Название: Принцесса и разбойник
Форма, размер: драббл, 983 слова
Канон: фильм "Маска Зорро", 1998 г.
Персонажи: Элена Монтеро
Категория: гет
Жанр: романс и чуть-чуть приключений
Рейтинг: общий
Краткое содержание: просто пересказ одной из сюжетных линий
Предупреждения: первое лицо
читать дальшеТак повелось испокон веков. Девчонки понежней мечтают о принцах. Сорвиголовы в юбках – о благородных разбойниках. Порой мне кажется, что так, через игру нас вразумляет судьба, пытаясь отвести от будущих, взрослых ошибок. Кого-то не отвела.
Калифорния распахнула мне свои объятия: яркая и - чужая. Здесь все бьет по чувствам и всего через край: слишком безбрежное небо, слишком лазурные волны, слишком горячий ветер, запахи, звуки, краски – все кружит голову и сводит с ума. Ее хочется схватить в охапку, зарыться лицом, как в букет полевых цветов, не испорченных мастерством садовода, и вдыхать, привыкая, чуждые запахи, пока не перестанет взволнованно биться сердце. Калифорния была чуждой, но с первого дня мне казалось, что когда-то давно я видела ее во сне.
***
Только к вечеру жара здесь начинает таять – и я вывожу из конюшни Богиню. Она тоже устала от бесконечного путешествия. Она тоже хочет надышаться незнакомым воздухом этой страны.
В первый вечер в чужом полном непривычных опасностей городе почти под копыта моей лошади выскакивает мужчина в старом крестьянском плаще. Платок почти полностью скрывает его черты, но у него умные и яркие глаза и бесшабашная улыбка, редкой гостьей вспыхивающая на сосредоточенном и суровом лице. Так не улыбаются мирные горожане. Если когда-то, в далеком детстве, мне действительно снился Лос-Анхелес, не было ли вас в тех снах, сеньор?
- Вам не следует кататься ночью одной, сеньорита. В этом городе водятся опасные типы.
- Что ж… если увидите такого, дайте мне знать.
Он снова ослепляет улыбкой и картинно взмахивает плащом.
Только когда он исчезает в соседнем проулке, я понимаю, как испугалась.
***
Под сводами церкви прохладно и тихо. Запах мира смешивается с запахом ромний. Новообращенные украшают алтарь цветами, и этот отзвук языческих обрядов наполняет калифорнийские церкви особенной красотой.
За решеткой исповедальни свет и тень складываются в лицо падре - молодое и привлекательное лицо. А может быть, я просто додумываю для себя образ: что увидишь сквозь такую решетку? У падре красивый голос, он успокаивает и волнует одновременно.
- Я своевольна и непослушна, святой отец. Я плохая дочь.
- Нет греха в том, чтобы следовать велениям сердца, сеньорита. Но теперь вам пора. Идите же. Идите!
Церковь полна солдат, и их жесткие сапоги втаптывают в грязь послеполуденный покой с его запахом ромний.
- Сеньорита Монтеро! Что вы делаете в этом месте?
- Я исповедовалась, капитан.
- Исповедовались? Кому? Священник-то здесь!
Я успеваю только моргнуть, когда мой собеседник поднимает пистолет, и сердце пропускает удар одновременно со звуком выстрела. В исповедальне никого нет. Я сама не замечаю, как начинаю дышать, и очень хочется рассмеяться, исторично и зло, в лицо капитану уланов.
***
Отец дает бал для местной знати. Провинциальные доны напыщенны и глупы, но музыка будоражит кровь и манит творить безумства.
Новый батюшкин гость склоняется к моей руке. Он такой же, как все, но… отчего-то его ленивая грация, светская учтивость, легкомысленная болтовня и презрительные гримасы кажутся хорошо подогнанной… маской. Там, под ней, чужак, хищник, фантасмагорический персонаж из моего давнего детского сна. Что ж, в тех снах я не боялась оборотней, и наш танец становится поединком. Я преследую и бегу, через время и сквозь пространство, мы танцуем в языках пламени, на снегу горных вершин, в черном небе над тусклыми звездами. Мира нет, и это было бы страшно, но меня держат чужие руки, но рядом со мной – насмешливые яркие глаза, обжигает огнем отчаянная улыбка, и я отчего-то знаю: он не даст мне упасть, туда, обратно, в мир, под скептические взгляды донов. Так повелось испокон веков: я проигрываю в поединке, и наши дыхания уже готовы слиться в одно и...
Музыка молкнет - и под моими каблуками вновь паркет бальной залы, а рядом – напыщенный франт с пустым взглядом распускает веером хвост перед моим отцом. Я убегаю, мне обидно и гадко.
***
В провинции явно творится неладное. Отец не хочет меня пугать, точно я дитя двух лет от роду, но сам не находит себе места, и его тревога передается мне. Я прекратила вечерние выезды, с подозрением приглядываюсь к незнакомцам и даже на конюшню проведать Богиню хожу со шпагой в руке. С затупленной тренировочной шпагой - вот хороша я с ней буду, если в дом действительно проберутся бандиты! Но эти мысли начисто вылетают у меня из головы, когда я понимаю, что уже, уже пробрались!
Он... такой, как рассказывают в креольских легендах: не то человек, не то бесплотный дух. От него отчетливо веет опасностью, но он завораживает красотой зверя. Тот самый Зорро. Тот, на кого молится сельская беднота, о ком с опасливым придыханием рассказывал дон Луис и угрюмо молчал отец.
Отец! Кем бы ни был этот человек, он со злым умыслом влез в дом моего отца и пытался украсть принадлежащие ему вещи. Не думая дальше, я обнажаю тупую тренировочную шпагу. Глупая девчонка, исход был предрешен.
- Я буду кричать!
- Да, из-за меня такое бывает. Сеньорита.
Он касается полей шляпы, а я остаюсь стоять, не понимая, пощадили меня сейчас или посмеялись.
***
Воздух, полный каменной пыли, режет горло. Воздух, полный человеческой боли. Мои волосы пахнут порохом, пальцы я сбила в кровь, а в душе творится... подумаю после!
В камерах за железными решетками люди, очень много людей, среди них старики, женщины, дети. Между камер заложен порох, к нему заботливо протянут шнур, и фитиль уже подпалили. Мои пальцы стесаны в кровь, но тяжелый висячий замок даже не замечает моих жалких ударов.
- Позволите? Сеньорита.
Он без маски, и темные волосы тоже припорошила каменная пыль. Я узнаю его сразу. Я узнаю в нем всех четверых: «опасного типа» с городских улиц, мнимого священника из исповедальни, вальяжного дона и легендарного разбойника. И еще кого-то, возможно, из тех времен, когда мне снилась забытая Калифорния. Ему хватает одного удара, чтобы сбить злосчастный замок, и людской поток наконец выплескивается наружу.
- Алехандро, - говорю я ему в спину, наверное, единственное, что нужно было сказать.
Он вздрагивает, оборачивается, улыбается, сурово и беспомощно сдвигая брови.
***
Я смотрю, как мой муж склоняется над колыбелью моего сына. Еще много лет мне предстоит не спать ночами, обманывать днем, тревожиться и торжествовать за судьбу их обоих. Наши детские фантазии ничему нас не учат.