Загадочное создание
Название: К новой жизни
Автор: Emily Sm-t
Бета: как таковой нет, но мне очень помогла своими советами Дочь капитана Татаринова, а вдохновили на этот фанфик она и ещё один хороший человек.
Канон: С. С. Форестер, "Хорнблауэр", а также сериал "Хорнблауэр".
Размер: мини, больше 2500 слов
Пейринг/персонажи: капитан Кин, различные ОЖП, ОМП и некоторые канонические персонажи (какие - угадайте сами).
Категория: джен, в перспективе - намёк на гет.
Жанр: Hurt/comfort
Краткое содержание: Капитан Кин не погиб в бою, не умер от чахотки и переселился в Россию. Как же это вышло?
Рейтинг: G
Предупреждение: АУ, ООС некоторых канонических персонажей.
читать дальше
Не слишком высокий, коренастый пожилой мужчина в штатском одеянии и парике, какие были в моде в конце 18 века, стоял на берегу и, прищурив глаза, смотрел на море. Он выглядел слегка располневшим, а его широкое лицо и другие участки кожи, не защищённые одеждой, покрывал тёмный загар. Несмотря на костюм, в этом человеке можно было опознать моряка, пусть даже и отставного, если бы кто-то пригляделся к его походке и повадкам. Да и шрам на его левой щеке, хоть и едва заметный теперь, явно остался как напоминание о боевом ранении.
Порой мужчина вынимал подзорную трубу, чтобы разглядеть, что виднеется в морской дали, понять, не покажется ли там какое-нибудь судно, или оборачивался и наводил её на горы, возвышающиеся не только над морем, но и над роскошным особняком, в котором жил уже несколько лет. Потом это занятие ему надоедало, и он, сложив и спрятав подзорную трубу, просто вдыхал свежий воздух, пахнувший цветами в саду, травой, покрывавшей склоны гор, хвоей, морем и выброшенными на берег водорослями. И, хоть с тех пор, как пожилой моряк покинул родную Англию и поселился в этих тёплых краях, прошёл явно не один год, он всё ещё не мог до конца привыкнуть к тому, что при вдохе его не душит жуткий кашель, словно бы разрывающий лёгкие. Да и то, что уже давно ему можно не опасаться появления пятен крови на платке, почему-то до сих пор вызывало у него удивление.
А ведь когда-то... когда-то он почти умирал от болезни, унёсшей жизнь его супруги, и при этом почти не пытался бороться за жизнь. А что толку, если единственный сын тоже погиб, а у невестки была, как он думал, причина ненавидеть его за эту смерть и не пускать к нему внуков? Да и на флоте он стал никому не нужен. Лишь из уважения к его заслугам его не списали на берег умирать в нищете на половинном жаловании. Но где его оставили служить? Корабль, когда-то горячо любимый капитаном, потом словно заразился от него и медленно гнил. На лейтенантов нельзя было опереться из-за их почти полного безразличия ко всему. Матросы? Они совсем распустились. А в мичманской творилось непонятно что, и всё из-за одного мичмана-перестарка, который издевался над всеми остальными. Хотя нет, не всё, если учесть, что там оказывались в основном либо те, кто не имел никаких связей, либо те, кто сказал что-то не то, не тому и не тогда, когда надо, либо те, кто был неспособен сдать экзамен на лейтенанта. Хорошо, что перед началом войны всё стало меняться к лучшему, так что к тому времени, когда она была объявлена, он пристроил на хорошие корабли две трети команды, в том числе и всех мичманов. Особенно повезло троим, попавшим на то судно, капитан которого едва мог отбиться от желавших служить под его командованием, но при этом брал далеко не каждого. Правда, по-настоящему радовался переводу лишь рыжий и голубоглазый шотландец с веснушчатым лицом, должно быть, предвкушая избавление от издевательств и возможность проявить себя. А двое, один из которых - черноволосый и кареглазый сын врача, а другой – светловолосый аристократ с васильково-синими глазами, почему-то воспротивились. Хотя, возможно, причины у каждого из двоих были: сын врача, несмотря на свою радость от перевода, который ему с его происхождением казался недостижимым, не мог бросить человека, столь много сделавшего для него, а молодой аристократ – капитана, бывшего когда-то наставником его старшего брата. Но он всё равно сделал так, как необходимо было для их блага, ведь негоже молодым и способным юношам, у которых всё впереди, прозябать на разваливающемся корабле с умирающим капитаном! Тогда же мичмана, тиранившего своих товарищей, отправили на корабль, где из него могли бы сделать человека. Ну а ещё один обитатель мичманской, которого скорее можно было бы представить музицирующим в своём поместье и который так заботился о троих переводимых товарищах и о капитане, что отказывался становиться лейтенантом, тем же распоряжением был оставлен на старом корабле для подготовки к экзамену. А кончилось всё тем, что капитан, поручив своему старшему помощнику заняться наконец ремонтом корабля, отправился домой. Официально - в отпуск, на самом деле - умирать. Единственное, о чём он жалел тогда, - что война началась, а ему не дано участвовать в бою и хотя бы погибнуть с честью. Зато успокаивало то, что не придётся влачить нищенское существование на половинное жалование... правда, слабо.
Но потом произошло нечто, что заставило его перестать смиряться со своей участью и начать сопротивляться болезни и судьбе. В минуту отчаяния в его доме появился человек, который был так дорог ему и которого он давно не чаял увидеть у себя, – побратим его покойного сына, русский офицер, ещё в бытность мичманом проходивший службу на корабле старого капитана и ставший для него вторым сыном. Ещё вспомнилось, что он – старший брат, точнее, кузен того мичмана, который так не хотел переводиться на судно получше. И этот человек тогда сказал, что есть шанс, есть врач и лекарства, есть тёплое море, живя на берегу которого можно вылечиться или, по крайней мере, прожить несколько лет почти без мучений. А он боялся ему поверить, ведь столько раз верил и разочаровывался. Но гость был русским, а русская душа была для капитана потёмками. К тому же, если русский стоит на своём, переубедить его невозможно. Вот так и оказался английский капитан в Благословенной Тавриде.
А потом было лечение, оказавшимся не самым приятным. Он вспоминал, как ему на грудь клали что-то холодное, а к ногам - грелку, как не давали целых две недели вставать с постели, как заставляли глотать прохладный настой какой-то вяжущей травы. А ещё был растопленный жир! Да, в открытом море и не к такому привыкнешь, но, когда подобные вещи приходится пить несколько раз в день, это вряд ли доставит радость! Порой больному казалось, что проглоченный жир вот-вот полезет у него изо всех щелей. И каждый раз, когда русский врач заставлял его выпить то одно, то другое малоприятное лекарство, капитан возмущался и недоумевал, розыгрыш это или издевательство. Но врач, хоть и улыбался в ответ на ворчание, говорил вполне серьёзно и оказывался столь настойчивым, что человеку, самому привыкшему командовать, приходилось в конце концов подчиняться ему. Тем более, как бы ни были отвратительны на вкус те снадобья, которыми лечили старого капитана, болезнь была ещё отвратительнее, и, чтобы избавиться от неё, он бы выпил и не такое. К тому же, как ни странно, ему постепенно становилось лучше. Всё меньше крови оставалось на платке, восстанавливался почти сорванный голос, приступы кашля становились всё реже и переставали быть такими мучительными, как прежде, кожа лица приобретала более естественный цвет.
А ещё в те тяжёлые дни очень помогала пожилому англичанину она – женщина из крепостных, приставленная к нему в качестве кухарки и сиделки. До сих пор вспоминал он первые дни своего пребывания в Крыму, когда после тяжёлой дороги ему порой становилось очень плохо, его лихорадило, в голове всё мутилось, и вдруг чья-то рука подносила к его губам кружку с каким-то странным питьём. Он пытался отказаться, оттолкнуть руку с кружкой, но доброе женское лицо, улыбающееся как будто слегка виновато, склонялось над ним, а приятный голос, в котором странно сочетались мольба и решимость, уговаривал его выпить хоть немного, иначе женщина не покинет комнаты. И капитан глотал прохладный напиток, будучи уверенным, что его поит покойная жена, ведь это было в её характере, и заботиться о любимом человеке ей не помешала бы даже смерть. Но потом, когда рассудок больного понемногу прояснялся, он начинал понимать, что это совсем другая женщина, гораздо моложе покойницы, к тому же прядь волос, иногда выбивавшаяся у неё из-под чепца, была русой, а не цвета спелой пшеницы. И всё-таки они казались сёстрами – отчасти оттого, что обе слегка полноватые, круглолицые и не обладали красотой, но искупали это добрыми глазами и приятными улыбками, но скорее даже оттого, что обеих роднило стремление помочь другим людям даже ценой обделения себя. И частично из-за этого едва ли не мистического сходства его кухарки – солдатской вдовы, матери троих детей – с покойной супругой, частично из-за того, что она так вкусно и с душой готовила вроде бы обычные блюда, капитан, первое время страдавший отсутствием аппетита и съедавший хоть что-нибудь лишь после долгих уговоров и её укоризненных взглядов, потом не только опустошал кружку и тарелку, но и требовал добавки.
Были и другие люди, которым пожилой капитан тоже был очень благодарен за их бескорыстную заботу, в том числе и остальные приставленные к нему слуги. Он удивлялся, как они терпели его ворчание, а в ответ на требования оставить его в покое лишь улыбались ему так, словно он был неразумным ребёнком, и говорили:
– Ваше скородие (потом уже капитан понял, что это они так «ваше высокородие» произносят), не можно нам уйти, барин молодой за вас так переживают, велели нам о вас всячески заботиться. Вы же их любимый наставник, как же они без вас-то?
И ведь делали то, что барин приказал, несмотря на протесты, впрочем, вялые, и не только потому, что сил на это у пожилого иностранца, по крайней мере, первое время, явно не хватало. Как можно было отказать людям, которые так искренне заботятся о тебе и не требуют ничего взамен?
А потом пребывание в постели постепенно сокращалось, капитан уже потихоньку вставал, прохаживался по комнате. Но потом произошло настоящее чудо. Из Англии пришло письмо, в котором говорилось, что известие о смерти его сына было ложным! Сын капитана был жив. Более того, он вместе с женой и детьми собирался ехать сюда, к отцу! И теперь уже капитан просто не имел права позволить себе умереть, не дождавшись встречи! Потому и неудивительно, что он пошел на поправку, ведь жизнь его снова наполнилась смыслом. И этим он удивил не только себя, но и всех остальных, в том числе и врача, хотя последний прежде уже излечил от той же болезни тётушку его бывшего ученика – хозяина поместья.
После того, как его пациент достаточно окреп, доктор начал выгонять его на прогулку сначала в сад, затем – в горы, и везде, помимо врача, капитана сопровождал старший сын кухарки, ровесник тех трёх мичманов, которых отправили на самое лучшее судно. И надо сказать, что сопровождающий оказался как нельзя кстати, ведь в первый свой выход из комнаты, вдохнув свежий воздух, капитан с непривычки почувствовал головокружение, зашатался, как пьяный, и был вынужден вцепиться в дверной косяк. Зато потом он не только привык к прогулкам, но и полюбил их.
И постепенно все принимаемые меры возымели свой эффект. От пребывания вне дома кожа у пожилого англичанина порозовела, а от летней жары – покрылась загаром. Дышать горным воздухом было непривычно легко и свободно, так что приступы кашля становились все реже и реже, пока не прекратились совсем. Кроме того, к возвращению в отведённые ему покои больной умудрялся нагулять аппетит, а поскольку еда становилась всё сытнее, к тому же лечение жиром продолжалось, он однажды с удивлением обнаружил, что не просто вернулся к своему весу до болезни, а ещё и слегка располнел. И, как ни странно, появление лишних округлостей не расстроило, а наоборот, обрадовало его. Да и очень многое, на что он, может, раньше и не обратил бы внимания, вызывало у него почти детский восторг. Например, то, что в Крыму вечером быстро и как-то сразу темнеет, а звёзды, усыпающие почерневший небосвод, кажутся огромными, протяни руку – и дотронешься до них. Или то, что, когда над поверхностью воды показываются едва вылупившиеся мошки, море словно закипает от охотящихся на них рыбок. Или проплывшая мимо стая дельфинов. Или то, что теперь можно вдыхать воздух, не мучаясь от боли в груди и кашля. Или то, что, когда он пишет письмо, рука у него больше не трясётся. А ещё старого капитана обрадовало и растрогало до слёз то, что его названный сын сделал ему роскошный подарок – штатскую одежду и обувь, пошитые по последней моде, да еще и на заказ, по его меркам…
А затем в жизни бывшего барского наставника произошло несколько значимых событий. Сначала, в конце лета, он наконец-то увидел считавшегося погибшим сына, а также невестку и внуков, с которыми несколько лет был в разлуке. Ну а в начале сентября, когда погода была всё ещё достаточно тёплой, прибывшие с родины бывшие мичманы и другие люди, которым приходили письма из Тавриды, не могли скрыть удивлённых возгласов. Ведь вместо дряхлого старика с морщинистым лицом, находившегося на последнем издыхании, их встретил пожилой человек, загорелый, словно бы помолодевший, заметно округлившийся, твёрдо державшийся на ногах и отнюдь не собиравшийся помирать, причём его голубые глаза, теперь особенно выделявшиеся на загорелом лице, светились от радости. А он искренне был рад всем, кто навестил его, и одновременно смеялся и плакал…
Потом же перемены следовали одна за другой. Это и венчание молодого барина, на котором капитан был желанным гостем, и принятие русского подданства, и недолгое возвращение на морскую службу – на сей раз российскую, – патрулирование побережья Чёрного моря, а затем и окончательная отставка с передачей командования старшему помощнику, выслуга которого к тому времени оказалась достаточной для того, чтобы стать капитаном корабля. И теперь капитана больше не пугала отставка, ведь стараниями его названного сына ему была обеспечены достойная пенсия по общей выслуге лет и потомственное дворянство согласно Табели о Рангах. Впрочем, унаследовать дворянство смогли бы лишь те дети, которые родились бы у него после становления его дворянином. Но единственный сын, ставший капитаном, и так завоевал себе дворянство и титул в бою. Да и то, что все его бывшие мичманы постепенно сдали экзамен на лейтенанта, даже тот, который считался самым безнадёжным, не могло не радовать теперь уже отставного капитана, как, впрочем, и то, что старый корабль, казалось бы, обречённый гнить на якоре, после ремонта начал новую жизнь и опять участвовал в бою, а двое бывших лейтенантов будто стряхнули с себя оцепенение и стали один – хорошим капитаном, а второй – его старшим помощником.
А время шло, и пожилой англичанин всё больше чувствовал себя русским, даже привык спать после обеда, особенно в летний зной. И, живя среди русских: благородных аристократов, для которых слова о чести и достоинстве не пустой звук, и крестьян, таких простых и в то же время таких смекалистых и таких заботливых, – он привык общаться на их родном языке и давно забыл бы свой, если бы не весточки с родины и не приезд родных и всех, кому он был небезразличен. И даже отставка не огорчала его, ведь у него нашлись новые занятия. А всё потому, что его почему-то полюбили дети, причём не только его внуки, но и дети бывшего ученика и владельцев соседних поместий, а также крестьянская ребятня. А ему так нравилось играть с ними, учить их делать кораблики, а то и просто рассказывать им что-нибудь! И, как ни странно, это почти не утомляло его, наоборот, как будто придавало ему сил.
Конечно, капитан отблагодарил всех, кто о нём заботился. Кого-то – добрым словом, кого-то – тем, что занимался потом с их детьми, кого-то – гостинцами, а врачу, отказавшемуся брать деньги с наставника своего лучшего друга, подарил щенка из рождённых незадолго до этого его собакой. Вот только достойной награды для бывшей кухарки и сиделки, продолжавшей о нём заботиться и после выздоровления, он сначала не мог подыскать. Но вот однажды глаза у него открылись. Вспомнив её слегка виноватую улыбку, то, как ловко она поправляла его подушку и как вкусно она готовила, как старалась ему угодить, то, какой нежной, заботливой и в то же время настойчивой она могла быть, да и многие другие вещи, отставной капитан догадался, что её чувства были отнюдь не теми, которые служанке позволено испытывать к господину. Более того, тогда же он понял, что и сам испытывает к ней нечто большее, чем простая благодарность. А это значило, что для него есть шанс начать новую жизнь и во второй раз обрести своё счастье. И неважно, что его избранница – крепостная, ведь её барин, который никогда не наказывал своих крестьян без нужды, а её уважал и ласково звал нянюшкой, не откажет своему бывшему учителю и даст ей и её детям вольные. А сын… сын поймёт. Может быть, не сразу, но поймёт. И даже порадуется за отца, ведь тот возродился для новой жизни.
Автор: Emily Sm-t
Бета: как таковой нет, но мне очень помогла своими советами Дочь капитана Татаринова, а вдохновили на этот фанфик она и ещё один хороший человек.
Канон: С. С. Форестер, "Хорнблауэр", а также сериал "Хорнблауэр".
Размер: мини, больше 2500 слов
Пейринг/персонажи: капитан Кин, различные ОЖП, ОМП и некоторые канонические персонажи (какие - угадайте сами).
Категория: джен, в перспективе - намёк на гет.
Жанр: Hurt/comfort
Краткое содержание: Капитан Кин не погиб в бою, не умер от чахотки и переселился в Россию. Как же это вышло?
Рейтинг: G
Предупреждение: АУ, ООС некоторых канонических персонажей.
читать дальше
Не слишком высокий, коренастый пожилой мужчина в штатском одеянии и парике, какие были в моде в конце 18 века, стоял на берегу и, прищурив глаза, смотрел на море. Он выглядел слегка располневшим, а его широкое лицо и другие участки кожи, не защищённые одеждой, покрывал тёмный загар. Несмотря на костюм, в этом человеке можно было опознать моряка, пусть даже и отставного, если бы кто-то пригляделся к его походке и повадкам. Да и шрам на его левой щеке, хоть и едва заметный теперь, явно остался как напоминание о боевом ранении.
Порой мужчина вынимал подзорную трубу, чтобы разглядеть, что виднеется в морской дали, понять, не покажется ли там какое-нибудь судно, или оборачивался и наводил её на горы, возвышающиеся не только над морем, но и над роскошным особняком, в котором жил уже несколько лет. Потом это занятие ему надоедало, и он, сложив и спрятав подзорную трубу, просто вдыхал свежий воздух, пахнувший цветами в саду, травой, покрывавшей склоны гор, хвоей, морем и выброшенными на берег водорослями. И, хоть с тех пор, как пожилой моряк покинул родную Англию и поселился в этих тёплых краях, прошёл явно не один год, он всё ещё не мог до конца привыкнуть к тому, что при вдохе его не душит жуткий кашель, словно бы разрывающий лёгкие. Да и то, что уже давно ему можно не опасаться появления пятен крови на платке, почему-то до сих пор вызывало у него удивление.
А ведь когда-то... когда-то он почти умирал от болезни, унёсшей жизнь его супруги, и при этом почти не пытался бороться за жизнь. А что толку, если единственный сын тоже погиб, а у невестки была, как он думал, причина ненавидеть его за эту смерть и не пускать к нему внуков? Да и на флоте он стал никому не нужен. Лишь из уважения к его заслугам его не списали на берег умирать в нищете на половинном жаловании. Но где его оставили служить? Корабль, когда-то горячо любимый капитаном, потом словно заразился от него и медленно гнил. На лейтенантов нельзя было опереться из-за их почти полного безразличия ко всему. Матросы? Они совсем распустились. А в мичманской творилось непонятно что, и всё из-за одного мичмана-перестарка, который издевался над всеми остальными. Хотя нет, не всё, если учесть, что там оказывались в основном либо те, кто не имел никаких связей, либо те, кто сказал что-то не то, не тому и не тогда, когда надо, либо те, кто был неспособен сдать экзамен на лейтенанта. Хорошо, что перед началом войны всё стало меняться к лучшему, так что к тому времени, когда она была объявлена, он пристроил на хорошие корабли две трети команды, в том числе и всех мичманов. Особенно повезло троим, попавшим на то судно, капитан которого едва мог отбиться от желавших служить под его командованием, но при этом брал далеко не каждого. Правда, по-настоящему радовался переводу лишь рыжий и голубоглазый шотландец с веснушчатым лицом, должно быть, предвкушая избавление от издевательств и возможность проявить себя. А двое, один из которых - черноволосый и кареглазый сын врача, а другой – светловолосый аристократ с васильково-синими глазами, почему-то воспротивились. Хотя, возможно, причины у каждого из двоих были: сын врача, несмотря на свою радость от перевода, который ему с его происхождением казался недостижимым, не мог бросить человека, столь много сделавшего для него, а молодой аристократ – капитана, бывшего когда-то наставником его старшего брата. Но он всё равно сделал так, как необходимо было для их блага, ведь негоже молодым и способным юношам, у которых всё впереди, прозябать на разваливающемся корабле с умирающим капитаном! Тогда же мичмана, тиранившего своих товарищей, отправили на корабль, где из него могли бы сделать человека. Ну а ещё один обитатель мичманской, которого скорее можно было бы представить музицирующим в своём поместье и который так заботился о троих переводимых товарищах и о капитане, что отказывался становиться лейтенантом, тем же распоряжением был оставлен на старом корабле для подготовки к экзамену. А кончилось всё тем, что капитан, поручив своему старшему помощнику заняться наконец ремонтом корабля, отправился домой. Официально - в отпуск, на самом деле - умирать. Единственное, о чём он жалел тогда, - что война началась, а ему не дано участвовать в бою и хотя бы погибнуть с честью. Зато успокаивало то, что не придётся влачить нищенское существование на половинное жалование... правда, слабо.
Но потом произошло нечто, что заставило его перестать смиряться со своей участью и начать сопротивляться болезни и судьбе. В минуту отчаяния в его доме появился человек, который был так дорог ему и которого он давно не чаял увидеть у себя, – побратим его покойного сына, русский офицер, ещё в бытность мичманом проходивший службу на корабле старого капитана и ставший для него вторым сыном. Ещё вспомнилось, что он – старший брат, точнее, кузен того мичмана, который так не хотел переводиться на судно получше. И этот человек тогда сказал, что есть шанс, есть врач и лекарства, есть тёплое море, живя на берегу которого можно вылечиться или, по крайней мере, прожить несколько лет почти без мучений. А он боялся ему поверить, ведь столько раз верил и разочаровывался. Но гость был русским, а русская душа была для капитана потёмками. К тому же, если русский стоит на своём, переубедить его невозможно. Вот так и оказался английский капитан в Благословенной Тавриде.
А потом было лечение, оказавшимся не самым приятным. Он вспоминал, как ему на грудь клали что-то холодное, а к ногам - грелку, как не давали целых две недели вставать с постели, как заставляли глотать прохладный настой какой-то вяжущей травы. А ещё был растопленный жир! Да, в открытом море и не к такому привыкнешь, но, когда подобные вещи приходится пить несколько раз в день, это вряд ли доставит радость! Порой больному казалось, что проглоченный жир вот-вот полезет у него изо всех щелей. И каждый раз, когда русский врач заставлял его выпить то одно, то другое малоприятное лекарство, капитан возмущался и недоумевал, розыгрыш это или издевательство. Но врач, хоть и улыбался в ответ на ворчание, говорил вполне серьёзно и оказывался столь настойчивым, что человеку, самому привыкшему командовать, приходилось в конце концов подчиняться ему. Тем более, как бы ни были отвратительны на вкус те снадобья, которыми лечили старого капитана, болезнь была ещё отвратительнее, и, чтобы избавиться от неё, он бы выпил и не такое. К тому же, как ни странно, ему постепенно становилось лучше. Всё меньше крови оставалось на платке, восстанавливался почти сорванный голос, приступы кашля становились всё реже и переставали быть такими мучительными, как прежде, кожа лица приобретала более естественный цвет.
А ещё в те тяжёлые дни очень помогала пожилому англичанину она – женщина из крепостных, приставленная к нему в качестве кухарки и сиделки. До сих пор вспоминал он первые дни своего пребывания в Крыму, когда после тяжёлой дороги ему порой становилось очень плохо, его лихорадило, в голове всё мутилось, и вдруг чья-то рука подносила к его губам кружку с каким-то странным питьём. Он пытался отказаться, оттолкнуть руку с кружкой, но доброе женское лицо, улыбающееся как будто слегка виновато, склонялось над ним, а приятный голос, в котором странно сочетались мольба и решимость, уговаривал его выпить хоть немного, иначе женщина не покинет комнаты. И капитан глотал прохладный напиток, будучи уверенным, что его поит покойная жена, ведь это было в её характере, и заботиться о любимом человеке ей не помешала бы даже смерть. Но потом, когда рассудок больного понемногу прояснялся, он начинал понимать, что это совсем другая женщина, гораздо моложе покойницы, к тому же прядь волос, иногда выбивавшаяся у неё из-под чепца, была русой, а не цвета спелой пшеницы. И всё-таки они казались сёстрами – отчасти оттого, что обе слегка полноватые, круглолицые и не обладали красотой, но искупали это добрыми глазами и приятными улыбками, но скорее даже оттого, что обеих роднило стремление помочь другим людям даже ценой обделения себя. И частично из-за этого едва ли не мистического сходства его кухарки – солдатской вдовы, матери троих детей – с покойной супругой, частично из-за того, что она так вкусно и с душой готовила вроде бы обычные блюда, капитан, первое время страдавший отсутствием аппетита и съедавший хоть что-нибудь лишь после долгих уговоров и её укоризненных взглядов, потом не только опустошал кружку и тарелку, но и требовал добавки.
Были и другие люди, которым пожилой капитан тоже был очень благодарен за их бескорыстную заботу, в том числе и остальные приставленные к нему слуги. Он удивлялся, как они терпели его ворчание, а в ответ на требования оставить его в покое лишь улыбались ему так, словно он был неразумным ребёнком, и говорили:
– Ваше скородие (потом уже капитан понял, что это они так «ваше высокородие» произносят), не можно нам уйти, барин молодой за вас так переживают, велели нам о вас всячески заботиться. Вы же их любимый наставник, как же они без вас-то?
И ведь делали то, что барин приказал, несмотря на протесты, впрочем, вялые, и не только потому, что сил на это у пожилого иностранца, по крайней мере, первое время, явно не хватало. Как можно было отказать людям, которые так искренне заботятся о тебе и не требуют ничего взамен?
А потом пребывание в постели постепенно сокращалось, капитан уже потихоньку вставал, прохаживался по комнате. Но потом произошло настоящее чудо. Из Англии пришло письмо, в котором говорилось, что известие о смерти его сына было ложным! Сын капитана был жив. Более того, он вместе с женой и детьми собирался ехать сюда, к отцу! И теперь уже капитан просто не имел права позволить себе умереть, не дождавшись встречи! Потому и неудивительно, что он пошел на поправку, ведь жизнь его снова наполнилась смыслом. И этим он удивил не только себя, но и всех остальных, в том числе и врача, хотя последний прежде уже излечил от той же болезни тётушку его бывшего ученика – хозяина поместья.
После того, как его пациент достаточно окреп, доктор начал выгонять его на прогулку сначала в сад, затем – в горы, и везде, помимо врача, капитана сопровождал старший сын кухарки, ровесник тех трёх мичманов, которых отправили на самое лучшее судно. И надо сказать, что сопровождающий оказался как нельзя кстати, ведь в первый свой выход из комнаты, вдохнув свежий воздух, капитан с непривычки почувствовал головокружение, зашатался, как пьяный, и был вынужден вцепиться в дверной косяк. Зато потом он не только привык к прогулкам, но и полюбил их.
И постепенно все принимаемые меры возымели свой эффект. От пребывания вне дома кожа у пожилого англичанина порозовела, а от летней жары – покрылась загаром. Дышать горным воздухом было непривычно легко и свободно, так что приступы кашля становились все реже и реже, пока не прекратились совсем. Кроме того, к возвращению в отведённые ему покои больной умудрялся нагулять аппетит, а поскольку еда становилась всё сытнее, к тому же лечение жиром продолжалось, он однажды с удивлением обнаружил, что не просто вернулся к своему весу до болезни, а ещё и слегка располнел. И, как ни странно, появление лишних округлостей не расстроило, а наоборот, обрадовало его. Да и очень многое, на что он, может, раньше и не обратил бы внимания, вызывало у него почти детский восторг. Например, то, что в Крыму вечером быстро и как-то сразу темнеет, а звёзды, усыпающие почерневший небосвод, кажутся огромными, протяни руку – и дотронешься до них. Или то, что, когда над поверхностью воды показываются едва вылупившиеся мошки, море словно закипает от охотящихся на них рыбок. Или проплывшая мимо стая дельфинов. Или то, что теперь можно вдыхать воздух, не мучаясь от боли в груди и кашля. Или то, что, когда он пишет письмо, рука у него больше не трясётся. А ещё старого капитана обрадовало и растрогало до слёз то, что его названный сын сделал ему роскошный подарок – штатскую одежду и обувь, пошитые по последней моде, да еще и на заказ, по его меркам…
А затем в жизни бывшего барского наставника произошло несколько значимых событий. Сначала, в конце лета, он наконец-то увидел считавшегося погибшим сына, а также невестку и внуков, с которыми несколько лет был в разлуке. Ну а в начале сентября, когда погода была всё ещё достаточно тёплой, прибывшие с родины бывшие мичманы и другие люди, которым приходили письма из Тавриды, не могли скрыть удивлённых возгласов. Ведь вместо дряхлого старика с морщинистым лицом, находившегося на последнем издыхании, их встретил пожилой человек, загорелый, словно бы помолодевший, заметно округлившийся, твёрдо державшийся на ногах и отнюдь не собиравшийся помирать, причём его голубые глаза, теперь особенно выделявшиеся на загорелом лице, светились от радости. А он искренне был рад всем, кто навестил его, и одновременно смеялся и плакал…
Потом же перемены следовали одна за другой. Это и венчание молодого барина, на котором капитан был желанным гостем, и принятие русского подданства, и недолгое возвращение на морскую службу – на сей раз российскую, – патрулирование побережья Чёрного моря, а затем и окончательная отставка с передачей командования старшему помощнику, выслуга которого к тому времени оказалась достаточной для того, чтобы стать капитаном корабля. И теперь капитана больше не пугала отставка, ведь стараниями его названного сына ему была обеспечены достойная пенсия по общей выслуге лет и потомственное дворянство согласно Табели о Рангах. Впрочем, унаследовать дворянство смогли бы лишь те дети, которые родились бы у него после становления его дворянином. Но единственный сын, ставший капитаном, и так завоевал себе дворянство и титул в бою. Да и то, что все его бывшие мичманы постепенно сдали экзамен на лейтенанта, даже тот, который считался самым безнадёжным, не могло не радовать теперь уже отставного капитана, как, впрочем, и то, что старый корабль, казалось бы, обречённый гнить на якоре, после ремонта начал новую жизнь и опять участвовал в бою, а двое бывших лейтенантов будто стряхнули с себя оцепенение и стали один – хорошим капитаном, а второй – его старшим помощником.
А время шло, и пожилой англичанин всё больше чувствовал себя русским, даже привык спать после обеда, особенно в летний зной. И, живя среди русских: благородных аристократов, для которых слова о чести и достоинстве не пустой звук, и крестьян, таких простых и в то же время таких смекалистых и таких заботливых, – он привык общаться на их родном языке и давно забыл бы свой, если бы не весточки с родины и не приезд родных и всех, кому он был небезразличен. И даже отставка не огорчала его, ведь у него нашлись новые занятия. А всё потому, что его почему-то полюбили дети, причём не только его внуки, но и дети бывшего ученика и владельцев соседних поместий, а также крестьянская ребятня. А ему так нравилось играть с ними, учить их делать кораблики, а то и просто рассказывать им что-нибудь! И, как ни странно, это почти не утомляло его, наоборот, как будто придавало ему сил.
Конечно, капитан отблагодарил всех, кто о нём заботился. Кого-то – добрым словом, кого-то – тем, что занимался потом с их детьми, кого-то – гостинцами, а врачу, отказавшемуся брать деньги с наставника своего лучшего друга, подарил щенка из рождённых незадолго до этого его собакой. Вот только достойной награды для бывшей кухарки и сиделки, продолжавшей о нём заботиться и после выздоровления, он сначала не мог подыскать. Но вот однажды глаза у него открылись. Вспомнив её слегка виноватую улыбку, то, как ловко она поправляла его подушку и как вкусно она готовила, как старалась ему угодить, то, какой нежной, заботливой и в то же время настойчивой она могла быть, да и многие другие вещи, отставной капитан догадался, что её чувства были отнюдь не теми, которые служанке позволено испытывать к господину. Более того, тогда же он понял, что и сам испытывает к ней нечто большее, чем простая благодарность. А это значило, что для него есть шанс начать новую жизнь и во второй раз обрести своё счастье. И неважно, что его избранница – крепостная, ведь её барин, который никогда не наказывал своих крестьян без нужды, а её уважал и ласково звал нянюшкой, не откажет своему бывшему учителю и даст ей и её детям вольные. А сын… сын поймёт. Может быть, не сразу, но поймёт. И даже порадуется за отца, ведь тот возродился для новой жизни.
@темы: Сесил Скотт Форестер, Джен, Гет, Новогодний фест-календарь 2015, Экранизации, Фанфики
-
-
10.01.2015 в 11:31Если бы дело происходило в ЖеЖешечке, я бы обязательно ехидно поинтересовалась, нет ли здесь пропаганды крымнашества.
«– Ваше скородие, не можно нам уйти.
...
И, живя среди русских, он привык общаться на их родном языке».
А откуда он знает русский?
«её чувства были отнюдь не теми, которые служанке позволено испытывать к господину. Более того, тогда же он понял, что и сам испытывает к ней нечто большее, чем простая благодарность. А это значило, что для него есть шанс начать новую жизнь и во второй раз обрести своё счастье».
Люблю хэппи-энды, грешна...
А вообще спасибо за фанфик, я едва не прослезилась.
Жир, как я понимаю, барсучий?
-
-
10.01.2015 в 12:10Emily Sm-t, Написано очень душевно и тепло, спасибо за неожиданный подарок!
-
-
10.01.2015 в 13:35Я могу, конечно, расписать это подробнее, но русский язык капитан Кин хоть сколько-нибудь выучил благодаря русскому аристократу - побратиму его сына. А потом пришлось более углубленно язык изучать, ведь если русские дворяне - полиглоты, то крестьяне...
А я теперь не могу без уползаний и хэппи-эндов. Мне Кину захотелось что-то такое хорошее сделать еще в книге, когда он устроил перевод Горацио к сэру Эдварду, а Горацио не хотел его бросать... А в фильме в этой сцене у Кина даже лицо перекосило, настолько неожиданными были слова Горацио. И Кин даже прослезился. А если учесть, что в фильме Кину не дали даже умереть с честью, высмеяли его смерть, то я решила, пусть выживет и не будет одинок, пусть все у него будет хорошо и пусть Горацио не мучается, что бросил своего первого капитана.
Да я сама, когда представляла все это возвращение к жизни, прослезилась. А какие моменты Вас больше всего тронули?
Не только барсучий. Еще свинное сало и рыбий жир. Кстати, я читала, жиром и после Великой Отечественной, когда не на всех хватало лекарств, лечились. А травы - издавна известно несколько. Например, кошачья лапка. Она кровь останавливает и не только.
-
-
10.01.2015 в 13:37И рада, что душевно получилось.
Кстати, звезды, ловля мошкары рыбой, стаи дельфинов и послеобеденный сон в летнюю жару - это я в том числе и сама видела и ощущала.
-
-
10.01.2015 в 13:39-
-
10.01.2015 в 13:41-
-
10.01.2015 в 13:50Да понятно, что тут просто хорошо проработанная матчасть. Но в ЖЖ обитает много озабоченных людей, которые любой невинный текст способны перетолковать вкривь и вкось...
«Я могу, конечно, расписать это подробнее, но русский язык капитан Кин хоть сколько-нибудь выучил благодаря русскому аристократу - побратиму его сына».
Да не нужно, достаточно.
«А какие моменты Вас больше всего тронули?»
От «когда-то он почти умирал от болезни» и до «на самом деле – умирать», и последний абзац.
Ну, травы – святое дело. Но я думала, что рыбий жир – он только от рахита, а сало... ну разве что откармливать голодных.
-
-
10.01.2015 в 17:00-
-
10.01.2015 в 17:28-
-
10.01.2015 в 21:32-
-
10.01.2015 в 21:45Рада, что достаточно.
И это неудивительно. Меня саму они тоже трогали.
Так я читала, что рыбий жир и сало тоже нужны, могу дать ссылку на лечение чахотки народными средствами. Кстати, везде пишут, что таких больных надо откармливать калорийной пищей с большим количеством белков, отпаивать молоком. Да, может, научно тогда что-то не было доказано, но кухарка могла сообразить, что, раз капитан Кин такой истощенный, значит, ест плохо, а все потому, наверное, что в британском флоте капитанов плохо кормят, следовательно, его непременно надо откормить, чтобы на человека стал похож. Вот и перекормила даже.
-
-
10.01.2015 в 21:50-
-
10.01.2015 в 21:58-
-
10.01.2015 в 22:41Росица, ну, она-то не знает, что при чахотке в запущенной форме человек практически теряет аппетит. У неё всё получилось от обратного. А впрочем, её забота возымела свой эффект
Emily Sm-t, да, мичманы узнаны)
Nikki Lonely Timelord, это здорово! А в каком количестве узнаны и где обнаружился ООС?
-
-
10.01.2015 в 22:45>> где обнаружился ООС?
Везде)
-
-
10.01.2015 в 22:55Nikki Lonely Timelord, ну, я вообще только одного из мичманов намеренно сделала ООС. Но если ООС везде, то в чём он проявился, что, как ты думаешь, его вызвало?
-
-
10.01.2015 в 23:25Фантазия вызвала, я думаю))
-
-
11.01.2015 в 02:15Nikki Lonely Timelord, чья? Моя? Или твоя как читателя?
А всё-таки, мне реально интересно, кто ещё угадал канонических героев, кроме капитана Кина, имя которого есть в списке персонажей.
-
-
11.01.2015 в 02:26Моя, как читателя, преломленная через твою, как писателя, фантазия которого преломлена экранизацией)
А всё-таки, мне реально интересно, кто ещё угадал канонических героев, кроме капитана Кина, имя которого есть в списке персонажей. Ну Арчи (почему-то рыжего), Горацио и музицирующего Клейтона ни с кем не спутаешь, равно как и мичмана-перестарка Симпсона)
-
-
11.01.2015 в 02:28Про кошачью лапку - тут. Да, я не упоминаю её открыто, но она явно была среди прочих трав, из которых делали лечебные настои и отвары. Она не только останавливает кровотечение (не обязательно при чахотке), но и успокаивает, обезболивает и способствует повышению иммунитета (в этой траве в том числе и аскорбиновая кислота, она же витамин C, есть).
Про использование в лечении различных видов жира - здесь (ближе к концу книги).
Что касается лечения чахотки климатом Крыма и благотворного воздействия на больных прогулок по горным тропам, то научно доказали это в России в середине 19 века, но, во-первых, лечение климатом (а также водами) различных болезней было известно издревле, а во-вторых, я допустила, что есть талантливый врач, которому лет 30, не больше, любящий и умеющий находить и осваивать новые методы лечения, а также путешествовать по России и другим странам в поисках народных средств и выбирать лучшие из них, к тому же обладающий прекрасно развитой интуицией и отчасти опережающий своё время. Тем более, этот врач уже одного пациента, вернее, пациентку, вылечил, значит, с капитаном ему уже было отчасти проще, хотя случай попался более запущенный по сравнению с предыдущим.
-
-
11.01.2015 в 02:32Nikki Lonely Timelord, а разве Арчи не рыжий? Я всегда считала его рыжим, особенно в эпизоде, когда они во Франции. И у него ещё вроде бы веснушки на лице.
Рада, что ты всех их угадала. И вот как раз относительно Симпсона у меня АУ и ООС по части распределения по кораблям. Относительно Клейтона - просто АУ.
-
-
11.01.2015 в 02:41Nikki Lonely Timelord, на самом деле, не только экранизацией, но и книгой, но больше - да, экранизацией. Ну а про пользу крымского климата (Южного берега Крыма - района Ялты и Алупки и местечка Канака Алуштинского района. Правда, про Канаку знают меньше, да и про пользу местного климата узнали только во время Первой мировой войны, а вот в окрестностях Ялты российские аристократы как раз ко времени действия первой серии "Хорнблауэра" уже имели поместья) я неоднократно слышала во время экскурсий.
Ух ты, как же интересно всё преломилось-то!
А интересно, узнаваем ли Кин и без упоминания его имени в списке персонажей? И относительно него - АУ или ещё и ООС?
-
-
11.01.2015 в 10:14-
-
11.01.2015 в 12:35А я теперь не могу без уползаний и хэппи-эндов. Мне Кину захотелось что-то такое хорошее сделать еще в книге, когда он устроил перевод Горацио к сэру Эдварду, а Горацио не хотел его бросать... А в фильме в этой сцене у Кина даже лицо перекосило, настолько неожиданными были слова Горацио. И Кин даже прослезился. А если учесть, что в фильме Кину не дали даже умереть с честью, высмеяли его смерть, то я решила, пусть выживет и не будет одинок, пусть все у него будет хорошо и пусть Горацио не мучается, что бросил своего первого капитана.
Это очень хороший побудительный момент для фика. И в климатотерапию как средство лечения чахотки я тоже верю. Достаточно правдоподобное уползание.
Росица, Если бы дело происходило в ЖеЖешечке, я бы обязательно ехидно поинтересовалась, нет ли здесь пропаганды крымнашества. ))
Так наоборот же
Прошу прощения за оффтоп.
Emily Sm-t, замечательное начало фика - мне очень напомнило горячо любимого Штильмарка.
Судно, когда-то горячо любимое капитаном, потом словно заразилось от него и медленно гнило.
Классно сформулировано!
А двое, один из которых - черноволосый и кареглазый сын врача, а другой – светловолосый аристократ с васильково-синими глазами, почему-то воспротивились. Хотя, возможно, причины у каждого из двоих были: сын врача, несмотря на свою радость от перевода, который ему с его происхождением казался недостижимым, не мог бросить человека, столь много сделавшего для него, а молодой аристократ – капитана, бывшего когда-то наставником его старшего брата. Но он всё равно сделал так, как необходимо было для их блага, ведь негоже молодым и способным юношам, у которых всё впереди, прозябать на разваливающемся корабле с умирающим капитаном! Тогда же мичмана, тиранившего своих товарищей, отправили на корабль, где из него могли бы сделать человека. Ну а ещё один обитатель мичманской, которого скорее можно было бы представить музицирующим в своём поместье и который так заботился о троих переводимых товарищах и о капитане, что отказывался становиться лейтенантом, тем же распоряжением был оставлен на старом корабле для подготовки к экзамену.
А вот тут - нет. Довольно корявый получился пересказ, длинные повторяющиеся описания, из которых не сразу поймешь, кто есть кто, чем все эти люди друг от друга отличаются, и что тут из канона, а что АУ. Ну и живые люди редко думают о знакомых им людях в терминах "черноволосый мичман, который... а еще другой мичман". Тут бы как-нибудь сократить.
– Ваше скородие (потом уже капитан понял, что это они так «ваше высокородие» произносят), не можно нам уйти, барин молодой за вас так переживают, велели нам о вас всячески заботиться. Вы же их любимый наставник, как же они без вас-то?
Ойй, а вот такой стиль в обиходе называется "клюква развесистая" и, честно говоря, он плохо смотрится даже в российских популярных сериалах про "старые времена". А уж в повествовании с точки зрения англичанина, который русскую речь должен слышать как иностранную, и вовсе выглядит неуместно.
Еще несколько царапает слово "пожилой" - оно повторяется довольно часто и при этом не кажется подходящим эпохе.
А что все-таки делали два русских офицера (братья) на мичманской службе в английском флоте?
И, как ни странно, появление лишних округлостей не расстроило, а наоборот, обрадовало его.
А "округлости" - это не про женщину обычно?
принятие русского подданства, и недолгое возвращение на морскую службу – на сей раз российскую, – патрулирование побережья Чёрного моря
И тут, внезапно, Крымская война! С АнглиейЛадно, это я передергиваю. Тут про более раннее время, правильно же?И теперь капитана больше не пугала отставка, ведь стараниями его названного сына ему была обеспечены достойная пенсия по общей выслуге лет и потомственное дворянство согласно Табели о Рангах.
А что, российская табель о рангах учитывала выслугу в вооруженных силах другого государства???
Не только барсучий. Еще свинное сало и рыбий жир. Кстати, я читала, жиром и после Великой Отечественной, когда не на всех хватало лекарств, лечились.
Да им (барсучьим жиром), в общем, и сейчас лечатся. Народное средство от бронхита и пневмонии. Только не внутрь!
Спасибо за ссылки на матчасть по лекарственным средствам. Интересно.
-
-
11.01.2015 в 13:07Поскольку НАТО ещё нет, это будет называться «англичанка гадит».
-
-
11.01.2015 в 13:41В том-то и дело, что действие начала "Хорнблауэра" происходит в екатерининские времена, конец - примерно в павловские, до Крымской войны еще далеко.
А про учет службы за границей я прочитала в материалах по Табели о рангах. Могу потом процитировать.
По поводу замечаний - подскажите, пожалуйста, как это переформулировать, я попробую. Хотя насчет второго замечания у меня идеи есть.
-
-
11.01.2015 в 13:47И да, капитан Кин явно не стал бы вредить государству, приютившему его. Особенно после того, как его приняли как родного, выходили, дали возможность достойно жить.
А как заменить "пожилой" и "округлости"?
-
-
11.01.2015 в 13:49-
-
11.01.2015 в 13:58Пожилой – немолодой, в годах.
Округлости – заменить трудно, скорее «тело округлилось» или что-то в этом духе.
-
-
11.01.2015 в 14:28Ты говорила, что фик на ФБ был у тебя первым полностью дописанным.
про учет службы за границей я прочитала в материалах по Табели о рангах. Могу потом процитировать.
Круто. Я не знала.
два русских на британских кораблях обучение проходили. Со времен Петра Первого так повелось, причем при Петре наши не только в британском флоте служили и учились. А сколько бывших офицеров британского флота у нас служило! Причем часть - как раз во времена Екатерины Великой.
Понятно. Просто это не было ясно из текста
а что из Штильмарка это напомнило?
"Наследник из Калькутты", самое начало.
Округлости – заменить трудно, скорее «тело округлилось» или что-то в этом духе.
"Любимый жилет перестал застёгиваться"