[Toll-Gate]

Злая бета не пустила в выкладку , так что приношу текст сюда.
Это вставная сценка к "Китайской казне" и без "Казны", увы, совсем не читается.

Название: Ужин с наследником
Канон: «Клодиус Бомбарнак»
Размер: около 1300 слов
Пейринги/Персонажи: Николай II, майор Нольтиц
Категория: джен
Жанр: missing scene
Краткое содержание: что происходило после того, как Клодиус Бомбарнак пришел в российское посольство со своим рассказом, и до развязки событий
Примечания : присутствующие в тексте исторические лица быникогда!


Ужин в посольстве проходил так, как чаще всего и происходят мероприятия с участием высоких особ и людей, совершенно к такому обществу непривычных. Посланник дулся от важности и от гордости, со старанием выполняя обязанности хозяина. Свитские, привыкшие друг к другу за время долгого путешествия, чувствовали себя совершенно свободно. Посольские и малое число иных приглашенных испытывали понятное стеснение и благоразумно помалкивали.

— Маленькая такая, — оживленно делился недавними экзотическими впечатлениями разрумянившийся принц Георг Греческий. — Личико набелено так, что черт и не разглядеть, а одежки наверчено, точно на кукле какой-то. «Вот, — говорят они нам, — наша японская девица для увеселения духа». И точно, думаю, такая пигалица только дух увеселить и сгодится. Для тела, что там, тронешь — развалится.

Свитская молодежь весело расхохоталась. Очевидно, подобные повествования им были не в новинку. Суровые старцы — Барятинский и адмирал Басаргин — осуждающе хмурили брови. Цесаревич прятал улыбку под щегольскими усами. Видно было, что и ему есть, что сказать о прогулке по японским увеселительным заведениям, но не хочется зря сердить дядек.

— А потом, — не сдавался его кузен-грек, — входит молодец, росту хоть и японского, а в плечах пошире меня будет! Кожа бронзовая, глазами зырк-зырк, ну думаю, сейчас мне голову отвёрнут за неуважительное обращение с барышней. Мы-то уж поняли, что с иностранными гостями в этой стране не церемонятся.

На той стороне стола снова загомонили. Дерзкое покушение, выставленное в мировых газетах, как скандал и трагедия, в этом обществе тоже успело сделаться предметом шуток.

— Пригляделся — а в руках-то у него колотушка. Рукоять — с руку толщиной. Все думаю, ноги не унесем. Прощайте, две монарших династии. И чего, думаю, охрану на улице-то оставили... А он эдак проходит, на нас не глядя, смотрю — на стене диск висит. Размахнулся — и колотушкой своей по нему — раз! Звон стоит, что колокола на Софии. А у звонаря этого безрукавка на груди распахнулась, а под ней, видите ли, — точно вторая. Прям на коже у него нарисованная. И расписана, как лоскутами: желтые, красные, синие — вот так узор!
И тут Ник — колай Александрович возьми да спроси у нашего сопровождающего, чего это у него. А тот ему — «бозественный знаки, цесаревись-сэнсей, засита богов и знак высокого происхоздения. Не хотите себе такой зе?»

Свита грянула хохотом. Князь Барятинский, главный руководитель путешествия, видно, представив, как будет отчитываться перед государем, на мгновение смежил веки и тут же метнул из-под них грозный взгляд в болтуна.

— И что же ему отвечает на это сей государь цесаревич и великий князь? «А была не была! — говорит. — Что ж, япошки терпели, а я не вытерплю?»

Над столом на мгновение повисла настороженная тишина. Кажется, вопреки обыкновению, окончания этой истории здесь пока что никто не слышал.

— И что же? — обманно спокойным голосом, но переменившись при этом в лице, спросил Барятинский.

— А и ничего! Тут на сцену выходит ваш покорный слуга. Ник — колай, говорю, друг ты мой родной, вытерпишь-то ты, а голову потом снимут мне, просто потому, что моя держава поменьше твоей будет. И убрались мы оттуда, отбрехавшись от великой чести!

Цесаревич Николай Александрович снова загадочно улыбнулся в усы и украдкой коснулся правого предплечья, многозначительно качая головой на просьбы подтвердить или опровергнуть рассказанную историю. Подали трубки. Свитские продолжили перекидываться репликами.

— А опий-то, опий курили, Георгий Георгиевич?

— А известно ли вам, господа, что его императорское высочество возразил японскому правителю, когда тот явился к нам извиняться?

— А вот, помнится, когда охотились на леопардов…

— Кстати же говоря, — задумчиво сказал цесаревич, отставляя трубку, — в твоих, Джордж, историях, все время выходит так, будто мы с тобой эдакие герои, а все вокруг живут тихо и скучно. А между прочим, мне сегодня довелось выслушать любопытнейшее повествование о настоящих подвигах и настоящем геройстве, которые потребовались, ни много, ни мало, чтобы доставить сюда, в Пекин средства, необходимые для продолжения нашего замечательного путешествия.

И все взгляды оборотились на неприметного человека, сидевшего в дальнем конце стола. Тот коснулся не слишком опрятно перетянувшей его голову повязки, чуть побледнел и с заметным трудом поднялся под этими взглядами.

— Я предложил бы за вас тост, господин майор, — сказал Николай, в свою очередь поднимаясь. — Если бы мне не хотелось так отчаянно сперва услышать всю эту историю в вашем собственном изложении.

— Вашему императорскому высочеству... — казалось, Нольтиц с трудом подбирает слова, — должно быть, не вполне верно доложили.

— То есть, все-таки фантазия и преувеличения? — губы царевича разочарованно изогнулись. — Три попытки монголов похитить российское золото. Перестрелка с разбойниками, напавшими на поезд. Ваше единоличное решение изменить маршрут, когда путешествие по железной дороге сделалось слишком опасным. Защита тайны казны даже от ваших спутников. Угроза расстрела. Хладнокровие перед лицом крушения корабля. Путь через пустоши со связанными руками. Борьба с вооруженным головорезом и попытки защитить доверившихся вам людей до прибытия регулярной армии? Действительно, в докладе, который представил мне генерал Барятинский, слишком многие из этих подробностей не прозвучали.

Князь-генерал медленно побагровел. Майор, кажется, успел пожалеть, что не может слиться цветом с гардинами.

— Упомянутые подробности, ваше императорское высочество, я счел несущественными в собственном моем докладе, — сказал он тихо, но тем не менее с заметным упрямством. — Ибо доклад мой касался сути выполненного мной задания, но не описания трудностей, встретившихся мне по дороге.

— Армейская четкость и скромность же армейская, — царевич усмехнулся и подкрутил ус. — А жаль! Слушая истории о ваших приключениях, я словно бы ощутил себя самого на страницах авантюрного романа. Мне неоткуда было прежде узнать об истинном масштабе трудностей, составивших суть доставшегося вам задания. Я... благодарен, господин майор. И пью за вас.

Цесаревич поднял рюмку коньяку. Майор отдал честь. Встали на ноги и остальные.

— И всё же, — старый князь так и не перестал багроветь, но благоразумно дождался пока все опустили чарки. — Могу я узнать, где ваше высочество услыхали сюжет этого, с позволенья сказать, романа?

— Ага! — наследник усмехнулся. — Это еще одна прелюбопытнейшая история. Дело в том, что сегодня, спасибо скромности Серафима Степановича, — он кивнул закрасневшемуся секретарю посольства, — я имел интереснейшую беседу с неким заглянувшим к нам журналистом из Франции.

— Это был господин Бомбарнак? — удивление майора Нольтица оказалось столь велико, что на какой-то миг заставило его забыть о субординации. — Он приходил сюда?! Прошу простить.

— И не просто приходил. Он явился в посольство специально хлопотать за вас, поскольку в точном соответствии с вашей легендой полагает вас злоумышленником и беспокоился из-за всех тех зверств, которые, по его мнению, может применить к вам Российская пенитенциарная система.

— Он считает меня злодеем — и пришел хлопотать за меня? — переспросил майор, резко бледнея. Казалось, что поверить в человеческое великодушие ему было еще сложней, чем в монаршую милость.

— Именно так, — подтвердил Николай, пристально разглядывая его лицо.

Майор Нольтиц опустил взгляд. Внешнее выражение его оставалось спокойным, но, казалось, под хладнокровной наружностью ходила буря.

— Горько знать, что люди, для которых вы многое сделали, полагают вас преступником, а не героем? — задал цесаревич вопрос, больше похожий на утверждение.

— Такова моя служба, государь, — ответил майор, наделяя собеседника титулом, покуда ему не принадлежащим, и поднял глаза. — Но вы правы, мне очень этого жаль.

— И вы отказались бы от наград и от почестей, если бы сумели взамен обелить свое имя перед друзьями, — сказал цесаревич, снова не спрашивая, точно оглашал вслух некие собственные внутренние наблюдения.

Майор кивнул, прямо глядя ему в глаза.

— Что ж, пожалуй, я это могу устроить, — просто заявил Николай, словно бы советуясь сам с собой. — Тем более что награду эту вы заслужили. Но в ответ вы поведаете мне вашу версию истории. Признаться, мне не хватило романа. Да к тому же, сдается мне, не вы один отличаетесь скромностью и умолчаниями, когда речь касается ваших собственных подвигов.


На всякий случай напоминаю, что эти и другие герои появятся в выкладке нашей команды в воскресенье 31 января. Заходите

А проголосовать за нашу визитку вы можете здесь