[Toll-Gate]

Пока Weala дописывает «Лериду», я решила добить перевод, который она мне ужасно напомнила. Фик лежал недоделанным с летней ФБ, на которую не попал из-за несоответствия условиям спецквеста (я хотела его пустить как кроссовер с командой Сказок ) Спасибо, Weala, за стимул его закончить и надеюсь, ты не посчитаешь, что я перебежала тебе дорогу. Это все-таки совсем другая история.

Название: Зачарованный принц
Оригинал: The Beast Wore Bearskin by mithen, разрешения на перевод нет
Размер: 3710 слов в оригинале, 3400 в переводе
Канон: Патрик О’Брайан «Капитан первого ранга»
Пейринг/Персонажи: Джек Обри/Стивен Мэтьюрин
Категория: слэш
Жанр: автор говорит, что пропущенная сцена
Рейтинг: PG-15
Краткое содержание: Стивен, Джек и замок в Каталонии
Примечание: ну да, перестаралась я с локализацией названия



Джека Обри ломал медведь, и ощущения эти были не из приятных.

Низкое рычание зверя отдавалось у него в ушах, по голове били большие и до странного мягкие лапы. Он попытался было поднять руки, чтобы защитить себя, но не смог и пошевелиться, а избиение все продолжалось. Дыхания не хватало, чудовищная тяжесть навалилась ему на грудь. Шерсть лезла в рот, наполняла ноздри звериной вонью. Получив удар по носу, Джек взвыл, наконец умудрился открыть глаза и обнаружил перед собой круглую кошачью морду, сверкавшую на него зелеными глазами с расстояния в дюйм.

Скинув с себя взбудораженного котяру (в этом чудище был стоун веса, не меньше), он обнаружил, что сидит на широкой кровати под балдахином. Тяжелые парчовые занавеси были подобраны, так что в окно ему были видны горы. Мягкие льняные простыни, стены из мышино-серого камня – да, точно, вдруг вспомнил он: он в Испании. Он наконец-то в безопасности, в Каталонии, вместе со Стивеном. Дома у Стивена.

В замке у Стивена.

И не успел он об этом подумать, как снизу – легок на помине – донесся звук торопливых шагов, двигавшихся по длинной лестнице вверх.

Жизнерадостное посвистывание сопровождало шаг партией виолончели из одного из Гуммелевских менуэтов. Джек сложил губы трубочкой и вступил с партией скрипки, а шаги, поднимаясь, отбивали ритм, пока позднее утреннее солнце не обрисовало в дверном проеме жилистый силуэт Стивена Мэтьюрина.

– А, Джек, – сказал он, входя в комнату, – вижу, вы наконец-то проснулись.

В руках у него был с серебряный поднос с двумя стаканами.

– Я принес вам только что выжатый апельсиновый сок, выпейте-ка его залпом.

Одним глубоким глотком Джек осушил стакан до капли.

– По правде сказать, Стивен, – сказал он, закончив, – вы могли бы и упомянуть как-нибудь, что владеете замком.

– О, он едва ли принадлежит лично мне: семейное гнездо, куча камней на земле, которая лучше бы сгодилась для пастбища. Обветшалое и продуваемое всеми ветрами, но годится для того, чтобы прятаться от Наполеона.

Стивен выцедил собственный стакан и внимательно посмотрел на Джека.

– Как вы себя чувствуете?

Джек не был до конца уверен в ответе на этот вопрос, но сказал:

– Недурно, недурно. Рад избавиться от проклятой медвежьей шкуры, по крайней мере.

При воспоминании о ней – о жаре и о трении – снова начали зудеть руки и грудь, и он почесался, испытывая наслаждение от того, что может наконец это сделать.

– Перестаньте, – отрывисто приказал Стивен. – Вы сорвете корки. Я советую вам оставаться в постели еще несколько дней и...

– Чушь, – возмутился Джек. – Полная чушь. Да меня повесят, если я просижу в постели лишнюю минуту при том, что Бонни на марше…

Он откинул простыни и начал было вставать, но комната колыхалась и кренилась с борта на борт, и он снова очутился на подушке, весь лоб в поту. Чертов кот запустил лапу в его волосы и начал радостно копошиться.

– Как я уже сказал, – заметил Стивен, забирая Джекова мучителя, приземлившегося на пол с глухим шлепком, – вам понадобится не меньше недели на восстановление сил, прежде чем мы отправимся к морю. ¬– Он отвел со лба Джека влажные волосы, ладонь была прохладная и сухая. – Уж одну неделю Наполеон подождет.


***

– Плевать я на все хотел, Стивен, – пробурчал Обри. – Вы должны позволить мне побриться!

Он честно пытался быть послушным и сговорчивым пациентом, и целых несколько часов ему это практически удавалось.

Джек почесал густую светлую щетину на челюсти:

– Не могу больше терпеть!

Стивен устроился с книгой на одном из широких каменных подоконников. Раскормленный серый котище развалился у него на коленях и мурлыкал так, что было слышно, пожалуй, и ниже этажом.

– Поднимите руку и удерживайте на весу, – скомандовал Мэтьюрин, не поднимая глаз от книги. Минуту спустя он взглянул на Джека, сжавшего зубы в попытке заставить руку не дрожать. – Я не подпущу вас к бритве, – вынес вердикт он.

– Чешется же! – пожаловался Джек, не сумев удержаться.

Стивен шлепнул книгой о подоконник, смерил его взглядом и, ни слова не говоря, вышел из комнаты. Согнанный с места кот обиженно вытаращился на Джека и принялся яростно вылизываться.

– Откуда мне было знать, что он в таком дурном настроении? – брюзгливо оправдался Джек. – В любом случае, уверен, у него есть дела поважнее, чем торчать тут, наблюдая, как я маюсь бездельем…

Золотой послеполуденный свет постепенно наполнял комнату, Джек лежал и таращился в потолок. Ему не хватило силы духа даже прогнать прикорнувшего рядом кота, и он рассеянно почесал серую голову, вызвав довольное урчание.

– Брысь отсюда, – вырвал его из полудремы голос Стивена. Тот опять стоял возле кровати, в очередной раз стаскивая с нее кота. – Боюсь, Томеу привык чувствовать себя здесь хозяином, – пояснил он, извиняясь.

– Неужели позади вас я вижу полотенца и таз с горячей водой? – спросил Джек, преисполнившись надежды.

– Именно их, – признал Стивен и отвернулся, чтобы взять миску и обмакнуть в нее помазок. От воды поднимался божественный запах лаванды и отличного свежего мыла.

– Так вы все же позволите мне побриться?

– И не подумаю, – не сдался Стивен. – Если только вы пообещаете, что никто и никогда не услышит об этом, – Стивен Мэтьюрин всегда ревностно оберегал свою репутацию настоящего врача по сравнению с какими-то там фельдшерами или цирюльниками, – полагаю, я смогу помочь вам побриться.

– Да я был бы рад, побрей меня сам дьявол, только б избавиться от щетины! – не сдержался Джек.

– Случалось, меня называли и хуже, – философски заметил Стивен, беря полотенце. – Впрочем, будем надеяться, что вам не придется прибегнуть к подобным крайностям.

Он обернул горячим полотенцем Джеково лицо и взболтал мыло в густую пену. Сняв полотенце, он принялся наносить пену быстрыми скупыми мазками, рассеянный взгляд бесцветных глаз уперся Джеку в нижнюю челюсть.

Свежее пахучее мыло божественно ощущалось на коже, и какое-то время Джек попросту наслаждался. Стивен принялся аккуратно водить бритвой, и было отрадно чувствовать, как вслед за ней покидает лицо ненавистная щетина. Впрочем, некоторое время спустя Джек начал ощущать неудобство – не физического, но скорее эмоционального плана. Лицо Стивена, низко склонившегося к нему, взгляд, сосредоточенный на губах Джека, скольжение бритвы над верхней губой – все это несколько смущало, и повисшее в комнате молчание только усиливало неловкость.

– Что до меня, Стивен…

Мэтьюрин досадливо поднял глаза.

– Держите рот закрытым, Джек. У меня нет никакого желания пустить вам кровь.

И вновь вперился взглядом в Джековы губы, сосредоточенно хмурясь.

– Очень неудобный угол, – досадливо проворчал он. – Да еще ваш нос постоянно мешается на пути. Возможно, если мы… да, так должно быть куда удобней!

И без дальнейших рассуждений он взобрался на постель и, перекинув ногу через грудь Джека, уселся на него верхом.

Джек смог только порадоваться в этот момент, что Стивен смотрит на его рот, а не в глаза, потому что брови его подскочили до линии волос. С некоторым усилием он придал лицу нормальное выражение.

Один только Стивен, – подумал он в то время как невозмутимый «цирюльник поневоле» продолжал скрести его лицо бритвой, – мог так увлечься поиском правильного угла, чтобы усесться на кого-либо, как на мебель.

Джек попытался расслабиться, но это оказалось не так-то просто, когда лицо Стивена находилось так близко к его лицу, а глаза Стивена так неотрывно смотрели на его губы. Длинные пальцы хирурга прошлись по коже над его ртом, проверяя, не осталось ли невыбритых мест, и Джек с трудом подавил дурацкое желание потянуться за ними губами. У него кружилась голова и слабели ноги – чего с медицинской точки зрения быть не могло, потому как он уже лежал…

… в постели…

… и Стивен сверху…

Джек оборвал эту мысль так жестко, как только смог, но, похоже, не все части его тела получили ультиматум вовремя. Джек неловко поерзал, стараясь, чтобы его южная оконечность не соприкасалась с оседлавшим его человеком, чем вызвал у Стивена очередное практически кошачье шипение и предписание прекратить ерзать, но толку особого не добился. Он вздохнул с облегчением, когда Стивен наконец заявил, что он выбрит достаточно пристойно, чтобы появиться в приличной компании, хотя сам Джек вовсе не чувствовал себя достойным компании, хоть сколько-либо приличной.

Это все – естественное следствие столь долгого вынужденного уединения, – сказал он сам себе, когда Стивен отправился раздобыть им чего-нибудь пожевать. – Несколько недель в медвежьей шкуре, никакого женского общества, да вообще никакой компании, если не считать Стивена, – чего уж естественней?

– Найду себе испанскую мисс посговорчивей, – пробормотал Джек, глядя на горы, – покувыркаемся, и все вновь придет в норму.

Но отчего-то, несмотря на изобилие в замке темноглазых, цветущих и исключительно сговорчивых горничных, норма не возвращалась. Напротив, поднабравшись сил, Джек обнаружил, что проводит в компании Стивена еще больше времени, чем прежде, таскаясь за ним по бесчисленным полуобрушенным парапетам, с которых Стивен с восторгом указывал ему на ястребов и пустельг, или иссушенным солнцем склонам холмов, где ему довелось узнать все о привычках пиренейской выхухоли, робкой и перепончатолапой родственницы крота.

Стивен был здесь другим человеком – или, скорее, люди обращались с ним по-другому. Обитатели замка относились к нему приветливо и уважительно, но не вследствие его медицинских талантов – как то было с Джековыми моряками – а скорее родовых уз. Стивен этой перемены, похоже, не сознавал: он все в той же въедливой манере требовал, чтоб Джек правильно питался, и все так же вел пространные заметки о животном мире, – но отчего-то Джек не мог больше воспринимать его таким, как прежде. Поймав себя на том, что, глядя, как Стивен зарисовывает в блокноте сочленения птичьего крыла, он думает, каково было бы ощутить эти руки на своем теле, Джек вынужден был извиниться и пойти окатить себя из помпы, что во дворе.

«В конце концов, такие мысли абсурдны, – напомнил он себе. – Как будто я не чувствовал на себе его рук много раз, когда был ранен или болел». Но, так как это направление мыслей едва не заставило его задуматься, что бы такое сделать с собой, чтоб ему потребовалась медицинская помощь, он забросил и его и просто принялся изучать Стивена с той же страстью, с какой Стивен изучал биологию.

***

Он уже сумел смириться с будущим, полным неудовлетворенной и скрытой страсти, когда одним утром проснулся рано и, спотыкаясь, двинулся было вниз по винтовой лестнице и остановился, услышав немелодичный голос Стивена, разговаривавшего с какой-то женщиной в столовой на нижнем этаже. Терзаясь подозрениями, Джек, крадучись, спустился до конца, и выглянув из-за колонны, увидел Стивена, поглощенного беседой с Исабель – одной из самых хорошеньких горничных. На руках у женщины сидел румяный толстощекий карапуз, и Джек увидел, как она протянула ребенка доктору для поцелуя, улыбаясь ласково и нежно.

Похоже, между этими двоими царило полное взаимопонимание, и Джек почувствовал, как раскаленная докрасна проволока скрутилась вокруг его сердца. Женщина покинула залу под триумфующий шелест юбок, а Джек проскользнул обратно по лестнице к себе в комнату.

– Все еще в постели? – вывел его из пучины отчаяния голос Стивена какое-то время спустя. – Я принес вам утренний кофе, мой дорогой.

Джек буркнул нечто нечленораздельное, отвернувшись к окну. Стивен нахмурился и опустил поднос.

– Мучают боли? Выглядите вы бледно. Возможно, это рецидив…

Джек дернулся, когда Стивен положил руку ему на лоб.

– Я в порядке, – пророкотал он голосом, который ему самому показался не слишком приветливым.

– Что ж, возможно, прогулка пойдет вам на пользу. Я видел следы малой дрофы вчера на южной прогалине, возможно, если нам повезет…

– Мне дела нет до ваших дроф и олуш, – взорвался Джек. – Пожалуй, сегодня я предпочел бы хоть раз побыть один.

– Замечательно, – холодно сказал Стивен после неловкого молчания и повернулся к двери. – Правда, олуши тут вряд ли найдутся, это морской вид.

Оставшись один на один со своими мыслями, Джек вынужден был признать, что морской там вид или нет, а один олух здесь точно имелся.

Остаток дня он хандрил и старался не попадаться на глаза Стивену – тот тоже не заходил. Мало кто в замке говорил по-английски, Джек не знал каталанского, так что изоляция вышла полной. Сначала это доставляло ему свирепую радость: он сидел и лелеял собственные обиды. Но, к его раздражению, мысли вновь и вновь возвращались к тому, что он хотел бы сказать Стивену. Было странно и неестественно не ощущать в комнате его присутствия, не иметь возможности невзначай обратиться к нему с вопросом или поделиться идеей. День тянулся и тянулся в угрюмом и душном молчании, Джек лежал на кровати, пялился в парчовый балдахин и пытался не думать о Стивене и хорошенькой девушке.

Другая служанка ранним вечером принесла ему поднос с сыром и фруктами и принялась указывать поочередно на каждый из плодов, называя их по-каталански, с тем чтобы Джек повторил.

– «Пома», «пера», «раим», ¬– послушно бубнил Джек, мечтая, чтобы она поскорее ушла

– Гранада, – терпеливо продолжала служанка

– Граната? – переспросил Джек, чувствуя, как усмешка растягивает уголки его рта в предвкушении отличного каламбура. Когда она кивнула, он подхватил плод и сказал, торжествуя:

– Ну вот, теперь гранат у меня довольно, а в сундуке сложены пистолеты, к встрече со стариной Бонни я готов, как ты считаешь?

Посмеиваясь, он смотрел на ее приветливое непонимающее лицо, постепенно смех его стих, он вздохнул и забрал у нее поднос, бормоча слова благодарности.

Это невыносимо, думал он, раздавливая зубами мелкие кроваво-красные ягоды. Присутствие Стивена причиняло ему почти физические страдания, его отсутствие – повергало в моральную агонию. Он хотел быть рядом со Стивеном и в то же время вряд ли бы смог это вынести. В самом деле, не будь он полностью уверен в обратном, все это выглядело бы, как будто он был в…

Джек замер, не донеся руку до рта. Мгновенье спустя, он отложил недоеденный плод обратно на блюдо. Подошел к окну и поглядел на бледно-желтые горы, наблюдая, как косяк белых птиц перечеркивает сумеречное небо.

– Вот черт, – сказал он наконец.

***

Следующий день дался ему тяжелее: Джек слонялся по комнате, как запертый в клетке зверь, собственные мысли терзали его не меньше, чем когда-то медвежья кожа. Серый котище где-то с час наблюдал за ним с подоконника, потом заскучал и оставил его одного. Выглянув в окно и увидев во дворе Стивена в широкой соломенной шляпе, защищавшей его от солнца, он бездумно шарахнулся обратно в комнату. Почувствовав себя глупо, снова высунулся из окна: Стивен шел по двору, держа в руке блокнот. Судя по всему, он собирался усесться под мимозой и опять наблюдать за колибри. Джек смотрел, как он идет, провожая его глазами, и, когда понял, что Стивен вот-вот свернет за угол и исчезнет из его поля зрения, он почувствовал комок в горле и сам не заметил, как взобрался на подоконник, чтобы только не упустить его из виду.

После этого ему оставалось сделать еще только один шаг, чтобы выйти на рыжую черепичную крышу – а потом, быть может, еще один, чтобы не терять Стивена из виду еще хотя бы несколько секунд, а потом…

Черепицы были нагреты солнцем и обжигали даже сквозь сапоги, когда он пробирался вдоль конька крыши, ведомый невразумительной, но неутолимой потребностью не спускать со Стивена глаз. Соломенная шляпа все еще была видна, отражая солнце, и Джек так сосредоточился на своей добыче, что не заметил незакрепленной черепицы, пока она не провернулась у него под ногой и он не покатился с крыши, производя дьявольский шум и размахивая руками в попытке обрести точку опоры. Приземлился он в терновый куст, не вполне невредимым, зато целым, и увидел над собой недоуменное лицо Стивена.

– Привет, – слабо пробормотал Джек.

***

– Что, ради всего святого, на вас нашло, чтобы вас понесло на крышу? – вопросил Стивен, продолжая вынимать из его одежды терновые шипы. Они снова были в комнате Джека, и тот только надеялся, что тень балдахина хотя бы частично позволяла скрыть, насколько ему неловко. Невесомые прикосновения к его рукам, ногам и груди нимало не облегчали положения.

– Мне показалось, я увидел… одну из ваших колибри, – нашелся Джек.

– Странное вы выбрали время, чтобы воспылать страстью к орнитологии, сказал Стивен, вынимая веточку из его волос. – Не вставайте, мой дорогой, я добуду нам лимонада.

Он вышел, а Джек прикрыл глаза, ощущая смесь облегчения и странной боли от того, что Стивен назвал его «мой дорогой».

Лениво размышляя, не притвориться ль, что он растянул лодыжку во время падения, Джек начал дремать. Возвращение Стивена его разбудило.

Он открыл глаза. Стивен стоял в дверях, вместе с ним была хорошенькая горничная, с которой Джек застал его прошлым утром. Джек вскочил на ноги, обостренно чувствуя, насколько потрепанно и помято он выглядит, и слегка поклонился.

– Исабель приготовила нам поесть, – сказал Стивен, опуская на стол кувшин и забирая у нее блюдо. Он поблагодарил Исабель, потрепав ее по щеке, красавица подмигнула ему и убежала.

– Прелестная девушка, – пробормотал Джек с набитым ртом, надеясь, что это прозвучало любезно.

Стивен одарил его недобрым взглядом.

– Да, действительно, но она замужем. И кроме того, моя кузина.

Джек едва не подавился грушей.

– Кузина?

– Именно. Мой дядя не отличался воздержанностью, – признал Стивен, наливая себе стакан лимонада и присаживаясь рядом с кроватью. – Она не была признана официально, в отличие от меня, но этого никогда не скрывали. Мы встретились впервые, когда я был уже взрослым, но я отношусь к ней, как к сестре, – сказал он, предостерегающе посмотрев на Джека.

– То есть, малыш, которого я у нее видел … – Джек запнулся. – Я хотел сказать, вчера утром я видел ее и вас, и…

Бесцветные глаза Стивена сузились, а взгляд похолодел.

– Уж не думаете ли вы… – он не закончил фразы и после недолгого неловкого молчания, осторожно добавил. – Мне казалось, Джек, вы знаете меня достаточно, чтобы предположить, что я могу покинуть мать своего ребенка.

Джек тяжело сглотнул.

– Я это знаю, – несчастным голосом сказал он. – Я просто… э, не подумал…

– Возможно, вам стоит делать это хоть иногда, – отрезал Стивен. – Ради всего святого, Джек, что на вас нашло? Хотели приударить за Изабель? Возревновали ее ко мне?

Джек не смог смотреть в его рассерженные глаза.

– Не к вам, – пробормотал он.

Снова повисло долгое молчание, которое тянулось и тянулось, пока наконец Джек уже был не в силах это выносить.

– Да черт возьми, Стивен! – сказал он, по-прежнему глядя в сторону. – Не знаю я, что сказать. Я чертов болван, и… да так всегда происходит: как я на суше – я всегда «плаваю»… Ха-ха, а неплохо вышло! – сказал он бездумно. – Плаваю, как на суше. Но в конце концов, все встало с ног на голову с тех пор, как я здесь, в этом вашем… вашем замке, точно! И вы тут, как будто сказочный принц, а я веду себя чудовищно, знаю, – торопливо закончил он. – Точно, я – просто чудовище, и мне… мне очень жаль.

Тишина.

Выждав немного, Джек окликнул: «Стивен!» – и, обернувшись, обнаружил лицо друга всего в нескольких дюймах от своего. Он вздрогнул, отпрянул и понял, что Стивен – нет, не то чтобы улыбается, но в его взгляде больше нет этого опасного рептильего выражения.

– Я полагаю, время, проведенное в медвежьей шкуре, оказало неблаготворное воздействие на вашу личность, – заметил Стивен. – Я порою в вас наблюдаю поистине медвежью сварливость. Если верить сказке, – продолжил он, – имелся всего лишь один способ разрушить заклятие и вернуть чудовищу прежний облик, не так ли?

– А, – сказал Джек, в первый раз в жизни оказавшийся неспособным придумать хоть какой-нибудь завалященькой шутки. – Точно. И я так слышал.

Губы Стивена были прохладными и хранили вкус лимонада, и какое-то мгновение Джек был уверен, что он все-таки умер, сверзившись с крыши замка, потому что другого объяснения своему блаженству не находил. Не было в этом поцелуе ничего ни холодного, ни бесстрастного, и когда Стивен отстранился, Джек издал короткий голодный стон разочарования.

Вот теперь Стивен улыбался точно.

– Увы, по-прежнему чудовище, – заявил он, похлопав Джека по животу. – Не получается из вас принца, мой замечательный Джек.

Чувства по-прежнему захлестывали его, тело требовало продолжения близости, и со смешливым рычанием Джек набросился на свою жертву, прижимая его к кровати – или, верней, попытался, потому что Стивен оказался на редкость проворен, с легкостью выворачиваясь из самого крепкого захвата. Какое-то время они шутливо боролись, потом Джек сумел ухватиться за воротник Стивена, потянул, и жалобный треск разрывающейся ткани наполнил воздух.

– А, варвар! – выдохнул Стивен. – Что же, вы намерены овладеть мною силой?

– Боже, да! – простонал Джек, запечатлевая поцелуй на открывшейся его взгляду ключице. – Если только вы позволите мне.

– Если я позволю, где же тут, по-вашему, сила? – рассудительно пробормотал Стивен, расстегивая рубашку Джека без единого взгляда на петли. Руки его действовали так уверенно и умело, будто проделывали все это уже тысячи раз, наяву или в воображении.

– Стивен, Стивен, – прошептал Джек, когда Стивен покончил с его рубашкой и принялся за брюки, пуговицы на которых едва не отлетали от натяжения ткани. – Ради всего святого, будьте же серьезны.

Торопливые пальцы Стивена на мгновение остановились, и он обхватил ладонями Джеково лицо, улыбаясь мягко и чуть кривовато.

– Я совершенно серьезен Джек, – сказал он.