UPD: некоторые эпизоды уже вписаны или переработаны.
UPD2: фанфик закончен.
Название: Просто любить
Бета: Дочь капитана Татаринова, АД
Размер: миди, 13761 слово
Канон: Фредерик Марриет, "Королевская собственность"
Пейринг/Персонажи: Уильям Сеймур/Эмили Рейнскорт, другие персонажи
Категория: гет
Жанр: ангст, romance, hurt/comfort, приключения
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: AU, спойлерсвоеобразный кроссовер с "Впередсмотрящим" И. И. Фирсова (в некотором роде пропущенная сцена по отношению к эпизоду в Англии), упоминаются события и герои "Впередсмотрящего" и "Жизни адмирала Нахимова" А. И. Зонина. Возможна несколько вольная трактовка исторических лиц и событий.
Краткое содержание: Когда любовь выстрадана, её начинаешь ценить ещё сильнее.
Примечание: Фанфик родился из моего несогласия с концовкой оригинала и под влиянием песни, вынесенной в эпиграф, а исторические личности вплелись в повествование совершенно неожиданным образом.
Я не отдам тебя никому,
Прощу любую твою вину.
Сквозь столько бед
И потерь пройдя,
Какое счастье любить тебя.
Просто любить тебя.
Авраам Руссо и Кристина Орбакайте «Просто любить»
Прощу любую твою вину.
Сквозь столько бед
И потерь пройдя,
Какое счастье любить тебя.
Просто любить тебя.
Авраам Руссо и Кристина Орбакайте «Просто любить»
Чему она прекрасно выучилась за столько лет, так это ждать возвращения дорогих её сердцу людей. Сначала – своего возлюбленного, ставшего потом мужем, а после – сыновей. Подходить к окну Норфолкского замка, откуда открывался вид на море, или выходить на морской берег и вглядываться вдаль, ожидая появления на горизонте знакомых парусов. И какой радостью загорались её глаза, когда родные люди возвращались!
По такому случаю устраивали большой праздник, куда собирались все родственники и друзья. Но сильнее всего согревало душу той, что когда-то звалась мисс Рейнскорт, однако давно уже носила фамилию мужа, даже краткое мгновение, проведённое рядом с любимым. Их чувства друг к другу нисколько не тускнели и даже, казалось, замедляли их старение, хотя время всё же припорошило их волосы нетающим снегом и оставило свой след на лицах.
А ведь – страшно даже представить! – Эмили впервые влюбилась, когда ей было всего лишь четырнадцать, а её избраннику, Вилли Сеймуру, – шестнадцать. Началось всё странно и нелепо: девочка, решив отнести несколько книг своим соседям Мак-Эльвинам, вместо этого вынуждена была почти перелетать через забор, спасаясь от разъярённого быка, а потом лишилась чувств, упав на руки незнакомого юноши. Затем два года длились их встречи. Причём ни матушка Эмили, ни семейство Мак-Эльвинов – опекуны Вилли – нисколько этому не препятствовали. Однако никто, кроме самих молодых людей, и не подозревал, что между ними вспыхнуло чувство гораздо сильнее простой детской привязанности…
Как ни парадоксально это звучало, но секрет долговечности отношений супругов крылся в выстраданности любви. До сих пор леди Эмили иногда просыпалась среди ночи в слезах, пережив в кошмарном сне то, что однажды случилось наяву в этом самом замке. Вилли тогда пришёл попрощаться с ней перед отплытием. Но отчего он был так холоден?! Почему назвал её официально: «мисс Рейнскорт», почему наговорил столько горьких, обидных слов? Зачем сказал, что их пути расходятся? Почему решил, что она не должна его любить, раз он – сирота, без денег, без родных, без приюта, не знающий почти ничего о своих родителях и не принадлежащий никому, кроме Его Величества, она же – красивая, богатая и знатная? Неужели и вправду думал, что, пока он будет в плавании, она станет вращаться в обществе, куда ему, бедняку, путь заказан, и сделает блестящую партию?! «Да он меня совсем не знает, за столько лет не понял, что не нуждаюсь я ни в каком высшем обществе, если там нет его! Почему, о почему он не угадал, что лишь он один – самая блестящая партия, самый-самый дорогой мне человек во всём свете?! Боже, за что Вилли Сеймур так ненавидит меня?!» – эти мысли заставляли девушку чувствовать себя покинутой и горько плакать от любви, казавшейся ей неразделённой. Зато как счастлива была она, когда узнала, что возлюбленный сухо простился с ней вовсе не от бессердечия! Это Мак-Эльвины убедили его, что так будет честнее по отношению к девушке, ведь негоже пользоваться её красотой и богатством, даже если её родители вдруг позволят ей стать женой безродного. «Зачем, почему? Я не понимаю! Зато я знаю, что Сеймур не разлюбил меня, и я дождусь его, обязательно дождусь! И не буду ничьей невестой, кроме как его», – и Эмили принялась ждать.
А годы шли, о Вилли не было никаких вестей. «Аспазия» – фрегат, на котором он был мичманом, – всё не возвращался в Британию. К тому же беда не пришла одна. Погибла мама. И случилось это вскоре после того, как они с папой помирились. Ну почему, когда они были в ссоре и виделись и разговаривали очень редко, лишь ради приличия и ради неё – Эмили, всё было хорошо? А тут были так счастливы, так рады возможности прокатиться в коляске вдвоём – и внезапно кони взбесились, понесли, затем и вовсе оторвались от коляски! Папа отделался ушибами, а мама, мама… Ну почему самые близкие люди покидали её? Сеймур неведомо где, возможно, успел позабыть её, нашёл себе любимую в чужих краях или сгинул в пучине морской. А мамочка спала вечным сном в Чельтенгаме, куда они приезжали на воды. И каково было оставаться в замке, где каждая вещь напоминала о ней?! А стоило сесть на кушетку – и тут же в памяти всплывал момент расставания с Вилли, вызывая новые потоки горьких слёз. Если бы не мистер Патрик Мак-Эльвин и его жена Сюзанна, Эмили непременно умерла бы от горя или лишилась бы рассудка. И всё же в глубине её души теплилась надежда на то, что милый вернётся. Она продолжала ждать. Отец возил её в Лондон на светские приёмы, знакомил с молодыми людьми. Они наперебой предлагали ей руку и сердце, однако она была к ним равнодушна и радовалась, что отец не настаивал на скором замужестве, будто бы давая ей свыкнуться с потерей матери. Правда, однажды, случайно подслушав обрывки разговора, Эмили узнала, что на самом деле все женихи казались отцу недостаточно состоятельными. Как бы то ни было, она была даже благодарна ему за это. Девушка оставалась верной своей любви. И ждала, ждала…
В ту пору Эмили жила уже в Ирландии, в Гальвейском замке – родовом владении отца. В детстве ей очень нравилось там, и она не сразу начала понимать, почему мать так стремилась покинуть это место и так не желала туда возвращаться. Правда, когда мисс Рейнскорт вернулась спустя столько лет в родные края, всё там было чужое и все чужие, кроме старой няньки Норы, но с ней особо не побеседуешь. Если бы не Мак-Эльвины, переехавшие в дом по соседству, было бы совсем одиноко…
Но кто может знать наперёд, какие сюрпризы преподносит судьба? Однажды, когда отец охотился и Эмили осталась за хозяйку, в замке внезапно появился мистер Мак-Эльвин, который сообщил ужасную новость. Недалеко от владений Рейнскортов о скалы разбились два корабля, один из которых, предположительно, вражеский, а второй – британский. И нужно было послать людей, чтобы спасли уцелевших. Леди Эмили и по сей день помнила, как у неё защемило сердце при этом известии. Только ли от жалости к пострадавшим? Или сердце что-то почувствовало наперёд? Она села на лошадь и помчалась к месту крушения, причём так быстро, что намного опередила своих друзей.
И что же она увидела там? Обломки кораблей, обгоревшую хижину на берегу и тела тех, кто не смог из неё выбраться. А ещё – стоявших друг напротив друга и готовых биться не на жизнь, а на смерть британских моряков и ирландцев, которые решили поживиться за счёт потерпевших кораблекрушение. Уже после Эмили узнала о страшных подробностях. Оказывается, ирландцы возжелали забрать себе не только мокрую одежду, сушившуюся у костра, но и провизию, а главное – бочонок с ромом. И кто знает, что бы они натворили, вкусив хмельного напитка? Потому британский офицер приказал ефрейтору занести бочонок внутрь хижины, где лежали раненые и больные с обоих кораблей, и вытащить пробку, чтобы ром вылился на землю. Как только приказ был исполнен, ирландцы, к несчастью, заметили, что драгоценный напиток течёт из-под двери, и десятеро из них ворвались в хижину. Однако в тот самый миг ручей из рома достиг костра, у которого раньше сушилась промокшая одежда, вспыхнул, и пламя быстро добежало до хижины и охватило её. Погибли и все десять ирландцев, и ефрейтор, и беспомощные англичане и французы. Страшная смерть! И неудивительно, что после такого обе стороны готовы были истребить друг друга до последнего человека, и, когда Эмили оказалась на месте, кто-то уже лежал на земле, раненый или убитый. Но дочь мистера Рейнскорта, как и он сам, была уважаема местными, её слово было для них законом, и, когда она по-ирландски приказала им прекратить побоище, вернуть похищенное и удалиться, они послушались.
Однако для Эмили, увы, кошмар не закончился. Когда она спросила одного из британцев, боцмана, как назывался их корабль и единственный ли он офицер из тех, кто выжил, ответ был таков, что сердце у неё едва не разорвалось. Одним из разбившихся кораблей был фрегат «Аспазия»! А мичман, вернее, уже лейтенант Уильям Сеймур – её Вилли Сеймур! – не утонул, не разбился о скалы, но во время стычки кто-то из ирландцев ударил его в бок ножом. И теперь он лежал на земле, бледный, словно восковой, глаза закрыты, и на его форме – кровавое пятно. «Господи, почему так жестоко?.. Я так надеялась, так мечтала о встрече… И вот теперь любимый рядом со мной… но он умирает!» – пронеслось в голове у Эмили. Но всё же она стала звать лейтенанта по имени, и – о чудо! – он вздрогнул и открыл глаза, он узнал её! Однако ей казалось, что это последние мгновения его жизни, что вот-вот наступит конец… Если бы не мистер Мак-Эльвин и доктор, которые подарили ей надежду, она, быть может, умерла бы от горя.
А горевать и терять надежду ей пришлось ещё не раз. И неудивительно, если, несмотря на помощь опытного врача и то, что она вместе с Сюзанной Мак-Эльвин заботилась о юноше, а рана его не была смертельной, он упорно не поправлялся, как будто хотел умереть. У него почти не проходила лихорадка, он был возбуждён, а однажды и вовсе не сомкнул глаз всю ночь, после чего метался в бреду. Но что послужило причиной тому, Эмили не понимала, следовательно, не подозревала, как помочь Вилли. К счастью, миссис Мак-Эльвин разъяснила ей всё, и девушка поспешила к возлюбленному.
– Тётушка Сюзанна рассказала мне, что тебя что-то гнетёт, и я сама чувствую это. И это что-то убивает тебя. Вилли, прошу, ради нашей любви откройся мне. Тебе станет легче. Я столько времени ждала тебя, молила Господа и всех святых, чтобы они сохранили тебя… и не могу просто так тебя потерять, – говорила она, а на её ресницах дрожали слезинки.
Сначала юный Сеймур молчал – то ли из-за внутренней борьбы и нерешительности, то ли потому, что был очень слаб, – но потом попросил воды и, сделав глоток, ответил прерывавшимся от волнения голосом, причём слова его крепко врезались в память Эмили:
– Прости за то, что невольно заставил… переживать за себя… за то, что так плохо простился… Я любил, люблю и всегда буду любить тебя… больше жизни… Однако сама судьба нас разлучает. Сначала я не имел права быть с тобой, стать твоим мужем, потому что я – бедный сирота, без родителей, без денег, без положения в обществе. Теперь же…
– Что «теперь»? – произнося это, мисс Рейнскорт уже кое-что знала от старшей подруги, да и сама догадывалась, что и теперешние переживания юноши как-то связаны с его семьёй. Кажется, он узнал, что с его отцом случилось что-то страшное и одновременно позорное. Но знать всё доподлинно куда лучше, нежели предполагать.
– Пойми, вчера я узнал тайну своего рождения… и теперь не знаю, как с этим жить. Моя мать была дочерью бедного священника, я помню, она была очень слаба, болела… А вот мой дед по отцу… У него всё иначе было… Он был богатым, очень богатым человеком, Эмили… и знатным… На самом деле я – де Курси. Норфолкское поместье, где вы жили, – моё… и многие другие… Но я не рад… Горько и больно… Мой дед был властным… и жестоким, погубил многих и умер… один… Никого не было рядом… Да простит Бог его грешную душу… Если бы не он… – раненый умолк и прикрыл глаза. Наконец, собравшись с силами, он закончил:
– Если бы не он, мой отец, полюбивший мою мать, не остался бы без гроша в кармане… без наследства… лишь за то, что не бросил несчастную сироту… Если бы не дед, отец не пошёл бы в матросы… Ему было тяжёло… Наверное… Он из благородных был… Но маме нужны были лекарства... и я ещё совсем мал был. Выбора у него не оставалось.
Юноша поведал о том, что сначала всё было не так уж и плохо, отца сделали помощником казначея, но потом несправедливые, излишне суровые наказания и издевательства со стороны капитана принудили его участвовать в мятеже, что оказалось фатальным.
– Мятеж провалился… отца повесили… мама не вынесла горя… их похоронили вместе… Теперь… теперь мы расстанемся… Ты не можешь, не должна любить сына казнённого бунтовщика… Я отпускаю… тебя…
Однако девушка не сдалась, тем более – поняв, что любимый куда меньше радуется свалившемуся на него богатству, чем страдает оттого, что отца предали позорной смерти. Она стала горячо доказывать, что ей неважно, богат он или беден, что она не разлюбит его, несмотря ни на жестокость деда, ни на обострённое чувство справедливости, погубившее его отца. Она любит его не за что-то, она просто любит. И в конце концов Сеймур сдался. Молодые люди условились, что, как только юноша поправится, а мистера Рейнскорта удастся уговорить согласиться на брак, они обвенчаются.
Но следующий день едва не стал самым страшным в жизни Эмили. В тот раз она, разбуженная первыми лучами солнца, поспешно оделась и отправилась проведать любимого. Когда она уходила от него в последний раз, Сеймуру было немного лучше. Но почему теперь в его комнате так тихо? Почему ставни заперты, а шёлковый полог кровати опущен? И почему старая нянька Нора сидит на полу, уставилась в одну точку и шепчет молитвы? И взгляд у неё такой… Даже волосы на голове от страха зашевелились. Неужто Вилли хуже?
Эмили стала умолять няню сказать, что с юным Сеймуром, призналась, что любит его больше жизни и любовь эта взаимна, что они обручены и что, если юноша умрёт, она тоже не захочет жить. Но почему Нора впала в отчаяние, почему таращит глаза, как помешанная, почему ломает руки?! И её слова – какая-то дикость, бред сумасшедшей…
– Боже, горе мне! Я хотела твоего счастья, красавица, я своей души не пожалела… Господин приказал мне… сказал, это для его и вашего спасения… И я дала вашему Вилли мышьяка… Убила его… думала, ради вас… А вышло, что… – девушка слышала только эти обрывки фраз, и рассудок отказывался их воспринимать, но её затрясло, будто она оказалась в ледяном погребе. Эмили поняла, что ей сказали правду. А это значило, что испытания, через которые они с Вилли прошли, все беды и потери и их любовь – всё напрасно! И Нора, нянчившая её с колыбели, в одночасье разрушила её жизнь, желая помочь! Сеймур отравлен… Но самое ужасное – то, что родной отец…
К горлу подкатила тошнота, перед глазами всё поплыло. Дальше словно в тумане: и как она выскочила из комнаты, и как ворвалась в библиотеку, где, кроме отца, почему-то оказались викарий из замка де Курси и супруги Мак-Эльвин, и как громко кричала:
– Отец, за что? Отец, как ты мог?!
Потом девушка лишилась чувств, а очнулась от какого-то резкого и громкого звука. Старый викарий поддерживал её, хотя сам едва держался на ногах, а отца в комнате не было. Мистер Мак-Эльвин почему-то бросился в смежную комнату, и Эмили, не осознавая, что делает, вырвалась из объятий викария и ринулась туда же. Однако войти внутрь ей помешало ужасное зрелище: отец лежал на полу, рука его сжимала рукоять пистолета, а под его головой – лужа крови, кровь была и на портьерах.
Мисс Рейнскорт, несмотря ни на что, любила отца, хотя и не так сильно, как мать, он оставался её единственным близким родственником… теперь же она совсем осиротела… И всё же девушка не задержалась на пороге комнаты, а пробежала её насквозь и бросилась вслед за мистером Мак-Эльвином туда, где лежал Сеймур, инстинктивно чувствуя, что отцу уже ничем не поможет, а любимого хотя бы поддержит, успокоит, побыв с ним в последние мгновения его жизни.
Юноше действительно было так худо, что она не решалась смотреть на его мучения, просто держала за руку, стоя на коленях подле его кровати, и шептала ласковые слова, а потом уткнулась лицом в его подушку. Сделать что-либо ещё Эмили была бессильна.
Сколько прошло времени, девушка не знала. Ей казалось – целая вечность, на самом деле – совсем немного. Но она совершенно не помнила, как очутилась в комнате, смежной с комнатой любимого и с библиотекой. Должно быть, лишилась чувств, и её перенесли туда, усадили в кресло… Тела её отца на полу уже не было, позже девушка узнала, что его перенесли в хозяйскую спальню, чтобы подготовить к погребению. Пятна крови успели замыть, испорченные портьеры сняли. Потом ей рассказали, что полиция проводила освидетельствование и отца признали убившим себя в состоянии помешательства. Тогда же ей ничего этого не было известно. Из комнаты Сеймура слышались голоса, и один из них – какой-то новый. Оказалось, кто-то вызвал врача, и тот, сразу поняв, что хозяину его помощь уже не потребуется, явился к больному офицеру. О чём говорили доктор и супруги Мак-Эльвин, Эмили разобрать не могла. Всё казалось смутным, нереальным.
Девушка не заметила, как к ней подошёл викарий и протянул стакан воды и какое-то письмо. Сделав пару глотков, она поставила стакан на столик и дрожащими руками развернула письмо. И без слов викария Эмили поняла, что это предсмертное письмо её отца.
«Милая моя дочурка, – писал он, – прости, если можешь, своего беспутного отца, который разрушил тебе жизнь. Вся моя жизнь была сплошной ошибкой. Мне хотелось получить как можно больше богатства любой ценой. Даже на твоей матери я женился, чтобы выиграть пари, а заодно получить богатое приданное. Во втором я обманулся. Увы, она была слишком гордой, не желала сидеть взаперти, пока я предаюсь порокам. Я любил её, но это я приказал запрячь в коляску тех коней! Знай одно: я, как ни старался, не смог ни выбросить сердца Клэр, ни скормить его собаке. Оно в моём кабинете. Похорони вместе с ней… в усыпальнице де Курси. Видит Бог, я не хотел убивать Сеймура, но он должен был умереть. Если бы знал я тогда, что ты его любишь! Я – преступник и сам выношу себе приговор. Когда ты прочтёшь письмо, меня уже не будет. Прощай и прости, если сможешь».
Девушка читала – и не верила своим глазам. Содержание не укладывалось у неё в голове. Её отец – убийца и самоубийца! Он погубил двух самых дорогих ей людей. Да, возможно, им овладело безумие, а когда наступило отрезвление, он сотворил с собой такое… и оставил её совсем одну. Наверное, ей следует его простить и молиться за него. Но как жить дальше, зная правду? Каково остаться круглой сиротой? И к чему ей огромное наследство без Вилли Сеймура? Зачем вообще жить без него?
Что происходило в это время в комнате любимого? Эмили не знала. На какое-то время она перестала прислушиваться к голосам и звукам. Но вдруг достаточно громко прозвучали слова доктора:
– Могу вас заверить в том, что это был не мышьяк. Некоторые проявления схожи, но…
Дальнейшего девушка не расслышала. Окрылённая надеждой, она вскочила с кресла и направилась к комнате Сеймура.
На пороге её догнала Нора. Лицо старой няньки было мокрым от слёз, глаза воспалены, она тряслась как от холода.
– Что с тобой, няня, что случилось? – спросила Эмили, испуганная её видом.
Ответ навёл на мысли о помешательстве:
– Это я… это я виновата… Я убийца… Из-за меня погиб мой господин… А я ведь привязалась к нему ещё тогда, когда он лежал в колыбельке! И я посмела обмануть и его, и тебя!
С этими словами старая Нора схватила девушку за руки.
– Что, что такое? Не понимаю… О чём ты? Что ты хочешь сказать? – взволнованно спросила Эмили.
И няня отвечала дрожащим голосом, время от времени прерывая рассказ рыданиями:
– Мой господин, ваш отец, велел мне дать лекарство… раненому офицеру… Он туда подсыпал мышьяк… Сказал, это для вашего благополучия. А мне страшно было… Сеймур такой юный… и слабый совсем… Я долго решиться не могла. Будто оцепенение какое напало. И тогда мистер Рейнскорт меня вызвал в эту вот комнату. Сказал, если не сделаю, как он велит, он на себя руки наложит. Говорит – а к виску приставлен пистолет. Вот-вот курок спустит! Я от страха едва не умерла! Не помню, как влетела в комнату твоего возлюбленного. И настолько я перепугалась, что под ноги не смотрела. Опомнилась лишь тогда, когда запнулась о шкуру, которая на полу лежала. А тут, как на грех, окно было открыто. И стакан туда улетел… Моё счастье, господин не видел… А я решила, это знак Свыше. Но надо было что-то делать. И я на подлог решилась. Простит ли мне это Господь?
– Простит, милая няня, непременно простит! – с жаром воскликнула девушка. – Но, Бога ради, скажи мне, что же ты сделала, не томи!
Произнеся это, она вырвалась и сама начала трясти старушку за плечи.
– Да просто взяла пустой стакан, смешала воду с касторкой, прибавила чесночного соку для запаха… мышьяк-то чесноком воняет… и дала твоему драгоценному Сеймуру. Подумала, ежели он после подобной встряски на небеса отправится, значит, судьба у него такая. Ну а если оклемается, значит, пусть живёт, лишь бы потом ему что-нибудь лёгонькое дать и пить побольше. Ведь жаль мне его, такой молодой, такой красивый… А вдруг бы господин мой передумал, я бы ему тут же и сказала… Простите, я и вас напугала, так ведь не знала же, будет ли Сеймур жить! Не хотела напрасно обнадёживать. Потом уже собиралась господина предупредить… да не успела… Он возьми да и застрелись! Это из-за меня всё, из-за обмана моего, – и няня горько заплакала.
Эмили ничего не ответила, лишь обняла старую Нору, и несколько мгновений они стояли, плача и вздрагивая. Обеим было больно оттого, что того, кто был воспитанником одной из них и отцом другой, невозможно воскресить. И в то же время сердце девушки радостно забилось. Её любимый может выжить! Это не мышьяк, значит, у него есть шанс. Она поспешила было сообщить новость доктору, но он и сам всё прекрасно слышал и начал действовать…
Впоследствии Сеймур, наполовину шутливо, наполовину всерьёз возмущаясь, спрашивал её:
– Неужели нельзя было обойтись без того, чтобы подвергнуть меня такой противной и постыдной процедуре? Разве Нора не могла бы предупредить меня? Я бы выпил чесночный сок и сыграл отравление. А так… подумать только, оконфузиться в твоём родовом замке!
И она отвечала полушутливо, но язвительно и с лёгким оттенком мстительности:
– Во-первых, няня тогда едва владела собой, и счастье, что хотя бы так всё обернулось. А во-вторых, Сеймур, кажется… Или же вы предпочитаете теперь зваться де Курси? Это вам за то, как вы меня приводили в чувство, когда я спасалась от быка! Мне миссис Мак-Эльвин всё рассказала: и как вы обрызгали мне лицо водой, в которой мыли кисточки, и как совали под нос жжённые птичьи перья, и как целовали меня и шептали мне разные ласковые слова. Так что теперь мы квиты.
Но тогда было не до шуток. И дело даже не в том, что встряска не слишком пошла на пользу юноше, только начавшему оправляться от раны. Увы, он тоже узнал, что отец его невесты пытался его извести из-за богатого наследства, и испытал сильное потрясение. У бедняги опять был жар, он метался в бреду, сбивал повязку, и все боялись, что у него откроется рана. Эмили проводила бессонные ночи подле его постели, она даже не была на похоронах отца, нашедшего последнее пристанище в семейном склепе Рейнскортов. Но однажды, когда её, обессиленную, вывели из комнаты, надеясь отправить в спальню, девушка услышала, как её возлюбленный, очнувшись, лихорадочно говорил мистеру Мак-Эльвину:
– Почему, о почему мистер Рейнскорт хотел убить меня? Почему не сказал мне, что нуждается в деньгах, что оказался в тяжёлом положении? Я никогда в жизни не отправил бы в тюрьму отца той, кого люблю больше жизни! Я поделился бы с ним деньгами, помог бы сохранить за ним этот замок… а он… Видно, не суждено нам с Эмили быть мужем и женой… Поступок её отца и его смерть разлучают нас… теперь, должно быть, навсегда! О, лучше мне умереть!
Мисс Рейнскорт и сама не знала, откуда у неё взялись силы, однако она буквально влетела в комнату.
– Я понимаю вас, мистер Сеймур, знаю, как больно и тяжело вам, – произнесла она с жаром, – и, возможно, у вас есть основания мечтать о смерти… Но как вы жестоки! Вы совершенно не думаете о том, каково мне знать, что один дорогой мне человек хотел убить другого и наложил на себя руки! И вам известно, что у меня, как и у вас, не осталось теперь никого из близких. Вы – единственный, ради кого я живу. Я люблю вас и не желаю отдавать никому, даже самОй смерти. Но вы не хотите бороться за свою жизнь. Что ж, я не вправе неволить вас. Только знайте: ни к чему мне богатое наследство, если рядом не будет того, кого я люблю больше жизни. И неужели всё, через что мы прошли вместе, ничего для вас не значит? Неужели вы снова хотите оставить меня одну, на сей раз – навсегда? Что ж, пусть так, только…
Девушка не договорила. Слёзы душили её, она даже не пыталась их утирать. Некоторое время она стояла, опустив взгляд, лишь всё тело её тряслось, будто в лихорадке. Никто и никогда прежде не видел Эмили в таком состоянии. Мистер Мак-Эльвин даже всерьез опасался, а в здравом ли она рассудке. Уж слишком похожа она была на человека, которому жизнь не мила и который готов с нею распроститься безо всяких сожалений. И то, что выпалила девушка, собравшись с силами, лишь подтвердило его подозрения:
– Только и мне без вас не жить!
С этими словами, не вполне сознавая, что делает, мисс Рейнскорт неожиданно для Вилли и мистера Мак-Эльвина выхватила найденный в смежной комнате отцовский пистолет и, рыдая, приставила к виску. Даже Патрик Мак-Эльвин с его богатым жизненным опытом на какое-то время растерялся. Сеймур же, потрясённый словами и поступком любимой, взмолился:
– Нет, о нет, Эмили, не надо! Я не хочу, чтобы вы повторили судьбу вашего отца из-за меня. Простите, я до настоящего момента недооценивал силу вашей любви. Верьте, я люблю вас больше жизни, и, если вы погибнете, мне не будет покоя ни на этом, ни на том свете. Я выживу ради вас, только прошу, Бога ради, уберите это.
Услышав его мольбу, девушка всхлипнула, пальцы её разжались, и пистолет со стуком упал на пол.
Уже гораздо позже она осознала, какой опасности подвергла бы себя и других, будь оружие заряжено. К счастью, после гибели её отца никто больше не вкладывал туда пулю и не всыпал порох, а девушка ничего не заподозрила и даже не попыталась что-либо проверить. А тогда (Эмили и спустя много лет прекрасно помнила это), выронив оружие, она упала на колени перед кроватью любимого, и они молча плакали, обняв друг друга и долго не желая отпускать…
С этого самого дня молодой лейтенант окончательно раздумал умирать и быстро пошёл на поправку, изрядно удивив доктора и сиделку. А Мак-Эльвины, понимая, что ему тяжело находиться в замке Гальвей, дождавшись от врача разрешения на перевозку, переправили больного в свой дом по соседству.
Ускорению выздоровления Сеймура весьма способствовали не только перемена обстановки, но и то, что Эмили под разными благовидными предлогами достаточно часто навещала его. Пока Уильяму приходилось оставаться дома, они сидели в его комнате и беседовали о том, как прошли три с лишним года их разлуки. Рассказ девушки – и это понимала она сама – не отличался интересными подробностями. О чём она могла поведать? Лишь о днях и неделях, когда казалось, что папа и мама вот-вот помирятся и у неё наконец будет полноценная семья, и о боли от того, как всё обернулось, о скучных встречах с друзьями отца, о времени, проведённом за рукоделием, и тревоге за любимого. Зато повествование Сеймура оказывалось столь увлекательным, что мисс Рейнскорт забывала о времени. Она с замиранием сердца слушала рассказы о его приключениях в Индии, об индусах и парсах, о величественных слонах и охоте на тигра, о священных ритуалах и о жизни леди и джентльменов в Калькутте, о схватке с малайскими пиратами и о многом другом… А ещё о благородном капитане М., давшем ему фамилию, взятую из модного романа, и ставшем для него и для всех своих подчинённых вторым отцом. И о лейтенанте Прайсе, пытавшемся при каждом удобном случае цитировать Шекспира, но путавшем цитаты из-за плохой памяти. И о другом лейтенанте Кортни, про которого никто не мог сказать точно, плачет он или смеётся, – столь быстро менялось его настроение. И обо всех остальных, с кем сводила его судьба. Правда, и эти рассказы омрачались тем, что многих дорогих юноше людей не было в живых. Но теперь, когда влюблённые снова были вместе, им было легче переносить потери.
А ещё Эмили запомнилось, как, когда врач разрешил молодому офицеру прогулки, они вместе бродили по дорожкам сада, окружавшего дом Мак-Эльвинов. Причём Уильям с интересом разглядывал попавшиеся ему на глаза деревце, кустик, букашку, камень и, указывая на них пальцем, разъяснял, что это такое, приводя научные названия, которые, правда, она позабыла. Она спрашивала, откуда он столько всего знает, и он отвечал ей, что это судовой врач с «Аспазии», доктор Макаллан, научил его познавать живую и неживую природу. Девушка прониклась симпатией к этому неутомимому исследователю, и до чего же горько ей было узнать, что он тоже покоится на дне морском с обломками фрегата! С того дня она поклялась молиться за каждого погибшего в том кораблекрушении, в котором уцелел Сеймур, и впоследствии неукоснительно исполняла эту клятву.
И наконец настал долгожданный день, когда Эмили закончила носить траур по отцу, а Вилли выздоровел. Они обвенчались. Церемония была скромная. Однако на ней присутствовали самые дорогие обоим люди: супруги Мак-Эльвин со своим другом Дебризо – единственным уцелевшим с французского корабля; старый викарий, Нора, оставшиеся в живых члены команды «Аспазии» во главе с боцманом и люди мистера Рейнскорта, после его гибели сохранившие верность его дочери. И день свадьбы запомнился Эмили как день, когда мисс Рейнскорт превратилась в миссис де Курси… хотя и она, и её муж далеко не сразу привыкли к тому, что их фамилия – не Сеймур.
А после молодожёны уехали в Норфолкский замок, принадлежавший покойному адмиралу де Курси – деду Уильяма Сеймура. С собой они увезли забальзамированное сердце Клэр Рейнскорт. А после и её тело вывезли из Чельтенгама и перезахоронили в склепе подле гробницы адмирала.
Отыскать останки казнённого за участие в мятеже в Норе Эдварда Питерса (именно под такой фамилией сын адмирала де Курси завербовался в матросы) и его жены Элен оказалось гораздо сложнее. Однако принадлежность юноши, обратившегося с подобной просьбой, к древнему аристократическому роду и его богатство, а также помощь старого викария, прекрасно знавшего родителей Уильяма и очень любившего его отца, помогли достичь цели. И с тех пор, насколько помнила Эмили, её муж использовал свои знатность, власть и влияние лишь для того, чтобы исполнить долг перед дорогими ему людьми или помочь нуждающимся, и никогда – для себя лично.
Следующим важным поступком супругов де Курси была продажа части унаследованных Уильямом владений. Они считали, что им ни к чему огромные богатства, политые кровью и слезами. К тому же Эмили быстро поняла, что, даже оказавшись прямым потомком древнего аристократического рода, владельцем нескольких богатых поместий и обладателем огромной суммы денег, Уильям де Курси отнёсся ко всему этому не так, как его дед или её отец. Адмирал де Курси, если верить рассказам старого викария (а у молодых де Курси не было причин им не верить), всегда считал, что громкое имя, большие деньги и власть дают ему право распоряжаться судьбами других, в том числе и близких. И лишь в последние дни своей жизни он понял: ничто из того, чем он обладал и чем гордился, он не сможет взять с собой в могилу. Ещё оказалось, что ни одно из этих средств не воскресит тех, кто по его вине ушёл до срока, не поможет обрести друзей и любовь, не спасёт от страшного одиночества. Мистер Рейнскорт в надежде получить наследство старого адмирала не только растратил своё весьма скромное состояние, но и продал фамильные драгоценности жены. А потом, незаконно присвоив имущество покойного, он стал покупать самых дорогих лошадей, самые дорогие коляски, самые дорогие костюмы и прочие предметы роскоши, но постоянно опасался, как бы кто-то не отобрал это у него. В конце концов, он потерял покой и даже решился на преступление. А вот Вилли оказался не таков. От старого викария миссис де Курси знала, что мать её мужа, лишившись своего отца, осталась круглой сиротой и бесприданницей, а отец мужа, потеряв права на родительское наследство за брак с девушкой не его круга, был вынужден привыкать к самой тяжёлой работе и не мог при этом заработать достаточно денег. Неудивительно, что Уильям с детства был приучен к скромности, умеренности и воздержанности, а капитан М. собственным примером помог ему развить эти качества. К тому же, как ей было известно, он много лет провёл на корабле, а тот, кто ютился в маленькой каюте, чувствует себя неуютно в огромном замке. Потому-то мистер де Курси, вступив в права наследования, поспешил избавиться ото всего лишнего, и супруга поддержала его в этом. Часть вырученных денег пошла на уплату долгов мистера Рейнскорта, причём кредиторы были приятно удивлены, так как не надеялись вообще получить что-либо, а тем более в размере, превышающем сумму долга. Другая часть была разделена между окрестными крестьянами. И те благословляли молодого де Курси, дивясь, что он добротой пошёл явно не в деда.
Гальвейский замок остался непроданным. Оставшиеся там слуги, а также верные роду Рейнскортов ирландцы ухаживали за ним и за склепом, иногда туда приезжали супруги де Курси, а вместе с ними – старая Нора, пока у неё ещё были силы. Позднее сэр Уильям и леди Эмили привозили в Гальвей своих детей, правда, останавливались там ненадолго, памятуя о страшных событиях, связанных с этим местом.
А детей у супругов было шестеро. Сначала родились близнецы Эдвард и Уильям, причём первого Уильям де Курси назвал в честь своего отца, второму же дали имя не только в честь его отца, но и в честь старшего брата Эдварда, который, не выдержав издевательств со стороны отца-адмирала, завербовался в армию и погиб в стычке в Индии. Судьба братьев оказалась куда счастливее, чем у сыновей адмирала де Курси, однако, как и те, кто ранее носил такие имена, Вилли выбрал армию, а Нэд – флот. Впоследствии Уильяма де Курси-третьего заносило по долгу службы в разные места, и ему было о чём потом рассказать своим близким. А Эдвард де Курси-второй, едва ему исполнилось двенадцать, сражался при Наварине за свободу греков от турецкого владычества. Сказалось то, что от деда по отцу юный мичман унаследовал решимость бороться против несправедливости, от отца – милосердие к врагам и от обоих – отвагу, подлинное благородство и стремление защищать слабых и беззащитных. Обоих аристократическое происхождение, богатство и знатность рода ограждали от вопиющей несправедливости, с которой столкнулся их дед по отцу. Однако ничто из этого не мешало им проявлять свои лучшие качества, хорошо служить своей стране и своему королю и нисколько не умаляло их отваги и усидчивости. Старшая дочь, Клэр, унаследовала от бабушки, в честь которой была названа, красоту, слегка капризный характер и чувство собственного достоинства. С ней родителям пришлось помучиться, но, к счастью, им удалось доказать ей, что отстаивать своё мнение можно и не прибегая к истерикам, и замуж она вышла за порядочного человека, который не делал её предметом спора на деньги и не мечтал о её наследстве. Средняя, Элен, была не такой красивой, но, по счастью, оказалась здоровее своей второй бабушки и при этом унаследовала от неё желание помогать людям в трудную минуту. Двойняшки же, Эмили и Сюзанна, названные так в честь своей матери и её старшей подруги, были самыми младшими детьми и всеобщими любимицами. В Норфолкском замке царили те любовь и забота, которых давно не знали его стены. Свою роль, разумеется, сыграло и то, что по соседству, правда, теперь уже в новом доме, поселились супруги Мак-Эльвин, которые, не имея собственных детей, помогали Уильяму и Эмили растить их сыновей и дочерей, охотно играя роль бабушки и дедушки. При этом мистер Мак-Эльвин учил своих названных внучат тому, что честность – лучшая политика и что честным можно и нужно оставаться даже тогда, когда жизнь вынуждает избирать род занятий, считающийся не слишком законным. Эмили знала, в том числе и по его собственным рассказам, что ему раньше приходилось заниматься контрабандой и прочими не слишком достойными делами, но это не мешало ему помогать людям, как не помешало и спасти её будущего мужа и отдать его в пансион для получения приличного образования и воспитания. Знала она и о том, что, несмотря на все жизненные перипетии, мистер Мак-Эльвин сохранял верность Британии и сражался за неё. А ещё – что он при первой возможности подыскал себе куда более достойное в глазах общества занятие, оставшись всё тем же добрым и порядочным человеком, никогда никого не бросающим без помощи, дающим мудрый совет. И, как ни грустно было Эмили это осознавать, её отец, останься он жив, скорее всего, не стал бы таким хорошим дедушкой для их с Уильямом детей…
Супруги даже много лет спустя дивились, как им удалось создать крепкую и счастливую семью, не имея достойных образцов для подражания. Родители Уильяма де Курси, правда, любили друг друга больше жизни и приняли смерть в один день. Любили они и его. Однако их счастье омрачалось нуждой. Ещё Вилли врезалось в память, что мама постоянно болела, часто кашляла, задыхалась, хваталась за грудь и что она отказывалась играть и резвиться с ним, сколько бы он ни просил. Правда, на корабле ему было не скучно, и там его любили и баловали почти все: от матросов до первого лейтенанта. Лишь капитана он дичился… того самого, что потом погубил его родителей. А после наступило время потерь. Сначала умерли родители, и долгое время никто не говорил ему, как это произошло. Затем был убит в бою старый квартирмейстер Уильям Адамс, заменивший Вилли отца. И наконец погиб капитан М., который был отцом для всей своей команды. Остались лишь супруги Мак-Эльвин, в чьём доме Сеймур не чувствовал себя чужим. И какое счастье, что пример ему показывали они, а не родной дед! Ведь мистер де Курси довёл до смерти сначала свою мать, слабую женщину, с детства потакавшую любому его капризу, потом – свою жену, красивую и юную, но не умевшую ему угодить. Потом Норфолкский замок стал адом для его двух сыновей. Бедный Уильям – в честь него получил своё имя племянник – за несогласие с отцом был жестоко избит и проболел несколько недель, после чего сбежал из Англии и в конце концов нашёл в чужих краях свою смерть. А Эдварда, младшего сына, выставили на улицу, потому что он выбрал в жёны дочь бедного священника, а не богатую наследницу. Лишь перед смертью адмирал де Курси раскаялся во всём, желал увидеть внука, окружить его заботой и тем хотя бы отчасти исправить зло, причинённое сыну, невестке и многим другим... не сбылось… Вилли знал обо всём этом от викария. Он простил деда.
Впрочем, Эмили даже немного завидовала супругу. Ведь всю свою сознательную жизнь она видела, как родители ссорились. Папа бросал маму в одиночестве в Гальвейском замке, чтобы самому спокойно изменять ей, та находила у него любовные письма, закатывала истерики и требовала развода. Они обвиняли друг друга во всех смертных грехах, не заботясь о том, что делают её свидетельницей всего этого. Мало того, и мать, и отец настойчиво пытались перетянуть её на свою сторону, а она и не знала, кому из них верить. Мама была глубоко несчастна, отчего её красота потускнела. А ещё она часто плакала, и Эмили, чтобы успокоить её, садилась рядом, прижималась своей щёчкой к её щеке и шептала:
– Мамочка, не расстраивайся, не надо. Всё будет хорошо. Я же с тобою. Я люблю тебя. И папа тебя любит. Только не плачь.
И матушка утирала слёзы, обнимала её, целовала в макушку, гладила по белокурым волосам и постепенно успокаивалась...
Да, для мамы она была единственным утешением, светом в окошке. Хотя отец, возможно, тоже любил её… по-своему. Но каково ей было знать, что родители не развелись только ради неё?! А она любила их обоих и тяжело переживала их расставание. Правда, мама не запрещала ей видеться с папой, не говорила о нём плохо. А она надеялась, что однажды они помирятся и снова будут жить вместе. Слишком поздно стало ясно, что это невозможно… Теперь Эмили хорошо понимала, почему мать так обрадовалась возможности жить отдельно, почему так расцвела и почему отказалась вернуться в замок Гальвей, из которого когда-то с трудом вырвалась. Ах, если бы знать всё наперёд… Тогда, возможно, все были бы живы…
Норфолкский замок напоминал Эмили о радостных и светлых днях, проведённых с мамой. Как хороши были обеды в обществе Мак-Эльвинов и викария, который сделался постоянным гостем матери! Вспоминались и внезапный приезд отца после двухлетней разлуки, и связанные с этим надежды. А ещё – как она с мамой и супруги Мак-Эльвин ходили друг к другу в гости и как иногда эти походы превращались в приключения. А стОит пройти мимо большого зеркала – и чудится, будто матушка, как всегда, красуется перед ним, примеряя новый наряд, или поправляет причёску… Правда, иногда мама тосковала. Впервые Эмили заметила это тогда, когда родители только приняли решение жить раздельно. И потом, хотя, казалось бы, матушка после переезда в Норфолкский замок вздохнула с облегчением, иногда её лицо становилось печальным. Должно быть, она, несмотря на всё зло, причинённое ей её мужем, так и не смогла до конца жизни его разлюбить, хоть и вернуться к нему тоже не смогла. Как больно, что мамы давно уже нет… Если бы не муж, невозможно было бы жить в этом замке…
У них же всё иначе. Супруг любил и всячески оберегал её, был нежен с ней, и с ним у неё никогда не было поводов для слёз и истерик. Впрочем, Эмили и сама не обижала его. А как радовались они малейшей возможности побыть вдвоём и поговорить о чём-нибудь, даже о пустяковых вещах, или просто помолчать!
Правда, с рождением детей, а потом и появлением внуков о тишине оставалось только мечтать. Мальчишки как угорелые носились по коридорам замка и по парку, девочки же прихорашивались перед зеркалами и хвастались друг перед другом новыми платьицами и куклами. Иногда дети настолько заигрывались, что супруги де Курси начинали опасаться за целостность замка и всей его обстановки. Впрочем, даже эти опасения не были неприятными. Ведь Уильям и Эмили убедились на горьком опыте своих родственников, что счастье – не в деньгах и не в обладании властью, а в том, чтобы все родные были живы и здоровы, и в том, чтобы ты был кому-то нужен. А дети и внуки росли, окружённые заботой и любовью. Их не слишком баловали, бывало, даже наказывали, если они того заслужили, но никогда не истязали до полусмерти, не лишали наследства, не оставляли без куска хлеба. И все они, когда вырастали, женились и выходили замуж по любви, а мистер и миссис де Курси заботились лишь о том, чтобы у сыновей и дочерей, внуков и внучек были достойные, порядочные супруги. А в замке почти всегда слышался смех и редко когда – плач.
Если в поместье проводил свой отпуск кто-то из сыновей, то всем предстояло слушать интересные и захватывающие истории о приключениях, сражениях, неведомых землях и странных обычаях разных народов. Рассказы дочерей были более прозаичными, но совсем не скучными. А главное – большая и дружная семья собиралась вместе за одним столом. Всё шло именно так, как мечталось Эмили.
Прошло не так много времени после свадьбы, и миссис де Курси носила под сердцем своих первенцев, когда её супруг вернулся на морскую службу. Причём богатство и знатность лишь упростили ему продвижение по служебной лестнице, послужив дополнением к его одарённости, отваге и изобретательности. А войны на море с Францией и Соединёнными Штатами, не считая стычек с пиратами, давали возможность в полной мере проявить эти качества, отличиться и получить новые чины и награды. Довольно скоро Уильям Сеймур – де Курси стал капитаном, но, в отличие от корабля его деда, фрегат под его командованием не стал «Плавучим адом». И офицеры, и матросы мечтали служить на «Прекрасной Эмили», ведь там над ними никто не издевался, никто не подозревал в мятеже и не доводил до него, а капитан был человеком справедливым и всегда помогал своим подчинённым и им семьям в трудную минуту. Он заботился о тех, кто служил под его началом, как отец о детях, никогда не давал в обиду слабых, а порочных старался исправлять своим благотворным влиянием. А уж о том, чтобы подвергнуть человека серьёзному и унизительному наказанию за проступок, которого он, возможно, и не совершал вовсе, не могло быть и речи! Конечно, капитан де Курси не подозревал в каждом матросе аристократа, подобно его отцу, лишённого наследства и вынужденного хвататься за любую работу, лишь бы выжить. Однако он помнил на примере отца, до чего может довести несправедливое обвинение, и поэтому приказывал тщательно рассматривать обстоятельства каждого дела, прежде чем обвинить и наказать человека. Не терпел капитан лишь трусов, паникёров, тех, кто пакостил товарищам, и в особенности – тех, кто изменял Отечеству. И то, если была такая возможность, давал шанс исправиться. Но горе было тем, кто этот шанс не использовал!
Возможно, Уильям Сеймур мог бы стать полным адмиралом, и Эмили считала, что он этого заслуживал. Однако, едва получив чин контр-адмирала, он окончательно и бесповоротно вышел в отставку. И с тех пор двери замка супругов де Курси были открыты всем, кто нуждался в деньгах и пропитании, надеялся получить какой-то заработок или искал защиты от притеснений. Неудивительно, что живущие по соседству крестьяне буквально молились на своих благодетелей и готовы были отдать жизнь за них и их детей.
Прошло уже много лет. Давно умер старый викарий, любивший сэра Уильяма так же, как и его родителей. Умерла и Нора. По воле госпожи де Курси старая няня обрела последнее пристанище в Гальвее, поблизости от своего воспитанника, в котором, несмотря на его пороки, она продолжала видеть пусть капризного и избалованного, но доброго и любимого ребёнка. Да и самих супругов де Курси время не молодило. Однако леди Эмили чувствовала, что её супруг – всё тот же Вилли Сеймур и что он всё так же любит её, и сама любила его с прежней силой. Да, не всегда их жизнь была безмятежной. Да, временами их тревожили кошмары из прошлого. Порой миссис де Курси просыпалась в слезах, заново переживая то смерть матери и отца, то расставание с любимым, то покушение на него, к счастью, неудавшееся. А мистер де Курси видел во снах то потерю близких ему людей, то гибель фрегата, капитан которого был ему как родной отец, то пожар в хижине и крики умирающих страшной смертью беспомощных раненых – англичан и французов, то мистера Рейнскорта, крадущегося к его постели со стаканом мышьяка. Однако с пробуждением все ужасы забывались. Ведь, пройдя сквозь столько бед и потерь, супруги твёрдо знали, что разлучить их может лишь смерть, а она давно уже обходила стороной их дом. Именно испытания, выпавшие на их долю, заставляли их ценить каждый день, прожитый вместе. Эмили прощала мужу и его жестокого деда, который извёл всех своих близких и умер в одиночестве, завидуя последнему нищему, и его отца, который искал справедливости, а нашёл позорную смерть, и то, что он сам не раз пытался отречься от неё. Он же прощал ей её отца, который мог бы быть достойным человеком, если бы не страсть к обогащению за чужой счёт и непомерная гордыня, толкавшие его на преступления и в конце концов приведшие его к гибели. А ещё обоим, с тех пор как они стали как одно целое, было легче прощать себе те ошибки, за которые они прежде долго казнили себя. Но главное – они просто любили друг друга.
И каждый день семья посвящала часть своего времени молитвам за живых и ушедших. Господин и госпожа де Курси поминали и родителей Уильяма, и мать Эмили и просили Всевышнего даровать им счастье и покой хотя бы в Вечности. Молились они и за капитана М. Он был поистине прекрасным человеком и командиром. Но, к сожалению, желание исполнить долг любой ценой привело к гибели и его самого, и большинство людей с британского и французского кораблей. Не забывали и мистера Рейнскорта и адмирала де Курси. Эмили запомнила, что муж сказал ей однажды:
– Мне жаль и твоего отца, и своего деда. Они были очень несчастными людьми. Ведь им, увы, лишь перед смертью открылось, что своё счастье они искали совсем не там и пытались добиться его не теми средствами. Они оба страдали сами и заставляли страдать других. Впрочем, я давно уже простил их. Возможно, когда-нибудь, по молитвам нашим, и Господь помилует их.
И за эти слова она была бесконечно благодарна ему.
А относительно недавно они с Уильямом узнали, насколько ценно их счастье. И началось всё с того, что их сын Эдвард, к тому времени уже командовавший фрегатом, объявился в замке без предупреждения, можно сказать, свалился как снег на голову. Ладно, подобная выходка ещё не слишком удивляла. Но ведь Нэд привёл с собой гостей! Хорошо ещё, двери Норфолкского замка были открыты для каждого, и ни один пришедший туда не оставался обиженным. И всё же, как вспоминала теперь леди Эмили, в первый момент она несколько смутилась.
Впрочем, гости внушали доверие. Это были красивый, стройный мужчина лет сорока с худощавым лицом, аккуратными усиками, тонкими музыкальными пальцами и безукоризненными манерами и молодая женщина – воплощение красоты и нежности. Оба как-то сразу показались хозяевам внушающими доверие, в обоих чувствовалось благородное происхождение, пусть они и принадлежали скорее к небогатому и нетитулованному дворянству, подобно капитану М., чем к аристократии. А ещё миссис де Курси как жена отставного контр-адмирала и мать капитана опознала в госте морского офицера. Как потом выяснилось, он действительно являлся таковым. Прелестная молодая женщина оказалась его женой, и по красоте своей она могла бы соперничать с любой из хозяйских дочерей. При этом леди Эмили чувствовала, что молодая женщина вовсе не затравлена мужем, она словно купается в его любви и буквально светится от счастья. И одного взгляда на офицера было достаточно для того, чтобы понять: такой не то что не обидит супругу, не запрёт её в отдалённом поместье, не заставит её плакать, а ещё и другим ничего подобного не позволит, скорее, на дуэль вызовет, если кто посмеет причинить боль его любимой. Да, гость был чем-то похож на её Уильяма – такой же порядочный, и наверняка его собственная честь и честь его супруги для него важнее всех богатств и даже жизни. И миссис де Курси верила, что гостья по-настоящему счастлива в браке… и в то же время сочувствовала ей. Ведь она знала по себе, сколь тяжела жизнь жены моряка, сколь мучительно ожидание, когда едва ли не каждый день то к окну подбежишь, то на пристань отправишься. А то, бывает, с замиранием сердца ждёшь почту и не знаешь, добрые вести пришли или дурные…
Между тем Нэд улыбнулся, лукаво подмигнул ей с отцом, совсем как в детстве, и весело сообщил:
– Как видите, ваш сын захватил ценных пленников. Они почти без сопротивления сдались на милость победителя и позволили доставить себя сюда, – после чего уже серьёзно добавил: – Разрешите представить вам мистера К., моего боевого товарища со времён Наварина. Мы вместе с ним сражались против турецко-египетской эскадры. Только я был на одном из судов британской эскадры, а он – на флагмане российской эскадры и прекрасно проявил себя в бою. Его и орденом наградили после боя, и в лейтенанты произвели, и даже командиром тендера сделали. А теперь он уже давно капитан первого ранга, и я уверен, адмиральский чин у него почти в кармане. Владеет несколькими языками, на нашем почти как на родном говорит. Да что там говорит?! Даже перевёл на свой язык важное руководство для нашего флота, и не просто перевёл, а адаптировал для своего! А ещё ходят слухи, что он командует огромным линейным кораблём, оснащённым по его приказу какими-то необычными пушками, очень мощными. Знаете, с тех пор, как мы после боя познакомились, уже на Мальте, где чинились корабли наших эскадр, я его больше не видел. А тут уже 20 лет прошло – и такая встреча!
Леди Эмили совсем не удивилась тому, с каким интересом слушали рассказ её сына о госте и муж, и мистер Мак-Эльвин, который вместе с женой гостил в Норфолкском замке. Вот только не могла она понять, что же заинтересовало их более всего. Может, то, что гость прибыл из России? Или его быстрое продвижение по службе? Или владение несколькими языками? Или то, что он перевёл и переработал важную книгу? А может, странные пушки? Или то, что спустя двадцать лет после того памятного сражения судьба вновь свела его с её сыном и привела в замок де Курси? Или всё сразу?
Между тем, русский капитан и его супруга обменялись приветствиями со всеми, кто находился на тот момент в доме, то есть не только с хозяевами и с Патриком и Сюзанной Мак-Эльвин, но и с Уильямом-третьим с семейством, женой и детьми Эдварда, а также приехавшими погостить Элен и Эмили-младшей с мужьями и детьми. А прежде чем знакомство продолжилось за обеденным столом, в замок прибыли и жившие поблизости Клэр и Сюзанна-младшая со своими семьями, также привлеченные слухами о необычных гостях родителей.
И вот, когда все заняли положенные им места, началась занимательная беседа, состоявшая из интересных рассказов и взаимных расспросов. Оказалось, что мистер и миссис К. несколько месяцев прожили в Лондоне и успели за это время очень многое. И знаменитый театр Ковент-Гарден посетили (причём любопытные дочери, особенно Клэр, не отстали от гостей, пока не выяснили, на какую оперу те ходили и кто из певцов и певиц вызвал наибольший восторг). И по паркам гуляли (и опять Клэр и остальные повосторгались, поахали, сказали что-то в духе: «Прогулка в парке – это так романтично, не правда ли?». Да ещё допытывались, какой парк полюбился супругам больше всего, а когда узнали, что Грин-парк, не успокоились, пока не узнали, почему гости предпочли именно это место). И Биг-Бен видели. А ещё осмотрели и Вестминстерское аббатство, и парламент, и Шекспировскую галерею, и Тауэр, и загородный королевский дворец Виндзор. Причём в последнем они обнаружили портрет своего первого императора, побывавшего в Британии. Правда, упоминание Лондона вызвало у миссис де Курси неприятные воспоминания, ведь именно там происходили ссоры между родителями и именно туда возил её отец для знакомства со своими друзьями и молодыми людьми, не задумываясь, что и те, и другие ей были несимпатичны. Но гости так ярко описывали свои впечатления от города, которые не портил даже дождь, вынуждавший их прятаться под зонтами, а дочери так живо реагировали на каждую их фразу, что она отчасти пересмотрела своё мнение и подумала, что однажды сможет полюбить этот город.
А упоминание о Гринвичской обсерватории, как заметила леди Эмили, увлекло её мужа, ведь он очень любил всё, что связано с научными знаниями, и сходу стал задавать вопросы, каково впечатление от посещения этого места, что интересного почерпнули гости для себя, и прочее, и прочее… Она даже слегка обиделась на супруга. Он нашёл такого же книгочея, как он сам, и они, увлечённые интересной обоим темой, едва не забыли обо всём на свете. Но ещё больше заинтересовало обоих морских офицеров – и действующего, и отставного – другое. Оказалось, капитан, объездив много британских верфей, в конце концов заказал несколько пароходов и теперь они уже в процессе постройки. Подумать только, как быстро летит время! Казалось бы, ещё совсем недавно флот был сплошь парусным, взять хотя бы «Аспазию». Да и в Наваринском сражении – та же картина! А на пароходах разве что пассажиров и грузы возили. Теперь же только и слышно, что о пароходо-фрегатах, колёсных или с архимедовым винтом. А тут ещё и гость озаботился постройкой таковых для его страны! Впрочем, это не очень занимало миссис де Курси.
Зато её поразило очередное сходство её супруга и русского офицера. Оказалось, оба они – из династий моряков, и у обоих сыновья связали свою жизнь с морем. А главное, гость разделял идеи хозяина о том, что нельзя применять телесные наказания по каждому поводу или без повода, если можно обойтись без них. И не просто разделял, а реализовывал на практике. И эти общие черты заметно расположили их друг к другу, чему леди Эмили была очень рада.
Затем разговор плавно перетёк в рассказы о дальних странах. Уильям де Курси-старший описывал свои приключения во Франции, на Барбадосе, в Индии и во многих других местах, и жена слушала его весьма внимательно, хотя, в отличие от русского капитана, слышала эти истории уже в сотый, если не в тысячный раз. Гость, впрочем, не остался в долгу и поделился впечатлениями от Мальты, Греции, Константинополя и Кавказа. И не было никого, кто не слушал бы его рассказ с интересом.
Теперь леди Эмили затруднилась бы сказать, как долго длилась беседа и сколько сменилось тем, в промежутках между которыми все собравшиеся отдавали должное еде и напиткам. Но один разговор врезался в память.
– То, что Нэд говорил обо мне, похоже на правду, однако не полностью. Имеющихся заслуг не отрицаю, но приписывать мне лишние не стоит, – сказал капитан К. – В битве при Наварине моя роль была скромна, я лишь исполнял свой долг. Кого можно назвать истинным героем, так это нашего командира. В тяжелейших условиях пришлось ему руководить боем, зато его оценили по достоинству, дали адмиральский чин. Впрочем, и мои старшие товарищи, лейтенант Н. и лейтенант Б., героями были. Первый, когда от упавшего зажжённого фитиля запылали сначала картузы с порохом, а потом и палуба, а матросы от страха разбегаться начали, панику прекратил и мобилизовал их на тушение пожара. Я растерялся, а он успешно со всем справился. Ему я обязан тем, что сижу здесь, перед вами. Кстати, теперь он – контр-адмирал, но главное – мой друг, и я горжусь нашей дружбой. А второй, даже когда ему руку ядром перебило, отказывался бросить командование шканечной батареей, насилу в лазарет оттащили. И там ещё всех ободрял, со всеми радовался победе, хотя несладко ему пришлось. Увы, его давно уже нет в живых. Умер от последствий того ранения. А ведь увечье не помешало ему стать капитаном второго ранга и пользоваться уважением, сейчас мог бы уже контр-адмиралом быть.
При этих словах в голосе офицера чувствовалось искреннее сожаление.
– Я соболезную вашей утрате. Ведь и я знал вашего друга. Он был поистине выдающимся человеком, и как жаль, что он многого не успел свершить, – ответил Эдвард, затем, сменив тон, добавил: – Впрочем, хватит о грустном. Вот вы говорите, ваши заслуги в битве, которая нас сдружила, скромны. Однако мои-то ещё скромнее. Да, при Наварине было жарко, в буквальном смысле жарко. И если бы все: британцы, русские, французы – не помогали друг другу, не били врага сообща, победа была бы не за нами. И некоторый вклад в неё я, конечно, сделал. Но он гораздо меньше вашего. Впрочем, это и понятно, вам было 18 лет, а мне – всего 12. Мой отец – вот кто заслуживает всяческих похвал. Я расскажу о его подвигах… разумеется, если позволите.
– Отчего бы и не послушать рассказ о героическом прошлом вашего батюшки? Мы с супругой будем только рады, – с улыбкой ответил капитан.
– Что ж, тогда извольте. Был, например, такой весьма примечательный случай… Впрочем, лучше я поведаю вам о двух. Вот я в 12 лет лишь приказ выполнял. А отец мой в том же возрасте во время захвата французского фрегата спас жизнь своему капитану. Мне дедушка… то есть мистер Мак-Эльвин… рассказывал, он ведь тогда тоже участвовал в абордаже, был ранен в плечо, а после, оправившись от раны, осел на берегу и женился. Так вот, он говорил, что французский капитан выхватил пистолет и приготовился нашего застрелить, когда тот на палубу прыгал. А тут вдруг чья-то шляпа ему прямо в лицо попала, он на мгновенье отвлёкся, и это ему жизни стоило. Мистер Мак-Эльвин пронзил его своей шпагой. И только потом выяснилось, что шляпа принадлежала моему батюшке. Он её после боя по всему вражескому фрегату разыскивал, еле нашёл, притом изрядно помятую. Зато капитана своего спас.
Эту историю леди Эмили знала хорошо, ведь мистер Мак-Эльвин рассказал всё и ей, и для неё тот случай был лишь подтверждением того, что она и так знала: что её муж – настоящий герой. Однако почему рассказ произвёл столь ошеломляющее впечатление на русского офицера? У него на лице такое неподдельное изумление отразилось, что она не знала, что и думать.
А Эдвард как будто и не замечал этого, продолжая свой рассказ.
– Или вот ещё… – начал он, и все (кто – впервые, а кто – неведомо в какой по счёту раз) услышали историю о том, как один храбрый мичман, ставший впоследствии его отцом, не допустил возвращения трофейной шхуны её владельцами. И все слушали эту историю с большим интересом и восхищением. Ведь мичман умудрился вскарабкаться с мушкетом и патронташем на краспиц-салинг фок-мачты и, когда французы перебили половину призовой команды, а вторую вместе с третьим лейтенантом заперли в каюте и думали, что достигли успеха, перестрелял часть из них, другую же часть вышвырнули за борт освободившиеся из заточения англичане.