказал.
- Да что ты, в самом деле! За кого ты меня принимаешь?
Но дверь уже закрылась.
Он действительно вышел на палубу и выбросил сигару. Никогда не молился с сигарой во рту. Считал кощунством.
Однако через минуту-другую он вернулся в свою каюту быстрым шагом. Пересмотрел ворох газет и нашел нужную. Долго читал крохотную заметку. Некоторое время стоял, глядя в стену.
- Япония, - сказал он сам себе. - Япония на карте Америки. Немудрено.
Рука потянулась к коробке сигар. Табак подстегивал мысли, но он отдернул руку, свернул газету и вышел.
Остановившись перед дверью, наверное, впервые за неделю посмотрел на медную шестерку без неприязни. А потом поднял руку и постучал.
И этот стук, сухой, экономный и не громкий, ударил Паганеля по нервам так, как не ударил бы свист пароходной сирены. Большая линза выпала у него из руки и с ворчанием закружилась на полу. Так скупо двигаться, говорить и стучать мог только один человек на борту. Человек, которого Жак Паганель боялся.
- Входите, кто бы вы ни были, - сказал он весело, на ходу справляясь с голосом и лицом. - Входите и сразу же простите меня за беспорядок. Ибо я складываю вещи, а это весьма хлопотно, знаете ли… Майор Мак-Наббс?
Человек стоял на пороге. Невысокий, не крупный, не молодой, хоть и смотревшийся моложе своих лет. Он распространял вокруг себя ауру подавляющей силы. Странный флер, исходящий от самоуверенных и деспотичных людей, такой же устойчивый, как запах его сигар. Он смотрел прямо без малейшего следа выражения на лице. И Паганелю немедленно стало не по себе. Расхотелось улыбаться в пустоту.
- Чем обязан?
- Зашел попрощаться. Вы ведь покидаете нас завтра. Разве странно, что я зашел пожелать вам доброго пути?
Странно. Но куда ни шло.
- Нисколько. Мне чрезвычайно приятно, - губы никак не желали складываться в улыбку, а протянутая рука повисла в воздухе.
«Лжец», - говорили пристальные глаза отставного офицера. Майор обошел его и подошел к привинченному стулу у стола.
- Могу я сесть? – поинтересовался.
Паганель был так раздосадован, что маневр «попрощаться на пороге каюты» не прошел, что лишь обреченно-радушно развел руками.
Тот расстегнул пуговицу на мундире и, откинув полы, сел на стул верхом, лицом к спинке. Кажется, он был хорошим наездником, во всяком случае, за стол, стоявший слишком близко, не зацепил. Так обычно ведут себя люди с долгой привычкой проносить ногу над крупом лошади.
- Мы ни разу не разговаривали, - он дернул уголком рта, как будто передвинул недостающую сигару, - хотя общаетесь вы на французском, а я один из трех людей на судне, кто его знает. Вам там удобно стоять у двери?
Паганель осознал, что выглядит глупо, – уходить быстро гость явно не намеревался – закрыл дверь и сошел со своего поста. Не найдя ничего лучшего, присел на узкую, напоминающую полку, кровать напротив собеседника. Поднял с пола линзу и кусочек замши.
- Боюсь, что это моя вина. Но мне показалось, вы не расположены беседовать со мной. Готов признать, что это досадное недоразумение. Тем не менее, плавание в вашем обществе доставило мне искреннее насла…
- Могу спорить, что, не будь здесь меня, «Дункан» для вас был бы более приятным местом.
Это было произнесено совершенно спокойно, без тени недовольства. Кусочек замши замер, не завершив движения по ободку линзы. Ученый ошарашенно молчал.
- Ведь только я один вам сразу не поверил. И вы это поняли.
Он быстро ориентировался в ситуации. Только одно мгновение глаза за круглыми стеклами были темными от расширившихся зрачков и беспомощными. Но в следующую секунду он поднял руки ладонями вперед, то ли останавливая, то ли ограждаясь, и сказал:
- Я никому не желал и не причинил зла.
- Да, - подтвердил Мак-Наббс, - но вы воспользовались доверием моих друзей.
- У меня не было другого выхода.
- Возможно.
Ученый кинул на дверь тревожный взгляд, пытаясь понять, не стоят ли уже за ней пара-тройка дюжих матросов. Майор понял его взгляд по-своему:
- Не надо, - сказал он мягко. - До Мадейры еще десятки миль, да и не дам я вам прыгнуть за борт. Это верная смерть. Завтра сойдете спокойно по трапу.
- Вы не станете мне препятствовать?
- Не стану, - впервые у железного майора мелькнуло что-то человеческое в поведении, как будто он хотел сказать еще несколько слов и передумал.
Паганель осторожно перевел дыхание.
- Думаете, я мог бы выпрыгнуть за борт?
- Могли бы. У вас хватает храбрости и силы, но вот опыта вам не достаёт. Вы не все препятствия оцениваете правильно.
Географ снова глубоко вздохнул, и каждый раз напряженные плечи чуть-чуть отпускало.
- Я действительно секретарь парижского…
- Я знаю.
Они помолчали. Три оплывшие свечи давали теперь неверный, мечущийся свет. И это порядком мешало майору, а ученому, кажется, не мешало совершенно. Мак-Наббс слегка откинулся, коснувшись спиной ребра столешницы, пальцами ощупал сигару в жилетном кармане. Его собеседник тут же заметил это движение.
- Курите, - грустно сказал он. - Только расскажите, как вы поняли.
- Я ведь не обязан это делать, - ответил майор с толикой иронии в голосе и еле разглядел ответное покачивание головой.
Он вытянул сигару, с наслаждением повертел ее в пальцах.
- Давайте так, Паганель. Вы сейчас замените свечи – глаза устают от сполохов. А потом мы сыграем в одну такую игру: вы спрашиваете, я честно отвечаю, я спрашиваю – вы честно отвечаете. Если вы отвечаете нечестно и я могу это доказать, то вы лишаетесь следующего хода. Права на вопрос. И я точно так же. Идет?
Через минуту ровно горели новые свечи, от сигары струился сладковатый дымок.
- Итак, ваш первый вопрос: как я догадался? Правильно? Слушайте. Кабинетный ученый, домосед и вообще рассеянный тип Жак Паганель впервые собрался в путешествие. В очень далекое путешествие в Индию. Сколько он возьмет с собой багажа?
Паганель вслед за майором посмотрел на свой небольшой саквояж из русской кожи.
- Много, - сказал майор, - человек до сорока лет прожил дома, привык к комфорту и мало представляет, что потребуется ему в дороге. Вас должны были грузить на «Британию» с подводы. Но у вас ровно столько багажа, сколько можно пронести в одной руке, что нисколько не мешает, не привлекая внимания, подняться на чужое судно. Это первое. Второе – вы торопились. Иначе зачем вам, никогда не путешествовавшему, садиться на транспорт до Индии в чужой стране? Из Гавра или Марселя можно тоже уплыть в Индию, разве что суда к тем берегам ходят пореже. Но вы двадцать лет никуда не торопились, отчего такая спешка?
Паганель молчал.
- От Парижа до Глазго сутки пути. Есть в Англии порты и поближе. Но вы берете билет на «Британию». Или торопитесь, или, что даже более вероятно, запутываете следы.
- Я торопился, я сказал правду…
- Еще бы! Вы без остановки примчались из Парижа. Но когда мы выбирали якорь, «Британия» еще грузилась. Вы так сильно торопились, что успели раньше отплытия на ночь с небольшим. Какая феноменальная рассеянность, не правда ли?
Паганель виновато улыбнулся, прочитав сарказм в последних словах. Он явно меньше нервничал и чувствовал себя лучше, когда его мозг был загружен.
- Но на цифры у вас отличная память, вы бы сейчас мне могли назвать тоннаж и водоизмещение «Британии», а также количество пассажирских кают на ней.
- Пятьдесят четыре.
- Правильно. «Британия» - огромный лайнер, «Дункан» - небольшая океанская яхта. Разница между ними выражается в цифрах, не только в размерах. А цифры вы не путаете. Поскольку вы помните даже водоизмещение каравелл Магеллана, то связать размер и характеристики для вас труда не представляет. Вы не могли ошибиться. Какую каюту вы заказали на «Британии»?
- Сорок девятую… а не шестую.
- Это больше похоже на правду, вы ведь брали билет недавно, а каюты первой десятки на таком судне продаются за месяцы. И потом, это каюты первого класса, никак не для человека с одним саквояжем в руке. Идем дальше. В дороге до Глазго вы не спали, хотя путешествовали по удобным дорогам, обжитыми местами.
- Я впервые в Англии, мне было интересно взглянуть на нее даже из окна.
- Паганель, когда человек спит тридцать шесть часов кряду, это нервное истощение. Вы не только в дороге не могли уснуть, вы потеряли сон гораздо раньше.
Он поёжился, снова улыбнулся слабой улыбкой, поправил дужки очков, но ничего не сказал.
- Но на «Дункане» вы именно спали, иначе мы бы непременно вас обнаружили. Вы почувствовали себя в безопасности. Наконец.
Майор выдержал паузу, выдохнул дым, понаблюдал за собеседником.
- Бежать из страны, через соседнюю, в другую часть света, торопиться изо всех сил, не спать в дороге, быть готовым ко всему, взять минимум багажа. Так ведут себя люди, спасающиеся от преследования.
Снова пауза. Ни подтверждения, ни опровержения догадки. Дым скручивается причудливыми кольцами.
- Я думаю, вы не поднялись на «Британию», потому что там вас уже ждали. И вы, такой рассеянный, умудрились это заметить. Либо они не очень скрывались. Они ведь ловят малахольного ученого дурня, который на карте Америки разместил Японию.
Пауза.
- Почему бы и не быть Японии на карте Америки? Они разделены только океаном, и, если масштаб позволяет, а граница карты проходит где-то в районе сибирских и китайских берегов, то Япония там просто должна быть. Но как это забавно: Япония на карте Америки. Вы очень талантливо поддерживали миф о своей рассеянности. Браво! Это спасло вам… жизнь?
Первый раз он отозвался. С легким вздохом.
- Вероятно. Я не уверен.
- Мы еще вернемся к этому мифу, а пока наш герой делает то, чего никак не ждут от недотепы. Он поднимается на другое судно и отплывает в другую сторону. О «Дункане» вы просто ничего не могли знать, мы ни отбытие, ни цели плавания не афишировали. То есть вы сориентировались на месте. Еще раз браво! «Дункан» стоит с погашенными огнями, мы в соборе, но вахта на корабле есть, и вы аккуратно проходите мимо вахты, спускаетесь в салон… Если бы вас остановили, вы несомненно разыграли бы очень рассеянного пассажира и предприняли бы что-нибудь еще. Но вам везет, вас никто не остановил, и на судне есть свободная каюта. У вас несколько минут, чтобы понять, что она есть, что она свободна, а другие заняты. В темноте. На чужом корабле, где ваше присутствие могут заметить в любую секунду. Вы как-то совсем не похожи на растяпу, Паганель.
- О, поверьте, я им все-таки бываю, - он даже слегка усмехнулся, это был прогресс.
- Ну, так значит, как только вас прижимает, вы проявляете чудеса ловкости. Такое тоже случается. Продолжаем?
- Продолжайте… Вы очень…
- ?
- …проницательный человек.
- Приходится. Тридцать шесть часов вы не покидаете каюты и ведете себя тише мышки. Разумно. За сутки яхта уходит на такое расстояние, что возвращаться уже бессмысленно. Вы ушли от погони. Но кому же, черт возьми, пришло в голову гоняться посреди Европы за ученым с мировым именем? Стойте. Это не вопрос. Я сам отвечу.
- О… - он покачал головой, явно он не считал ответ на этот вопрос достаточно простым, - сомневаюсь. Но раз вы взялись…
- Вы не только ученый, Паганель. Вернее, вы еще и ученый, что очень удобно. Переписка со всем миром, много значительных людей в разных частях света, все считают вас милейшим недотёпой. У вас хорошие манеры, вы вероятно чуть больше играете «смешного француза», чем им являетесь. Я прав? Не отвечайте, не хочу потратить свой вопрос даром. Я прав. Вы профессионально обаятельны.
Паганель смотрел на него с живым интересом. Глаза у этого человека были на зависть выразительные. Ироничная ухмылка чуть трогала хорошо очерченный рот.
- Шпион? Так я шпион?
- Нет, конечно. Но вы выполняли некоторые задания вашего правительства. Не столько по сбору информации, сколько по ее анализу.
Ухмылка исчезла.
- Вы работали в разведке, майор?
- Ваше время задавать вопросы еще не настало. Но я не работал в разведке, просто, как любой военный, представляю себе предмет. И знаю, что шпионы бывают разные. Не всем приходиться лазить по крышам. Иной светлый ум, не вставая с кресла, сделает больше сотни шпионов. Взгляните-ка на это?
Он протянул газету. Паганель пробежал глазами лист.
- Здесь немного темно для чтения…
- Ничего. Вы вообще хорошо видите в темноте. А некролог, на который я хотел обратить ваше внимание, вон там, в углу. Давайте я перескажу. Двадцать первого августа 1864 года в Бреслау убит выстрелом в грудь немецкий философ и политический деятель Фердинанд Лассаль. Один из ваших корреспондентов, я думаю.
Паганель потрясенно отложил газетный лист, так и не взглянув на текст некролога. Вместо этого он поднял глаза, мина была трагическая.
- Что вы намерены со мной сделать?
«Звучит, как предложение, - не мог не поддеть себя мысленно майор. - Награда за точное попадание в цель».
- Терпение. Вы задали вопрос и я на него отвечаю. Следующий вопрос мой.
- Вы уже ответили. Я переписывался с Лассалем. Из-за этого все и произошло.
- Я прошу еще минуту. Хочу кое-что уточнить. Вы получили письмо от Лассаля почти одновременно со сведениями о его гибели. Скажем, это было 23-го или 24-го. На следующий день вы уже берете билет на «Британию». Что-то очень важное содержится в этом письме. Что-то такое, что вы не решились отдать своим. И сразу бросились в бега. Понимали, что это серьезная утечка и что вы – следующий за Лассалем. Не знаю, что там может быть. Военные планы Бисмарка, разве что, - он усмехнулся, но француз на усмешку не отреагировал, он был серьезен и напуган.
- Двадцать пятого. Я не успел. Я не передал своим, потому что не успел. Я покинул Париж через час или полтора после того, как мне отдали письмо. Даже к себе домой я уже не смог попасть.
Майор представил себе эту гонку от Парижа до Глазго. Даже если на «Британии» чисто случайно оказался человек в немецкой военной форме, и тогда он правильно сделал, что не рисковал.
- Так значит, оно у вас?
Ученый выпрямился. Сейчас у него был другой взгляд, настороженный, расфокусированный. Так наблюдают за противником в начале поединка. Майор сидел неподвижно и расслабленно.
- Паганель, - произнес он медленно. - Это мой вопрос. Письмо у вас? Или вы от него избавились?
Он сломался. Опустил голову, как человек, понимающий, что в случае нападения не сможет дать отпор. Враг намного сильнее и лучше подготовлен к таким ситуациям. Враг или не враг.
- Оно у меня.
Они посидели немного в тишине. Майор докуривал сигару, слушая плеск волны о борт.
- Я сейчас встану, но только затем, чтобы выбросить окурок. Вас не трону, клянусь.
- Не настолько я трус, как вам кажется, - похоже, он был задет за живое.
Мак-Наббс не спеша прошелся по маленькой каюте, разминая ноги. До борта три шага и три обратно. Уже глубокая ночь, и качка усиливается.
- Вам завтра выходить на берег, а я мешаю вам спать. Будете задавать мне вопрос?
- Да, - это было сказано вполне решительно.
Майор знал, каков будет вопрос. И мысленно подбирал слова ответа. Что он собирается предпринять? Во-первых, он собирается…
- Почему у вас нет имени?
- Что?
«Я попался. Неужели я попался?»
- Это мой вопрос. Вас никто не называет по имени. Его нельзя произносить. Но ведь как-то вас назвали при рождении. Почему это слово под запретом?
- С чего вы взяли, что под запретом? – он растерялся настолько, что пришлось остановиться спиной к собеседнику. Достал вторую сигару и положил ее обратно, не смог справиться с руками.
- Задайте другой вопрос. Оно мне просто не по вкусу, вот и все. Это несерьезно.
- Вы проиграли, майор. Вы ответили не честно и лишаетесь хода. Жена брата еще может его не знать, я допускаю. Но ни капитан, ни стюард тоже не смогли ответить, а они не могут не знать, они живут и служат в вашей семье давно. Значит, произносить ваше имя – непростительная бестактность. Поэтому мне его и не назвали. Я доказал, что вы солгали?
- Хорошо, - он сломал спичку, пытаясь зажечь, и рассмеялся сам над собой. - Я проиграл. Я отвечу на два вопроса. Задавайте сейчас второй. Та история слишком длинная и слишком старая, мне надо кое-что припомнить.
«Мне надо придумать, как еще можно солгать».
- Зачем вам письмо?
Майор устроился на прежнем месте, но сел иначе: вполоборота, вытянув ноги.
- Я расскажу все честно, даже то, чего не собирался. А вы не будете больше интересоваться моим именем, ладно?
- Я соблюдаю ваши правила, соблюдайте и вы их. Сейчас вы рассказываете, что сделали бы с письмом. А потом я могу задать другой вопрос. Любой другой вопрос.
Сейчас он горячился и говорил отрывисто, почти резко. Но таким он, как ни странно, нравился гораздо больше, чем вечно учтивый, неловко улыбающийся, прежний Паганель. Майор почти против воли заметил, что вызывающее выражение очень подходит его горбоносой физиономии. Вообще этот француз сильно выигрывал при ближайшем рассмотрении. Становилось заметно, что карикатурные черты его внешности были скорее результатом намеренных усилий. Стройность и высокий рост превращались в худобу и долговязость из-за черных сюртуков, этой униформы ученого мира. На самом деле сложен он был хорошо. А длинная сухая мускулатура – это майор успел понять, наблюдая за десятками новобранцев, – может и не была такой же сильной и выносливой, как у иных, но зато обладала развитой реакцией. Такие солдаты, на вид не крепкие и сутулые, на деле часто могли увернуться от летящего кулака. Можно было смело учить их технике ухода и уклонения с линии атаки в рукопашном бою, технике, для могучего шотландского увальня вовсе не предназначенной, но дававшей прекрасные результаты. Такие мышцы сообщали своему обладателю способность перемещаться легко и быстро, и это было заметно в двигательном портрете географа.
Породистое, с крупными чертами лицо было правильным и гармоничным, но без миловидности. Зубы - ровными и белыми. А привычка щуриться и гримасничать выдавала равнодушие к своей внешности. Можно было сказать, что наблюдать за ним лучше всего тогда, когда он не думает, что на него смотрят.
- Вы меня разглядываете? - вот уже эта минута и прошла - нервно передернулись плечи и лицо скривилось. Майор снял локоть со стола, переменил созерцательную позу.
- А вы спать не хотите, дружище? Уже поздно, а вам рано вставать.
- На вопрос отвечайте.
- Отвечаю. Мой брат из-за своего неумеренного благородства попал в неловкую ситуацию. Он не может располагать своим временем настолько, насколько может потребоваться для решения поставленной задачи. Если бы палата шотландских пэров передала английским властям добытые при его посредстве ценные сведения, это бы ему очень помогло. Это была бы индульгенция – плавай, сколько хочешь. Я могу вам гарантировать, что Франция также получит эти сведения. Мы снимем копию с письма и найдем того, кто его доставит. В идеале нужно воспользоваться консульской корреспондентской службой, она надежнее. Я ответил?
- Вполне. Я задаю второй вопрос?
- Увы. Действительно глубокая ночь. Пора прекратить дозволенные речи, - он встал.
- Вы читали «Книгу тысячи и одной ночи»? – воскликнул ученый и положил ладонь на скулу, как делают люди, почувствовав, что краснеют.
- Да что вы! Только Библию и устав пехотной службы, - съязвил Мак-Наббс. - Читал на французском в переводе де Лоншана. Завтра вы сойдете на Мадейре?
- У Бурделя перевод лучше. Мы еще не закончили игру. Будут и другие остановки. И после Мадейры смогу сойти, я полагаю.
- Шахерезада осталась жива, - констатировал майор, направляясь к двери.
- Эй!
Он обернулся. Географ тоже встал, подошел, провожая гостя.
- Я понимаю, что я пытался вас обмануть и, видимо, права на вашу дружбу я не имею. Но все равно. Спокойной ночи, майор. Вы не похожи на того человека, которым я вас себе представлял.
- Спокойной ночи, Паганель. Вы имеете право на мою дружбу и на шестую каюту до конца плавания.
- Нет, - он скривился, как от боли. - Я опасен для вас. В меня могут начать палить в каком-нибудь порту. А тут дамы, дети… Нет.
- Но тут есть и те, кто может выстрелить первым.
Какое-то время географ просто смотрел ему в глаза и майор почувствовал, что не выдерживает взгляда. Слишком откровенного здесь, в полутьме каюты, слишком доверительного, смелого взгляда близко стоящего человека.
- Оставайтесь с нами, Жак. Не повторяйте ошибки того короля, который нашел вторые штаны и повернул назад. Слышали про него?
- Представьте себе, слышал. Ведь песенка-то французская. Ее поют дети, - сократившееся расстояние и его заставляло говорить тише, и это было, пожалуй, совсем скверно, совсем опасно.
- Трудно найти что-нибудь такое, чего вы не знаете. Не оставайтесь один. Друзья вам сейчас не помешают, а помогут. Как и лишние штаны, тому королю. Доверьтесь Провидению, оно вручило бутылку Гранта Эдуарду, а вас…
- А меня?
- Скажем, «Дункану». Но песенка все-таки шотландская.
Уйти, уйти, уйти отсюда. Немедленно. Сейчас же.
- У вас распространенное имя, - он на мгновение отвел глаза, словно советуясь со своими мыслями. - Такое распространенное, что тёзки в ваших краях не редкость.
И понял майор, что вовремя уйти не успел. Его странным образом охватило оцепенение после этих слов. Расползлось по мышцам рук и ног, граничащее с болью и с удовольствием. Отключило нервы, словно окоченение смерти, сдавило дыхание. Оставляя только одну возможность - прикрыть глаза, чтобы не видеть. И так стоять, сохраняя последнее достоинство. Достоинство, может быть, фонарного столба, который все равно не может пошевелиться и поэтому просто вынужден перенести стоя и выпрямившись все, что бы с ним ни произошло.
- Поэтому его звали так же, как и вас... Я все думал, почему старший сын и богатый наследник, не задавшийся физической мощью, не обладающий агрессивным характером, не романтик, ну просто никак не предрасположенный в военные, уходит воевать еще в молодости. Почему он возвращается, не сделав карьеры на войне, и живет в родных краях, но не в родном доме. Почему его единственная семья – семья двоюродного брата. Вы не приняты ни родней, ни округой – что же тут может быть еще? Только тот парень, за которым вы ушли из дома на войну и которого звали точно так же, как и вас. Вот и имя, которое не называют, хотя оно и есть. Значит, он с войны не вернулся. Он погиб, да?
- Юэн… - он сам не поверил, когда услышал слово, которое произнес. - Юэн Мак-Оллард… Юэн Мак-Наббс. Откройте проклятую дверь, уйдите с дороги…
- Красивое имя, - пробормотал чертов француз, отступая и распахивая дверь, - надеюсь, я ничем вас не обидел… Это было бы с моей стороны…
- Сойдите завтра на Мадейре, ради всех святых!
@темы: Жюль Верн, Экранизации, Книги
суббота, 15 февраля 2014
Тоска по совершенству? Ну-ну! (с) Ундервуд
А на этот раз я не успела 
Фик был полностью написан за вчерашний день, но вручную, и перепечатать его до полуночи у меня уже сил не хватило. Тем не менее, он все-таки целиком и полностью про любовь, так что оставлять его до марта я не вижу смысла (еще расслаблюсь и задуманное на март не напишу). Так что кидаю тут бонусом. Или просто отдельным фиком - все равно это уже не совсем малая форма.
Название: Дикие люди
Размер: мини, 1450 слов
Канон: В.Обручев «Плутония»
Пейринг/Персонажи: Боровой, Иголкин, Кату (девушка из племени первобытных людей)
Категория: джен, в какой-то степени гет
Жанр: этнографическая зарисовка
Рейтинг: G
Краткое содержание: о пребывании Борового и Иголкина в становище диких; любовная линия была в каноне
Предупреждение: ООС и некоторая стереотипность, впрочем, Обручев тоже характерами не очень заморачивался
Предупреждение 2: слэша тут нет точно-точно
читать дальше- Ёшки-матрёшки! - выдохнул Иголкин, когда массивная туша сбила его с ног и нависла над лицом, заслоняя солнце. – Обезьян!
- Да ты совсем с головой не дружишь, братец, - сочувственно вздохнул он, без трепета глядя в склонившуюся над ним клыкастую морду. – Тут уже скоро снег ляжет. Ты из Африки шел и заплутал? Интересно, где в здешних местах Африка…
Видя, что противник не спешит предпринимать новой агрессии, матрос осторожно сел, потер шею и наконец смог обозреть напавшего с ног до головы.
- Сестрица, - нехотя поправился Иголкин, поскольку фигура его противника явственно свидетельствовала о принадлежности к женскому роду. – Ну и сильна ты, матушка, слов нет!
Крупная коренастая обезьяна, всего на голову ниже его самого, неласково рыкнула и подтолкнула Иголкина в сторону холма, на котором стояла юрта.
- Хорошо-хорошо, - покладисто согласился тот, почему-то уверенный, что его собеседница может понимать человеческую речь; впрочем, понимали же его собаки. – Но учти, тебе сказочно повезло, что я вышел покормить собачек, не взяв ружья. Вот только в юрте нас встретит Иван Андреевич, и с ним тебе может так же не повезти.
Обезьяна молча ковыляла следом, переваливаясь с ноги на ногу, как заправский моряк.
***
У холма выяснилось, что небеса нынче благоволили бессловесным тварям и не благоволили исследователям. Боровой стоял, прижавшись спиной к двери погреба-ледника, и растерянно хлопал глазами. Его окружали еще три обезьянки пониже ростом и пожиже в обхвате, чем та, что пленила Иголкина.
У двух из них, в гибких, как крепкие веточки, лапах были зажаты острые камни. Третья - и тут Иголкину сделалось как-то не по себе – держала нечто очень похожее на небольшое копьецо, выделанное явно не матушкой-природой. «Бессловесные твари» вполне себе владели оружием, а значит, были либо адскими бесами, либо, что больше похоже на правду, просто такими людьми, навроде тунгусов. Только мохнатыми и куда более дикими.
А ружья у Борового тоже не было.
- Ну что, Иван Андреич, - жизнерадостно выкрикнул Иголкин, - попали мы с вами как кур в ощип!
Сопровождавшая его обезья… э-э… женщина тоже приветствовала своих, те ответили довольным уханьем. Боровой досадливо закатил глаза.
***
- Я не буду есть сырое мясо, - в третий раз повторил Боровой, неизвестно кого пытаясь переубедить. Я ученый, а не какой-нибудь троглодит… Извините, Илья Степанович.
Иголкин безмятежно пожал плечами, дожевывая очередной кусок. С го точки зрения, оленина успела отлично провялиться, соль и специи бы, конечно, не помешали, но и так хорошо.
Вошла обе… девчонка из тех, что их сюда притащили. Иголкин уже научился различать: те, что пониже ростом и постройнее – более молоды. Они были не такие мохнатые, как старшие подруги, и жутко любопытны, как все дети. Мужчины тут тоже встречались, но те уж совсем заморыши и страховидлы.
Девчонка вошла и бухнулась на колени, выказывая свое уважение к дорогим гостям. Боровой при ее появлении подскочил и попытался прикрыться, спешно натягивая на себя шкуру. Давеча, загнав пленников в этот плохо склепанный шалаш, похитители раздели их почти до портков, радостно примеряя на себя сапоги и куртки. Смешной он, Иван Андреевич, нашел кого стесняться! Вошедшая девочка, на которой и куска тряпки не было, вытянула руки то ли к обоим гостям, то ли лично к кутавшемуся в шкуру Боровому и что-то просительно провыла.
Постояв носом в землю, сколько там полагалось по их обычаям, девушка распрямилась и втащила в шалаш огромный кусок древесной коры, на котором аккуратно – Иголкин аж залюбовался - были разложены ломтики заранее нарезанного мяса, и протянула грозному божеству. Боровой зло фыркнул и оттолкнул от себя «поднос». Он вообще нынче был злой и дерганый – еще бы, подумал Иголкин, два дня не жрать!
Девчонка сложила брови домиком – Иголкину немедленно сделалось ее жалко - и притащила грубо вылепленную из глины чашку, в которой справа сложены были горкой какие-то корешки, а слева алела россыпь крупных ягод.
- Ядовитые, наверное? – спросил Боровой, у которого аж глаза заблестели.
- Побойтесь бога, Иван Андреевич, они ж это сами едят!
- Ну ладно, – Боровой тщательно протер корень невесть как сохранившимся у него носовым платком и удовлетворенно захрустел. Девушка радостно прищелкнула языком.
Иголкин похлопал себя по карманам брюк, досадуя, что у него самого не завалялось не то что платка, но и ничего пополезнее, и с торжествующим воплем выудил единственную спичку. Жизнь налаживалась.
***
Все та же девочка привычно бухнулась лбом об землю и боязливо отодвинулась от открытого огня. На этот раз в свертке из выделанной шкуры у нее была россыпь грибов, похожих на волнушки, которые она, как всегда, деловито выложила перед Боровым. Метеоролог серьезно кивнул и, нанизав на палочку широкие шляпки, присоединил угощение к жарившемуся на костре шашлыку. Иголкин в виде ответной любезности протянул гостье палочку с уже готовым мясом. Девушка захихикала и с презрением оттолкнула его руку.
- Ну, не люб, так не люб, - не стал спорить Иголкин.
- Ну еще бы, - рассудил Боровой, и непонятно было, то ли он всерьез, то ли шутит. – Ее задача не с нами есть, а нас откормить, чтобы пожирнее были и посочнее.
Иголкин едва не подавился шашлыком.
- Да ну вас, Иван Андреич! - вступился он за доброе имя их хозяев, - понравились вы ей просто, не видите что ли? Барышня так и вьется, не знает, как вам еще угодить. Вы же на фоне их-то мужчин писаный красавец…
Боровой взглянул на мохнатую «барышню», угрюмо разглядывавшую его из-под низких бровей, и опасливо отодвинулся. Щеки его слегка покраснели.
- Откуда же мне это видеть? – без особой уверенности вопросил он. – Я метеоролог, а не… - он хотел было добавить «а не этнограф, чтоб разбираться в туземных повадках», но неожиданно закончил, - а не Ромео.
***
Спустя месяц после похищения все в становище диких людей уже казалось родным. Иголкин обошел круг шалашей, помог Ма – первой напавшей на него в лесу – нарезать на полосы мясо, дал обрезков собакам, вовремя поймал малыша, целенаправленно ползшего к их с Боровым костру, перекинулся парой слов со старым Ахо. Язык дикарей был прост, пары слови десятка жестов как раз хватало для хорошей беседы. И чего там Ивану Андреичу мудреным кажется?
Повернув к себе, Иголкин хмыкнул: между костром и входом в шалаш, как обычно, чуть не голова к голове, сидели Боровой и Кату - та самая девчонка. Метеоролог увлеченно рисовал на земле буквы российской азбуки, что-то с жаром объясняя, дикарка неотрывно смотрела на него, приоткрыв от напряжения рот. Иголкин чуть было не расхохотался в голос: для одной самое сложное понятие, что она знает – «лес», другой и этого-то «леса» на ее языке выучить не может, а туда же – беседуют о науке.
- Что, Иван Андреевич, - усмехнулся он, подходя, уже знакомый с семейными обычаями диких, - третьим мужем пока не зовет?
- На третьего не соглашусь, - отбил реплику Боровой. Видно, при должном усердии и его можно было научить шутить. – А вот я, Илья Степанович, читал в одном исследовании, что мозг неандертальца был куда больше мозга современного человека. Означает ли это, что примитивные люди лучше поддаются обучению?
- Еще б не больше, - подтвердил Иголкин, - головища-то вон какая!
Беседу с ним не поддержали. Иголкин снова посмотрел на две головы: всклокоченную каштановую, склонившуюся над записями на песке, и косматую черную, не смевшую и на миг отвести взгляд от предмета ее интереса, и ощутил себя заботливой маменькой.
***
Боровой подскочил среди ночи, когда все нараставшие гортанные выкрики объявили о возвращении охотничьей партии.
Иголкин тоже сел на постели и, не спеша, принялся оборачивать ноги самодельными кожаными портянками, справедливо полагая, что поспать ему все равно больше не дадут.
- Живая! – радостно возвестил Боровой, вновь появляясь на пороге шалаша. – Кажется, охота была удачной.
Утром Кату, сияя законной гордостью, приволокла им собственноручно добытую кабанью ногу и даже позволила зажарить ее целиком, не возражая против «порчи» ценного мяса.
«Уведет ведь, - сокрушенно подумал Иголкин, наблюдая, как девочка будто заматерела после первой охоты, и ощущая себя еще большей «маменькой», чем прежде. – Как есть, утащит и даже не спросит, хоть третьим мужем, хоть первым…»
***
Когда самой упорной преследовательницей бежавших пленников, не испугавшейся ни грома выстрелов, ни кусачих пуль, оказалась именно Кату, Иголкин даже не удивился. Раненая, она верещала, кусалась, царапалась, отбивалась с яростью дикого зверя. Боровой растолкал вернувшихся с юга товарищей, сел с ней рядом, взял за руку. Девушка тут же притихла.
- Не нужно ее отпускать! – взмолился у него за спиной Папочкин. – Мы доставим на «Полярную звезду» великолепный экземпляр первобытного человека, близкого к обезьянам. Настоящий клад для науки!
Боровой быстро обернулся, ожег товарища недобрым взглядом, но ничего не сказал.
***
- Что, Иван Андреевич? - насмешливо спросил Иголкин, когда выздоровевшая от раны Кату сбежала во время их недолгой отлучки. Метеоролог стоял, прислонившись спиной к одному из столбов юрты, и неотрывно глядел на тонкую линию лыжного следа, уходившую за горизонт. Преследовать было поздно. - Не нужно счастья ей, коль есть покой и воля? Жалеете?
- Беспокоюсь, - сухо ответил Боровой, не отрывая взгляда от горизонта. – Дойдет ли живая? Четыреста километров одной… Да женат я, Илья Степанович, - неожиданно сказал он, наконец оборачиваясь к лесу спиной. – А вы что подумали? Дочка у меня… когда-нибудь такая же будет. Боязно за нее.
Одинокую цепочку следов потихоньку заметал снег.
Фик был полностью написан за вчерашний день, но вручную, и перепечатать его до полуночи у меня уже сил не хватило. Тем не менее, он все-таки целиком и полностью про любовь, так что оставлять его до марта я не вижу смысла (еще расслаблюсь и задуманное на март не напишу). Так что кидаю тут бонусом. Или просто отдельным фиком - все равно это уже не совсем малая форма.Название: Дикие люди
Размер: мини, 1450 слов
Канон: В.Обручев «Плутония»
Пейринг/Персонажи: Боровой, Иголкин, Кату (девушка из племени первобытных людей)
Категория: джен, в какой-то степени гет
Жанр: этнографическая зарисовка
Рейтинг: G
Краткое содержание: о пребывании Борового и Иголкина в становище диких; любовная линия была в каноне
Предупреждение: ООС и некоторая стереотипность, впрочем, Обручев тоже характерами не очень заморачивался
Предупреждение 2: слэша тут нет
точно-точночитать дальше- Ёшки-матрёшки! - выдохнул Иголкин, когда массивная туша сбила его с ног и нависла над лицом, заслоняя солнце. – Обезьян!
- Да ты совсем с головой не дружишь, братец, - сочувственно вздохнул он, без трепета глядя в склонившуюся над ним клыкастую морду. – Тут уже скоро снег ляжет. Ты из Африки шел и заплутал? Интересно, где в здешних местах Африка…
Видя, что противник не спешит предпринимать новой агрессии, матрос осторожно сел, потер шею и наконец смог обозреть напавшего с ног до головы.
- Сестрица, - нехотя поправился Иголкин, поскольку фигура его противника явственно свидетельствовала о принадлежности к женскому роду. – Ну и сильна ты, матушка, слов нет!
Крупная коренастая обезьяна, всего на голову ниже его самого, неласково рыкнула и подтолкнула Иголкина в сторону холма, на котором стояла юрта.
- Хорошо-хорошо, - покладисто согласился тот, почему-то уверенный, что его собеседница может понимать человеческую речь; впрочем, понимали же его собаки. – Но учти, тебе сказочно повезло, что я вышел покормить собачек, не взяв ружья. Вот только в юрте нас встретит Иван Андреевич, и с ним тебе может так же не повезти.
Обезьяна молча ковыляла следом, переваливаясь с ноги на ногу, как заправский моряк.
***
У холма выяснилось, что небеса нынче благоволили бессловесным тварям и не благоволили исследователям. Боровой стоял, прижавшись спиной к двери погреба-ледника, и растерянно хлопал глазами. Его окружали еще три обезьянки пониже ростом и пожиже в обхвате, чем та, что пленила Иголкина.
У двух из них, в гибких, как крепкие веточки, лапах были зажаты острые камни. Третья - и тут Иголкину сделалось как-то не по себе – держала нечто очень похожее на небольшое копьецо, выделанное явно не матушкой-природой. «Бессловесные твари» вполне себе владели оружием, а значит, были либо адскими бесами, либо, что больше похоже на правду, просто такими людьми, навроде тунгусов. Только мохнатыми и куда более дикими.
А ружья у Борового тоже не было.
- Ну что, Иван Андреич, - жизнерадостно выкрикнул Иголкин, - попали мы с вами как кур в ощип!
Сопровождавшая его обезья… э-э… женщина тоже приветствовала своих, те ответили довольным уханьем. Боровой досадливо закатил глаза.
***
- Я не буду есть сырое мясо, - в третий раз повторил Боровой, неизвестно кого пытаясь переубедить. Я ученый, а не какой-нибудь троглодит… Извините, Илья Степанович.
Иголкин безмятежно пожал плечами, дожевывая очередной кусок. С го точки зрения, оленина успела отлично провялиться, соль и специи бы, конечно, не помешали, но и так хорошо.
Вошла обе… девчонка из тех, что их сюда притащили. Иголкин уже научился различать: те, что пониже ростом и постройнее – более молоды. Они были не такие мохнатые, как старшие подруги, и жутко любопытны, как все дети. Мужчины тут тоже встречались, но те уж совсем заморыши и страховидлы.
Девчонка вошла и бухнулась на колени, выказывая свое уважение к дорогим гостям. Боровой при ее появлении подскочил и попытался прикрыться, спешно натягивая на себя шкуру. Давеча, загнав пленников в этот плохо склепанный шалаш, похитители раздели их почти до портков, радостно примеряя на себя сапоги и куртки. Смешной он, Иван Андреевич, нашел кого стесняться! Вошедшая девочка, на которой и куска тряпки не было, вытянула руки то ли к обоим гостям, то ли лично к кутавшемуся в шкуру Боровому и что-то просительно провыла.
Постояв носом в землю, сколько там полагалось по их обычаям, девушка распрямилась и втащила в шалаш огромный кусок древесной коры, на котором аккуратно – Иголкин аж залюбовался - были разложены ломтики заранее нарезанного мяса, и протянула грозному божеству. Боровой зло фыркнул и оттолкнул от себя «поднос». Он вообще нынче был злой и дерганый – еще бы, подумал Иголкин, два дня не жрать!
Девчонка сложила брови домиком – Иголкину немедленно сделалось ее жалко - и притащила грубо вылепленную из глины чашку, в которой справа сложены были горкой какие-то корешки, а слева алела россыпь крупных ягод.
- Ядовитые, наверное? – спросил Боровой, у которого аж глаза заблестели.
- Побойтесь бога, Иван Андреевич, они ж это сами едят!
- Ну ладно, – Боровой тщательно протер корень невесть как сохранившимся у него носовым платком и удовлетворенно захрустел. Девушка радостно прищелкнула языком.
Иголкин похлопал себя по карманам брюк, досадуя, что у него самого не завалялось не то что платка, но и ничего пополезнее, и с торжествующим воплем выудил единственную спичку. Жизнь налаживалась.
***
Все та же девочка привычно бухнулась лбом об землю и боязливо отодвинулась от открытого огня. На этот раз в свертке из выделанной шкуры у нее была россыпь грибов, похожих на волнушки, которые она, как всегда, деловито выложила перед Боровым. Метеоролог серьезно кивнул и, нанизав на палочку широкие шляпки, присоединил угощение к жарившемуся на костре шашлыку. Иголкин в виде ответной любезности протянул гостье палочку с уже готовым мясом. Девушка захихикала и с презрением оттолкнула его руку.
- Ну, не люб, так не люб, - не стал спорить Иголкин.
- Ну еще бы, - рассудил Боровой, и непонятно было, то ли он всерьез, то ли шутит. – Ее задача не с нами есть, а нас откормить, чтобы пожирнее были и посочнее.
Иголкин едва не подавился шашлыком.
- Да ну вас, Иван Андреич! - вступился он за доброе имя их хозяев, - понравились вы ей просто, не видите что ли? Барышня так и вьется, не знает, как вам еще угодить. Вы же на фоне их-то мужчин писаный красавец…
Боровой взглянул на мохнатую «барышню», угрюмо разглядывавшую его из-под низких бровей, и опасливо отодвинулся. Щеки его слегка покраснели.
- Откуда же мне это видеть? – без особой уверенности вопросил он. – Я метеоролог, а не… - он хотел было добавить «а не этнограф, чтоб разбираться в туземных повадках», но неожиданно закончил, - а не Ромео.
***
Спустя месяц после похищения все в становище диких людей уже казалось родным. Иголкин обошел круг шалашей, помог Ма – первой напавшей на него в лесу – нарезать на полосы мясо, дал обрезков собакам, вовремя поймал малыша, целенаправленно ползшего к их с Боровым костру, перекинулся парой слов со старым Ахо. Язык дикарей был прост, пары слови десятка жестов как раз хватало для хорошей беседы. И чего там Ивану Андреичу мудреным кажется?
Повернув к себе, Иголкин хмыкнул: между костром и входом в шалаш, как обычно, чуть не голова к голове, сидели Боровой и Кату - та самая девчонка. Метеоролог увлеченно рисовал на земле буквы российской азбуки, что-то с жаром объясняя, дикарка неотрывно смотрела на него, приоткрыв от напряжения рот. Иголкин чуть было не расхохотался в голос: для одной самое сложное понятие, что она знает – «лес», другой и этого-то «леса» на ее языке выучить не может, а туда же – беседуют о науке.
- Что, Иван Андреевич, - усмехнулся он, подходя, уже знакомый с семейными обычаями диких, - третьим мужем пока не зовет?
- На третьего не соглашусь, - отбил реплику Боровой. Видно, при должном усердии и его можно было научить шутить. – А вот я, Илья Степанович, читал в одном исследовании, что мозг неандертальца был куда больше мозга современного человека. Означает ли это, что примитивные люди лучше поддаются обучению?
- Еще б не больше, - подтвердил Иголкин, - головища-то вон какая!
Беседу с ним не поддержали. Иголкин снова посмотрел на две головы: всклокоченную каштановую, склонившуюся над записями на песке, и косматую черную, не смевшую и на миг отвести взгляд от предмета ее интереса, и ощутил себя заботливой маменькой.
***
Боровой подскочил среди ночи, когда все нараставшие гортанные выкрики объявили о возвращении охотничьей партии.
Иголкин тоже сел на постели и, не спеша, принялся оборачивать ноги самодельными кожаными портянками, справедливо полагая, что поспать ему все равно больше не дадут.
- Живая! – радостно возвестил Боровой, вновь появляясь на пороге шалаша. – Кажется, охота была удачной.
Утром Кату, сияя законной гордостью, приволокла им собственноручно добытую кабанью ногу и даже позволила зажарить ее целиком, не возражая против «порчи» ценного мяса.
«Уведет ведь, - сокрушенно подумал Иголкин, наблюдая, как девочка будто заматерела после первой охоты, и ощущая себя еще большей «маменькой», чем прежде. – Как есть, утащит и даже не спросит, хоть третьим мужем, хоть первым…»
***
Когда самой упорной преследовательницей бежавших пленников, не испугавшейся ни грома выстрелов, ни кусачих пуль, оказалась именно Кату, Иголкин даже не удивился. Раненая, она верещала, кусалась, царапалась, отбивалась с яростью дикого зверя. Боровой растолкал вернувшихся с юга товарищей, сел с ней рядом, взял за руку. Девушка тут же притихла.
- Не нужно ее отпускать! – взмолился у него за спиной Папочкин. – Мы доставим на «Полярную звезду» великолепный экземпляр первобытного человека, близкого к обезьянам. Настоящий клад для науки!
Боровой быстро обернулся, ожег товарища недобрым взглядом, но ничего не сказал.
***
- Что, Иван Андреевич? - насмешливо спросил Иголкин, когда выздоровевшая от раны Кату сбежала во время их недолгой отлучки. Метеоролог стоял, прислонившись спиной к одному из столбов юрты, и неотрывно глядел на тонкую линию лыжного следа, уходившую за горизонт. Преследовать было поздно. - Не нужно счастья ей, коль есть покой и воля? Жалеете?
- Беспокоюсь, - сухо ответил Боровой, не отрывая взгляда от горизонта. – Дойдет ли живая? Четыреста километров одной… Да женат я, Илья Степанович, - неожиданно сказал он, наконец оборачиваясь к лесу спиной. – А вы что подумали? Дочка у меня… когда-нибудь такая же будет. Боязно за нее.
Одинокую цепочку следов потихоньку заметал снег.
@темы: В.А.Обручев, Фанфики
пятница, 14 февраля 2014
Три в одном
Название: Неожиданная встреча
Автор: natoth
Канон: Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада», «Хроники капитана Блада»
Размер: мини, 1770 слов
Персонажи: Питер Блад, Волверстон, Джереми Питт, ОЖП
Категория: джен, гет
Жанр: зарисовка, немного драмы, немного романса
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Питер Блад, став капитаном "Арабеллы", приобретает известность среди Берегового Братства, но в один прекрасный вечер встречает человека из своего прошлого, в очередной раз убеждаясь, что мир очень тесен...
Примечания: эта история входит в цикл «Королева Марго», также она по хронологии является своеобразным продолжением «Возвращения домой»
Предупреждения: ОЖП! Автору тоже не дает покоя вопрос о других женщинах капитана, в результате родилось вот это.
Время действия: май 1687г.
Место действия: Тортуга, таверна «У французского короля»
Неожиданная встреча
Таверна «У французского короля» была переполнена. Сегодня в ней шумно гуляли, празднуя возвращение из удачных походов, команды трех пиратских кораблей. Хотя был ранний вечер, все столики уже были заняты, а работники таверны сбились с ног, пытаясь обслужить своих посетителей.
Питер Блад вместе со своими офицерами сидел за столом в ожидании, когда служанка принесет их заказ, и забавлялся в душе над тем, как изменилось отношение окружающих к нему и его людям с момента их последнего визита.
Три дня назад «Арабелла» вернулась после первого похода, но слава об их дерзких набегах достигла Тортуги задолго до того, как они бросили якорь в Кайоннской гавани. Баснословная добыча, взятая у ловцов жемчуга Рио-де-ла-Ача, явно не давала покоя местным завсегдатаям. То и дело кто-нибудь из любопытствующих подсаживался к ним, в надежде узнать подробности этой операции. Другие просто останавливались, чтобы поздравить Блада и его людей с успешным началом пиратской карьеры.
– Смотри, как улыбаются, – насмешливо заметил Волверстон, забирая свою кружку рома с подноса, – А ведь еще два месяца назад фыркали, едва нас завидев. Обзывали беглыми каторжниками и сухопутными крысами. Руку брезговали протянуть...
– Да ладно, старый волк, не поминай прошлое, лучше наслаждайся настоящим. Купайся в лучах славы – ведь она так недолговечна... – добродушно перебил его капитан Блад, а потом повернулся, чтобы ответить очередной даме легкого поведения, подошедшей к их столику: – И вам привет, милейшая! Свободен ли я? Свободен. И намерен оставаться таковым в будущем. Да-да, вы правильно меня поняли. Всего хорошего и приятного вечера!
Волверстон молча прильнул к кружке, наблюдая за тем, как капитан спровадил настырную девицу к соседнему столику.
– Уф! – сказал Блад, когда она ушла. – Однако, у этой славы интересный побочный эффект!
– А девка-то даже ничего на лицо была, – заметил Волверстон, насмешливо прищурив единственный глаз. – Мог бы и последовать собственному совету. Насладился бы настоящим... и так далее.
– Она не в моем вкусе, – покачал головой Блад.
– А тебе трудно угодить, как я погляжу! – проворчал Волверстон, а потом толкнул локтем Джереми Питта: – Это какая по счету за сегодня была? Третья?
– Не считал... – ответил Питт, которого только что атаковала еще одна представительница древнейшей профессии. – Но у местных дам сегодня явно какой-то зуд! Не успеешь оглянуться, уже новая над душой стоит!
– Это им твой кошелек покоя не дает, Джереми, – гоготнул Волверстон. – Знаю я этих предприимчивых барышень. Пока не оберут тебя до последней нитки, не отстанут. Это вообще присуще всем юбкам...
– Я бы не стал обобщать... – возразил Питт.
– Поверь мне, все бабы – корыстные твари, и у меня, как-никак, жизненного опыта побольше твоего! – и старый волк хлопнул штурмана по плечу.
– Упаси меня Господь от такого опыта! – ответил Питт, и Волверстон разразился хриплым смехом.
Блад тоже улыбнулся, набивая трубку, а потом услышал над собой негромкий женский голос, говоривший по-французски:
– Если уважаемый господин соизволит выслушать мой совет, то рекомендую выбрать одну из нас, хотя бы на этот вечер. Остальные увидят, что вы заняты, и не будут вам докучать.
Блад повернулся, чтобы посмотреть на ту, что произнесла эти слова, и замер в изумлении.
– Марго?!
Рыжеволосая женщина, одетая в яркое, украшенное кружевами платье из зеленого шелка, тоже раскрыла рот в удивлении:
– Лейтенант?!
Блад оправился от изумления первым и, рассмеявшись, покачал головой:
– Уже не лейтенант, милая. Я получил продвижение по службе с момента нашей последней встречи. Я теперь капитан!
И он выпрямился, подбоченившись.
Некоторое время она смотрела на него, а потом прижала ладонь ко рту.
– Ну, конечно же! И как я раньше не сообразила! Ты и есть тот самый капитан Блад, о котором болтает вся Кайонна уже с неделю! Тот самый удалец, который надрал испанцам задницу в Рио-де-ла-Ача!
– Можно сказать и так, – рассмеялся Блад, кивнув. – Да, это был я.
– Но каким ветром тебя занесло сюда? – спросила она, поправляя выбившийся из прически локон, – Ведь ты же хотел вернуться в свою Ирландию...
– Долгая история, Марго, – ответил Блад. – Присаживайся же! Давай я угощу тебя вином, дабы отметить нашу встречу. Подумать только, как тесен мир!
Он поймал пробегавшую мимо служанку и заказал бутылку лучшего канарского, которое было в таверне.
Марго, непринужденно уселась рядом с ним, положив ногу на колено, и внимательно посмотрела на его спутников, которые молча сидели за столом, прислушиваясь к их разговору.
– Это твои друзья, капитан? Познакомишь нас?
– Обязательно, милая, – ответил Блад. – Только они не говорят по-французски.
– Понимаю, – засмеялась женщина, а потом поприветствовала его офицеров на достаточно внятном английском: – Добрый вечер, ребята. Меня зовут Марго.
– Королева Марго, – вставил Блад.
Она снова улыбнулась, чуть сморщив носик.
– Ты еще помнишь эту старую кличку...
– Я много чего помню, – проронил он с кривой улыбкой. – Марго, позволь представить тебе Нэда Волверстона, моего старшего лейтенанта, и Джереми Питта, моего штурмана.
Женщина послала им воздушный поцелуй.
– Выходит, вы давно знакомы? – спросил Волверстон, не любивший ходить вокруг да около.
Блад кивнул, снова занявшись трубкой.
– Да, только я думал, что Марго по-прежнему живет в Нанте.
– Жизнь распорядилась по-другому, капитан, – ответила Марго, покачивая ногой. – И ныне я промышляю на Тортуге. Не думала, что ты тоже здесь окажешься.
– Так уж распорядилась жизнь... – начал Блад с грустной улыбкой. – Теперь я пират и беглый каторжник.
– Обалдеть! – сказала Марго, легонько тронув его кружевное жабо. – Впрочем, я никогда не верила в то, что ты сможешь где-нибудь осесть. Ну-ка, дай я на тебя погляжу, красавчик!
Она чуть отодвинулась, изучая его.
– У тебя цветущий вид. Не то, что тогда, в Нанте, когда мне казалось, что ты вот-вот отдашь концы. Как твоя рука? Не беспокоит?
Блад поднял руку вверх и пошевелил ею, не сводя глаз со своей собеседницы.
– Как видишь, на месте и даже не болит.
– Рада за тебя, капитан, – сказала Марго. – И спасибо за угощение! – она взяла бокал вина. – Ты всегда был щедрым. За встречу!
Блад и его офицеры поддержали ее тост.
– Так, значит, ты одна из «невест д'Ожерона»? – поинтересовался Волверстон, положив локти на стол.
Губернатор Тортуги всегда рьяно радел за процветание вверенных ему владений, поэтому недавно выписал из Франции сто девушек, рассчитывая, что, женившись, многие колонисты будут вести оседлую жизнь и, следовательно, проявлять больше беспокойства о судьбе острова.
– Угадал! – кивнула Марго, и ее светлые глаза лукаво блеснули. – Я подумала, а почему бы нет? В Старом Свете таких, как я, ничего хорошего не ждет. А здесь... если улыбнется удача, можно выйти замуж и жить достойно... Так что когда узнала, что требуются девушки для отправки на поселение в Вест-Индию, не стала долго раздумывать.
– Я слышал, жениху придется прилично раскошелиться, чтобы заполучить такую «невесту», – сказал Волверстон.
– Это правда, – согласилась Марго, поставив бокал на стол, – Но, согласитесь, что это за супруг, который не способен обеспечить содержание своей жены?
Волверстон назидательно посмотрел на Питта.
– Вот видишь, я был прав, и им всегда нужны только деньги!
Лицо Марго на мгновение омрачилось, но потом она снова улыбнулась.
– Не всегда, лейтенант. Не всегда.
Блад подергал ее за рукав, чтобы привлечь внимание.
– Не могу поверить, что такую красавицу никто не захотел взять замуж.
Она надменно хмыкнула, продолжая смотреть на Волверстона.
– Хотели, да только я не за каждого пойду.
– Да ты киска с норовом! – воскликнул Волверстон.
– И еще каким, – негромко пробормотал Блад, снова разливая вино по бокалам.
– За тебя, кстати, пошла бы, – дерзко сказала Марго, положив руку на его плечо. – Это была бы хорошая сделка.
Блад замер на мгновение, а потом ответил, мягко улыбнувшись:
– Да, это было бы забавно. Но, Марго, суди сама, зачем тебе такой бедовый супруг? Беглый каторжник, объявленный вне закона на родине? Нет, извини, это не дело. И профессия у меня ненадежная...
– Да брось ты! – перебила его Марго. – Здесь, на этом острове, на такие вещи внимания не обращают.
Она посмотрела на Питта.
– Может, мистер Питт будет более сговорчивым? Я люблю блондинов.
Она подмигнула ему, проведя языком по ярко накрашенным губам.
Джереми мгновенно покраснел, что вызвало смех у Марго.
Волверстон тоже рассмеялся вместе с ней, а потом огляделся по сторонам.
– А ты права, никто из твоих товарок больше не подходит.
– Пусть только попробуют, – проворчала она негромко, чокаясь своим бокалом с бокалом Блада. – Вы теперь мои клиенты, а отбивать клиента – дурной тон.
– Мне не нравится слово «клиент», – поморщился Блад.
– Ну, замуж ведь все равно не берешь! – укорила она его, кривя губы в ухмылке. – Впрочем, есть и другие варианты. Что ты делаешь сегодня вечером?
И она наклонилась к нему.
Блад устало улыбнулся, глядя ей в глаза. И качнул головой.
– Марго, демон-искуситель! – протянул он.
– Капитан у нас в монахи подался, не иначе, – буркнул Волверстон с набитым ртом. – Все люди как люди, на берег сошли – и по бабам. А он только улыбается!
– Неужели? – зеленые глаза пристально смотрели на Блада. – Раньше он таким не был...
– Ты меня утешила, – сказал Волверстон, хлопнув себя по животу, – А то я думал, что он по жизни с такими заскоками. А это, значит, временная блажь...
– Нэд, – голос Блада звучал ласково, но в нем проскальзывали опасные металлические нотки, – Еще пара таких замечаний, и мне придется надрать тебе уши!
– Так что у тебя за блажь, капитан? – Марго наклонилась к нему совсем близко, проведя рукой по плечу. – Скажи мне, твоему старому другу, быть может, мы ее вместе вылечим!
– Марго! – Блад засмеялся, отодвигаясь. – Дьявол тебя побери! Сиди спокойно!
Марго выпрямилась и поджала губы. Улыбка исчезла с ее лица.
– Хорошо, тогда давай просто поговорим, – сказала она, вертя в руке полупустой бокал. – Здесь нечасто попадаются такие клиенты...
– Ты что, обиделась? – Блад уловил в ее голосе нотки досады.
– Вот еще! – фыркнула Марго, отвернувшись.
– Это хорошо, – Блад взял ее за руку и повернул к себе. – Марго, послушай… Просто... тогда, в Нанте... я с тобой попрощался, понимаешь? Многое изменилось за эти годы, и... мне надо снова привыкнуть к...
– Ладно, я всё поняла! – резко перебила его женщина, вырвав руку из его ладони. – Можешь не объяснять... я и так знаю, что вам всегда нужен кто-то помоложе!
Блад покачал головой, намереваясь что-то добавить, но почувствовал, что Марго вдруг вся напряглась. Подняв глаза, он увидел, что к их столу направляется высокий мужчина, одетый несколько кричаще в камзол из темно-голубого атласа. Он пробирался через толпу, придерживая шпагу, висевшую на шитой золотом перевязи.
– Это еще что за фрукт? – проворчал Волверстон, откинувшись на спинку стула.
– Фу! – Марго закатила глаза, – Опять он здесь!
Мужчина остановился перед ними и отвесил легкий поклон. Двигался он упруго, как хищный зверь. Каштановые длинные волосы его были тщательно завиты, на пальцах поблескивали массивные перстни.
– Это вы тот, кого называют Ле Сан? – спросил он по-французски, обратившись к Бладу.
Марго что-то прошипела сквозь зубы, а потом резко встала и отошла от их стола, несмотря на то, что Блад пытался ее удержать.
– Мое имя – Питер Блад. Испанцы знают меня под именем дон Педро Сангре, а француз, если ему нравится, может звать меня Ле Сан, – ответил капитан, вынув трубку изо рта.
Незнакомец присел за стол между Питтом и Волверстоном.
– Я – Левассер, капитан «Ла Фудр», – представился он, наклонившись к ним. – Должно быть, вы слыхали обо мне? Наши корабли стоят рядом на рейде. Раз уж представился такой случай, решил поприветствовать товарища из Братства.
Блад, Питт и Волверстон церемонно поклонились ему в ответ.
Левассер принялся говорить насчет того, что, объединившись, они могли бы предпринять более крупные операции против испанцев, а Блад украдкой оглянулся, пытаясь найти Марго.
Но она уже исчезла в пестрой толпе, заполнившей таверну...
продолжение следует...
@темы: Рафаэль Сабатини, Фанфики
Три в одном
Название: Страх
Автор: natoth
Канон: Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада»
Персонажи: Питер Блад, Мэри Трейл, косвенно упоминается Арабелла Бишоп
Размер: драббл, 910 слов
Категория: джен, гет
Жанр: зарисовка, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: сцена из главы «Пираты», попытка понять, о чем думал Питер Блад в тот вечер.
Предупреждение: смерть второстепенного персонажа
От автора: И все же это в своем роде про любовь. Мне кажется, именно тогда Питер Блад окончательно определился в своих чувствах.
Страх– А-а-а, английская собака! – взревел пьяный испанец, бросаясь на Блада со шпагой в руке.
Девушка, которую он преследовал, взвизгнула, рыдая.
Блад подтолкнул ее так, чтобы она оказалась за ним, а потом, поинтересовавшись, подготовился ли испанец к встрече с Создателем, сделал быстрый выпад и проткнул его насквозь.
Насильник рухнул на землю бесформенной массой, и доктор не почувствовал ничего, кроме мрачной радости.
Блад не любил убивать. Но после того, что ему пришлось увидеть в городе этой ночью, руки сами тянулись к оружию.
Если бы только в его силах было остановить этот кошмар!
Но Блад прекрасно понимал, что всё, что он может сейчас сделать – это или схватить оружие и вступить в безнадежный бой с испанскими пиратами, уже захватившими город, и через весьма короткое время погибнуть, или оставаться в тени, быть наблюдателем, ждать своего часа, делать то дело, ради которого он сюда и отправился. Чтобы выжить и отомстить.
В том, что отомстить необходимо, он убеждался все сильнее с каждой минутой, проведенной в этом аду.
Девушка всхлипнула позади него, заставив вернуться к реальности.
Бладу показалось, что он смотрел на труп испанца целую вечность. Но на самом деле прошло всего несколько секунд.
Девушка плакала, прижавшись к стене. Блад взял ее за руку, повернув к себе лицом.
– Надо немедленно уходить! – сказал он ей.
Со стороны улицы, откуда выбежали испанец и девушка, послышались шаги.
Девица оттолкнула его, воскликнув дрожащим голосом:
– Кто вы?
«О, да, самое время для церемонного знакомства!»
Блад почувствовал легкое раздражение, но постарался сдерживать себя изо всех сил. И все равно его ответ прозвучал довольно резко:
– Вам что, предъявить мои рекомендации?
Девица, видимо, и сама осознала, что ведет себя глупо, и протянула руку.
Блад потащил ее за собой, чувствуя, как бешено колотится сердце и где-то внутри поднимается новая волна страха.
Боялся он не за себя, а за мисс Бишоп.
Ведь она тоже могла быть где-то здесь, и, возможно, сейчас оказалась в таком же ужасном положении.
Господи, почему он так долго медлил?! На что надеялся?
На то, что Арабелла, скорее всего, успела покинуть город?
Это казалось таким логичным. Пока испанцы обстреливали Бриджтаун, мирные жители города могли спрятаться в лесу или даже удрать в соседний Спейгстаун.
Господи, пусть это будет так!
Но Блад вспомнил то, что видел совсем недавно. Трупы женщин и детей на улицах.
Почему они не ушли?
Блад видел на своем веку много ужасов и сражений, но все-таки не предполагал, что эти головорезы опустятся до такой низости, как расправа над гражданским населением. Солдаты могли быть безжалостны к другим солдатам, война есть война и так далее. Это он мог понять. Но то, что творилось сегодня в Бриджтауне...
Девушка споткнулась, едва не упав, и снова всхлипнула.
Блад остановился, осознав, что все это время тащил ее за собой почти бегом, совершенно не думая о том, что она могла выбиться из сил.
– Меня зовут Питер Блад, – сказал он, тяжело дыша. – Я – доктор.
Девушка судорожно кивнула, по-прежнему глядя на него со страхом.
– Почему вы не убежали из города? – спросил он, пользуясь остановкой, чтобы перевести дух и дать отдохнуть девушке.
Она моргнула, явно не ожидая от него именно этого вопроса.
– М-мы... думали, что в этой части города безопаснее, – ответила она, наконец. – Выстрелы с корабля сюда не долетали... и папа сказал... чтобы мы шли сюда... пока они отражают высадку испанцев...
– О, дьявол... – тихо простонал Блад и снова потянул ее за собой.
Доктор не знал, добрались испанцы до дома полковника или нет. Но он находился еще дальше от города, чем улица, на которой ему попались девушка и ее преследователь. Вполне возможно, что Арабелла могла остаться, наивно полагая, что за стенами дома будет в безопасности. Или, того хуже, что если она вздумала пойти в город? Решив, что найдет там укрытие и защиту?
А вдруг он опоздал?
И испанцы уже там? И какой-нибудь ублюдок прямо сейчас гоняется за ней с грубым смехом, и никого нет поблизости, чтобы его остановить?
– ...мы спрятались, я и мама, но... – всхлипывала девушка.
Блад прижал палец к губам и потянул ее за собой.
– Тсс! – сказал он тихо, – Нам нельзя себя выдавать!
Девушка тут же замолчала и прибавила шаг. Дорога пошла в гору, и они оба едва переставляли ноги. Но понимали, что нельзя останавливаться.
«Какой же я дурак, надо было сразу бежать сюда, вместо того, чтобы тратить время, шатаясь по городу!» – корил себя Блад.
Он был удивлен, что мысли о судьбе племянницы Бишопа настолько его беспокоят.
Но, чем ближе он подходил к дому полковника, тем сильнее волновался за нее. Мысль о том, что она может оказаться в грязных лапах испанской солдатни причиняла ему почти физическую боль. И заставляла обмирать от ужаса.
«К черту все! Пусть недолго, но я должен быть возле нее, – мелькнуло у него в голове. – Хотя бы для того, чтобы умереть рядом...»
Блад замер на мгновение у поворота. Он боялся того, что может за ним увидеть.
Они отошли от города, и дикий шум грабежа начал стихать.
Не попадут ли они из огня, да в полымя?
Блад сделал глубокий вдох и потянул девушку за собой.
Они осторожно вышли на дорогу. Здесь уже не было другого пути. Если в доме были испанцы, то их рано или поздно заметили бы. Но, к величайшей радости доктора, дом полковника был погружен во тьму.
Значит, испанцы сюда не добрались.
Возможно, Арабелла все-таки покинула город.
Он подошел к воротам и постучал.
Ему пришлось повторить это несколько раз, прежде чем из окна на втором этаже раздался дрожащий женский голос:
– Кто там?
«О, мой бог!» – подумал Блад, испытывая ужас и облегчение одновременно.
Арабелла все-таки осталась в доме. Значит, его страхи были не беспочвенными.
Но испанцы сюда еще не добрались.
И это означало, что Господь все же услышал его мольбы...
@темы: Рафаэль Сабатини, Фанфики
Тоска по совершенству? Ну-ну! (с) Ундервуд
Название: Принцесса и разбойник
Форма, размер: драббл, 983 слова
Канон: фильм "Маска Зорро", 1998 г.
Персонажи: Элена Монтеро
Категория: гет
Жанр: романс и чуть-чуть приключений
Рейтинг: общий
Краткое содержание: просто пересказ одной из сюжетных линий
Предупреждения: первое лицо
читать дальшеТак повелось испокон веков. Девчонки понежней мечтают о принцах. Сорвиголовы в юбках – о благородных разбойниках. Порой мне кажется, что так, через игру нас вразумляет судьба, пытаясь отвести от будущих, взрослых ошибок. Кого-то не отвела.
Калифорния распахнула мне свои объятия: яркая и - чужая. Здесь все бьет по чувствам и всего через край: слишком безбрежное небо, слишком лазурные волны, слишком горячий ветер, запахи, звуки, краски – все кружит голову и сводит с ума. Ее хочется схватить в охапку, зарыться лицом, как в букет полевых цветов, не испорченных мастерством садовода, и вдыхать, привыкая, чуждые запахи, пока не перестанет взволнованно биться сердце. Калифорния была чуждой, но с первого дня мне казалось, что когда-то давно я видела ее во сне.
***
Только к вечеру жара здесь начинает таять – и я вывожу из конюшни Богиню. Она тоже устала от бесконечного путешествия. Она тоже хочет надышаться незнакомым воздухом этой страны.
В первый вечер в чужом полном непривычных опасностей городе почти под копыта моей лошади выскакивает мужчина в старом крестьянском плаще. Платок почти полностью скрывает его черты, но у него умные и яркие глаза и бесшабашная улыбка, редкой гостьей вспыхивающая на сосредоточенном и суровом лице. Так не улыбаются мирные горожане. Если когда-то, в далеком детстве, мне действительно снился Лос-Анхелес, не было ли вас в тех снах, сеньор?
- Вам не следует кататься ночью одной, сеньорита. В этом городе водятся опасные типы.
- Что ж… если увидите такого, дайте мне знать.
Он снова ослепляет улыбкой и картинно взмахивает плащом.
Только когда он исчезает в соседнем проулке, я понимаю, как испугалась.
***
Под сводами церкви прохладно и тихо. Запах мира смешивается с запахом ромний. Новообращенные украшают алтарь цветами, и этот отзвук языческих обрядов наполняет калифорнийские церкви особенной красотой.
За решеткой исповедальни свет и тень складываются в лицо падре - молодое и привлекательное лицо. А может быть, я просто додумываю для себя образ: что увидишь сквозь такую решетку? У падре красивый голос, он успокаивает и волнует одновременно.
- Я своевольна и непослушна, святой отец. Я плохая дочь.
- Нет греха в том, чтобы следовать велениям сердца, сеньорита. Но теперь вам пора. Идите же. Идите!
Церковь полна солдат, и их жесткие сапоги втаптывают в грязь послеполуденный покой с его запахом ромний.
- Сеньорита Монтеро! Что вы делаете в этом месте?
- Я исповедовалась, капитан.
- Исповедовались? Кому? Священник-то здесь!
Я успеваю только моргнуть, когда мой собеседник поднимает пистолет, и сердце пропускает удар одновременно со звуком выстрела. В исповедальне никого нет. Я сама не замечаю, как начинаю дышать, и очень хочется рассмеяться, исторично и зло, в лицо капитану уланов.
***
Отец дает бал для местной знати. Провинциальные доны напыщенны и глупы, но музыка будоражит кровь и манит творить безумства.
Новый батюшкин гость склоняется к моей руке. Он такой же, как все, но… отчего-то его ленивая грация, светская учтивость, легкомысленная болтовня и презрительные гримасы кажутся хорошо подогнанной… маской. Там, под ней, чужак, хищник, фантасмагорический персонаж из моего давнего детского сна. Что ж, в тех снах я не боялась оборотней, и наш танец становится поединком. Я преследую и бегу, через время и сквозь пространство, мы танцуем в языках пламени, на снегу горных вершин, в черном небе над тусклыми звездами. Мира нет, и это было бы страшно, но меня держат чужие руки, но рядом со мной – насмешливые яркие глаза, обжигает огнем отчаянная улыбка, и я отчего-то знаю: он не даст мне упасть, туда, обратно, в мир, под скептические взгляды донов. Так повелось испокон веков: я проигрываю в поединке, и наши дыхания уже готовы слиться в одно и...
Музыка молкнет - и под моими каблуками вновь паркет бальной залы, а рядом – напыщенный франт с пустым взглядом распускает веером хвост перед моим отцом. Я убегаю, мне обидно и гадко.
***
В провинции явно творится неладное. Отец не хочет меня пугать, точно я дитя двух лет от роду, но сам не находит себе места, и его тревога передается мне. Я прекратила вечерние выезды, с подозрением приглядываюсь к незнакомцам и даже на конюшню проведать Богиню хожу со шпагой в руке. С затупленной тренировочной шпагой - вот хороша я с ней буду, если в дом действительно проберутся бандиты! Но эти мысли начисто вылетают у меня из головы, когда я понимаю, что уже, уже пробрались!
Он... такой, как рассказывают в креольских легендах: не то человек, не то бесплотный дух. От него отчетливо веет опасностью, но он завораживает красотой зверя. Тот самый Зорро. Тот, на кого молится сельская беднота, о ком с опасливым придыханием рассказывал дон Луис и угрюмо молчал отец.
Отец! Кем бы ни был этот человек, он со злым умыслом влез в дом моего отца и пытался украсть принадлежащие ему вещи. Не думая дальше, я обнажаю тупую тренировочную шпагу. Глупая девчонка, исход был предрешен.
- Я буду кричать!
- Да, из-за меня такое бывает. Сеньорита.
Он касается полей шляпы, а я остаюсь стоять, не понимая, пощадили меня сейчас или посмеялись.
***
Воздух, полный каменной пыли, режет горло. Воздух, полный человеческой боли. Мои волосы пахнут порохом, пальцы я сбила в кровь, а в душе творится... подумаю после!
В камерах за железными решетками люди, очень много людей, среди них старики, женщины, дети. Между камер заложен порох, к нему заботливо протянут шнур, и фитиль уже подпалили. Мои пальцы стесаны в кровь, но тяжелый висячий замок даже не замечает моих жалких ударов.
- Позволите? Сеньорита.
Он без маски, и темные волосы тоже припорошила каменная пыль. Я узнаю его сразу. Я узнаю в нем всех четверых: «опасного типа» с городских улиц, мнимого священника из исповедальни, вальяжного дона и легендарного разбойника. И еще кого-то, возможно, из тех времен, когда мне снилась забытая Калифорния. Ему хватает одного удара, чтобы сбить злосчастный замок, и людской поток наконец выплескивается наружу.
- Алехандро, - говорю я ему в спину, наверное, единственное, что нужно было сказать.
Он вздрагивает, оборачивается, улыбается, сурово и беспомощно сдвигая брови.
***
Я смотрю, как мой муж склоняется над колыбелью моего сына. Еще много лет мне предстоит не спать ночами, обманывать днем, тревожиться и торжествовать за судьбу их обоих. Наши детские фантазии ничему нас не учат.
Fête galante. Only (17)80s kids remember this.
Название: О любви и утиной ножке
Размер: драббл, 702 слова
Персонажи: доктор Ливси и сквайр Трелони
Канон: Роберт Льюис Стивенсон "Остров Сокровищ"
Категория: джен
Жанр: юмор, повседневность, преканон
Рейтинг: общий
Краткое содержание: Ночной разговор о женщинах и любви. Сквайр и доктор еще молоды и прекрасны.
В прореху палатки заглядывала звезда, и Дэвид Ливси глядел на нее, раздумывая о том, что надо бы заштопать дырку. В последние дни его мучила усталость, и иногда он забывал даже перекусить перед сном, скорей стремясь в объятия Морфея. Но сегодня на него отчего-то напала бессонница, и это было мучительно, потому что в голову лезли мысли о доме, об Элизабет, об этой бессмысленной войне, которая ему запомнилась только человеческими страданиями.
Не помогало ничего, даже глоток рома из заветной фляжки.
читать дальшеРядом шумно вздохнул Трелони, и Ливси понял, что тот тоже не спит. Он не пошевелился, надеясь, что друг не будет мучить его разговорами, но тут же внутренне оцепенел, когда послышался шепот:
— Ливси... Вы спите?
— Нет, — ответил он после паузы.
Трелони облегченно вздохнул.
— Знаете, не могу заснуть сегодня. Странное дело! Никогда такого не бывало. Все лежу, лежу... И мысли все о бабах.
— О женщинах, вы хотели cказать?
— Не будьте занудой, вы же прекрасно меня поняли! Пусть о женщинах, хотя эти ведьмы-француженки... — он возмущенно фыркнул, и Ливси улыбнулся в темноте, вспомнив, как одна из них заманила любвеобильного Джона в сарай, но вместо девицы на сеновале оказалась недовольная коза. Помнится, Трелони очень ругался, когда штаны пришлось отдать полковому портному и два дня щеголять во внеуставных, горчичного цвета, которые ему немилосердно жали.
— Тут со мной приключилась такая история. Вы не поверите, друг мой! — тем временем продолжил тот. — Пошел я сегодня прогуляться к ручью, зашел достаточно далеко от лагеря, а там — нимфа. Обнаженная Медуза!
— Медея, может быть?
— Пусть Медея, — покладисто согласился Трелони. — Нет, правда, не смейтесь, Ливси! Миленькая, кругленькая, щечки, как наливные яблочки, а грудки! При этом талия такая, что можно обхватить двумя пальцами. И такая красота рядом с целой армией! Да ее же близко нельзя подпускать к лагерю, здесь все переубивают друг друга за такое сокровище. Я к ней и побежал... Чтобы предупредить, конечно же. А она одежду — хвать! И бежать от меня. Я все думаю — я ли такой страшный? Да еще думаю, может уговорить командира выделить мне двух солдат и отправиться по окрестным деревням за продуктами? Может быть, встречу ее... Как вы считаете?
— Хотите, я расскажу вам, кто может стать вашей идеальной подругой, Трелони? — внезапно спросил Ливси вместо ответа.
— Конечно!
Ливси устроился поудобней и неторопливо начал:
— Она будет пылкой, горячей и обжигающей, словно ветер Африки. Вы будете целовать ее, и на губах будет соль и пепел. Кожа ее смугла и пахнет яблоками. Она молчаливая и покорная, как ягненок; вы сможете сделать с ней все, что захотите.
— Мне это нравится, — вставил Трелони. Он так заинтересовался, что даже приподнял голову. — Вы ее знаете?
— Конечно. С ней встречался каждый за свою жизнь, и многие не один раз.
— Каждый? — Трелони нахмурился. — То есть, это наша общая знакомая? Хм... А она красивая?
— Очень, — почти серьезно ответил Ливси. — Все пускают слюнки при ее виде, кроме гурманов.
— Должно быть, вы говорите... Об Анне Тревильян! Я угадал? О, то-то она так многозначительно смотрела на меня перед нашим отъездом. Знаете, а, может быть, вы и правы. Только... Откуда вы знаете о том, как пахнет ее кожа? — голос Трелони уже звучал ревниво, словно Анна Тревильян давным-давно была его невестой.
— Я говорю о сочной утиной ножке, Трелони! — Ливси рассмеялся, не выдержав роль до конца, но тут же вновь посерьезнел. — Не обижайтесь на меня, мой друг, но вы так часто меняете свои пристрастия, если говорить о хорошеньких женщинах, что сдается мне, будто сытный обед гораздо милее вашему сердцу, чем любая из них.
— Да ну вас, — буркнул разобиженный Трелони и завернулся в одеяло. — Я влюблен! Очень влюблен. Вам просто этого не понять! Уж вы-то наверняка никогда не влюблялись.
Он засопел и замолчал.
Ливси улыбнулся темноте.
— Да нет, вы не правы, — через некоторое время заговорил он вновь. — Просто мне важна одна-единственная женщина, вот и все. Да и не люблю я об этом говорить, знаете ли. Словно обесцениваешь все свои чувства. Понимаете?
Он замолчал, ожидая ответа. Интересно, поймет ли его друг?
— Хррр... — Трелони внезапно издал чудовищный звук, и Дэвиду Ливси ничего не оставалось делать, кроме как посмеяться над своим откровением. Пока он медлил, не решаясь говорить, богатырский сон одолел Трелони.
«И все-таки надо зашить прореху, — подумал Ливси, закрывая глаза. — Мошкара залетает».
@темы: Роберт Льюис Стивенсон, Фанфики
четверг, 13 февраля 2014
Я открыта всем ветрам )))
Категория: арт
Автор: Weala
Канон: Жюль Верн "Дети капитана Гранта", плюс киноканон "В поисках капитана Гранта"
Название: "Прогулка в окрестностях Малькольм-кастла, 1842 г."
Рейтинг: G
Жанр: джен, смарм, приквелл
Персонажи: капитан Мак-Наббс (28 лет) и Эдди Гленерван, сын лорда Гленервана (8 лет).
Использованы: внешность актера Владимира Васильевича Гостюхина, фотопейзаж горной Шотландии, и фото неизвестной мне лошади, которая, позируя мне, нисколько не пострадала.
Примечание: с благодарностью для нашего замечательного автора Stella Lontana, поскольку вдохновение черпалось из ее фанфика "Добрая госпожа из Люсса. Тем не менее критика от всех сообщников только приветствуется.
уменьшенный размер
полный размер
Автор: Weala
Канон: Жюль Верн "Дети капитана Гранта", плюс киноканон "В поисках капитана Гранта"
Название: "Прогулка в окрестностях Малькольм-кастла, 1842 г."
Рейтинг: G
Жанр: джен, смарм, приквелл
Персонажи: капитан Мак-Наббс (28 лет) и Эдди Гленерван, сын лорда Гленервана (8 лет).
Использованы: внешность актера Владимира Васильевича Гостюхина, фотопейзаж горной Шотландии, и фото неизвестной мне лошади, которая, позируя мне, нисколько не пострадала.
Примечание: с благодарностью для нашего замечательного автора Stella Lontana, поскольку вдохновение черпалось из ее фанфика "Добрая госпожа из Люсса. Тем не менее критика от всех сообщников только приветствуется.
уменьшенный размер
полный размер
@темы: Жюль Верн, Фанарт, Экранизации
четверг, 06 февраля 2014
Я открыта всем ветрам )))
Название: Птица или дирижабль
Канон Ж.Верн «Дети капитана Гранта»
Беттинг: неотбечено, но прилизано
Размер: 4 004 слова
Персонажи: Эдуард и Элен Гленерваны, майор Мак-Наббс, Жак Паганель, Мери Грант
Пейринги: джен и слэш
Категория: PG-13
Жанр: юмор, бытовуха
Саммари: Лорд и леди подыгрывают
Примечание 1: У одного из персонажей в каноне имени нет, а здесь есть, но это проистекает просто из необходимости - здесь без личного имени было бы странно
Примечание 2: Предваряет кусок канона
Примечание 3: В тексте есть французские слова, но внизу они все объясняются в сносках, а латинские - нет.
Посвящение: Сделано в подарок для замечательного автора Stella Lontana, по заявке другого замечательного автора Внук капитана Гранта на «расписать» именно этот отрывок.
отрывок из канона« - Господин Паганель, - обратилась к нему Мери Грант, - разрешите задать вам один вопрос.
- Хоть два, дорогая мисс. Я всегда готов на них ответить.
- Скажите, вы бы очень испугались, если вдруг оказались бы на необитаемом острове?
- Я? - воскликнул Паганель.
- Не вздумайте, друг мой, уверять нас, что это ваша заветная мечта, - сказал майор.
- Я не собираюсь уверять вас в этом, - ответил географ, - но подобное приключение не пугает меня: я начал бы новую жизнь - я стал бы охотиться, ловить рыбу, жил бы зимой в пещере, летом - на дереве, устроил бы склады для запасов. Словом, колонизировал бы весь остров.
- В полном одиночестве?
- Да, если б так сложились обстоятельства. Впрочем, разве на земле бывает полное одиночество? Разве нельзя найти себе друга среди животных, приручить молодого козленка, красноречивого попугая, милую обезьянку? А если случай пошлет вам товарища вроде верного Пятницы, то чего вам еще нужно? Два друга на одиноком утесе - вот вам и счастье. Вообразите себе: я и майор...
- Благодарю вас, - сказал Мак-Наббс, - у меня нет ни малейшего желания разыгрывать роль Робинзона, я слишком плохо сыграл бы ее.
- Дорогой Паганель, - вмешалась леди Элен, - снова ваше пылкое воображение уносит вас в мир фантазий. Но мне кажется, что действительность очень отличается от мечтаний. Вы воображаете себе каких-то вымышленных Робинзонов, которых судьба предусмотрительно забрасывает на превосходно выбранные острова, где природа лелеет их, словно избалованных детей. Вы видите только лицевую сторону медали.
- Как! Вы не верите, что можно быть счастливым на необитаемом острове?
- Нет, не верю. Человек создан для общества, а не для уединения. Одиночество породит в нем лишь отчаяние. Это только вопрос времени. Пусть вначале он поглощен повседневными нуждами и заботами, отвлекающими все мысли несчастного, едва спасшегося от морских волн, пусть мысль о настоящем удаляет от него угрозу будущего. Но впоследствии, когда он осознает свое одиночество, вдали от себе подобных, без всякой надежды увидеть родину, увидеть тех, кого любит, что должен он переживать, какие страдания? Его островок - это для него весь мир. Все человечество - это он сам, и когда настанет смерть, страшная одинокая смерть, то он почувствует себя как последний человек в последний день существования мира. Поверьте мне, господин Паганель, лучше не быть этим человеком.
Паганель, не без сожаления, согласился с доводами Элен, и разговор о положительных и отрицательных сторонах одиночества продолжался до тех пор, пока "Дункан" не бросил якорь в миле расстояния от острова Амстердам».
Жюль Верн «Дети капитана Гранта» Часть II, глава 3 «Остров Амстердам»
собственно текстЛорд в белом сюртуке, очень похожем на парадный китель капитана, – намек на статус – пружинисто взбежал по трапу, нашел глазами фигурку жены у релинга на верхней палубе и двинулся к ней. Элен помахала рукой. Она любовалась, глядя, как он прижимается к борту и пропускает стюарда, как излучает кошачью грацию и немного рисуется. Они постояли рядом, глядя на тающие вдали очертания острова Амстердам, и Элен начала:
- Вчера за завтраком, как только Джон отозвал тебя наверх, - сказала она, - в ход пошла тяжелая артиллерия.
- Да ну? - Эдуард воровато оглянулся и придвинулся ближе. - Рассказывай.
Элен заговорила тоном ниже:
- Мери, сама того не ожидая, забросила наживку: «Мсье, а вы очень испугались бы на необитаемом острове»? «Ну что вы, я бы там свил гнездышко на дереве и приручал козочек и красноречивых попугайчиков»! – она скорчила потешную физиономию, подражая географу.
- Красноречивых? - Гленарван прижал ко рту белую перчатку.
Приходилось заранее экономить мгновения веселья - благонравной аристократической паре, совершающей моцион перед завтраком, пристало вести себя сдержанно, а не ржать, как матрос с подружкой в кабаке. Элен тревожно покосилась на него - не смеется ли раньше времени - и продолжила, поправляя воображаемые очки:
- «А если бы судьба послала мне спутника, чего еще желать. Двое на одиноком утесе – вот вам и счастье», - она слегка замедлила темп, подчеркнула кульминацию, как заправская актриса, Эдуард держался из последних сил. - «Вообразите: я и майор».
Муж громко расхохотался, теряя самообладание, она поймала его за кисть:
- Нет, ты слушай! «Я и майор…» Майор вздрагивает…
Эдуард застонал, делая знаки повременить, перевел дух. Элен нетерпеливо притопнула каблучком.
- …и затыкает его тут же, на этом месте. «Благодарю вас», - Элен смеясь, изобразила жест, которым подвергшийся коварному нападению майор, вцепился в сигару, - «ни малейшего желания выступать в этой роли», - и отворачивается к стене изучать деревянную панель.
- Бедняга, - Эдуард прижал пальцы к уголкам глаз, смаргивая слёзы. - А он что?
- До него постепенно доходит, что он сказал и что ему ответили. Я бросаю спасательный круг и несу какую-то очевидную чушь про страдания Робинзонов. А он тем временем теряет нить, меняется в лице, ищет что-то в карманах и, наконец, соглашается со мной во всем, раздавленный и обескураженный. А милая Мери серьезно внимает нашему балагану. И, о… майор, убедившись, что панель не претерпела изменений с тех пор, как они последний раз виделись, подсаживается к нам с непроницаемой физиономией.
Они смеются и цепляются друг за друга, так что бриз дыханий, сталкиваясь, шевелит им волосы.
- Но Эд, что же это такое? – говорит Элен. - Мне его жаль нестерпимо. Неужели это будет продолжаться?
- Тебе всех жаль, ты же добрая госпожа из Люсса. Все будет хорошо, не волнуйся. Наш ученый друг придет в себя, перегруппирует войска и снова перейдет в наступление. Французов так просто не напугаешь.
Шквал смеха все еще не отпускал их, только ослабел немного.
- Не знаю, как спасать кузена, - пожаловалась леди. - Но спасать его надо. Всё это выходит за рамки приличий и ставит его в неловкое положение. Хоть он и не покажет вида, конечно.
- Я тебя разочарую, моя добрая госпожа, - Эдуард обнимает жену за локотки. - Я знаю Брайана. Поворачивается спиной к компании он только в одном случае – скрывает победную улыбку.
- Ты думаешь?!
- Я не думаю, я вижу. Когда мы шли на Антуко, Жак еще боялся руки, протянутой, чтобы втащить его на камень, а когда мы торчали на омбу, он свалился с ветки прямо в объятия майора и преспокойно оттуда разглагольствовал. И видимо чувствовал себя заправски.
- Лорд Гленерван, вы бесчестный, злой человек! Вы мне этого не рассказали!
- Прости, прости, но ты же знаешь, что было дальше. Я чуть имя своё не забыл от ужаса, когда огонь высветил спины этих тварей в воде. Казалось: ну все - финита. Говорю тебе, это…
- Тсс.
Мимо прошуршала юбками мисис Олбинет со стопкой чистых салфеток и стала спускаться в салон.
- Да, кхм… кайманы! – сказал Эдуард. - Они были ужасны. Смотришь вниз и ожидаешь увидеть там блеск воды, и видишь нечто бугристое и… Всё?
Элен кивнула, глядя через плечо мужа. Дебора Олбинет, скрываясь под палубой, послала госпоже понимающую улыбку.
- Это то, чего он добивался, - полушепотом продолжил Эдуард. - Брайан хороший стратег, он осадил эту крепость еще до чилийского побережья. И с тех пор ведет неторопливую вдумчивую кампанию, отрезая неприятеля от последних путей сообщения, подготавливая тот момент, когда отступать не будет ни средств, ни желания.
- Погоди, погоди. Но почему же тогда «Благодарю вас, ноги моей не будет на вашем необитаемом острове»? Это было резко, знаешь ли.
- А ты представляешь себе развязку романа, Элен? Здесь. На корабле.
- О да… То есть, о нет, конечно же. Мери, Роберт. Как бы мы им это объясняли?
- Вот именно. Сделали бы вид, что приличным джентльменам свойственно порой закрываться в каютах попарно? Нет, брат не станет так поступать с нами, со мной, ручаюсь. У него могут быть свои обычаи, но он человек чести.
- А это было бы забавно, - леди на миг повернула навстречу ветерку вдруг сделавшееся мечтательным лицо. - Но просто верх непристойности, ты прав.
Эдуард, которого это выражение на лице любимой женщины отчетливо заводило – какие, однако, свидетельства темперамента благовоспитанной леди – придвинулся ближе и наклонился к уху Элен, касаясь скулой золотистого завитка.
- Но зато когда мы бросим якорь в Думбартоне, мсье можно будет «сервировать» на том столе, на котором Олбинеты расставляют сейчас тарелки к завтраку. Он будет совершенно готов.
Элен открыла глаза и через мгновение расхохоталась так, что чайки бросились от борта в открытое море. И он с удовольствием смеялся с нею, не особо заботясь о том, как это выглядит.
- Я тебе не верю, - сказала она с трудом. - Но я позабочусь, чтобы кают-компания была в полном порядке на момент, когда мы будем покидать «Дункан». И чтобы стол был чисто вытерт! Ох, мамочки… И заберу с собой всех слуг.
- Ты еще портовую вахту снотворным напои, добрая госпожа.
Чайки, было подлетевшие к борту, снова рванули на простор.
- Брайан в самом деле так опасен, да, Эд?
- Смертельно опасен. Пылающее инферно рядом с ним – эдинбургские купальни в августе.
Чайки окончательно решили кормиться подальше от взрывающейся раскатами смеха палубы.
Элен помахала кружевным платком перед лицом, словно разгоняла остатки веселости, и попыталась соорудить серьезную мину. Эдуард не собирался ей это позволять, ему так нравилась смеющаяся леди Гленарван.
- Ты помнишь, - сказал он, - ты помнишь, как Жак Пагнель в начале плавания вот так же разгонял сигарный дым? А теперь он поднимается на палубу утром и принюхивается. Клянусь, я видел это.
И едва успел подставить объятья пошатнувшейся от обессиливающего смеха супруге.
- Так, - начала Элен строго, высвобождаясь и промакивая глаза кружевом, - это заговор вокруг бедного ученого. Я не могу позволить себе... О Боже, Эдуард, держи меня, я вывалюсь за борт. Позволить тебе допустить подобное. Я умру от сострадания.
- Послушай меня, Элен, - поддерживая серьезный тон, сказал Гленарван, - ему не надо, чтобы его жалели. Я видел его в деле, поверь. Это настоящий мужчина. Мы вместе рушились с куском горы, умирали от жажды, тонули, закапывались в песок. И он ни разу не дрогнул. И как только стихал рёв очередного катаклизма, я сразу слышал его голос: «Я вишу над пропастью, но зато отсюда прекрасный вид!» Ты понимаешь, что это означает?
Голубые глаза Элен светились, в них переливались кристальные блики волн.
- Единственное, чего он не выносит, это жалость. Он скорее сдохнет, чем даст проявить ее в свой адрес. И если завтра он бросится на шею майору или упадет к его ногам, знаешь, что я сделаю? Я скажу: дамы, дамы, Роберт, что это? Вон там за облаками. Это птица или дирижабль?
Элен настолько поддалась его импровизации, что в самом деле посмотрела на небо, туда, куда указывал палец мужа.
- Я это сделаю потому, что он, право же, знает сам, что ему надо, Элен, - сказал Эдуард, опуская руку и улыбаясь в ответ на ее улыбку. - Потому что нельзя пройти с человеком то, что я прошел с ним, а потом заставлять его стыдиться самого себя, каков бы он ни был. Это было бы низко и недостойно меня. Ты понимаешь?
Элен притянула вниз его голову, поцеловала высокий и чистый львиный лоб. И заметила движение за его спиной.
- Оу, сюда идут, а я не могу согнать с лица дурацкую улыбку. Закрой меня, Эд.
Гленерван жестом радушного хозяина повернулся к подходящим, закрывая жену спиной.
- Вы решили выбраться на палубу, джентльмены? Добро пожаловать. У нас здесь приятнейшее утро в южных широтах, чистый воздух, спокойное море.
Брат подошел, шагая враскачку. Сигара в углу рта толщиной с добрую шотландскую сальную свечу привычно кривила ему лицо, придавая какое-то залихватское выражение, хорошо сочетающееся с качающейся походкой моряка.
- Воздух я берусь отравить незамедлительно, - сказал он. - Доброе утро, Элен, как отдохнули? А морем, так и быть, любуйтесь сколько угодно.
Географ всплеснул руками и снова скрылся внизу, но через мгновение показался, прижимая к груди трубу. И стал пробираться к ним, не очень ловко цепляясь развернутым монокуляром за тросы релинга.
- Ничего вы там не высмотрите, Пагнель, - сказал майор, не оборачиваясь, - море парит на рассвете. Дымка.
- Вы хотите сказать, что вам известно это физическое явление? – запальчиво спросил Пагнель. - Основанное, как утверждают, на различии… о, пардоне муа (1)!
Как по заказу, он зацепился ногой за одну из опор рядом с майором и едва не рухнул на него, в последнее мгновение поймав трос ограждения и превратив падение в попытку сесть с размаху. Труба жалобно звякнула. Майор только взглядом проводил его рывок к палубным доскам.
- Я утверждаю, что Южные моря парят по утрам, и более ничего. Я видел это добрую сотню раз из Бенгальской бухты. Ничего страшного, друг мой, поднимайтесь. Я подам вам руку.
И при этом даже не шевельнулся.
- А, тривиа (2), пустяки! Сидя наблюдать гораздо удобнее. Древние греки даже есть предпочитали, возлежа на пирах… на этих… на симпосионах. А чем мы хуже древних греков?
«Ну вот, а что я говорил», - одними глазами сказал жене Гленарван.
- Хм… в самом деле, дымка. Любопытно, - наблюдать сидя тоже не получалось: просунутый под перила монокуляр мешал выпрямить спину, а нижний трос релинга был недостаточно высок, чтобы положить трубу на него и вдобавок мешал руке.
Майор невозмутимо наблюдал возню с трубой и ограждением. Только кончик сигары слега подрагивал, будто его противоположный конец прикусывают зубами.
- Боюсь, вас не пригласили бы на древнегреческий пир, Паганель, - проговорил он медленно и раздумчиво.
- А вот и ошибаетесь, - ученый муж пытался перехватить трубу под нижним тросом, и она опасно балансировала, - там всегда были рады философам, поэтам и прочим… служителям муз.
- Дело не в музах, - все так же не спеша, затягиваясь, развивал мысль отставной офицер, - просто туда обычно не звали тех, кто по рассеянности мог лечь пятками к столу. Ха!
Гленерваны дружно согнулись пополам. Служитель муз оставил войну с релингом и положил трубу на колени, сев поудобнее.
- На мой взгляд, шутка так себе, - обратился он к супружеской паре. - Довольно плоская. Казарменный юмор, ком он дирет он Франс (3).
Элен кивнула, не имея возможности говорить. Она и правда так думала, но вот остановиться не могла.
- Солдафонская, - громко отрекомендовал свой юмор майор. Он открыто смеялся, показывая не слишком ровные и не слишком белые зубы, которые, как ни удивительно, вовсе не портили ему внешности, а наоборот добавляли обаяния. - Шутка солдафонская, дружище. Так у нас говорят.
Труба скользнула тяжелым концом между расставленных колен на палубу, и ее медный окуляр с примерной ловкостью сшиб очки с переносицы ценителя тонкого юмора. Брайан Мак-Наббс кинул в море сигару и осторожно подобрал чудом повисшие на фальшборте очки. А затем совершенно бесцеремонно отобрал у Паганеля и второй оптический прибор. И, обойдя, легко приподнял его одной рукой за пояс.
- Вставайте. На палубе хорошего судна не должны возлежать философы, поэты и прочий мусор. За это могут наказать вахтенных.
- Вот так вы и думаете, - вскричал географ, пытаясь жестикулировать. - Вы проговорились наконец-то, ужасный человек.
- Ну-ну. Руку на поручень, и я вас поднимаю. Отлично. Держите очки.
- Позвольте вас поблагодарить. Как это замечательно, стоять, друзья, и видеть вас всех с привычной точки зрения. Но эта дымка, как она некстати... Я вас не обеспокоил милорд? Миледи, нет? – он улыбнулся им своей лучезарной улыбкой, в которой не было ни тени заискивания. - Не прервал важный разговор?
Легкое покачивание головы на этом вопросительном «нет», как бы приглашало аристократическую чету тоже покачать головами в утвердительном «нет».
«Прекрасно знает, что нет, - подумала Элен, - просто наслаждается тем, что все его любят и всё ему прощают. Эдуард смотрит на него блаженно расширившимися глазами, как на собственное дитя, я улыбаюсь растрогано. Когда он успел нас так приручить?»
- О, вы каким-то образом потеряли сигару, майор, - сказал географ, надевая очки. - Я был уверен, что вы курили, когда мы поднимались на палубу.
Элен прыснула в ладошку. Майор ответил несвойственным ему тяжелым взглядом.
- Вы должны мне уже дюжину сигар, несчастный. Я расшвырял их по половине земного шара из-за ваших бесконечных коллизий. Запоминайте: «Пор Лараньяга». Сохраните в феноменальной части вашей памяти.
- Хорошо, мой друг, хорошо, - с энтузиазмом отозвался ученый. - В ближайшем… э… цивилизованном порту я наверняка смог бы пополнить ваши запасы. А сейчас позвольте мне воспользоваться редким случаем.
- Каким случаем? – взгляд Мак-Наббса не становился легче, но наливался подозрением.
- Тем, что у вас во рту нет сигары, конечно же! - отвечая на него полным искренности взором, заявил Паганель.
Общество панически переглянулось. Эдуард, чувствуя настоятельную потребность закрыться в каюте и смеяться добрых полчаса до головокружения и едва сохраняя лицо от гримас, произнес:
- Будет лучше, если вы сначала посветите нас в тонкости вашего плана.
- Извольте, - с готовностью отозвался ученый. - Как вы можете видеть, рост майора меньше моего на пол фута, если не на целый фут. Я нахожу этот рост весьма подходящим для моего предприятия. Встаньте сюда, мой дорогой друг. Все, что от вас требуется, это не шевелиться.
Лицо Мак-Наббса, которого перемещали в удобное положение, утратило всегдашнюю гэльскую невыразительность. Казалось, он сейчас унизится до просьбы о помощи со стороны брата и невестки. Но те не могли ее оказать по очевидной причине - они умирали от смеха.
- На плечо стоящего в неподвижности… в неподвижности, майор!.. человека. Мы помещаем подзорную трубу - э вуаля! (4) - получаем походную обсервацию, чрезвычайно удобную и способную к самостоятельным перемещениям. И сгибаться почти не приходится. Что вас так развеселило, господа?
- Все в порядке, мой дорогой, - Эдуард успокаиваясь, положил руку на плечо ученого. - Мы испытали ни с чем не сравнимое облегчение. А чем же вам мешала его сигара?
- Ну естественно дымом, который застилает окуляр и мешает обзору. А разве нет? – он оглянулся, словно искал невидимых свидетелей правоты своих слов.
«Да ему это просто нравится, - думала Элен, вытирая слезы. - Еще бы! Смущать и сбивать с толку мужчину старше себя, много раз воевавшего, к которому ты неравнодушен. Он просто развлекается. И если я права, то майор сначала разыграет недовольство, а потом будет стоять под монокуляром столько, сколько нужно, чтобы заслужить горячую признательность».
- То есть, мне уготована роль треноги и вдобавок мне будет не позволено курить? - с опасными нотками осведомился майор. - А что я получу взамен?
«Ого!» – подумала Элен и, посмотрев на мужа, прочитала на его лице то же самое: «Ого!».
- Как можно быть тель меркантиль (5)! Речь идет о служении науке.
- Ничего. Как я и думал. Ладно, снимайте чертову трубу, так и быть, я постою, но не раньше, чем выкурю сигару. Все равно дымка еще не рассеялась.
Майора немедленно освободили из плена, и он занялся сигарным ритуалом.
- А кстати, что вы собрались наблюдать? - спросил Эдуард. - Амстердам уже скрылся, других островов не будет неделю, если не больше. Море в этих местах пустынно.
- Живые острова, милорд! Ни больше ни меньше!
Тон ученого красноречиво заявлял: «спросите меня, и я вам расскажу».
- О, пожалуйста, Паганель, это так интересно, - Элен подобралась поближе.
Географ устроился спиной к релингу. Рядом с незажженной сигарой примостился майор и приготовился слушать.
- Киты, господа, се руа де мер (6), волнуют воображение натуралистов очень давно, но изучать их… м… необыкновенно сложно. Редкая встреча вблизи заканчивается возможностью как следует рассмотреть…
- Редкая встреча вблизи заканчивается, – вставил майор.
- Н-не перебивайте меня. Мы сейчас говорим не о хищных китах, а о самых больших, Balaenoptera musculus, известных также как «полосатик Сиббалда», они питаются разной мелочью и не представляют угрозы для человека. Это такие пейзане морей.
- Ну как же, - у майора явно было собственное мнение об угрозах, исходящих от разных крупных тварей. - У вас и аргентинские гаучос были мирными пейзанами.
- Братец, ну я прошу вас! – Элен воззрилась на родственника с ласковым нажимом. - Продолжайте Паганель! «Полосатик Сиббалда», какое милое название.
- Этот милый полосатик, дорогая леди, больше вашего «Дункана». Да, да. Знаменитый шведский натуралист Карл Линней в его труде «Система природы», вышедшем в 1758 году, назвал его musculus, то есть мышонок, имея в виду его серый цвет. А один из известнейших китобоев нашего времени, норвежец Свен Фойн, предложил наименование «синий кит». А американец Герман Мелвил в 1851 году назвал его белым китом с sulphur-bottom - сернисто-желтым животом.
- Я бы поверил китобою, - сказал майор.
- Верить здесь не совсем правильно, надо проверять, - задумчиво сказал ученый и, заметив, что сигара не зажжена, достал спички. - Синий, серый, белый или полосатый?
- А как вы попросите его перевернуться на спину, - майор охотно подставил сигару. - Пощекочите?
Элен расхохоталась, представив себе подобную картинку, а Эдуард кажется кое в чем усомнился:
- Погодите, но разве этот кит не обитатель северных морей?
- Ха! Это было бы – да, вполне в духе Паганеля, - обрадовался Мак-Наббс. - Ну согласитесь?
- Прикуривайте и слушайте, представитель воинствующего невежества, - строго сказал Паганель, – пока я не обжег себе пальцы. Эта точка зрения устарела, милорд. В настоящий момент совершенно точно известно, что они лё космополит (7). То есть перемещаются свободно по всем океанам ради поиска пищи и… - он взглянул на Элен, - других представителей своего вида.
«Понятно, - подумала Элен, - речь идет о самках. Но слух дам такими грубыми материями оскорблять нельзя, будем делать вид, что киты просто дружат».
- Ничего не понимаю, - майор взглянул на сигару, - она не зажжена.
- А, сейчас, сейчас, - ученый зажег еще одну спичку и протянул ее все так же, не глядя.
- Представьте себе, друзья мои, - взволнованно отвел он вторую руку. - Такое огромное животное, что поляной, на которой оно резвится, является весь мир. Вас это не вдохновляет?
Он снова улыбался сияющей детской улыбкой, которая совершенно меняла его лицо.
- А мы даже не знаем, какого оно цвета! Разве это не называется ничего не видеть у себя под носом? А, майор? Что же вы не курите? Дымка рассеивается.
- Я не курю, мой дорогой друг, - с преувеличенным спокойствием отозвался майор, - потому что вы прожгли мою сигару на середине, - он продемонстрировал черное пятно пропалины, - что дает нам еще один пример ничего-не-видения у себя под носом.
Улыбка Паганеля погасла.
- Мне положительно как-то с ними не везет…
Майор отступил, словно желая продемонстрировать себя в гневе и удручении.
- Две великолепных гаванос за четверть часа. Ах, Паганель, Паганель, как вы дорого мне обходитесь.
Элен снова почувствовала удушающую жалость и нежность к бедному ученому, которого совсем недавно уже записала в ловкие манипуляторы и даже положила себе побиться с мужем об заклад, что это именно майор пляшет под его дудку, а не наоборот. Она почти решила вмешаться, но тут взглянула на Эдуарда и поняла, что не стоит. Вид у лорда был самый заговорщический, явно он знал о табачных запасах брата достаточно много.
- И как раз тогда, когда нам предстоит переход по самым безлюдным местам, - продолжал сокрушенно разоряться Мак-Наббс.
Он вытащил из внутреннего кармашка очередную шоколадного цвета витолу с золотым колечком, провел ей у носа и, предусмотрительно отойдя как можно дальше от Паганеля, присел на бухту кабельтового.
- Мне, правда, очень неловко, - На Паганеля было больно смотреть. - Если я могу чем-то помочь…
- Не надо. Стойте, где стоите, - Мак-Наббс зажег спичку о канат, на котором сидел, и занялся сосредоточенным раскуриванием сигары. - А что, Эдуард, до Австралии остановки будут?
- Мне очень жаль, кузен, - осторожно, как врач о неизлечимой болезни, вымолвил Гленерван. - Боюсь, что ни одно место, которое мы посетим в этой части света, не даст тебе возможности…
Элен подтолкнула его локтем: «не переигрывай».
- …но ты не огорчайся. Мы закажем Джону, и он купит их для тебя в Мельбурне.
- Мельбурн так Мельбурн, - отозвался майор. - Какие сигары я курю, Паганель?
- Извольте. «Пор Лараньяга», выпускаются с 1834 года, растение Nicotiana Tabacum, сорт Habanensis, табачные плантации Игнасио Лараньяги, сорт Анателас, пять дюймов на пол дюйма, сушка с частичным завяливанием, резанный лист и ручная скрутка.
- Браво! – воскликнула Элен, глядя на майора умоляюще.
Тот выдерживал драматическую паузу, позволяя дыму первой затяжки, белому как облако, струиться из расслабленных губ. Эдуард иронично поднял брови:
- Заметь, ты куришь всю сознательную жизнь, а ничего не знаешь.
Аудитория ждала.
- Положительно вы гений, дорогой мой! – решительно сказал майор. - Простите старого гэльского дурня за скверное обращение. Я прошу вас забыть об этих чертовых сигарах. Они мне не так дороги, как ваше расположение. О нет, стойте у борта!
Но было поздно. Обрадованный примирением ученый бросился обнимать друга, рискуя обжечься о злосчастную сигару, которую майор поспешно перебросил в угол рта, подальше от его лица. А поскольку прижатие к сердцу, похлопывания и заверения в неизменном расположении майор принимал сидя, то высокий географ буквально принужден был стать коленями на палубу. Он тут же вскочил, отряхиваясь, но Гленерванам хватило и этого минутного зрелища. Эдуард торопливо забросил руку жены на согнутый локоть.
- Мы с Элен, пожалуй, прогуляемся на корму.
- Отлично, - напутствовал их майор, - постарайтесь столкнуться с Олбинетом и разузнать о завтраке.
Скрывшись за ютом, они разразились приступом тихого хохота и смеялись, пока не прижались без сил к стенке камбуза.
- Ты был уверен, что знаешь, кто на кого охотится, - хватая воздух ртом, поддела мужа Элен. - Птица или дирижабль! А сам даже шевельнуться не успел. Сдавайтесь, сыны вереска!
- Я не то, что не успел, - выдохнул Эдуард с веселой яростью, - я не смог.
Он тряхнул волосами и добавил уже ровнее:
- Да и смысл выяснять, кто на кого охотился, если оба охотника уже попались.
Он поднялся, помогая и Элен встать ровно, поправил эгретку на ее маленькой шляпке-заколке и выбившийся локон. Элен отряхнула белый сюртук мужа.
- На сегодня мы полностью выбрали лимит дурачеств, дорогая, - Эдуард поднял подбородок, давая жене поправить ворот и галстук. - Еще немного и наша репутация начнет крениться.
- Давай просто гулять, - согласилась она, - а в их сторону даже смотреть не будем. Поговорим о чем-нибудь отвлеченном.
- А ты знаешь, что я хотел купить фанатоскоп для кают-компании. Это такой ящичек, вроде волшебного фонаря, но побольше того, что мы смотрели в Лондоне.
- Какой прогресс! Волшебный фонарь на яхте! Невероятно!
- Это что, Элен. Мы говорили с лордом Дугласом накануне отплытия, он сказал, что скоро можно будет брать с собой и аппараты, запечатляющие происходящее, вроде дагеротипов, только с движущимися картинками. Называется «синематограф». Вообрази, мы уходим в плавание и берем с собой хроникера, и он заносит все происходящее на специальную ленту. Синематографическая хроника: «Лорд и леди Гленерван в поисках капитана Гранта». Наши злоключения и счастливая встреча с капитаном Грантом, и то, как Роберт и Мери бросаются обнимать спасенного отца…
Но выражение «бросаются обнимать» внезапно вызвало у них одну и ту же мысль, отчего Эдуард замолчал, а Элен перестала вторить ему восхищенными вздохами.
- Знаешь, Эд, - сказала она после минутного молчания, - а может, обойдемся без этих новшеств? А то еще запечатлит что-нибудь не то, чего бы лучше не запечатлять. Право, дорогой, старое и доброе всегда лучше нового и непроверенного.
«Настоящая шотландка и истинная леди, - подумал Гленерван. - А вот как вышло, что я женился по любви? Природное чутье, не иначе».
1 pardonnez-moi (фр.) - простите меня
2 trivia (фр.) – ерунда.
3 comme on dirait en France (фр.) – как сказали бы во Франции
4 et voile; (фр.) – и вот
5 telle mercantile (фр.) – таким меркантильным
6 ces rois des mers (фр.) – эти короли морей
7 les cosmopolites (фр.) - космополиты
Канон Ж.Верн «Дети капитана Гранта»
Беттинг: неотбечено, но прилизано
Размер: 4 004 слова
Персонажи: Эдуард и Элен Гленерваны, майор Мак-Наббс, Жак Паганель, Мери Грант
Пейринги: джен и слэш
Категория: PG-13
Жанр: юмор, бытовуха
Саммари: Лорд и леди подыгрывают
Примечание 1: У одного из персонажей в каноне имени нет, а здесь есть, но это проистекает просто из необходимости - здесь без личного имени было бы странно
Примечание 2: Предваряет кусок канона
Примечание 3: В тексте есть французские слова, но внизу они все объясняются в сносках, а латинские - нет.
Посвящение: Сделано в подарок для замечательного автора Stella Lontana, по заявке другого замечательного автора Внук капитана Гранта на «расписать» именно этот отрывок.
отрывок из канона« - Господин Паганель, - обратилась к нему Мери Грант, - разрешите задать вам один вопрос.
- Хоть два, дорогая мисс. Я всегда готов на них ответить.
- Скажите, вы бы очень испугались, если вдруг оказались бы на необитаемом острове?
- Я? - воскликнул Паганель.
- Не вздумайте, друг мой, уверять нас, что это ваша заветная мечта, - сказал майор.
- Я не собираюсь уверять вас в этом, - ответил географ, - но подобное приключение не пугает меня: я начал бы новую жизнь - я стал бы охотиться, ловить рыбу, жил бы зимой в пещере, летом - на дереве, устроил бы склады для запасов. Словом, колонизировал бы весь остров.
- В полном одиночестве?
- Да, если б так сложились обстоятельства. Впрочем, разве на земле бывает полное одиночество? Разве нельзя найти себе друга среди животных, приручить молодого козленка, красноречивого попугая, милую обезьянку? А если случай пошлет вам товарища вроде верного Пятницы, то чего вам еще нужно? Два друга на одиноком утесе - вот вам и счастье. Вообразите себе: я и майор...
- Благодарю вас, - сказал Мак-Наббс, - у меня нет ни малейшего желания разыгрывать роль Робинзона, я слишком плохо сыграл бы ее.
- Дорогой Паганель, - вмешалась леди Элен, - снова ваше пылкое воображение уносит вас в мир фантазий. Но мне кажется, что действительность очень отличается от мечтаний. Вы воображаете себе каких-то вымышленных Робинзонов, которых судьба предусмотрительно забрасывает на превосходно выбранные острова, где природа лелеет их, словно избалованных детей. Вы видите только лицевую сторону медали.
- Как! Вы не верите, что можно быть счастливым на необитаемом острове?
- Нет, не верю. Человек создан для общества, а не для уединения. Одиночество породит в нем лишь отчаяние. Это только вопрос времени. Пусть вначале он поглощен повседневными нуждами и заботами, отвлекающими все мысли несчастного, едва спасшегося от морских волн, пусть мысль о настоящем удаляет от него угрозу будущего. Но впоследствии, когда он осознает свое одиночество, вдали от себе подобных, без всякой надежды увидеть родину, увидеть тех, кого любит, что должен он переживать, какие страдания? Его островок - это для него весь мир. Все человечество - это он сам, и когда настанет смерть, страшная одинокая смерть, то он почувствует себя как последний человек в последний день существования мира. Поверьте мне, господин Паганель, лучше не быть этим человеком.
Паганель, не без сожаления, согласился с доводами Элен, и разговор о положительных и отрицательных сторонах одиночества продолжался до тех пор, пока "Дункан" не бросил якорь в миле расстояния от острова Амстердам».
Жюль Верн «Дети капитана Гранта» Часть II, глава 3 «Остров Амстердам»
собственно текстЛорд в белом сюртуке, очень похожем на парадный китель капитана, – намек на статус – пружинисто взбежал по трапу, нашел глазами фигурку жены у релинга на верхней палубе и двинулся к ней. Элен помахала рукой. Она любовалась, глядя, как он прижимается к борту и пропускает стюарда, как излучает кошачью грацию и немного рисуется. Они постояли рядом, глядя на тающие вдали очертания острова Амстердам, и Элен начала:
- Вчера за завтраком, как только Джон отозвал тебя наверх, - сказала она, - в ход пошла тяжелая артиллерия.
- Да ну? - Эдуард воровато оглянулся и придвинулся ближе. - Рассказывай.
Элен заговорила тоном ниже:
- Мери, сама того не ожидая, забросила наживку: «Мсье, а вы очень испугались бы на необитаемом острове»? «Ну что вы, я бы там свил гнездышко на дереве и приручал козочек и красноречивых попугайчиков»! – она скорчила потешную физиономию, подражая географу.
- Красноречивых? - Гленарван прижал ко рту белую перчатку.
Приходилось заранее экономить мгновения веселья - благонравной аристократической паре, совершающей моцион перед завтраком, пристало вести себя сдержанно, а не ржать, как матрос с подружкой в кабаке. Элен тревожно покосилась на него - не смеется ли раньше времени - и продолжила, поправляя воображаемые очки:
- «А если бы судьба послала мне спутника, чего еще желать. Двое на одиноком утесе – вот вам и счастье», - она слегка замедлила темп, подчеркнула кульминацию, как заправская актриса, Эдуард держался из последних сил. - «Вообразите: я и майор».
Муж громко расхохотался, теряя самообладание, она поймала его за кисть:
- Нет, ты слушай! «Я и майор…» Майор вздрагивает…
Эдуард застонал, делая знаки повременить, перевел дух. Элен нетерпеливо притопнула каблучком.
- …и затыкает его тут же, на этом месте. «Благодарю вас», - Элен смеясь, изобразила жест, которым подвергшийся коварному нападению майор, вцепился в сигару, - «ни малейшего желания выступать в этой роли», - и отворачивается к стене изучать деревянную панель.
- Бедняга, - Эдуард прижал пальцы к уголкам глаз, смаргивая слёзы. - А он что?
- До него постепенно доходит, что он сказал и что ему ответили. Я бросаю спасательный круг и несу какую-то очевидную чушь про страдания Робинзонов. А он тем временем теряет нить, меняется в лице, ищет что-то в карманах и, наконец, соглашается со мной во всем, раздавленный и обескураженный. А милая Мери серьезно внимает нашему балагану. И, о… майор, убедившись, что панель не претерпела изменений с тех пор, как они последний раз виделись, подсаживается к нам с непроницаемой физиономией.
Они смеются и цепляются друг за друга, так что бриз дыханий, сталкиваясь, шевелит им волосы.
- Но Эд, что же это такое? – говорит Элен. - Мне его жаль нестерпимо. Неужели это будет продолжаться?
- Тебе всех жаль, ты же добрая госпожа из Люсса. Все будет хорошо, не волнуйся. Наш ученый друг придет в себя, перегруппирует войска и снова перейдет в наступление. Французов так просто не напугаешь.
Шквал смеха все еще не отпускал их, только ослабел немного.
- Не знаю, как спасать кузена, - пожаловалась леди. - Но спасать его надо. Всё это выходит за рамки приличий и ставит его в неловкое положение. Хоть он и не покажет вида, конечно.
- Я тебя разочарую, моя добрая госпожа, - Эдуард обнимает жену за локотки. - Я знаю Брайана. Поворачивается спиной к компании он только в одном случае – скрывает победную улыбку.
- Ты думаешь?!
- Я не думаю, я вижу. Когда мы шли на Антуко, Жак еще боялся руки, протянутой, чтобы втащить его на камень, а когда мы торчали на омбу, он свалился с ветки прямо в объятия майора и преспокойно оттуда разглагольствовал. И видимо чувствовал себя заправски.
- Лорд Гленерван, вы бесчестный, злой человек! Вы мне этого не рассказали!
- Прости, прости, но ты же знаешь, что было дальше. Я чуть имя своё не забыл от ужаса, когда огонь высветил спины этих тварей в воде. Казалось: ну все - финита. Говорю тебе, это…
- Тсс.
Мимо прошуршала юбками мисис Олбинет со стопкой чистых салфеток и стала спускаться в салон.
- Да, кхм… кайманы! – сказал Эдуард. - Они были ужасны. Смотришь вниз и ожидаешь увидеть там блеск воды, и видишь нечто бугристое и… Всё?
Элен кивнула, глядя через плечо мужа. Дебора Олбинет, скрываясь под палубой, послала госпоже понимающую улыбку.
- Это то, чего он добивался, - полушепотом продолжил Эдуард. - Брайан хороший стратег, он осадил эту крепость еще до чилийского побережья. И с тех пор ведет неторопливую вдумчивую кампанию, отрезая неприятеля от последних путей сообщения, подготавливая тот момент, когда отступать не будет ни средств, ни желания.
- Погоди, погоди. Но почему же тогда «Благодарю вас, ноги моей не будет на вашем необитаемом острове»? Это было резко, знаешь ли.
- А ты представляешь себе развязку романа, Элен? Здесь. На корабле.
- О да… То есть, о нет, конечно же. Мери, Роберт. Как бы мы им это объясняли?
- Вот именно. Сделали бы вид, что приличным джентльменам свойственно порой закрываться в каютах попарно? Нет, брат не станет так поступать с нами, со мной, ручаюсь. У него могут быть свои обычаи, но он человек чести.
- А это было бы забавно, - леди на миг повернула навстречу ветерку вдруг сделавшееся мечтательным лицо. - Но просто верх непристойности, ты прав.
Эдуард, которого это выражение на лице любимой женщины отчетливо заводило – какие, однако, свидетельства темперамента благовоспитанной леди – придвинулся ближе и наклонился к уху Элен, касаясь скулой золотистого завитка.
- Но зато когда мы бросим якорь в Думбартоне, мсье можно будет «сервировать» на том столе, на котором Олбинеты расставляют сейчас тарелки к завтраку. Он будет совершенно готов.
Элен открыла глаза и через мгновение расхохоталась так, что чайки бросились от борта в открытое море. И он с удовольствием смеялся с нею, не особо заботясь о том, как это выглядит.
- Я тебе не верю, - сказала она с трудом. - Но я позабочусь, чтобы кают-компания была в полном порядке на момент, когда мы будем покидать «Дункан». И чтобы стол был чисто вытерт! Ох, мамочки… И заберу с собой всех слуг.
- Ты еще портовую вахту снотворным напои, добрая госпожа.
Чайки, было подлетевшие к борту, снова рванули на простор.
- Брайан в самом деле так опасен, да, Эд?
- Смертельно опасен. Пылающее инферно рядом с ним – эдинбургские купальни в августе.
Чайки окончательно решили кормиться подальше от взрывающейся раскатами смеха палубы.
Элен помахала кружевным платком перед лицом, словно разгоняла остатки веселости, и попыталась соорудить серьезную мину. Эдуард не собирался ей это позволять, ему так нравилась смеющаяся леди Гленарван.
- Ты помнишь, - сказал он, - ты помнишь, как Жак Пагнель в начале плавания вот так же разгонял сигарный дым? А теперь он поднимается на палубу утром и принюхивается. Клянусь, я видел это.
И едва успел подставить объятья пошатнувшейся от обессиливающего смеха супруге.
- Так, - начала Элен строго, высвобождаясь и промакивая глаза кружевом, - это заговор вокруг бедного ученого. Я не могу позволить себе... О Боже, Эдуард, держи меня, я вывалюсь за борт. Позволить тебе допустить подобное. Я умру от сострадания.
- Послушай меня, Элен, - поддерживая серьезный тон, сказал Гленарван, - ему не надо, чтобы его жалели. Я видел его в деле, поверь. Это настоящий мужчина. Мы вместе рушились с куском горы, умирали от жажды, тонули, закапывались в песок. И он ни разу не дрогнул. И как только стихал рёв очередного катаклизма, я сразу слышал его голос: «Я вишу над пропастью, но зато отсюда прекрасный вид!» Ты понимаешь, что это означает?
Голубые глаза Элен светились, в них переливались кристальные блики волн.
- Единственное, чего он не выносит, это жалость. Он скорее сдохнет, чем даст проявить ее в свой адрес. И если завтра он бросится на шею майору или упадет к его ногам, знаешь, что я сделаю? Я скажу: дамы, дамы, Роберт, что это? Вон там за облаками. Это птица или дирижабль?
Элен настолько поддалась его импровизации, что в самом деле посмотрела на небо, туда, куда указывал палец мужа.
- Я это сделаю потому, что он, право же, знает сам, что ему надо, Элен, - сказал Эдуард, опуская руку и улыбаясь в ответ на ее улыбку. - Потому что нельзя пройти с человеком то, что я прошел с ним, а потом заставлять его стыдиться самого себя, каков бы он ни был. Это было бы низко и недостойно меня. Ты понимаешь?
Элен притянула вниз его голову, поцеловала высокий и чистый львиный лоб. И заметила движение за его спиной.
- Оу, сюда идут, а я не могу согнать с лица дурацкую улыбку. Закрой меня, Эд.
Гленерван жестом радушного хозяина повернулся к подходящим, закрывая жену спиной.
- Вы решили выбраться на палубу, джентльмены? Добро пожаловать. У нас здесь приятнейшее утро в южных широтах, чистый воздух, спокойное море.
Брат подошел, шагая враскачку. Сигара в углу рта толщиной с добрую шотландскую сальную свечу привычно кривила ему лицо, придавая какое-то залихватское выражение, хорошо сочетающееся с качающейся походкой моряка.
- Воздух я берусь отравить незамедлительно, - сказал он. - Доброе утро, Элен, как отдохнули? А морем, так и быть, любуйтесь сколько угодно.
Географ всплеснул руками и снова скрылся внизу, но через мгновение показался, прижимая к груди трубу. И стал пробираться к ним, не очень ловко цепляясь развернутым монокуляром за тросы релинга.
- Ничего вы там не высмотрите, Пагнель, - сказал майор, не оборачиваясь, - море парит на рассвете. Дымка.
- Вы хотите сказать, что вам известно это физическое явление? – запальчиво спросил Пагнель. - Основанное, как утверждают, на различии… о, пардоне муа (1)!
Как по заказу, он зацепился ногой за одну из опор рядом с майором и едва не рухнул на него, в последнее мгновение поймав трос ограждения и превратив падение в попытку сесть с размаху. Труба жалобно звякнула. Майор только взглядом проводил его рывок к палубным доскам.
- Я утверждаю, что Южные моря парят по утрам, и более ничего. Я видел это добрую сотню раз из Бенгальской бухты. Ничего страшного, друг мой, поднимайтесь. Я подам вам руку.
И при этом даже не шевельнулся.
- А, тривиа (2), пустяки! Сидя наблюдать гораздо удобнее. Древние греки даже есть предпочитали, возлежа на пирах… на этих… на симпосионах. А чем мы хуже древних греков?
«Ну вот, а что я говорил», - одними глазами сказал жене Гленарван.
- Хм… в самом деле, дымка. Любопытно, - наблюдать сидя тоже не получалось: просунутый под перила монокуляр мешал выпрямить спину, а нижний трос релинга был недостаточно высок, чтобы положить трубу на него и вдобавок мешал руке.
Майор невозмутимо наблюдал возню с трубой и ограждением. Только кончик сигары слега подрагивал, будто его противоположный конец прикусывают зубами.
- Боюсь, вас не пригласили бы на древнегреческий пир, Паганель, - проговорил он медленно и раздумчиво.
- А вот и ошибаетесь, - ученый муж пытался перехватить трубу под нижним тросом, и она опасно балансировала, - там всегда были рады философам, поэтам и прочим… служителям муз.
- Дело не в музах, - все так же не спеша, затягиваясь, развивал мысль отставной офицер, - просто туда обычно не звали тех, кто по рассеянности мог лечь пятками к столу. Ха!
Гленерваны дружно согнулись пополам. Служитель муз оставил войну с релингом и положил трубу на колени, сев поудобнее.
- На мой взгляд, шутка так себе, - обратился он к супружеской паре. - Довольно плоская. Казарменный юмор, ком он дирет он Франс (3).
Элен кивнула, не имея возможности говорить. Она и правда так думала, но вот остановиться не могла.
- Солдафонская, - громко отрекомендовал свой юмор майор. Он открыто смеялся, показывая не слишком ровные и не слишком белые зубы, которые, как ни удивительно, вовсе не портили ему внешности, а наоборот добавляли обаяния. - Шутка солдафонская, дружище. Так у нас говорят.
Труба скользнула тяжелым концом между расставленных колен на палубу, и ее медный окуляр с примерной ловкостью сшиб очки с переносицы ценителя тонкого юмора. Брайан Мак-Наббс кинул в море сигару и осторожно подобрал чудом повисшие на фальшборте очки. А затем совершенно бесцеремонно отобрал у Паганеля и второй оптический прибор. И, обойдя, легко приподнял его одной рукой за пояс.
- Вставайте. На палубе хорошего судна не должны возлежать философы, поэты и прочий мусор. За это могут наказать вахтенных.
- Вот так вы и думаете, - вскричал географ, пытаясь жестикулировать. - Вы проговорились наконец-то, ужасный человек.
- Ну-ну. Руку на поручень, и я вас поднимаю. Отлично. Держите очки.
- Позвольте вас поблагодарить. Как это замечательно, стоять, друзья, и видеть вас всех с привычной точки зрения. Но эта дымка, как она некстати... Я вас не обеспокоил милорд? Миледи, нет? – он улыбнулся им своей лучезарной улыбкой, в которой не было ни тени заискивания. - Не прервал важный разговор?
Легкое покачивание головы на этом вопросительном «нет», как бы приглашало аристократическую чету тоже покачать головами в утвердительном «нет».
«Прекрасно знает, что нет, - подумала Элен, - просто наслаждается тем, что все его любят и всё ему прощают. Эдуард смотрит на него блаженно расширившимися глазами, как на собственное дитя, я улыбаюсь растрогано. Когда он успел нас так приручить?»
- О, вы каким-то образом потеряли сигару, майор, - сказал географ, надевая очки. - Я был уверен, что вы курили, когда мы поднимались на палубу.
Элен прыснула в ладошку. Майор ответил несвойственным ему тяжелым взглядом.
- Вы должны мне уже дюжину сигар, несчастный. Я расшвырял их по половине земного шара из-за ваших бесконечных коллизий. Запоминайте: «Пор Лараньяга». Сохраните в феноменальной части вашей памяти.
- Хорошо, мой друг, хорошо, - с энтузиазмом отозвался ученый. - В ближайшем… э… цивилизованном порту я наверняка смог бы пополнить ваши запасы. А сейчас позвольте мне воспользоваться редким случаем.
- Каким случаем? – взгляд Мак-Наббса не становился легче, но наливался подозрением.
- Тем, что у вас во рту нет сигары, конечно же! - отвечая на него полным искренности взором, заявил Паганель.
Общество панически переглянулось. Эдуард, чувствуя настоятельную потребность закрыться в каюте и смеяться добрых полчаса до головокружения и едва сохраняя лицо от гримас, произнес:
- Будет лучше, если вы сначала посветите нас в тонкости вашего плана.
- Извольте, - с готовностью отозвался ученый. - Как вы можете видеть, рост майора меньше моего на пол фута, если не на целый фут. Я нахожу этот рост весьма подходящим для моего предприятия. Встаньте сюда, мой дорогой друг. Все, что от вас требуется, это не шевелиться.
Лицо Мак-Наббса, которого перемещали в удобное положение, утратило всегдашнюю гэльскую невыразительность. Казалось, он сейчас унизится до просьбы о помощи со стороны брата и невестки. Но те не могли ее оказать по очевидной причине - они умирали от смеха.
- На плечо стоящего в неподвижности… в неподвижности, майор!.. человека. Мы помещаем подзорную трубу - э вуаля! (4) - получаем походную обсервацию, чрезвычайно удобную и способную к самостоятельным перемещениям. И сгибаться почти не приходится. Что вас так развеселило, господа?
- Все в порядке, мой дорогой, - Эдуард успокаиваясь, положил руку на плечо ученого. - Мы испытали ни с чем не сравнимое облегчение. А чем же вам мешала его сигара?
- Ну естественно дымом, который застилает окуляр и мешает обзору. А разве нет? – он оглянулся, словно искал невидимых свидетелей правоты своих слов.
«Да ему это просто нравится, - думала Элен, вытирая слезы. - Еще бы! Смущать и сбивать с толку мужчину старше себя, много раз воевавшего, к которому ты неравнодушен. Он просто развлекается. И если я права, то майор сначала разыграет недовольство, а потом будет стоять под монокуляром столько, сколько нужно, чтобы заслужить горячую признательность».
- То есть, мне уготована роль треноги и вдобавок мне будет не позволено курить? - с опасными нотками осведомился майор. - А что я получу взамен?
«Ого!» – подумала Элен и, посмотрев на мужа, прочитала на его лице то же самое: «Ого!».
- Как можно быть тель меркантиль (5)! Речь идет о служении науке.
- Ничего. Как я и думал. Ладно, снимайте чертову трубу, так и быть, я постою, но не раньше, чем выкурю сигару. Все равно дымка еще не рассеялась.
Майора немедленно освободили из плена, и он занялся сигарным ритуалом.
- А кстати, что вы собрались наблюдать? - спросил Эдуард. - Амстердам уже скрылся, других островов не будет неделю, если не больше. Море в этих местах пустынно.
- Живые острова, милорд! Ни больше ни меньше!
Тон ученого красноречиво заявлял: «спросите меня, и я вам расскажу».
- О, пожалуйста, Паганель, это так интересно, - Элен подобралась поближе.
Географ устроился спиной к релингу. Рядом с незажженной сигарой примостился майор и приготовился слушать.
- Киты, господа, се руа де мер (6), волнуют воображение натуралистов очень давно, но изучать их… м… необыкновенно сложно. Редкая встреча вблизи заканчивается возможностью как следует рассмотреть…
- Редкая встреча вблизи заканчивается, – вставил майор.
- Н-не перебивайте меня. Мы сейчас говорим не о хищных китах, а о самых больших, Balaenoptera musculus, известных также как «полосатик Сиббалда», они питаются разной мелочью и не представляют угрозы для человека. Это такие пейзане морей.
- Ну как же, - у майора явно было собственное мнение об угрозах, исходящих от разных крупных тварей. - У вас и аргентинские гаучос были мирными пейзанами.
- Братец, ну я прошу вас! – Элен воззрилась на родственника с ласковым нажимом. - Продолжайте Паганель! «Полосатик Сиббалда», какое милое название.
- Этот милый полосатик, дорогая леди, больше вашего «Дункана». Да, да. Знаменитый шведский натуралист Карл Линней в его труде «Система природы», вышедшем в 1758 году, назвал его musculus, то есть мышонок, имея в виду его серый цвет. А один из известнейших китобоев нашего времени, норвежец Свен Фойн, предложил наименование «синий кит». А американец Герман Мелвил в 1851 году назвал его белым китом с sulphur-bottom - сернисто-желтым животом.
- Я бы поверил китобою, - сказал майор.
- Верить здесь не совсем правильно, надо проверять, - задумчиво сказал ученый и, заметив, что сигара не зажжена, достал спички. - Синий, серый, белый или полосатый?
- А как вы попросите его перевернуться на спину, - майор охотно подставил сигару. - Пощекочите?
Элен расхохоталась, представив себе подобную картинку, а Эдуард кажется кое в чем усомнился:
- Погодите, но разве этот кит не обитатель северных морей?
- Ха! Это было бы – да, вполне в духе Паганеля, - обрадовался Мак-Наббс. - Ну согласитесь?
- Прикуривайте и слушайте, представитель воинствующего невежества, - строго сказал Паганель, – пока я не обжег себе пальцы. Эта точка зрения устарела, милорд. В настоящий момент совершенно точно известно, что они лё космополит (7). То есть перемещаются свободно по всем океанам ради поиска пищи и… - он взглянул на Элен, - других представителей своего вида.
«Понятно, - подумала Элен, - речь идет о самках. Но слух дам такими грубыми материями оскорблять нельзя, будем делать вид, что киты просто дружат».
- Ничего не понимаю, - майор взглянул на сигару, - она не зажжена.
- А, сейчас, сейчас, - ученый зажег еще одну спичку и протянул ее все так же, не глядя.
- Представьте себе, друзья мои, - взволнованно отвел он вторую руку. - Такое огромное животное, что поляной, на которой оно резвится, является весь мир. Вас это не вдохновляет?
Он снова улыбался сияющей детской улыбкой, которая совершенно меняла его лицо.
- А мы даже не знаем, какого оно цвета! Разве это не называется ничего не видеть у себя под носом? А, майор? Что же вы не курите? Дымка рассеивается.
- Я не курю, мой дорогой друг, - с преувеличенным спокойствием отозвался майор, - потому что вы прожгли мою сигару на середине, - он продемонстрировал черное пятно пропалины, - что дает нам еще один пример ничего-не-видения у себя под носом.
Улыбка Паганеля погасла.
- Мне положительно как-то с ними не везет…
Майор отступил, словно желая продемонстрировать себя в гневе и удручении.
- Две великолепных гаванос за четверть часа. Ах, Паганель, Паганель, как вы дорого мне обходитесь.
Элен снова почувствовала удушающую жалость и нежность к бедному ученому, которого совсем недавно уже записала в ловкие манипуляторы и даже положила себе побиться с мужем об заклад, что это именно майор пляшет под его дудку, а не наоборот. Она почти решила вмешаться, но тут взглянула на Эдуарда и поняла, что не стоит. Вид у лорда был самый заговорщический, явно он знал о табачных запасах брата достаточно много.
- И как раз тогда, когда нам предстоит переход по самым безлюдным местам, - продолжал сокрушенно разоряться Мак-Наббс.
Он вытащил из внутреннего кармашка очередную шоколадного цвета витолу с золотым колечком, провел ей у носа и, предусмотрительно отойдя как можно дальше от Паганеля, присел на бухту кабельтового.
- Мне, правда, очень неловко, - На Паганеля было больно смотреть. - Если я могу чем-то помочь…
- Не надо. Стойте, где стоите, - Мак-Наббс зажег спичку о канат, на котором сидел, и занялся сосредоточенным раскуриванием сигары. - А что, Эдуард, до Австралии остановки будут?
- Мне очень жаль, кузен, - осторожно, как врач о неизлечимой болезни, вымолвил Гленерван. - Боюсь, что ни одно место, которое мы посетим в этой части света, не даст тебе возможности…
Элен подтолкнула его локтем: «не переигрывай».
- …но ты не огорчайся. Мы закажем Джону, и он купит их для тебя в Мельбурне.
- Мельбурн так Мельбурн, - отозвался майор. - Какие сигары я курю, Паганель?
- Извольте. «Пор Лараньяга», выпускаются с 1834 года, растение Nicotiana Tabacum, сорт Habanensis, табачные плантации Игнасио Лараньяги, сорт Анателас, пять дюймов на пол дюйма, сушка с частичным завяливанием, резанный лист и ручная скрутка.
- Браво! – воскликнула Элен, глядя на майора умоляюще.
Тот выдерживал драматическую паузу, позволяя дыму первой затяжки, белому как облако, струиться из расслабленных губ. Эдуард иронично поднял брови:
- Заметь, ты куришь всю сознательную жизнь, а ничего не знаешь.
Аудитория ждала.
- Положительно вы гений, дорогой мой! – решительно сказал майор. - Простите старого гэльского дурня за скверное обращение. Я прошу вас забыть об этих чертовых сигарах. Они мне не так дороги, как ваше расположение. О нет, стойте у борта!
Но было поздно. Обрадованный примирением ученый бросился обнимать друга, рискуя обжечься о злосчастную сигару, которую майор поспешно перебросил в угол рта, подальше от его лица. А поскольку прижатие к сердцу, похлопывания и заверения в неизменном расположении майор принимал сидя, то высокий географ буквально принужден был стать коленями на палубу. Он тут же вскочил, отряхиваясь, но Гленерванам хватило и этого минутного зрелища. Эдуард торопливо забросил руку жены на согнутый локоть.
- Мы с Элен, пожалуй, прогуляемся на корму.
- Отлично, - напутствовал их майор, - постарайтесь столкнуться с Олбинетом и разузнать о завтраке.
Скрывшись за ютом, они разразились приступом тихого хохота и смеялись, пока не прижались без сил к стенке камбуза.
- Ты был уверен, что знаешь, кто на кого охотится, - хватая воздух ртом, поддела мужа Элен. - Птица или дирижабль! А сам даже шевельнуться не успел. Сдавайтесь, сыны вереска!
- Я не то, что не успел, - выдохнул Эдуард с веселой яростью, - я не смог.
Он тряхнул волосами и добавил уже ровнее:
- Да и смысл выяснять, кто на кого охотился, если оба охотника уже попались.
Он поднялся, помогая и Элен встать ровно, поправил эгретку на ее маленькой шляпке-заколке и выбившийся локон. Элен отряхнула белый сюртук мужа.
- На сегодня мы полностью выбрали лимит дурачеств, дорогая, - Эдуард поднял подбородок, давая жене поправить ворот и галстук. - Еще немного и наша репутация начнет крениться.
- Давай просто гулять, - согласилась она, - а в их сторону даже смотреть не будем. Поговорим о чем-нибудь отвлеченном.
- А ты знаешь, что я хотел купить фанатоскоп для кают-компании. Это такой ящичек, вроде волшебного фонаря, но побольше того, что мы смотрели в Лондоне.
- Какой прогресс! Волшебный фонарь на яхте! Невероятно!
- Это что, Элен. Мы говорили с лордом Дугласом накануне отплытия, он сказал, что скоро можно будет брать с собой и аппараты, запечатляющие происходящее, вроде дагеротипов, только с движущимися картинками. Называется «синематограф». Вообрази, мы уходим в плавание и берем с собой хроникера, и он заносит все происходящее на специальную ленту. Синематографическая хроника: «Лорд и леди Гленерван в поисках капитана Гранта». Наши злоключения и счастливая встреча с капитаном Грантом, и то, как Роберт и Мери бросаются обнимать спасенного отца…
Но выражение «бросаются обнимать» внезапно вызвало у них одну и ту же мысль, отчего Эдуард замолчал, а Элен перестала вторить ему восхищенными вздохами.
- Знаешь, Эд, - сказала она после минутного молчания, - а может, обойдемся без этих новшеств? А то еще запечатлит что-нибудь не то, чего бы лучше не запечатлять. Право, дорогой, старое и доброе всегда лучше нового и непроверенного.
«Настоящая шотландка и истинная леди, - подумал Гленерван. - А вот как вышло, что я женился по любви? Природное чутье, не иначе».
1 pardonnez-moi (фр.) - простите меня
2 trivia (фр.) – ерунда.
3 comme on dirait en France (фр.) – как сказали бы во Франции
4 et voile; (фр.) – и вот
5 telle mercantile (фр.) – таким меркантильным
6 ces rois des mers (фр.) – эти короли морей
7 les cosmopolites (фр.) - космополиты
среда, 05 февраля 2014
Тоска по совершенству? Ну-ну! (с) Ундервуд
Значит, как было определено всенародным голосованием и всяким прочим "мы подумали, а администрация решила", в феврале-марте мы проводим следующие фесты (и дай нам боже придумать, что же на них писать!)
14 февраля - День всех влюбленных - драбблы/мини/стихи/однострочники/загадки (о!)/очень-очень маленькие миди - для не удержавшихся - о любви!
23 февраля - День защитника отечества - все они же о войне (вот ужас-то, да?)
8 марта - Международный женский день - малые формы о героях и героинях (и тут я как-то по-новому взглянула на задание к 14 февраля
)
14 февраля - День всех влюбленных - драбблы/мини/стихи/однострочники/загадки (о!)/очень-очень маленькие миди - для не удержавшихся - о любви!
23 февраля - День защитника отечества - все они же о войне (вот ужас-то, да?)
8 марта - Международный женский день - малые формы о героях и героинях (и тут я как-то по-новому взглянула на задание к 14 февраля
)@темы: Реклама
Жизнь и искусство в стиле "Adventure"
Авторизация
Главное меню