Пламенный привет с ЗФБ от команды Марии Семеновой!

[Дочь капитана Татаринова]

Выкладываю сюда свои работы по произведениям Марии Семеновой. Надеюсь, кому-нибудь это окажется интересно. Выкладки посвященной им команды можно посмотреть вот здесь: wtfcombat2014.diary.ru/?userid=3176317.

А здесь будут собственно фанфики. Начну с "Валькирии"


Название: Первый бой
Автор: Дочь капитана Татаринова
Бета: WTF Semenova 2014
Размер: мини, 1278 слов
Канон: «Валькирия»
Персонажи: Зима, Славомир и Мстивой, Хаген, остальные кмети фоном
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: АU
Примечание: А что, если бы на корабле в том бою оказался Хаген?
Размещение: запрещено без разрешения автора
Для голосования: #. WTF Semenova 2014 - работа "Первый бой"

Тот поход запомнился мне надолго и оказался намного страшнее первого. И кто знает, как бы все повернулось, не поскользнись перед самым отплытием Плотица... Наш отчаянный кормщик крепился, шутил над собой, но боль в пояснице была такой, что с нами он идти не мог. Не помогли ни пчелы, ни муравьи. Когда-то он еще отлежится... Этим сразу воспользовался Славомир, убедил взять с собою. Воевода с братом долго не соглашался, о чем там они спорили — мне неведомо, но в конце концов сладили, и младший на радостях огрел меня по спине:
— Я позабочусь, чтобы шальные стрелы здесь ни в кого больше не попадали!
Все посмеялись и забыли, только Хаген как-то странно нахмурился. Вещий слепец, о котором знали, что видит он побольше зрячих, сразу пошел к воеводе — и тоже попросился на корабль. Они долго говорили, и даже, кажется, не по-галатски, потому что я не поняла из разговора ни слова, хоть и стояла рядом. Я только потом поняла: что-то наш Хаген увидел, недоступное нам. Что-то почувствовал. Не даром же он еще перед тем, первым походом, советовал мне поберечься. И тогда тоже говорил что-то подобное. Не помню, что, да это уже и не важно. Важно другое — Хаген отправился с нами. Впервые за много лет. И ребята даже не перешучивались: хороши же мы в бою будем — с девкой да со слепцом на снекке. Словно тоже чувствовали. А еще помню, как наш вещий слепец частенько подходил то к одному кметю, то к другому и долго вполголоса беседовал, словно предупреждал о чем. И становились они после этого какие-то задумчивые, и как-то очень уж сосредоточенно точили оружие. Не о будущем ли бое он им говорил? Не знаю. Ко мне он с расспросами не подходил. Только однажды спросил, не боюсь ли, говорил что-то о первом бое, о том, что нет ничего зазорного в том, чтобы поберечься, присмотреться к тому, что творится вокруг, а не рваться сразу вперед. Просил к нему поближе держаться. Как же, не знаю я, что его на время боя на снекке оставят и ни за что не выпустят, пока все не будет кончено! Да если уж я о воеводином приказе знала, то уж он-то и подавно. И все же — что он такого видел? О чем хотел предупредить? Мне порою казалось, что какая-то черная тень нависла над нашей снеккой, и именно ее хотел отогнать Хаген. Не умею лучше сказать и не знаю, почему мне казалось именно так.
А между тем сначала мнилось нам — удача рядом, только руку протяни. Недаром же на второй день мальчонка-весин рассказал о датчанах, виденных недавно. И гроза, последовавшая за этим. Это мне не по себе было, а люди сказывают, дождь в дорогу — добрая примета. А потом... Не забыть мне, как едва не поссорились из-за меня воевода и Славомир, как едва не оставили меня на берегу, где забыл свой нож воевода. И кмети потом, когда я подоспела, догнала, шутили, улыбались, а я едва сдерживала слезы обиды: за что? Почему меня никак не желают признать равной, почему бросают на полпути? Помнится, Хаген тогда подсел ко мне, впервые со дня отплытия, по голове гладил и все уговаривал не сердиться на воеводу, и уверял все, что он не со зла, что для моей же пользы... Какое там! Мне хотелось плакать, обида застилала глаза, и не хотелось даже думать о том, что там кто хотел и зачем поступал так, а не иначе.
А потом был тот бой. Бой, которого мне не забыть и который снился мне потом в страшном сне. Первая моя настоящая битва. Век бы не видеть тех искаженных лиц, ощеренных ртов и глаз, безумных безумием битвы! Словно дикие звери, сцепились мои побратимы и датчане.
Я и сейчас, много лет спустя, помню, каким тогда стало лицо Славомира. Он был уже ранен, правда, легко, и кровь стекала по лицу, капала с подбородка на грудь. Помню его смех и то, как сверкали его зубы. Он был счастлив, нападая на тех, кого искал каждый день все двенадцать лет после гибели Неты... Он уходил от ударов как заговоренный, пока... Как я поняла, что замышляли те датчане? Кинулась наперехват, громко крича, чтобы предупредить Славомира, сцепилась с одним из нападавших, потом... Потом, кажется, увидела совсем рядом бок Славомира и занесенное копье. Вспомнила про топорик, метнула его, и... и опоздала. Острие шириной в ладонь все-таки вошло Славомиру сбоку в живот. Помню, как вмиг побелело его мокрое молодое лицо, как оно стало совсем мальчишеским. Он медленно осел на колени, потом завалился набок, хватая скользкое древко. Я все порывалась бежать к нему, но рядом оказался еще один датчанин. Не помню, что я делала, как отбивала его удары. Потом откуда-то сбоку появился Мстивой. Он отшвырнул моего датчанина, словно соломенную куклу — вождь шел к брату, и тех, кто попадался на его пути, будто ветром сносило.
Когда я подбежала, Мстивой обнимал Славомира, прижимая ладонями рану, рядом на палубе валялась брошенная Спата. Помню, как стояла возле братьев и подойти не смела. Слышала их разговор — и горло словно стиснула невидимая рука. Смотрела на Славомира и понимала: еще немного — зареву. Нельзя. Но как сдержаться? Никогда еще не казался он мне настолько юным и таким красивым. Жить бы да жить, а он... В это время раненый увидел меня. И узнал, наверное, не сразу — была я тогда сама на себя не похожа. Потом узнал, улыбнулся... Лучше бы мне не видеть этой улыбки. Зачем он спросил, пошла бы я за него или нет? Да и что я могла ему ответить? Сам ведь понимал, что сейчас скажу «да», что бы ни думала до этого... И тут неслышно подошел Хаген.
— Да что ж ты прощаешься, болячка тебе! — совсем как Плотица ругнулся он у меня за плечом и уже своим голосом проворчал: — Помирать он собрался. Рано еще! А ну, расступитесь, сынки, не мешайте. Что столпились, мне воздух нужен! Вон, на носу еще датчане недобитые остались. Ты лучше, внученька, сбегай за мешочком с травами. Иглу не забудь. А ты, Бренн, не мешай покуда. Что, сынок, худо тебе? Терпи. Терпи, говорю! Тоже мне выдумал — помирать! Поживем еще!
Я бросилась на нашу снекку, туда, где Хаген оставил свой мешок, и успела только заметить, как вождь поднялся на ноги, подобрал Спату и пошел прочь. Тут только я поняла, что бой еще не окончен. Нитки, мешочек трав и иглу я принесла. Увидела, как Хаген склонился над мертвенно-бледным Славомиром и что-то делает с его раной. Нет, смотреть на это было выше моих сил! Лучше гляну, как там остальные. Все еще сражаются... Хотела было я идти туда, где продолжали рубиться, но не прошла и нескольких шагов. Тошнота застигла врасплох, я успела лишь наклониться и повиснуть животом на борту, и, верно, свалилась бы, кабы не Блуд. Побратим удержал меня и гладил по спине, не забывая зорко следить, как доламывали датчан. Мы бы с ним едва ли там пригодились, довольно было бы одного вождя.
А потом, помню, Славомира на чьем-то плаще уносили к нам на снекку, и Хаген долго отмывал руки, и я все боялась спросить — что. Он понял сам и сказал:
— Живой он, мы еще у него на свадьбе погуляем. Вздумал тоже — помирать! Да разве от такого?.. А впрочем, всяко бывает. Тебе спасибо. Полпальца вправо — и все. Ну да ладно, пора мне. Раненые — они что дети малые, за ними следить и следить, а вы тут и без меня управитесь. Проводи, куда его там поместили.
Рассвет застал нас уже в пути. Мы возвращались домой. Живые, с богатой добычей. И все равно почему-то было страшно — слишком близко пролетела смерть, почти задела крылом. А Славомир... Он выжил и тогда, и в других боях уцелел. У него, оказывается, тоже была Та, что он всегда Искал, и он ее даже встретил, но это уже совсем другая история.

@темы: Мария Семенова, ФБ, Фанфики

Comments

[Дочь капитана Татаринова]

Название: Дорога в Нета-Дун
Автор: WTF Semenova 2014
Бета: WTF Semenova 2014
Размер: драббл, 559 слов
Канон: «Валькирия»
Персонажи: дети Яруна и Велеты, Мстивоя и Зимы
Категория: джен
Жанр: постканон
Рейтинг: G
Краткое содержание: Родичи Твердяты решили приехать в Нета-Дун.
Размещение: запрещено без разрешения автора
Для голосования: #. WTF Semenova 2014 - работа "Дорога в Нета-Дун"

Ну вот и все — дошли. Знающие люди говорили, что стоит перевалить эту горку — и весь Нета-Дун покажется как на ладони. Радоваться бы надо, но двум отрокам, которые пришли на лыжах из родимого печища — старшему едва исполнилось пятнадцать лет, а младшему было на три года меньше — вдруг стало страшно. Что-то стрый, Твердята Творимович, скажет, когда увидит? Ведь не обрадуется, наверное, что они пришли в детские напрашиваться. А вдруг поймет? Сам ведь когда-то так же приходил. А если нет? А ну как оттреплет за уши, чтобы неповадно было, да назад отошлет? И вдруг вспомнилось, что он, все одно, не воевода. Не за ним здесь последнее слово, здесь ведь — не родимое печище... Хотя странно это, непривычно, что тот, перед кем все печище преклонялось, кому-то подчиняется. Что же за человек должен быть этот вождь? И как-то он их примет? Обоим вдруг очень-очень захотелось, чтобы еще впереди была желанная цель, чтобы идти и идти до нее. Тогда ведь легче было...
Но вдруг с той стороны горочки легко, как птичка, взлетела на лыжах хрупкая девчушка лет семи, не больше. Шубка, в которой никакой ветер не страшен, съехавшая на бок шапка, толстенная коса, соскользнувшая по плечам и упавшая на спину. А улыбка — от нее невольно становилось легко на душе и хотелось улыбнуться в ответ.
— Здравствуйте, добрые молодцы! Что же вы встали? Проходите, гостями будете! — странно, но девчушка ни капельки их не боялась. Не потому ли, что у пояса висел топорик? Хотя чего ей бояться, возле самого дома?
— Эй, Жданька! Жданя, где ты там? — раздалось вдруг откуда-то снизу. И с двух сторон въехали на горку двое мальчишек, ровесники младшего из пришедших. Одинаково широкоплечие, крепкие и ладные, одинаковые красивые лица, только у одного глаза обычные, синие, а у второго — сине-зеленые, похожие на драгоценные камни. Говорил когда-то стрый Твердята, что слыхал от людей, будто такие глаза часто встречались у жителей далекого городка Нета, да они не верили.
— Мир вам, добры молодцы, — степенно поклонились тем временем подошедшие ребята, и тот, что со странного цвета глазами, попросил:
— Жданя, вернулась бы ты домой, тебе матушка что-то сказать хотела.
А брат его, когда девочка ушла, предупредил:
— Даже не вздумайте, что мы позволим сестренку обижать! Не даром ее люди Долгожданой кличут и говорят, что она дочка самого воеводы. У нее, поговаривают, родных три брата, да и мы на что-то сгодимся!
— А вы кто, кстати, будете? Я его, — тот, кто заговорил первым, дружески пихнул брата кулаком, — зову Яруном и считаю братом.
— А я его, — вернул тычок второй, — Славомиром. И люди сказывают, что отец наш, в честь которого меня и прозвали, не из последних кметей будет. А матушку нашу сам воевода, Мстивой Стойгневич, сестрицей кличет. Вот.
— А мы, — старший из братьев прокашлялся, — мы к воеводе Мстивою Стойгневичу пришли, у него стрый наш, Твердята Творимович, служит. Я в отроки хотел наниматься, но мы с братом и в детские согласны, только бы не прогоняли...
— Что, боитесь? Ничего, отец наш и матушка сестрицы Долгожданы тоже боялись. Но их проверили и приняли. Оба кметями стали, — успокоил Славомир.
— Что, и матушка? Кметем?! — не поверил меньшой.
— А то! За Зимой Желановной, между прочим, ваш стрый копье носил! Она и сейчас, бывает, в лес ходит на охоту и получше многих стреляет. И любым оружием владеет, а отроки и детские ее побольше иных кметей уважают. Она у нас самая лучшая, тут все подтвердят! — возмутился Ярун.
— Вы с такими речами поосторожнее, ее старшие сыновья за такое синяков-то понаставят. Да впрочем, неважно. Сами с ней познакомитесь, поймете, — спокойно предупредил Славомир. И добавил: — Да что мы тут нос морозим? Пошли стрыя вашего искать. А лучше — воеводу.

[Дочь капитана Татаринова]

Теперь "Волкодав"

Название: У Челны, на Кулижках
Автор: WTF Semenova 2014
Бета: WTF Semenova 2014
Размер: мини, 1245 слов
Канон: «Волкодав»
Пейринг/Персонажи: Волкодав/Оленюшка, Шаршава, Заюшка, Эрминтар - фоном
Категория: джен, гет
Жанр: драма, флафф
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: постканон
Краткое содержание: Эврих предложил послать письмо Пятнистым Оленям.
Размещение: запрещено без разрешения автора
Для голосования: #. WTF Semenova 2014 - работа "У Челны, на Кулижках"

— У нас в Аррантиаде, когда случается на долгие годы отлучиться из дома, непременно пишут письма, — сказал Эврих, и что-то снисходительное мелькнуло на долю секунды в его красивом лице. Казалось, он сам не особо верил, что дикие венны могут знать грамоту. Нет, был, конечно, Волкодав, но друг-варвар — это скорее исключение, и едва ли кто-то из Пятнистых Оленей едва ли сумеет прочесть послание.
Сердце Оленюшки встрепенулось, как у вспугнутой птахи. Матушка... У матушки-большухи водились в дому огромные, тяжелые, баснословной ценности книги. Так уж повелось со времен прадеда, Сохатого Скитальца, немало повидавшего на свете, что читать и писать в их роду умели многие. Не одобряли это умение, ворчали старики, но ведь сколько интересного о чужедальних странах, о разных народах могут поведать берестяные страницы! Немногие знали, но вела тетушка Важенка Быстронога на сольвеннском наречии подобие летописи рода. А еще записывала предания, обычаи и все, чем род стоит. Известия о том, что произошло с Серыми Псами разнеслись быстро, и во многих родах тогда призадумались: а ну как еще где-то взрослых не останется? Кто тогда детям Правду веннскую, ту, по которой пращуры жили, поведает? Пятнистые Олени решили доверить свои знания берестяным страницам, которые можно будет, случись что, закопать в тайнике. Помогала ей когда-то и юная Оленюшка. Уж тетушка-то прочтет, не погнушается! И все остальные родичи узнают, как живет в неведомой дали их детище, и, может статься, не так будет болеть за нее, непутевую, материнское сердце...
Не дело, конечно, хозяйке уходить, оставлять гостей дорогих, но с Волкодавом они не соскучатся. Он сегодня вообще на диво разговорчив, и, хоть виду не подает, что рад друзей своих видеть, хоть и тяготит его сейчас, едва ли не впервые в жизни, древний обычай, не позволяющий говорить сразу о деле, но ей ли не замечать? Лишняя она сейчас тут. Потом, как наговорятся, как перечтут всех общих знакомых, как обменяются новостями, тогда... а пока можно и отлучиться на малое время, оставив гостей на хозяина. Они поймут и не осудят.
«Поздорову тебе, родимая матушка!» — слова на бересте появлялись быстро, и даже думать особо не приходилось. Начало — оно всегда начало. Перечесть родных, осведомиться о здоровье, о том, как идут дела. А теперь можно и о главном написать. Но вот как?
«Милая матушка, не сердись на меня, что ушла я из рода. Знать, судьба моя такая. А за меня не тревожься, все теперь хорошо, встретила я своего суженого, и он, совсем как в преданиях говорится, спас нас всех и человеком обернулся. И теперь, как придет время свадеб, стану я большухой рода Серых Псов. И самой не верится, и слов не подобрать...
Ты не волнуйся за нас, родная. Станут тебе страхи всякие рассказывать про то, что на Челне, за Кулижками творится — ты не верь. Мы словно дома очутились, слов других не подобрать. Я не одна, меня есть кому защитить, есть с кем посоветоваться. Род наш пока, конечно, маленький, но все еще впереди. У меня две сестрицы теперь — Заюшка и Эрминтар. А у Заюшки и Шаршавы детки появились, две дочери, и у Эрминтар — сынок. Так что род уже продолжается, да и с такими заступниками, как Шаршава и Волкодав, никуда идти не страшно. Да и на крайний случай у нас ведь и Заступа с Игрицей есть! Понимаю, что зима приближается, но ты не пугайся, мама! Пусть на новом месте, это ничего, мы уже дом достроили, еще немного — и можно заселяться. И знаешь, я счастлива теперь, мне уже ничего не страшно».
Оленюшка остановилась. Не страшно? Теперь уже да, а поначалу... Она невольно поежилась, вспомнив, как закончился бой, как поползла с огромного пса звериная шкура и появился вместо животного тот, кого она уже не чаяла дождаться и отыскать. Чуть живой, израненный, он был без сознания. В крови весь, места живого нет — и бредит к тому же. «Мама, беги! Беги, слышишь?! Беги!» — этот его отчаянный шепот долго еще будет сниться Оленюшке в кошмарах. Нет, она знала, вернее, не так — чувствовала, каким-то ничем не объяснимым чутьем понимала, что и когда можно ему говорить, а что нельзя, когда стоит помолчать, а когда обязательно нужно отвлечь. Понимала, когда стоит дать ему побыть одному, а когда — ни в коем случае. Откуда это бралось, девушка не знала. Просто чувствовала — и все. Вот кто сумеет объяснить, как именно человек дышит? Вот и тут — то же самое.
Но понимать — это не значит не бояться. Дрожь пробирала до сих пор, стоило ей вспомнить первую ночь на Челне. Словно опять пережила тот вечер. Далеко ли погоня, не вздумает ли вернуться — неизвестно, жилья никакого, холодно, костер разводить боязно, а рядом плачут, надрываются Заюшкины близняшки, а Эрминтар держится за живот, и лицо у нее перепуганное: а вдруг сейчас начнется?.. Волкодав в забытьи лежит, бредит, а Шаршава Щегол держится из последних сил, но много ли он сделает с одной-то рукой? Ему самому подмога нужна. Какой там сон? А края чужие, и хоть кажется, что долгие годы ждал их этот лес, что примет он их, как родных — а все боязно. Глаз не сомкнуть, и ведь прекрасно понимаешь, что не выспишься — завтра идти не сможешь. Чего уж тут хорошего? Под утро только задремала, пригрелась.
А утром пришлось думать, как своего спасителя к будущему дому тащить, сам-то он идти не мог. И вообще решать, где селиться теперь. А когда место нашли — что ставить. Первым делом поставили временное жилище для раненого и для того, чтобы было где прикорнуть, пока дома нет. Потом начали строить по-настоящему — все вместе, выкладываясь до последнего, не считаясь ни с усталостью, ни со временем. Волкодав тоже, едва в сознание пришел, все рвался помогать, работать наравне. Все его существо бунтовало: как так, работает даже находящаяся в тягости женщина, даже юная мать, а он?! Потом... потом был еще один страшный момент — когда начались у Эрминтар роды. Уже была готова баня, уже Шаршава заканчивал крыть крышу, и до новоселья оставалось совсем немного. А тут... Никогда еще Оленюшке не было так тяжело: видеть, как мучается сестрица, и знать, что ничем, никак не поможешь. Хорошо хоть, опасения оказались напрасными — Заюшка знала, что делать, и мальчик родился здоровеньким, и жизни его ничто не угрожало. Пока.
Возрожденный род Серого Пса постепенно учился жить заново. Медленно, но верно новые жители Кулижек учились просто доверять друг другу, вставать поутру — и не ждать от нового дня подвохов. И теперь Шаршава перестал, сам того не замечая, беречь прокушенную некогда руку. Волкодава больше не мучили кошмары. Эрминтар теперь уже не сторонилась мужчин, не опасалась их, и даже ребенка уже могла ненадолго оставить на сестриц. А сама Оленюшка не очень понимала, что с ней происходит.
Видят боги, она все эти годы ждала Волкодава и, даже совсем его не зная, едва помня, по-своему его любила. Тот детский порыв, желание всем назло подарить свою бусину хоть кому-то, казался теперь смешным, но... но другой судьбы себе она не желала. Да, сначала было страшно. Эти шрамы, этот шепот в пустоту, взгляд сквозь нее... И вид у ее суженого был такой... встретишь ненароком — испугаешься. Приходилось привыкать ко многому, но он не торопил. Смотрел на нее, как на величайшую святыню, каким-то непостижимым образом чувствовал (или знал?), чем и когда помочь, что сказать или сделать. Они слишком на многие вещи смотрели одинаково, с ним рядом было настолько хорошо, спокойно и как-то уютно, что ничего она не боялась, никаких трудностей — только бы не исчезал больше, что угодно — только не разлука. И то, что она когда-то боялась свадьбы, выдумывала себе невесть что, сейчас казалось таким смешным, таким по-детски наивным... Рядом с этим человеком можно прожить всю жизнь, это Оленюшка знала точно. Ну, или не знала — чувствовала. И не променяла бы она такой судьбы ни на какую другую.
Только как это матери объяснить? Как слова отыскать, чтобы поняла — и не волновалась? Хотя это же мама... И Оленюшка снова наклонилась над столом, и писало заскользило быстро-быстро, и убористый текст покрывал бересту. Теперь она знала точно: матушка все непременно поймет и простит — это же мама.

[Дочь капитана Татаринова]

И "Лебеди улетают".

Название: Улетающий лебедь
Автор: WTF Semenova 2014
Бета: WTF Semenova 2014
Размер: мини, 2153 слова
Канон: «Лебеди улетают»
Пейринг/Персонажи: Гуннар Сварт, НЖП, остальные персонажи "Лебеди улетают" - фоном
Категория: джен, гет
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: АU
Краткое содержание: А что, если взглянуть на ту же историю не глазами Тверда?
Примечание: Ни за что не поверю, что у бабушки Доброгневы не было учеников!
Размещение: запрещено без разрешения автора
Для голосования: #. WTF Semenova 2014 - работа "Улетающий лебедь"

Знала ли Догляда про поединок? Да кто ж про него не слыхал? Вся Ладога гудела, как растревоженный улей, о том, что усмарю Добрыне красного петуха пустили, что умерла, не снеся потери, бабушка Доброгнева и что обвинили в этом гостя урманского, Гуннара Сварта. И про суд, что завтра на Мутной реке будет, тоже все знали.
Но знала Догляда и другое — что не виновен был гость урманский, и могла бы это доказать — да кто же ее послушает? Не холопке на вольного поклеп возводить, ее слова силы не имеют. А сам Гуннар Гуннарович ничего не скажет... А ведь нельзя ему сейчас на поединок выходить! Недаром ее бабушка Доброгнева вразумляла и о том рассказывала, как кровь затворить, да боль унять, а всего пуще — как понять, чем человек болен и как его лечить. Горд гость урманский, такие и под пытками смолчат, виду не подадут, а не все скрыть можно. Молчи не молчи... И не видела бы сама эти раны, не сама бы перевязывала — все одно бы поняла: неладное творится. Ему бы лежать сейчас да сном болезнь изгонять, а он... И не случайно же хвалила ее добрая старушка, преемницей своей назвать обещалась... Не довелось. Ну да не о том речь. Кто ж ей, холопке, за долги родительские в рабство угодившей да еще едва вошедшей в возраст девичества, людей лечить даcт? И так ведь смеются — заморышем величают, попрекают, что каждому улыбаться да перешучиваться, как другие, не умеет. И сама же знает — кому такая глянется, кто такую выкупить пожелает? Поманило счастье, показалось — да и сгинуло. Не бывать ей знахаркой, не помогать добрым людям от хворей избавляться... Да, ни одно дело из рук не валится — так кто ж иначе ее, сироту, кормить-то будет?
А ведь и ей хотелось стать для кого-то единственной. И надо же было так случиться, что поселили синеглазого урманина в соседний дом, и ее — не другую какую служанку — поставили за ним присматривать. Потому ли, что кто-то поведал, что недаром она ходила к бабушке Доброгневе, или просто с глаз решили убрать — Догляда не знала. Вот только сердечко ее бешено колотилось от одного звука его голоса. Гуннар Сварт — черноволосый, с проседью и удивительными глазами северной синевы, с бронзовым, обветренным лицом. Такой добрый, обходительный, ни разу на нее не прикрикнул. Такой терпеливый, ни разу не вскрикнул даже, пока повязки меняла, а ведь иных силком держать приходилось... Упрямый, вечно встать порывался, то уроки свои, воинские, выполнять порывался, то помочь ей... А как он рассказывал о своей родимой Урманской стороне! А как слушать умеет! И он один ее всерьез воспринимал, он один и сам ни разу ничем не обидел, и другим слово дурное сказать не позволял. Хотя кто она ему? Да никто, если по совести рассудить.
А вот Найденка... А что Найдена? Она и красавица, не чета Догляде, и голос у нее — никому не перепеть, как бы ни старались. Соловушка и есть, с такой не потягаешься. Эх, Гуннар Гуннарович, не смотрел бы ты на нее, не мучился. Опоздал ты, не полюбит она тебя никогда. Ей один Добрыня-усмарь и нужен, да ты и сам все знаешь...
А ведь в тот клятый вечер праздник удался на славу. Радовались вернувшиеся и нашедшие вождя живым урмане и передавали свое веселье ладожанам. Потчевали гостей на славу и веселились, и ничто не предвещало беды. Даже сам Гуннар Черный плясал со своими товарищами и двигался так легко, с таким задором, что, не зная, и не скажешь — еще по весне умирал человек. Догляда и не заметила сначала, в сумерках-то, как побледнел он, как потемнели от боли глаза. Потом только, когда заметила, как пробирается к выходу отважный урманин, поняла — неспроста он за бок держится, не случайно так медленны и осторожны шаги. Она выскочила следом, и хевдинг, только что согнувшийся пополам, с видимым усилием сел прямо и вымученно улыбнулся:
— Ничего, все в порядке, Доглядушка. Не для того ты меня выхаживала, чтобы я так просто... Повоюем еще. Теперь-то я уже точно домой вернусь... Если Норнам будет угодно.
Девушка помнила, как раненый не сразу встал и как она едва успела подскочить, встать рядом, удержать от падения. Помнила тяжесть его руки на плече, хрипловатое, задыхающееся дыхание. Сколько это длилось? Три или четыре удара сердца? Потом он осторожно отодвинул девушку и пошел сам. Медленно, словно слепой, осторожно — но сам. И покорно пил настои, которые она подавала, и чему-то хмурился, и как-то странно на нее смотрел, и вроде бы даже собрался что-то сказать, но вдруг их лица осветило заревом. И Гуннар, и Догляда одновременно кинулись к окну — пожар. Дом Добрыни-усмаря.
И как-то сразу забылись и праздник, и боль, и усталость — оба, не сговариваясь, бросились на помощь. И так же, как ладожане, как урмане, варяги, вожане и чудины, как все, приехавшие на торг или живущие здесь, долго затаптывали, заливали и засыпали пламя, что-то оттаскивали, что-то, наоборот, бросали в пламя. Все прокоптились, многие прожгли одежду, у иных на лицах или на руках вздулся ожог. Гуннара Черного опять задело. На сей раз бревном — порвало рукав, содрало кожу... Откуда в человеке столько силы? Ведь только-только оправился, а бросился помогать, и помогал не хуже других. Задохнулся только от дыма, и ноги едва держат. А Добрыня уже идет к нему, недобрым горят его глаза. И слова, жестокие слова обвинения вылетают прежде, чем кто-то что-то успеет возразить. Суд... Сердце у девушки рвалось из груди: «Да какой суд, люди добрые?! Вы что же, не видите, человек на ногах не стоит?! А ведь как держится... И не скажешь не знаючи. Пустите, пустите к нему!».
Догляда успела протолкаться к своему урманину, успела проскользнуть в дом следом за его людьми, которые бережно довели его до дома и, собравшись в круг, наперебой что-то говорили на своем языке, в чем-то убеждали, спорили. Мимо них не пройдешь. Но повязка... Ему же повязку менять надо!
Гуннар словно услышал ее мысли. Он подозвал одного из своих людей, кажется, своего кормщика и побратима, и сказал негромко, словно нарочно, по-словенски:
— Асмунд, уведи пока людей. Мой лекарь волнуется. Кажется, опять лечиться пора.
— Лекарь? Это? — брови кормщика поползли вверх, но Гуннар Сварт неожиданно твердо возразил:
— Молчи. Эта отроковица меня из чертогов Одина вернула. Не она бы — вы б меня здесь живым не застали. Так что слушай, что она говорит, и делай, что сказано. Я ей верю, и тебе того же советую. А теперь иди. Позже поговорим.
Они ушли, и потом, когда Догляда отрывала присохшие бинты и смазывала рану отварами бабушки Доброгневы, Гуннар долго молчал, а потом заговорил:
— Ты не бойся, славница. Жив будет ваш Добрыня, ничего ему не станется.
— А ты?! Гуннар Гуннарович, он же один на медведя ходил! У него же силища немереная... нельзя тебе биться, слышишь! Нельзя!
— А кто, если не я? Да не с Добрыней я биться буду, не пугайся. Знаю я, кто ему красного петуха пустил, с тем и поратимся. Я довольно пожил. Если что — не печалься, мои люди тебя не оставят, будешь ты им как названая сестра. Захочешь — с ними за море поедешь, фьорды наши посмотришь. Ты же хотела, помнишь? А нет — они еще не раз вернутся и каждый раз будут к тебе заезжать. С такой заступой никто обидеть не посмеет. Ну, что ревешь?
— Не умирай, пожалуйста! Не надо тебе биться, раны разойтись могут. Пусть другой кто...
— Некому меня заменить. Не плачь только, я вернусь. Слышишь? Честное урманское слово, вернусь. Ну, веришь? Я тебе хоть раз неправду молвил? Знаешь, сколько тех корелов было, которые на мой драккар позарились? Слыхала? А я живой, как видишь. Я вообще живучий. Зря ты меня, что ли, выхаживала? Ну вот. А теперь улыбнись и иди спокойно домой. Все будет хорошо.

[Дочь капитана Татаринова]

Окончание "Лебедя"

Догляда всю ночь не могла глаз сомкнуть. Зачем-то собирала все травы, которые, как бабушка Доброгнева говорила, кровь затворяют, иголку с ниткой зачем-то приготовила, словно собиралась рану зашивать. Говорят, она так лучше заживает. Ужас-то какой! По живому шить... Чистые тряпки, пригодные для бинтов, отбирала, и много чего еще. А утром... утром она боялась и не могла не пойти на Мутную. Что бы ни случилось, она должна это видеть. И увидела — до последней минутки. И то, как назвал Гуннар Сварт истинного поджигальщика, и как начался поединок. И как каждый раз едва ли не в последний миг успевал увернуться урманин, и как наседал на него клеветник и поджигатель Межамир. Сытый, здоровый, уверенный в своей правоте и в превосходстве. Но были те корелы, которые так и не смогли захватить драккар, охраняемый одним-единственным урманином. И были упорные, несмотря ни на что, тренировки Гуннара Сварта. Он почти вернул себе былые гибкость и скорость ударов, и за его спиной можно было бы стоять, не боясь ничего. Одного боялась: не закричать бы, не отвлечь... И видела ведь: он упадет сейчас, и так едва стоит! «Да что ж это делается, а?!» — Догляда едва не выкрикнула это вслух, и сама не знала, как не выскочила на лед сама, не бросилась между поединщиками. Нельзя же так! Нельзя! Но не выскочила. Все было уже кончено. Гуннар Черный победил. Он доказал свою правоту и даже что-то успел сказать Добрыне, но Догляда этого уже не слышала. Она, не чуя ног, мчалась домой — за заботливо подготовленным нынче ночью узелком. Раны все-таки разошлись, и девушка почти въяве чувствовала, как время утекает сквозь пальцы, как вода. Мысли об одном были: только б успеть...
Когда она ввалилась в избу, на ходу сбрасывая полушубок и протискиваясь ближе к лавке, княжеский лекарь уже безнадежно развел руками. И другие, не менее опытные и мудрые лекари горестно вздыхали. Все. Будь жива Доброгнева, а так... Безнадежно. И тогда Догляда забыла вдруг все, чему ее учили, и, выскочив вперед, крикнула:
— Не смейте его хоронить! Не смейте! Меня бабушка Доброгнева недаром учила, дайте мне попробовать!
Асмуд переглянулся с Гуннаром, и урмане вытолкали людей из дома. Стало как-то очень тихо и пусто. У дверей мялся побратим раненого:
— Чем подсобить могу? Сказывай.
Очень быстро в избе стало жарко и очень чисто, непонятно откуда взялись и светец, и воткнутые рядком горящие лучины, так что лавка была освещена, как в летний полдень. Горячая и холодная вода, место под тряпки и отвары... Как же дрожали ее руки. Как страшно, но... в ушах звучал знакомый голос: «А кто, если не я?», «Я вернусь, честное урманское слово». И девушка беззвучно прошептала: «Врешь ведь! Не умрешь, не пущу, слышишь?! Пусть я всего лишь заморыш, пусть просто рабыня, сирота из ничем не примечательного рода — а не пущу! Без тебя твои Норны, Один и кто у вас там еще есть обойдутся! Хватит!»
Порою Догляде казалось, что умершая только накануне бабушка Доброгнева стоит у нее за плечом, подсказывает, помогает. Как еще она могла объяснить, почему не наделала ошибок? И отвар не перегрела и не слишком охладила, и не перепутала, чем после чего рану смазывать, и рука не дрогнула, когда шила. Спасибо Гуннару Гуннаровичу, терпел молча, даже поддержать пробовал, пытался шутить. А ткань быстро промокала, от аромата отваров даже у нее самой немного кружилась голова. Проветрить бы... Но вот и все. Все позади. Кровь остановлена, раны зашиты, перевязка сделана. Догляда на ватных ногах доходит до двери, открывает... Ее едва не сбили с ног урмане, бросившиеся к больному. Теперь можно. Пусть проветрят помещение, пусть порадуются... Все позади...
Она кое-как доковыляла до амбара, толкнула дверь и, спрятавшись там, сжалась в комочек. Ее немилосердно колотило — от страха, от усталости, от слишком долго сдерживаемого напряжения. По щекам текли и текли горячие слезы. Девушка задыхалась, ей никогда в жизни еще не было так тяжело. Ну почему, почему все так?...
Урмане уйдут. Они уйдут навсегда, едва сойдет снег, и им незачем будет возвращаться. Зачем она им? Не видать ей далеких фьордов, зато их увидит Гуннар. Он жив. И это — главное. Да, ждут ее дома колотушки за то, что накричала на почтенных лекарей, что вела себя не по чину дерзко, — так разве первый раз? Все кончено. И больше не повторится.
Впрочем, ей почти не попало. На дальней заимке заболел ребенок, и Догляду послали туда. «Раз уж умеешь, так лечи!» — сказали ей не без ехидства, и она отправилась почти с радостью. Вернулась уже по весне. Отдохнувшая, успокоившаяся, более-менее привыкшая к тому, что и к ее мнению стоит прислушиваться. Ребенок выздоровел довольно быстро, и вернуться домой мешали только метели и мороз, в которые никто ее не отпустил домой. И вот теперь Догляда сама не знала, зачем она высматривает среди кораблей знакомый драккар. Но высмотрела ведь! Они еще тут...
Подружки сразу затрещали без умолку, бросились расспрашивать, обниматься (после того, как Асмунд за спасение побратима ей чуть ребра не раздавил, это пустяки), и Догляда честно вслушивалась, но все было как в тумане. И вдруг прозвучало что-то настолько невероятное, что она переспросила. И услышала снова:
— Да у кого хочешь спроси! Асмунд, побратим урманина твоего, которого ты лечила, к хозяину приходил, и такой за тебя выкуп дал — все так и ахнули. А он и говорит: «Негоже той, кто спасла моего брата, в холопках ходить. Она свободная ныне». Всем драккаром, говорят, собирали! Вот. А еще урманин твой здоровый совсем, но все тебя искал. С собой забрать хочет — честь по чести, вено предлагал. А хозяин говорит, пусть сама решает. Эй? Ты чего ревешь-то, глупая?
И только теперь Догляда заметила, что денек-то выдался на диво ясный. И небо сегодня синее-синее, как глаза Гуннара Гуннаровича. Так может, и ей наконец-то счастье улыбнется? Кто знает...

[Дочь капитана Татаринова]

Челлендж:
Кроссворд по "Волкодаву"

Название: Мир Волкодава
Автор: WTF Semenova 2014
Форма: кроссворд
Персонажи: много
Канон: «Волкодав»
Категория: джен
Рейтинг: G
Примечание: Для оформления использован командный арт и стихотворение, написанное специально для челленджа.
Размер: 22 вопроса
Для голосования: #. WTF Semenova 2014 - работа "Мир Волкодава"


Ссылка на он-лайн вариант: hostingkartinok.com/show-image.php?id=cae047231...

Название: Мир Валькирии
Автор: WTF Semenova 2014
Форма: кроссворд
Персонажи: много
Канон: «Валькирия»
Категория: джен
Рейтинг: G
Примечание: Для оформления использован официальный арт Антона Ломаева и стихотворение, написанное специально для челленджа.
Размер: 16 вопросов
Для голосования: #. WTF Semenova 2014 - работа "Мир Валькирии"

hostingkartinok.com/show-image.php?id=b74732512...

Название: Лебединая дорога
Автор: WTF Semenova 2014
Форма: кроссворд
Персонажи: много
Канон: «Лебединая дорога»
Категория: джен
Рейтинг: G
Примечание: Для оформления использован командный арт и стихотворение, написанное специально для челленджа.
Размер: 20 вопросов
Для голосования: #. WTF Semenova 2014 - работа "Лебединая дорога"

hostingkartinok.com/show-image.php?id=b58dbc05e...

[Дочь капитана Татаринова]

В кроссвордах мои - некоторые задания и стихи, а за шикарное оформление огромное спасибо lajtara13.diary.ru/

[Quiterie]

Мне кажется, что надо было бы все-таки разными постами кидать... И аналитику можно было бы не делить )) Надо тег для Семеновой сделать, вот что.

[Nunziata]

У нас тут реальный мультифандом)) здорово!

[Quiterie]

Nunziata, да, по-моему, это прекрасно ))