Потихоньку начинаю выкладывать заключительную часть трилогии "Колесница Джаганнатха" – "Черный тигр, белый орел". Это черновик. Текст не бечен и не вычитан, отдельные детали могут измениться. Буду рада любой конструктивной критике.
Название, пока предварительное: И британский лев
Автор: Кериса
Бета: пока нету
Канон: Ж. Верн «20 000 лье под водой», постканон
Пейринг/Персонажи: профессор Аронакс, Консель, капитан Немо и команда «Наутилуса», ОМП и ОЖП в ассортименте
Категория: преслэш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: альтернативная клиническая картина травмы от электрического тока
Глава 1
Я медленно всплывал из небытия в ледяную и колючую реальность. Мне было плохо – в горле пересохло, распухший язык лежал во рту шершавым камнем, могильный холод пробирал до костей, а еще казалось, будто я что-то забыл – одновременно и что-то очень хорошее, и очень плохое.
За закрытыми веками тлела коричневая тьма. Память постепенно возвращалась – я вспомнил, что нахожусь в плену у полковника Спенсера, что меня пытают жаждой, вынуждая назвать место встречи с капитаном Немо, и что я простудился, собирая дождевую воду с помощью своей сорочки. Сейчас я открою глаза – и снова увижу узкую стылую комнатку с тусклыми синими обоями и серый прямоугольник окна, расчерченный на ломти решеткой. По-видимому, все, что случилось потом – мой побег с Красновским, убежище на старом баркасе, возвращение на «Наутилус» и наш поход в Черное море, – было просто фантастически ярким сном.
Сном, из которого мне мучительно не хотелось просыпаться.
Вдруг я услышал скрип стула и шелест переворачиваемой страницы. В синей спальне просто не могло родиться подобных звуков – и я в изумлении распахнул глаза. И увидел Збигнева, сидящего рядом с моей кроватью с книгой в руках. Я был на «Наутилусе», в своей бывшей каюте, полумрак рассеивала лишь настольная лампа, а моторы не гудели потому, что субмарина, по всей видимости, лежала на дне.
Облегчение, которое я испытал, было сродни счастью.
– Збигнев, – позвал я, но из моих уст вырвался лишь невнятный хриплый звук.
Он тут же поднял голову, отложил книгу на столик и наклонился ко мне.
– Господин профессор, как вы себя чувствуете? Хотите пить?
– Да, – непослушными губами вымолвил я – и осознал, что снова могу говорить.
Збигнев налил из графина воды, приобнял меня за плечи, помогая сесть, и поднес стакан к моим губам. Вода была чистой, холодной и очень вкусной. Я выпил один стакан, потом второй, затем третий. В голове слегка прояснилось, вязкая тошнотная пелена начала рассеиваться.
Збигнев осторожно уложил меня обратно, подоткнул со всех сторон одеяло.
– Какое сегодня число? – с трудом выговорил я.
– 21 октября.
Пять дней после выстрела Красновского! И два дня после того, как я приходил в себя в последний раз. Не удивительно, что меня снова мучила жажда.
Я собрал всю свою волю и попытался пошевелить руками, но не смог – только острая боль пронзила меня от локтя и до кисти.
– Расскажите… про все, – выдохнул я.
Збигнев посмотрел на меня с сомнением, будто не знал, что мне можно рассказать, а чего не стоит.
– Мы все еще в Черном море, – осторожно начал он. – И у нас осталось шесть торпед. Две пришлось взорвать во время испытаний. Но зато теперь мы точно знаем, от удара какой силы они взрываются.
Боль в руках не утихала, а напротив, жгла меня все сильнее. Мне будто напустили в кости расплавленного свинца – тонкая нить жгучей боли расходилась по нервам колючим жаром, впивалась в ладони и пальцы полчищами ядовитых муравьев.
– В Босфоре сети и минные заграждения, причем до самого дна, – продолжал между тем Збигнев. – Мины британские, судя по маркировке. Через Босфор пропускают суда с осадкой не больше трех метров. Тот, кто все это затеял, неплохо подготовился.
Я закрыл глаза. Надо было прикладывать усилия, чтобы дышать по-прежнему ровно и размеренно и не кусать губ.
– Господин Аронакс, вам хуже?
– Збигнев… спасибо, – с трудом вымолвил я. – Теперь идите. Мне больше ничего не нужно.
– Простите, господин профессор, но у меня приказ, – извиняющимся тоном возразил тот. – Если я уйду, а с вами что-то случится, капитан мне голову оторвет.
– Ну что может со мной случиться? – я не смог сдержать невольного раздражения.
– Я должен быть рядом. Не обращайте на меня внимания. Считайте, я тут вместо шкафа.
Он глубоко вздохнул, а потом добавил:
– После этих пуль всегда так. Если вообще жив останешься, потом все на свете проклянешь.
Я понял, что он не уйдет – нечего было и надеяться, что моя просьба перевесит приказ капитана «Наутилуса». Боль накатывала волнами, временами становясь нестерпимой. Я не мог удержать в голове ни одной связной мысли, чтобы отвлечься, и потому начал просто считать от одного до десяти, потом до ста, потом до тысячи, посвятив все усилия тому, чтобы не стонать и не пропускать ни одной цифры. Руки жгло и терзало, будто каждый нерв накручивали на крошечный раскаленный крючок.
Я дошел до пяти тысяч, когда боль начала понемногу слабеть, превращаясь в колючий электрический зуд. После шести тысяч пятисот я уже мог подумать о чем-то другом – например, о смертоносных минах, закрывающих для нас выход из Черного моря, и о том, где в южной Европе можно найти химически чистый металлический натрий. Я лежал с закрытыми глазами, не шевелясь и не издавая ни звука и поэтому, наверно, выглядел спящим.
Потом я услышал щелчок замка, короткий скрип открывающейся двери – и в каюту вошел капитан Немо. Я узнал его по шагам еще раньше, чем он заговорил со Збигневым – негромко, явно оберегая мой сон. Збигнев отвечал, также понизив голос – и тоже на наречии экипажа «Наутилуса», так что я не понял ни слова. Они обменялись парой десятков фраз, а потом Збигнев вышел из каюты в коридор, ведущий на корму.
Мы с капитаном остались вдвоем.
В другое время я ни за что не стал бы красть его внимание, притворяясь спящим, но теперь я был слишком вымотан ранением, болью и жаждой утешения. Мне хотелось, чтобы он побыл рядом со мной, но я знал, что никогда не осмелюсь попросить его об этом. О чем я тогда думал и на что надеялся? На то, что Немо сядет на стул и, может, возьмется за книгу, которую читал Збигнев, а я буду слушать тихий шелест страниц и украдкой посматривать на капитана сквозь сомкнутые ресницы?
Помню, что с замиранием сердца прислушивался к его шагам, больше всего боясь, что он уйдет к себе и оставит меня. Вместо этого он подошел к кровати, присел на край – я услышал легкий скрип матраца, прогнувшегося под его весом, – и взял меня за руку.
Не знаю, каким чудом мне удалось не вздрогнуть. Будто тысячи раскаленных иголок разом впились мне в ладонь, но и сквозь их колючий зуд я отчетливо почувствовал прикосновение капитана. Немо развернул мою руку ладонью вверх и стал осторожно, но решительно растирать ее – от кончиков пальцев к центру ладони и обратно, и подушечкой большого пальца по кругу, нажимая то сильнее, то мягче. Уже через несколько минут болезненное покалывание стало слабеть, таять, растворяться в ощущениях от его теплых уверенных пальцев.
Кажется, я забыл, что дышать надо по-прежнему размеренно и ровно. Кажется, я вообще забыл, что надо дышать.
Когда от колючего зуда в ладони осталось только чувство легкого онемения, Немо взял меня за другую руку, и повторил все, что делал, еще раз. А потом произнес – как ни в чем не бывало, будто я и не притворялся спящим:
– А теперь, профессор, попробуйте пошевелить руками.
От чувства мучительной неловкости меня бросило в жар. Он обнаружил мое притворство! Глубоко вздохнув, я пошевелил пальцами, несколько раз сжал и разжал кулаки, и только после этого решился открыть глаза и посмотреть капитану в лицо.
Он смотрел на меня ласково – но словно бы издалека.
– Как вы себя чувствуете, господин Аронакс?
– Спасибо, уже лучше.
– Руки не болят?
– Болели… но теперь уже нет, – я понадеялся, что в полумраке каюты он не видит краски, заливающей мое лицо. – Вы могли бы стать прекрасным врачом.
Немо отрицательно покачал головой.
– Моим людям слишком часто приходилось получать травмы, связанные с электричеством. При определенной силе разряда наступает временный паралич, а последующее восстановление нервной чувствительности крайне болезненно. При еще большей силе разряда параличом сковывает сердечную мышцу, и наступает смерть. Просто чудо, что вы остались в живых, профессор. И это меньшее, что я могу для вас сделать.
Он снова взял меня за руку.
– Насколько я могу судить, примерно через тридцать-сорок часов вы снова сможете встать на ноги. Но в полном объеме координация движений восстановится только через два-три месяца.
– Это совсем не так долго, – тихо сказал я.
Капитан посмотрел на меня странным взглядом, а потом помрачнел, отпустил мою руку и поднялся с кровати. В тишине, лишенной привычного урчания моторов и шелеста морских вод, струящихся вокруг корпуса «Наутилуса», все звуки слышались слишком отчетливо. Немо прошелся по каюте, не глядя на меня, мне показалось, что он о чем-то напряженно думает.
– Вы ведь уже говорили со Збигневым, не так ли, – сказал он спустя несколько минут. – «Наутилус» в ловушке, и я пока не знаю, как из нее выбраться. Босфор перекрыт минными заграждениями, тех торпед, что у нас остались, недостаточно, чтобы полностью их уничтожить и прорваться в Средиземное море. Запасов натрия, питающего электрические батареи, хватит на месяц, максимум на полтора. Если за это время мы не найдем выход, я отпущу вас.
– Я вернулся на «Наутилус» не для того, чтобы уйти с него при первых же трудностях, капитан, – твердо ответил я.
– Вы не понимаете. Я не допущу, чтобы «Наутилус» попал в руки британцев даже поврежденным. Босфор слишком мелководен, они смогут поднять его, даже если мы наткнемся на мину и затонем. А это значит, что я не войду в Босфор, пока не буду уверен, что мы прорвемся. Если иного выхода не будет, я затоплю «Наутилус» в глубоководной части Черного моря. Те из команды, кто захочет уйти – уйдут.
– А вы?
– Я останусь на «Наутилусе».
– Тогда я останусь с вами.
Немо посмотрел на меня долгим взглядом. Его брови гневно сдвинулись, но в глазах была скорее боль, чем гнев.
– Мы вернемся к этому разговору позже… если в нем останется необходимость. Время еще есть. Завтра с наступлением утра разведчики снова пойдут в Босфор – возможно, часть минных заграждений удастся нейтрализовать и не используя торпеды. Отдыхайте, господин Аронакс. Отдыхайте и выздоравливайте. Я очень рассчитываю на вашу светлую голову.
Название, пока предварительное: И британский лев
Автор: Кериса
Бета: пока нету
Канон: Ж. Верн «20 000 лье под водой», постканон
Пейринг/Персонажи: профессор Аронакс, Консель, капитан Немо и команда «Наутилуса», ОМП и ОЖП в ассортименте
Категория: преслэш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: альтернативная клиническая картина травмы от электрического тока
Глава 1
Я медленно всплывал из небытия в ледяную и колючую реальность. Мне было плохо – в горле пересохло, распухший язык лежал во рту шершавым камнем, могильный холод пробирал до костей, а еще казалось, будто я что-то забыл – одновременно и что-то очень хорошее, и очень плохое.
За закрытыми веками тлела коричневая тьма. Память постепенно возвращалась – я вспомнил, что нахожусь в плену у полковника Спенсера, что меня пытают жаждой, вынуждая назвать место встречи с капитаном Немо, и что я простудился, собирая дождевую воду с помощью своей сорочки. Сейчас я открою глаза – и снова увижу узкую стылую комнатку с тусклыми синими обоями и серый прямоугольник окна, расчерченный на ломти решеткой. По-видимому, все, что случилось потом – мой побег с Красновским, убежище на старом баркасе, возвращение на «Наутилус» и наш поход в Черное море, – было просто фантастически ярким сном.
Сном, из которого мне мучительно не хотелось просыпаться.
Вдруг я услышал скрип стула и шелест переворачиваемой страницы. В синей спальне просто не могло родиться подобных звуков – и я в изумлении распахнул глаза. И увидел Збигнева, сидящего рядом с моей кроватью с книгой в руках. Я был на «Наутилусе», в своей бывшей каюте, полумрак рассеивала лишь настольная лампа, а моторы не гудели потому, что субмарина, по всей видимости, лежала на дне.
Облегчение, которое я испытал, было сродни счастью.
– Збигнев, – позвал я, но из моих уст вырвался лишь невнятный хриплый звук.
Он тут же поднял голову, отложил книгу на столик и наклонился ко мне.
– Господин профессор, как вы себя чувствуете? Хотите пить?
– Да, – непослушными губами вымолвил я – и осознал, что снова могу говорить.
Збигнев налил из графина воды, приобнял меня за плечи, помогая сесть, и поднес стакан к моим губам. Вода была чистой, холодной и очень вкусной. Я выпил один стакан, потом второй, затем третий. В голове слегка прояснилось, вязкая тошнотная пелена начала рассеиваться.
Збигнев осторожно уложил меня обратно, подоткнул со всех сторон одеяло.
– Какое сегодня число? – с трудом выговорил я.
– 21 октября.
Пять дней после выстрела Красновского! И два дня после того, как я приходил в себя в последний раз. Не удивительно, что меня снова мучила жажда.
Я собрал всю свою волю и попытался пошевелить руками, но не смог – только острая боль пронзила меня от локтя и до кисти.
– Расскажите… про все, – выдохнул я.
Збигнев посмотрел на меня с сомнением, будто не знал, что мне можно рассказать, а чего не стоит.
– Мы все еще в Черном море, – осторожно начал он. – И у нас осталось шесть торпед. Две пришлось взорвать во время испытаний. Но зато теперь мы точно знаем, от удара какой силы они взрываются.
Боль в руках не утихала, а напротив, жгла меня все сильнее. Мне будто напустили в кости расплавленного свинца – тонкая нить жгучей боли расходилась по нервам колючим жаром, впивалась в ладони и пальцы полчищами ядовитых муравьев.
– В Босфоре сети и минные заграждения, причем до самого дна, – продолжал между тем Збигнев. – Мины британские, судя по маркировке. Через Босфор пропускают суда с осадкой не больше трех метров. Тот, кто все это затеял, неплохо подготовился.
Я закрыл глаза. Надо было прикладывать усилия, чтобы дышать по-прежнему ровно и размеренно и не кусать губ.
– Господин Аронакс, вам хуже?
– Збигнев… спасибо, – с трудом вымолвил я. – Теперь идите. Мне больше ничего не нужно.
– Простите, господин профессор, но у меня приказ, – извиняющимся тоном возразил тот. – Если я уйду, а с вами что-то случится, капитан мне голову оторвет.
– Ну что может со мной случиться? – я не смог сдержать невольного раздражения.
– Я должен быть рядом. Не обращайте на меня внимания. Считайте, я тут вместо шкафа.
Он глубоко вздохнул, а потом добавил:
– После этих пуль всегда так. Если вообще жив останешься, потом все на свете проклянешь.
Я понял, что он не уйдет – нечего было и надеяться, что моя просьба перевесит приказ капитана «Наутилуса». Боль накатывала волнами, временами становясь нестерпимой. Я не мог удержать в голове ни одной связной мысли, чтобы отвлечься, и потому начал просто считать от одного до десяти, потом до ста, потом до тысячи, посвятив все усилия тому, чтобы не стонать и не пропускать ни одной цифры. Руки жгло и терзало, будто каждый нерв накручивали на крошечный раскаленный крючок.
Я дошел до пяти тысяч, когда боль начала понемногу слабеть, превращаясь в колючий электрический зуд. После шести тысяч пятисот я уже мог подумать о чем-то другом – например, о смертоносных минах, закрывающих для нас выход из Черного моря, и о том, где в южной Европе можно найти химически чистый металлический натрий. Я лежал с закрытыми глазами, не шевелясь и не издавая ни звука и поэтому, наверно, выглядел спящим.
Потом я услышал щелчок замка, короткий скрип открывающейся двери – и в каюту вошел капитан Немо. Я узнал его по шагам еще раньше, чем он заговорил со Збигневым – негромко, явно оберегая мой сон. Збигнев отвечал, также понизив голос – и тоже на наречии экипажа «Наутилуса», так что я не понял ни слова. Они обменялись парой десятков фраз, а потом Збигнев вышел из каюты в коридор, ведущий на корму.
Мы с капитаном остались вдвоем.
В другое время я ни за что не стал бы красть его внимание, притворяясь спящим, но теперь я был слишком вымотан ранением, болью и жаждой утешения. Мне хотелось, чтобы он побыл рядом со мной, но я знал, что никогда не осмелюсь попросить его об этом. О чем я тогда думал и на что надеялся? На то, что Немо сядет на стул и, может, возьмется за книгу, которую читал Збигнев, а я буду слушать тихий шелест страниц и украдкой посматривать на капитана сквозь сомкнутые ресницы?
Помню, что с замиранием сердца прислушивался к его шагам, больше всего боясь, что он уйдет к себе и оставит меня. Вместо этого он подошел к кровати, присел на край – я услышал легкий скрип матраца, прогнувшегося под его весом, – и взял меня за руку.
Не знаю, каким чудом мне удалось не вздрогнуть. Будто тысячи раскаленных иголок разом впились мне в ладонь, но и сквозь их колючий зуд я отчетливо почувствовал прикосновение капитана. Немо развернул мою руку ладонью вверх и стал осторожно, но решительно растирать ее – от кончиков пальцев к центру ладони и обратно, и подушечкой большого пальца по кругу, нажимая то сильнее, то мягче. Уже через несколько минут болезненное покалывание стало слабеть, таять, растворяться в ощущениях от его теплых уверенных пальцев.
Кажется, я забыл, что дышать надо по-прежнему размеренно и ровно. Кажется, я вообще забыл, что надо дышать.
Когда от колючего зуда в ладони осталось только чувство легкого онемения, Немо взял меня за другую руку, и повторил все, что делал, еще раз. А потом произнес – как ни в чем не бывало, будто я и не притворялся спящим:
– А теперь, профессор, попробуйте пошевелить руками.
От чувства мучительной неловкости меня бросило в жар. Он обнаружил мое притворство! Глубоко вздохнув, я пошевелил пальцами, несколько раз сжал и разжал кулаки, и только после этого решился открыть глаза и посмотреть капитану в лицо.
Он смотрел на меня ласково – но словно бы издалека.
– Как вы себя чувствуете, господин Аронакс?
– Спасибо, уже лучше.
– Руки не болят?
– Болели… но теперь уже нет, – я понадеялся, что в полумраке каюты он не видит краски, заливающей мое лицо. – Вы могли бы стать прекрасным врачом.
Немо отрицательно покачал головой.
– Моим людям слишком часто приходилось получать травмы, связанные с электричеством. При определенной силе разряда наступает временный паралич, а последующее восстановление нервной чувствительности крайне болезненно. При еще большей силе разряда параличом сковывает сердечную мышцу, и наступает смерть. Просто чудо, что вы остались в живых, профессор. И это меньшее, что я могу для вас сделать.
Он снова взял меня за руку.
– Насколько я могу судить, примерно через тридцать-сорок часов вы снова сможете встать на ноги. Но в полном объеме координация движений восстановится только через два-три месяца.
– Это совсем не так долго, – тихо сказал я.
Капитан посмотрел на меня странным взглядом, а потом помрачнел, отпустил мою руку и поднялся с кровати. В тишине, лишенной привычного урчания моторов и шелеста морских вод, струящихся вокруг корпуса «Наутилуса», все звуки слышались слишком отчетливо. Немо прошелся по каюте, не глядя на меня, мне показалось, что он о чем-то напряженно думает.
– Вы ведь уже говорили со Збигневым, не так ли, – сказал он спустя несколько минут. – «Наутилус» в ловушке, и я пока не знаю, как из нее выбраться. Босфор перекрыт минными заграждениями, тех торпед, что у нас остались, недостаточно, чтобы полностью их уничтожить и прорваться в Средиземное море. Запасов натрия, питающего электрические батареи, хватит на месяц, максимум на полтора. Если за это время мы не найдем выход, я отпущу вас.
– Я вернулся на «Наутилус» не для того, чтобы уйти с него при первых же трудностях, капитан, – твердо ответил я.
– Вы не понимаете. Я не допущу, чтобы «Наутилус» попал в руки британцев даже поврежденным. Босфор слишком мелководен, они смогут поднять его, даже если мы наткнемся на мину и затонем. А это значит, что я не войду в Босфор, пока не буду уверен, что мы прорвемся. Если иного выхода не будет, я затоплю «Наутилус» в глубоководной части Черного моря. Те из команды, кто захочет уйти – уйдут.
– А вы?
– Я останусь на «Наутилусе».
– Тогда я останусь с вами.
Немо посмотрел на меня долгим взглядом. Его брови гневно сдвинулись, но в глазах была скорее боль, чем гнев.
– Мы вернемся к этому разговору позже… если в нем останется необходимость. Время еще есть. Завтра с наступлением утра разведчики снова пойдут в Босфор – возможно, часть минных заграждений удастся нейтрализовать и не используя торпеды. Отдыхайте, господин Аронакс. Отдыхайте и выздоравливайте. Я очень рассчитываю на вашу светлую голову.
-
-
16.06.2016 в 17:10И приятно слышать, что финал - это все еще не конец. Кериса, даешь литературные сериалы!
-
-
16.06.2016 в 19:08Хотя думаю, если не нравится кусками, то все вместе тоже не понравится.
Хотя, не исключено, что бета причешет текст в нечто более приятное глазу – предыдущие части она улучшала очень сильно.
-
-
16.06.2016 в 19:37-
-
16.06.2016 в 19:50Однако раз уж пошла такая пьянка, наверно, лучше дождаться редактуры. Вдруг бета найдет какой психологический или логический косяк, и некоторые сцены придется сильно переделывать? В "Колеснице" она меня приперла тем, что Аронакс после Сиолима или сливает Немо с концами, для всего мира идентифицируя его как принца Даккара, или вообще не упоминает "Наутилус". Пришлось срочно придумывать португальское судно
-
-
16.06.2016 в 20:12-
-
16.06.2016 в 20:23-
-
16.06.2016 в 20:28Просто, ты извини, но я в какой-то момент осознала, что у меня слишком много неприятных ассоциаций вызывают отношения Немо и Аронакса (ну и их обсуждение в комментариях - которое я так или иначе захватывала до или параллельно с текстом - все же почти одновременно на почту приходит). Так что я поняла, что предпочту прочитать эту историю отношений целиком и в контексте всего сюжета, чем переживать, домысливая (причем, возможно, неправильно) каждый кусочек.
-
-
16.06.2016 в 20:58Насчет отношений Немо и Аронакса. Именно здесь мне особенно важна обратная связь, потому что я знаю, что меня регулярно заносит. Это не шпионская интрига, которую я пишу с ясной головой и спокойным сердцем, это закрытие старых гештальтов
и рисование собственной кровью (пардон за пафос). Я знаю, что могу написать чудовищную сцену и потом искренне не понимать, ачотакова. Поэтому я очень благодарна за возврат отражений – а как все это выглядит со стороны. Но понимаю при этом, насколько такая работа может быть тяжела, особенно если у читателя в голове свой хедканон и герои ему небезразличны.-
-
25.06.2016 в 15:04На следующее утро после позднего завтрака я пришел в салон. Стальные створки, закрывающие хрустальные окна, оказались распахнуты – впервые за множество дней. Я бросился к иллюминатору. Яркие солнечные лучи пронизывали чистейшие воды Средиземного моря, освещая пространство вокруг субмарины не хуже прожектора. «Наутилус» шел на глубине около тридцати метров над неровным каменистым дном, глубокими трещинами рассеченным на огромные угловатые глыбы. Когда-то здесь бушевали потоки лавы и падали вулканические бомбы, и море кипело в противоборстве с жаром земных недр. Теперь на черных валунах теснились многочисленные моллюски, губки и кораллы, расцвечивая поверхность камня волшебным ковром.
Я взглянул на карту, на которой Стефан ежедневно отмечал наше местоположение, и сверился с показаниями приборов. «Наутилус» шел на запад вдоль северного побережья Крита. Обрывистые крутые склоны этого гористого острова продолжались и под водой – глядя в левый иллюминатор, я видел постепенно поднимающееся дно – будто огромные неровные ступени, вырубленные семейством великанов. В правом иллюминаторе сияла густая синева – здесь глубина резко увеличивалась, и дно терялось во мгле.
Субмарина шла вдоль берега со скоростью около десяти узлов, и нас сопровождало множество рыб. Я видел стройных серебристых кефалей, стремительных полосатых тунцов с мощным обтекаемым телом, пеламид с темными спинами и тонкими серыми полосами на белых боках. Между расщелин ныряли медлительные желтохвостые губаны с ярко-красными плавниками и яркими синими точками на темном массивном теле. Поодаль я заметил несколько небольших серых акул – те предпочитали держаться от «Наутилуса» на безопасном расстоянии.
Я провел у иллюминатора несколько часов, наслаждаясь изменчивыми картинами подводного мира. Прозрачные воды и низкая скорость субмарины позволяли любоваться сменяющими друг друга видами и подмечать множество деталей. Огромные каменные глыбы сменялись чистейшим песком, а затем снова нагромождением глыб. Я видел осьминогов, прячущихся в щели при нашем приближении, разноцветных губок, напоминающие кувшины, заросли красных кораллов; обломки кораблекрушений – остовы давно затонувших кораблей, обросшие водорослями. Наконец, воды вокруг нас постепенно начали темнеть, и «Наутилус» поднялся ближе к поверхности. Теперь субмарина шла совсем медленно, будто рулевой отыскивал некое место или дожидался подходящего момента.
Вскоре слева открылся проход, и мы повернули к югу. Вокруг разом потемнело – я понял, что высокие гористые берега закрыли от нас заходящее солнце. Потом в густой синеве зажегся ослепительный свет – «Наутилус» включил прожектор. Электрическое сияние озарило неровное песчаное дно, усеянное валунами, обломками раковин и обрывками рыбачьих сетей, стаи рыб в страхе метнулись прочь – и прожектор погас. Потом снова вспыхнул и снова погас. Моторы заглохли, и субмарина мягко опустилась на дно на глубине около пятнадцати метров.
В какую потаенную бухту мы зашли, чтобы высадить Красновского? Я не мог этого определить.
Вскоре я услышал характерный стук, сопровождающий отделение спасательной шлюпки, и снова все стихло. Я ждал, напряженно прислушиваясь. Синева за иллюминатором медленно угасала, в салоне сгущался сумрак. Сквозь мягкий плеск фонтана смутно пробивались другие звуки – топот ног, обрывки голосов. Вдруг раздалось резкое дребезжание электрического звонка, и, почти сразу – свист насосов, откачивающих воду из балластных цистерн. Через минуту легкая качка возвестила, что «Наутилус» всплыл на поверхность.
Преисполненный любопытства, я поспешил подняться на палубу.
Как оказалось, ночь еще не вступила в свои права – солнце только садилось, и на верхушках высоких прибрежных скал еще горел оранжевый отблеск заката. Мы стояли в небольшой бухте шириной не больше мили. Из вод залива поднимались крутые каменистые склоны – безлесные, голые, покрытые кое-где чахлой растительностью. Западный берег был погружен в глубокую тень и казался неприступным, на востоке скалы немного отступали от воды, открывая узкую полоску пляжа.
Оглядевшись, я увидел шлюпку, идущую к нам от восточного берега. На веслах сидели шестеро матросов с «Наутилуса», но кроме них я разглядел троих мужчин в просторных черных одеждах. По-всей видимости, это и были люди Иоаннидиса, о которых упоминал Стефан.
Через несколько минут шлюпка ткнулась в борт субмарины, и критяне выбрались на палубу «Наутилуса» с ловкостью и уверенностью людей, делающих это не в первый раз. Все трое были одеты в черные просторные штаны, заправленные в высокие сапоги, длинные черные жилеты и рубахи навыпуск, перехваченные на талии широкими красными кушаками. На поясе у каждого висело по паре кинжалов. Платки на их головах, повязанные на пиратский манер, завершали разбойничий облик наших гостей.
Я смотрел на них во все глаза, но ни один из критян не обратил на меня ни малейшего внимания. Старший из мужчин обнялся с Андроникосом и почтительно поклонился капитану Немо, затем они оживленно заговорили по-новогречески.
Вскоре на палубу поднялись Стефан, Кшиштоф и Тадеуш Красновский. Критянин смерил Тадеуша оценивающим взглядом, кивнул и произнес еще несколько слов. Красновский держался спокойно и уверенно – он окинул быстрым цепким взглядом бухту и своих будущих сторожей, потом посмотрел на меня, на капитана Немо, на Стефана – не кланяясь, не извиняясь, но будто стараясь навсегда сохранить нас в памяти. Кшиштоф что-то сказал ему по-польски, тот кивнул, а потом шагнул к критянам и протянул им сложенные вместе руки, как бы предлагая наложить на себя путы. Старший критянин насмешливо улыбнулся и отрицательно качнул головой, а потом жестом указал на шлюпку. Больше не оглядываясь на нас, Красновский запрыгнул в лодку.
Я смотрел, как он уплывает – человек, казавшийся мне то врагом, то другом, то снова врагом. Кем он был на самом деле? И куда приведет его судьба? Пытаясь мысленно заглянуть в будущее, я не видел для Тадеуша спокойной жизни и мирной старости. Огонь, пылающий у него в душе, был обречен сжечь его дотла. Я не сомневался, что он сумеет добраться до Польши и что русский царь обретет в его лице упорного и беспощадного врага. Закончит ли Красновский свои дни на эшафоте, сгниет ли в тюремной камере, или ему посчастливится погибнуть в бою?
Через четверть часа шлюпка вернулась, и я спустился вниз, в свою каюту. На душе у меня было легко и спокойно – впервые за много недель. Я чувствовал, что мы победили – не только полковника Спенсера с его изощренными интригами, не только британскую военную машину, но и самих себя. И вторая победа виделась мне много драгоценнее первой. Команда «Наутилуса» прошла искушение бунтом, но сохранила верность капитану Немо. Стефан не предал его, не предали и матросы. Капитан Немо смог смирить мстительную ярость в своей душе и все-таки отпустил Красновского. А я? Разве я не шагнул в пропасть, доверив капитану жизнь Тадеуша и свою совесть?
Я слушал мягкое урчание моторов «Наутилуса» и тихий плеск морских вод, струящихся вокруг корпуса субмарины, и эти звуки наполняли меня ощущением простора и счастья. Подводный корабль больше не казался мне холодной и неумолимой машиной, в нем словно билось сердце, и мое сердце билось вместе с ним. Я больше не был чужим здесь, не был случайным пленником, прикованным к борту одной лишь силой обстоятельств. Будущее лежало в тумане, я не знал, что принесет завтрашний день, но для меня не было ничего желанней и правильнее, чем находиться именно здесь и сейчас.
Конец
-
-
25.06.2016 в 15:13-
-
25.06.2016 в 15:34Да, "внутреннего мира" героев у Жюля Верна действительно иногда не хватает, потому и пишем
-
-
25.06.2016 в 15:36-
-
25.06.2016 в 15:41natoth, предвкушаю
А на богатом внутреннем мире своих героев Жюль Верн прямо скажем не концентрируется
-
-
25.06.2016 в 15:51Осталось это все отбетить и выложить куда-нибудь в спокойное место типа фикбука или АО3.
Stella Lontana, залегла в засаде
-
-
26.06.2016 в 02:56-
-
26.06.2016 в 10:15Это – вторая часть трилогии, будет еще и третья. История с Тадеушем Красновским закончилась, но с полковником Спенсером – нет
-
-
26.06.2016 в 20:51-
-
26.06.2016 в 22:07У меня последний абзац как раз вызывал сомнения – не слишком ли много пафоса
-
-
26.06.2016 в 22:28-
-
26.06.2016 в 22:44-
-
27.06.2016 в 00:25А Жюль Верн, бедолага, пускай тихо курит в сторонке, раз не додал читателям "внутреннего мира героев"
Кериса, глава заканчивается очень красиво
С нетерпением жду продолжения!!!
-
-
28.06.2016 в 14:01Чтобы писать продолжение, надо интригу в голове выстроить, а с этим пока не очень. Но может, к осени соберусь. Сначала хочу довести до ума "Черного тигра" и внести несколько небольших поправок в "Колесницу". А то у меня профессор Аронакс не приходя в сознание курить бросил, а так не бывает
-
-
13.07.2016 в 01:18-
-
13.07.2016 в 22:20Насчет вканонности... "Колесницу" я старалась писать, подделываясь под стиль Верна (уж не знаю, насколько удачно это получилось), но на "Черном Тигре" я с этим завяла. И если в тексте все-таки что-то осталось от верновского слога, то это здорово
Никак не соберусь вычитать и отдать бете вторую часть. В голове уже третья часть булькает
-
-
31.10.2016 в 11:07Просто ну оооооооочень хочется дальше историю почитать! )))
Надеюсь вдохновение тебя не покидает. На всякий случай машу помпонами и нагоняю тебе писца!
Кстати, с днем рождения тебя!
Ты удивительный автор - внимательный к читателям, отзывчивый и пишешь лучше Жюля Верна
Неугасимого горения тебе по любимым канонам, стопятьсоттыщ комментов и толпу благодарных читателей в карму!
-
-
31.10.2016 в 23:10Такой читатель, как ты – отрада для любого автора
По правде говоря, пока ничего не пишется
-
-
31.10.2016 в 23:40-
-
01.11.2016 в 01:17Пусть реал тебя поменьше мучает и больше приносит радости. И чтоб творчества в жизни было столько, сколько ты сама себе пожелаешь. А читатели тебя всегда ждут!
-
-
01.11.2016 в 03:09-
-
01.11.2016 в 11:11В тяжелые жизненные периоды, когда все валится из рук, а кое что и на голову, очень помогает знать, что вы есть и что вы про меня помните.
Обещаю как только, так сразу.