– Принц! Мы в последний раз предлагаем сотрудничать с нами! – заискивающе говорили британцы.
– Я скорей подохну, чем сотрудничать с вами буду! – кричал принц Даккар.
После того разговора британцы объявили принца врагом и бунтовщиком и постановили повесить над его воротами доску с надписью, что принц Даккар – враг и бунтовщик.
– Вешайте, мне-то что. – усмехнулся принц.
На другой день стало известно, что доску уж пишут. И пишет её Пан Деф, который даже обвёл её рамочкой и по уголкам зачем-то нарисовал лотосы и павлинов.
Британский полковник, повесив доску, сказал:
– По постановлению за всякое снятие доски будет взыскан штраф в размере двадцати пяти фунтов и за каждый день, в какой доска не будет висеть, – особо десять фунтов.
– Ой, мать честная! – сказал кто-то. – Доска-то выходит дорогая…
Наутро к принцу прибежал Байджу и сказал:
– Снял всё-таки доску-то, Сахиб? А не боишься, что заставят платить?
– Как снял? – удивился принц. – Я не снимал.
И бросился на улицу. Доски над калиткой не было.
– Ну да ладно, – сказал он сейчас же. – Мне-то чего беспокоиться. Кабы я был виноват.
Но на другой день его вызвали британцы и сказали, что с него причитается тридцать пять фунтов.
– …Каких?..
– Вот этих самых… Двадцать пять за снятие доски, десять за то, что день не висела.
– Да ведь снимал-то не я?!
– Ничего этого не знаем. Должен смотреть.
– Ах, сукин сын, подлец, чёрная гиена… Только бы найти его, этого благодетеля, я б его разделал под орех… Что ж теперь опять будете вешать?
– Нет, уж теперь сам вешай. Если до двенадцати часов не повесишь, то как за полный день пойдёт, ещё десять.
– Да где ж я доску-то возьму?
– Сам напишешь, только и всего. И чтоб точь-в-точь такая же была.
Через десять минут принц бегал по всему Бунделкханду, стучал в окна и кричал:
– Ради Господа, краски какой-нибудь!
– Какой тебе краски? – спрашивали испуганные сипаи.
– Краски… Доску писать сейчас буду.
– Разведи сажи, вот тебе и краска.
– Красной ещё нужно на павлинов, пропади они пропадом!
Наконец, весь избегавшись, загоняв жену и ребятишек, принц достал черной и красной краски и уселся рисовать, а кругом стояли сипаи и советовали:
– Буквы-то поуже ставь, а то не поместятся.
– Ты "враг"-то наверху покрупней напиши, а "бунтовщик" помельче пусти в другую строчку, вот тебе и уместится всё. Так красивее будет и просторнее. А то ты всю доску залепишь, на ней с дороги и не прочтёшь ничего. К самой калитке, что ли, подходить да читать.
– Какая же это сволочь сняла, скажи, пожалуйста…
Ежели через полчаса повесить не успею, ещё десятку платить. Да еще павлинов этих рисовать. – говорил принц.
– Да зачем павлинов-то? – спросил Байджу. – Может, без них?
– А чёрт их знает, зачем… Не буду я павлинов рисовать!
– Нет, надо уж в точности, а то ещё заплатишь. Пиши уж лучше.
Даккар принялся за павлинов, но сейчас же три сипая сразу закричали:
– Что же ты ему хвост-то крючком делаешь, Сахиб? Что это тебе собака, что ли?
– Где крючком? – спросил принц, отстранившись от доски, чтобы посмотреть на неё издали.
– Это он его сделал на излёте. – заметил Байджу, глядя издали на работу прищуренным глазом.
Наконец в половине двенадцатого доска была готова.
– Досрочное выполнение плана, – сказал кто-то. – требуй премиальных.
Даккар ничего не ответил и, отстранив от себя доску на длину вытянутой руки, любовался своей работой.
– А если опять кто-нибудь назло снимет? – сказал Байджу.
– Попробуй только теперь кто… Все кости переломаю, если увижу.
Доску повесили, все постояли, похвалили работу, сомневаясь только насчет павлинов.
– А что у них с лица воду, что ли, пить, – сказал принц, – сойдут и так.
