Название: Корабль-призрак
Канон: Роберт Льюис Стивенсон "Остров Сокровищ"
Размер: мини, около 1350 слов
Персонажи: оригинальный женский персонаж, капитан Смоллет
Категория: джен
Жанр: мистика, повседневность, ангст, постканон, от первого лица
Рейтинг: PG-13
Картинка: читать дальшеТой летней ночью разразилась ужасная буря, и я проснулась после полуночи и никак не могла заснуть до самого утра, дрожа от холода и страха в своей постели. Молнии за окном сверкали так ярко, что я могла рассмотреть циферблат настольных часов на комоде, доставшихся мне от матушки, а ветер завывал так противно, словно обезумевший органист начал наигрывать мелодию Страшного Суда, и все мертвецы вторят ему, готовясь услышать список своих грехов. Больше всего я боялась, что отец в эту ночь выйдет из дома; я почти видела, как он стоит в своей комнате у окна, вглядываясь в бушующую стихию, и дождь стекает по стеклу, скрывая неспокойное море. В руке у него — старомодная трость и черная капитанская шляпа с золотым шнуром, он одет и готов идти. Каждое утро, едва забрезжит рассвет, отец выходил на прогулку к морским утесам, и ни дождь, ни снег не могли его остановить.
Но, наверное, начать надо не с этого.
читать дальшеМеня назвали Эммой, в честь матушки. Ее я помнила плохо, она погибла, когда мне исполнилось шесть. Отец никогда не рассказывал мне подробностей, но по недомолвкам слуг я знала, что корабль, на котором матушка возвращалась из Вест-Индии (слуги говорили, что она ездила за сокровищами моего деда... или прадеда?), бесследно пропал. Страшно и стыдно вспомнить, как я изводила тогда отца, чтобы он вернул мне маму, но, к его чести, он вырастил меня, не позвав ни единой из многочисленных моих двоюродных тетушек. Это было к лучшему, так как они почему-то не слишком любили мою мать, и всякий раз говорили отцу:
— Как хорошо, Александр, что твоя дочь пошла в нашу породу!
Думаю, дай им волю, они бы превратили меня в само совершенство. Беда только в том, что наши взгляды на это различны.
Отец учил меня математике и астрономии, французскому и латыни, словом, всему, что умел сам. Литературу он не жаловал, поэтому мне приходилось одалживать книги у моего кузена, Джейми Смоллетта, и один раз, когда отец нашел у меня сочинения мистера Вольтера про Кандида, он выкинул книгу прямо в море и не разговаривал со мной неделю.
Я любила его, но по подростковой застенчивости боялась сказать об этом, он всегда был так хмур и суров, что, казалось, ничто не может обрадовать его. Сейчас я думаю, что и отец стеснялся выказать мне свою любовь, ведь он всегда был щедр к беднякам и несчастным, но я была иной раз так непосредственна и шаловлива, что ловила в его взгляде какую-то горечь.
Как только мама погибла, отец купил этот дом у моря, несмотря на то, что все его знакомые остались в Лондоне. Он еще ходил по морям на своем «Арго», но в последний год войны отец был тяжело ранен в морях Ост-Индии, в третий раз за свою жизнь, и эта рана заставила его окончательно оставить королевский флот. К счастью, отец был бережлив, и мы жили безбедно, хотя, конечно, не роскошествовали.
Всего больше на свете отец ценил порядок. Завтрак должен был быть и не горячим, и не холодным и подан ровно в семь утра, печь растоплена, но не слишком жарко, гренки и бифштекс — как следует прожарены, а все вещи в доме должны лежать на своих местах, и упаси Бог что-нибудь переложить! Каждое утро после завтрака он совершал небольшую прогулку по окрестностям, потом принимал гостей или работал в кабинете, обедал, писал письма, разбирал газеты из Лондона, проверял мои уроки и после ужина ложился спать. В церковь он ходил редко, отговариваясь недомоганием, и дьякон прихода в Тинкерберри всякий раз возводил очи горе, когда говорил о нем.
Что с отцом что-то не так, я стала замечать, когда мне исполнилось шестнадцать; впрочем, вся эта история произошла, когда мне исполнилось шестнадцать, поэтому я смело могу сказать, что не замечала ничего, вплоть до самого конца.
В ту ночь, как я уже сказала, бушевала гроза, и сквозь гром и ветер я напряженно прислушивалась к звукам из его комнаты. Хоть отец был уже далеко не молод, двигался он тихо и ловко, — сквозь толщу стен я расслышала лишь хлопнувшую дверь внизу. Я подскочила на постели и лихорадочно оделась; несмотря на свой страх грозы, я боялась отпускать отца одного, он был так рассеян в последнее время! Корсет я шнуровать не стала, но теплый плащ поверх платья надежно скрыл эту вольность.
На кухне горел огонек, но старый Флинн спал, уронив голову на стол. В другой раз я бы разбудила его, но сейчас лишь поморщилась — некогда было гасить свечу, только молиться Богу, чтобы она не упала и не занялся пожар. Прочие слуги возвращались на ночь к своим семьям, и дом давил на меня своей пустотой; я была одна, и только я могла спасти отца. Не знаю, почему мне казалось, что речь идет о спасении, я чувствовала это, вот и все.
Часы в холле пробили четыре утра, напоминая о том, что время не ждет. Я решительно толкнула входную дверь, и ночь бросила мне в лицо пригоршню дождя и ветра. Благодарение Богу, что сверкали молнии! В ту темную ночь я могла бы переломать себе ноги на тропе, ведущей к морю; каждую осень Флинн выкапывал камни и выравнивал дорожку, но каждую весну новые камни выходили из-под земли, словно вообразили себя ростками травы. Может быть, они и были ростками чего-то неведомого, неподвластного человеку; когда я была маленькой, я думала, что так рождаются новые города и деревни.
Огонек отцовского фонаря мерцал за пеленой дождя, и я боялась только одного, что он погаснет. На утесах я почти догнала отца, но ветер так грозно завывал, а море так рокотало, что он не мог меня заметить.
Он опустил фонарь на землю и отошел на шаг, заложив руки с тростью за спину. Мне, спрятавшейся за камнями, казалось, что он ждет кого-то, но кто мог прийти в такую ночь на скользкие от дождя камни?
Резко пахло солью и водорослями. Я вскрикнула, когда молния ударила где-то совсем рядом и, казалось, вовсе перестала дышать, когда увидела, как светящийся шар спустился с неба. Он был похож на клубок шерсти, дрожащий, как белый кот Проныра после купания в корыте, и яркий, как огонь сотни свечей. Но он не был теплым, как пламя очага, он напоминал снежный фонарь — ослепительно белый, обжигающий холодом.
— Отец! — воскликнула я, стараясь перекричать бурю, но он не слышал меня.
Когда шар коснулся воды, меня точно толкнула невидимая рука, я упала на колени, и что-то зазвенело в ушах, как колокольный звон обедни в Тинкерберри. То, что произошло дальше...
Я до сих пор не знаю, почудилось ли мне или все это взаправду случилось, но я видела величественный корабль, прошедший сквозь бурю так легко, словно горячий нож сквозь ледяное масло. На мачтах его горели огни, и я даже не успела испугаться, что еще чуть-чуть, и он разобьется о скалы.
Я помню лодку, подплывшую к берегу, ясно помню моряка, скрывавшего свое лицо, помню и прекрасную женщину, которая сошла на берег.
Я видела, как отец посветлел лицом, и как он подал ей руку, и она улыбалась ему — такая нежная, такая красивая. Словно в шутку, она стянула с него треуголку и парик, взъерошила короткие волосы, и он даже не возразил и не отстранился.
Я помню, как мне стало грустно и одиноко, и я звала отца, но он не обернулся, спускаясь сквозь дождь по невидимой светлой дороге, под руку со своей спутницей. Лодка ждала их, и с корабля уже моргал носовой фонарь, поторапливая их. Я хотела бежать с ними, но не могла, а потом вновь появился белый огонь, и все исчезло.
Нашли меня на следующее утро, я бредила, и мой плащ и платье были обожжены, а костяные пуговицы на плаще обуглились. Несколько недель я проболела, а когда выздоровела, Флинн сказал мне, что отец уехал в тот вечер, когда разразилась буря, и в дороге ему стало плохо. Трактирщик «Красного Оленя» обнаружил его утром, уже мертвого, и в глазницах моего отца было полно льда, но то неудивительно, потому что ночью, кроме дождя, шел град.
Его похоронили без меня, и я до сих пор не уверена, что он действительно умер. Иногда, в дождливые ночи, мой пес, Генерал Вольф, так тревожно смотрит на дверь, что я каждый раз выглядываю в окно, выходящее на море. Как знать, может быть, Бог в своей милости позволит мне увидеть этот чудной свет еще раз, и таинственный корабль вновь пройдет сквозь бурю. Я не хочу ничего, только взглянуть на отца еще раз и понять, что с ним все в порядке.
Но каждая дождливая ночь так темна и так холодна...