Тоска по совершенству? Ну-ну! (с) Ундервуд
Название: Добрая госпожа из Люсса
Автор: fandom Library of Adventures 2013 ( Stella Lontana)
Бета: fandom Library of Adventures 2013
Канон: Жюль Верн «Дети капитана Гранта»
Размер: миди, около 6000 слов
Пейринг/Персонажи: Эдуард Гленарван, Элен еще не Гленарван, майор Мак-Наббс, Джон Манглс, Том Остин, малозначимые оригинальные персонажи
Категория: джен, гет
Жанр: про приключения, бухгалтерию, любовь и становление характера
Рейтинг: G
Краткое содержание: некоторые события, приведшие к тому, что именно эта группа людей оказалась на яхте «Дункан» 26 июля 1864 года
Примечание к названию и не только: читать дальше«Его жена, Элен, была дочерью известного путешественника Вильяма Туффнеля, ставшего, как многие другие, жертвой страсти к географическим открытиям. Ее любовь к мужу превосходила чувство благодарности к нему: она любила его так, словно он был заброшенным сиротой, а она богатой наследницей. Фермеры и слуги готовы были отдать жизнь за нее, они называли ее «наша добрая госпожа из Люсса». (Ж.Верн)
Предупреждения: представления автора фика об описываемых героях может не совпадать… Короче, все могло быть совсем не так. Но могло ведь и так, верно?
Почти два года после смерти отца молодой хозяин Малкольм-касла не находил в себе решимости появиться в родовом гнезде. Слишком свежи еще были раны, слишком много воспоминаний наполняло старое поместье, где по замковой галерее еще бродили тени лорда и леди Гленарван, а в дальних аллеях парка ветер доносил до ушей смех того беззаботного мальчишки, который никогда больше не будет здесь счастлив.
А еще слишком велика была растерянность. Эдуард, всегда отдававший каждую свободную минуту наукам, спорту или работе в Парламенте, в которой очень рано начал заменять отца, никогда не верившего в умение англичан договариваться, — одним словом, с детства привыкший много работать, вдруг ощутил себя бездельником, даже не подозревавшим, сколько каждодневных, мелких, но совершенно неотложных дел выносил отец на своих плечах. Бумаги, счета, долговые расписки, дебет и кредит, уведомления из банка, право собственности и право аренды, тяжба за пядь заболоченной земли и по бумаге на каждый верстовой столб. Обязанность вершить суд и обязанность заботиться о собственных арендаторах. Две деревни, шестьдесят пять человек слуг, X акров земли и Y – лесных угодий, судовая школа под патронатом семьи, благотворительные начинания леди Гленарван, традиционные обязанности шотландского «лерда», налоги в лондонскую казну и налоги в местный бюджет, три незамужних тетушки и пятнадцать девиц разной степени перезрелости, большинство из которых он никогда в жизни не видел, но забота о благополучии которых ложилась на плечи главы клана…
Членство в Темзинском яхтклубе из запаха моря и ветра в лицо вдруг превратилось в груду унылых бумажек. Второй грудой рассыпалось средоточие его тайных стремлений — судовая верфь в Глазго. Третьей и весьма значительной оказался лондонский особняк. Как будет выглядеть в этом пыльном бумажном мире родовое поместье, он старался даже не думать. Короче говоря, ту кучу бумаг, счетов и обязательств, которую венчал гордый титул «лерд Малкольм-касла», Эдуард Гленарван малодушно отодвинул на «когда-нибудь потом».
Месяцы меж тем шли, груда росла, и к началу лета 1863 года стыд перед самим собой, памятью родителей, большой семьей и несчастными арендаторами наконец достиг своего предела. Скрепя сердце, Гленарван оставил Лондон и без всякого желания отправился в места, где некогда был так счастлив.
На станции его встретила роскошная коляска и лично кузен Мак-Наббс. Майор Мак-Наббс — второй сын матушкиного старшего брата — с незапамятных времен обитал в Малкольм-касле, о чем нерадивый хозяин дома уже успел позабыть. Разделенные значительной разницей в возрасте, они никогда не были особенно близки. Радушная встреча только усугубила жгучее чувства стыда. Гленарван ждал упреков, но кузен лишь немногословно, но весьма толково обрисовал ему положение дел в поместье, похвалил управляющего и сообщил, что копии всех приходящих бумаг аккуратно направлялись хозяину в Лондон. Это было правдой, правдой было и то, что просматривать их упомянутый хозяин даже не начинал. Дурное настроение не улучшалось.
В последующие недели Эдуард казался себе Сизифом, обреченно толкающим в гору камень непосильных для человека размеров. Дни превратились в дурной сон. Он просыпался с зарей, до завтрака возился с бумагами, разбирая бесчисленные письма, жалобы и прошения. В отличие от бесформенной груды в его лондонском кабинете здесь они были аккуратно подшиты и весьма неплохо рассортированы — следовало ли благодарить за то Хальбера, управляющего — или самого Мак-Наббса? Время от завтрака и до вечернего чая отдавалось визитам: посещениям всех тех, кого должно было посетить, и встречам с теми, с кем нужно было встретиться, пусть он, хоть убейте, не мог бы ответить на вопрос, зачем. После чая он возвращался к счетам, которыми занимался до самого ужина. На следующий день все повторялось.
Отдушиной стали, как это ни странно, вечера в компании Мак-Наббса. Майор оказался заядлым курильщиком сигар, сам Гленарван отдавал предпочтение трубке. Не раз и не два их беседы в клубах табачного дыма затягивались глубоко затемно, но после них Эдуард чувствовал себя отдохнувшим. Майор повидал многое, его суждения выдавали развитой ум, а добродушная невозмутимость заражала Гленарвана спокойствием, давая уверенность, что если он и не завершит свой сизифов труд — это казалось уже невозможным — то, по крайней мере, выполнит свой долг честно и полно. Пожалуй, эти-то вечера и не давали ему бросить все и позорно сбежать.
Подходила к концу вторая неделя сельской жизни. День выдался особенно отвратительным: сегодня молодому «лерду» довелось присутствовать при сельской тяжбе. Один из добрых жителей Люсса счел соседа виновным в смерти своей козы и, следуя древнему обычаю горцев, полагающему не оставлять обиды безнаказанными, в свою очередь отравил у того корову. Добрые соседи осыпали друг друга бранью и припоминали обиды, накопившиеся еще у их дедов. Старичок-судья слушал, подперев кулаком щеку, и по его мерно покачивавшейся голове непонятно было, внемлет он или давно задремал. Молодой лерд, которого привлекли для того, чтобы, соблюдя все традиции, придать мероприятию большую значимость, меж тем размышлял, как сильно он ненавидит людей. Учитывая, что остальные три участника событий были тертые калачи, первым терпение закончилось у него самого. Господским произволом Гленарван пообещал одному из спорящих новую козу, а другому — корову и потребовал примирения, выслушав в очередной раз, как добр и щедр хозяин Малкольм-касла. Крестьяне разошлись довольные донельзя, в подшивке Гленарвана стало на два счета больше, а сам он теперь, постукивая зубами о край бокала с бренди, рассказывал невозмутимому майору уже о своих обидах. Мак-Наббс слушал молча — о, слушать он умел! — кивал и пыхал сигарой.
Ничего удивительного, что, когда управляющий Хальбер разрушил этот хрупкий покой вопросом, не угодно ли будет милорду принять двух дам, пришедших пешком со стороны деревни и желавших непременно увидеть хозяина замка, он готов был решительно отказаться. Но тут майор хмыкнул с явной иронией, в Эдуарде взыграло чувство противоречия, и он велел впустить гостий.
Хальбер вернулся в сопровождении двух женщин, к несказанному облегчению Гленарвана одетых, как горожанки. Старшая из них — неприятного вида старуха в нестрогом трауре — остановилась возле дверей. Младшая решительно прошла в глубь комнаты.
В отличие от своей угрюмой спутницы она — совсем еще юная девушка — даже казалась хорошенькой. Правильные черты совсем не портил немного вздернутый носик и очень украшали огромные глаза, голубые, как небо над Шотландией. Пшеничного цвета волосы были убраны в две совсем еще девчоночьих косы, серое платье не ново и узковато в груди, но зато в ярких глазах незнакомки сквозила отчаянная решимость.
— Вы — лорд Гленарван? — звонко спросила девушка.
Эдуард молча поклонился. Хорошенькое лицо его гостьи пошло красными пятнами.
— В таком случае, сударь, — заявила она, нервно сжимая кулачки, — я вынуждена сообщить вам, что вы жестокий и бесчестный человек!
— С-сударыня..! — сказать, что Гленарван опешил, значило ничего не сказать. До сих пор он был уверен, что ни один поступок в его жизни не давал кому-либо права называть его подобными словами.
— Мисс Элен Туффнель, — подсказал майор, которого, судя по голосу, эта ситуация искренне забавляла. — Наша соседка из Кильпатрика. И, если я не ошибаюсь, мисс Дора Остин, из Думбартона. Позвольте вам представить лерда Малькольма, дамы.
Мисс Дора Остин сделала весьма неловкий книксен и вытянулась, став еще более похожей на сушеную воблу. Мисс Туффнель выше задрала подбородок.
— Сударыня, — нашелся наконец Эдуард. — Это весьма суровое заявление, и если вас не затруднит…
— Я объясню, — прервала его молодая женщина. Голос ее, высокий и звонкий, можно было бы назвать красивым, если бы в нем не звучали сейчас закипающие злые слезы. — Мой отец, Уильям Туффнель, был известным ученым, капитаном дальнего плавания… и отчаянным смельчаком. Своими путешествиями он принес своей родине немало добра. Его имя известно в Шотландии и в мире…
— Я слышал имя мистера Туффнеля, — кивнул Эдуард.
— Еще бы вы его не слышали! — гостья вздернула подбородок и закончила с горечью. — Он был вашим земляком и почти соседом.
Эдуард наклонил голову в знак того, что ценит подобную честь. Он не знал, огорчаться ему, что не успел лично узнать великого ученого, или радоваться, что случай только теперь свел его со сварливой дочкой «соседа».
— Почти вся команда его корабля происходит из ваших арендаторов, — закончила девушка уже спокойней и выжидательно уставилась на Гленарвана.
— Мне льстит пусть и опосредованная связь с таким выдающимся человеком, — осторожно заметил Гленарван, — но я не вижу, что здесь могло бы сподвигнуть вас, сударыня, дать мне столь неприятную характеристику. На моих землях никогда не поступали с арендаторами дурно.
— На ваших землях, — горько сказала девушка, вдруг растерявшая весь свой пыл, и Эдуарду на миг показалось, что она стала даже меньше ростом, будто согнутая непосильной ношей. — На ваших землях не обращаются с арендаторами ни хорошо, ни дурно — здесь до них просто никому нет дела. Люди моего отца умирают от голода, милорд.
Суровая дама возле двери веско кивнула в подтверждение ее слов и еще сильней выпрямила спину.
— Отчего же? — спросил Эдуард, невольно тоже понижая голос.
Мисс Туффнель вздохнула.
— Милорд, мой отец погиб меньше года назад. Под его началом служило двадцать пять человек, и некоторые из них ходили на его корабле по два десятилетия. Не всем из них после смерти отца удалось заключить новые контракты. Брат мисс Остин был на «Счастливой лани» помощником капитана. Сейчас он перебивается случайными заработками. Семья голодает. Мисс Остин обратилась к вашему управляющему с вопросом, не может ли землевладелец выделить пенсию человеку, всю жизнь честно трудившемуся на благо своей страны. Мистер Хальбер ответил, что морские пенсии не находятся в ведении замка и посоветовал написать лично лендлорду. Она писала, но ответа не получила. Ни от вас, ни из Адмиралтейства, ни от властей графства, ни от кого. До людей, служивших под началом моего отца, с тех пор, как его не стало, никому больше нет дела.
Гленарван прикрыл глаза и с трудом сдержал стон. Все то же. Не успел, не прочел, не ответил. Он был должен, казалось, целому миру, и никак не мог взять в толк, за что. Но и чувства этой худенькой девочки, изо всех сил борющейся за справедливость, были ему понятны.
— Мне очень жаль, — с трудом выговорил он. — Я ничего не знал об этом. Я не занимался делами замка в последние годы, а мой управляющий не мог принять подобного решения самостоятельно. Обещаю, что мисс Остин получит необходимую помощь, я сам переговорю с Адмиралтейством, если это окажется необходимым…
Грустная презрительная усмешка изогнула губы мисс Туффнель.
— Неужели вы думаете, что их ответ будет чем-либо отличаться от ответа мистера Хальбера?
На том они и расстались.
***
После ухода дам Эдуард сделал большой глоток коньяку и в изнеможении откинулся на спинку кресла.
— Что скажете? — через какое-то время спросил его майор.
— Скажу одно, — поднял голову Эдуард, — с меня довольно местечковых проблем Люсса. Завтра я отправляюсь в Думбартон.
***
Представитель Адмиралтейства в Думбартоне отставной капитан Реджинальд Гарвей был человеком уже седым, неимоверно усталым и отчетливо недовольным жизнью.
— Ну а что ж вы хотите? — спросил он, в упор буравя Гленарвана выцветшими глазами. — Туффнель. Да, талант. Да, фигура. И да, шотландец.
— С каких пор это сделалось недостатком? — вспылил Гленарван.
— Тише, тише, молодой человек, — Гарвей пожевал дряблыми старческими губами. — С тех самых пор, как человек ставит себя в оппозицию действующему правительству, он лишается права рассчитывать на его поддержку. Вы, конечно, можете подать петицию в Адмиралтейство, но полагаю, что вам откажут. Уильям Туффнель был гением, но гением крайне неудобным. Неизвестно, горечи или облегчения больше испытала Британия, когда этот великий человек нас покинул, уж простите мне мою откровенность. Да, за ним шли люди. Да, зачастую он платил этим людям из собственного кармана. Так кто ж виноват, что теперь этот карман пуст?
— То есть вы считаете нормальным, — продолжал горячиться Гленарван, — что моряков, честно отслуживших английскому флоту, кормит дочь их покойного капитана, потому как...
— Ну, — со значением проскрипел Гарвей, — тут еще неизвестно, кто кого кормит.
— Что?!
Чиновник адмиралтейства безвольно развел руками:
— Я же сказал, этот человек не жалел собственных средств на экспедиции, которые правительство отказывалось санкционировать. Всяким средствам рано или поздно наступает конец…
— Вы хотите сказать, — хрипло переспросил Гленарван, — что эта девушка... голодает?
Он покидал порт в столь сильной ярости, что даже не подумал заглянуть на верфь, как делал раньше в каждый свой приезд в город. К ярости примешивалась растерянность. Он мог назначить пенсию мисс Остин и ее брату из своих собственных средств. Мог выделить ее и всем остальным матросам, ходившим на «Счастливой лани» под началом капитана Туффнеля — не оскудеют же в конце концов эти самые средства! Но он прекрасно отдавал себе отчет в том, что решись он предложить подобное Элен Туффнель, эти деньги бросят ему в лицо. И вместе с тем нужно было что-то делать: на его земле голодали люди!
В Лондон Гленарван вернулся еще в худшем настроении, нежели уезжал, и завел себе новую кипу пыльных бумаг. Среди них были копии судовых журналов и газетные выписки, судебные решения и протоколы заседаний Географического общества. К концу месяца он знал об экспедициях Туффнеля больше, чем если бы сам их организовывал. К седьмой неделе после возвращения в Лондон — привык являться в Адмиралтейство, как на службу, и сорвал голос в спорах с твердолобыми чиновниками. К концу лета — ненавидел человечество куда больше, чем в его начале, но при этом знал, что непобедим. Сизиф вкатил первый камень: Адмиралтейство согласилось выплачивать пенсии семьям моряков со «Счастливой лани».
***
В Малкольм-касл Гленарван вернулся к первым холодам.
В этот раз он набросился на работу с яростью, и беспорядочная груда бумаг подалась под его напором, постепенно обретая все более ясные, упорядоченные черты.
Он совершил несколько поездок по окрестным селениям, отчего-то упорно оставляя в стороне Кильпатрик, поговорил с людьми, почти с радостью разобрал почту. На шестой день к вечеру в библиотеку, окончательно ставшую деловым кабинетом, заглянул майор и, сказав, что сам Господь Бог позволял себе отдыхать от сотворения мира, положил перед младшим родственником двустволку и патронташ. Эдуард усмехнулся, но приглашение принял.
Вышли еще до рассвета. Над пустошью поднимался туман, холодный ночной воздух чуть покусывал щеки, дыхание слетало с губ облачками пара.
Давно не бывший на настоящей охоте Эдуард промазал раз, второй, третий, наконец попал и, забирая несчастную, не сумевшую увернуться куропатку из пасти умильно помахивавшего хвостом пса, которого прежде не раз видел во дворе имения, вдруг ощутил ту счастливую безудержную легкость, которую полагал для себя давно потерянной. Мир, последние два года свивавшийся вокруг него безжизненным серым коконом, снова расширился вмещая в себя и эту страну с ее голубыми глазами озер и зеленью холмов, густо тронутой золотом, и омывавший ее океан и многое за его пределами.
Обратно шли, когда солнце стояло уже высоко. Мак-Наббс безмятежно шагал впереди, закинув на плечо любимый карабин фирмы «Пурдей, Моор и Диксон» и не выказывая ни малейших признаков утомления. Эдуард шел за ним будто бы опьяненный, жадно впитывая в себя краски, звуки и запахи внезапно ставшего отчетливым, как будто нового для него мира. Каждое движение, каждая новая замеченная деталь: сухая былинка, птичий силуэт, низко скользнувший над тропой, — доставляли острую радость. Хотелось бежать, подпрыгнуть, взлететь.
Шествие замыкал Мюльреди — старый егерь, служивший еще не только отцу, но и деду Гленарванам. С суровым достоинством он нес трех Эдуардовых куропаток и гораздо более обильную добычу майора, сдержанно окликал собаку, если та, рыская по сторонам, сильно удалялась от тропы.
В легкой дымке холодного воздуха над пустошью тропа таяла, уходя за горизонт.
— При таком освещении земля кажется безбрежной, — не выдержал Эдуард. — Оттого еще сильнее хочется объехать ее всю. Отец в мои годы только вернулся из кругосветного путешествия, и уже после задумал жениться. Поверить не могу, что я до сих пор не повторил его путь!
Кузен Мак-Наббс пыхнул уже раскуренной сигарой:
— Вы о поездке или о женитьбе?
Впервые за многие месяцы Эдуарду стало смешно.
— О поездке. Признаться, дальние страны привлекают меня пока больше, чем семейный очаг. А с вами разве не так? Вот вы, майор, вы же были, как минимум, в Индии. Как вам эта страна?
— Превосходна! — невозмутимо, как и всегда, отозвался майор. — Малярия. Непрекращающаяся жара. Свирепые сипаи, обычай которых состоит в том, чтобы отрезать уши у живых пленников и съедать их в зажаренном виде на глазах прежних хозяев.
Гленарван не сумел сдержать нервный смешок.
— Полагаю, именно они научили вас так метко стрелять?
Майор ничего не ответил, слегка приподняв шляпу в знак благодарности.
— Экие ужасы вы рассказываете, мистер Мак-Наббс! — подал голос старый Мюльреди. — Младшенький-то мой, милорд, обучается в моряцкой школе, организованной вашим батюшкой. Такие премудрости рассказывает, когда приезжает домой! Это ему тоже предстоит встречаться с такими нехристями?
— Не бойтесь, Мюльреди, — успокоил Эдуард старого слугу. — Я ручаюсь, что все, кто выйдет в море под моим началом, целыми и невредимыми вернутся домой. Я ручаюсь, что мои люди никогда не будут голодать, не будут бедствовать и не будут подвергаться опасностям большим, чем те, которым подвергаюсь я сам.
Задумчиво прищурившись, он смотрел на дневное светило.
***
По возвращении в замок Хальбер сообщил, что в людской его дожидается Элен Туффнель. Эдуард переоделся в мгновение ока и слетел вниз так, будто за ним гнались соученики по частному пансиону в N, грозясь обсыпать перьями из разоренных подушек.
Дожидавшаяся, видно, не первый час гостья встала ему навстречу, торопливо сделала книксен.
— Я должна поблагодарить…
— Ни слова о благодарностях! — торопливо прервал ее Эдуард. — Неужели вы пришли сюда пешком?!
Мисс Туффнель привычно вскинула подбородок:
— Я не столь изнежена, как столичные девицы. Хорошая прогулка после завтрака скорее способна доставить мне удовольствие, чем утомить. А ожидая вас, я успела вдоволь отдохнуть после дороги.
— Настолько, что уже готовы пуститься в обратный путь? — поддел Эдуард, невольно улыбнувшись скрытому в ее словах упреку.
Девушка вспыхнула:
— Ваше гостеприимство поистине удивительно, лерд Малкольм…
— Что вы! — Гленарван примирительно поднял руки. — Я вовсе не собирался вас прогонять. Все, что я хотел сказать, это — если вы достаточно отдохнули, я умоляю вас сопроводить меня в прогулке по парку. А домой вас доставят на коляске, одну пешком я вас больше не отпущу.
Мисс Туффнель опустила свои яростно-синие глаза, в задумчивости закусила губу и кивнула.
Спроси его кто, он вряд ли смог бы припомнить, о чем они разговаривали во время той прогулки. Об Англии и Шотландии? О дальних странах и южных морях? Об Уильяме Туффнеле и Альберте Гленарване? О жизни арендаторов Люсса и судовых верфях Думбартона? Но по мере того, как они обходили под руку старые аллеи парка, как тихий смех Элен Туффнель наполнял гулкие своды замковой галереи, тоскливые призраки прошлого покидали эти места, и новые воспоминания поселялись здесь.
***
В гостиную Гленарван вернулся в некоторой растерянности, быстро просмотрел пришедшую за день почту, сказал: «Ага!» — и на следующее утро засобирался в город.
— Так скоро уезжаете? — удивился майор Мак-Наббс. — Право, Эдуард, мне начинает казаться, что вы бежите от искушения.
— Вовсе нет, — обиделся Гленарван, вертя в руках письмо. — Я бегу навстречу долгу.
— Вот как! — улыбнулся майор. — Значит, порт и встреча с этим вашим юным протеже вам куда интереснее здешних мест и общества дамы?
— Джон мне не протеже, а друг, — возразил Гленарван, слегка смущенный тем, что его так легко раскусили. — Мы не виделись несколько лет. А забыть друга ради дамы, как бы прекрасна она ни была, недостойно дворянина. Уверен, вы бы сами мне это напомнили, майор, если бы не были в настроении надо мной подшучивать.
— Что ж, тут мне нечего возразить, — добродушно пожал плечами Мак-Наббс и вернулся к сигаре.
Одним из свойств майора Мак-Наббса было то, что он никогда не спорил. Сперва Эдуард даже обижался на это, полагая чрезмерную уступчивость за заискивание вассала перед лендлордом, но после понял, что таков уж был у кузена характер: споры он считал недостойным того, чтобы тратить на них слова.
В некотором волнении Гленарван продолжал расхаживать по гостиной.
— Между прочим, не хотите ли вы составить мне компанию, Мак-Наббс? Уверен, что смогу показать вам кое-что интересное.
— И что же это?
— Самый лучший корабль из всех существующих на настоящий момент.
— А! Так вы рветесь в Думбартон вовсе не ради чудесных историй, которые должен привезти из плавания ваш любимец Джон Манглс? Ваш «Малкольм» наконец сходит со стропил?
— «Дункан», майор! Не «Малкольм» — «Дункан». Я решил назвать его в честь Доброго короля. И да, яхте еще предстоит отделка и оснастка, но управляющий верфи прислал сообщить мне о завершении основных работ. Он решил, что я обязательно захочу это увидеть, и он прав!
***
Все же в этот раз в Думбартон он направился один.
Джон Манглс, загорелый, светлоглазый, не способный, как и в детстве, ни минуты усидеть на месте и спешащий всюду успеть раньше других, встретил друга у верфи.
— Я его видел! — вместо приветствия закричал он. — Он почти готов и — мои поздравления, милорд, он красавец, он настоящий красавец! Умереть мне на месте, если на Британских островах на сегодняшний день существует яхта, способная обогнать эту!
Гленарван расхохотался, они обнялись. День был полон технических терминов, длин, объемов и мощностей, воспоминаний о былом, рассказов о невиданном и планов на будущее. И давно уже ни в один другой день Эдуард Гленарван не был столь счастлив.
***
Список необходимого для корабля Джон составил сам, разом сняв с патрона половину забот. Тем не менее, Эдуард лично направился в Лондон проследить, чтобы для яхты было приобретено самое лучшее. Дела затянули, и он сам не заметил, как прошла зима. Следовало уже задуматься и о подборе команды, но уж за этим — на север!
В следующий раз он сошел с поезда на две станции дальше и направился в Кильпатрик, сам, возможно, не понимая, зачем. Но квартира, куда замковый кучер прошлой осенью отвозил мисс Туффнель, стояла запертой, а вышедший на стук привратник объяснил, что хозяйка гостит у друзей в Думбартоне. Это было хорошо, дальнейший путь его как раз лежал в Думбартон.
До Малкольм-касла Эдуард добрался уже заполночь. Отправленный загодя багаж уже был разобран и дожидался хозяина в его покоях. В библиотеке, несмотря на поздний час, сидел Мак-Наббс с газетой и коньяком.
— А, — коротко сказал он, едва подняв взгляд на вошедшего родича. Потом, очевидно, поняв, что «А» будет недостаточно, не спеша пояснил:
— На дорогах шалят. Я бы не ездил один в такое время.
— Господи, Мак-Наббс! — рассмеялся Эдуард, весь во власти своих планов и замыслов. — Не хотите же вы сказать, что засиделись допоздна оттого, что за меня беспокоились!
Майор поднял правую бровь и перелистнул страницу, ничего не ответив. Гленарвану стало стыдно.
— Простите, — повинился он, наливая себе коньяк, — я, пожалуй, веду себя как мальчишка.
Майор поднял вторую бровь и едва заметно усмехнулся:
— В вашем возрасте это вряд ли можно назвать непростительным.
Гленарван присел в кресло напротив и разворошил лежавшие на столике газеты. Первую полосу Думбартонского еженедельника украшал крайне неаппетитный и к тому же плохо выполненный рисунок, а заголовок повествовал о том, что еще одна девица из гулявших по неосторожности без сопровождения пала жертвой таинственного убийцы, похоже, открывшего в графстве охотничий сезон. Гленарван хмыкнул, подумал про себя, что уж его-то не стоило равнять с беззащитными девицами, но ничего не сказал.
На этот раз в город они отправились вместе.
***
Гостиница была хороша, завтрак — не сравним с малкольмским, но вполне сносен. После завтрака майор отправился улаживать какие-то свои дела, как подозревал Эдуард, тесно связанные с местным представительством оружейников «Пурдей, Моор и Диксон». Сам же он, гонимый нетерпением, помчался к верфи. Яхта, казавшаяся в прошлый раз бледной тенью себя самой, призраком, оголенным скелетом, обрастала плотью, наливалась соком, становилась живой. Было видно, что деятельный Джон Манглс ни на минуту не оставлял работы над ней без присмотра. Вся отделка осуществлялась в срок, заказанные Гленарваном предметы обстановки были уже доставлены, набор команды шел своим чередом.
— Единственное плохо — у меня нет помощника, — пожаловался Джон за совместным обедом.
— Думаю, у меня есть, — в такт своим мыслям кивнул Гленарван.
Так и вышло, что после обеда, переворошив свои запасы визитных карточек и отыскав самую потрепанную из них, он направился в один из бедных районов города. Дверь ему отворила мисс Остин, суровая и сухая, как палка.
— Охти! — только и сказала она, увидев лендлорда. — А мисс Элен-то и нету, в доках она, раздает еду беднякам, вот так-то, милорд.
— Я хотел бы видеть мистера Тома Остина, — перебил Эдуард глупую болтовню. — Я слышал, что он уже возвратился из плавания.
Женщина отступила, пропуская его в крошечную, но очень чистую переднюю.
— Томас, — крикнула она, — его светлость лерд Малкольм тебя спрашивают.
В глубине дома что-то упало.
Жилище Остинов отличала крайняя бедность, но следовало признать, что хозяйство мисс Дора вела опрятно. Из глубины дальней комнаты навстречу Гленарвану поднялся немолодой человек в морской куртке, по-домашнему наброшенной на плечи. Он приветствовал гостя не слишком глубоким кивком.
— Я должен был явиться к вам сам, милорд, — сказал Том Остин простуженным голосом старого моряка, — с благодарностью за пенсию да за вашу доброту к Доре и мисс Элен. Но уж простите, не приучен я лебезить.
Гленарван улыбнулся, хмурость и гордость, присущие сынам его родины, начинали ему нравиться.
— Я не за тем пришел, Том, чтобы заставить вас «лебезить», — сказал он просто, усаживаясь в указанное хозяином узкое кресло. — Мисс Туффнель напомнила мне о моем долге, и я благодарен ей за возможность его исполнить. Я здесь по другому делу. Правильно ли я понял, что на ближайшее время у вас нет контрактов?
Остин кивнул.
— Я был штурманом на португальском торговце, — сказал он сухо. — Сейчас сезон окончен, и в моих услугах больше нет нужды.
— Я навел справки, — раскрыл карты Гленарван. — О вас отзываются как о хорошем моряке, опытном в дальних плаваниях, хорошо знающем южные моря и не раз ходившем вокруг света. Что заставило вас перейти на каботажные рейсы?
— Я вам так скажу, милорд, — перед тем, как ответить, Том помолчал, да и после глаз на Гленарвана не поднял. — Спасибо, конечно, тем, кто вам такое обо мне говорил, да только так не все думают, а кто думает, видать, не всё знают. Мой прежний капитан и владелец судна тоже не любил лебезить перед власть имущими, а я был верен своему капитану. Боюсь, после гибели мистера Туффнеля у меня не слишком хорошая репутация среди тех, кто метет хвостом перед английской властью. Получить контракт с такой славой непросто.
— Значит, вы верны тому, кому служите?
— Если человек стоит того, чтоб ему верить. — Том Остин поднял голову и поглядел Гленарвану в глаза. — Зачем вам понадобилось наводить обо мне справки, милорд?
— Я строю корабль, — вновь не стал юлить Гленарван.
— А!
— Это будет прогулочная яхта, лучшая в своем классе. Двухмачтовый бриг, паровая машина в сто шестьдесят лошадиных сил, два винта. Способная хоть пройтись от Лондона до Думбартона при попутном ветре, хоть обогнуть мыс Доброй Надежды и пробороздить воды Индии, хоть подняться на север до Норвежских берегов...
— По капризу ее владельца? — подхватил Том Остин, прищурясь.
— Да, по капризу ее владельца, — подтвердил Гленарван. — Яхта сойдет со стапелей через месяц, так что, как видите, я не требую от вас ответа сегодня же. У вас тоже будет время навести обо мне справки.
Том ухмыльнулся углом губ и качнул головой.
— Где мне вас найти спустя месяц, милорд?
***
Темнело здесь быстро.
Когда Эдуард вышел от Остинов, ночь уже спускалась на Думбартон, протянув свои душные, липкие щупальца во все закоулки. От реки поднимался туман. Не в пример ясным и свежим ночам Малкольм-касла, он вселял в души тягучую тоску.
Гленарван сделал несколько шагов в мутном чернильном мареве, которое желтыми пятнами расцвечивали редкие фонари, почти не дававшие света, — и вдруг вспомнил о юной женщине, пробиравшейся сейчас через эту мглу в полном одиночестве из примыкавших к докам трущоб. Одно то, что она не вернулась засветло, уже вызывало тревогу. Мгновение постояв в нерешительности на углу, Гленарван повернулся и торопливо зашагал к реке.
Здесь туман был гуще, а фонарей меньше. В какой-то момент он понял, что идет, ориентируясь уже только по долетавшему справа холодному дыханию Клайда. Внезапно впереди послышался перестук каблучков: какая-то женщина вынырнула из лабиринта трущоб за старым стекольным заводом и торопливо шагала по неровно мощеной — вся в выбоинах — набережной. Он прибавил шаг, хотел было окликнуть, но тут она побежала: дробный перестук разлетался далеко над водой. Гленарван подумал, что женщину — была то Элен или нет — мог напугать звук его шагов, и остановился, но тут каблучки свернули в переплетенье проулков, дальше от реки, и почти сразу раздался отчаянный крик. Кричала Элен Туффнель.
Сердце стучало где-то в висках и в горле, и оттого постоянно казалось, что он слышит еще чьи-то шаги: будто много-много людей тоже бегут стремглав по залитой туманом набережной. Он еще помнил, как пытался вдохнуть — и не мог, как будто бег его был столь быстр, что воздух не успевал достать гортани. За поворотом переулок уходил вверх, и потому туман здесь рвался, сползая обратно к реке неряшливыми равными клоками. И еще здесь горел фонарь — а прямо под фонарем отчаянно боролись двое: женщина во взметывавшейся серой юбке, и тот, второй, куда больше и сильнее ее. Узкое лезвие в его правой руке отразило свет фонаря.
Эдуард сделал последнюю попытку вдохнуть, с хрипом втянув в себя пустоту, и кинулся вперед, даже не подумав, что безоружен. Саднило надсаженные бегом легкие — или это скрутился вокруг шеи удавкой ворот сюртука? Шумело в ушах — от ярости или от первого же пропущенного удара в лицо? Все движения стали медленными и плавными, как под водой — оттого ли, что во много раз убыстрилось сознание, или оттого, что их сдерживала чужая жестокая сила? Тот, другой, был сильнее и тяжелей и двигался проворно, как кошка. Резанул глаза луч от фонаря, и что-то холодное, стально-твердое уперлось под подбородок. Ну вот и все. Успела ли убежать Элен? Гленарван втянул голову в плечи, тщась уйти от неминуемого удара, безуспешно попытался двинуть рукой или ногой, нож у его шеи дернулся, набирая размах. И в этот миг грохнул выстрел.
Противник, нависший над ним, дернулся, будто бы сразу потяжелел, ослабил хватку на шее. Хриплый болезненный вой прорезал то, что казалось Гленарвану мертвой тишиной. Он собрался, почувствовав слабину, нанес удар. Злодей с ревом скатился с него, но, не дав закрепить успех, боком, какими-то звериными прыжками ринулся в переулок. Эдуард бросился было за ним, пробежал несколько шагов, шатаясь, как пьяный, и, раздумав, вернулся к Элен. Девушка по-прежнему сидела под фонарем, подобрав юбки и неестественно выпрямив спину, и едва заметно покачивалась взад и вперед.
— Мисс Туффнель, — в ужасе прошептал он. — Вы ранены?! С вами все в порядке?
Она встрепенулась, вцепилась в лацканы его сюртука, подняла глаза, отчаянно-голубые, пронзительные, молчаливо о чем-то молящие... Со стороны набережной послышались шаги. Элен вздрогнула и прильнула к нему почти вплотную.
— Кто здесь? — крикнул Гленарван, вглядываясь в темноту и обрывки тумана. Фонарь теперь играл против них, в его свете они двое были как на ладони. — Кто вы? Выходите же, а не то...
Что «не то», он не смог бы придумать, но молча дрожать, словно кролик, попавший в ловушку, было недостойно человека и дворянина. Клочки тумана соткались в фигуру с охотничьим ружьем в руках. Еще через несколько шагов фигура стала знакомой.
— Господи, майор! — с облегчением выдохнул Гленарван. — Никогда еще не был так рад вас видеть!
— Эдуард, — поприветствовал его Мак-Наббс таким тоном, за которым у любого другого последовало бы «вы идиот!», — вы несколько неосмотрительны в выборе вооружения для подобных прогулок. Мое почтение леди.
Элен всхлипнула и как-то враз обмякла, утеряв пугающую неподвижность. Плечи ее мелко затряслись.
Майор нагнулся и подобрал с земли нечто изогнутое, снова поймавшее на себя луч фонаря.
— Тем более, что ваш противник был вооружен куда лучше.
— Мясницкий? — с трудом спросил Эдуард, не выпуская девушки из рук. Холодная сталь у горла все еще мерещилась ему, как наяву.
— Нет, — Мак-Наббс удивленно хмыкнул над чем-то и отрицательно покачал головой, — орудие ветеринара.
— Поверить не могу, что вы промахнулись и не уложили его на месте, — сказал Гленарван, поднимаясь на ноги и по-прежнему мягко прижимая к себе Элен. — Хотя, конечно, при таком свете стрелять в одного из двух дерущихся вообще могли решиться только вы.
— Я и не промахнулся, — майор невозмутимо пожал плечами. — С такой раной он далеко не уйдет. А останься здесь труп, нам пришлось бы сейчас объясняться с полицией, вместо того, чтобы проводить мисс Туффнель домой и умолять ее забыть произошедшее, как страшный сон.
Элен молчала почти весь их недолгий путь, и с растущей тревогой Гленарван ощущал под своей кистью пышущий жаром даже сквозь слои одежды локоть. На низком крыльце Остинов она обернулась к нему, вгляделась в его глаза так, будто вглядывалась в душу.
— Спасибо вам... — начала она, но Гленарван протестующе поднял руку:
— Не надо!
Элен вздохнула, вдруг потянулась к нему, невесомо обхватила руками его голову и — поцеловала в лоб так, как когда-то целовала его, лежащего в колыбели, мать.
— Да хранит вас господь, — быстро сказала она. Хлопнула дверь. Эдуард остался стоять на крыльце, растерянный, оглушенный.
***
Ночь и день, и следующая ночь — были полны неприятных забот, а оттого прошли, как в тумане.
…Долгие объяснения с думбартонской полицией: неизвестно как, но Мак-Наббсу удалось добиться того, чтобы господа в синих мундирах вовсе не тревожили Элен…
…Найденное в трущобах тело здоровяка с перекошенным в агонии лицом и аккуратной дырочкой под правой лопаткой…
— Помощник местного ветеринара, — будто смущаясь, пояснил очень молодо выглядящий невысокий безусый еще инспектор.
— Умер в мучениях, — невозмутимо добавил майор.
…Виски из серебряной фляжки — чтобы держаться на ногах.
Обрывки мыслей, мыслей, мыслей…
Был рассвет какого-то дня, и у гостиницы их ждал Том Остин.
— Я навел все нужные мне справки, милорд, — сказал моряк, неловко сминая в руках фуражку. — Мне для этого не понадобился месяц. Я решил, кому могу верить.
Он пристально, с уже знакомым прищуром, поглядел Гленарвану прямо в глаза и улыбнулся неловко и криво. И Эдуард от души улыбнулся в ответ.
А потом добрался до номера, упал на постель и проспал двадцать часов кряду.
***
Светило солнце, из маленького ресторанчика открывался великолепный вид на верфь: одновременно дерзкий, волнующий и величественный. В этот раз будущий владелец почти достроенной яхты обедал с капитаном и помощником капитана. Том сдержанно и деловито отчитывался о том, как идут дела с закупкой припасов и набором команды, но видно было, как его переполняет гордость за то, насколько успешны эти дела. Джон, восторженный, как и всегда, толковал о превосходных мореходных качествах «Дункана» и о том, что хоть сейчас он готов отправиться на этом судне хотя бы к полярным льдам: настолько он уверен в прочности корпуса и мощности двух огромных винтов.
Гленарван блаженно щурился — похвалы строящемуся кораблю доставляли ему такое счастье, будто речь шла о его собственном ребенке, — и мечтал. Мечты его, туманные и расплывчатые вначале, постепенно обретали ясные и отчетливые очертания.
— А что же команда? — еще раз переспросил он. — Соответствует ли она кораблю?
— Еще бы! — рубанул рукой воздух Джон. — Там же все наши парни, из Думбартона и Люсса. Все молодцы. Все не только бравые матросы, но и отличные люди.
Гленарван, смеясь, перевел взгляд на Тома Остина. Старый моряк вынул трубку изо рта и степенно кивнул.
— Набрать экипаж было не сложно, милорд. Благодаря навигационной школе вашего батюшки, в Думбартоне теперь немало хороших матросов. На своей яхте вы будете чувствовать себя так, будто не выходили со двора Малкольм-касла.
— Ну, а что же вы, друзья мои? — продолжил Гленарван тем же полушутливым тоном. — Джон, после двух кругосветных плаваний согласен ли ты сделаться капитаном всего лишь яхты, пусть и довольно быстрой?
— Под вашим командованием, милорд, сколько угодно! — с прежней горячностью ответил Манглс. — Повторюсь, я знаю, что такое «Дункан». На этом судне я легко отправлюсь и в третье кругосветное плавание, если таково будет желание его владельца.
— Вот как! — Гленарван печально улыбнулся, пытаясь не показать, как он тронут. — Что же вы оба скажете, если вам предложат командовать яхтой, хозяином которой буду не я?
— Как, милорд, — растерялся честный парень, — разве мы сейчас говорим не о «Дункане»?
— Именно о нем.
— И, тем не менее, вы не собираетесь владеть им сами?
— Нет, Джон, — только сказав это вслух, Гленарван понял, что на самом деле он принял решение уже давно.
— Но как же так? — окончательно растерялся Джон Манглс
— Очень просто, я намерен его подарить.
— Подарить?! Подарить лучшую яхту на всем побережье, во всей Британии, да едва ли не во всем мире? Подарить судно, которое вы любите всей душой? Да кем же должен быть человек, достойный такого подарка?!
Гленарван откинулся в кресле, любуясь замешательством старого друга. Впервые за три последних года он чувствовал в душе абсолютный покой — а значит, принятое решение было верным. Том Остин внимательно наблюдал за ними обоими, меланхолично посасывая чубук своей трубки и чуть заметно чему-то улыбаясь.
— Ну а вы что скажете, Том? — обратился к нему Гленарван.
— Скажу, что я изменил бы вопрос мистера Манглса, милорд. Он спрашивает, кто этот человек, я спросил бы, кто эта дама. Но кто бы это ни был, если вы вверяете ей свою судьбу и свое состояние, ваши люди с радостью сделают то же.
Гленарван просиял.
— Дама? — повторил Джон Манглс. — Женщина?!
— Именно так, — подтвердил Гленарван, улыбаясь еще шире. — Я намерен жениться.
Джон Манглс застыл, недвижим, как громом пораженный, широко раскрыв рот. Гленарван со смехом хлопнул его по спине. И троекратное «ура!» приветствовало решение малкольмского лерда.
***
Если уж говорить начистоту, до той минуты, когда он сообщил Джону Манглсу и Тому Остину о своем намерении жениться, Гленарван и не думал ни о чем подобном. Точнее, нет, эта мысль была с ним: скрывалась в тех глубинах сознания, которые разум еще не способен облечь в слова, кружила голову, наполняла смыслом его существование с момента последней встречи с Элен, но только произнеся решающее слово, он осознал эту мысль, прочувствовал ее и удивился тому, как это она не пришла ему в голову раньше.
Мысль эта казалась такой простой и естественной: связать свою жизнь с Элен, целую вечность бродить с ней за руку по аллеям Малкольм-касла, смотреть, как хмурится в волнении ее чистый лоб или как сияют от радости ясные голубые глаза, вновь и вновь ловить на себе тот взгляд, которым она одарила его при последнем прощании, положить к ее ногам «Дункан» и весь мир…
Вместе с тем, мысль эта была столь новой, сложной и страшной, что привычный мир теперь казался ставшим с ног на голову. В этом сошедшем с ума мире ему настоятельно требовалась точка опоры, которую не могли дать ни подчиненные, ни друзья. Эдуард подумал и направился к единственному старшему родственнику.
— Я решил сначала жениться, — сообщил он тем вечером за бокалом бренди, старательно напуская на себя беззаботный вид, — а объехать весь свет уже потом. Что вы думаете об этом?
— О! — веско сказал майор. — Наконец-то!
— Как это «наконец-то»? — возмутился Гленарван. — Можно подумать, вы знали о моем решении прежде, чем я его принял!
Мак-Наббс поднял бокал, пряча за ним усмешку.
— Может быть, и о том, кто моя избранница, вы тоже осведомлены лучше меня? — обиженно спросил Гленарван.
— Может быть, — усмехнулся майор, — но уж тут я не стал бы настаивать. Что же думает о том, чтоб объехать весь свет, ваша невеста?
Автор: fandom Library of Adventures 2013 ( Stella Lontana)
Бета: fandom Library of Adventures 2013
Канон: Жюль Верн «Дети капитана Гранта»
Размер: миди, около 6000 слов
Пейринг/Персонажи: Эдуард Гленарван, Элен еще не Гленарван, майор Мак-Наббс, Джон Манглс, Том Остин, малозначимые оригинальные персонажи
Категория: джен, гет
Жанр: про приключения, бухгалтерию, любовь и становление характера
Рейтинг: G
Краткое содержание: некоторые события, приведшие к тому, что именно эта группа людей оказалась на яхте «Дункан» 26 июля 1864 года
Примечание к названию и не только: читать дальше«Его жена, Элен, была дочерью известного путешественника Вильяма Туффнеля, ставшего, как многие другие, жертвой страсти к географическим открытиям. Ее любовь к мужу превосходила чувство благодарности к нему: она любила его так, словно он был заброшенным сиротой, а она богатой наследницей. Фермеры и слуги готовы были отдать жизнь за нее, они называли ее «наша добрая госпожа из Люсса». (Ж.Верн)
Предупреждения: представления автора фика об описываемых героях может не совпадать… Короче, все могло быть совсем не так. Но могло ведь и так, верно?
Почти два года после смерти отца молодой хозяин Малкольм-касла не находил в себе решимости появиться в родовом гнезде. Слишком свежи еще были раны, слишком много воспоминаний наполняло старое поместье, где по замковой галерее еще бродили тени лорда и леди Гленарван, а в дальних аллеях парка ветер доносил до ушей смех того беззаботного мальчишки, который никогда больше не будет здесь счастлив.
А еще слишком велика была растерянность. Эдуард, всегда отдававший каждую свободную минуту наукам, спорту или работе в Парламенте, в которой очень рано начал заменять отца, никогда не верившего в умение англичан договариваться, — одним словом, с детства привыкший много работать, вдруг ощутил себя бездельником, даже не подозревавшим, сколько каждодневных, мелких, но совершенно неотложных дел выносил отец на своих плечах. Бумаги, счета, долговые расписки, дебет и кредит, уведомления из банка, право собственности и право аренды, тяжба за пядь заболоченной земли и по бумаге на каждый верстовой столб. Обязанность вершить суд и обязанность заботиться о собственных арендаторах. Две деревни, шестьдесят пять человек слуг, X акров земли и Y – лесных угодий, судовая школа под патронатом семьи, благотворительные начинания леди Гленарван, традиционные обязанности шотландского «лерда», налоги в лондонскую казну и налоги в местный бюджет, три незамужних тетушки и пятнадцать девиц разной степени перезрелости, большинство из которых он никогда в жизни не видел, но забота о благополучии которых ложилась на плечи главы клана…
Членство в Темзинском яхтклубе из запаха моря и ветра в лицо вдруг превратилось в груду унылых бумажек. Второй грудой рассыпалось средоточие его тайных стремлений — судовая верфь в Глазго. Третьей и весьма значительной оказался лондонский особняк. Как будет выглядеть в этом пыльном бумажном мире родовое поместье, он старался даже не думать. Короче говоря, ту кучу бумаг, счетов и обязательств, которую венчал гордый титул «лерд Малкольм-касла», Эдуард Гленарван малодушно отодвинул на «когда-нибудь потом».
Месяцы меж тем шли, груда росла, и к началу лета 1863 года стыд перед самим собой, памятью родителей, большой семьей и несчастными арендаторами наконец достиг своего предела. Скрепя сердце, Гленарван оставил Лондон и без всякого желания отправился в места, где некогда был так счастлив.
На станции его встретила роскошная коляска и лично кузен Мак-Наббс. Майор Мак-Наббс — второй сын матушкиного старшего брата — с незапамятных времен обитал в Малкольм-касле, о чем нерадивый хозяин дома уже успел позабыть. Разделенные значительной разницей в возрасте, они никогда не были особенно близки. Радушная встреча только усугубила жгучее чувства стыда. Гленарван ждал упреков, но кузен лишь немногословно, но весьма толково обрисовал ему положение дел в поместье, похвалил управляющего и сообщил, что копии всех приходящих бумаг аккуратно направлялись хозяину в Лондон. Это было правдой, правдой было и то, что просматривать их упомянутый хозяин даже не начинал. Дурное настроение не улучшалось.
В последующие недели Эдуард казался себе Сизифом, обреченно толкающим в гору камень непосильных для человека размеров. Дни превратились в дурной сон. Он просыпался с зарей, до завтрака возился с бумагами, разбирая бесчисленные письма, жалобы и прошения. В отличие от бесформенной груды в его лондонском кабинете здесь они были аккуратно подшиты и весьма неплохо рассортированы — следовало ли благодарить за то Хальбера, управляющего — или самого Мак-Наббса? Время от завтрака и до вечернего чая отдавалось визитам: посещениям всех тех, кого должно было посетить, и встречам с теми, с кем нужно было встретиться, пусть он, хоть убейте, не мог бы ответить на вопрос, зачем. После чая он возвращался к счетам, которыми занимался до самого ужина. На следующий день все повторялось.
Отдушиной стали, как это ни странно, вечера в компании Мак-Наббса. Майор оказался заядлым курильщиком сигар, сам Гленарван отдавал предпочтение трубке. Не раз и не два их беседы в клубах табачного дыма затягивались глубоко затемно, но после них Эдуард чувствовал себя отдохнувшим. Майор повидал многое, его суждения выдавали развитой ум, а добродушная невозмутимость заражала Гленарвана спокойствием, давая уверенность, что если он и не завершит свой сизифов труд — это казалось уже невозможным — то, по крайней мере, выполнит свой долг честно и полно. Пожалуй, эти-то вечера и не давали ему бросить все и позорно сбежать.
Подходила к концу вторая неделя сельской жизни. День выдался особенно отвратительным: сегодня молодому «лерду» довелось присутствовать при сельской тяжбе. Один из добрых жителей Люсса счел соседа виновным в смерти своей козы и, следуя древнему обычаю горцев, полагающему не оставлять обиды безнаказанными, в свою очередь отравил у того корову. Добрые соседи осыпали друг друга бранью и припоминали обиды, накопившиеся еще у их дедов. Старичок-судья слушал, подперев кулаком щеку, и по его мерно покачивавшейся голове непонятно было, внемлет он или давно задремал. Молодой лерд, которого привлекли для того, чтобы, соблюдя все традиции, придать мероприятию большую значимость, меж тем размышлял, как сильно он ненавидит людей. Учитывая, что остальные три участника событий были тертые калачи, первым терпение закончилось у него самого. Господским произволом Гленарван пообещал одному из спорящих новую козу, а другому — корову и потребовал примирения, выслушав в очередной раз, как добр и щедр хозяин Малкольм-касла. Крестьяне разошлись довольные донельзя, в подшивке Гленарвана стало на два счета больше, а сам он теперь, постукивая зубами о край бокала с бренди, рассказывал невозмутимому майору уже о своих обидах. Мак-Наббс слушал молча — о, слушать он умел! — кивал и пыхал сигарой.
Ничего удивительного, что, когда управляющий Хальбер разрушил этот хрупкий покой вопросом, не угодно ли будет милорду принять двух дам, пришедших пешком со стороны деревни и желавших непременно увидеть хозяина замка, он готов был решительно отказаться. Но тут майор хмыкнул с явной иронией, в Эдуарде взыграло чувство противоречия, и он велел впустить гостий.
Хальбер вернулся в сопровождении двух женщин, к несказанному облегчению Гленарвана одетых, как горожанки. Старшая из них — неприятного вида старуха в нестрогом трауре — остановилась возле дверей. Младшая решительно прошла в глубь комнаты.
В отличие от своей угрюмой спутницы она — совсем еще юная девушка — даже казалась хорошенькой. Правильные черты совсем не портил немного вздернутый носик и очень украшали огромные глаза, голубые, как небо над Шотландией. Пшеничного цвета волосы были убраны в две совсем еще девчоночьих косы, серое платье не ново и узковато в груди, но зато в ярких глазах незнакомки сквозила отчаянная решимость.
— Вы — лорд Гленарван? — звонко спросила девушка.
Эдуард молча поклонился. Хорошенькое лицо его гостьи пошло красными пятнами.
— В таком случае, сударь, — заявила она, нервно сжимая кулачки, — я вынуждена сообщить вам, что вы жестокий и бесчестный человек!
— С-сударыня..! — сказать, что Гленарван опешил, значило ничего не сказать. До сих пор он был уверен, что ни один поступок в его жизни не давал кому-либо права называть его подобными словами.
— Мисс Элен Туффнель, — подсказал майор, которого, судя по голосу, эта ситуация искренне забавляла. — Наша соседка из Кильпатрика. И, если я не ошибаюсь, мисс Дора Остин, из Думбартона. Позвольте вам представить лерда Малькольма, дамы.
Мисс Дора Остин сделала весьма неловкий книксен и вытянулась, став еще более похожей на сушеную воблу. Мисс Туффнель выше задрала подбородок.
— Сударыня, — нашелся наконец Эдуард. — Это весьма суровое заявление, и если вас не затруднит…
— Я объясню, — прервала его молодая женщина. Голос ее, высокий и звонкий, можно было бы назвать красивым, если бы в нем не звучали сейчас закипающие злые слезы. — Мой отец, Уильям Туффнель, был известным ученым, капитаном дальнего плавания… и отчаянным смельчаком. Своими путешествиями он принес своей родине немало добра. Его имя известно в Шотландии и в мире…
— Я слышал имя мистера Туффнеля, — кивнул Эдуард.
— Еще бы вы его не слышали! — гостья вздернула подбородок и закончила с горечью. — Он был вашим земляком и почти соседом.
Эдуард наклонил голову в знак того, что ценит подобную честь. Он не знал, огорчаться ему, что не успел лично узнать великого ученого, или радоваться, что случай только теперь свел его со сварливой дочкой «соседа».
— Почти вся команда его корабля происходит из ваших арендаторов, — закончила девушка уже спокойней и выжидательно уставилась на Гленарвана.
— Мне льстит пусть и опосредованная связь с таким выдающимся человеком, — осторожно заметил Гленарван, — но я не вижу, что здесь могло бы сподвигнуть вас, сударыня, дать мне столь неприятную характеристику. На моих землях никогда не поступали с арендаторами дурно.
— На ваших землях, — горько сказала девушка, вдруг растерявшая весь свой пыл, и Эдуарду на миг показалось, что она стала даже меньше ростом, будто согнутая непосильной ношей. — На ваших землях не обращаются с арендаторами ни хорошо, ни дурно — здесь до них просто никому нет дела. Люди моего отца умирают от голода, милорд.
Суровая дама возле двери веско кивнула в подтверждение ее слов и еще сильней выпрямила спину.
— Отчего же? — спросил Эдуард, невольно тоже понижая голос.
Мисс Туффнель вздохнула.
— Милорд, мой отец погиб меньше года назад. Под его началом служило двадцать пять человек, и некоторые из них ходили на его корабле по два десятилетия. Не всем из них после смерти отца удалось заключить новые контракты. Брат мисс Остин был на «Счастливой лани» помощником капитана. Сейчас он перебивается случайными заработками. Семья голодает. Мисс Остин обратилась к вашему управляющему с вопросом, не может ли землевладелец выделить пенсию человеку, всю жизнь честно трудившемуся на благо своей страны. Мистер Хальбер ответил, что морские пенсии не находятся в ведении замка и посоветовал написать лично лендлорду. Она писала, но ответа не получила. Ни от вас, ни из Адмиралтейства, ни от властей графства, ни от кого. До людей, служивших под началом моего отца, с тех пор, как его не стало, никому больше нет дела.
Гленарван прикрыл глаза и с трудом сдержал стон. Все то же. Не успел, не прочел, не ответил. Он был должен, казалось, целому миру, и никак не мог взять в толк, за что. Но и чувства этой худенькой девочки, изо всех сил борющейся за справедливость, были ему понятны.
— Мне очень жаль, — с трудом выговорил он. — Я ничего не знал об этом. Я не занимался делами замка в последние годы, а мой управляющий не мог принять подобного решения самостоятельно. Обещаю, что мисс Остин получит необходимую помощь, я сам переговорю с Адмиралтейством, если это окажется необходимым…
Грустная презрительная усмешка изогнула губы мисс Туффнель.
— Неужели вы думаете, что их ответ будет чем-либо отличаться от ответа мистера Хальбера?
На том они и расстались.
***
После ухода дам Эдуард сделал большой глоток коньяку и в изнеможении откинулся на спинку кресла.
— Что скажете? — через какое-то время спросил его майор.
— Скажу одно, — поднял голову Эдуард, — с меня довольно местечковых проблем Люсса. Завтра я отправляюсь в Думбартон.
***
Представитель Адмиралтейства в Думбартоне отставной капитан Реджинальд Гарвей был человеком уже седым, неимоверно усталым и отчетливо недовольным жизнью.
— Ну а что ж вы хотите? — спросил он, в упор буравя Гленарвана выцветшими глазами. — Туффнель. Да, талант. Да, фигура. И да, шотландец.
— С каких пор это сделалось недостатком? — вспылил Гленарван.
— Тише, тише, молодой человек, — Гарвей пожевал дряблыми старческими губами. — С тех самых пор, как человек ставит себя в оппозицию действующему правительству, он лишается права рассчитывать на его поддержку. Вы, конечно, можете подать петицию в Адмиралтейство, но полагаю, что вам откажут. Уильям Туффнель был гением, но гением крайне неудобным. Неизвестно, горечи или облегчения больше испытала Британия, когда этот великий человек нас покинул, уж простите мне мою откровенность. Да, за ним шли люди. Да, зачастую он платил этим людям из собственного кармана. Так кто ж виноват, что теперь этот карман пуст?
— То есть вы считаете нормальным, — продолжал горячиться Гленарван, — что моряков, честно отслуживших английскому флоту, кормит дочь их покойного капитана, потому как...
— Ну, — со значением проскрипел Гарвей, — тут еще неизвестно, кто кого кормит.
— Что?!
Чиновник адмиралтейства безвольно развел руками:
— Я же сказал, этот человек не жалел собственных средств на экспедиции, которые правительство отказывалось санкционировать. Всяким средствам рано или поздно наступает конец…
— Вы хотите сказать, — хрипло переспросил Гленарван, — что эта девушка... голодает?
Он покидал порт в столь сильной ярости, что даже не подумал заглянуть на верфь, как делал раньше в каждый свой приезд в город. К ярости примешивалась растерянность. Он мог назначить пенсию мисс Остин и ее брату из своих собственных средств. Мог выделить ее и всем остальным матросам, ходившим на «Счастливой лани» под началом капитана Туффнеля — не оскудеют же в конце концов эти самые средства! Но он прекрасно отдавал себе отчет в том, что решись он предложить подобное Элен Туффнель, эти деньги бросят ему в лицо. И вместе с тем нужно было что-то делать: на его земле голодали люди!
В Лондон Гленарван вернулся еще в худшем настроении, нежели уезжал, и завел себе новую кипу пыльных бумаг. Среди них были копии судовых журналов и газетные выписки, судебные решения и протоколы заседаний Географического общества. К концу месяца он знал об экспедициях Туффнеля больше, чем если бы сам их организовывал. К седьмой неделе после возвращения в Лондон — привык являться в Адмиралтейство, как на службу, и сорвал голос в спорах с твердолобыми чиновниками. К концу лета — ненавидел человечество куда больше, чем в его начале, но при этом знал, что непобедим. Сизиф вкатил первый камень: Адмиралтейство согласилось выплачивать пенсии семьям моряков со «Счастливой лани».
***
В Малкольм-касл Гленарван вернулся к первым холодам.
В этот раз он набросился на работу с яростью, и беспорядочная груда бумаг подалась под его напором, постепенно обретая все более ясные, упорядоченные черты.
Он совершил несколько поездок по окрестным селениям, отчего-то упорно оставляя в стороне Кильпатрик, поговорил с людьми, почти с радостью разобрал почту. На шестой день к вечеру в библиотеку, окончательно ставшую деловым кабинетом, заглянул майор и, сказав, что сам Господь Бог позволял себе отдыхать от сотворения мира, положил перед младшим родственником двустволку и патронташ. Эдуард усмехнулся, но приглашение принял.
Вышли еще до рассвета. Над пустошью поднимался туман, холодный ночной воздух чуть покусывал щеки, дыхание слетало с губ облачками пара.
Давно не бывший на настоящей охоте Эдуард промазал раз, второй, третий, наконец попал и, забирая несчастную, не сумевшую увернуться куропатку из пасти умильно помахивавшего хвостом пса, которого прежде не раз видел во дворе имения, вдруг ощутил ту счастливую безудержную легкость, которую полагал для себя давно потерянной. Мир, последние два года свивавшийся вокруг него безжизненным серым коконом, снова расширился вмещая в себя и эту страну с ее голубыми глазами озер и зеленью холмов, густо тронутой золотом, и омывавший ее океан и многое за его пределами.
Обратно шли, когда солнце стояло уже высоко. Мак-Наббс безмятежно шагал впереди, закинув на плечо любимый карабин фирмы «Пурдей, Моор и Диксон» и не выказывая ни малейших признаков утомления. Эдуард шел за ним будто бы опьяненный, жадно впитывая в себя краски, звуки и запахи внезапно ставшего отчетливым, как будто нового для него мира. Каждое движение, каждая новая замеченная деталь: сухая былинка, птичий силуэт, низко скользнувший над тропой, — доставляли острую радость. Хотелось бежать, подпрыгнуть, взлететь.
Шествие замыкал Мюльреди — старый егерь, служивший еще не только отцу, но и деду Гленарванам. С суровым достоинством он нес трех Эдуардовых куропаток и гораздо более обильную добычу майора, сдержанно окликал собаку, если та, рыская по сторонам, сильно удалялась от тропы.
В легкой дымке холодного воздуха над пустошью тропа таяла, уходя за горизонт.
— При таком освещении земля кажется безбрежной, — не выдержал Эдуард. — Оттого еще сильнее хочется объехать ее всю. Отец в мои годы только вернулся из кругосветного путешествия, и уже после задумал жениться. Поверить не могу, что я до сих пор не повторил его путь!
Кузен Мак-Наббс пыхнул уже раскуренной сигарой:
— Вы о поездке или о женитьбе?
Впервые за многие месяцы Эдуарду стало смешно.
— О поездке. Признаться, дальние страны привлекают меня пока больше, чем семейный очаг. А с вами разве не так? Вот вы, майор, вы же были, как минимум, в Индии. Как вам эта страна?
— Превосходна! — невозмутимо, как и всегда, отозвался майор. — Малярия. Непрекращающаяся жара. Свирепые сипаи, обычай которых состоит в том, чтобы отрезать уши у живых пленников и съедать их в зажаренном виде на глазах прежних хозяев.
Гленарван не сумел сдержать нервный смешок.
— Полагаю, именно они научили вас так метко стрелять?
Майор ничего не ответил, слегка приподняв шляпу в знак благодарности.
— Экие ужасы вы рассказываете, мистер Мак-Наббс! — подал голос старый Мюльреди. — Младшенький-то мой, милорд, обучается в моряцкой школе, организованной вашим батюшкой. Такие премудрости рассказывает, когда приезжает домой! Это ему тоже предстоит встречаться с такими нехристями?
— Не бойтесь, Мюльреди, — успокоил Эдуард старого слугу. — Я ручаюсь, что все, кто выйдет в море под моим началом, целыми и невредимыми вернутся домой. Я ручаюсь, что мои люди никогда не будут голодать, не будут бедствовать и не будут подвергаться опасностям большим, чем те, которым подвергаюсь я сам.
Задумчиво прищурившись, он смотрел на дневное светило.
***
По возвращении в замок Хальбер сообщил, что в людской его дожидается Элен Туффнель. Эдуард переоделся в мгновение ока и слетел вниз так, будто за ним гнались соученики по частному пансиону в N, грозясь обсыпать перьями из разоренных подушек.
Дожидавшаяся, видно, не первый час гостья встала ему навстречу, торопливо сделала книксен.
— Я должна поблагодарить…
— Ни слова о благодарностях! — торопливо прервал ее Эдуард. — Неужели вы пришли сюда пешком?!
Мисс Туффнель привычно вскинула подбородок:
— Я не столь изнежена, как столичные девицы. Хорошая прогулка после завтрака скорее способна доставить мне удовольствие, чем утомить. А ожидая вас, я успела вдоволь отдохнуть после дороги.
— Настолько, что уже готовы пуститься в обратный путь? — поддел Эдуард, невольно улыбнувшись скрытому в ее словах упреку.
Девушка вспыхнула:
— Ваше гостеприимство поистине удивительно, лерд Малкольм…
— Что вы! — Гленарван примирительно поднял руки. — Я вовсе не собирался вас прогонять. Все, что я хотел сказать, это — если вы достаточно отдохнули, я умоляю вас сопроводить меня в прогулке по парку. А домой вас доставят на коляске, одну пешком я вас больше не отпущу.
Мисс Туффнель опустила свои яростно-синие глаза, в задумчивости закусила губу и кивнула.
Спроси его кто, он вряд ли смог бы припомнить, о чем они разговаривали во время той прогулки. Об Англии и Шотландии? О дальних странах и южных морях? Об Уильяме Туффнеле и Альберте Гленарване? О жизни арендаторов Люсса и судовых верфях Думбартона? Но по мере того, как они обходили под руку старые аллеи парка, как тихий смех Элен Туффнель наполнял гулкие своды замковой галереи, тоскливые призраки прошлого покидали эти места, и новые воспоминания поселялись здесь.
***
В гостиную Гленарван вернулся в некоторой растерянности, быстро просмотрел пришедшую за день почту, сказал: «Ага!» — и на следующее утро засобирался в город.
— Так скоро уезжаете? — удивился майор Мак-Наббс. — Право, Эдуард, мне начинает казаться, что вы бежите от искушения.
— Вовсе нет, — обиделся Гленарван, вертя в руках письмо. — Я бегу навстречу долгу.
— Вот как! — улыбнулся майор. — Значит, порт и встреча с этим вашим юным протеже вам куда интереснее здешних мест и общества дамы?
— Джон мне не протеже, а друг, — возразил Гленарван, слегка смущенный тем, что его так легко раскусили. — Мы не виделись несколько лет. А забыть друга ради дамы, как бы прекрасна она ни была, недостойно дворянина. Уверен, вы бы сами мне это напомнили, майор, если бы не были в настроении надо мной подшучивать.
— Что ж, тут мне нечего возразить, — добродушно пожал плечами Мак-Наббс и вернулся к сигаре.
Одним из свойств майора Мак-Наббса было то, что он никогда не спорил. Сперва Эдуард даже обижался на это, полагая чрезмерную уступчивость за заискивание вассала перед лендлордом, но после понял, что таков уж был у кузена характер: споры он считал недостойным того, чтобы тратить на них слова.
В некотором волнении Гленарван продолжал расхаживать по гостиной.
— Между прочим, не хотите ли вы составить мне компанию, Мак-Наббс? Уверен, что смогу показать вам кое-что интересное.
— И что же это?
— Самый лучший корабль из всех существующих на настоящий момент.
— А! Так вы рветесь в Думбартон вовсе не ради чудесных историй, которые должен привезти из плавания ваш любимец Джон Манглс? Ваш «Малкольм» наконец сходит со стропил?
— «Дункан», майор! Не «Малкольм» — «Дункан». Я решил назвать его в честь Доброго короля. И да, яхте еще предстоит отделка и оснастка, но управляющий верфи прислал сообщить мне о завершении основных работ. Он решил, что я обязательно захочу это увидеть, и он прав!
***
Все же в этот раз в Думбартон он направился один.
Джон Манглс, загорелый, светлоглазый, не способный, как и в детстве, ни минуты усидеть на месте и спешащий всюду успеть раньше других, встретил друга у верфи.
— Я его видел! — вместо приветствия закричал он. — Он почти готов и — мои поздравления, милорд, он красавец, он настоящий красавец! Умереть мне на месте, если на Британских островах на сегодняшний день существует яхта, способная обогнать эту!
Гленарван расхохотался, они обнялись. День был полон технических терминов, длин, объемов и мощностей, воспоминаний о былом, рассказов о невиданном и планов на будущее. И давно уже ни в один другой день Эдуард Гленарван не был столь счастлив.
***
Список необходимого для корабля Джон составил сам, разом сняв с патрона половину забот. Тем не менее, Эдуард лично направился в Лондон проследить, чтобы для яхты было приобретено самое лучшее. Дела затянули, и он сам не заметил, как прошла зима. Следовало уже задуматься и о подборе команды, но уж за этим — на север!
В следующий раз он сошел с поезда на две станции дальше и направился в Кильпатрик, сам, возможно, не понимая, зачем. Но квартира, куда замковый кучер прошлой осенью отвозил мисс Туффнель, стояла запертой, а вышедший на стук привратник объяснил, что хозяйка гостит у друзей в Думбартоне. Это было хорошо, дальнейший путь его как раз лежал в Думбартон.
До Малкольм-касла Эдуард добрался уже заполночь. Отправленный загодя багаж уже был разобран и дожидался хозяина в его покоях. В библиотеке, несмотря на поздний час, сидел Мак-Наббс с газетой и коньяком.
— А, — коротко сказал он, едва подняв взгляд на вошедшего родича. Потом, очевидно, поняв, что «А» будет недостаточно, не спеша пояснил:
— На дорогах шалят. Я бы не ездил один в такое время.
— Господи, Мак-Наббс! — рассмеялся Эдуард, весь во власти своих планов и замыслов. — Не хотите же вы сказать, что засиделись допоздна оттого, что за меня беспокоились!
Майор поднял правую бровь и перелистнул страницу, ничего не ответив. Гленарвану стало стыдно.
— Простите, — повинился он, наливая себе коньяк, — я, пожалуй, веду себя как мальчишка.
Майор поднял вторую бровь и едва заметно усмехнулся:
— В вашем возрасте это вряд ли можно назвать непростительным.
Гленарван присел в кресло напротив и разворошил лежавшие на столике газеты. Первую полосу Думбартонского еженедельника украшал крайне неаппетитный и к тому же плохо выполненный рисунок, а заголовок повествовал о том, что еще одна девица из гулявших по неосторожности без сопровождения пала жертвой таинственного убийцы, похоже, открывшего в графстве охотничий сезон. Гленарван хмыкнул, подумал про себя, что уж его-то не стоило равнять с беззащитными девицами, но ничего не сказал.
На этот раз в город они отправились вместе.
***
Гостиница была хороша, завтрак — не сравним с малкольмским, но вполне сносен. После завтрака майор отправился улаживать какие-то свои дела, как подозревал Эдуард, тесно связанные с местным представительством оружейников «Пурдей, Моор и Диксон». Сам же он, гонимый нетерпением, помчался к верфи. Яхта, казавшаяся в прошлый раз бледной тенью себя самой, призраком, оголенным скелетом, обрастала плотью, наливалась соком, становилась живой. Было видно, что деятельный Джон Манглс ни на минуту не оставлял работы над ней без присмотра. Вся отделка осуществлялась в срок, заказанные Гленарваном предметы обстановки были уже доставлены, набор команды шел своим чередом.
— Единственное плохо — у меня нет помощника, — пожаловался Джон за совместным обедом.
— Думаю, у меня есть, — в такт своим мыслям кивнул Гленарван.
Так и вышло, что после обеда, переворошив свои запасы визитных карточек и отыскав самую потрепанную из них, он направился в один из бедных районов города. Дверь ему отворила мисс Остин, суровая и сухая, как палка.
— Охти! — только и сказала она, увидев лендлорда. — А мисс Элен-то и нету, в доках она, раздает еду беднякам, вот так-то, милорд.
— Я хотел бы видеть мистера Тома Остина, — перебил Эдуард глупую болтовню. — Я слышал, что он уже возвратился из плавания.
Женщина отступила, пропуская его в крошечную, но очень чистую переднюю.
— Томас, — крикнула она, — его светлость лерд Малкольм тебя спрашивают.
В глубине дома что-то упало.
Жилище Остинов отличала крайняя бедность, но следовало признать, что хозяйство мисс Дора вела опрятно. Из глубины дальней комнаты навстречу Гленарвану поднялся немолодой человек в морской куртке, по-домашнему наброшенной на плечи. Он приветствовал гостя не слишком глубоким кивком.
— Я должен был явиться к вам сам, милорд, — сказал Том Остин простуженным голосом старого моряка, — с благодарностью за пенсию да за вашу доброту к Доре и мисс Элен. Но уж простите, не приучен я лебезить.
Гленарван улыбнулся, хмурость и гордость, присущие сынам его родины, начинали ему нравиться.
— Я не за тем пришел, Том, чтобы заставить вас «лебезить», — сказал он просто, усаживаясь в указанное хозяином узкое кресло. — Мисс Туффнель напомнила мне о моем долге, и я благодарен ей за возможность его исполнить. Я здесь по другому делу. Правильно ли я понял, что на ближайшее время у вас нет контрактов?
Остин кивнул.
— Я был штурманом на португальском торговце, — сказал он сухо. — Сейчас сезон окончен, и в моих услугах больше нет нужды.
— Я навел справки, — раскрыл карты Гленарван. — О вас отзываются как о хорошем моряке, опытном в дальних плаваниях, хорошо знающем южные моря и не раз ходившем вокруг света. Что заставило вас перейти на каботажные рейсы?
— Я вам так скажу, милорд, — перед тем, как ответить, Том помолчал, да и после глаз на Гленарвана не поднял. — Спасибо, конечно, тем, кто вам такое обо мне говорил, да только так не все думают, а кто думает, видать, не всё знают. Мой прежний капитан и владелец судна тоже не любил лебезить перед власть имущими, а я был верен своему капитану. Боюсь, после гибели мистера Туффнеля у меня не слишком хорошая репутация среди тех, кто метет хвостом перед английской властью. Получить контракт с такой славой непросто.
— Значит, вы верны тому, кому служите?
— Если человек стоит того, чтоб ему верить. — Том Остин поднял голову и поглядел Гленарвану в глаза. — Зачем вам понадобилось наводить обо мне справки, милорд?
— Я строю корабль, — вновь не стал юлить Гленарван.
— А!
— Это будет прогулочная яхта, лучшая в своем классе. Двухмачтовый бриг, паровая машина в сто шестьдесят лошадиных сил, два винта. Способная хоть пройтись от Лондона до Думбартона при попутном ветре, хоть обогнуть мыс Доброй Надежды и пробороздить воды Индии, хоть подняться на север до Норвежских берегов...
— По капризу ее владельца? — подхватил Том Остин, прищурясь.
— Да, по капризу ее владельца, — подтвердил Гленарван. — Яхта сойдет со стапелей через месяц, так что, как видите, я не требую от вас ответа сегодня же. У вас тоже будет время навести обо мне справки.
Том ухмыльнулся углом губ и качнул головой.
— Где мне вас найти спустя месяц, милорд?
***
Темнело здесь быстро.
Когда Эдуард вышел от Остинов, ночь уже спускалась на Думбартон, протянув свои душные, липкие щупальца во все закоулки. От реки поднимался туман. Не в пример ясным и свежим ночам Малкольм-касла, он вселял в души тягучую тоску.
Гленарван сделал несколько шагов в мутном чернильном мареве, которое желтыми пятнами расцвечивали редкие фонари, почти не дававшие света, — и вдруг вспомнил о юной женщине, пробиравшейся сейчас через эту мглу в полном одиночестве из примыкавших к докам трущоб. Одно то, что она не вернулась засветло, уже вызывало тревогу. Мгновение постояв в нерешительности на углу, Гленарван повернулся и торопливо зашагал к реке.
Здесь туман был гуще, а фонарей меньше. В какой-то момент он понял, что идет, ориентируясь уже только по долетавшему справа холодному дыханию Клайда. Внезапно впереди послышался перестук каблучков: какая-то женщина вынырнула из лабиринта трущоб за старым стекольным заводом и торопливо шагала по неровно мощеной — вся в выбоинах — набережной. Он прибавил шаг, хотел было окликнуть, но тут она побежала: дробный перестук разлетался далеко над водой. Гленарван подумал, что женщину — была то Элен или нет — мог напугать звук его шагов, и остановился, но тут каблучки свернули в переплетенье проулков, дальше от реки, и почти сразу раздался отчаянный крик. Кричала Элен Туффнель.
Сердце стучало где-то в висках и в горле, и оттого постоянно казалось, что он слышит еще чьи-то шаги: будто много-много людей тоже бегут стремглав по залитой туманом набережной. Он еще помнил, как пытался вдохнуть — и не мог, как будто бег его был столь быстр, что воздух не успевал достать гортани. За поворотом переулок уходил вверх, и потому туман здесь рвался, сползая обратно к реке неряшливыми равными клоками. И еще здесь горел фонарь — а прямо под фонарем отчаянно боролись двое: женщина во взметывавшейся серой юбке, и тот, второй, куда больше и сильнее ее. Узкое лезвие в его правой руке отразило свет фонаря.
Эдуард сделал последнюю попытку вдохнуть, с хрипом втянув в себя пустоту, и кинулся вперед, даже не подумав, что безоружен. Саднило надсаженные бегом легкие — или это скрутился вокруг шеи удавкой ворот сюртука? Шумело в ушах — от ярости или от первого же пропущенного удара в лицо? Все движения стали медленными и плавными, как под водой — оттого ли, что во много раз убыстрилось сознание, или оттого, что их сдерживала чужая жестокая сила? Тот, другой, был сильнее и тяжелей и двигался проворно, как кошка. Резанул глаза луч от фонаря, и что-то холодное, стально-твердое уперлось под подбородок. Ну вот и все. Успела ли убежать Элен? Гленарван втянул голову в плечи, тщась уйти от неминуемого удара, безуспешно попытался двинуть рукой или ногой, нож у его шеи дернулся, набирая размах. И в этот миг грохнул выстрел.
Противник, нависший над ним, дернулся, будто бы сразу потяжелел, ослабил хватку на шее. Хриплый болезненный вой прорезал то, что казалось Гленарвану мертвой тишиной. Он собрался, почувствовав слабину, нанес удар. Злодей с ревом скатился с него, но, не дав закрепить успех, боком, какими-то звериными прыжками ринулся в переулок. Эдуард бросился было за ним, пробежал несколько шагов, шатаясь, как пьяный, и, раздумав, вернулся к Элен. Девушка по-прежнему сидела под фонарем, подобрав юбки и неестественно выпрямив спину, и едва заметно покачивалась взад и вперед.
— Мисс Туффнель, — в ужасе прошептал он. — Вы ранены?! С вами все в порядке?
Она встрепенулась, вцепилась в лацканы его сюртука, подняла глаза, отчаянно-голубые, пронзительные, молчаливо о чем-то молящие... Со стороны набережной послышались шаги. Элен вздрогнула и прильнула к нему почти вплотную.
— Кто здесь? — крикнул Гленарван, вглядываясь в темноту и обрывки тумана. Фонарь теперь играл против них, в его свете они двое были как на ладони. — Кто вы? Выходите же, а не то...
Что «не то», он не смог бы придумать, но молча дрожать, словно кролик, попавший в ловушку, было недостойно человека и дворянина. Клочки тумана соткались в фигуру с охотничьим ружьем в руках. Еще через несколько шагов фигура стала знакомой.
— Господи, майор! — с облегчением выдохнул Гленарван. — Никогда еще не был так рад вас видеть!
— Эдуард, — поприветствовал его Мак-Наббс таким тоном, за которым у любого другого последовало бы «вы идиот!», — вы несколько неосмотрительны в выборе вооружения для подобных прогулок. Мое почтение леди.
Элен всхлипнула и как-то враз обмякла, утеряв пугающую неподвижность. Плечи ее мелко затряслись.
Майор нагнулся и подобрал с земли нечто изогнутое, снова поймавшее на себя луч фонаря.
— Тем более, что ваш противник был вооружен куда лучше.
— Мясницкий? — с трудом спросил Эдуард, не выпуская девушки из рук. Холодная сталь у горла все еще мерещилась ему, как наяву.
— Нет, — Мак-Наббс удивленно хмыкнул над чем-то и отрицательно покачал головой, — орудие ветеринара.
— Поверить не могу, что вы промахнулись и не уложили его на месте, — сказал Гленарван, поднимаясь на ноги и по-прежнему мягко прижимая к себе Элен. — Хотя, конечно, при таком свете стрелять в одного из двух дерущихся вообще могли решиться только вы.
— Я и не промахнулся, — майор невозмутимо пожал плечами. — С такой раной он далеко не уйдет. А останься здесь труп, нам пришлось бы сейчас объясняться с полицией, вместо того, чтобы проводить мисс Туффнель домой и умолять ее забыть произошедшее, как страшный сон.
Элен молчала почти весь их недолгий путь, и с растущей тревогой Гленарван ощущал под своей кистью пышущий жаром даже сквозь слои одежды локоть. На низком крыльце Остинов она обернулась к нему, вгляделась в его глаза так, будто вглядывалась в душу.
— Спасибо вам... — начала она, но Гленарван протестующе поднял руку:
— Не надо!
Элен вздохнула, вдруг потянулась к нему, невесомо обхватила руками его голову и — поцеловала в лоб так, как когда-то целовала его, лежащего в колыбели, мать.
— Да хранит вас господь, — быстро сказала она. Хлопнула дверь. Эдуард остался стоять на крыльце, растерянный, оглушенный.
***
Ночь и день, и следующая ночь — были полны неприятных забот, а оттого прошли, как в тумане.
…Долгие объяснения с думбартонской полицией: неизвестно как, но Мак-Наббсу удалось добиться того, чтобы господа в синих мундирах вовсе не тревожили Элен…
…Найденное в трущобах тело здоровяка с перекошенным в агонии лицом и аккуратной дырочкой под правой лопаткой…
— Помощник местного ветеринара, — будто смущаясь, пояснил очень молодо выглядящий невысокий безусый еще инспектор.
— Умер в мучениях, — невозмутимо добавил майор.
…Виски из серебряной фляжки — чтобы держаться на ногах.
Обрывки мыслей, мыслей, мыслей…
Был рассвет какого-то дня, и у гостиницы их ждал Том Остин.
— Я навел все нужные мне справки, милорд, — сказал моряк, неловко сминая в руках фуражку. — Мне для этого не понадобился месяц. Я решил, кому могу верить.
Он пристально, с уже знакомым прищуром, поглядел Гленарвану прямо в глаза и улыбнулся неловко и криво. И Эдуард от души улыбнулся в ответ.
А потом добрался до номера, упал на постель и проспал двадцать часов кряду.
***
Светило солнце, из маленького ресторанчика открывался великолепный вид на верфь: одновременно дерзкий, волнующий и величественный. В этот раз будущий владелец почти достроенной яхты обедал с капитаном и помощником капитана. Том сдержанно и деловито отчитывался о том, как идут дела с закупкой припасов и набором команды, но видно было, как его переполняет гордость за то, насколько успешны эти дела. Джон, восторженный, как и всегда, толковал о превосходных мореходных качествах «Дункана» и о том, что хоть сейчас он готов отправиться на этом судне хотя бы к полярным льдам: настолько он уверен в прочности корпуса и мощности двух огромных винтов.
Гленарван блаженно щурился — похвалы строящемуся кораблю доставляли ему такое счастье, будто речь шла о его собственном ребенке, — и мечтал. Мечты его, туманные и расплывчатые вначале, постепенно обретали ясные и отчетливые очертания.
— А что же команда? — еще раз переспросил он. — Соответствует ли она кораблю?
— Еще бы! — рубанул рукой воздух Джон. — Там же все наши парни, из Думбартона и Люсса. Все молодцы. Все не только бравые матросы, но и отличные люди.
Гленарван, смеясь, перевел взгляд на Тома Остина. Старый моряк вынул трубку изо рта и степенно кивнул.
— Набрать экипаж было не сложно, милорд. Благодаря навигационной школе вашего батюшки, в Думбартоне теперь немало хороших матросов. На своей яхте вы будете чувствовать себя так, будто не выходили со двора Малкольм-касла.
— Ну, а что же вы, друзья мои? — продолжил Гленарван тем же полушутливым тоном. — Джон, после двух кругосветных плаваний согласен ли ты сделаться капитаном всего лишь яхты, пусть и довольно быстрой?
— Под вашим командованием, милорд, сколько угодно! — с прежней горячностью ответил Манглс. — Повторюсь, я знаю, что такое «Дункан». На этом судне я легко отправлюсь и в третье кругосветное плавание, если таково будет желание его владельца.
— Вот как! — Гленарван печально улыбнулся, пытаясь не показать, как он тронут. — Что же вы оба скажете, если вам предложат командовать яхтой, хозяином которой буду не я?
— Как, милорд, — растерялся честный парень, — разве мы сейчас говорим не о «Дункане»?
— Именно о нем.
— И, тем не менее, вы не собираетесь владеть им сами?
— Нет, Джон, — только сказав это вслух, Гленарван понял, что на самом деле он принял решение уже давно.
— Но как же так? — окончательно растерялся Джон Манглс
— Очень просто, я намерен его подарить.
— Подарить?! Подарить лучшую яхту на всем побережье, во всей Британии, да едва ли не во всем мире? Подарить судно, которое вы любите всей душой? Да кем же должен быть человек, достойный такого подарка?!
Гленарван откинулся в кресле, любуясь замешательством старого друга. Впервые за три последних года он чувствовал в душе абсолютный покой — а значит, принятое решение было верным. Том Остин внимательно наблюдал за ними обоими, меланхолично посасывая чубук своей трубки и чуть заметно чему-то улыбаясь.
— Ну а вы что скажете, Том? — обратился к нему Гленарван.
— Скажу, что я изменил бы вопрос мистера Манглса, милорд. Он спрашивает, кто этот человек, я спросил бы, кто эта дама. Но кто бы это ни был, если вы вверяете ей свою судьбу и свое состояние, ваши люди с радостью сделают то же.
Гленарван просиял.
— Дама? — повторил Джон Манглс. — Женщина?!
— Именно так, — подтвердил Гленарван, улыбаясь еще шире. — Я намерен жениться.
Джон Манглс застыл, недвижим, как громом пораженный, широко раскрыв рот. Гленарван со смехом хлопнул его по спине. И троекратное «ура!» приветствовало решение малкольмского лерда.
***
Если уж говорить начистоту, до той минуты, когда он сообщил Джону Манглсу и Тому Остину о своем намерении жениться, Гленарван и не думал ни о чем подобном. Точнее, нет, эта мысль была с ним: скрывалась в тех глубинах сознания, которые разум еще не способен облечь в слова, кружила голову, наполняла смыслом его существование с момента последней встречи с Элен, но только произнеся решающее слово, он осознал эту мысль, прочувствовал ее и удивился тому, как это она не пришла ему в голову раньше.
Мысль эта казалась такой простой и естественной: связать свою жизнь с Элен, целую вечность бродить с ней за руку по аллеям Малкольм-касла, смотреть, как хмурится в волнении ее чистый лоб или как сияют от радости ясные голубые глаза, вновь и вновь ловить на себе тот взгляд, которым она одарила его при последнем прощании, положить к ее ногам «Дункан» и весь мир…
Вместе с тем, мысль эта была столь новой, сложной и страшной, что привычный мир теперь казался ставшим с ног на голову. В этом сошедшем с ума мире ему настоятельно требовалась точка опоры, которую не могли дать ни подчиненные, ни друзья. Эдуард подумал и направился к единственному старшему родственнику.
— Я решил сначала жениться, — сообщил он тем вечером за бокалом бренди, старательно напуская на себя беззаботный вид, — а объехать весь свет уже потом. Что вы думаете об этом?
— О! — веско сказал майор. — Наконец-то!
— Как это «наконец-то»? — возмутился Гленарван. — Можно подумать, вы знали о моем решении прежде, чем я его принял!
Мак-Наббс поднял бокал, пряча за ним усмешку.
— Может быть, и о том, кто моя избранница, вы тоже осведомлены лучше меня? — обиженно спросил Гленарван.
— Может быть, — усмехнулся майор, — но уж тут я не стал бы настаивать. Что же думает о том, чтоб объехать весь свет, ваша невеста?
-
-
24.01.2014 в 21:17— Превосходна! — невозмутимо, как и всегда, отозвался майор. — Малярия. Непрекращающаяся жара. Свирепые сипаи...
Такой, зараза, вхарактерный получился!