"Большая ошибка мечтать о себе больше, чем следует и ценить себя ниже, чем стоишь". Гете
Название: Поднявший меч – от него и погибнет
Автор: Сталина ака ice-fate
Бета: нет.
Рейтинг: PG.
Категория: гет.
Жанр: романс.
Пейринг: Оливье де Ла Фер, Анна де Бейль.
Предупреждение: АУ, кто-то может увидеть ООС. Я писала после пьесы «Юность мушкетёров», и была уверена, что персонажей описываю верно. Насилие, смерть персонажа.
Саммари: в недобрый час палач нашёл Анну де Бейль…
Дикслеймер: мир Дюма люблю, но не претендую. Надеюсь на чувство юмора Автора…
читать дальше
Поднявший меч - от него и погибнет
Она выглянула во двор, ожидая увидеть закрывающую небо тучу, однако маленький садик у пасторского домика заливало солнцем, летнее разноцветье должно было радовать глаз… Но не радовало.
С самого утра всё валилось из рук, хотелось сделать что-то из ряда вон, но пока получилось только, как девчонке, расплакаться над разбитой чашкой Жоржа. Он уже полгода не появлялся – просто не вернулся однажды с вечерней мессы, и всё. Анну спрашивали, когда вернётся пастор, но она могла ответить только, что он уехал по делам. А сегодня, после разбитой чашки, она расплакалась и тут же решила уехать… Она не может жить здесь одна – на отшибе деревни, рядом с лесом! Правда, молодая дама и путешествовать одна не должна, но ей не привыкать. Старый граф и без того очень любезен, не требует с неё арендную плату за дом, но она же не может жить из милости. И, кроме того, это будет просто порядочно по отношению к старому графу – уже в деревне слухи ходят о ссорах между графом и виконтом де Ла Фер!
При встречах, как будто случайных, виконт смотрел на неё так, что она не знала, куда деваться от смущения. Она знала, что делать, если нахал распустит руки, умела отбрить за сальную шуточку – или притвориться, что не понимает. Но когда единственный наследник графа де Ла Фер, родня Монморанси и Роганов, смотрел на неё, как на спустившегося с небес ангела – а ведь он не мог быть уверен, что она говорит правду! Она и сама уже запуталась в тенётах полулжи, которые так искусно плела. Днём ещё получалось держаться, а ночью ей снилось такое, что она просыпалась и лежала без сна, слушая пугавшие её сейчас домашние шорохи.
Анна хотела, было, приказать служанке собрать вещи, чтобы скорее уехать, но Бланш рассказала, что ещё рано утром узнала, что почтовая лошадь захромала. Кузнец сказал, что уже завтра всё будет в порядке, и он сам отвезёт мадемуазель де Бейль на станцию, но сегодня точно не получится.
Она разозлилась, сразу представив, с какой ухмылкой кузнец выговаривал обращение. Как она его ненавидит! С какой стати эта деревенщина лезет не в свои дела? Можно подумать, она у него титул отняла! Она вдруг ярко представила себе, насколько беззащитна здесь одна, почти в лесу… А если тот же кузнец решит забраться в дом ночью, что тогда? Истопник вечерами уходит к себе, в доме две слабые девушки…Ну, правда, вряд ли они посмеют, - утешала она себя, - граф скор на расправу, вполне может повесить насильника на ближайшем дереве, о чём-то подобном до сих пор ходят легенды!
У неё разболелась голова, она позвала Бланш, и, когда та раздела её, легла отдохнуть, распорядившись всем посетителям отвечать, что госпожи нет дома.
~*~*~*~
Как он был зол! Отец снова завёл старый разговор о том, что виконт должен жениться, и не на бесприданнице, неизвестно откуда взявшейся, как он, несомненно, мечтает, а на той, которая принесёт хорошее приданое, например, молодая сиротка де Ла Люссе…
Ему не в чем себя упрекнуть, он держался, как подобает почтительному сыну. Он ни разу, как бы ни хотелось, не ответил на пространные тирады о семейной чести, что именно семейную честь он и бережёт: предки женились на родовитых, потом бросали их ради покоривших их девушек в окошке, и начинали тяжбы даже с собственными детьми, ради того, чтобы на сей раз жениться на любимых! Ну а ему, виконту, хватит характера жениться на любимой сразу, не мостя себе дорогу в ад из недовольных женщин!
Оливье не хотел становиться графом немедленно, только это удержало его от того, чтобы выпалить все эти соображения отцу в лицо, он прекрасно видел, что графу и без сыновних откровений недолго осталось. Но как же он был взбешён! Он боялся оставаться в замке, чтобы ненароком не завязать узлом серебряный подсвечник или смять бокал, ему казалось, что они разобьются от одного его взгляда…
Он бродил по парку имения до тех пор, пока не выдохся и не почувствовал себя достаточно спокойным, чтобы сесть на лошадь. Цезарь – слабоуздый, подчиняется лёгким движениям, не нужно натягивать поводья, соревнуясь, кто кого, но и заботиться о такой лошади нужно не меньше, чем о человеке… И лучше не подходить к нему, когда ты готов немедленно кого-нибудь убить.
Всё ещё сумрачный, он вернулся в дом. Вошёл в оружейку, тщательно почистил и зарядил любимый пистолет – этот слушался его не хуже Цезаря, - повесил на пояс кинжал – пригодится. И отправился, наконец, к застоявшемуся коню.
~*~*~*~
Проснулась она, когда уже наступил вечер. От причудливых теней на потолке, от противного скрежета за окном ей стало страшно, хотя она и знала, что скрежещут о крышу всего лишь ветки – должно быть, ветер разыгрался.
«Ну, право, - попыталась она успокоиться, - Аннет, будто ты ветра никогда не слышала, и в темноте не сидела… В монастыре в такое время было ещё и холодно, но тебе же не хотелось бежать, куда глаза глядят?»
Бежать не хотелось, разве что на чердак. Спрятаться там в самом тёмном углу, и сидеть, пока не пройдёт этот страх… Но она, вцепившись ледяными пальцами в одеяло, не могла пошевелиться, пока не услышала, как хлопнула входная дверь.
- Здравствуйте, добрая госпожа, - вежливо произнёс мужской голос, как будто смутно знакомый, - это дом здешнего пастора?
- Да, сударь, - звонко ответила Бланш, - но пастора нет дома…
- Я знаю, - коротко ответил мужчина, и она услышала, как заскрипела лестница под тяжёлыми шагами – он поднимался.
Вот теперь она испугалась по-настоящему, уж очень ей не понравились совпадения: голос смутно знакомый, а человек не знает, чей это дом! Это приезжий? Зачем он её ищет?!
И тут память, наконец, подсуетилась и выдала нужное воспоминание: она узнала шаги палача! В лилльской тюрьме она очень хорошо их запомнила!
Даже сейчас, страшно боясь неминуемой встречи, она сделала единственно верную вещь: кинулась на балкон и крикнула изо всех сил:
- Помогите мне! Быстрей!
И потеряла сознание от железных рук, стиснувших горло.
~*~*~*~
Он пустил Цезаря в галоп, желая выгулять коня и проветриться, но избавиться от мрачных мыслей не выходило. Уже стемнело, скоро станет совсем темно, но он не боялся заблудиться с прекрасно выезженным конём, и не особо следил, куда тот его несёт. Если бы специально прислушивался, не услышал бы слабый человеческий вскрик среди обычных ночных звуков, но сейчас он думал о ней, и пришпорил Цезаря, даже не сообразив пока, что случилось.
Крик раздался снова. Оглядевшись, он увидел, что умница Цезарь привёз его почти на окраину графских владений, где-то недалеко здесь Анна…Конь летел карьером. Один дом, второй, третий… дорога, поворот, второй поворот… Ну же!
Не подъезжая к аккуратному домику, Оливье круто осадил коня. Виновато потрепав животное по холке и дав коню яблоко, он оставил его и пошёл вперёд: он один, а злоумышленников может быть несколько. Если он хоть в чём-то ошибётся, это будет стоить ей жизни!
Из дома выскочила девушка в одном платье. Она? Нет, похоже, служанка, дочь его, Оливье, няньки, он и отправил её когда-то к пастору и его сестре предложить свои услуги. Он подошёл к ней:
- Бланш, это я…
Она узнала его по голосу и не стала кричать – и на том спасибо.
- Господин виконт, как хорошо, что это вы! В доме какой-то мужчина, он поднялся к госпоже, и я услышала крик! Что теперь будет?! – даже в сумерках было видно, как ей страшно.
- Теперь всё будет нормально, - спокойно ответил он. – Припомни, что было у этого мужчины с собой: шпага, пистолет?
- Нет-нет, он не дворянин! У него в руке был деревянный чемоданчик, как у мастерового.
- Но ты думаешь, он не мастеровой?
- Нет, он вообще какой-то странный…
Бланш всегда умела наблюдать и делать выводы, её суждениям можно было доверять, и он, не медля больше, кинулся к дверям. К счастью, Бланш неплотно их закрыла, спасаясь бегством, и он смог войти незамеченным. Прислушался, понял, что нежеланный гость – в кухне.
Неслышно подойдя, Оливье увидел разожжённый очаг, а перед ним, спиной к виконту, высокого широкоплечего, очень сильного с виду мужчину. Он держал в руке что-то, напоминающее кочергу.
Но где же Анна?
~*~*~*~
Очнулась она от холода. Как же больно… Попробовав пошевелиться, поняла, что лежит на каменном полу почти голая, в позе предлагающей себя шлюхи, и не может пошевелиться – локти и колени связаны. Хотелось кричать, стонать, умолять, чтобы её развязали… Но никто не поможет.
Чуть повернув голову, она увидела, что сумасшедший брат Жоржа что-то держит над горящим очагом, и прислушалась к монотонному бормотанию:
- Сейчас, потерпи, сейчас поставлю тебе такую же лилию, как и ему, воровка! Думала скрыться от правосудия, паскуда, пусть он один отвечает? Не вышло, будешь отвечать по закону, как полагается! Ты, шлюха, погубила моего брата, но и тебе не жить…
Анна пыталась не слушать, но этот жуткий мёртвый голос заполнил собою всё. Стало ещё холоднее, застучали зубы…
Она не поняла, когда всё прекратилось, очнулась, только услышав крик и поскуливание вместо негромкой размеренной речи. И ощутила запах гари. Выстрел! Кто-то ранил этого сумасшедшего! И он видит её – такую, с раздвинутыми ногами! Как же стыдно!..
Раздался ужасный грохот, и она забыла стыдиться. Только бы выжить, а потом она сбежит отсюда хотя бы пешком! Ну, почему всё так?!
От ужасного запаха горелого мяса её замутило, от нечеловеческого воя она почти оглохла. Когда стало тихо и она справилась с собой, почувствовала, что укрыта плащом. Неведомый спаситель? Оливье! Слава богу! Радости не было, но она точно знала: ничего плохого больше не случится.
Открылась и закрылась дверь, он подошёл, ступая почти неслышно.
- Аннет, подожди… я сейчас… - Он разрезал путы, не снимая с неё плаща, убирая ткань только там, где не мог без этого обойтись. Ей захотелось плакать. Как она могла ни разу не вспомнить о нём! Она не помнила, а он мчался на помощь…
Когда он, освободив, осторожно взял её на руки, она уткнулась ему в плечо – было стыдно… Правда, её чуть утешило, что она не увидела в его лице ожидаемого презрения – только испуг за неё и смущение. Он не знал, что сказать, и мог только укачивать её, как испуганного ребёнка, а она дала наконец волю слезам… Всё самое страшное – позади, он ни в чём не обвиняет её! Ему не захотелось воспользоваться ею, он даже ни о чём не расспрашивает, только утешает…
Потихоньку согревались руки и ноги, уходили слёзы, принося облегчение. Комнату освещал только огонь в очаге, но это было хорошо: она не хотела, чтобы он видел её сейчас: она была совсем не так красива, как утром. Щёку саднило, глаза и губы наверняка распухли от слёз…
- Ты знаешь, кто это? – спросила она, как только смогла заговорить.
- Я знаю только то, что он кричал, - пожал плечами он. – Больше ничего не знаю, и уже точно не узнаю…
- Почему? – она прижалась к нему теснее, благословляя про себя его честность и нелюбопытность. А у него закружилась голова от мысли, что он держит в объятиях очень красивую даже сейчас юную девушку, а из одежды на ней только его плащ. Руки задрожали, но уже не от смущения.
- Почему, Оливье? – повторила она.
Она прекрасно понимала, что делает: ей было так нужно почувствовать себя по-прежнему желанной, когда она всё ещё ощущала не бархат плаща, а грязный каменный пол, и понять, что он и теперь ничего плохого ей не сделает. Да, это была женская месть, и, как и всякий мститель, она мстила тому, кому безопасно.
- Потому что он уже ничего мне не расскажет, - ответил он незнакомым голосом. Она вздрогнула и посмотрела ему в лицо.
- Я не убийца, Аннет, - торопливо объяснял он, боясь, что она испугается. – Когда я выстрелил, он упал на лилию, а ты же видела, какой он тяжёлый! Она прожгла ему одежду и бедро, ты же слышала, как он кричал! Когда я его выволок из дома, ещё и Цезарь прискакал, рвался его затоптать… А я не мог удерживать его, ему было бы больно, а он же умница! Это он меня к тебе примчал, - добавил он.
- И что тогда? – она снова приникла к нему, обнимая за талию.
- Дотянулся до седельной сумки, вытащил пистолет, и добил его. Думаешь, если бы Цезарь превратил его в месиво, было бы лучше?
- Но что же теперь будет? – тревожно взглянула она. – Мы ведь не докажем, что ты не убийца!
- Доказывать никому ничего не придётся, Аннет, - негромко ответил он. – От него несло болью, кровью и страхом, и Цезарь растоптал его, уже мёртвого. Его сейчас никто не узнает. Утром пришлю людей, чтобы убрали и закопали, если звери или собаки не успеют раньше…Он хотел испоганить жизнь тебе, но в результате сам умер мучительной смертью. И я не виню ни себя, ни тебя, - закончил он медленно, спокойно и негромко, чтобы она успокоилась.
Она скрыла торжествующую ухмылку, склонив лицо на его плечо. А он тихо признался:
- На самом деле мне хотелось убить эту гнусную гадину, отомстить за тебя, но я рад, что не получилось…
- Я думаю, ты всё сделал правильно, - искренне сказала она, зная, что теперь уж точно может быть в нём уверена. Этот юноша, отлично стреляющий и фехтующий, действительно, не насильник и не убийца. Да он с ума сойдёт, если убьёт кого-то не на дуэли или не так, как сегодня! И она теперь свободна – благодаря ему…
- А ещё я думаю, что после того, что ты сегодня видел, ты просто обязан на мне жениться, - она хотела пошутить, но смутилась чуть ли не до слёз.
Он крепко стиснул её в объятиях:
- Анна, вы… ты… - он гладил её волосы, и она чувствовала, как дрожит его рука. Ни один мужчина не боготворил её так, и ей страстно захотелось забыть обо всём, забыть всех, остаться с ним, как будто ничего плохого с ней не случалось, а с виконтом её познакомили на первом балу, как и полагается! Кажется, если она постарается, вспомнит, как это было!
– Я… люблю тебя… Если ты тоже любишь меня… стань моей женой!
- Да, Оливье, - просто ответила она. Выдохнула, успокоившись, и тут же поддразнила: - Мой прекрасный рыцарь, вы только что спасли принцессу из лап дракона – а теперь так нервничаете, предлагая ей стать вашей женой?!
Она смеялась, и он любовался ею, не замечая осунувшегося личика, покрасневших глаз и искусанных губ.
- Понимаете, принцесса, дракона нужно только убить, а принцессу – покорить, это сложнее, - объяснил он. И приник к смеющимся губам.
~*~*~*~
Клятвы, произнесённые той же ночью в домашней часовне замка Ла Фер, были тайными, но искренними. Новый кюре, друг Оливье, прибывший накануне, согласился обвенчать их немедленно. Он оказался удивительно романтичным молодым человеком, и объяснил стоящим перед ним жениху и невесте, что супружество без любви – грех гораздо больший, чем свадьба без родительского благословения! Нет нужды говорить, что они были с ним полностью согласны.
Анна была совершенно счастлива. У неё не осталось никаких тайн от любящего супруга, ей было хорошо и спокойно рядом с ним. Всё сложилось так, как и должно было сложиться: она, бесприданница, попавшая в монастырь из-за чужой трусости и жестокости, сейчас стоит в часовне старинного замка, а её рука с обручальным кольцом на пальце трепещет в ладони мужа.
Конец.
Автор: Сталина ака ice-fate
Бета: нет.
Рейтинг: PG.
Категория: гет.
Жанр: романс.
Пейринг: Оливье де Ла Фер, Анна де Бейль.
Предупреждение: АУ, кто-то может увидеть ООС. Я писала после пьесы «Юность мушкетёров», и была уверена, что персонажей описываю верно. Насилие, смерть персонажа.
Саммари: в недобрый час палач нашёл Анну де Бейль…
Дикслеймер: мир Дюма люблю, но не претендую. Надеюсь на чувство юмора Автора…
читать дальше
Поднявший меч - от него и погибнет
Ныне, присно, вовеки веков, старина,-
И цена есть цена, и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена,
Если другом надежно прикрыта спина!
В. Высоцкий
И цена есть цена, и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена,
Если другом надежно прикрыта спина!
В. Высоцкий
Она выглянула во двор, ожидая увидеть закрывающую небо тучу, однако маленький садик у пасторского домика заливало солнцем, летнее разноцветье должно было радовать глаз… Но не радовало.
С самого утра всё валилось из рук, хотелось сделать что-то из ряда вон, но пока получилось только, как девчонке, расплакаться над разбитой чашкой Жоржа. Он уже полгода не появлялся – просто не вернулся однажды с вечерней мессы, и всё. Анну спрашивали, когда вернётся пастор, но она могла ответить только, что он уехал по делам. А сегодня, после разбитой чашки, она расплакалась и тут же решила уехать… Она не может жить здесь одна – на отшибе деревни, рядом с лесом! Правда, молодая дама и путешествовать одна не должна, но ей не привыкать. Старый граф и без того очень любезен, не требует с неё арендную плату за дом, но она же не может жить из милости. И, кроме того, это будет просто порядочно по отношению к старому графу – уже в деревне слухи ходят о ссорах между графом и виконтом де Ла Фер!
При встречах, как будто случайных, виконт смотрел на неё так, что она не знала, куда деваться от смущения. Она знала, что делать, если нахал распустит руки, умела отбрить за сальную шуточку – или притвориться, что не понимает. Но когда единственный наследник графа де Ла Фер, родня Монморанси и Роганов, смотрел на неё, как на спустившегося с небес ангела – а ведь он не мог быть уверен, что она говорит правду! Она и сама уже запуталась в тенётах полулжи, которые так искусно плела. Днём ещё получалось держаться, а ночью ей снилось такое, что она просыпалась и лежала без сна, слушая пугавшие её сейчас домашние шорохи.
Анна хотела, было, приказать служанке собрать вещи, чтобы скорее уехать, но Бланш рассказала, что ещё рано утром узнала, что почтовая лошадь захромала. Кузнец сказал, что уже завтра всё будет в порядке, и он сам отвезёт мадемуазель де Бейль на станцию, но сегодня точно не получится.
Она разозлилась, сразу представив, с какой ухмылкой кузнец выговаривал обращение. Как она его ненавидит! С какой стати эта деревенщина лезет не в свои дела? Можно подумать, она у него титул отняла! Она вдруг ярко представила себе, насколько беззащитна здесь одна, почти в лесу… А если тот же кузнец решит забраться в дом ночью, что тогда? Истопник вечерами уходит к себе, в доме две слабые девушки…Ну, правда, вряд ли они посмеют, - утешала она себя, - граф скор на расправу, вполне может повесить насильника на ближайшем дереве, о чём-то подобном до сих пор ходят легенды!
У неё разболелась голова, она позвала Бланш, и, когда та раздела её, легла отдохнуть, распорядившись всем посетителям отвечать, что госпожи нет дома.
~*~*~*~
Как он был зол! Отец снова завёл старый разговор о том, что виконт должен жениться, и не на бесприданнице, неизвестно откуда взявшейся, как он, несомненно, мечтает, а на той, которая принесёт хорошее приданое, например, молодая сиротка де Ла Люссе…
Ему не в чем себя упрекнуть, он держался, как подобает почтительному сыну. Он ни разу, как бы ни хотелось, не ответил на пространные тирады о семейной чести, что именно семейную честь он и бережёт: предки женились на родовитых, потом бросали их ради покоривших их девушек в окошке, и начинали тяжбы даже с собственными детьми, ради того, чтобы на сей раз жениться на любимых! Ну а ему, виконту, хватит характера жениться на любимой сразу, не мостя себе дорогу в ад из недовольных женщин!
Оливье не хотел становиться графом немедленно, только это удержало его от того, чтобы выпалить все эти соображения отцу в лицо, он прекрасно видел, что графу и без сыновних откровений недолго осталось. Но как же он был взбешён! Он боялся оставаться в замке, чтобы ненароком не завязать узлом серебряный подсвечник или смять бокал, ему казалось, что они разобьются от одного его взгляда…
Он бродил по парку имения до тех пор, пока не выдохся и не почувствовал себя достаточно спокойным, чтобы сесть на лошадь. Цезарь – слабоуздый, подчиняется лёгким движениям, не нужно натягивать поводья, соревнуясь, кто кого, но и заботиться о такой лошади нужно не меньше, чем о человеке… И лучше не подходить к нему, когда ты готов немедленно кого-нибудь убить.
Всё ещё сумрачный, он вернулся в дом. Вошёл в оружейку, тщательно почистил и зарядил любимый пистолет – этот слушался его не хуже Цезаря, - повесил на пояс кинжал – пригодится. И отправился, наконец, к застоявшемуся коню.
~*~*~*~
Проснулась она, когда уже наступил вечер. От причудливых теней на потолке, от противного скрежета за окном ей стало страшно, хотя она и знала, что скрежещут о крышу всего лишь ветки – должно быть, ветер разыгрался.
«Ну, право, - попыталась она успокоиться, - Аннет, будто ты ветра никогда не слышала, и в темноте не сидела… В монастыре в такое время было ещё и холодно, но тебе же не хотелось бежать, куда глаза глядят?»
Бежать не хотелось, разве что на чердак. Спрятаться там в самом тёмном углу, и сидеть, пока не пройдёт этот страх… Но она, вцепившись ледяными пальцами в одеяло, не могла пошевелиться, пока не услышала, как хлопнула входная дверь.
- Здравствуйте, добрая госпожа, - вежливо произнёс мужской голос, как будто смутно знакомый, - это дом здешнего пастора?
- Да, сударь, - звонко ответила Бланш, - но пастора нет дома…
- Я знаю, - коротко ответил мужчина, и она услышала, как заскрипела лестница под тяжёлыми шагами – он поднимался.
Вот теперь она испугалась по-настоящему, уж очень ей не понравились совпадения: голос смутно знакомый, а человек не знает, чей это дом! Это приезжий? Зачем он её ищет?!
И тут память, наконец, подсуетилась и выдала нужное воспоминание: она узнала шаги палача! В лилльской тюрьме она очень хорошо их запомнила!
Даже сейчас, страшно боясь неминуемой встречи, она сделала единственно верную вещь: кинулась на балкон и крикнула изо всех сил:
- Помогите мне! Быстрей!
И потеряла сознание от железных рук, стиснувших горло.
~*~*~*~
Он пустил Цезаря в галоп, желая выгулять коня и проветриться, но избавиться от мрачных мыслей не выходило. Уже стемнело, скоро станет совсем темно, но он не боялся заблудиться с прекрасно выезженным конём, и не особо следил, куда тот его несёт. Если бы специально прислушивался, не услышал бы слабый человеческий вскрик среди обычных ночных звуков, но сейчас он думал о ней, и пришпорил Цезаря, даже не сообразив пока, что случилось.
Крик раздался снова. Оглядевшись, он увидел, что умница Цезарь привёз его почти на окраину графских владений, где-то недалеко здесь Анна…Конь летел карьером. Один дом, второй, третий… дорога, поворот, второй поворот… Ну же!
Не подъезжая к аккуратному домику, Оливье круто осадил коня. Виновато потрепав животное по холке и дав коню яблоко, он оставил его и пошёл вперёд: он один, а злоумышленников может быть несколько. Если он хоть в чём-то ошибётся, это будет стоить ей жизни!
Из дома выскочила девушка в одном платье. Она? Нет, похоже, служанка, дочь его, Оливье, няньки, он и отправил её когда-то к пастору и его сестре предложить свои услуги. Он подошёл к ней:
- Бланш, это я…
Она узнала его по голосу и не стала кричать – и на том спасибо.
- Господин виконт, как хорошо, что это вы! В доме какой-то мужчина, он поднялся к госпоже, и я услышала крик! Что теперь будет?! – даже в сумерках было видно, как ей страшно.
- Теперь всё будет нормально, - спокойно ответил он. – Припомни, что было у этого мужчины с собой: шпага, пистолет?
- Нет-нет, он не дворянин! У него в руке был деревянный чемоданчик, как у мастерового.
- Но ты думаешь, он не мастеровой?
- Нет, он вообще какой-то странный…
Бланш всегда умела наблюдать и делать выводы, её суждениям можно было доверять, и он, не медля больше, кинулся к дверям. К счастью, Бланш неплотно их закрыла, спасаясь бегством, и он смог войти незамеченным. Прислушался, понял, что нежеланный гость – в кухне.
Неслышно подойдя, Оливье увидел разожжённый очаг, а перед ним, спиной к виконту, высокого широкоплечего, очень сильного с виду мужчину. Он держал в руке что-то, напоминающее кочергу.
Но где же Анна?
~*~*~*~
Очнулась она от холода. Как же больно… Попробовав пошевелиться, поняла, что лежит на каменном полу почти голая, в позе предлагающей себя шлюхи, и не может пошевелиться – локти и колени связаны. Хотелось кричать, стонать, умолять, чтобы её развязали… Но никто не поможет.
Чуть повернув голову, она увидела, что сумасшедший брат Жоржа что-то держит над горящим очагом, и прислушалась к монотонному бормотанию:
- Сейчас, потерпи, сейчас поставлю тебе такую же лилию, как и ему, воровка! Думала скрыться от правосудия, паскуда, пусть он один отвечает? Не вышло, будешь отвечать по закону, как полагается! Ты, шлюха, погубила моего брата, но и тебе не жить…
Анна пыталась не слушать, но этот жуткий мёртвый голос заполнил собою всё. Стало ещё холоднее, застучали зубы…
Она не поняла, когда всё прекратилось, очнулась, только услышав крик и поскуливание вместо негромкой размеренной речи. И ощутила запах гари. Выстрел! Кто-то ранил этого сумасшедшего! И он видит её – такую, с раздвинутыми ногами! Как же стыдно!..
Раздался ужасный грохот, и она забыла стыдиться. Только бы выжить, а потом она сбежит отсюда хотя бы пешком! Ну, почему всё так?!
От ужасного запаха горелого мяса её замутило, от нечеловеческого воя она почти оглохла. Когда стало тихо и она справилась с собой, почувствовала, что укрыта плащом. Неведомый спаситель? Оливье! Слава богу! Радости не было, но она точно знала: ничего плохого больше не случится.
Открылась и закрылась дверь, он подошёл, ступая почти неслышно.
- Аннет, подожди… я сейчас… - Он разрезал путы, не снимая с неё плаща, убирая ткань только там, где не мог без этого обойтись. Ей захотелось плакать. Как она могла ни разу не вспомнить о нём! Она не помнила, а он мчался на помощь…
Когда он, освободив, осторожно взял её на руки, она уткнулась ему в плечо – было стыдно… Правда, её чуть утешило, что она не увидела в его лице ожидаемого презрения – только испуг за неё и смущение. Он не знал, что сказать, и мог только укачивать её, как испуганного ребёнка, а она дала наконец волю слезам… Всё самое страшное – позади, он ни в чём не обвиняет её! Ему не захотелось воспользоваться ею, он даже ни о чём не расспрашивает, только утешает…
Потихоньку согревались руки и ноги, уходили слёзы, принося облегчение. Комнату освещал только огонь в очаге, но это было хорошо: она не хотела, чтобы он видел её сейчас: она была совсем не так красива, как утром. Щёку саднило, глаза и губы наверняка распухли от слёз…
- Ты знаешь, кто это? – спросила она, как только смогла заговорить.
- Я знаю только то, что он кричал, - пожал плечами он. – Больше ничего не знаю, и уже точно не узнаю…
- Почему? – она прижалась к нему теснее, благословляя про себя его честность и нелюбопытность. А у него закружилась голова от мысли, что он держит в объятиях очень красивую даже сейчас юную девушку, а из одежды на ней только его плащ. Руки задрожали, но уже не от смущения.
- Почему, Оливье? – повторила она.
Она прекрасно понимала, что делает: ей было так нужно почувствовать себя по-прежнему желанной, когда она всё ещё ощущала не бархат плаща, а грязный каменный пол, и понять, что он и теперь ничего плохого ей не сделает. Да, это была женская месть, и, как и всякий мститель, она мстила тому, кому безопасно.
- Потому что он уже ничего мне не расскажет, - ответил он незнакомым голосом. Она вздрогнула и посмотрела ему в лицо.
- Я не убийца, Аннет, - торопливо объяснял он, боясь, что она испугается. – Когда я выстрелил, он упал на лилию, а ты же видела, какой он тяжёлый! Она прожгла ему одежду и бедро, ты же слышала, как он кричал! Когда я его выволок из дома, ещё и Цезарь прискакал, рвался его затоптать… А я не мог удерживать его, ему было бы больно, а он же умница! Это он меня к тебе примчал, - добавил он.
- И что тогда? – она снова приникла к нему, обнимая за талию.
- Дотянулся до седельной сумки, вытащил пистолет, и добил его. Думаешь, если бы Цезарь превратил его в месиво, было бы лучше?
- Но что же теперь будет? – тревожно взглянула она. – Мы ведь не докажем, что ты не убийца!
- Доказывать никому ничего не придётся, Аннет, - негромко ответил он. – От него несло болью, кровью и страхом, и Цезарь растоптал его, уже мёртвого. Его сейчас никто не узнает. Утром пришлю людей, чтобы убрали и закопали, если звери или собаки не успеют раньше…Он хотел испоганить жизнь тебе, но в результате сам умер мучительной смертью. И я не виню ни себя, ни тебя, - закончил он медленно, спокойно и негромко, чтобы она успокоилась.
Она скрыла торжествующую ухмылку, склонив лицо на его плечо. А он тихо признался:
- На самом деле мне хотелось убить эту гнусную гадину, отомстить за тебя, но я рад, что не получилось…
- Я думаю, ты всё сделал правильно, - искренне сказала она, зная, что теперь уж точно может быть в нём уверена. Этот юноша, отлично стреляющий и фехтующий, действительно, не насильник и не убийца. Да он с ума сойдёт, если убьёт кого-то не на дуэли или не так, как сегодня! И она теперь свободна – благодаря ему…
- А ещё я думаю, что после того, что ты сегодня видел, ты просто обязан на мне жениться, - она хотела пошутить, но смутилась чуть ли не до слёз.
Он крепко стиснул её в объятиях:
- Анна, вы… ты… - он гладил её волосы, и она чувствовала, как дрожит его рука. Ни один мужчина не боготворил её так, и ей страстно захотелось забыть обо всём, забыть всех, остаться с ним, как будто ничего плохого с ней не случалось, а с виконтом её познакомили на первом балу, как и полагается! Кажется, если она постарается, вспомнит, как это было!
– Я… люблю тебя… Если ты тоже любишь меня… стань моей женой!
- Да, Оливье, - просто ответила она. Выдохнула, успокоившись, и тут же поддразнила: - Мой прекрасный рыцарь, вы только что спасли принцессу из лап дракона – а теперь так нервничаете, предлагая ей стать вашей женой?!
Она смеялась, и он любовался ею, не замечая осунувшегося личика, покрасневших глаз и искусанных губ.
- Понимаете, принцесса, дракона нужно только убить, а принцессу – покорить, это сложнее, - объяснил он. И приник к смеющимся губам.
~*~*~*~
Клятвы, произнесённые той же ночью в домашней часовне замка Ла Фер, были тайными, но искренними. Новый кюре, друг Оливье, прибывший накануне, согласился обвенчать их немедленно. Он оказался удивительно романтичным молодым человеком, и объяснил стоящим перед ним жениху и невесте, что супружество без любви – грех гораздо больший, чем свадьба без родительского благословения! Нет нужды говорить, что они были с ним полностью согласны.
Анна была совершенно счастлива. У неё не осталось никаких тайн от любящего супруга, ей было хорошо и спокойно рядом с ним. Всё сложилось так, как и должно было сложиться: она, бесприданница, попавшая в монастырь из-за чужой трусости и жестокости, сейчас стоит в часовне старинного замка, а её рука с обручальным кольцом на пальце трепещет в ладони мужа.
Конец.
@темы: Александр Дюма, Фанфики
С одной стороны, мне не хватает канонной стервозности миледи (Анны де Бейль), но вряд ли она была такой негодяйкой, какой ее описывал палач из Лилля и даже Атос (в пьяном угаре). В шестнадцать лет трудно представить такую злоумышленницу.
Скорее всего истина где-то посредине. И Анна озлобилась от несправедливостей, которые творились вокруг. И клеймо это... было ли оно заслуженным? Или все-таки палач поглумился?
Ваша история очень добрая и романтическая получилась. Если бы прекрасным принцем не был Атос, я бы усомнилась в том, что он вот так беззаботно предложил бы руку и сердце неизвестной бесприданнице. Но Атос в юности мог, уж больно он был романтичный и... как бы это сказать? Воспитанный в духе старинных рыцарских романов. Прекрасная дама, Рыцари и Драконы.
Палача убил конь? Интересный выход из положения...
Признаюсь, еще в детстве меня беспокоило то, как мушкетеры жестоко обошлись с миледи... и вообще ее история туманная (и явно рассказанная только одной стороной).
Поэтому интересно посмотреть на другие варианты событий.
Палач на самом деле поглумился, он сам и рассказывает, ничуть не смущаясь.